Господа гусары!
Кроме заявленных отрывков из гусарских мемуаров о прежней штатской жизни, в этом нумере "Аксельбанта" уделено внимание и Дню рождения великого Пушкина. А также продолжаем публикацию поэмы-сериала П.Копорского "Герасим и Муму".
Гусарам
Иногда рождаются в рубашке.
В основном, конечно, нагишом.
Одного хотя бы мне покажьте,
Чтобы в доломане был рожден!
Все мы были штатскими когда-то,
До того, как членом Клуба стать.
Разве в этом были виноваты
Много лет назад отец и мать,
Нашей жизни заложив начало,
Что родят грядущего гусара?
|
|
| |
Итак, ИЗ ГУСАРСКИХ МЕМУАРОВ:
В.Мудрозадов:
Когда я был штатским, то служил настоятелем сельского храма.
А в качестве подработки устроился в соседнем селе,
но уже на территории Украины, раввином. Жизнь была распрекрасна! Население тащит еду и выпивку, а я знай себе -
побубнил чегой-то из тамошних книг, причастился, значится, утром проспался, сел на велосипед и покатил в синагогу.
Славное было времечко, никаких проблем.
А теперь что?
После выхода в отставку, я снова штатский. Вроде всё хорошо, служу при правительстве.
Возглавляю департамент по демографии. Езжу, естественно, с мигалкой. Да только вот все спрашивают:
- Ну, где же нам народонаселение взять? Уж вы-то, батюшка раввин, не можете не знать! Помогите же скорее,
а то мы тут уже таджиков завозим-завозим, да что-то цивилизованность у нас от энтого не растет нисколечко.
Даже совсем наоборот.
Во! А что я им скажу? Ну, не помню я, как дети делаются!
Раньше мотался на велосипеде, дык и не задумывался, как-то они сами собой нарождались, вона скока
Мудрозадовых на свете развелось. А теперь что? Пребываю в неге, в роскоши, а главного не помню!
Да разве это жизнь?
Одно утешает - если бы знал, то кто бы меня на это место в правительстве посадил бы?!
Вот такая она, реальная политика.
Пумс:
Дело было в долине Чу.
Когда я был штатским, у меня были фотографические потуги.
Иначе как эпизодическими их не назовешь. И терпения не хватало, и постоянные перебои - с химикатами, бумагой, пленкой - втянуться не давали. Но один эпизод до сих пор, как вспомню, не могу не улыбнуться.
Лето 1979 года, долина реки Чу (Южный Казахстан). Только что сданы экзамены за первый курс истфака; в массе своей еще тинэйджеры - мы на археологической практике. Многие юноши-девушки впервые очутились за пределами городской цивилизации. Задолго до выезда "в поле" от старших товарищей наслышан был о многом. Три недели раскопок поросших скудной травой холмов, таящих, как знать, сокровища захоронений домонгольского периода. Три недели в бараке, напичканном
сокурсниками и сокурсницами... Фотоаппарат, было ясно, придется очень кстати. У меня одного на всю группу, не считая казенного, экспедиционного, он и был. С пленкой накануне отправки повезло - распихал по карманам рюкзака вроде немало заряженных Свемой кассет. Но неожиданно оказался в то лето на пути моей фотокарьеры Абдиманап Медоевич Оразбаев - профессор, доктор исторических наук, величина казастанской археологии. Несколько слов о профессоре.
Абдиманап Медоевич, перманентный руководитель археологической практики первокурсников, был, прямо-таки, Аксакал. Этот термин (от тюрк. ак - белый и сакал - борода) прочно вошедший в язык русских казахстанцев, точно опишет нашего преподавателя археологии на момент события и придаст моему рассказу местный калорит: человек пожилой, знающий, уважаемый, повидавший многое на своем веку. Археологическое образование А.М. (не рискну печатать имя-отчество опять полностью, собственно о том, как оно правильно выглядит, я узнал только сейчас, сверившись с Интернетом) получил в Москве, что не избавило его русский язык от сильного казахского акцента. А до Университета он успел побывать на войне, где получил контузию. В результате наполовину оглох и заимел обыкновение, выходя из себя, что часто у него случалось, комически сплевывать на сторону: "Тьфу-тьфу". Колоритный персонаж.
А теперь в долину Чу. В лагерь приехали поздно вечером; утром Аксакал вывел на раскоп. Новые впечатления первых часов провоцировали пускать в ход фотоаппарат часто: бескрайняя полупустыня с экзотическими для студентов, никогда не вылазивших из города, флорой и фауной ( последняя была представлена, во-первых, лошадьми под аборигенами, управлявшихся без седел, во-вторых, стадами бесчисленных индюков лагерного сторожа, пыльных и в перхоти); городские рафинированные красавицы с неумелыми повязками на головах, перетаскивавшие носилками символических размеров кучки земли. Впрочем, скоро стало ясно, что на самом "объекте" что-либо интересное будет происходить нечасто, если вообще произойдет. Непосредственно археологическая часть была очень однообразна, на жарком солнце - пока не выкопаешь ямку достаточно большую, чтобы спрятаться - изнурительная. Углубляемся на штык, зачищаем - землю относят на носилках в сторонку поутратившие рафинированность девицы. Теперь поверхность подметаем - эх, опять гладко - углубляемся на штык... Первое время, стоило после очередного подметания проявиться каким-то необычного оттенка очертаниям, чему-то над поверхностью чуть выступить, сбегались соседние бригады (раскапывали одновременно четыре курганчика) огласить степь смелыми гипотезами, высказать блестящие догадки. Не сразу отреагировав на поднявшийся шум, появлялся последним Аксакал, досадуя на суету, сплевывал два раза на сторону и, положив в раскоп специальную линейку, фиксировал состояние дел постоянно болтавшимся на шее фотоаппаратом. Потом, действуя утонченным инструментом, рыл чуть глубже; надежды на сенсационные находки развеивались - отупляющий цикл раскопок возобновлялся. К середине сезона ну совешенно ничего найдено не было, а казенный фотоматериал был исчерпан. Профессор, способный пожертвовать ради науки чем угодно, не колеблясь принял решение использовать мои запасы. Заодно и более продвинутый фотоаппарат. Наверное, моя любовь к науке еще не приняла формы самоотречения - я был не в восторге. А что делать? Дело шло к зачету практики. Пришлось подчиниться. Пару дней фиксировал. А потом не стерпел. Когда была дана команда извести очередной кадр, громко завопил: "Пленка кончилась!"
Диалоги с А. М. всегда получались какими-то напряженными. Проблема со слухом приводила к тому, что он всегда задерживался с ответом, очевидно, реставрируя реплику собеседника, дошедшую не в полном объеме. Но после паузы речь профессора всегда звучала очень громко и безапелляционно: "Тьфу-тьфу! Все равно снимай!" :-)))
Рукохвост:
Женская логика.
Я тогда был штатским, о гусарах имел весьма поверхностное представление, потому что учился в 3-м классе средней школы. В конце года, в заданном на дом примере в знаменателе получался ноль. К тому времени мы уже твердо знали, что делить можно на что угодно, кроме нуля (понятия "предел" и "неопределенность" нам еще не давали). Учительница спросила: что здесь получается в ответе? Ответили двое - девочка, успевавшая по математике (арифметике), и я. Мой ответ был: "пример не имеет решения, здесь ноль в знаменателе, а на него нельзя делить". Девочка назвала число, получившееся в числителе. Учительница сказала ей: "Правильно, у тебя верный ответ". Я возмутился: "Как же правильно? Ведь ноль в знаменателе, а на него нельзя делить!" Учительница - мне: "Раз сказано - нельзя делить, НЕЧЕГО И ДЕЛИТЬ ТОГДА!". Я не знал, как ей возразить. Но запомнил на всю жизнь. А женскую логику понять не могу до сих пор.
Вальтер Глок:
Речные заводи
Сочинение вольнослушателя начальной гусарской академии
Однажды, в те незапамятные времена, когда общесоюзное благословенное солнышко застойно обогревало пятнадцать,
слитых в нерушимом экстазе братских объятий республик, а начальство интересовалось исключительно прогрессивными
идеями, разъясняя комсомолкам в закрытых санаториях, что у нас в стране никакого секса нет, я, движимый страстью
к дальним путешествиям, по благословению своей матушки, оказался курсантом речного техникума.
Не стану тебя, читатель, грузить рассказами о перипетиях учебного процесса, как это сталоно модно у современных
авторов, пишущих или выдумывающих "о наболевшем".
К примеру, как в речном техникуме писали сочинение по литературе, на тему: "история куклы Мими"(была, если помните,
такая у Наташи Ростовой и, вероятно многим штучкам обучила она юное создание), или же, как наводил среди нас
дисциплину начальник учебной части, грозный Лев (по имени), Муравьиный(по прозванию). Не стану.
Перейду прямо к делу.
Первый большой поход.
Моряки и братья их меньшие, речники, как известно, ходят, а не плавают. Плавает - сами знаете кто.
Маршрут был приятный, Москва-Астрахань-Москва. Трехпалубный теплоход с названием братского города из братской,
тогда еще, европейской страны. Рэстораны, музыка, танцы, блондинки в госпромторговских купальниках -
всё необходимое для совращения юных ленинцев на гнилостный путь буржуазной морали.Единственное, что спасало от
полного разложения - малоденежье, но только отчасти, ведь тогда и на рупь можно было накупить ого-го сколько!
Поселили нас в трюме, где сквозь единственный иллюминатор было видно только воду, обтекающую судно, всё остальное,
и небо, и берег, закрывал обнос нижней палубы. Зато мы пользовались полной свободой и могли возлежать на своей
койке или же бродить по всем помещениям корабля, забредая в различные служебные отсеки и, указывая пальцем на
какую-нибудь штуковину, вопрошать у членов команды: "- Это чо?" Надо отдать экипажу должное - с нами были довольно
вежливы, до тех пор, пока мы не пытались потрогать "это чо" руками.
Изредка, наши руководители практики выбравшись, с красными опухшими лицами, из своих чудесных кают, вооружившись
местным боцманом, устраивали на нас облаву, и, наловив нужное количество, приспосабливали чего-нибудь мыть или чистить.
А в целом жизнь протекала спокойно, мирно и сонно. Насколько это возможно в 16 лет.
Она, жизнь, так устроена, что, кажется, потешается над нами.
Случается, на фоне полнейшей благостности, вдруг происходит некое событие, казалось бы, никак не предвещающее тот
летящий с горы огромный "снежный ком" последствий, который орушится на Вашу голову, через непродолжительное время.
Всё случилось в Горьком.
Было в старину такой город на реке Волге.
Отшвартовавшись из-под стен тамошнего Кремля, наш "развлекательный центр" двинулся вверх по водохранилищу,
по направлению к легендарному истоку великой русской реки. Буквально перед этим, в городе, я узнал из телефонного
разговора, что, не дожидаясь моего возвращения в Москву, вероятно, с целью, воспользовавшись моим отсутствием,
захватить побольше жизненного пространства, на свет изволил народиться мой брат.
И вот, это невероятное событие вскоре стало очевидным для троих моих товарищей по каюте. Среди которых, в отличие от
меня, были и опытные речные волки, совершавшие даже путешествия на шлюпке через Москва-реку. Особенно тертым
калачом, с манерами Вениамина де ла Фера, был мой приятель, Мишка. Он-то и изрек, невозмутимо положив одну ногу на
другую, что каютное общество весьма удивлено изъяном в моем воспитании, вследствие которого столь уважаемые господа,
безусловно и всем сердцем разделяющие переполняющую меня радость, вынуждены делать это, подобно малочисленным и
всеми презираемым в добрые брежневские времена активистам Общества трезвости.
Поскольку сам я был весьма неопытен в подобных вопросах, так как пить бросил еще в пятилетнем возрасте, то, получив
инструкции и наставления господ опытных речников, на дрожащих ногах отправился в ближайший трюмный ресторанчик
"за этим". Там, в полутьме, находился только один посетитель - лицо, которого показалось мне знакомым.
Мужчина допивал седьмой фужер чего-то тянуче-красного, а официантка всё спрашивала : "А может, хватит тебе?"
Изобразив бывало-раскачивающуюся походку, брутальным фальцетом я потребовал себе того же пойла и на вынос.
Как уже говорилось, времена тогда были может и тиранические, но вольности у граждан тоже были. А о ювенальной
юстиции никто даже в страшном сне и не слыхивал. В общем, без всяких заморочек выдала она мне на 12 рублёв четыре
бутылки портвейна "Кавказ" и мило улыбнулась на дорожку.
Впрочем, я нарушил собственное обещание и увлекся излишними подробностями и бытоописательством. А ведь это не главное.
Посему, я опускаю главу, в которой хотел рассказать, как всё было хорошо и чудесно, и что мое первое знакомство
с Кавказом оказалось незабываемо-восторженным. Перейду сразу к стуку в дверь.
Да, именно, ближе к полуночи, когда господа сокаютники насладились сами и (несколько насильственно вначале)
насладили меня волшебным искусством Азербайджанских виноделов, и когда, завершив светские беседы, утомившись от
карточной игры, собирались предаться отдохновению от дневных забот и, вместе с Морфеем, вырваться наконец из
трюмной ямы, туда, на мостик, где в где в ослепительно белом мундире с золотым шитьём, сохраняя царское достоинство,
можно было стоять при посадке пассажиров и чуть заметным кивком отвечать на восторженные крики очаровательных дам,
вот тогда и раздался этот стук.
Неожиданный, как визг тормозов, ошеломляющий, как метропоезд в тоннеле, властный, как мобилизационное предписание, -
это был не стук, это был набатный гул колокола судьбы, оборвавшийся зловещей фразой: - Капитан требует вас в рубку,
немедленно!
О, сердце! Твое место в груди, ты спасительный мотор, справляющийся со всеми перипетиями, что ты делаешь в
заскорузлых немытых пятках? Вернись! Немедленно вернись на место!
Ослушаться приказа невозможно, и мы склонили
молодые головы пред неизбежностью.
Первым пришёл в себя Атос.
- Миша, а что мне делать, я ведь так неопытен, что не смогу скрыть всJ великолепие своего состояния? - спросил я.
- Спокуха, ты только перестань всё время ухмылятся своей блядской улыбочкой и молчи. Ни слова! Главное - молчи.
Кто бы мог подумать, что на спокойной воде теплоход будет так раскачивать. Однако, подъем по трапам оказался на
редкость легким - казалось, что выросли крылья, через мгновение мы с друзьями парили над темной водной гладью,
стоя на мостике. Перед нами была дверь в рубку. Я, вдохновленный эпической картиной мироздания, забыв про советы
бывалого, что надо не лезть и не улыбаться, решительно схватил за ручку двери, и... она (ручка) оказалась у меня
в руках.
Не успел я громко рассказать всему свету о случившемся, как почувствовал толчок в бок, отчего челюсти мои схлопнулись,
громкно чмокнув ночную прохладу. Миша взял ручку, спокойно вставил в отверстие двери и первым вошел в помещение.
В рубке было темно. На вахте находилось три человека. За пультом управления стоял рулевой, в противоположном углу с
биноклем маячил третий помощник, а у задней стенки, на диване, вальяжно развалился местный матрос. Никто из них никак
не прореагировал на наше появление.
Зловещая тишина, казалось, подтверждала наши самые мрачные предположения. Минут через пять наш бывалый обратился в
темноту рубки:
-Здравствуйте! Вызывали?
Помощник капитана, вдруг заметил нас и очень сдержанно сказал:
- Да.
Ещё минут пять он зачем-то усиленно смотрел в темноту через огромный бинокль, а затем продолжил:
- Сейчас у вас будет занятие по радиолокации. Ждите.
Мы дружно и радостно выдохнули. Казалось рубка наполнилась светом незримым и где-то в вышине тоненькими
голосами, нежно запели Ерофеевские ангелочки:
- Не, настучали-и-и-и-и! Может, пронесе-е-е-ет?
Мы оживились, ко мне тут же вернулась блядская улыбка, а наш Атос деловым тоном заявил:
- Товарищ помошник капитана, у вас там дверная ручка что-то разболталась.
Эта новость привела товарища помошника в состояние странного волнения и необъяснимого возбуждения.
Казалось его фуражка приподнялась над гривой вставших дыбом волос, он, развернувшись на 180 градусов, приказал
матросу на диванчике немедленно найти боцмана. Минут через десять, общие усилия по доведению до матроса приказа
представителя старшего комсостава увенчались относительным успехом. Матрос проснулся. Правда, оказалось, что встать
он не может, потому что ноги его не ходят, и, к тому же он совершенно не помнит кто он и где находится.
Матрос был пьян. Матрос был очень пьян. Он был пьян вусмерть!
Поняв это, командир оставил его в покое и начал куда то названивать по телефону, страстно жестикулируя рукой.
Еще через некоторое время на мостике раздался странный шум, подобный издает свинья, нашедшая ведро гнилых яблок,
затем дверь отворилась, и в рубку на четвереньках вполз боцман. В одной руке он держал дрель, а в другой ту самую
ручку.
- Аблмиллась, - сказал боцман, принимая позу рамапитека, - щас приделаю.
После чего он выбрался на мостик и минут двадцать пытался попасть ручкой в предназначенное для нее отверстие.
Когда же ему это удалось, он довольно быстро прикрутил ее (мастерство не пропьешь) и снова ввалился назад.
Схватив за плечо одного из наших, Валеру, он махнул перед его лицом скрюченным пальцем и спросил:
- Знаешь шо ето?
- Буй! - ответил Валера.
- Молодец. Хар-роший мальчик. Через минуту, боцман уже спал на диванчике рядом с матросом.
Кстати, рулевым оказался тот самый мужик, который накачивался портвейном в ресторане, а помошник капитана тоже явно
был своим в нашей компании. Мы, несколько расслабившись, начали изучать обстановку, с трудом сдерживая
свои хватательные рефлексы.
Внезапно холодная волна ужаса мгновенно выдула потеплевшую было атмосферу, воздух кончился - на мостик поднялся сам
капитан.
Есть старый анекдот: когда боцману надоело, что капитан каждый день делает запись в вахтенном журнале: "Сегодня
боцман был пьян" - он сделал там же одну-единственную запись: "Сегодня капитан был трезв".
Не знаю был капитан трезв или нет, сие выше моего понимания, и до сих пор остается загадкой. Ибо проще всего навесить
на человека ярлык пьяницы, да еще в таких то обстоятельствах. А ну как ошибочка выйдет? Нехорошо.
Держался капитан благожелательно и спокойно, пьяных боцмана с матросом не замечал, дал всем посмотреть в глазок
радиолокатора (в те времена они были громоздкими, но имели малюсенький экранчик, на который надо было смотреть
через резиновый кожух-наглазник, примерно такой же, как в популярных тогда игровых автоматах "морской бой".
И удалился, пожелав всем спокойной ночи.
После этого, даже появление на мостике обоих наших преподавателей, уже не могло испортить чудесного настроения,
тем более выяснилось, что они везли на мостике, перед рубкой, ящики с помидорами, и вдруг, в два часа ночи,
проснулись с мыслью, что помидоры могут испортиться на жаре, отчего прибежали наверх и, переругиваясь,
перетаскивали эти ящики слева направо, а потом наоборот.
Мы же потихоньку спустились в свою милую каюту, с одной-единственной мыслью:
- Праздник удался!
После возвращения в Москву мы, конечно, повторили столь многогранное мероприятие, правда, вместо города Горького
была одноименная улица, а "Кавказ" пришлось заменить "Акстафой", но это уже другая история, которую я непременно
изложу в следующем сочинении.
М.-Л. фон Швейк
(из ранних произведений):
Когда гусар был маленьким,
Пускай он штатским был,
Но, сидя на завалинке,
Уж выбирал кобыл.
|
|
* * *
Улыбку разминал резинкой?
Закаливал январской льдинкой?
...Готовься взять редут!
О них, отдавших жизнь
досрочно,
Служивших невозбранно, сочно,
Таких безвременно молочных! -
Мамаши речь ведут.
|
да Мюнш:
Господа! На правах корреспондента,
напоминаю читателям о 6-м июня -
Дне рождения Пушкина. Его имя
давно вошло в поговорки, каламбуры
и даже анекдоты, что никак не умаляет
нашего трепетного отношения к Поэту.
Одну из таких историй я и дерзнул
зарифмовать к этому нумеру "Аксельбанта"...
Жил-был когда-то... Ну-с, так вот,
Служил поручик в прошлом.
Он знал один лишь анекдот,
Бездарный, глупый, пошлый:
"Раз Пушкин вечером в саду,
Гулял с девицей пышной,
И отошел справлять нужду
Там, где трава повыше.
Девица в страхе: "Где же ты?
Не видно совершенно!"
А Пушкин ей из темноты:
"Во мху я по колено!"
Свой полк покинув, много лет
Еще служил гусар...
Полк посетил. Там бал, фуршет...
Не узнан, услыхал:
|
|
"Давным-давно в полку служил
Поручик. У него
В запасе каламбурчик был,
И то - один всего.
Когда-то Лермонтов М.Ю.
Был приглашен на бал,
Ширинку расстегнул свою
И под колонну встал.
Вскричала дама: "Моветон!
В расстегнутых штанах!
Да вы с ума сошли!" А он
Сказал: "Иди ты нах!"
Еще проходит лет пяток,
Гусар уж генерал,
И вот опять в родной свой полк
С инспекцией попал.
Здесь комсостав уже не тот,
Ни с кем он не знаком,
И снова слышит анекдот
Под рюмку с коньяком:
"Не помним уж, когда служил
Один гусар у нас,
Но всем оскомину набил
Его дурной рассказ.
|
|
"Под Рождество, послав к чертям
Клубок своих идей,
В санях на тройке Гоголь сам
Катал троих бл#дей.
В сугроб летит одна, увы,
А он - за нею вслед.
Кричат все: "Гоголь, где же вы?!"
А Гоголя и нет.
И вдруг вылазит из кустов.
Пропал у девок хмель.
Без шапки Гоголь, без штанов,
Обрыгана шинель.
В глазах огонь, а в ноздрях снег,
И непотребен вид.
"К е...не матери вас всех!" -
Девицам говорит."
***
Вот так сморозишь глупость - но
(Чудной у нас народ!)
Ты стерся в памяти давно,
А ерунда живёт!
|
Что естественно, то не без оргазма.
К.П. Плунжер |
|
Редакция сообщает:
в этом выпуске "Аксельбанта"
мы продолжаем публикацию
новой поэмы П.Копорского
Всех желающих ознакомиться
с содержанием предыдущих серий
отсылаем в апрельский нумер (3)
Полкан Копорский
ГЕРАСИМ И МУМУ
Эпически-етически-героическая поэма
в нескольких частях с прологом,
эпилогом и прочей хренью.
Часть 3
Мы ждем Петровну. И - ни слова,
Молчи, Акакий! Входит тень...
К пенатам дворницкого крова
Быть может, Духи каждый день
С визитом шастают. Акакий
Их видеть мог по пьяни, сам,
Напившись до чертей. Как всякий
Алкаш, привычный к чудесам,
Он и сейчас, прошу отметить,
Не удивился... "Ах, мадам!
Чертовски рад вас снова встретить.
Прошу, сударыня, к столу.
Позвольте рюмкою приветить
Вас, прежде чем сему мурлу,
То бишь Акакию, представить...
Акакий, бля! Совок, метлу
Живей тащи! Какого хера
Ты пасть разинул? Из фужера
Теперь Дух Клавдии не пьёт,
Ведь у него своя манера,
Он с питием бокалы бьёт,
Чтоб дух приятный алкоголя
Душой бессмертной обонять.
Такая уж у Духов доля.
Петровну следует принять,
Ни в коем разе не переча
Ни в чём. Чего разинул пасть?"
Лишился дворник дара речи,
А призрак молвил, умилясь:
|
|
"Мать-перемать! Вот это встреча!
Мне впору в обморок упасть,
Как жаль, что ноне бестелесна,
И пол не мыт, а то бы всласть
Я повалялась, если честно.
Ах, ротмистр! Собутыльник ваш,
Насколько мне самой известно,
Мой потерявшийся племяш!"
Ну, ни хера себе компашка
Собралась вместе за столом.
Где? В дворницкой, бля! Акакашка
Вдруг начал биться в пол челом,
На тетку истово крестясь:
Каким затейливым узлом
Запутана взаимосвязь
Порой у следствий и причин!
Весь мир - театр. Играя роли,
В театре жизни, от личин,
С рожденья выданных нам, пляшем
Мы все, не зная текстов пьес.
Кто постановщик в Клубе нашем,
К примеру, ангел или бес?
Час ночи. Дворницкая. Папин
Акакий притащил портрет,
Чтоб тетке показать. Шаляпин
Из граммофона дал ответ:
"Са-та-на там правит ба-ал,
Там правит бал!
Люди гибнут, клонов вал
Клуб за-а... е-балл!"
Часть 4
...Перцовка выпита. Взяв фляжку,
Акакий получил ключи
От дома моего, фуражку
Напялил - и исчез в ночи.
И, шмыгнув покрасневшим носом,
Сказал мне тети Клавы Дух:
- "Ну, ротмистр, за каким... вопросом
Тревожишь ты покой старух?
Не с Акакашкой же мне встречу,
Ты, ротмистр, организовал,
Напившись с ним? Еще отмечу:
О нашем ты родстве не знал.
Так спрашивай, а я отвечу!"
- Я вас, Петровна, призывал,
Поскольку утверждал Акакий,
Что сам Герасим, сын Козьмы,
Не нем был, как считает всякий
Читатель. Выяснили мы,
В процессе пития: Прутков -
Был афорист, пиит, сатирик,
И дворянин, но мужиков
Вот этот, бля, столичный лирик
Не сторонился. А уж баб
Имел в имении изрядно.
Видать, что у сынка трех пап
С потенцией всё было ладно.
|
|
И славно, что Козьма Прутков,
Баб обрюхатив, не скрывался,
Своих пристроить байстрюков
В имениях друзей старался.
Он за судьбою их следил,
К ним наезжая из столицы.
Герасим с немотой чудил,
Чтоб, часом, не проговориться.
Порой на дворню так мычал,
Что все шарахались в испуге.
Поскольку он всегда молчал,
Слыл бирюком во всей округе.
Но, будучи в родстве с Мазаем,
Сиречь с Мазаем Козьмичом,
Которого по сказке знаем,
Не мог Герасим палачом
Стать для любимейшей собаки...
- "Герасим не топил Муму!
То всё Тургеневские враки.
К Мазаю, судя по всему
Отвёз Муму молчун на время".
- А утопить-то почему
Велела барыня? - "За племя.
Такой породы днем с огнем,
Хоть целый век ищи, не сыщешь.
Не знал? Муму был кобелём,
А сукой - барыня!"- Не свищешь?-
- "Да зуб даю! Муму читал
В лесу следы, а дома книги.
Он трахать барских сук не стал.
А барыня плела интриги,
Своих болонок в конуру
К Муму охапками таскала.
Их забирая поутру,
Сама на целкость проверяла.
К Муму барчук Тургенев тоже
С охотой сучек приводил,
Но те, видать, не вышли рожей,
Муму потомства не плодил".
Часть 5
Мазай Козьмич Прутков - блядун
Был тот еще, учась в столице.
Надыбав книгу тайных рун,
Изволил вдруг остепениться
И став известным как ведун,
Мудреным таинствам учиться
Поехал, вроде как, в Китай,
И там умишком повредился.
"Моя-твоя-не понимай!" -
Сказал семье - и тихо скрылся
В лесном скиту от всей родни.
Никто тому не удивился,
Поскольку были все они,
Прутковы эти, с прибабахом
С рождения, но вместе с тем,
Прославились умом и трахом
Недюжинным. Известно всем -
|
|
В провинции театров мало,
И, ежели б не чудаки,
То скука так бы доставала,
Что все завыли бы с тоски.
Москва - в столичном Петербурге,
Большим селом тогда слыла.
Писали пьесы драматурги
Отнюдь не о делах села.
Тон задавали водевили
И оперетки много лет.
Гусары табуном ходили,
Чтоб посмотреть кордебалет,
Канкан танцующий. Интим
Балетный привлекал князей,
Графьёв, гвардейцев, танцы прим
Их возбуждали: Для друзей,
Великосветских сих господ,
Иной имевших интерес,
Сюда везли из года в год
Балет танцовщиков: Прогресс
Пришел в Россию из Европы,
Вослед ему - лукавый бес
Ввёл моду. И, отклячив попы,
И пузы затянув в корсет,
Как манекены стали дамы.
Стал вырождаться высший свет:
В театрах ставить стали драмы
И оперы. А бес-зловред
Был режиссером, дирижером
И гробил светский генофонд.
Что было ранее позором -
Вдруг стало модным. И бомонд
Поголубел. Где грех - там смута...
А коли серою разит -
В стране бардак! Вот потому-то
Бежал Мазай Прутков во скит.
Тут тетя Клава речь прервала
И сгинула. Открылась дверь,
Вошел Акакий, и вбежала
Вослед за ним собака-зверь...
Продолжение в следующем нумере
(To be continued)
Примечание:
Автор категорически предупреждает
дотошных читателей сего опуса, что
любое несовпадение якобы истинно
исторических событий и действий
героев сего етически-эпического опуса
с якобы общеизвестными деяниями неких
известных по литературным произведениям
лиц, имеющих персональные ФИО, не имеют
никакого отношения к реальности,
данной нам в якобы истинно-исторической
трактовке другими авторами.
|
С голой женщиной трудно спорить...
К.П. Плунжер |
| Юнкерская газета "АксельбантЪ" издается с этого года, хотя и была задумана еще с прошлого. Редколлегия ставит своей задачей вовлечение молодого поколения в клубную жизнь
и воспитание куртуазной нравственности в тепличных, так сказать, условиях вольности, разврата, пьянства и анархии. |
Редколлегия:
Высочайший попечитель: В. Бестыжев-Рюмкин
Главный редактор: А.Рукохвост
Технический редактор: М.Л.фон Швейк
Корреспонденты:
Вальдемар Мюнш
Ганимед Амброзиевский
Варфаламей Мудрозадов
Полкан Китоврасович Копорский, спецгускор
Вальтер Глок
Дворник редакции: Акакий Фалалеич
|
ОБЪЯВЛЕНИЕ:
Редакция газеты приглашает к сотрудничеству юнкеров, офицеров, почетных легионеров и даже... духов почивших соклубников.
Условия оговариваются персонально, на собеседовании, у главного редактора. |
| Настоящим редколлегия удостоверяет, что в газете использованы только оригинальные авторские тексты, что же касается графики, то она вся наворована из открытых источников интернета. Все претензии, сами знаете куда. |
Ничто так не портит цель, как попадание.
дворник Фалалеич (из воспоминаний об армейском прошлом) |
|
