Ганс Христиан Андерсен

СЕРЕБРЯНАЯ МОНЕТКА

 
   Жила-была монетка. Она только что  вышла  из  чеканки  -  чистенькая, 
светленькая, - покатилась и зазвенела: 
   - Ура! Теперь пойду гулять по белу свету! 
   И пошла. 
   Ребенок крепко сжимал ее в своем тепленьком  кулачке,  скряга  тискал 
холодными липкими пальцами, люди постарше вертели и  поворачивали  много 
раз, а у молодых она не задерживалась и живо катилась дальше. 
   Монетка была серебряная, меди в ней было очень мало, и вот она  целый 
год гуляла по белу свету, то есть в той стране, где была отчеканена. По- 
том она отправилась за границу и оказалась последней родной  монеткой  в 
кошельке путешественника. Но он и не подозревал о ее существовании, пока 
она сама не попала к нему в пальцы. 
   - Вот как! У меня еще осталась одна наша родная монетка! - сказал он. 
- Ну, пусть едет со мною путешествовать! 
   И монетка подпрыгнула от радости и зазвенела, когда ее сунули обратно 
в кошелек. Тут ей пришлось лежать со своими иностранными сородичами, ко- 
торые все сменялись - одна уступала место другой, ну а она  все  остава- 
лась в кошельке. Это уже было своего рода отличие! 
   Прошло много недель. Монетка заехала далеко-далеко от родины, сама не 
знала куда. Она  лишь  слышала  от  соседок,  что  они  француженки  или 
итальянки, что они теперь в такомто и таком-то городе, но сама она ни  о 
чем и представления не имела: не много увидишь,  сидя  в  кошельке,  как 
она! Но вот однажды монетка заметила, что кошелек не закрыт. Ей  вздума- 
лось хоть одним глазком поглядеть на мир, и она проскользнула в щелочку. 
Не следовало бы ей этого делать, да она была любопытна,  ну,  и  это  не 
прошло ей даром. Она попала в карман брюк. Вечером  кошелек  из  кармана 
вынули, а монетка осталась лежать, как лежала. Брюки вынесли для  чистки 
в коридор, и тут монетка вывалилась из кармана на пол.  Никто  этого  не 
слыхал, никто этого не видал. 
   Утром платье опять забрали в комнату, путешественник оделся и  уехал, 
а монетка осталась. Вскоре ее нашли на полу, и  она  вновь  должна  была 
пойти в ход вместе с тремя другими монетами. 
   "Вот хорошо-то! Опять пойду гулять по свету, увижу новых людей, новые 
нравы!" - подумала монетка. 
   - А это что за монета? - послышалось в ту же минуту. -  Это  не  наша 
монета. Фальшивая! Не годится! 
   С этого и началась история, которую она сама потом рассказывала. 
   - "Фальшивая! Не годится!" Я вся так и задрожала! - рассказывала она. 
- Я же знала, что я серебряная, чистого звона и настоящей чеканки.  Вер- 
но, ошиблись, думаю, не могут люди так отзываться обо  мне.  Однако  они 
говорили именно про меня! Это меня называли фальшивой, это я  никуда  не 
годилась! "Ну, сбуду ее с  рук  в  сумерках!"  -  сказал  мой  хозяин  и 
сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись  бранить:  "Фальши- 
вая!", "Не годится!", "Надо поскорее сбыть ее с рук!" 
   И монетка дрожала от страха и стыда всякий раз,  как  ее  подсовывали 
кому-нибудь вместо монеты той страны. 
   - Ах я горемычная! Что мне мое серебро, мое достоинство, моя чеканка, 
когда все это ничего не значит! В глазах людей остаешься  тем,  за  кого 
они тебя принимают! Как же ужасно и вправду иметь нечистую совесть, про- 
биваться в жизни нечистыми путями, если мне, ни в чем не  повинной,  так 
тяжело только потому, что я кажусь виновной!.. Всякий раз, как я перехо- 
жу в новые руки, я трепещу взгляда, который на меня упадет: я знаю,  что 
меня сейчас же швырнут обратно на стол, словно я какая-нибудь обманщица! 
   Раз я попала к одной бедной женщине: она получила меня  в  уплату  за 
тяжелую поденную работу. Ей никак не удавалось сбыть меня с  рук,  никто 
не хотел меня брать. Я была для бедняги сущей напастью. 
   "Право, поневоле придется обмануть кого-нибудь! - сказала женщина.  - 
Где мне, при моей бедности, держать фальшивую монету! Отдам-ка ее  бога- 
тому булочнику, он-то не разорится от этого, хоть и нехорошо  это,  сама 
знаю, нехорошо!" 
   "Ну вот, теперь я буду лежать на совести у бедной женщины! - вздохну- 
ла я. - Неужто я и впрямь так изменилась под старость?" 
   Женщина отправилась к богатому булочнику, но он слишком хорошо разби- 
рался в монетах, и мне не пришлось долго лежать там, куда меня положили: 
он швырнул меня в лицо бедной женщине. Ей не дали за меня хлеба,  и  мне 
было так горько, так горько сознавать, что я отчеканена на горе  Другим! 
Это я-то, некогда такая смелая, уверенная в себе, в своей чеканке, в хо- 
рошем звоне! И я так пала духом, как только может пасть монетка, которую 
никто не хочет брать. Но женщина принесла меня обратно домой,  поглядела 
на меня добродушно и ласково и сказала: 
   "Не хочу я никого обманывать! Я пробью в  тебе  дырку,  пусть  каждый 
знает, что ты фальшивая... А впрочем... Постой, мне пришло на ум -  быть 
может, ты монетка счастливая? Наверно, так! Я  пробью  в  тебе  дырочку, 
продерну шнурок и повешу тебя на шею соседкиной девочке - пусть носит на 
счастье!" 
   И она пробила во мне дырочку. Не особенно-то приятно, когда тебя про- 
бивают, но ради доброго намерения многое можно перенести. Через  дырочку 
продернули шнурок, и я стала похожа на медаль. Меня повесили на шею  ма- 
лютке, и она улыбалась мне, целовала меня, и я всю ночь провела на  теп- 
ленькой невинной детской груди. 
   Утром мать девочки взяла меня в руки, поглядела и что-то  задумала... 
Я сейчас же догадалась! Потом взяла ножницы и перерезала шнурок. 
   "Счастливая монетка! - сказала она. - А ну посмотрим!" И она положила 
меня в кислоту, так что я вся позеленела: потом затерла дырку,  немножко 
почистила меня и в сумерках пошла к продавцу лотерейных  билетов  купить 
билетик на счастье. 
   Ах, как мне было тяжело! Меня точно в тисках сжимали, ломали пополам! 
Я ведь знала, что меня обзовут фальшивой, осрамят  перед  всеми  другими 
монетами, что лежат и гордятся своими надписями и чеканкой.  Но  нет!  Я 
избежала позора! В лавке была такая толпа, продавец был так  занят,  что 
не глядя бросил меня в выручку, к другим монетам. Выиграл  ли  купленный 
на меня билет, не знаю, знаю только, что на другой же день меня признали 
фальшивой, отложили в сторону и опять отправили обманывать - все обманы- 
вать! Ведь это просто невыносимо для честной натуры - ее-то уж у меня не 
отнимут! Так переходила я из рук в руки, из дома в дом  больше  года,  и 
всюду-то меня бранили, всюду-то на меня сердились. Никто не верил в  ме- 
ня, и я сама разуверилась и в себе и в людях. Тяжелое выдалось для  меня 
время! 
   Но вот однажды явился путешественник; ему, конечно, сейчас же  подсу- 
нули меня, и он был так прост, что взял меня за тамошнюю монету. Но ког- 
да он, в свою очередь, хотел расплатиться мною, я опять  услышала  крик: 
"Фальшивая! Не годится!" 
   "Мне дали ее за настоящую! - сказал путешественник и вгляделся в меня 
пристальнее. И вдруг на лице его появилась улыбка. А ведь, глядя на  ме- 
ня, давно уже никто не улыбался. - Нет, что же это! - сказал он. -  Ведь 
это наша родная монетка, хорошая, честная монетка моей родины, а  в  ней 
пробили дырку и называют ее фальшивой! Вот забавно! Надо припрятать тебя 
и взять с собою домой". 
   То-то я обрадовалась! Меня опять называют  доброй,  честной  монетой, 
хотят взять домой, где все и каждый узнают меня, будут знать, что я  се- 
ребряная, настоящей чеканки! Я бы засверкала от радости искрами, да  это 
не в моей натуре, искры испускает сталь, а не серебро. 
   Меня завернули в тонкую белую бумажку, чтобы не смешать с другими мо- 
нетами и не затерять. Вынимали меня только в торжественных случаях,  при 
встречах с земляками, и тогда обо мне отзывались  необыкновенно  хорошо. 
Все говорили, что я очень интересна. Забавно, что можно быть интересной, 
не говоря ни слова. 
   И вот я попала домой.  Миновали  мои  мытарства,  потекла  счастливая 
жизнь. Я ведь была серебряная, настоящей чеканки, и мне совсем не вреди- 
ло, что во мне пробита дыра, как в фальшивой: что за беда, если  на  са- 
мом-то деле ты не фальшивая! Да, надо иметь терпение: пройдет  время,  и 
все станет на свои места. Уж в это я твердо верю! - заключила свой расс- 
каз монетка. 
 

OCR Палек, 1998 г.