Реклама в Интернет | "Все Кулички"

ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ

Содержание

Рассказ ОБ УНС-АЛЬ-ВУДЖУДЕ И АЛЬ-ВАРД-ФИ-ЛЬ АКМАМ


     Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века царь, высокий саном, обладатель величия и власти, и был у него везирь по имени Ибрахим, а у везиря была дочь редкой красоты и прелести, превосходившая всех блеском и совершенством, обладательница великого разума и блестящего образования. Она любила застольную беседу и вино и прекрасные лица и нежные стихи и редкие рассказы, и к любви звала умы нежность ее свойств, как сказал о ней кто-то из описывавших ее:
     "Влюбился в нее - соблазн арабов и турок - я,
     С ней споря о флексии, законах и вежестве.
     И молвит она: "Предмет я действия - почему
     Ты ставишь мне "и" в конце, а действующему - "а"?
     Я молвил: "Себя и дух мой я за тебя отдам -
     Ты разве не знаешь - жизнь теперь перевернута.
     И если ты перемену станешь оспаривать,
     То вот, посмотри, в "хвосте" "головки" узлы теперь".
     И было ей имя аль-Вард-фи-ль-Акмам, и причиной того, что ее так назвали, была ее чрезмерная нежность и полнота ее блеска, и царь любил разделять с ней трапезу из-за ее совершенной образованности. А у царя был обычай собирать вельмож своего царства и играть в шар. И в тот день, когда собирались люди, чтобы играть в шар, дочь везиря села у окна, чтобы посмотреть. И когда люди играли, она вдруг бросила взгляд и увидела среди воинов юношу, лучше которого не было по виду и по наружности - с сияющим лицом, смеющимися устами, длинными руками и широкими плечами. И девушка несколько раз обращала на него взоры и; не могла насытиться, глядя на него, и сказала она своей няньке: "Как имя этого юноши с красивыми чертами, который среди воинов?" И нянька ответила: "О дочь моя, все они красивые, который же среди них?" - "Подожди, я укажу тебе на него", - сказала девушка, и затем она взяла яблоко и бросила им в юношу, и тот поднял глаза и увидел в окне дочь везиря, подобную луне во мраке, и не возвратился еще к нему его взгляд, как любовь к девушке охватила его разум. И он произнес слова порта:
     "Стрелок в меня метнул иль твои веки
     Влюбленного, что видит тебя, сразили?
     И стрела с зарубкой из войска ли летит ко мне,
     Или, может быть, прилетела из окошка?"
     А когда кончили играть, девушка спросила няньку: "Как имя того юноши, которого я тебе показала?" И нянька ответила: "Его имя - Унс-аль-Вуджуд". И девушка покачала головой. И она легла спать в своем месте, и распалились ее мысли, и стала она испускать вздохи и произнесла такие стихи:
     "Да, прав был тот, кто имя нарек тебе
     Унс-аль-Вуджуд, о щедрый и сладостный!
     О лик луны, лицом освещаешь ты
     Все сущее, объемля сияньем мир.
     Ты подлинно средь сущих единственный
     Султан красот - тому есть свидетели,
     И бровь твоя, как "нуны" очерчена,
     Зрачок твой "сад", написанный любящим,
     А стан - как ветвь: куда ни зовешь его -
     На все он склонен с равною щедростью.
     Всех витязей ты превзошел яростью,
     И лаской, и красою, и щедростью".
     А окончив свое стихотворение, она написала его на бумаге и завернула в кусок шелка, обшитый золотом, и положила под подушку. А одна из ее нянек смотрела на нее, и она подошла к девушке и стала развлекать ее разговором, пока та не заснула, а потом нянька украла бумажку из-под подушки и прочитала ее и поняла, что девушку охватила любовь к Унс-аль-Вуджуду. А прочитавши бумажку, нянька положила ее на место, и когда ее госпожа, аль-Вард-фи-ль-Акмам, пробудилась от сна, она сказала ей: "О госпожа, я тебе добрая советчица и пекусь о тебе. Знай, что любовь сильна, и сокрытие ее плавит железо и оставляет после себя болезни и недуги, и тому, кто откроет любовь, нет упрека".
     И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила ее: "О нянюшка, а какое есть лекарство от страсти?" И нянька ответила: "Лекарство от нее - единение". - "А как же найти единение?" - спросила девушка. И (нянька сказала: "Его можно найти перепиской и мягкими речами и частыми приветствиями и пожеланиями, и это соединяет влюбленных и облегчает трудные деда. И если у тебя есть дело, о госпожа, то я ближе всех к сокрытию твоей тайны и исполнению твоей нужды и доставлю твое послание".
     И когда аль-Вард-фи-ль-Акмам услышала от нее эти слова, ее ум улетел от радости, но она удержала себя от речей, чтобы посмотреть, пока не увидит конец своего дела, и сказала про себя: "Об этом деле никто от меня не узнал, и я открою его этой женщине только после того, как испытаю ее". А женщина молвила: "О госпожа, я видела во сне, будто ко мне пришел человек и сказал: "Твоя госпожа я Унс-аль-Вуджуд любят друг друга - возьмись за дело, носи их послания и исполняй их нужды, скрывая их обстоятельства и тайны, - тебе достанется великое благо". Вот я рассказала тебе о том, что видела, а власть принадлежит тебе".
     И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят вторая ночь


     Когда же настала триста семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон, который видела: "Скрываешь ли ты тайны, о нянюшка?" И та отвечала: "Как мне не скрывать тайн, когда я из лучших среди свободных?" И тогда девушка вынула бумажку, на которой написала стихи, и сказала: "Ступай с этим посланием к Унс-аль-Вуджуду и принеси мне ответ от него". И нянька взяла послание и отправилась с ним к Унс-аль-Вуджуду. И, войдя к нему, она поцеловала ему руки и приветствовала его самыми ласковыми речами, а затем она отдала ему бумажку, я Унс-аль-Вуджуд прочитал письмо и понял его смысл, и потом он написал на обороте такие стихи:
     "Я сердце хочу развлечь в любви, и открываю я,
     Но вид мой мою любовь и страсть открывает всем.
     Коль слезы пролью, скажу: "То рана в глазах моих -
     Хулитель чтоб не видал, не повял бы, что со мной".
     И был я свободен прежде, вовсе любви не знал,
     Теперь же влюбился я, и сердце полно любви.
     Я повесть свою довел до вас, и вам сетую
     На страсть и любовь мою, чтобы сжалились надо мной.
     Ее начертал слезами глаз я - ведь, может быть,
     О том, что вы сделали со мной, она скажет вам.
     Аллах, сохрани лицо, красою одетое.
     Луна - его раб, а звезды - слуги покорные.
     При всей красоте ее, подобной которой нет -
     И ветви все учатся у ней ее гибкости, -
     Прошу вас, коль не возложит то на вас трудности,
     Меня посетите вы - ведь близость мне ценна так.
     Я душу вам подарил - быть может, вы примете;
     Сближенье для меня - рай, разлука-геенна мне".
     Потом он свернул письмо и поцеловал его и отдал женщине и сказал: "О няня, смягчи душу твоей госпожи". И та ответила: "Слушаю и повинуюсь".
     И она взяла у него письмо и вернулась к своей госпоже и отдала ей бумажку, и аль-Вард-фи-ль-Акмам поцеловала ее и подняла над головой, а затем она развернула письмо и прочла его и поняла его смысл и написала внизу такие стихи:
     "О ты, чье сердце любовью к нам охвачено, -
     Потерпи, быть может в любви и будешь счастлив ты.
     Как узнаем мы, что искренна любовь твоя,
     И в душе твоей то же самое, что у нас в душе, -
     Мы дадим тебе, свыше близости, близость равную,
     Но препятствуют ведь сближению наши стражники.
     Когда спустится над землею ночь, от большой любви
     Загорится пламя огней ее в душе у нас.
     И ложе наше прогонит сон, и, может быть,
     Измучат муки жестокие все тело нам.
     По закону страсти обязанность - таить любовь,
     Опущенной завесы не вздымайте вы.
     Моя внутренность уж полна, любви к газеленочку;
     О, если бы не скрылся он из наших мест".
     А окончив свои стихи, она свернула бумажку и отдала няньке, и та взяла ее и вышла от аль-Вард-фи-льАкмам, дочери везиря. И ее встретил царедворец и спросил: "Куда идешь?" И старуха ответила: "В баню". А она испугалась его, и бумажка у нее выпала, когда она выходила из дверей, и смутилась.
     Вот что было с нею; что же касается бумажки, то один евнух увидел ее на дороге и поднял. А потом везирь вышел из гарема и сел на свое ложе. А евнух, который подобрал бумажку, направился к нему, и, когда везирь сидел на ложе, вдруг подошел к нему этот евнух с бумажкой в руке и сказал ему: "О господин, я нашел эту бумажку, оброненную в доме, и взял ее".
     И везирь взял бумажку у него из рук (а она была свернута), и развернул ее, и увидел, что на ней написаны стихи, о которых было упомянуто раньше, и стал читать и понял их смысл, а потом он посмотрел, как они написаны, и увидел, что это почерк его дочери. И тогда он вошел к ее матери, так сильно плача, что увлажнил себе бороду, и его жена спросила его: "Отчего ты плачешь, о господин мой?" И везирь ответил: "Возьми эту бумажку и посмотри, что в ней". И жена везиря взяла бумажку и прочитала ее и увидела, что бумажка содержит послание от ее дочери аль-Вард-фи-ль-Акмам к Унс-альВуджуду. И тогда к ней пришел плач, но она поборола себя и удержала слезы и сказала везирю: "О господин, от плача нет пользы, и правильное решение в том, чтобы нам придумать какое-нибудь дело для защиты твоей чести и сокрытия обстоятельств твоей дочери".
     И она стала утешать его и облегчать его печаль, и везирь сказал ей: "Я боюсь для моей дочери любви. Разве ты не знаешь, что султан любит Унс-аль-Вуджуда великой любовью, и моему страху в этом деле есть две причины. Первая - из-за меня самого, так как это моя дочь, а вторая - из-за султана, так как Унс-аль-Вуджуд-любимец султана, и, быть может, из-за этого произойдет великое дело. Каково твое мнение об этом?.."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят третья ночь


     Когда же настала триста семьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда везирь рассказал жене о деле своей дочери и спросил ее: "Каково твое мнение об этом?" - она сказала: "Подожди, пока я совершу молитву о совете". А потом она совершила молитву в два раката, как установлено для молитвы о совете, и, окончив молитву, сказала своему мужу: "Посреди Моря Сокровищ есть гора, называемая "Гора лишившейся ребенка" (а причина, по которой ее так назвали, еще придет), и никто не может добраться до этой горы без труда. Устрой же там для пашей дочери жилище".
     И везирь сказал своей жене, что он построит на этой горе неприступный дворец и в нем будет жить его дочь. И к ней будут доставлять припасы ежегодно, из года в год, и поместят с ней людей, которые будут ее развлекать и служить ей. И потом он собрал плотников и строителей и измерителей и послал их на ту гору, и они выстроили для девушки неприступную крепость, - подобной ей не видали видящие. А затем везирь приготовил припасы и верблюдов и вошел к своей дочери ночью и приказал ей собираться в дорогу. И сердце ее почуяло разлуку. И когда девушка вышла и увидала людей в обличье путешественников, она заплакала сильным плачем и стала писать на дверях, оповещая Унс-аль-Вуджуда, какое она испытала волнение, - от него дыбом встают волосы на коже и тают крепкие камни и текут слезы. А написала она такие стихи:
     "Аллахом прошу, о дом, любимый когда пройдет,
     Под утро, приветствуя словами влюбленных,
     Привет передай от нас ему благовонный ты,
     Теперь ведь не знаем мы, где вечером будем,
     Не знаю, куда сейчас меня увезти хотят, -
     Со мною уехали поспешно, украдкой,
     Во мраке ночном и птицы, сидя в ветвях густых,
     Оплакивали меня и горько стенали.
     И молвил язык судьбы за них: "О погибель нам,
     Когда разлучили вдруг влюбленных и верных".
     Увидев, что чаша дали снова наполнена
     И чистым питье ее рок пить заставляет,
     К нему подмешала я терпенье прекрасное,
     Но вас мае терпение забыть не поможет",
     А окончив свои стихи, она села и поехала вместе со своими людьми, пересекая степи, пустыни, равнины и кручи, пока не достигла Моря Сокровищ. И разбили палатки на берегу моря и построили для девушки большой корабль, и посадили ее туда вместе с ее женщинами. И везирь приказал, чтобы, после того как они достигнут горы и отведут девушку и ее женщин во дворец, люди возвратились бы на корабле назад, а сойдя с корабля, сломали бы его. И они уехали и сделали все, что приказал везирь, и вернулись, плача о том, что случилось.
     Вот что было с ними. Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он поднялся после сна и совершил утреннюю молитву, а затем сел на коня и отправился служить султану. И, как всегда, он проезжал мимо ворот везиря, надеясь, что, может быть, увидит кого-нибудь из приближенных везиря, которых он обычно встречал, и посмотрел на ворота и увидал, что на них написано стихотворение, ранее упомянутое.
     И когда Унс-аль-Вуджуд увидел это стихотворение, мир исчез для него, и огонь загорелся в его груди, и он возвратился к себе домой, и не стало для него покоя, и его охватило нетерпение, и он тревожился и волновался, пока не пришла ночь. И Унс-аль-Вуджуд никому ничего не сказал и, перерядившись, вышел в темноту ночи и блуждал без дороги, не зная куда идет. И он шел всю ночь и следующий день, пока не усилился жар солнца и не запылали горы, и не почувствовал он сильную жажду. И увидел он дерево, и заметил подле него ручей с текучей водой, и направился к этому дереву, и сел на берегу ручья. И он хотел напиться, но вода не имела вкуса у него во рту, и цвет его лица изменился, и оно пожелтело, и ноги его распухли от ходьбы и утомления, и он горько заплакал и пролил слезы и произнес такие стихи:
     "Опьянен к любимым страстью любящий,
     Чем сильней влюблен, приятней тем ему.
     И блуждает от любви и бродит он,
     Не нужна ему ни пища, ни приют.
     Как же будет жизнь приятна любящим,
     Что покинули любимых, я дивлюсь?
     Я ведь таю, когда страсть во мне горит,
     И текут обильно слезы по щекам.
     Их увижу ль, иль увижу в стане их
     Человека, что излечит сердце мне?"
     А окончив свои стихи, он так заплакал, что увлажнил землю, а затем, в тот же час и минуту, поднялся и пошел бродить. И когда он шел по степям и пустыням, вдруг вышел лев, шею которого душили волосы, и голова его была величиной с купол, и пасть шире, чем ворота, а клыки, точно бивня слона. И при виде льва Унс-альВуджуд убедился, что умрет и, обернувшись лицом к кыбле, произнес исповедание веры и приготовился к смерти. А он знал из книг, что если смириться перед львом, то и лев перед тобой смирится, так как его укрощают хорошие слова и он делается гордым от похвал. И он начал говорить льву: "О лев из чащи, о храбрец пустыни, о витязь, о отец молодцов, о султан зверей, - я тоскующий влюбленный, и погубили меня любовь и разлука, и, расставшись с любимыми, я потерял верный путь. Выслушай же мои слова и сжалься над моей любовью и страстью".
     И лев, услышав его слова, отошел назад и сел, опершись на хвост, и поднял к нему голову и стал играть хвостом и передними лапами. И когда Унс-аль-Вуджуд увидал эти движения, он произнес такие стихи:
     "Лев пустыни, умертвишь ли ты меня,
     Прежде чем я встречу тех, чьим стал рабом?
     Я не дичь, о нет, и жира нет на мне -
     Потеряв любимых, я недужен стал.
     С милыми расставшись, сердцем я устал
     И подобен телу в саване теперь.
     Абу-ль-Харис, лев в бою, не дай же ты
     Радости хулителям в тоске моей.
     Я влюбленный, утопившийся в слезах,
     И разлукой с милыми встревожен я.
     И во мраке ночи ими занят я,
     И любовь из бытия взяла меня".
     А когда он окончил свои стихи, лев поднялся и пошел к нему..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят четвертая ночь


     Когда же настала триста семьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лев поднялся и пошел к с ласковым видом, и глаза его были полны слез, а подойдя к нему, он лизнул его языком и пошел впереди него, сделав ему знак: "Следуй за мной!"
     И Унс-аль-Вуджуд последовал за ним, и так они шли, пока лев не поднялся с ним на гору. А потом лев спустился с этой горы, и юноша увидал следы прошедших в пустыне и понял, что это следы тех, кто шел с альВард-фи-ль-Акмам. И он пошел по следам. И когда лев увидел, что юноша пошел по следам и понял, что это след людей, прошедших с его возлюбленной, он повернул назад и ушел своей дорогой.
     Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он шел последу в течение дней и ночей, пока не пришел к ревущему морю, где бились волны, и здесь след оборвался. И понял Унс-аль-Вуджуд, что дальше их путь пролегал по морю, и оборвались тут его надежды, и он пролил слезы и произнес такие стихи:
     "Далеко стремлений цель, и стойкость мала моя,
     И как я найду их в пучине морской теперь?
     И как буду стоек я, погибла когда душа -
     От страсти к ним я со сном покончил для бдения,
     С тех пор, как места родные бросив, ушли они, -
     И сердце огнем горит мое, да и как горит!
     Сейхуя и Джейхун ток слез моих, или сам Евфрат,
     Превысит теченье их потоп или дождь с небес,
     И веки болят мои от слез, что текут из них,
     А сердце спалил огонь и искры летучие,
     Любви и страстей войска на сердце накинулись,
     А войско терпения разбито и вспять бежит,
     Я душу свою подверг опасности, их любя,
     И душу считал из них легчайшей я жертвою.
     Аллах, не взыщи с тех глаз, что в стаде смотреть могли
     На прелесть, которая светлее луны была!
     И ныне повергнут я глазами огромными,
     Чьи стрелы без тетивы вонзаются в сердце мне.
     Обманут я мягкостью был членов, что нежны так,
     Как нежна на дереве ветвь ивы зеленая.
     Желал я сближенья с ними, чтобы помочь себе
     В печальных делах любви, в заботе и горести.
     По стал я, как прежде был, печален и горестен,
     И все, что со мной случилось, - глаз искушение".
     А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, и провел в бесчувствии долгий срок, а потом очнулся и повернулся направо и налево, но никого не увидал в пустыне.
     И Унс-аль-Вуджуд испугался диких зверей и поднялся на высокую гору, и когда он стоял на этой горе, он вдруг услышал голос - человека, который говорил в пещере. И Унс-аль-Вуджуд прислушался, и вдруг оказалось, что это богомолец, который оставил мир и углубился в благочестие, и юноша постучался к нему в пещеру три раза, но богомолец не ответил ему и не вышел. И тогда Унсаль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие стихи:
     "Достигну каким путем того, что желаю я,
     И брошу заботы все и горе и тягости?
     Все страхи и ужасы седым меня сделали,
     И сердце и голова - седые в дни юности.
     Помощника не нашел себе я в любви моей
     И друга, чтоб облегчить тоску и труды мои.
     И сколько в любви моей боролся со страстью я,
     Но, мнится, судьба моя идет на меня теперь.
     О, сжальтесь над любящим, влюбленным, встревоженным,
     Покинутым, что разлуки чашу до дна испил!
     Огонь и в душе моей и в сердце погас уже,
     И разум мой похищен разлукой и горестью.
     И не было дня страшней, чем тот, когда я пришел
     В жилище их и увидел надпись на их дверях.
     Так плакал я, что вспоил я землю волнением,
     Но тайну свою сокрыл от ближних и дальних я.
     Молящийся, что в пещере скрылся, как будто бы
     Вкус страсти попробовал и ею был похищен, -
     Коль после всего того, что ныне я испытал,
     Достигну я цели, нет ни горя ни устали"
     А когда он окончил свои стихи, дверь пещеры вдруг открылась, и Унс-аль-Вуджуд услышал, кто-то говорит: "О милость!" И он вошел в дверь и приветствовал богомольца, и тот ответил на его приветствие и спросил: "Как твое имя?" - "Мое имя - Унс-аль-Вуджуд", - ответил юноша. И богомолец опросил: "А почему ты пришел сюда?" И Унс-аль-Вуджуд рассказал ему свою историю с начала до конца и поведал ему обо всем, что с ним случилось, и богомолец заплакал и сказал ему: "О Унс-аль-Вуджуд, я провел в этом месте двадцать лет и не видел здесь никого до вчерашнего дня, а вчера я услышал плач и шум, и, посмотрев в сторону звуков, я увидел множество людей и палатки, расставленные на берегу моря, и люди построили корабль, и на него село несколько человек, и они поплыли по морю. А потом корабль вернулся с некоторыми из тех, кто сел на него, и они сломали корабль и ушли своей дорогой. И я думаю, что люди, которые уехали морем и не вернулись, и есть те, кого ты ищешь, о Унс-аль-Вуджуд. И забота твоя тогда велика, и беспокойство тебе простительно. Но не найдется любящего, который не испытал бы печалей".
     И затем богомолец произнес такие стихи:
     "Ты думал, Унс-аль-Вуджуд, что духом свободен я,
     А страсть и любовь меня то скрутит, то пустит вновь.
     Я страсть и любовь позвал давно уже, с малых лет,
     Когда я ребенком был, еще молоко сосал.
     Любовью я занят был срок долгий, узнал ее:
     Коль спросишь ты обо мне, так знает меня любовь. И выпил я чашу страсти, горя и худобы,
     И стад как бы стертым я, так мягок я телом был.
     Имел прежде силу я, но стойкость ушла моя,
     И войско терпения разбито мечами глаз.
     Сближенья нельзя желать в любви без жестокости,
     Ведь крайности сходятся, ты знаешь, с начала дней,
     Свершила любовь свой суд над всеми влюбленными,
     Забвенье запретно нам, как ересь мятежная",
     А окончив говорить свое стихотворение, богомолец подошел к Унс-аль-Вуджуду и обнял его..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят пятая ночь


     Когда же настала триста семьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что богомолец, окончив говорить свое стихотворение, подошел к Унс-аль-Вуджуду и обнял его, и они так плакали, что горы загудели от их плача. И плакали они до тех пор, пока не упали, покрытые беспамятством. А очнувшись, они дали друг другу обет быть братьями ради Аллаха великого. И затем богомолец сказал Унс-аль-Вуджуду: "Сегодня ночью я помолюсь и спрошу для тебя у Аллаха совета". И Унс-аль-Вуджуд отвечал ему: "Внимание и повиновение!"
     Вот что было с Унс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ее привезли к горе и привели во дворец, и, взглянув на него, она увидала, как он устроен, и заплакала и сказала: "Клянусь Аллахом, это прекрасное место, но как недостает здесь любимого!"
     И она увидела на острове птиц и велела одному из своих приближенных поставить силки и изловить нескольких, и всякий раз, как поймает, сажать птиц в клетки во дворце, и слуга сделал так, как она велела.
     И аль-Вард-фи-ль-Акмам села у окна и стала вспоминать, что с ней случилось, и усилились ее любовь, страсть и волненье, и она пролила слезы и сказала такое стихотворенье:
     "О, кому же посетую на любовь я,
     На разлуку о возлюбленным и печали
     И на пламя внутри меня? Но все это
     Я не выдам, - боюсь доносчиков злобных,
     Зубочистке подобна я ныне стала
     От разлуки и пламени и рыданий,
     Где любимый, чтоб глазом мог он увидеть,
     Что лишенным ума теперь я подобна?
     Заточили они меня не по праву
     В таком месте, что милому не добраться.
     Прошу солнце я тысячу пожеланий
     Передать, как взойдет оно или сядет,
     Дорогому, что лик луны затмевает
     Красотою, а тонкостью - ветку ивы"
     Если роза напомнит мне его щеки,
     "Нет, - скажу я, - коль не моя, не похожа".
     Его губы слюны ручей источают,
     И несет он в огне горящему влагу.
     Как забуду, когда он дух мой и сердце,
     Хворь, недуги несет, и врач, и любимый?"
     А когда спустился на землю мрак, ее страсть усилилась, и она вспомнила о том, что прошло, и произнесла такие стихи:
     "Спустился на землю мрак, и боль взволновала страсть,
     Тоска растревожила во мне все страдания,
     Разлуки волнение в душе поселилось,
     И мысли повергнули меня в небытие опять.
     Любовью взволнована, тоской сожжена я вся,
     И слезы открыли тайну, мною сокрытую.
     И - нет положения, которое знала б я -
     Так кости тонки мои, больна и слаба я так.
     И сердца моего ад огнями горит давно,
     И зной его пламени мне печень терзает, жжет.
     Проститься я не имела власти с любимыми,
     Покинув их, о печаль моя и страдания!
     О нет, кто им передаст о том, что со мной теперь -
     Готова я выдержать все то, что начертано!
     Аллахом клянусь, в любви я век не забуду их,
     Ведь клятва людей любви есть клятва достойная!
     О ночь! - передай привет любимым ты от меня
     И, зная, свидетельствуй, что я не спала совсем!"
     Вот что было с аль-Вард-фи-ль-Акмам. Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то богомолец сказал ему: "Спустись в долину и принеси мне лыка с пальм". И Унс-аль-Вуджуд спустился и принес лыка. Богомолец взял лыко и свил из него сеть, как для соломы, а потом сказал: "О Унс-аль-Вуджуд, в глубине долины есть кусты, которые растут и сохнут на корнях, - спустись туда и наполни эту сеть; завяжи ее и брось в море, а сам сядь на нее и выезжай на простор моря, - быть может, ты достигнешь своей цели. Тот, кто не подвергает себя опасности, не достигнет того, к чему стремится".
     И Унс-аль-Вуджуд отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" А затем он простился с богомольцем и ушел от него и приступил к исполнению того, что он приказал, испросив благословение старца.
     И Унс-аль-Вуджуд пошел в глубь долины и сделал так, как велел ему богомолец. А когда он доплыл на сети до середины моря, подул ветер и погнал его далеко, так что он скрылся из глаз богомольца. И он не переставая плыл по морской пучине, то поднимаемый одной волной, то опускаемый другой, и видел, какие в море диковины и ужасы, пока не выбросили его судьбы через три дня к Горе лишившейся ребенка. И он вышел на сушу, точно оглушенный цыпленок, страдая от голода и жажды, и увидал бегущие потоки, и птиц, чирикающих на ветвях, и плодоносные деревья, росшие парами и отдельно. И он поел плодов, и напился из потоков, и пошел бродить, и увидел вдали что-то белое, и пошел по направлению к нему. И, подойдя ближе, Унс-аль-Вуджуд увидел, что это дворец, неприступный и укрепленный. И он подошел к воротам и увидел, что они заперты, и просидел возле них три дня, и, когда он сидел, вдруг ворота дворца открылись и оттуда вышел евнух. И он увидел Унс-аль-Вуджуда и спросил его: "Откуда ты и что тебя сюда привело?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Я из Испахана. Я плыл по морю с товаром, и корабль, на котором я был, разбился, и волны выбросили меня на этот остров". И евнух заплакал и обнял юношу и сказал: "Да продлит Аллах твою жизнь, о лик любимых! Испахан - моя страна, и у меня там есть двоюродная сестра, которую я любил, когда был молод, и я сильно был влюблен в нее. И на нас напали люди сильнее нас и захватили меня вместе с прочей добычей (а я был маленький) и оскопили меня, а потом меня продали в евнухи, и вот я в таком положении..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят шестая ночь


     Когда же настала триста семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух, который вышел из дворца аль-Вард-фи-ль-Акмам, рассказал Унс-аль-Вуджуду обо всем, что случилось с ним, и сказал: "Люди, которые меня захватили, оскопили меня, и продали в евнухи, и вот я в таком положении".
     И после того как евнух приветствовал Унс-аль-Вуджуда и пожелал ему долгой жизни, он ввел его во двор дворца. Унс-аль-Вуджуд увидел там большой пруд, окруженный деревьями и кустами, и во дворе были птицы в серебряных клетках с золотыми дверцами, и клетки эти были повешены на ветвях, и птицы в них щебетали, прославляя владыку судящего. И Унс-аль-Вуджуд подошел к первой птице и вгляделся в нее, и вдруг это оказалась горлинка. И когда птица увидела юношу, она возвысила голос и сказала: "О благой!"
     И Унс-аль-Вуджуда покрыло беспамятство. А очнувшись от беспамятства, он стал испускать вздохи и произнес такие стихи:
     "Горлинка, безумна ль тоже ты, как я?
     Так спроси владыку и скажи: "Благой!"
     Если б знать, - твой возглас от восторга ли,
     Или же от страсти, что в душе живет?
     Ты поешь ли с горя, потеряв друзей,
     Иль забыта ими и болеешь ты?
     Или потеряла милых ты, как я?
     Ведь жестокость-признак, что была любовь
     Тех, кто вправду любит, охрани Аллах!
     Их я не забуду, хоть бы я истлел",
     А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, а опомнившись, он шел, пока не дошел до второй клетки, и там он увидел вяхиря. И когда вяхирь увидел его, он проворковал: "О вечный, благодарю тебя!" И Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие стихи:
     "О вяхирь, что промолвил, воркуя, мне:
     "О вечный, благодарен я в горести!"
     Возможно, что Аллах своей милостью
     Сведет меня с любимым в пути моем.
     Бывал со мной медовых властитель уст,
     И страсть мою еще сильней делал он.
     И молвил я (а в сердце горел уже
     Огонь любви, и душу он жег мою,
     И токи слез как кровь лились из очей,
     И по щекам текли они струями):
     "Нет тварей здесь" не знающих горестей,
     Но все терпеть в беде моей буду я,
     Когда Аллах - клянусь его силою! -
     Сведет меня с владыками, в светлый день,
     Я все отдам, чтоб угостить любящих, -
     Обычай их таков, каков обычай мой,
     И выпущу из их темниц птичек я,
     И горести докину для радости!",
     А окончив свои стихи, он подошел к третьей клетке и нашел там соловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнес такие стихи:
     "Мне нравится соловьиный голое, - так нежен оп,
     Как голос влюбленного, от страсти погибшего.
     О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей они
     От страсти волнуются и горя и напастей,
     Как будто бы из любви великой сотворены, -
     Ни утра, ни сна им дет, от страсти и горести.
     Когда потерял я ум, влюбившись, прикован был
     К любимому страстью я, когда ж я прикован был,
     Ток слез полился, как цепь, и молвил я: "Цепи слез
     Длинней теперь сделались, и ими прикован я.
     Далеко они, и грусть все больше, и нет уже
     Сокровищ терпения; тоскою встревожен я.
     Коль будет рок справедлив и снова сведет меня
     С любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас.
     Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог,
     Как тело изнурено разлукой моей вдали".
     А окончив свои стихи, он подошел к четвертой клетке и увидел в ней соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при вида Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнес такие стихи:
     "Соловья прекрасный голос на заре
     Любящих забыть заставит прелесть струп.
     На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетует
     И на страсть, что стерла след его совсем.
     Часто слышали мы песни, что могли
     От восторга сталь и камень размягчить,
     И под утро ветерок вам весть давал
     О садах, где расцвели уже цветы.
     И вдыхать и слышать рады были мы
     Ветерок и птичек пенье на заре.
     Но мы вспомнили покинувших друзей
     И пролили слез потоки, точно дождь.
     И в душе зарделись пламя и огонь,
     Загорелись, как искры уголек.
     Помешал Аллах влюбленным получить
     От любимых или близость, или взгляд.
     У влюбленных, право, оправданья есть,
     Проницательный один лишь знает их".
     А окончив свои стихи, он прошел немного и увидел прекрасную клетку, - не было клетки лучше ее - и, приблизившись, он нашел в ней лесного голубя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно красивое. И Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, потеряв разум и ошеломленный, и, увидав его в таком состоянии, юноша пролил слезы и произнес вот эти стихи:
     "О лесной мой голубь, шлю тебе привет,
     Всех влюбленных Другу, от людей любви.
     Сам влюблен в газель я стройную давно,
     Чьи глаза острее лезвия меча,
     Сожжены любовью сердце и душа,
     Худоба владеет телом и болезнь,
     Сладость пищи уж запретна для меня,
     Как запретно сна приятность мне узнать.
     Утешенье и терпение ушли,
     А любовь, тоска и горе - те со мной.
     Как мне будет жизнь приятна после них,
     Когда в них мое желанье, цель и дух?"
     А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят седьмая ночь


     Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:
     "О влюбленный, ты на память мне привел
     Дни, когда погибла молодость моя,
     И любимого, чей облик я любил,
     Кто красою превосходной всех прельщал.
     Его голос, тонкий, чистый, на ветвях
     Он внимание к звукам флейты отвлекал.
     Растянул силки ловец, поймал его,
     И сказал он: "Чтоб оставил он меня".
     Я же думал, что имеет жалость он
     И смягчится, увидав мою любовь,
     Но, Аллахом пораженный, грубо он
     Разлучил меня с любимым навсегда.
     И любовь моя все больше и сильней,
     И огнями отдаленья я горю.
     Сохранит же пусть всех любящих Аллах,
     Знал кто страсть и испытал тоску мою.
     Коль увидит любящий, что в клетке я,
     Над любимым сжалившись, мне волю даст".
     Потом Унс-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: "Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?" И испаханец ответил: "Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для нее случайностей времени и ударов случая, и поселил ее вместе с ее людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы". И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: "Досталось мне желаемое, но срок долог!"
     Вот что было с Унс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а ее страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:
     "Меня заперли жестоко от него
     И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою
     И сожгли огнями страсти сердце мне,
     Отвративши от любимых взоры глаз,
     Заточили во дворце большом меня,
     На горе, что родилась в пучине вод,
     Коль хотели, чтоб забыла я его,
     Так усилили страданье лишь в душе.
     Как забуду я, раз вое, что есть во мае,
     Взгляд один на дик любимый причинил?
     Целый день в печали горькой я живу,
     Ночь же в мыслях о любимых провожу.
     В одиночестве мне дума о нем друг,
     Как подумаю, что встреча с ним вдали.
     Если б знать мне после этого всего,
     Согласится ли судьба, на что хочу?"
     А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, - а она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у нее было ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу, и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав ее, испугался и уехал на своей лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла такие стихи:
     "Не бойся, о благой рыбак, дурного ты -
     Поистине, я женщина, как люди все.
     Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулся
     И повесть мою выслушал с начала ты.
     О пожалей, хранимый богом, жар любви,
     Увидишь коль любимого бежавшего.
     Красавца полюбила я, чей чудный лик
     Луну и солнце превзошел сиянием.
     Газель, когда увидит раз хоть взор его,
     "Я раб твой", - скажет, снисхождения прося.
     Написана красою вдоль щеки его
     Строка с чудесным смыслом, но короткая:
     "Кто видит свет любви, идет тот правильно,
     Кто заблудился, тот преступен, нечестив".
     Коль хочет он пытать меня - прекрасно как!
     Когда его увижу, то награда мне,
     Как ожерелье из рубинов иль других
     Камней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов.
     Желанное исполнит, может быть, мой друг-
     Душа моя растаяла, растерзана".
     И когда рыбак услышал ее слова, он стал плакать я стонать и жаловаться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и сожгли его огни любви. И он произнес такие стихи:
     "Клянусь страстью, оправданье где ясней:
     Всеми членами я болен, слезы лью.
     Вот глаза, во мраке ночи что не спят,
     И сердца, что как кремень секут огонь.
     Испытали мы любовь, когда росли,
     Отличали тяжкое от легкого,
     А потом я продал душу, быв влюблен,
     За сближение с любимым, что далек,
     И опасности подвергся, думая,
     Что, быть может, торг мой будет выгодным.
     Ведь обычно у влюбленных - кто купил
     Близость с милым, тот сверхвыгодно купил".
     А окончив эти стихи, рыбак подвел лодку к берегу и сказал девушке: "Сойди в лодку, я переправлюсь с тобой, в какое ты захочешь место". И аль-Вард-фи-ль-Акмам сошла в лодку, и рыбак поплыл с нею, но, когда он немного отъехал от берега, на лодку подул сзади ветер, и она пошла быстро, так что берег скрылся с их глаз, и рыбак не знал, куда едет. И ветер (продолжал усиливаться в течение трех дней, а потом он утих по изволению Аллаха великого, и лодка плыла с ними, пока не приплыла к городу на берегу моря..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят восьмая ночь


     Когда же настала триста семьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда лодка с рыбаком и аль-Вард-фи-ль- Акмам приплыла к городу у моря, рыбак хотел пристать к берегу. А там был царь, отличавшийся великой яростью, звали его Дирбас. Он в это время сидел со своим сыном в царском дворце, и они смотрели в окно и обратили взоры в сторону моря и увидели эту лодку. И они вгляделись в нее и увидали там женщину, подобную луне на склоне неба, и в ушах у нее были кольца с дорогими бадахшанскими рубинами, а на шее ожерелье из драгоценных камней. И царь понял, что она из дочерей вельмож и царей, и спустился из дворца и вышел через ворота, которые вели к морю, и увидал, что лодка уже пристала к берегу и девушка спит, а рыбак укрепляет лодку у причала. И царь пробудил девушку от сна, и она проснулась плача, и царь спросил ее: "Откуда ты и чья ты дочь и почему ты прибыла сюда?" И аль-Вард-фи-ль-Акмам ответила ему: "Я дочь Ибрахима, везиря царя Шамиха, и причина моего прибытия сюда - дело великое и обстоятельство диковинное". И она рассказала ему всю свою историю с начала до конца, совершенно не боясь его, а затем испустила вздохи и произнесла такие стихи:
     "Мне веки поранила слеза, необычную
     Создав во мае грусть, когда лилась и текла она,
     Причиной тому был друг, в душе поселившийся
     Навек, но с ним близости в любви не имела я.
     Прекрасны черты его, блистают, цветут они,
     Арабов и турок он красою затмит своей.
     И солнце и месяц сам склонились перед ним
     Влюблено, и вежливость пред ликом его блюдут,
     Глаза его колдовством чудесным насурмлены,
     И в них ты увидишь лук, для выстрела поднятый.
     О тот, кому о себе сказала я все, прося
     Прощенья, будь кроток с той, кем страсть забавляется!
     Любовью закинута я в вашу страну теперь,
     Решимость моя слаба, от вас я жду помощи.
     Всегда благородные, когда в их страну придет
     Просящий о помощи, защиту в нужде дают"
     Покрой же позор людей любви, о предел надежд,
     И будь ты сближения влюбленных причиною!"
     А окончив эти стихи, она рассказала царю свою историю с начала до конца, и затем пролила слезы и сказала такие стихи:
     "Мы жили и видели в любви той чудесное
     Весь год, а ведь сказано: как в Реджеб всегда живи,
     И разве не чудо то, что в утро отъезда их
     Водою слезы моей я пламя в груди зажгла,
     А веко очей моих дождем серебро лило,
     А поле щеки моей златые ростки дало.
     И мнится, шафрана цвет, по ней разошедшийся, -
     С рубахи Иосифа, в крови перемазанной".
     И когда царь услышал слова девушки, он убедился в ее любви и страсти, и его взяла жалость к ней, и он сказал ей: "Нет для тебя страха и испуга - ты достигла желаемого, и я обязательно приведу тебя к тому, что ты хочешь, и доставлю тебе то, что ты ищешь. Выслушай же от меня такие слова". И он произнес:
     "Дочь знатных, достигла ты пределов желания -
     Весть радостную узнай и тягот не бойся ты.
     Сегодня я соберу богатства и их пошлю
     Я к Шамиху, и пошлю коней я и витязей.
     Пошлю мешки мускуса, парчу отошлю ему,
     И белое серебро пошлю я, и золото.
     О да, и поведает ему обо мне письмо,
     Что близким его хочу я родичем сделаться,
     А ныне я приложу усилия, чтоб помочь
     Приблизить к тебе все то, чего ты хотела бы.
     Я долго любовь вкушал, и знаю я вкус ее,
     И ныне прощаю тех, кто чашу любви испил".
     А окончив эти стихи, царь вышел к своим приближенным и, призвав везиря, связал тюки с несметными богатствами и велел ему отправляться к царю Шамиху и сказал: "Обязательно привези ко мне человека по имени Унс-аль-Вуджуд и скажи царю: "Царь Дирбас хочет с тобой породниться, выдав свою дочь замуж за Унс-аль-Вуджуда, твоего приближенного. Его необходимо послать со мною, чтобы мы написали брачный договор царевны в царстве ее отца".
     И потом царь Дирбас написал царю Шамиху письмо, где содержалось все это, и отдал его везирю и подтвердил, чтобы он привез Унс-аль-Вуджуда, и сказал: "Если ты не привезешь его ко мне, будешь отстранен от места". И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
     И затем он отправился с подарками к царю Шамиху, а прибыв к нему, передал привет от царя Дирбаса и отдал письмо и подарки. И когда царь Шамих увидал дары и прочитал письмо и увидел имя Унс-аль-Вуджуда, он заплакал сильным плачем и сказал везирю, присланному к нему: "А где Унс-аль-Вуджуд? Он ушел, и мы не знаем о нем ничего. Найди мне его, и я дам тебе во много раз большие подарки, чем ты привез".
     И потом он стал плакать, стонать и жаловаться и пролил слезы и произнес такие стихи:
     "Любимого мне верните!
     Не надобно мне богатства!
     Подарков я не желаю -
     Ни жемчуга, ни рубинов.
     Со мной жил полный месяц
     На небе красот высоко;
     Всех выше красой и свойством,
     С газелями несравнимый.
     На ветку походит станом,
     Плоды на которой - нега,
     Но нет ведь тех свойств у ветки,
     Что разум людей пленяют.
     Я нянчил его ребенком
     На лохе забот в неги,
     Теперь же о нем горюю,
     Им заняты мои мысли",
     А потом он обратился к везирю, который привез дары и послание, и сказал ему: "Ступай к твоему господину и скажи ему, что прошел уже год, как Унс-аль-Вуджуда нет, и господин не знает, куда он отправился, и не имеет о нем вестей". - "О владыка, - ответил везирь, - мой господин сказал мне: "Если не приведешь его ко мне, будешь отстранен от везирства и не войдешь в мой город". Как же я вернусь без Унс-аль-Вуджуда?"
     И тогда царь Шамих сказал своему везирю Ибрахиму: "Ступай с ним и с отрядом людей и разыщите Унс-аль-Вуджуда". И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
     А затем он собрал отряд своих приближенных и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят девятая ночь


     Когда же настала триста семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ибрахим, везирь царя Шамиха, собрал отряд своих приближенных и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда. И всякий раз, как они проходили мимо кочевых арабов или оседлого племени, они спрашивали: "Проходил ли здесь человек, которого зовут так-то и облик его такой-то?" Но им отвечали: "Мы такого не знаем".
     И они опрашивали во всех городах и селеньях и искали на равнинах и на горах, в степях и в пустынях, пока не пришли к берегу моря. И они потребовали лодку и сели в нее и ехали, пока не достигли Горы лишившейся ребенка. И тогда везирь царя Дирбаса опросил везиря царя Шамиха: "Почему рту гору так назвали?" И везирь ответил: "Потому, что здесь поселилась в древние времена джинния, и была эта джинния из джиннов Китая. И она полюбила одного человека, и охватила ее к нему страсть. Но джинния боялась своих родных. И когда увеличилась ее страсть, она стала искать на земле места, где могла бы укрыть этого человека от своих близких, и нашла эту гору, пути к которой не может найти никто, ни человек, ни джинн. И она похитила своего возлюбленного и отнесла его на гору и стала улетать от своих и приходить к нему потихоньку. И так продолжалось долгое время, пока не родила она на этой горе много детей. И купцы, которые проезжали по морю мимо этой горы, слышали детский плач, похожий на плач матери, лишившейся детей (то есть потеряла их), и говорили: "Разве здесь есть лишившаяся ребенка?" И удивился везирь царя Дирбаса этим словам.
     Путники шли, пока не дошли до дворца, и постучали в ворота, и ворота раскрылись, и к ним вышел евнух, и узнал Ибрахима, везиря царя Шамиха, и поцеловал ему руки, а потом везирь вошел во дворец и увидел на дворе среди евнухов одного факира. И это был Унс-аль-Вуджуд. И везирь спросил: "Откуда этот человек?" И ему оказали: "Это купец. Его имущество утонуло, но он сам спасся. Он одержимый".
     И везирь оставил его и вошел во дворец, но не увидел и следа своей дочери. И тогда он начал расспрашивать невольниц, которые были там, и они сказали: "Мы не знаем, как она ушла, и она пробыла с нами короткое время".
     И везирь пролил слезы и произнес такие стихи:
     "Вот жилище, где певали стаи птиц,
     И порог его цветами был покрыт"
     Но пришел влюбленный плачущий к нему
     И увидел, что открыта его дверь.
     Если б знать мае, что я душу потерял
     Близ жилища, чьи владетели ушли!
     Занято мыслью об исчезновении его дочери аль-Вард-филь-Акмам. И везирь царя Дирбаса пожелал отправиться в свою страну, не достигнув желаемого. И везирь Ибрахим, отец аль-Вард-фи-ль-Акмам, стал с ним прощаться, и везирь царя Дирбаса сказал ему: "Я хочу взять с собою этого факира - может быть, Аллах великий смягчит ко мне сердце царя по его благословению, ибо этот факир - восхищенный Аллахом. А потом я пошлю его в страну
     Испахан, так как она близко от нашей страны". - "Делай что хочешь", - сказал ему везирь Ибрахим, и каждый из них отправился своей дорогой. И везирь царя Дирбаса взял Унс-аль-Вуджуда с собой..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восьмидесятая ночь


     Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот восьмидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь царя Дирбаса взял с собою Унс-аль-Вуджуда, покрытого беспамятством, и ехал с ним три дня, - а юноша был без чувств, - и его везли на мулах, и он не знал, везут его или нет.
     А очнувшись от беспамятства, он спросил: "В какой я местности?" И ему сказали: "Ты вместе с везирем царя Дирбаса". А потом пошли к везирю и рассказали ему, что Унс-аль-Вуджуд очнулся. И везирь послал ему розовой воды и сахару, и Унс-аль-Вуджуда напоили и оживили его, и ехали до тех пор, пока не приблизились к городу царя Дирбаса. И царь послал сказать везирю: "Если Унс-аль-Вуджуда с тобою нет, не приходи ко мне никогда!" И везирь прочитал приказ царя, и ему стало от этого тяжело.
     А везирь не знал, что аль-Вард-фи-ль-Акмам находится у царя, и не знал, почему его послали за Унс-аль-Вуджудом, и не знал, почему царь Дирбас хочет породниться с царем Шамихом.
     И Унс-аль-Вуджуд не знал, куда его везут, и не знал, что везирь послан его искать. А везирь не знал, что это и есть Унс-аль-Вуджуд. И когда везирь увидел, что Унс-аль-Вуджуд очнулся, он сказал ему: "Царь послал меня по одному делу, и оно не исполнено, и, когда царь узнал о моем прибытии, он прислал мне письмо, в котором велел мне не вступать в город, если дело не исполнено".
     "А в чем нужда царя?" - спросил Унс-аль-Вуджуд. И везирь рассказал ему всю историю. Тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему: "Не бойся! Иди к царю и возьми меня с собою, я ручаюсь, что Унс-аль-Вуджуд придет". И везирь обрадовался и воскликнул: "Правда ли то, что ты говоришь?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Да!" И тогда везирь сел на коня и взял с собой Унс-аль-Вуджуда и поехал с ним к царю.
     И когда они прибыли к царю, тот спросил везиря: "Где Унс-аль-Вуджуд?" И Унс-аль-Вуджуд сказал: "О царь, я знаю местопребывание Унс-аль-Вуджуда". И царь приблизил юношу к себе и спросил его: "А где он?" И Унс-аль-Вуджуд отвечал "Очень близко, но скажи мне, что ты от него хочешь, и я приведу его к тебе". - "С любовью и охотой, - ответил царь, - но только это дело требует уединения". И царь велел людям уйти и, войдя с Унс-аль-Вуджудом в уединенное место, рассказал ему всю историю, с начала до конца. И тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему "Принеси мне роскошную одежду и надень ее на меня, и я быстро приведу к тебе Унс-аль-Вуджуда".
     И царь дал ему роскошное платье, и Унс-аль-Вуджуд надел его и сказал: "Я Унс-аль-Вуджуд, горе завидующих!" А потом он метнул в сердца взорами и произнес такие стихи:
     "Дружна в одиночестве со мною о милом мысль,
     И гонит она тоску, хоть я в отдалении.
     Глаза мои во слезах, и лишь когда лью слезу
     Из глаз я, вздыхать легко мне снова становится,
     Тоска моя так сильна, что равной ей не найти,
     И дивны дела мои в любви и влюбленности.
     И ночи я провожу без сна, не смыкая глаз,
     И в страсти своей мечусь меж раем и племенем,
     Терпенье прекрасное имел, но утратил я,
     И только усилилась любовь и беда моя.
     И телом я тонок стал от мук отдаления,
     И страсть изменила облик мой и лицо мое.
     И веки очей моих болят от текущих слез,
     Из глаз не могу я слез струящихся удержать.
     Уж нет больше хитростей, и душу утратил я,
     И долго ли горести я буду испытывать?
     И сердцем и головой я сед одинаково,
     Тоскуя по господам, чья прелесть превыше всех.
     Расстались мы, вопреки желанью и воле их,
     Желают они со мной лишь встречи и близости.
     О, если бы знать нам, после дали и горести
     Подарит ли мне судьба с любимым сближение?
     И дали свернет ли свиток, ею развернутый,
     Сотрет ли все тяготы сближения радостью?
     И будет ли милый мне в дому сотрапезником
     И сменит ли печаль чистейшей отрадою".
     А когда он окончил свои стихи, царь сказал ему: "Клянусь Аллахом, вы поистине верные влюбленные, как две звезды, сияющие в небе красоты, я дело ваше удивительно, и обстоятельства ваши диковинны!" И потом он рассказал Унс-аль-Вуджуду повесть аль-Вард-фи-ль-Акмам до конца, и юноша спросил его: "А где же она, о царь времени?" И царь ответил: "Она теперь у меня"
     И царь призвал судью и свидетелей и заключил договор девушки с Унс-аль-Вуджудом и выказал ему почет и оказал ему милости, а потом царь Дирбас послал посланного к царю Шамиху и известил обо всем, что случилось у него с Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-ль-Акмам.
     И царь Шамих до крайности обрадовался этому и послал письмо, где стояло: "Раз заключение договора произошло у тебя, подобает, чтобы празднество и вход мужа к жене были у меня". И потом он снарядил верблюдов, коней и людей и послал за Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-льАкмам. И когда посланные пришли к царю Дирбасу, царь помог юноше и девушке большими деньгами и отослал их в сопровождении многих воинов. И они ехали, пока не достигли города, и был этот день днем зрелища, великолепнее которого не видали. И царь Шамих собрал всех певиц с инструментами для пения и устроил пиры, и так провели семь дней. Каждый день царь Шамих награждал людей роскошными одеждами и оказывал им милости. А потом Унс-аль-Вуджуд вошел к аль-Вард-фи-ль-Акмам и обнял ее, и они сидели и плакали от чрезмерного счастья и радости, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:
     "Веселье пришло, уняв заботы и горести,
     И вместе сошлись мы вновь на горе завистникам.
     Сближения ветерок подул благовонный к нам,
     И сердце он оживил, и тело, и все внутри.
     И дружбы сияние блеснуло прекрасной нам,
     И бьет барабан о нас со всех четырех сторон.
     Не думайте, что от горя ныне мы плачем с ним -
     Напротив, от радости глаза наши слезы льют.
     Ведь сколько увидели мы страхов, но все ушло,
     И вытерпели мы все, что горести нам несло.
     В минуту сближения забыла я навсегда
     Все страхи и ужасы, седины несущие".
     А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств..."
     И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восемьдесят первая ночь


     Когда же настала триста восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд и аль-Вард-фи-ль-Акмам встретились, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств от сладости встречи, а когда они очнулись от бесчувствия, Унс-аль-Вуджуд произнес такие стихи:
     "О, как сладостны мне ночи дивные,
     Когда милый справедливым стал ко мне!
     Непрерывной стала близость наша тут,
     И разлуки прекращение пришло.
     И судьба к нам благосклонная идет,
     Хотя раньше отклонялась от нас.
     И знамена счастье ставит нам свои -
     В чаше пили мы без примеси его.
     Мы сошлись и жаловались на тоску
     И на ночи, что нам горе принесли.
     Мы забыли все былое, господа,
     Милосердый нам минувшее простил.
     Как приятна и как сладостна вам жизнь!
     Обладая, я сильнее лишь люблю".
     А когда он окончил свое стихотворение, они обнялись и легли в уединении и проводили время за беседой, стихами и тонкими повестями и рассказами, пока не потонули в море страсти. И прошло над ними семь дней, и они не отличали ночи от дня из-за охватившего их крайнего наслаждения и радости, счастья и веселья, и были эти семь дней точно один день, за которым нет второго, и они узнали, что пришел седьмой день только по появлению певиц с инструментами. И аль-Вард-фи-ль-Акмам выразила великое удивление и произнесла такие стихи:
     "Завистникам всем, доносчикам всем на злобу
     Достигли того, что жаждали мы с любимым,
     Добились мы сближения и объятий
     И шелка, и парчи блестящей, новой,
     На кожаной постели, что набита
     Пером и пухом птиц, престранных видом,
     И от нужды в вине нас избавляет
     Слюна любимого, что слаще меда"
     Сближенье так приятно, что не знаем
     Ни дальнего, ни близкого мы часа
     Уж семь ночей над нами пролетели,
     А мы не знаем, сколько их, вот диво!
     Поздравьте же с неделей и скажите:
     "Продли, Аллах, сближение с любимым!"
     А когда она окончила стихи, Унс-аль-Вуджуд поцеловал ее больше сотни раз, а затем он произнес такие стихи:
     "День радости пришел и поздравлений,
     Явился милый, от разлуки спасшись
     Развлек меня он радостью сближенья
     И вед со мной приятную беседу.
     И так меня вином поил он дружбы,
     Что я исчез из мира, упоенный,
     И радостно и весело легли мы,
     И за вино взялись мы и за песни.
     От крайнего восторга не умели
     Мы отличить день первый от второго"
     Во здравие любимому сближенье,
     И пусть, как к нам, к нему придет веселье,
     Пусть горечи не знает он разлуки,
     И пусть господь его, как нас, поздравит",
     А когда Унс-аль-Вуджуд окончил это стихотворение, они поднялись и вышли из своих покоев и пожаловали людям деньги и одежды и стали давать и одарять. И альВард-фи-ль-Акмам приказала очистить для себя баню и сказала Унс-аль-Вуджуду: "О прохлада моих глаз, я хочу видеть тебя в бане, мы будем там наедине, и с нами никого не будет".
     И увеличилась их радость, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:
     "О ты, кто издавна владеешь мною
     (А новое от старого не помощь)"
     О ты, кому замены не найду я,
     Друзей иных себе не пожелаю,
     Пойдем-ка в баню, свет моего глаза,
     Увидим рай мы там, посреди ада"
     А после алоэ и недд возьмем мы,
     Чтобы повеял дух его прекрасный.
     И все грехи судьбы мы ей отпустим,
     Благодаря владыку всеблагого,
     И я окажу, тебя увидя в бане:
     "Любимый, на здоровье я на пользу!"
     А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они встали и пошли в баню и насладились в ней, и вернулись к себе во дворец и прожили там в приятнейших радостях, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучитедьница собраний. Да будет же слава тому, кто не изменяется и не прекращается и к кому все дела возвращаются!


Реклама в Интернет