Андрей Шипилов

- Три эскимо, без сдачи. Спасибо!

В молодости и мороженое вкуснее.

По проспекту Ленина, вернее по его разделительной полосе - широкому пешеходному бульвару идут три веселые девушки-подружки. Весело и беззаботно едят мороженое. Всех троих одинаково зовут. Вернее, имя у них одно и то же. Но различать то как-то надо, верно? Вот потому: одна в кругу друзей - Таня, вторая - Танечка, а третья, та, что пониже, - Танюша. Пробовали, было сначала по-другому: Таня-1, Таня-2, но получалось как-то глупо, по казарменному. Как в авиации. Эдька предложил, постепенно прижилось, и теперь даже к доске так вызывали: Танюша. Или Танечка - это, смотря в какое место в журнале попадет учительский палец.

Все трое учились в техникуме. В одной группе. На занятиях сидели в правом ряду, за третьей и четвертой партой. Да и за школьными дверьми - они постоянно вместе. Не разлей вода подружки.

Жизнь - простая, веселая и понятная.

У Танечки была старшая сестра, Наташа. По средам они собирались вчетвером у Тани дома, и пили вино. Танина мама, милая тетя Лида, смотрела на это сквозь пальцы: пусть уж лучше дома, чем "где попало". Да и сколько они пили? Бутылку. Но в головах все равно непривычно кружилось, окружающее набирало красок, и все было очень, очень смешным: и учитель физики, и эдькины угри и колокольчик мусорки, тускло звонящий сумрачными вечерами в пыльных дворах. Вечером они шли на танцы. В высоченных белых сапогах с больно стягивающими икры голенищами, на твердых каблуках-платформах. В техникум в такой обуви ходить нельзя.

Все у них было похожим: и прически, и оценки, и туфли, и осанка (Танька, не сутулься! - Я?! Сама не сутулься!..), и мечты. Мечтали о сладком и круглом, как воздушный шар, будущем. О большой любви, о детях, о каракулевых шубах, хрустале и турпоездках в Югославию. Будущее не заставило себя долго ждать.

Пролетели годы учебы, и началась трудовая жизнь. Совсем другая, совсем взрослая. Видеться стали, конечно, реже. Раза два в неделю: вечерком как-нибудь, после работы и на выходные.

Появились мальчики. Постепенно мальчики перевесили все остальное и сделались мужьями. Свадьбы игрались громкие. С поездкой на белых "Волгах" в аэропорт и на левый берег мощной реки, с гудежем до утра в ресторане.

Танюша вышла за высокого, крепкого парня в погонах младшего лейтенанта милиции. Звали его Васей. У Васи были пистолет, два золотых зуба и моторная лодка "Казанка". И все им завидовали. Летом дружеской ватагой плавали отдыхать на дикие острова. Разбивали палатки, удили рыбу и жарили шашлыки. Варили уху, пели песни у костра и пили водку. Выпить Вася был не дурак.

Через полтора года и Танечка примерила фату. После облетевшей спелым одуванчиком первой платонической любви (предмет воздыханий уехал в Киев) Танечка долго грустила и никого не замечала. Когда очнулась и огляделась по сторонам, оказалось, что жизнь идет своим чередом. На одной из вечеринок к ней подсел старый знакомый, только что вернувшийся из армии. Как подсел, так потом и не отходил. Был он хоккеистом. Играл за сборную города. Играл хорошо, и выделили ему мотоцикл "Ява". Девчонок он катал по очереди. У Танюши тоже был свой день - четверг. Постепенно неделя стала складываться из сплошных четвергов.

Свадьбу играли поздней весной, когда цвела сирень. Сиреневого же цвета был пиджак у жениха. С его стороны было так много гостей - пришла вся хоккейная команда, да еще с подружками - что пришлось выносить из кухни в танцевальный зал дополнительные столы. В кафе "Юность" был заказан специальный ансамбль с электрическими гитарами и огромный торт в форме сердца. Шампанское лилось рекою.

А вот Тане как-то не везло с мальчиками.

Даже странно. Дурнушкой вроде бы никогда не была: самая высокая из тройки подружек, волосы густые, локонами, грудь большая, да и глаза - что два блюдца.

Был, правда, вроде один, Витя. Сослуживец. Повадился даже провожать. Вроде - ничего парень, симпатичный. Собирал вырезки из "Техники молодежи". Танки там всякие, самолеты. И в электромеханике разбирался и на лыжах по воскресеньям вдоль набережной бегал. В такой смешной шапочке, с бумбончиком на синей нитке. Но ухаживал он как-то неактивно. А потом и вовсе перестал.

Да Таня, честно говоря, и не расстраивалась особо. Не такой ей любовь грезилась... А какой? Она сама еще толком не знала. Но уж точно - не в шапочке со смешным бумбоном. И только танина мама, милая тетя Лида, по вечерам сидя в глубоком кресле, нет, нет, да поглядывала поверх очков в сторону дочери и театрально глубоко вздыхала: охохонюшки-хохо. Таня же делала вид, что не замечает этого, откладывала на столик в шпагат книжку Стругацких обложкой наверх и шла в кухню ставить вечерний чай.

У подруг пошли дети. Совсем голова кругом. У Танюши - Славик, у Танечки - Артемка. Обе рожали в феврале. Холод, вьюга, темень. Мужья - под окнами роддома с красными гвоздиками и носами в два голоса орут: "Та-ня! Та-ня!" Потом испуганно переглядываются и тут же, поправляясь: "Та-ню-ша! Та-нечь-ка!" Бледные роженицы в казенных розовых халатах устало, но счастливо улыбаются и медленно выводят по морозным узорам окна вывернутые наизнанку буквы: спа-си-бо... В отделении карантин и никого не пускают. Славик был темный, как цыганенок, а Артемка - неестественно белокожий. Нянечки называли их "дружбой народов".

Хлопот с детьми - только успевай. Артемка постоянно болел. И даже после того, как кончился декретный, Танечка на работе появлялась редко - сидела с ним на больничном. Мальчик рос очень тихим и подозрительно послушным. Вот только дышать на улице носом никак не хотел.

Славик все время кричал и у него от натуги вылез пупок. Танюша вместе с Васей ездила в отпуск в Ригу, к его родителям показать сына. Вернулась быстро и ничего не рассказывала.

Безумной бесплотной птицей летели годы.

Душное лето сменялось душной осенью. Потом как-то разом холодало, и воздух становился звенящим и прозрачным. Листья в парках шуршали и пахли пылью. Выносить мусор в тапочках уже было холодно. Потом выпадал первый робкий снег. И земля, казалось, была ему несказанно рада.

Наступали праздники. Все шумно ходили на демонстрации. Веселые, нарядные, пили из горла коньяк и что духу кричали: "Ура-а-а!.."

Зимой, темными вечерами, нужно было торопиться домой. Короткими, куцыми шажками, чтобы не упасть, сдуваемые ветром с ледяных катков улиц, втягивая голову в поднятый воротник, бродили по городу темные тени. Полноправная хозяйка ночи, белая конница поземки, проносилась у них между ног. Глухим колоколом монотонно бился вывешенный в сетке-авоське, словно в наказание, из форточки в камень замерзший кусок мяса.

Приближался очередной Новый год. Признаки его наступления видны были повсюду. На улицах продавали апельсины и шампанское, мужчины, пыхтя, вкарабкивались на задние площадки автобусов с густо пахнущими елками, на балконах стройными рядами, на радость ошалевших синиц, выстраивались армии пельменей. В квартирах пахло женскими духами и салатами оливье.

Бой московских курантов из черно-белых телевизоров смешивался со звоном хрусталя: "С Новым годом! С новым счастьем!" Потом все теряли голову, дружно пили и ели, густо и вонно курили на лестничных площадках, поздравляя выходящих из двери напротив соседей и незнакомцев, танцевали и целовались в ванных комнатах. Под ногами носились ни за что не желавшие ложиться спать дети.

С ненавистными ручьями во дворах, опадшими сугробами и кучами прошлогоднего мусора приходила весна. Дворы постепенно высыхали, очищались субботниками и начинали зеленеть. Дети приносили домой из школы "на подпись" табели с годовыми оценками. Кто счастливый, в предвкушении давно обещанного велосипеда, кто, опустив бестолковую голову.

И опять приходило душное лето.

И так из года в год. Дети росли, морщин прибавлялось, мужья запивали.

Встречались подруги все реже. В основном только по праздникам. Иногда убегали из домашнего круговорота, от мужей, на кухню к Тане. Пили кагор, курили болгарские сигареты и делились новостями. Уходили поздно, сначала заходили в комнату к тете Лиде пожелать спокойной ночи. Обещали вытащить Таню на какую-то очередную вечеринку: день рождения, прибавка к зарплате, отпуск, покупка автомобиля - да мало ли поводов. Потом и вправду звонили. Но Таня чаще всего отказывалась, оправдываясь мигренью, отсутствием настроения или платья, болезнью мамы, еще чем-нибудь.

Она гуляла перед сном с собакой, много читала и долго не могла заснуть. За стеной во сне кашляла мама, в кухне неожиданно включался и начинал гудеть холодильник. Было жарко и душно.

Таня ложилась поверх одеяла, долго смотрела в потолок, на шевелящиеся тени веток, потом закрывала глаза и думала о том, где ей взять любимого.

Рядом, справа, опускалось на кровать одиночество. Оно обнимало Таню прохладной прозрачной рукой и тихонько вздыхало. Таня не спеша открывала глаза, снимала с себя эту ненавистную руку, шла на кухню и выливала себе в стакан остатки кагора. Потом возвращалась в комнату и снова ложилась. Ей представлялись горячие ласки любимого человека. Крепкие объятия и вкусные поцелуи. Таня вся изгибалась, потом вытягивалась струной, с силой зажимала подушку между ног и, зажмурившись, беззвучно плакала.

Потом случилось несчастье. За какой-то проступок танюшеного Васю разжаловали, сняв с погон капитанскую звездочку и записав в личное дело строгий выговор. Вася не выдержал и застрелился. Из охотничьего ружья тестя, на даче. Тело было обнаружено в одном сапоге - большим пальцем правой ноги он нажимал на курок. Оказалось, что в последнее время крепко поддавал. Хоронили Васю в закрытом гробу. Без милицейских почестей и салюта. Танюша сразу сильно осунулась и постарела.

Годом позже развелась Танечка. Благоверный ее к тому времени забросил хоккей. Здоровья было под достатком, и он устроился на комбинат, на вредное производство. Получал бешеные деньги. Домой приходил поздно. Уставший, съедал две тарелки борща, тридцать пельменей, пол торта, ложился на диван и через сорок секунд начинал похрапывать. В один прекрасный день Танечка собрала вещи, одела сына и ушла жить к маме.

Изо дня в день, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом... Неумолимо бегут часы: тик-так, тик-так; тонкой струйкой в стеклянной воронке ближе к середине ускоряется жизнь, пролетая центр, не оглядываясь, уходя туда, откуда не возвращаются.

Вроде бы вот вчера - руку протяни - была юность. Все просто, весело, понятно и очаровательно. Постепенно очарование оттирается на второй план повседневной суетой. Потом на третий. И так далее, пока совсем не затеряется в кишащей толпе других жизненных страстей и ощущений.

Вот мелькнула ее светлая головка справа от привычки, вот сверкнуло, было - Смотри! - голубыми глазками чуть дальше в толпе возле чувства долга и пропало совсем, оглянувшись на прощание пустым, равнодушным взглядом, держась за руку с усталостью. Прощай... Прощай, очарование... Жизнь без тебя будет пустой и черно-белой. Дни похожи друг на друга, как карты в колоде рубашкой кверху. И нет уж сил их переворачивать, отличая даму от десятки. Да видно так должно быть. Таков суровый закон: отцвел, отплясал на ветру - уходи. Уходи, уходи, не мешай...

И Таня уже было собралась уходить. Шутка ли: без малого сорок за плечами. Прошла молодость. Какая уж была, пусть невостребованная, пусть простенькая и серенькая, с вечерами дома и слезами в подушку, но своя. Пришла пора перебираться на балкон, уступать места в партере жизни молодым и бойким. У них звонче голоса, сильнее ноги, свежее дыхание, ярче ногти, короче юбки и больше, на порядок больше времени в запасе.

О не пережитой любви Таня жалеть почти перестала: видно так уж на роду написано. Как вдруг ...встретила. Да, да, не поверите! Встретила и влюбилась без памяти. Звали его Сергеем. И пришел он работать в отдел Тани начальником. Приехал из другого города: перевод из "почтового ящика".

Такое бывает только в кино. И редко, ужасно редко - в жизни.

Сергею было сорок три. Высокий, крепкий мужик с долгими, глубокими залысинами, пробивающейся сединой на коротких висках, умными, всегда улыбающимися глазами, не по годам белозубой улыбкой и вечно чистыми ботинками. За плечами у него было два высших образования, неудачный бездетный брак, несколько лет работы в закрытом НИИ и пол года в гипсе после неудачного восхождения где-то на Памире - Сергей был альпинистом. Да и не только.

Он был идеалом. Во всяком случае, в глазах Тани. Стройный, физически совершенный, умный, веселый, тонко чувствующий, ранимый, нежный. Душа компании, любого перепьет, любого переспорит, перепоет на гитаре, если надо дать в морду - даст. Высокая зарплата и кофейного цвета "шестерка". Это был идеал. И-де-ал. И вдвойне странно, почему этот идеал обратил внимание именно на Таню. Ведь в их отделе было множество одиноких и незамужних женщин и помоложе и, чего уж греха таить, покрасивее Тани. Да, что там отдел... С его то, Сергея, образом жизни, общительностью, данными и новой квартирой в престижном доме, которую ему сразу дал завод - одно из условий переезда?.. Сам бог велел, как говорится. Однако вот, выбрал Таню... И следов пребывания других женщин у него дома она, как ни искала, найти не могла.

Через пол года они поженились. И оба были на седьмом небе от счастья и без ума друг от друга. Никого не замечая, в обнимку они приходили на работу. И даже самые злые языки в их отделе и за пределами оного замолчали. А что обсуждать то? Что? Такого ведь не бывает!..

Началось счастье.

Сергей в корне поменял танину жизнь. Во всех отношениях. Дом стал полной чашей. Постоянно - друзья, гости, ни минуты на месте, ни минуты тишины. Каждые выходные - рыбалка, горы, лыжи, походы, любовь на природе... Каждый отпуск - Крым, Алтай, Кисловодск.

Таню Сережа не просто любил. Или уважал. Он ее боготворил. И если бы она умела молиться, то все свободное время наверняка стояла бы на коленях в церкви, благодаря всевышнего за посланное ей Счастье. Но в бога Таня не верила, а потому молилась на Сергея, сдувая с него пылинки.

По ночам, прильнув к спящему мужу, к его мерно поднимающейся и опускающейся груди, Таня долго думала, чем же она заслужила такую сладкую-сладкую долю. И боялась еще о чем-нибудь просить судьбу. Вдруг рассердится? Но просить было нужно. Хотелось ребенка. А забеременеть почему-то все никак не получалось.

Безуспешные пробы продолжались уже с пол года. И Таня решилась сходить на прием к специалисту. Оказалось, что все очень плохо. Очень. Что у нее все естественные процессы прошли почему-то удивительно быстро и что лечение, похоже, уже ничего не даст, и что детей у нее никогда не будет. Доктор прямо так и сказал: "Детей у Вас никогда не будет..."

Какой ужас! Почему! За что?.. Таня еле дошла до дома. Упала на кровать, завернулась в покрывало и выла, как волчица. Вернулся с работы Сергей. Она ему все рассказала. До самой темноты они так и просидели на кровати, обнявшись. Ночью, сквозь сон Таня слышала, как Сережа несколько раз вставал и уходил на кухню курить. Она боялась встать. Ей было ужасно больно и почему-то стыдно за себя.

Через два месяца они взяли из Дома малютки трехнедельного здорового мальчика. С зарплатой, рекомендациями, и связями Сергея проблем с усыновлением не было. Все формальности оформили за неделю. Мальчишку назвали Вовой. Друзья толпами валили к ним в гости, чтобы посмотреть на малыша и поздравить счастливых родителей.

Владимир Сергеевич рос не по дням, а по часам. Таня вся вымоталась, но улыбка не сходила с ее уставшего лица. Временами ей казалось, что Вовка даже чем-то похож на Сергея.

И снова залетали над Таней улыбающиеся ангелочки. Снова не знала она, как благодарить судьбу. Снова, засыпая в обнимку с Сережей на широкой супружеской кровати, она во сне улыбалась.

Дни покатились своей привычной чередой. Молочная кухня, дневные прогулки с коляской, чтение в парке, ужин для мужа и колыбельная для сына.

Все так же тени бродили ночью по потолку, все так же недовольно урчал на кухне холодильник, но прозрачная тень одиночества уже не появлялась в Таниной жизни.

Сергей быстро продвигался по службе. Под Новый год они переехали на новую квартиру. Трехкомнатная. Прямо хоромы. В дальней комнате, соединив ее с кладовкой, Сережа оборудовал настоящий маленький спортзал: кольца, шведская лесенка, турник, два каната и велотренажер. Чем старше становился сын, тем больше Сергей проводил с ним времени. Таня не могла нарадоваться, но мужа подругам не хвалила - боялась сглазить.

Все лето она провела с Вовкой в деревне, в горах. Сергей дешево купил там дом. На каждые выходные он приезжал к ним. Ягоды, грибы, варенья, соленья - Таня узнавала новую жизнь. Сережа по утрам громко, с удовольствием, с криком на выдохе, размашисто колол дрова. Сын смотрел на него, как на бога. Всю неделю не мог дождаться очередного приезда папы и готовил ему подарки: поделки из шишек, веток и яичной скорлупы.

Вова рос не по годам крупным и сильным мальчиком и на свой пятый день рождения получил в подарок маленькие конечки, форму и клюшку. Через пару месяцев, в сентябре, Сергей отвел сына во Дворец спорта и познакомил его с детским тренером по хоккею, своим другом.

Наступила зима. Зиму Сережа любил больше, чем лето. Каждые выходные всей семьей они выезжали на лыжную базу. Там весело и с пользой проводили время. Дружили семьями с его однокашниками с институтской скамьи, такими же загорелыми жизнелюбами, как и он.

В феврале Сергей поехал с друзьями на рыбалку. Хотел взять с собой Вовку, но тот как назло немного подпростыл. Уговаривать мать отпустить его было бесполезно: нет и все!

Там это и случилось. Причем как-то уж очень глупо. Машина просто ушла под лед. Погибли все четверо. Никто не выплыл - в этом месте озеро глубоченное. Водолазы вытащили их только через неделю.

Таня слабо понимала, что произошло. Не верила. Даже после похорон. Ходила в каком-то амоке, заговаривалась, задыхалась от плача, а то и наоборот: беспричинно громко и страшно смеялась. Дома постоянно дежурила ее старая мама и кто-нибудь из подруг. Вовка не понимал, что творится с матерью, и не знал, как ему себя вести. Его не пустили на похороны, но он чувствовал, что с отцом произошло что-то страшное, и что он его больше никогда не увидит. Тем не менее, постоянно спрашивал мать, когда приедет папа.

Месяца через два Таня более или менее пришла в себя. Снова наладился сон, она перестала принимать психотропы и вышла на работу.

На майские умерла мама. Но Таня была как-то неуместно не тронута этим. К удивлению окружающих, она не плакала на похоронах, удивительно спокойно и четко все организовала. Пользуясь старыми сережинами знакомствами, выбила для матери хорошее место на кладбище и дешевый памятник из нержавейки. Музыканты получили по куску горячего картофельного пирога и пол ящика водки. "Выпейте, ребята. За помин души", - очень холодно и безучастно сказала Таня. Они аж поежились. Накормив на сорок дней соседей рисовой кашей и отправив Вовку в пионерлагерь, Таня уехала в Ярославль. К двоюродному брату, которого не видела восемь лет.

Вернулась только на месяц. Спешно продала квартиру, дом в деревне, машину и недостроенный кооперативный гараж. Мебель и всякое барахло раздала знакомым. Выписала Вовку из школы и спортсекции. Купила бутылку кагора и просидела молча с Сережей на кладбище целый вечер.

На следующее утро Таня с сыном улетели.

Она больше не вернулась в город, в котором родилась и прожила три четверти жизни. В город, который любила. В город, в котором любила.

Прошло уже много лет. Таня живет и работает в Ярославле. Ей очень помог двоюродный брат Антон. Он - крупный предприниматель. Из "новых". Занимается, кажется, нефтью. Одевается Таня всегда строго и выглядит очень хорошо. Ее сын, Вовка, в этом году заканчивает школу. Он играет в хоккей в молодежной сборной команде "Торпедо". Тренер его очень хвалит. Да Вовка и сам знает, что не просто гоняет шайбу, но умеет играть. Собрался поступать в педагогический, на "Физическую культуру"; "дурфак", так его там называют.

За могилами Сергея и тети Лиды следят друзья. Там всегда чисто.

Уже почти три года, как умерла Танюша. Вернее ее убили. Дома, в пьяной драке. После гибели Васи она еще трижды была замужем. И трижды неудачно. С последним мужем они пили на пару. Пили плохо, страшно, в пустой квартире. В ее изнасиловании и убийстве подозревали сына Славика. Но экспертиза подозрения сняла.

Танечка замуж больше не выходила, одна вырастила сына и работает все там же, на заводе, куда пришла по распределению после техникума. Они с Таней иногда переписываются.