Реклама в Интернет | "Все Кулички"

Ганс Христиан Андерсен

ЕЛКА


 
   Стояла в лесу этакая славненькая елочка; место у нее было хорошее:  и 
солнышко ее пригревало, и воздуха было вдосталь, а вокруг росли товарищи 
постарше, ель да сосна. Только не терпелось елочке самой стать взрослой: 
не думала она ни о теплом солнышке, ни о свежем воздухе; не  замечала  и 
говорливых деревенских детишек, когда они приходили в лес собирать  зем- 
лянику или малину. Наберут полную кружку, а то нанижут ягоды на  соломи- 
ны, подсядут к елочке и скажут: 
   - Какая славная елочка! 
   А ей хоть бы и вовсе не слушать таких речей. 
   Через год подросла елочка на один побег,  через  год  вытянулась  еще 
немножко; так, по числу побегов, всегда можно узнать, сколько лет  росла 
елка. 
   - Ах, быть бы мне такой же большой, как другие! - вздыхала елка. - Уж 
как бы широко раскинулась я ветвями да  выглянула  макушкой  на  вольный 
свет! Птицы вили бы гнезда у меня в ветвях, а как подует ветер, я кивала 
бы с достоинством, не хуже других! 
   И не были ей в радость ни солнце, ни птицы, ни алые облака,  утром  и 
вечером проплывавшие над нею. 
   Когда стояла зима и снег лежал вокруг искрящейся белой пеленой,  час- 
тенько являлся вприпрыжку заяц и перескакивал прямо через елочку - такая 
обида! Но прошло две зимы, и на третью елка так подросла, что зайцу  уже 
приходилось обегать ее кругом. 
   "Ах! Вырасти, вырасти, стать большой и старой - лучше этого нет ниче- 
го на свете!" - думала елка. 
   По осени в лес приходили дровосеки и валили сколько-то самых  больших 
деревьев. Так случалось каждый год, и елка, теперь уже совсем  взрослая, 
всякий раз трепетала, - с таким стоном и звоном  падали  наземь  большие 
прекрасные деревья. С них срубали ветви, и они были такие  голые,  длин- 
ные, узкие - просто не узнать. Но потом их укладывали на повозки, и  ло- 
шади увозили их прочь из лесу. Куда? Что их ждало? 
   Весной, когда прилетели ласточки и аисты, елка спросила у них: 
   - Вы не знаете, куда их увезли? Они вам не попадались? 
   Ласточки не знали, но аист призадумался, кивнул головой и сказал: 
   - Пожалуй, что знаю. Когда я летел из Египта, мне  встретилось  много 
новых кораблей с великолепными мачтами. Помоему, это они и были, от  них 
пахло елью. Я с ними много раз здоровался, и голову они держали  высоко, 
очень высоко. 
   - Ах, если б и я была взрослой и могла поплыть через  море!  А  какое 
оно из себя, это море? На что оно похоже? 
   - Ну, это долго рассказывать, - ответил аист и улетел. 
   - Радуйся своей молодости! - говорили солнечные лучи. - Радуйся свое- 
му здоровому росту, юной жизни, которая играет в тебе! 
   И ветер ласкал елку, и роса проливала над ней слезы, но она этого  не 
понимала. 
   Как подходило рождество, рубили в лесу совсем юные елки, иные из  них 
были даже моложе и ниже ростом, чем наша, которая не знала покоя  и  все 
рвалась из лесу. Эти деревца, а они, кстати сказать, были  самые  краси- 
вые, всегда сохраняли свои ветки, их сразу укладывали на повозки, и  ло- 
шади увозили их из лесу. 
   - Куда они? - спрашивала елка. - Они ведь не больше меня, а одна  так 
и вовсе меньше. Почему они сохранили все свои ветки? Куда они едут? 
   - Мы знаем! Мы знаем! - чирикали воробьи. - Мы бывали в городе и заг- 
лядывали в окна! Мы знаем, куда они едут! Их ждет такой блеск  и  слава, 
что и не придумаешь! Мы заглядывали в окна, мы видели! Их сажают посреди 
теплой комнаты и украшают замечательными вещами -  золочеными  яблоками, 
медовыми пряниками, игрушками и сотнями свечей! 
   - А потом? - спрашивала елка, трепеща ветвями. - А потом? Потом что? 
   - Больше мы ничего не видали! Это было бесподобно! 
   - А может, и мне суждено пойти этим сияющим путем! - ликовала елка. - 
Это еще лучше, чем плавать по морю. Ах, как я томлюсь! Хоть бы  поскорей 
опять рождество! Теперь и я такая же большая и рослая, как  те,  которых 
увезли в прошлом году. Ах, только бы мне попасть на повозку!  Только  бы 
попасть в теплую комнату со всей этой славой и великолепием! А  потом?.. 
Ну, а потом будет что-то еще лучше, еще прекраснее, а то к чему  же  еще 
так наряжать меня? Уж конечно, потом будет что-то еще более величествен- 
ное, еще более великолепное! Но что? Ах, как я тоскую, как томлюсь! Сама 
не знаю, что со мной делается! 
   - Радуйся мне! - говорили воздух и солнечный свет.  -  Радуйся  своей 
юной свежести здесь, на приволье! 
   Но она ни капельки не радовалась; она росла и росла, зиму и лето сто- 
яла она зеленая; темно-зеленая стояла она, и все, кто ни видел ее, гово- 
рили: "Какая славная елка!" - и под рождество срубили ее первую.  Глубо- 
ко, в самое нутро ее вошел топор, елка со вздохом пала наземь, и было ей 
больно, было дурно, и не могла она думать ни о каком  счастье,  и  тоска 
была разлучаться с родиной, с клочком земли,  на  котором  она  выросла: 
знала она, что никогда больше не видать ей своих милых старых товарищей, 
кустиков и цветов, росших вокруг, а может, даже и птиц. Отъезд был  сов- 
сем невеселым. 
   Очнулась она, лишь когда ее сгрузили во дворе вместе с  остальными  и 
чей-то голос сказал: 
   - Вот эта просто великолепна! Только эту! 
   Пришли двое слуг при полном параде и внесли елку в  большую  красивую 
залу. Повсюду на стенах висели портреты, на большой изразцовой печи сто- 
яли китайские вазы со львами на крышках; были тут кресла-качалки, шелко- 
вые диваны и большие столы, а на столах книжки с картинками  и  игрушки, 
на которые потратили, наверное, сто раз по сто риксдалеров, - во  всяком 
случае, дети говорили так. Елку поставили в большую бочку с  песком,  но 
никто бы и не подумал, что это бочка, потому что она была обернута зеле- 
ной материей, а стояла на большом пестром ковре. Ах, как трепетала елка! 
Что-то будет теперь? Девушки и слуги стали наряжать ее. На ветвях повис- 
ли маленькие сумочки, вырезанные из цветной бумаги, и каждая была напол- 
нена сластями; золоченые яблоки и грецкие орехи словно сами  выросли  на 
елке, и больше ста маленьких свечей, красных, белых и голубых,  воткнули 
ей в ветки, а на ветках среди зелени закачались куколки, совсем как  жи- 
вые человечки - елка еще ни разу не видела таких, - закачались среди зе- 
лени, а вверху, на самую макушку ей посадили усыпанную золотыми блестка- 
ми звезду. Это было великолепно, совершенно бесподобно... 
   - Сегодня вечером, - говорили все, - сегодня вечером она засияет! 
   "Ах! - подумала елка. - Скорей бы вечер! Скорей бы  зажгли  свечи!  И 
что же будет тогда? Уж не придут ли из леса деревья посмотреть на  меня? 
Уж не слетятся ли воробьи к окнам? Уж не приживусь ли я здесь, уж не бу- 
ду ли стоять разубранная зиму и лето?" 
   Да, она изрядно во всем разбиралась и томилась до  того,  что  у  нее 
прямо-таки раззуделась кора, а для дерева это  все  равно  что  головная 
боль для нашего брата. 
   И вот зажгли свечи. Какой блеск, какое великолепие! Елка  затрепетала 
всеми своими ветвями, так что одна из свечей пошла огнем по  ее  зеленой 
хвое; горячо было ужасно. 
   - Господи помилуй! - закричали девушки и бросились гасить огонь. 
   Теперь елка не смела даже и трепетать. О, как страшно  ей  было!  Как 
боялась она потерять хоть что-нибудь из своего убранства, как была  оше- 
ломлена всем этим блеском... И тут распахнулись створки дверей, и в  зал 
гурьбой ворвались дети, и было так, будто они вот-вот  свалят  елку.  За 
ними степенно следовали взрослые. Малыши замерли на месте,  но  лишь  на 
мгновение, а потом пошло такое веселье, что только в ушах звенело.  Дети 
пустились в пляс вокруг елки и один за другим срывали с нее подарки. 
   "Что они делают? - думала елка. - Что будет дальше?" 
   И выгорали свечи вплоть до самых ветвей, и когда они выгорели, их по- 
тушили, и дозволено было детям обобрать елку. О, как они набросились  на 
нее! Только ветки затрещали. Не будь она привязана  макушкой  с  золотой 
звездой к потолку, ее бы опрокинули. 
   Дети кружились в хороводе со своими великолепными игрушками, а на ел- 
ку никто и не глядел, только старая няня высматривала среди  ветвей,  не 
осталось ли где забытого яблока или финика. 
   - Сказку! Сказку! - закричали дети  и  подтащили  к  елке  маленького 
толстого человечка, и он уселся прямо под ней. 
   - Так мы будем совсем как в лесу, да и елке не  мешает  послушать,  - 
сказал он, - только я расскажу всего одну сказку. Какую хотите: про Иве- 
де-Аведе или про Клумпе-Думпе, который с лестницы свалился, а все ж таки 
в честь попал да принцессу за себя взял? 
   - Про Иведе-Аведе! - кричали одни. 
   - Про Клумпе-Думпе! - кричали другие. 
   И был шум и гам, одна только елка молчмя молчала и  думала:  "А  я-то 
что же, уж больше не с ними, ничего уж больше не сделаю?" Она свое отыг- 
рала, она, что ей было положено, сделала. 
   И толстый человечек рассказал про Клумпе-Думпе, что с  лестницы  сва- 
лился, а все ж таки в честь попал да принцессу за себя взял. Дети захло- 
пали в ладоши, закричали: "Еще, еще расскажи!", им хотелось послушать  и 
про ИведеАведе, но пришлось остаться при Клумпе-Думпе. Совсем притихшая, 
задумчивая стояла елка, птицы в лесу ничего подобного  не  рассказывали. 
"Клумпе-Думпе с лестницы свалился, а все ж таки принцессу за себя  взял! 
Вот, вот, бывает же такое на свете!" - думала елка и верила, что все это 
правда, ведь рассказывал-то такой  славный  человек.  "Вот,  вот,  почем 
знать? Может, и я с лестницы свалюсь и выйду за принца". И  она  радова- 
лась, что назавтра ее опять украсят свечами и игрушками, золотом и фрук- 
тами. 
   "Уж завтра-то я не буду так трястись! - думала она. - Завтра я  вдос- 
таль натешусь своим торжеством. Опять услышу сказку про Клумпе-Думпе,  а 
может, и про Иведе-Аведе". Так, тихая и задумчивая,  простояла  она  всю 
ночь. 
   Поутру пришел слуга со служанкой. 
   "Сейчас меня опять начнут наряжать!" - подумала елка. Но  ее  волоком 
потащили из комнаты, потом вверх по лестнице, потом на чердак, а там су- 
нули в темный угол, куда не проникал дневной свет. 
   "Что бы это значило? - думала елка. - Что мне тут делать? Что я  могу 
тут услышать?" И она прислонилась к стене и так стояла и все думала, ду- 
мала. Времени у нее было достаточно. 
   Много дней и ночей миновало; на чердак никто не приходил. А когда на- 
конец кто-то пришел, то затем лишь, чтобы  поставить  в  угол  несколько 
больших ящиков. Теперь елка стояла совсем запрятанная в угол, о ней  как 
будто окончательно забыли. 
   "На дворе зима! - подумала она. - Земля затвердела и  покрылась  сне- 
гом, люди не могут пересадить меня, стало быть, я,  верно,  простою  тут 
под крышей до весны. Как умно придумано! Какие они все-таки добрые,  лю- 
ди!.. Вот если б только тут не было так темно,  так  страшно  одиноко... 
Хоть бы один зайчишка какой! Славно все-таки было в лесу,  когда  вокруг 
снег, да еще заяц проскочит, пусть даже и перепрыгнет через  тебя,  хотя 
тогда-то я этого терпеть не могла. Все-таки ужасно одиноко здесь  навер- 
ху!" 
   - Пип! - сказала вдруг маленькая мышь и выскочила из норы, а  за  нею 
следом еще одна малышка. Они обнюхали елку и стали шмыгать по ее ветвям. 
   - Тут жутко холодно! - сказали мыши. -  А  то  бы  просто  благодать! 
Правда, старая елка? 
   - Я вовсе не старая! - отвечала елка.  -  Есть  много  деревьев  куда 
старше меня! 
   - Откуда ты? - спросили мыши. - И что ты знаешь? -  Они  были  ужасно 
любопытные. - Расскажи нам про самое чудесное место на  свете!  Ты  была 
там? Ты была когда-нибудь в кладовке, где на полках лежат  сыры,  а  под 
потолком висят окорока, где можно плясать по сальным свечам,  куда  вой- 
дешь тощей, откуда выйдешь жирной? 
   - Не знаю я такого места, - сказала елка, - зато знаю лес, где солнце 
светит и птицы поют! 
   И рассказала елка все про свою юность, а мыши отродясь ничего  такого 
не слыхали и, выслушав елку, сказали: 
   - Ах, как много ты видела! Ах, как счастлива ты была! 
   - Счастлива? - переспросила елка и задумалась над своими  словами.  - 
Да, пожалуй, веселые были денечки! 
   И тут рассказала она про сочельник, про то, как ее разубрали пряника- 
ми и свечами. 
   - О! - сказали мыши. - Какая же ты была счастливая, старая елка! 
   - Я вовсе не старая! - сказала елка. - Я пришла из лесу только нынеш- 
ней зимой! Я в самой поре! Я только что вошла в рост! 
   - Как славно ты рассказываешь! - сказали мыши  и  на  следующую  ночь 
привели с собой еще четырех послушать ее, и чем больше елка  рассказыва- 
ла, тем яснее припоминала все и думала: "А ведь и в самом  деле  веселые 
были денечки! Но они вернутся, вернутся Клумпе-Думпе с лестницы  свалил- 
ся, а все ж таки принцессу за себя взял, так, может, и я за принца  вый- 
ду!" И вспомнился елке этакий хорошенький молоденький дубок, что  рос  в 
лесу, и был он для елки настоящий прекрасный принц. 
   - А кто такой Клумпе-Думпе? - спросили мыши. 
   И елка рассказала всю сказку, она запомнила ее слово в слово. И  мыши 
подпрыгивали от радости чуть ли не до самой ее верхушки. 
   На следующую ночь мышей пришло куда больше, а в  воскресенье  явились 
даже две крысы. Но крысы сказали, что сказка вовсе не так уж  хороша,  и 
мыши очень огорчились, потому что теперь и им сказка стала  меньше  нра- 
виться. 
   - Вы только одну эту историю и знаете? - спросили крысы. 
   - Только одну! - отвечала елка. - Я слышала ее в самый счастливый ве- 
чер всей моей жизни, но тогда я и не думала, как счастлива я была. 
   - Чрезвычайно убогая история! А вы не знаете  какойнибудь  еще  -  со 
шпиком, с сальными свечами? Истории про кладовую? 
   - Нет, - отвечала елка. 
   - Так премного благодарны! - сказали крысы и убрались восвояси. 
   Мыши в конце концов тоже разбежались, и тут елка сказала, вздыхая: 
   - А все ж хорошо было, когда они сидели вокруг, эти резвые  мышки,  и 
слушали, что я им рассказываю! Теперь и этому конец. Но уж  теперь-то  я 
не упущу случая порадоваться, как только меня  снова  вынесут  на  белый 
свет! 
   Но когда это случилось... Да, это было утром, пришли люди и шумно за- 
возились на чердаке. Ящики передвинули, елку вытащили из угла; ее, прав- 
да, больнехонько шваркнули об пол, но слуга тут же поволок ее к  лестни- 
це, где брезжил дневной свет. 
   "Ну вот, это начало новой жизни!" - подумала елка. Она  почувствовала 
свежий воздух, первый луч солнца, и вот уж она на дворе.  Все  произошло 
так быстро; елка даже забыла оглядеть себя, столько было вокруг  такого, 
на что стоило посмотреть. Двор примыкал к саду, а в саду все цвело.  Че- 
рез изгородь перевешивались свежие, душистые розы, стояли в цвету  липы, 
летали ласточки. "Вить-вить! Вернулась моя женушка!" - щебетали они,  но 
говорилось это не про елку. 
   "Уж теперь-то я заживу", - радовалась елка, расправляя ветви. А  вет- 
ви-то были все высохшие да пожелтевшие, и лежала она в углу двора в кра- 
пиве и сорняках. Но на верхушке у нее все еще сидела звезда из золоченой 
бумаги и сверкала на солнце. 
   Во дворе весело играли дети - те самые, что в сочельник плясали  вок- 
руг елки и так радовались ей. Самый младший подскочил к  елке  и  сорвал 
звезду. 
   - Поглядите, что еще осталось на этой гадкой старой елке! - сказал он 
и стал топтать ее ветви, так что они захрустели под его сапожками. 
   А елка взглянула на сад в свежем убранстве из  цветов,  взглянула  на 
себя и пожалела, что не осталась в своем темном углу на чердаке;  вспом- 
нила свою свежую юность в лесу, и веселый сочельник, и маленьких  мышек, 
которые с таким удовольствием слушали сказку про Клумпе-Думпе. 
   - Конец, конец! - сказало бедное деревцо. - Уж хоть бы я  радовалась, 
пока было время. Конец, конец! 
   Пришел слуга и разрубил елку на щепки - вышла целая охапка; жарко за- 
пылали они под большим пивоваренным котлом; и так глубоко вздыхала елка, 
что каждый вздох был как маленький выстрел; игравшие во дворе дети  сбе- 
жались к костру, уселись перед ним и, глядя в огонь, кричали: 
   - Пиф-иаф! 
   А елка при каждом выстреле, который был ее глубоким вздохом,  вспоми- 
нала то солнечный летний день, то звездную зимнюю ночь в лесу, вспомина- 
ла сочельник и сказку про Клумпе-Думпе - единственную, которую слышала и 
умела рассказывать... Так она и сгорела. 
   Мальчишки играли во дворе, и на груди у самого  младшего  красовалась 
звезда, которую носила елка в самый счастливый  вечер  своей  жизни;  он 
прошел, и с елкой все кончено, и с этой историей тоже. Кончено, кончено, 
и так бывает со всеми историями. 
 


OCR Палек, 1998 г.




Реклама в Интернет