У
Сфинкса тайна на устах, - В какой бы век, и день, и час Он ни взглянул
в глаза людские Вскипает скорбь в его глазах, И пену льют уста немые.
И
уст его не расколоть, И скорби вечной не измерить, В его обветренную плоть Века
вгрызаются, как черви.
Когда планетою пустой Земля поруганная станет, Ему
присудится покой На этой неизбежной грани. Когда до капли кровь стечет И
возродиться не сумеет, Господь ему века зачтет, Века двуногого пигмея, -
За то, что мук его земных Страшнее нет; за то, что тленом Он обойден;
за то, что сны От глаз его бегут смятенно!
Слепой
Скажи мне,
друг, одно лишь только слово: По-твоему я жив? - смешно... По-моему, из
мрака гробового Мне вырваться теперь не суждено.
Я не про свет, который
не увижу, И мог бы жить без радости в глазах, - Я чувствую, я слышу, как
на крышу Косых лучей струится бирюза.
Я чью-то близость чувствую ладонью, Ловлю
затылком твой скорбящий взгляд. Мне жить осталось трепетным одоньем, Всем
тем, что было много лет назад.
Те, кто живет, гоняются за счастьем. Его
сейчас и зрячим не поймать. Звенит в стекло весеннее ненастье Сквозь темноты
лоснящуюся прядь.
Поблекший мир моих воспоминаний, Наивный бред колышется
в мозгу... Как тяжело быть цепью состраданий И делать вид, что жить еще
могу.
Художник
Он стоял в тени, и тени По лицу его змеились, И
морщин усталых русла, Словно змеи на челе.
Что в глазах его я видел, Отзывающихся
тускло На свечей оплывших бденье У мольберта на столе?
Беспросветную
усталость, Гнет досады бесконечной, Груз работы затаенной, Что свершить
не суждено,
Да проклятие ошибок, Обнаженных бессердечно Им, глазам,
чьей силой чудной Воплотилось полотно.
В свет небесный, сонм прохладный, Листьев
утреннюю влагу, В даль и в в холод предрассветный, Всепронзающий туман.
Друг
сказал: "Я весь охвачен Восхитительным ознобом, - Эта утренняя свежесть Ветром
веет с полотна." За сухими камышами, Чье глухое пенье - вечность, Синим
отблеском пугала - И манила глубина.
Обитель
Это будет со мной,
молодым или старым, Будет осень... Мотая словесную нить, Будет плакать перо,
и придут санитары В голубую обитель меня проводить.
За моею спиной свет
останется душен, Тускл и сер, и в ответ торопливым шагам Я им буду твердить:"Преклонитесь,
Я - Пушкин". Но лишь только ковыль приклонится к ногам...
Успокоит обитель
и душу, и тело, И меня повстречав, улыбнется сосед, В простыне, словно в
греческой мантии белой, И застенчиво скажет, что он Архимед.
Это будет
со мной; по тенистой аллее Мы пойдем рука об руку, и разговор О высоких
материях не тяжелее Будет нам оттого, что мы здесь с этих пор...
1990
г.
Отшельник
1
Живу вдали от всех, в живых истоках Бегущих,
чистых и туманных рек. И в тишине Всевидящее Око Высокой целью озаряет век... Я
претерпел себя. Здесь одиноко, Но одинок с рожденья человек!
Встаю с
рассветом. Свет по синим окнам Бежит волной. Я выйду на порог. Туманов млечных
вьется горний локон, И дивный свет пронзает темный лог. Он порожден в источниках
востока. Так с первых дней благословен восток!
2
Моя тропа уходит
к перевалам. День не окреп, но я уже по ней Бреду. И лес зеленым покрывалом Скрывает
суть моих безмолвных дней. Мне некому подвигнуть оправданье, И вздох мой
тайный канет у теснин. Прими мое блаженство и страданье, Мой Отчий Бог,
Пресветлый Дух и Сын!
1990 г. (от 16.04.91 г.)
Плач
Ну что
с того, что так я одинок, Зато ничьих устоев не нарушу. Уже в июне скошен
мой цветок, И шмель напрасно над поляной кружит.
Взойдет ли стон, и
вырвется ли крик, Не будет внят никем из шумной стаи. О, плоть моя, сгори
и растворись - Я не виновен в том, что неприкаян!
Я не обижен в тихости
своей, И, отупев от взглядов равнодушных, Я с каждым днем грустней, и тяжелей От
праздной силы, вечно рвущей душу...
И.А. Богомоловой *
* Она была его учительницей русского языка и литературы
Вы знаете?
Когда скрипит перо, Бумага киснет, свертываясь в строчки, Из рукописей сложенный
чертог - Един приют такому одиночке.
Что дать тому, кто видит этот
свет Бесстыдно обнаженными очами, Кто волком дня боится, как тенет, И
безраздельно царствует ночами?
Кто, видя скупость жизненных даров, Кощунствующе
с нею не мирится? Вам, усмотревшей средь дневных трудов, Благословившей
сонную десницу,
Пусть будет благодарностью моей Все то, что Вы высоко
оценили, - Исчадия полуночных теней, Глухих ночей мистические крылья.
С
больших глубин поднялась эта муть, И благо, что от сердца не дано Вам Сорвать
покров, войти и заглянуть В горнила, порождающие Слово.
Но долженствует
и грядет Ответ! Пройдут года, и в том, что Волей Божьей Из тьмы страниц
моих польется Свет Виновны Вы, приведшая к подножью.