Нам искренно жаль отца Нила. Вот эта история ≈ печальная история, хотя, впрочем, и довольно веселенькая.
Дело в высшей степени житейское, ≈ это его характер, хотя и происшедшее в монастырской келье. Оно было передано первоначально в "Русских ведомостях", но мы выписываем его уже по сокращенному изложению "Русского мира", в котором опущены предварительные похождения героини рассказа, девицы дворянки Огурцовой, некоторое время путешествовавшей под именем полковницы Чертковой.
"21 августа 1872 г., как передают обстоятельства этого дела в ╚Русских ведомостях╩, к мировому судье в Сергиевском посаде явилась крестьянская девица Прасковья Лекарева и заявила жалобу о похищении у нее девицею из дворян Огурцовой из запертой кельи монаха Троицко-Сергиевской лавры о. Нила, посредством подобранного ключа, двух билетов банкового пятипроцентного и 1-го внутреннего займа. В жалобе мировому судье и затем при следствии Лекарева объяснила, что билеты эти куплены ею в Москве и отданы были ею на сохранение монаху означенной лавры, о. Нилу. Собираясь 21-го августа ехать к себе в деревню Валдайского уезда, она в тот же день утром, в 4 часа 15 минут, пришла в келью монаха Нила за своими билетами; но так как о. Нил торопился к утрени, то и оставил ее в келье до своего прихода, причем по просьбе ее запер ее на замок, так как ей хотелось уснуть. Вдруг дверь кельи отперлась, и в комнату вошла проживающая в посаде подполковница Анна Васильева, которая, подойдя к шкафу, взяла оттуда билеты, деньги и часы с цепочкою и скрылась; увидев это, она, Лекарева, бросилась к Огурцовой, но та, оттолкнув ее, заперла дверь на замок. По возвращении из церкви монаха Нила Лекарева сообщила ему о случившемся, и он, разыскав Анну Васильеву в церкви, отобрал у нее похищенные билеты, денег же 11 р., взятых ею вместе с билетами, при ней не оказалось.
Спрошенная на следствии, проживавшая в Сергиевском посаде под именем жены подполковника Анны Васильевой Чертковой девица из дворян Огурцова в краже из кельи монаха Нила виновною себя не признала, объяснив при этом следующее: уехав из г. Ярославля на страстной неделе 1872 г., она, Огурцова, побывала в разных местах на богомолье и наконец приехала в Сергиевский посад. Проживая в посаде, она часто виделась с монахом лавры Нилом, с которым давно была знакома и находилась в весьма хороших отношениях, так что давала ему денег и дарила разные вещи. У Нила хранилось ее имущество, как-то: сундук и разные мелкие вещи; из бывших у нее денег 2000 руб. сер. Огурцова решилась отдать Нилу 1000 руб. сер. без всякой, впрочем, расписки, так как таковых монахи выдавать не могут. В последнее время она, Огурцова, стала замечать, что благочестивый о. Нил начал от нее удаляться, и это, как она думает, по той причине, что он познакомился с крестьянскою девицею Лекаревой. Вследствие этого охлаждения Огурцова стала требовать от о. Нила свои 1000 р., но тот от возвращения их уклонялся. 21 августа, находясь у заутрени в церкви и увидев там о. Нила, обвиняемая решилась пройти в его келью, с целью посмотреть, нет ли там кого-нибудь, и в келье увидела, что ключ торчит в замке наружной двери кельи. Войдя в келью, она, Огурцова, увидела, что на постели о. Нила лежала в рубашке и разутая Прасковья Лекарева. Подойдя к шкафу о. Нила, Огурцова взяла лежавшие на шкафу часы, не с целью совершить кражу, а с тем чтобы показать о. Нилу, что она была в его келье и видела там женщину, ≈ и затем вышла из кельи, заперев ее на замок и оставив ключ в замке. Ни денег, ни билетов не брала. Из кельи Нила она возвратилась в церковь, куда через несколько времени явились о. Нил и Прасковья Лекарева. Тут она, Огурцова, возвратила о. Нилу часы, говоря ему, что неужели он мог заподозрить ее в желании украсть их?
Монах Сергиевской лавры о. Нил, показав на следствии совершенно сходно с Лекаревой, удостоверил, что, уходя 21 августа утром к заутрени, он запер свою келью, где оставалась Лекарева, на замок и ключ взял с собою; с Огурцовой он был знаком; она, впрочем, лишь бывала у него несколько раз в келье, и то ненадолго; он и принял от нее на сохранение сундук ее, но никогда 1000 руб. не брал. Ключ, коим Огурцова отперла его келью, был принесен ею с собою и находился у нее, вероятно, потому, что в занимаемой им келье прежде проживал иеромонах Ипполит, с коим Огурцова близко была знакома.
В подтверждение принадлежности ей двух билетов ≈ одного внутреннего 1-го займа, другого банкового 5 проц. в 100 р. ≈ Лекарева представила к следствию две квитанции на продажу ей этих билетов, выданные из конторы Юнкера.
На вопрос председателя о виновности обвиняемая виновною себя не признала.
Из показания свидетеля о. Нила обнаружилось, что он состоял в любовной связи с Огурцовой и Лекаревой и получал от них разные вещи на сохранение.
На вопросы защитника, давно ли о. Нил знает Огурцову, он отвечал, что знает ее три года; писал ли он ей письма, ≈ сказал, что писал, но не очень часто; известно ли ему было, что Огурцова жила в Сергиевском посаде под именем Чертковой, ≈ объяснил, что известно; говорила ли она, для чего переменяет фамилию, ≈ ответил, что говорила и объяснила это желанием скрыть от брата; на дополнительный вопрос защитника, что именно она хотела скрыть от брата, ≈ не то ли, что она была знакома с свидетелем, ≈ последний ничего не отвечал.
На вопросы обвиняемой о том, не жила ли она у него в келье по целым месяцам, не дарила ли ему часы, подрясники и деньги, ≈ о. Нил отвечал, что все это ложь и выдумки.
Товарищ прокурора по окончании допроса о. Нила сделал заявление суду, что свидетель как предварительным, так и судебным следствиями изобличается в том, что состоял в любовной связи с двумя женщинами, а потому и просил занести это обстоятельство в протокол.
Обвиняемая Огурцова на суде подтвердила показание, данное ею на предварительном следствии, добавив, что ключ от кельи дан был ей самим о. Нилом и что она более 500 раз отпирала им его келью.
Г-н товарищ прокурора отказался от обвинения Огурцовой в краже из кельи. Защитник, выводя из обстоятельств дела существование интимных отношений, в которых состоял о. Нил и к Лекаревой, и к подсудимой, находил возможным предположить, что Огурцова взяла из кельи часы не с целью похищения, а для того чтобы показать их о. Нилу, доказать этим, что она была в келье, и возвратить их. Вероятность этого предположения становится тем более возможна, что Огурцова, взяв часы, затем не скрылась, а отправилась в церковь и заказала молебен.
Для того чтоб убедиться в правдивости показания Огурцовой относительно 1000 руб., по словам защитника, достаточно взглянуть на нее и на о. Нила. О. Нилу 26 лет, он силен и молод; Огурцовой 40 лет, и они были в очень близких отношениях; к тому же Огурцова обладает далеко не привлекательной наружностью, которая не могла вызвать искренних чувств у о. Нила; она почти вдвое старше его, и потому трудно допустить, чтобы любовь о. Нила была совершенно бескорыстна.
На основании всех этих соображений защитник просил оправдать подсудимую.
После непродолжительного совещания присяжные вынесли оправдательный приговор.
О. Нил, по словам ╚Русских ведомостей╩, по выходе из здания суда был сопровождаем свистками и насмешками из публики, бывшей в зале заседания на этом процессе".
Мы ограничимся лишь некоторыми и притом отрывочными замечаниями с нашей стороны.
1) Желательно бы иметь фотографическую карточку о. Нила. Мы хотим только этим сказать, что фотографическая его карточка могла бы иметь теперь в продаже несомненный успех.
2) Хотя защитник г-жи Огурцовой и провозгласил о его летах (26 лет) и о его здоровье; но думаем, что две особы сразу даже и для о. Нила несколько уже лишнее.
3) Что подобный факт, если бы о. Нил был мирянином, мог бы даже доставить ему некоторого рода "соблазнительную честь"; ибо есть лица, полагающие в этом всё свое честолюбие, а другие ≈ завидующие и подражающие им изо всех сил. Между тем из залы суда его проводили свистками.
4) Равно поразительны своею наивностию и возможностию некоторые удивительные факты, открывшиеся на суде: чернец идет к заутрене и запирает в своей келье разутую деву. Другая интересная особа, громогласно и обличительно, с оттенком почти торжества, заявляет, что она вверенным ей от о. Нила ключом более пятисот (!?) раз отпирала его келью. Мало того, с тем же обличением и торжеством, почти гордо, спрашивает вслух о. Нила: "Не жила ли она у него в келье по целым месяцам, не дарила ли ему часы, подрясники, деньги?" ≈ и хотя о. Нил и отчурался от вопросов этих, как от дьявольского наваждения, но всё же эти вопросы были, а стало быть, кое-что означают.
5) Все подобные порядки в наших монастырях и возможность сих фактов решительно сбивают с толку бедного светского сочинителя, особенно когда мы знаем наверно, что многое множество русских монастырей пропитываются единственно собственным суровым трудом, да еще пропитывают окрестность; а в страдную пору так-таки и идут, всею братьей с игуменом во главе, жать, косить, пахать, сеять, точно мужики.
6) Решительно непонятна самая возможность возникновения подобного процесса в гласном суде, тогда как до такой степени у самих хвост запачкан. Мало того, и деньги, и часы ≈ всё было возвращено тут же, у заутрени. Что же толку затевать гласное дело, когда несомненно должны обнаружиться на суде и дареные подрясники, и разутые девы, и ключи, пятьсот раз отпирающие? Мы только что прочли в газетах, как один доктор открыл нового рода "сутяжное помешательство"; но о. Нил здоров и, уже конечно, не помешан.
7) До крайности загадочна и личность странствующей особы (девицы Огурцовой, полковницы Чертковой и проч. и проч). Мы в высшей степени уверены, по наблюдениям и изучениям всей жизни, что существует такой особый тип таких барынь (барынь по преимуществу), в которых весьма сильная набожность способна уживаться с личною и весьма заинтересованною любовью к самим служителям церкви. То есть, вернее сказать, пламень набожности принимает в высшей степени неестественную потребность, так сказать, усластить, заласкать, залюбить, лично и даже по-земному, самого уважаемого и чтимого ими служителя божия. Мы заметили, что в католицизме эти случаи повторяются чаще, чем у нас, у нас же совсем даже редки. Говорим это с искренностию и вовсе без желания хвалиться. Вначале, например, из самой горячей набожности посылают служителям божиим конфеты, сласти, не рассуждая, что, как ни невинны эти посылки, всё же они дьявольский соблазн; и затем постепенно расширяют идею о конфетах до пределов совсем даже непозволительных. Всего любопытнее, повторяем это, что вся эта неестественность рождается почти из похвального чувства и до того обманывает природу, что в моменты сильнейшего грехопадения уживается с молитвами, молебнами, постами и проч. Прибавим, что народу такие утонченности совсем незнакомы; они только у барынь, да еще очень у редких. Если же и происходят у монастырских грехи с женщинами из народа, то уже совсем как грехи ≈ вполне откровенно и безо всякого ложного оттенка святости. Тем не менее, хотя тип таких барынь для нас несомненен, мы не решаемся причислить к нему и славную путешественницу. Правда, есть известие о том, что она сейчас же после своего подвига, еще с часами и с билетами в руках, поспешила в храм и заказала молебен. Но все-таки это не то. Тут другое; тут является совершенно особый характер. Гордость же в вопросах и оттенок торжества на суде тоже несомненны, ≈ сколько выходит, по крайней мере, из представленного отчета "Русских ведомостей".
8) В заключение об этой интересной особе прибавим, что, несмотря на несомненную юридическую правоту свою (в монастырском деле; ибо прежде было еще и другое дело), все-таки она, как выходит, весьма-таки нуждалась почему-то во всех средствах к своему оправданию и, кто знает, может быть, боялась за результат. Выводим из того, что не стал бы ее адвокат, упомянув о 26 годах, здоровье и, кажется, еще счастливой наружности о. Нила, в противоположность сему и в усиление контраста, упоминать о несчастной наружности и об истинных летах своей клиентки. Без особой опасности нельзя было употреблять такой неучтивый прием на суде.
9) И, наконец, для окончательного заключения заметим, что хотя о. Нила и провожали из залы суда свистки и насмешки, тем не менее мы не сочувствуем такому, так сказать, отпеванию человека и распоряжению душой его. О. Нил, если захочет сообразить и успокоиться, то увидит, что почти ничего не потерял; мало того, даже выиграл. Он разом вышел из весьма дурного положения, ≈ сознательного самообмана, из всех этих запертых келий, пропусков, passe-partout и проч., ибо полагаем, что разразившаяся над ним катастрофа будет же иметь какое-нибудь влияние на его душу, столь молодую и неопытную и обремененную таким излишним здоровьем. Если же он будет сокрушаться о том, что повредил монастырю, то пусть утешится: монастырь не пострадает даже и через такой случай, и, наверно, еще осталось в нем несколько строгих, смиренных и богобоязненных старцев, ≈ а это и всё. Для подобных старцев и стоят монастыри, для них-то и начались они. Притом всем известно, что даже в самые первые века христианства в установившихся тогда церквах и во многих религиозных обществах повторялись несомненно подобные же случаи и, в конце концов, не повредили решительно ничему.
В начале первой французской революции
случилось, что в один прекрасный день
архиепископ парижский, в облачении, с крестом в
руке и в сопровождении многочисленного
духовенства, вышел на площадь и во всеуслышание
объявил народу, что до сих пор он и
сопровождавшие его следовали пагубным
предрассудкам; теперь же, когда наступил la
Raison, они почли долгом сложить с себя публично
свою власть и все знаки ее. При этом
действительно сложили ризы, кресты, чаши,
Евангелия и проч. "Веришь ли ты в бога?" ≈
закричал архиепископу один работник с
обнаженною саблею в руке. "Trиs peu" (очень
мало), ≈ пробормотал архиепископ, надеясь
подобным ответом смягчить толпу. "Значит, ты
подлец и до сих пор нас обманывал!" ≈ закричал
работник и тут же рассек архиепископу голову
саблей. Затем, как известно, напоили всенародно из
чаши осла, церкви обратили в магазины, веру
христианскую ликвидировали, в Учредительном
собрании большинством четырех, кажется, голосов
провозгласили богиню Разума, а христианские
священники разбежались. Одни из них пустились
открыто в гражданскую и даже в военную карьеру,
в которой некоторые впоследствии и отличались; в
истории осталось несколько крупных имен из этого
сословия. Другие бросились в Бретань волновать
крестьян и, как теперешний Санта-Круц в Испании,
отличались неутолимою жестокостию в
междоусобной войне, настаивали на
расстреливании пленных, истязали, распинали
республиканцев. Третьи рассыпались по всей
Европе просить милостыню, обучать детей и
интриговать, и, наконец, четвертые остались
истинными священниками божиими и не покинули
родины, несмотря на ликвидацию государственной
веры. Они утешали и укрепляли несчастных, они
томились в тюрьмах, они с радостию всходили на
эшафоты, умирали мучениками за Христа и
честною кровью своею смыли позор, в который
легкомысленно упали вера и ее служители в глазах
народа в предшествовавшие столетия. Итак, смело
может видеть и сам о. Нил, и подобные ему, и судьи
его, и освиставшие его, что в деле веры ≈
буквально ≈ чего хочешь, то и найдешь; но что
всегда есть та несомненная живая и честная струя,
которая в данное время омоет всякую скверну и
возродит идею еще чище и выше, чем она была в
какие-нибудь жалкие, хотя бы и долгие, времена
предшествовавшего легкомыслия. Одним словом,
"ликвидацию веры" далеко не так легко сделать в
мире и в обществе, как, может быть, воображают
некоторые, несмотря даже ни на какие скандалы и
компрометирующие видимости. А о. Нил, по
нашему мнению, просто слишком еще молод и
легкомыслен. Итак, пусть, если хочет спастися на
прежнем пути, не ропщет на происшедшее. Пусть
знает он, что не все ему свищут; напротив,
искренно желают ему успеха. Если же он не захочет
прежнего пути, то пусть уже лучше поступит в
гусары, прямо и откровенно; это будет честнее, ≈
честно и искренно. И так как он еще очень
молодой и неопытный человек, то дай ему бог
поскорее научиться, что и в мире и в гусарах совсем
не все "полагают в этом всё свое честолюбие, а
другие и завидуют и подражают им изо всех сил",
как мы упомянули выше про некоторых; напротив,
пусть знает даже и он, что в мире и даже в гусарах
весьма много и скромных, и честных, и
целомудренных, и воздержных людей, даже в
высшей степени.