Ева Морозовская

Ты теперь моя, навсегда моя!
Ты молчишь, и я улыбаюсь, Мария...
"Король и Шут"

Он опять был пьян. "Ничего, - думала я, прижимая к своей груди его голову, с полуоткрытым во сне по-детски беззащитным ртом, -ничего". Вот он, мой любимый, он со мной, у меня в руках, на моей груди, в моей постели. Как я ценю эти редкие мгновения, когда он со мной. Он непоседа, повеса, он переменчив, как флюгер в бурю, его невозможно удержать более нескольких минут на одном месте. Так что, то, что он пьян, это даже здорово. Это заставило его провести со мной почти целую ночь. Обездвижило, стреножило в моих объятиях. Как хотелось бы никогда его не отпускать и пусть вечность течет рекой мимо, ручьем проливаясь в никуда, пусть пройдут наши жизни - вот так, когда мои руки ерошат его непослушные густые волосы, а его дыхание задает ритм моему сердцу. Как странно любить человека больше себя, больше всего в жизни, больше и больше день ото дня - и получать его лишь на краткие урывки, клочки времени, скомканные, как черновики неудавшихся стихов...

Я всегда жду его, на плите вечный завтрак, обед, ужин, в чашке, накрытой салфеткой, размешаны кофе с сахаром, так, как он пьет: две на две, только кипятка долить, и иногда - коньяка, когда у него особенное выражение лица.

Я терпелива. И когда попутный ветер наконец заносит его домой, сюда, ко мне, в гавань, на его персональный причал, где неизменны тепло и любовь мои к нему, я просто тихо счастлива.

Я не знаю, где он проводит свои дни, с кем - ночи, чем он живет, что волнует его. Я боюсь думать, что там, за стенами нашего дома - его жизнь, его настоящий смысл. Мне временами жутко от того, что я не знаю, вернется ли он сюда еще когда-нибудь. И все же я всегда продолжаю смиренно ждать. И он всегда возвращается...

Конечно, ведь здесь - его дом.

А я - его порт приписки. Его родина. Его горика.

Потрясающие ощущения пронизывают меня, когда я всего лишь смотрю на него. Его черты, линии, изгибы, его цвет. А если прикоснуться! Бархат его кожи, жар тела, мягкость губ, упругость мышц... Это просто необъяснимый каааааааааайф!

Любимый пошевелился, потянулся, не открывая глаз, нащупал мою грудь...ой, я совсем потерялась, не могу больше подумать ни одного слова, проваливаясь и улетая...меня затягивает в вихрь!

... Он свалился с меня на бок, все так же не раскрывая глаз. Поцелуй меня, любимый, поцелуй хоть разок, хоть мимолетно, чмокни в щечку, или прошепчи что-то, или подай какой-нибудь знак, что тебе хорошо. Хорошо было со мной только что. Ну хоть что-то, хоть междометие. Или прикоснись к моему лицу кончиками пальцев. Ну, господи, пожалуйста, заметь меня!

- Дорогой, ты любишь меня? - я знаю, что этот вопрос не оставит его безучастным, если он хоть сколько-нибудь в сознании, но мне все равно сейчас, пусть сердится, пусть ругает меня, пусть кричит - лишь бы обратил на меня внимание, лишь бы показал, что замечает: я рядом, я живая. Я - живая, в отличие от постельного белья или посуды.

Он гневно распахнул глаза и с размаху ударил меня по лицу.

- Не смей задавать мне такие вопросы! Ты же знаешь, как я ненавижу выяснение отношений! Ты всегда не вовремя открываешь рот и портишь все утро, мышовка!

Мне было больно, губа оказалась разбита, и я чувствовала соленый привкус во рту. Но даже сквозь выступившие слезы я улыбнулась: мой любимый обратился ко мне. Я ведь так этого хотела.

Это вывело его окончательно. Моя улыбка всегда расстраивает его, когда он не в духе. Он столкнул меня с кровати, встал сам, поднял меня за волосы и ударил коротко поддых. Я захлебнулась слезами и вдохом, перед глазами потемнело. Скоро пройдет, если только он не ударит еще раз. А он ударил...и еще...

И тогда в моей голове открылся залитый светом экран с очень контрастным черно-белым изображением. Там были мы, такие, какими мы никогда не были на самом деле: счастливые оба одновременно, смеющиеся, близкие. И я поняла, что надо сделать. И что надо это сделать прямо сейчас.

Моя рука легла на край столешницы, и я закрытыми глазами со слипшимися от крепко соленых слез веками, увидела рукоять ножа, на которой сжимались мои пальцы.

Я ударила два раза. В живот и в основание шеи - надключичную ямку. Бульканье, хрипы... и через долгое время - тишина. Я ведь умею ждать.

Не открывая глаз, но видя всю комнату, будто бы сверху и очень ярко, я взяла любимого на руки (он ведь такой стройный, изящный, легкий, что даже я могла бы носить его на руках, если бы он позволял), и положила на кровать. Потом устроилась рядом, слизнула стекающую вниз через его маленький темный сосок тонкую струйку крови, и, положив голову любимому прямо на теплую дырку в животе, заснула очень счастливым, цветным и волшебным сном.