* * *

Без черного нет белого.
Без горького нет сладкого.
Что ты теперь поделываешь,
Сладкая моя ягодка?

Милая, недоступная,
Ты ничего не спрашиваешь.
В звоне желанья хрупкого
Силы мои погашены...

Вылившись в неизбежное,
Нужно ль себя обманывать?
И хорошо, что прежнее
Не возродится заново.

* * *

Почему-то верится и снится:
Все равно ты вспомнишь обо мне.
И придешь, и скрипнет половица
На пороге в жуткой тишине.

Подойдя без шороха и тени,
Обдавая тающим теплом,
Ты ко мне присядешь на колени
И забудешь думать о другом.

Позабыть, простить и рассмеяться.
Улыбнись же, милая моя,
Даже тень умеет улыбаться,
За пятном улыбку затая.

За окошком будет злиться ветер,
Ударяясь в синее стекло.
Нам с тобою после круговерти
Снова станет грустно и тепло.

Оттого-то верится и снится:
Все равно ты вспомнишь обо мне.
И придешь, и скрипнет половица
На пороге в жуткой тишине.

Зеркало

Сон скользит по глазам, и минуты текут, как река,
И одною из них чародейственно бред раскидало.
Я услышал шаги, я увидел: коснулась рука,
Отвела и откинула прочь покрывало.

Это, верно, не я, это чувствовал кто-то иной,-
Это муть из ночи в фимиаме табачного дыма.
Но вошла ко мне ты, и раздвинула сумрак больной,
И незримая тень вдруг раскинулась необозримо.

Тонкий палец к губам, легкой поступью мимо стола:
Ни дыханья, ни шороха, вдруг - прямо в зеркало взглядом,
И за взглядом - сама. Или вправду ты тенью была,
Или только во сне находилась со мною ты рядом...

Но все так же жива ты стояла за синью стекла -
Жизнь моя! Ты же видишь, как я одинок и истерзан!..
Тонкий палец к губам, нежной бровью едва повела.
Что ж, прости, я с тобою, как с тенью, был дерзок.

Но умолкли шаги - это стон или звоны в окне.
Тонкий шорох дождя, или скрипка вдали зарыдала?
Я не слышу ее оттого, что во мне
Верность чувства сплетением дней раскидало.

Оградилась стеклом - что стекло? Эта сфера тонка,
Эта сфера удерживать может лишь только дыханье.
За оконным стеклом так же гордо плывут облака,
Так же резко и властно творится воронье закланье...

* * *

У теплой ночи светлая душа.
И эта ночь совем не виновата,
Что ледяное лезвие ножа
Вошло кому-то
С хрустом
Меж лопаток...

1988 г.

Удел

За ночью - ночь, за солнцем - солнце следом.
За плотью плоть; но песня соловья
Плывет в ночи божественным последом,
Нетленным отраженьем бытия.

Я думал так: "Не требуя удела,
Счастливее мой промысел в одном:
Светлейшая богиня повелела
Мне быть всегда, присутствовать во всём".

1990 г.

С пасхи

В дыме почек зеленом, в тяжелом весеннем дурмане,
Укрывается ива, и жизнью овеян покров,
И едва различимы средь сумерек мягких, в тумане,
Проявляются крыши тяжелых, дородных домов.

Я восстал из уснувших, едва заплескало рассветом,
А над церковью Пасха над кровельным цинком плыла.
Восславляем Христа! И кресты возглашают об этом
Сизым галочным роем. Туманы несут кадила...

Осветляются веси, кармином восток занавешен,
Замерцали луга светом инистых бледных бород.
И вторгается в грудь неуемная весть, что Воскресший,
Вездесущ и незрим, с колокольным каноном грядет.

1991 г.

Осень

Я хочу быть один с этой ночью с глазу на глаз.
Заклинаю: уйдите и бросьте заботливость к черту.
За такую опеку искать благодарности в нас -
Все равно, что прощенья просить у безмолвных и мертвых.

Заклинаю: уйдите, сейчас распадется звено,
Вы растопчете час, вы растопчете ночь, вы растопчете строки.
Там, вдали, за углом, так же мертвенно светит окно,
И по всем закоулкам горят маяки одиноких.

Снова осень горит, снова ночью горят фонари.
Снова ранит сердца воскресающий холод невинно.
И, витая вдоль улиц клочком утонувшей зари,
Тонкий смерч листвяной изгибается, как балерина.

Далее >>