Читатель, ты не обессудь
Меня за страсти роковые.
Я не геронтофил, отнюдь,
Но перед ней склоняю выю.


Как сердцу моему мила
Метлы прекрасная Аглая,
Звезда родного санузла,
Гусар-старушка удалая.


Она меня ввела в COPTUP, 
Как Данта в Ад вводил Вергилий. 
И предо мной открыла мир
Жучков, лягушек и рептилий

При первых опытах моих
Она моим Зоилом стала,
Когда мой пылкий гордый стих
Со стен кабиночных смывала.
 

Но я ей верил и смолчал,
И, благодарный за науку,
Ей в упоении лобзал 
В резиновых перчатках руки.

Увы, прошли те времена.
Нет тети Клавы. Дух COPTUPа
Уже не тот. И пишет На-Х:
"Покойся, тетя Клава, с миром".
            
Наливайко-Хмельницкий. 
    


Сонет 
С COPTUPом Вы в союзе тайном, брачном,
Как с бедным Джоном - Мерилин Монро.
COPTUP с годами выглядит все краше,
Вы для него - спасенье и добро.
Здесь вотчина, удел и царство Ваше,
Совок и швабра, тряпка и ведро
Среди того, что так или иначе
Извергнуло гусарское нутро.
Почет и честь для Вас, о тетя Клава,
Без Вас давно б сюда пришел песец.
Покрыты несмываемою славой
Вы, профессионал и образец,
Как Ломоносов с одой величавой,
Или как Фаберже - по яйцам спец.


рондель по случаю кончины К.П.П.:

Увы! Не вечна Клавдия Петровна.
И то сказать - COPTUP ее объект.
Она в Гусарском клубе бездну лет,
Подобно всякой труженице скромной,
Гребла дерьмо. И труд ее огромный
Ценили и фельдмаршал, и корнет.
Увы! Не вечна Клавдия Петровна.
И то сказать - COPTUP ее объект.
Она была в нем Божий Ангел словно,
И нет ее. Порядка тоже нет.
В сердцах гусар оставлен чистый след,
Такой же, как и в мире их духовном.
Увы! Не вечна Клавдия Петровна!

Рукохвост
 
Очко, очко и вновь очко,
Как быстр Ваш вантуз черноглавый,
Сортирной властвуя державой,
Но не гнушаясь встать рачком.
Дабы помыть за писсуаром,
За юнкером и за гусаром
И, разражаясь добрым словом,
Напомнить им родную мать,
Советом вразумить толковым,
Иль просто шваброй уебать.
Когда своей могучей тушей,
Что пэри нежная меж луж,
Вы извиваетесь, как уж -
Никто не назовет Вас клушей.
Все видят - это офицер,
Губитель юнкерских карьер.
Тому пиздец, кто, идя в клуб,
Не понимая всех реалий,
С уборщицей великой груб.
В клозет! С лишением регалий.

Мудрозадов


 

Здесь же помещаем чудом сохранившийся 

первый творческий опыт создания "венка 

сонетов" молодого тогда еще автора 

В. Мудрозадова, который не сохранился

полностью до наших дней и был заново

отредактирован и переписан А. Рукохвостом. 
 
 
 
Магистрал: 

Не то чтоб не любил - я вас не знал. 
Простите молодого идиота! 
Тогда вы были для меня лишь кто-то, 
Благодаря кому клозет сиял. 
Суровая владычица COPTUPa! 
В очко тогда, как по мишени тира - 
Что ж, промахнулся юнкер иль корнет, 
Ваш ежедневный труд сведя на нет? 
- Вы крыли нас искусно, трехэтажно, 
И к вам тогда прислушивался всяк, 
Едва поняв, насколько это важно 
Для юнкеров - мальчишек и салаг. 
Но я в то время был 
             и "шланг", и "тормоз". 
Глупец! Не оценил ваш светлый образ! 
 
1. Не то чтоб не любил - 
                я вас не знал, 
Как знали командиры-генералы, 
Которые весь курс порой карали, 
Когда вас глупый юнкер обижал. 
Не отдавал вам уваженья дани 
В сортире сев, не слышал вашей брани, 
Заняв очко на слишком долгий срок, 
Не думая, что есть сортирный долг: 
"Закончил срать - тогда освободи!" 
Дерьмом писал на стенке злую шутку. 
Раскаяние было впереди, 
Ждало меня, как ждет охотник утку. 
А вы - смывали до седьмого пота. 
Простите молодого идиота! 
 
2. Простите молодого идиота! 
У нас во все эпохи было так: 
Лишь после смерти уваженья знак 
Получишь за ударную работу. 
И сразу гимны! Или мадригал! 
И кто-то под столом уже лежал, 
Упившись на поминках у героя, 
А кто-то дифирамб горланил стоя. 
Вот так и с вами, Клавдия Петровна. 
Мы знаем: что имеем - не храним, 
При жизни незаметным был и скромным, 
А после - уважаем и любим. 
О вас теперь звучит сонет и ода, 
Тогда - 
    вы были для меня лишь "кто-то". 
 
3. Тогда - 
   вы были для меня лишь кто-то. 
Сейчас исчезли вы. Но вас забыть - 
Такого здесь, в ГК, не может быть! 
Вовеки не бывать сему компоту! 
Все говорят - ваш призрак по ночам 
Тревожил мрак притихшего COPTUPa, 
Являлся среди юнкерского пира, 
Провозглашая грозно: "Хватит вам!" 
Ваш вид тогда был грозен и суров, 
И тут же исчезала стеклотара, 
Поручиков, корнетов, юнкеров 
Остаток ночи мучили кошмары. 
Иных уж нет. Теперь и тот пропал, 
Благодаря кому клозет сиял! 
 
4. Благодаря кому клозет сиял? 
Есть имя на доске мемориальной, 
Привинченной, 
         чтоб юнкер ненормальный 
Ее не сдвинул и не оторвал. 
И золотыми буквами стена 
Вещает: "Здесь работала она, 
Ум, честь и совесть нынешней эпохи, 
За чистотой следившая до крохи, 
Буквально до молекулы заразы, 
Буквально до пылинки на полу, 
И матово светились унитазы, 
И паутинки не было в углу". 
Вкруг вас сверкали юмор и сатира, 
Суровая владычица COPTUPa! 
 
5. Суровая владычица COPTUPa 
Была уже не очень молодой. 
Потрепана нелегкою судьбой, 
Хотела с нами не войны, а мира. 
Но выходка курсантов молодых, 
Уже не в меру, видимо, хмельных, 
Ее однажды попросту взбесила, 
И выдержка старушке изменила, 
И Клавдия - откуда взялись силы? 
От возмущенья, очень может быть! 
За воротник курсанта ухватила 
И приняла решение - мочить! 
Не промахнулась головой задиры 
В очко толчка, как по мишени тира. 
 
6. В очко толчка, как по мишени тира, 
Летел заплесневевший бутерброд, 
Подметка сапога, прокисший торт 
И мятая нашивка от мундира.
А вы гребли лопатой эту дрянь, 
С постели встав в предутреннюю рань, 
Гребли усердно и самозабвенно, 
И выражение "Какого хрена?" 
Почти что похвалой из ваших уст 
Звучало среди прочих изречений 
Неряшливость была для вас, клянусь, 
Одним из самых тяжких преступлений. 
Но - наказания засранцу нет: 
Что ж? Промахнулся юнкер иль корнет!

7. Что ж, 
    промахнулся юнкер иль корнет - 
И попадет к вам в вечную опалу. 
Ему и служба медом не казалась, 
И не казался раем туалет. 
Охоту на него вы открывали, 
Следили, чуть ли не сопровождали, 
Случался с ним какой-нибудь конфуз - 
Об этом сразу узнавал весь курс, 
И не давали юноше прохода, 
Коль бросит мусор, иль не чист мундир, 
Иль сапоги не чищены полгода, 
Или разит перегоревший спирт, 
Иль на ковре оставит грязный след, 
Ваш ежедневный труд сводя на нет. 
 
8. Ваш ежедневный труд сводя на нет? 
О нет, то был не только труд COPTUPный. 
Вы даже замещали командира, 
Когда он отлучался на совет. 
И плац дрожал от строевого шага, 
И в фехтовальном зале ваша шпага 
Выписывала сложный экзерсис, 
А юнкера кричали "Зашибись!" 
Когда же, оборзев и расшалившись, 
Курсант проявит юнкерскую прыть - 
Вы без усилий делали нас тише, 
Когда вы начинали говорить. 
Внимали вам при вашем слове каждом. 
Вы крыли нас искусно, трехэтажно. 
 
9. Вы крыли нас искусно, трехэтажно. 
Витиевато, как гласит фольклор. 
Как много лет минуло с этих пор, 
Как много изменилось... Даже страшно. 
Я вас застал уборщицей простой, 
Вбежавши мимоходом за нуждой, 
А вы махали тряпкою усердно, 
И я тогда подумал: "Вот легенда!" 
Известно всем, насколько глубоко 
В Гусарском Клубе чтили ваше имя, 
Вам даже посвящен альбом стихов. 
Вы были настоящею богиней 
Среди лихих, заслуженных вояк, 
И к вам тогда прислушивался всяк. 
 
10. И к вам тогда прислушивался всяк 
На сборищах стратегов в кабинете, 
Вам стоило дать несколько советов - 
И генералы восклицали "Ах!" 
Ворвавшись к ним со шваброй и ведерком, 
Вы обстановку понимали враз, 
Бросали мимоходом пару фраз 
И начинали "влажную уборку". 
Да, вам стратегом быть предназначалось. 
Здесь были вы нештатный генерал, 
Вас уважало клубное начальство, 
И сам Бест-Ру Вам ручку целовал, 
И проникался уваженьем каждый, 
Едва поняв, насколько это важно. 
 
11. Едва поняв, насколько это важно - 
Вас знать, любить, и чтить, и уважать - 
Вас потеряли мы, ядрена мать. 
Себя корю, и проклинаю даже 
За то, что сразу вас не оценил. 
Лишь после вашей смерти просветил 
Меня корнет (уже полковник ныне), 
О клубной мне поведавший святыне, 
О Плунжере. Нет, то не вантуз был, 
Фамилия вот так у вас звучала, 
Ее никто здесь, в Клубе, не забыл, 
И не забудет впредь... Хотя вначале 
Лишь личный "плунжер" был успеха знак 
Для юнкеров - мальчишек и салаг. 
 
12. Для юнкеров - мальчишек и салаг - 
Примером стала Клавдия Петровна 
В тот миг, 
        когда в седло уселась ровно, 
Джигитовала, как лихой казак. 
О да, она была легендой Клуба - 
В день Ангела ее трубили трубы, 
И, перепивши зелена вина, 
Стриптиз в сортире делала она. 
И лихо драить стены туалета 
Вновь начинала с самого утра... 
Разнузданного пьяного банкета 
Как будто вовсе не было вчера. 
Для молодых вы были словно компас. 
Но я в то время был 
            и "шланг", и "тормоз". 
 
13. Но я в то время был 
            и "шланг", и "тормоз", 
За это сам фельдмаршал пожурил, 
И пристыдил меня сам граф фон TOPMO3. 
Добрейший граф! Другой бы пристрелил. 
При вас в стихах любого остолопа 
Коронным словом стало слово "жопа", 
И чаще стали мы глаголом жечь, 
Искусный мат внедрив в стихи и речь. 
От пенсии вы гордо отказались, 
Храня былую молодость и прыть, 
Решали в кадрах, только оказалось, 
Что вас в COPTUPe некем заменить. 
До самой смерти сохранили бодрость. 
Глупец! Не оценил ваш светлый образ! 
 
14. Глупец! 
        Не оценил ваш светлый образ! 
Пред обелиском я. Цветы в руке, 
Слеза сползает по моей щеке, 
Дополнив эту утреннюю морось. 
Кладу цветы на розовый гранит. 
В могиле этой Клавдия лежит, 
Она простит по доброте душевной 
Меня за то, что я, рифмуя скверно, 
При жизни ей сонет не написал. 
Негласно пусть - она нас вдохновляла 
На этот вот посмертный мадригал. 
А многие лишь смутно представляли, 
Кого нам Аполлон в COPTUP послал. 
Не то чтоб не любил - я вас не знал!..