Любимый город
(маршруты)

.... в самом начале шестидесятых годов, лет в 13 - 15, я начал открывать для себя родной город... Нельзя, прожив всю жизнь в Ленинграде не вспомнить о его любимых и заветных местах, ведь именно Питер формирует в человеке, родившемся в этом городе совершенно особую сущность, которой нет и быть не может в жителях других городов. Неважно, благополучным ты стал человеком, или отпетым уголовником, но совершенно определенный, ленинградский, питерский шарм остается на тебе, как несмываемый след чего-то светлого, цивилизованного, немного таинственного и загадочного...

Поразительно, но к ленинградцам в те времена в любой точке России относились несколько иначе, чем к выходцам из любых других мест, особенно из Москвы. С каким-то внутренним уважением, что ли. Чувствовали этот особый отпечаток нашего города...

И тут опять прошу прощения за занудство, но, вспоминая, я возвращаюсь на любимые места и снова как-бы прохожу по ним, чего не смогу наяву сделать уже никогда...

Жил я тогда с родителями в маленькой квартире на втором этаже двухэтажного деревянного домика с печным отоплением на Выборгской стороне, практически в парке Лесотехнической академии

Итак, у меня появилось несколько маршрутов по Ленинграду. Я уезжал на них всегда один, как правило, по вечерам, и обычно в период с весны до осени, так как для зимы эти маршруты не подходили На вопрос отца или матери,: "Куда?" отвечал всегда коротким "На маршрут!". Родителям этого было достаточно, чтобы не волноваться...

Главный , самый романтический маршрут был таким: я от своей Новороссийской улицы на старом скрипучем 47-м автобусе, которого приходилось, порой, дожидаться минут по двадцать (тогда это считалось ну ооочень долго), доезжал до Финляндского вокзала. Остановка была напротив метро, у выхода, что на улицу Лебедева. По Лебедева я шел до Литейного моста, затем поворачивал направо и по Пироговской набережной мимо Военно-Медицинской Академии - к мосту Свободы, который сейчас называется Сампсониевским. Перейдя через мост, сворачивал налево, на Петроградскую набережную к "Авроре". Постояв у крейсера, вспоминал его историю и мнился он мне через туман не на вечной стоянке на Неве, а то на длинной волне Тихого океана, то в бою на Балтике. А то видел его пушки на платформах бронепоезда в дни обороны Ленинграда, и грезил, грезил, грезил...

Начальником музея на корабле - филиала Центрального военно-морского музея, был в те годы капитан второго ранга Буковский, тот самый "кавторанг" из солженицинского "Одного дня Ивана Денисовача". Я был немного знаком с ним, и, пользуясь этим, мог подняться на борт крейсера свободно, без очереди. Поэтому, если на маршруте я оказывался не очень поздно, то иногда заходил на крейсер, стоял на палубе у носового орудия и уже оттуда любовался прекрасным зданием Нахимовского Училища.

В те годы в Нахимовское училище ребятишек брали после четвертого класса, и двенадцати - тринадцатилетние малыши в строгой морской форме смотрелись необыкновенно красиво и трогательно. Когда я оказывался здесь в часы "личного времени", то подолгу наблюдал, завидуя, как пацаны в синих х/б - рабочей морской форме, играли на набережной, гоняли мяч, прыгали друг через друга... Старшие в рукав покуривали, спрятавшись за угол. Порой, я прихватывал с собой пачку "Беломора" или сигарет "Памир", называвшихся еще "Нищий с тросточкой" из-за силуэта туриста с рюкзаком на спине и посохом в руках на фоне горных склонов, и угощал их, в надежде познакомится. Я мечтая о море, я пытался оказаться в их кругу. Однако у них был свой мир, куда "всяких штафирок" они, как правило, не пускали...

Только через несколько лет, осенью, во время экскурсии по первому залу Военно-Морского музея - зале истории Русского Флота , которую я проводил, как "активист музея", с группой школьников, я познакомился-таки с курсантом последнего курса Нахимовского училища. Он стал приходить в музей по воскресеньям, а потом несколько раз бывал и у меня дома. Хороший парень был, но убей Бог, полностью вылетело из памяти его имя. Отец его, флотский офицер, служил на Дальнем Востоке - это я помню хорошо. И еще помню, что он всегда был голоден - парень был крупный, здоровый, и училищной нормы ему явно не хватало,. Когда он появлялся у меня, мы всегда подкармливали его впрок... Мы больтали с ним, о чем угодно, но о жизни в училище он молчал, как на допросе. Очевидно, для бесед с посторонними эта тема была раз и навсегда запретной.

Осенью следующего года он поступил, насколько я помню, в Высшее военно-морское училище в Севастополе, и больше мы не встречались.

Спальный корпус Нахимовского училища - мрачное бурое казенное здание без всяких украшений и архитектурных излишеств - располагался на углу Пеньковой улицы и Мичуринской. Вечером роты нахимовцев строились перед "Авророй", делали несколько упражнений по строевой и потом шагали по Пеньковой в спальный корпус. Я как-то случайно, проходя мимо, заглянул в освещенное окно их казармы и впервые в жизни увидел железные двухярусные койки...

Летом, нахимовцы, как правило, на полтора месяца уезжали под Зеленогорск, на Нахимовское озеро, где была училищная база, а потом на месяц их распускали по домам на каникулы. Старшие - отправлялись на учебное судно в Кронштадт, а кое-кто и в Балтийск под Калининградом и проходили там уже настоящую морскую плавательскую практику.

Одно время я мечтал попасть в Нахимовское, но ни по здоровью, ни по зрению этой перспективы у меня не было, и я только облизывался, глядя на них.

Посмотрев с завистью на нахимовцев, я мимо Нахимовского училища доходил до поворота на Петровскую набережной, а затем, свернув на неё направо, минуя зимний Домик Петра, с небольшим садиком за невысокой чугунной оградой, чей-то маленький дворец со всегда запертыми дверями и занавешенными окнами, в котором потом уже был устроен Дворец бракосочетаний, а недавно - офис Представителя Президента по Северо-Западу и мрачный серый дом - так называемый "Дом политкаторжан", выходил на площадь Революции.

У "Домика Петра" тоже, как правило, останавливался, и погружался мысленно в историю Петербурга. Представлял, что нет над домиком защитного "чехла" из красного кирпича, а на крыльцо деревянного убогого домишки, над которым, всегда развевался золотой флаг с черным двухглавым орлом и четырьмя картами в клювах и лапах - Императорский Штандарт, выходил по утрам, потягиваясь, сам Петр Алексеевич, и ждал, пока к пристани - трём доскам на сваях, подадут его личную парусно-гребную яхту. Вскочив в неё, Петр сам, всегда сам поднимал парус и становился к рулю... Яхта шла то на Пороховые, проверять, как там работают люди, то к Адмиралтейству, смотреть, а то и самому строить корабли, то на Яни-саари, Заячий остров, где военачальники Меньшиков, Нарышкин, Румянцев и иже с ними возводили редуты и бастионы Петропавловской крепости...

Подолгу, бывало, стоял я у ограды "Домика", прикуривая сигарету от сигареты ( я в те времена изрядно курил, несмотря на возраст), забывшись, где я, и зачем...

Однако, потом шел дальше. На площади Революции рядом с "Домом политкаторжан" стоит громадный дом сталинской постройки с фасадом, "украшенным" по всей длине многими огромными неохватными колоннами . Говорят, не знаю, правда ли это, что когда дом этот построили, то оказалось, что в окна между колоннами практически не попадает дневной свет и в комнатах, выходящих на фасад, очень темно. Тогда, якобы, кто-то из имевших власть распорядился отдать это здание институту "Ленпроект", который его и проектировал, и инженеры-проектировщики с тех пор работали только при искусственном освещении и портили глаза...

Пройдя мимо музея Революции, что находится в вычурном здании оригинальной архитектуры - бывшем доме балерины Кшесинской, с балкона которого Ленин как-то вещал народу о светлом будущем, и стоящей рядом с музеем татарской Мечети, (хорошее соседство), я добирался до угла улицы Горького и Кировского проспекта и пересекал Кировский проспект в том месте, где сейчас метро "Горьковская". Теперь там подземный переход, а тогда надо было быть очень осторожным... Войдя в сквер, я минут пять, обычно, стоял у памятника "Стерегущему", на который в то время с весны до осени подавалась вода, которая лилась из открытого иллюминатора, создавая иллюзию затопления миноносца.

Затем по скверу же я доходил до моста через Кронверкский канал на остров Яни - Саари (Заячий остров), на котором и стоит Петропавловская крепость. Перейдя через мост к воротам крепости, спускался на берег Невы и под стенами Петропавловки шел вдоль самой воды по пляжу. Если вода в Неве была высокая, то вдоль крепости пройти было уже невозможно, и тогда я проходил на территорию Петропавловки, благо, пускали тогда в крепость бесплатно, и шел по крепостному двору мимо Собора до крепостных ворот, ведущих к пляжной пристани, и уже через них выходил на пляж. Снизу, с пляжа очень хорошо было смотреть на другой берез Невы - Дворцовая набережная в этом ракурсе оставляет незабываемое впечатление...

Некстати, порой, вспоминалось, как в ночь штурма Зимнего, прямо с бастионов крепости трехдюймовые крепостные орудия следом за холостым выстрелом "Авроры" начали прямой наводкой боевыми снарядами лупить по Зимнему дворцу. (Так что не Ельцин первый в России расстрелял правительственное здание, где заседал парламент, а большевики , причем особой художественной ценности Белый дом в Москве не имел никогда, а Зимний всегда был шедевром мирового зодчества и хранителем ценнейших коллекций произведений мировой культуры... Однако большевиков это в тот момент не остановило... Но это, так сказать, экскурс в будущее. Тогда же, ничего "такого", что ожидало нас в этом самом будущем и в страшном сне мне привидеться не могло.) По пляжу через садик я шел к Первому мосту через Кронверкский канал, где всегда стоял дебаркадер пожарной охраны на воде, а потом был поставлен в качестве плавучего ресторана сперва бывший трехмачтовый учебный парусник, "Сириус", а потом - просто ресторан -дебаркадер.

Перейдя на Петроградскую сторону, я по Мытнинской набережной шел мимо общежития, в котором в тридцатых годах жила моя мама, когда училась в Леннинграде, в Историко-архивном институте, и доходил до моста Строителей. Переходил его, и оказывался наконец на Васильевском острове.

По самой Стрелке, по-над водой под Ростральными колоннами, мимо Военно-Морского Музея, любуясь водным простором Невы в самом широком её месте, я медленно шел к Дворцовому мосту. Затем по Университетской набережной - мимо Зоологического музея и Кунст-Камеры, под стенами Университета, мимо Меньшиковского дворца, мимо Румянцевского садика, где на постаменте Колонны написано "Румянцева победам!", мимо величественного здания Академии Художеств, и далее, через площадь Трезини, мимо дома с 29 мемориальными досками, что напротив моста Лейтенанта Шмидта, выходил на набережную Лейтенанта Шмидта... Там, почти у самого моста, где на углу - всегда был общественный туалет ввиде стариной вахтенной будки, (Тоже достопримечательность питерская. Сейчас там, по слухам... "Бистро"! Приятного аппетита, господа), стоит напротив бывшего Морского кадетского Корпуса памятник Крузенштерну. Этот памятнок еще в царские времена гардемарины Морского кадетского Корпуса в день выпуска, а ныне - курсанты Училища Фрунзе - в день Военно - Морского Флота ночью одевают в тельняшку... (Читайте Колбасьева, "Арсен Люпен") Не знаю, сохранилась ли теперь эта милая романтическая шутка- традиция... Памятник этот в войну был тяжело ранен - пробит осколком снаряда! Эта пробоина слева, чуть выше паха Крузенштерна, видна до сих пор.

Затем, медленно двигаясь по самому парапету набережной Лейтенанта Шмидта вдоль береговой стенки, я вдыхал воздух романтики и не отрываясь смотрел на пришвартованные в ожидании ночной проводки под мостами, и просто стоящие у стенки суда и корабли. Я не оговорилсяю Кораблями называются только плавсредства военного назначения, а все остальное, что плавает по морям и рекам - просто судно. И в этих мелких отличиях - прелесть и романтика морской жизни... Как потом у Высоцкого, не штормы, а штормА, не компас, а компАс, не судно, а корабль, и наоборот, не корабль, а судно... Романтика дальних странствий начиналась именно здесь. Здесь уже пахло морем...

Ближе всего к мосту стояли у стенки вечные труженики грузовые "Волго-Балты". Часто их было так много, что суда стояли лагом борт к борту по два и между ними были перекинуты трапы с веревочными леерами. За ними - самоходные баржи, СТ " эстешки), громадные, на треть длинней "Волго-Балтов" "Волго-Доны", наливные "Волго-танкеры" , разные суда специального назначения, корабельная мелочь и никогда - пассажирские суда. Эти стояли всегда либо на Малой Неве на набережной Макарова, ниже Тучкова моста, или у Речного вокзала, что на проспекте Обуховской Обороны, выше Володарского моста...

Напротив монастырской церкви, в которой и тогда, и сейчас находится Глубоководный бассейн Училища Подводного плавания, ибо церковные власти признали водолазную подготовку будущих подводников богоугодным делом, обычно стояли парусники, чаще всего - "Кодор" и "Сириус" - учебные суда Высшей и Средней Мореходки. Капитаном "Кодора" в то время был Сансаныч Аристов., один из опытнейших парусных капитанов, ллойдовский капитан, не раз обошедший на мостике торговых сулов России земнойм шарик и страстный яхтсмен. Приходя на своем Кодоре из рейсов с курсантами., от на следующий же день, вместе с женой прибегал в яхт-клуб, чтобы на маленькой яхточке снова выйти в море и вернуться в родную стихию.

Я занимался с ним в одном клубе. Более того, мы были в одном экипаже у Раймонда Гейденталя, а потом он позвал меня к себе в экипаж на яхту класса "Л-6" 2Дружба", и на его "Кодор" вахтенные частвнько пускали меня и в его отсутствие.. И я подолгу лазал по нему, а если погода была "не очень" - пил с вахтенным на камбузе крепкий "корабельный" чай с черным хлебом и с солью... Там же впервые я увидел уникальную гидрографическую штучку - немагнитную шхуну "Заря", на которой не было ни грамма железа. И дизель английский спецзаказовский, и якоря, и даже цепи якорные были из бронзы.... Латунными были даже обычные булавки булавки, перья для письма. Браслеты от часов и сами часы тоже были немагнитнымр, спецзаказовскими...

Все три - парусника - финской постройки, однотипные трехмачтовики, только "Сириус" - баркентина была - на фок-мачте прямое вооружение, "Кодор" - исландская шхуна - на фоке - один большой прямой парус, а "Заря" - настоящая шхуна, полноценная, с одними косыми парусами на всех мачтах...

Одно время стояла у Горного института и еще одна однотипная с ними, "Вега" - учебное судно Рижской мореходки, а несколько позже - громадная баркентина "Седов", ушедшая потом в Ригу же, и такой же гигант - "Крузенштерн". Теперь, говорят, там стоит иногда парусник "Мир" - победитель десятков международных парусных регат, и легендарный ледокол "Красин"...

Стройные мачты парусников, городо возвышающиеся над Невой в самом центре города всегда придавали Ленинграду морскую романтическую прелесть...

Именно там, на этой священной для меня набережной, а даже не в яхт-клубе и не в Военно-Морском музее, с которыми была всю дальнейшую жизнь связана моя судьба , я на всю жизнь душою заболел морем, правда, к сожалению, безрезультатно...

Однако, пойдем дальше по набережной...

На воде, напротив Горного института, где слева у гранитной лестницы к Неве установлен Ленинградский футшток, показывающий уровень воды Мирового Океана, стояла тогда подводная лодка класса "Щука", на которой был оборудован второй после "Авроры" филиал Центрального Военно-Морского Музея. Когда на маршруте я оказывался днем, что иногда бывало вместо школы, я обязательно отстаивал очередь (здесь уже знакомых у меня не было), и залезал в подлодку... Хотя романтики на этом героическом боевом корабле было куда как больше, чем на "Авроре", служить в подводном флоте я бы, каюсь, не хотел. ..

С этим Футштоком у Горного института тоже забавная история была. Основной Футшток находится не в Ленинграде, а в Кронштадте, причем этот футшток - не футшток в прямом смысле - палка с отметками футов, а просто на одном из мостиков над каналом установлена на 4-х болтах бронзовая доска с надписью и штрих - уровень Мирового Океана. Так вот, в конце пятидесятых эта доска вдруг... исчезла! Гидрографы кинулись искать, и оказалось, что по приказу инженера ОМИС-2000 (Отдел морской инженерной службы, а 2000 - номер отдела в Лен ВМБ), на время ремонта моста доска была просто снята! Когда разгневанный начальник военной гидрографии в Штабе базы орал на этого инженера, он, не понимая, в чем дело, ответил: " Мы же и доску, и болтики на склад сдали, все в сохранности..."(!).

Восстановление Футштока обошлось ЛенВМБ в копеечку - по вехам переносили "уровень" из Ленинграда через залив... С Кронштадтским ОМИС-ом еще одна хохма была. Не помню, в каком году, ждали в Кронштадте Министра обороны. Город вылизали до зеркального блеска!. А какому-то идиоту из ОМИСа пришло в голову, что бронзовые, покрытые патиной памятники Макарову и еще какие-то, надо обновить. Так их от патины отчистили и... шаровой краской покрасили! Потом долго отчищали краску, и спецы из Эрмитажной мастерской на бронзу памятников искусственное старение наводили... Воистину, заставь дурака Богу молиться...

На здании Горного тоже прикреплено несколько бронзовых досок с отметками уровня наводнений в разные годы. Доски давно потемнели и покрылись патинрой, но, слава Богу, их никто не снимает и не чистит до блеска...

Дальше по набережной пути не было - начинался Балтийский судостроительный завод, и видно было, как у самого забора стояли на достройке сначала атомный ледокол, потом, один за другим, несколько океанских сухогрузов, а также огромных танкеров, которые назывались в честь некоторых городов, в основном - "братских" соцстран, и крупных военных кораблей. Последним, это уже в наши дни, совсем недавно, от этой стенки отошел тяжелый атомный ракетный крейсер "Петр Великий"... Но это я видел уже только по телевизору...

На противоположном берегу видны были корабли, строящиеся или ремонтируемые на верфях Адмиралтейского завода... Часто участок набережной завешивался тентами или щитами., установленными на пловучих бонах. Значит, на ремонте стояли секретные корабли или подводные лодки...

Многие годы в качестве пловучей мастерской и дебаркадера на верфи использовался старинный, начала века океанский пароход с вертикальным форштевнем и громадными дымовыми трубами. Естественно, не дань экзотике, а разумная целесообразность, но все же, все же... Смотрелся он с противоположного берега очень романтично...

Упершись в ограду Балтийского завода и постояв у Футштока, я по набережной шел обратно до моста Лейтенанта Шмидта и через мост переходил на левый берег Невы. Потом, глядя через Неву на Васильевский и Петропавловку, по набережной Красного Флота, Адмиралтейской и Дворцовой набережной, мимо Медного Всадника, Адмиралтейства, Зимнего Дворца, памятника Суворову, что перед Кировским мостом напротив Марсова Поля, и Летнего Сада доходил до Литейного моста. Проходя по мосту и "полюбовавшись", очевидно, в некоем предчувствии будущего, "Крестами", я садился у Финляндского вокзала либо на 9-й трамвай, который ходил тогда через весь город от Политехнического института в Порт до Турухтанных островов, либо на 47-й автобус, и ехал домой умиротворенный красотой Ленинграда и благостный...

Трехчасового нахождения на "маршруте" в качестве моральной зарядки, хвтало надолго...

Несказанная красота города, "Невы державное теченье, береговой ее гранит", затейливый рисунок туч над силуэтом береговой линии и мачтами парусных кораблей, поразительные краски неба на всю жизнь сохранились в сердце и помогали выжить, когда по разным причинам приходилось, порой, надолго, разлучаться с любимым городом...

Второй маршрут был - по району Красной улицы, мимо Новой Голландии, набережной канала Круштейна от Круглой башни штаба тыла ЛенВМБ до канала Грибоедова, и далее по его набережным... Но там определенного пути не было - мог свернуть на любую улицу или набережную - везде очарование Ленинграда завораживало... Изредка бродил по Коломне и Петербургу Достоевского...Много "лазал" по проходным дворам, и неплохо знал "хитрые" проходы по всему центру города, что потом мне не раз пригодилось в бытность членом оперотряда... Третий постоянный маршрут - по любимому Васильевскому - просто по Линиям и проспектам, с заходами в первые попавшиеся дворы... Четвертый, такой же - по Петроградской стороне... И, наконец, пятый - по ночной (обязательно ночной) Сосновке, от "Бассейки" - песчаного карьера, заполненного довольно чистой родниковой водой, в которой летом все, кто мог, купались, и даже тонули, и далее - вглубь лесопарка, аж до дальних прудов, что за стрельбищем... Мирных граждан там ночью не бывало - боялись шпаны. Шпаны там не было уже потому, что ни пугать, ни грабить, естественно, было некого... Вот и ходил там безопасно и без опаски, даже на Кладбище блокадных военных летчиков... Позже там, чуть подальше от кладбища, в глубине парка поставили всем им очень красивый и строгий памятник...

Интересно, что в какое бы время я не уезжал на маршруты, ни малейшего страха в душе не было, только душевное спокойствие, не то, что после оперотрядовских рейдов, но об этом - после...

И ни разу ничего плохого не случилось, даже простой встречи с неприятным человеком не было - Бог берег... Много позже, в местах не столь отдаленных, где мне тоже пришлось побывать, не имея, естественно, возможности попасть оттуда на "маршруты", я мысленно проходил по ним, и эффект воздействия памяти о родном городе был таким же, как если бы я побывал там... И сейчас, будучи, "невыездным" даже из квартиры, я часто возвращаюсь мысленно на свои маршруты, и жить становится легче...

Однако, чем ближе к дням нынешним, чем становился я старше, тем богаче воспоминания. Но не обо всем можно, да и нужно писать...