Реклама в Интернет | "Все Кулички"

Братья Гримм




   О Заколдованном дереве
 
   Давненько уж это было - тысячи две лет тому назад. Жил да был на све-
те богатый человек, и жена у него была красивая и богобоязненная, и  лю-
били они друг друга сердечно, а детей у них не было. Очень  им  хотелось
иметь детей; и жена молилась об этом и день, и ночь, а детей все  же  не
было и не было...
   Перед домом их был двор; среди того двора росло ветвистое  дерево,  и
под тем деревом однажды зимою стояла жена и срезала ножом кожуру с ябло-
ка. Срезала да и порезала себе ножом пальчик, так что кровь закапала  на
снег. "Ах! - сказала жена и глубоко вздохнула, и, взглянув на капли кро-
ви, проговорила с грустью: - Вот если бы у меня было такое дитятко:  как
кровь румяное да как снег белое!"
   И как только она это выговорила, у ней вдруг так полегчало  на  душе,
как будто ее желанию суждено было действительно сбыться, и она пошла до-
мой совсем утешенная.
   Прошло с той поры около года. Жена все недомогала и, жалуясь на  свое
здоровье, не раз говаривала мужу: "Если я умру, похорони  меня  под  тем
деревом, что растет у нас среди двора".
   В конце года она родила сына, белого как снег и румяного как кровь, и
когда она его увидела, то обрадовалась так, что с радости и умерла.  Муж
похоронил жену по ее желанию под тем деревом, что росло среди  двора,  и
очень ее оплакивал; немного спустя он стал уже меньше по ней плакать,  а
там и совсем перестал; а еще сколько-то времени спустя взял себе  в  дом
другую жену.
   От второй жены родилась дочка, а от первой жены  остался  хорошенький
сынок, румяный как кровь и белый как снег.
   Когда мачеха смотрела на свою дочку, она казалась ей милым  дитятком,
а как взглянет, бывало, на своего хорошенького  пасынка,  у  ней  так  и
кольнет в сердце - тотчас придет ей в голову, что он ей  поперек  дороги
стал, и кабы не он, все богатство отца досталось бы ее дочери.
   И стала она на своего хорошенького пасынка злиться, и стала его  тол-
кать из угла в угол: и тут щипнет, и там щипнет, так что бедное дитя жи-
ло в постоянном страхе. И когда он возвращался домой из школы, у него не
было ни одной минуты покоя.
   Однажды мачеха пошла в свою светелку, и ее хорошенькая дочка пришла к
ней и сказала: "Матушка, дай мне яблочко". - "Изволь, дитятко", - сказа-
ла ей мать и дала ей чудесное яблоко из сундука своего; а  у  сундука-то
крышка была тяжелая-претяжелая, и замок у ней большой, железный, с  ост-
рыми зубцами. "Матушка, - сказала хорошенькая девочка, - ты и братцу то-
же дашь яблочко?" Это раздосадовало ее мать, однако же она сдержалась  и
сказала: "И ему дам, когда он придет из школы".
   И как раз в это время увидела из окошка, что пасынок возвращается до-
мой; тут ее словно бес под руку толкнул, она отняла  у  дочки  яблоко  и
сказала: "И тебе прежде брата не дам". Швырнула яблоко в сундук и закры-
ла его крышкой.
   Когда пасынок вошел в дверь, нечистый  наставил  ее  ласково  сказать
ему: "Сыночек! Не хочешь ли ты получить от меня яблоко?" А сама  посмот-
рела на него искоса. "Матушка, - сказал мальчик, - что ты это так на ме-
ня смотришь? Хорошо, дай мне яблочко!" - "Пойдем со мной, - сказала  она
и открыла крышку сундука. - Вот, выбирай любое".
   И когда мальчик нагнулся над сундуком, бес и толкни  ее  под  руку  -
р-раз! - она захлопнула крышку с такою силою, что голова мальчика отско-
чила от туловища и упала среди румяных яблок.  Тут  она  перепугалась  и
стала думать: "Как бы мне это с себя свалить?" И вот зашла  она  в  свою
комнату, вынула из ящика белый платок, опять приставила голову к тулови-
щу, обвязала мертвому пасынку шею так, что ничего не было заметно, и по-
садила его на стул перед дверьми, а в руку дала ему яблоко.
   Немного спустя пришла дочь к матери в кухню и увидела, что мать стоит
перед огнем, а перед нею лохань с горячей водой, в  которой  она  что-то
полощет. "Матушка, - сказала дочка, - братец сидит перед  дверьми  блед-
ныйпребледный и держит в руке яблоко; я было попросила его, чтобы он мне
яблочко дал, но он мне ничего не ответил, и мне стало страшно". - "А  ты
ступай к нему еще раз, - сказала мать, - и если он тебе ничего не  отве-
тит, дай ему по уху". Дочка и точно пошла и сказала:  "Братец,  дай  мне
яблочко". Но он ничего не ответил ей. Тогда она ударила его  по  уху,  и
голова его свалилась с плеч.
   Девочка страшно перепугалась и начала плакать и кричать, и побежала к
матери своей. "Ах, матушка, я сбила голову моему братцу!" - и плакала, и
плакала, и не могла утешиться. "Доченька, - сказала мать, - что ты наде-
лала? Но теперь-то уж замолчи, чтобы никто этого не знал; ведь теперь уж
этого не воротишь! Давай разварим его в студень".
   И взяла мачеха своего мертвого пасынка, разрубила его на куски, поло-
жила его в лохань и разварила в студень. А дочь ее  при  этом  стояла  и
плакала, и плакала, и все слезы ее падали в лохань, так что даже и  соли
в студень не понадобилось класть.
   Вот вернулся отец домой, сел за стол и сказал: "А где же мой сын?"  А
мать принесла на стол большущее блюдо студня, между тем как дочка ее все
плакала и плакала, и никак не могла удержаться от слез.
   Отец между тем спросил еще раз: "Да где же мой сын?" Мачеха отвечала:
"Он ушел в гости к своему деду; там хотел он некоторое время  остаться".
- "Да что ему там делать? Ушел, даже и не простился со мной?" - "О,  ему
очень хотелось туда пойти, и он у меня просил  позволения  остаться  там
эту неделю: его ведь все там ласкают". - "А все же, - сказал отец, - мне
очень жаль, что он не простился со мною".
   С этими словами он принялся за еду и сказал дочке: "Что  ты  плачешь?
Ведь братец-то твой вернется же! - потом, обратясь к  жене,  добавил:  -
Жена! Какое ты мне подала вкусное блюдо! Подбавь-ка мне еще!" И чем  бо-
лее он ел, тем более хотелось ему еще и  еще,  и  он  все  приговаривал:
"Подкладывай больше, пусть ничего на блюде не останется!" И  все-то  ел,
ел, а косточки все под стол метал - и наконец съел все дочиста.
   А дочка его достала из комода свой лучший шелковый платочек,  сложила
в него из-под стола все косточки и хрящики и понесла вон из дома,  обли-
ваясь горькими слезами.
   Выйдя на средину двора, она положила косточки в платочек под  дерево,
что там росло, на зеленую травочку, и у ней стало  легко  на  сердце,  и
слезы ее иссякли.
   И увидела она, что дерево вдруг зашевелилось - ветви его стали расхо-
диться и сходиться, словно руки у человека, когда он от радости начинает
размахивать руками и хлопать в ладоши.
   Затем от дерева отделился как бы легкий туман, а среди тумана блистал
и огонь, и из этого-то огня вылетела чудная птица и запела чудную песен-
ку, и высоко-высоко поднялась в воздух.
   Когда же она совсем исчезла из виду, тогда и ветви на дереве переста-
ли двигаться, и платок с косточками, что лежал под деревом, пропал бесс-
ледно.
   А у сестрицы на душе стало так легко и приятно, как если бы братец ее
был еще в живых. И она вернулась домой веселая, села  за  стол  и  стала
есть.
   Птица полетела и села на дом золотых дел мастера, и стала  петь  свою
песенку:
   Меня мачеха убила,
   Мой отец меня же съел.
   Моя милая сестричка
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   Мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь,  когда  услышал
птичку, которая пела на крыше дома, и песенка показалась ему очень прив-
лекательной.
   Он поднялся со своего места, и когда сошел сверху  вниз,  то  потерял
одну туфлю. Так он и на середину улицы вышел в одной  туфле  и  в  одном
носке, опоясанный фартуком, с золотой цепью в одной руке,  с  клещами  в
другой...
   А солнце-то так и светило на улице! Вот он и стал  как  вкопанный,  и
давай смотреть на птичку. "Птичка, - сказал он, - как ты  славно  поешь!
Спой-ка мне еще раз свою песенку!" - "Нет, - сказала птичка, - я  дважды
даром петь не стану. Дай мне эту золотую цепочку, тогда я тебе и еще раз
спою мою песенку". - "Вот, на тебе золотую цепь;  только  спой  мне  еще
раз".
   Тогда подлетела птичка, взяла золотую цепь в правую лапку, села  про-
тив мастера и запела:
   Меня мачеха убила,
   Мой отец меня же съел.
   Моя милая сестричка
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   Оттуда полетела птичка к башмачнику, присела к нему на крышу и  запе-
ла:
   Меня мачеха убила;
   Мой отец меня же съел.
   Моя милая сестричка
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   Башмачник услышал песенку, выбежал из дому  в  одном  жилете  и  стал
смотреть на крышу, прикрывая ладонью глаза от солнца. "Птичка, -  сказал
он, - да как же ты славно поешь! - И жену башмачник вызвал  из  дома:  -
Поди-ка сюда, глянь-ка на птичку! Вот так птичка, как  отлично  распева-
ет!" Потом позвал он и дочь свою, и детей, и подмастерьев, и работников,
и служанку, и все вышли на улицу и смотрели на птицу, и любовались ею.
   А птичка была и точно красивая: перышки на ней красные и  зеленые,  а
около шейки - словно чистое золото, а глазки у ней блистали как звездоч-
ки.
   "Птичка, - сказал башмачник, - спой ты мне свою песенку еще  раз".  -
"Нет, - сказала птичка, - дважды я не пою даром. Подари мне что-нибудь".
- "Жена, - приказал башмачник, - ступай ко мне в мастерскую; там стоит у
меня пара совсем готовых красных башмаков, принеси их мне сюда".
   Жена пошла и принесла башмаки. "Вот тебе, птичка! - сказал башмачник.
- Ну, а теперь спой мне свою песенку".
   Птичка слетела, взяла у него башмаки в левую лапку, потом опять взле-
тела на крышу и запела:
   Меня мачеха убила,
   Мой отец меня же съел.
   Моя милая сестричка
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   А пропевши песенку, птичка полетела: цепочку  держала  она  в  когтях
правой лапки, а башмаки - в когтях левой лапки, и прилетела она прямо на
мельницу, которая работала на полном ходу и постукивала так:  плики-пля-
ки, плики-пляки, плики-пляки.
   Да на мельнице же сидело человек двадцать рабочих, которые обтесывали
жерновой камень и выбивали молотками:  тик-так,  тик-так,  тик-так  -  и
мельница вторила их работе своим постукиваньем.
   Птичка опустилась на липу, которая росла у самой мельницы, и запела:
   Меня мачеха убила...
   Один рабочий перестал работать.
   Мой отец меня же съел.
   Еще двое от работы отстали и прислушались...
   Моя милая сестричка...
   Еще четверо бросили работу...
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала...
   Уж только восьмеро остались при деле.
   И под деревцем...
   Уж только шестеро осталось...
   ... сложила...
   Только один продолжал работу...
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   Тут уж и последний отстал и тоже стал слушать. "Птичка, - сказал  он,
- как ты славно поешь! Дай и мне тоже послушать, спой еще раз!" -  "Нет,
- отвечала птица, - дважды не стану петь даром; дай мне  жернов,  так  я
еще раз тебе спою". - "Да, - сказал он, - если бы жернов мне одному при-
надлежал, ты бы его получила". - "Да, - сказали другие, - если  она  нам
еще раз споет, то мы отдадим ей жернов".
   Тогда птичка слетела вниз, а все двадцать рабочих стали  приподнимать
жернов и покрикивать: "У-у-ух, у-ух, ухнем! ух!"
   А птичка только продела голову в отверстие  жернова,  вздела  его  на
шею, как воротник, и вместе с ним взлетела на дерево и запела:
   Меня мачеха убила,
   Мой отец меня же съел.
   Моя милая сестричка
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   А пропев свою песенку, она расправила крылышки и, держа в когтях пра-
вой лапки цепочку, в когтях левой - пару красных башмаков, а  на  шее  -
жернов, полетела вдаль, к дому отца своего.
   В доме за столом сидели отец, дочка и мачеха, и отец говорил им: "Что
это значит, что у меня сегодня так легко, так весело на сердце?" - "Нет,
- сказала мачеха, - мне что-то страшно, словно бы гроза большая надвига-
ется". А дочка сидела и все плакала да плакала.
   Тут как раз прилетела птичка и села на крышу. "Ах, - сказал  отец,  -
мне так весело, и солнце так прекрасно светит, и на душе у меня так  хо-
рошо, как будто мне предстоит увидеться со старым знакомцем". - "Нет,  -
сказала жена, - страшно мне, страшно, так что зуб на зуб навести не  мо-
гу, а жилах у меня словно огонь".
   Дочка же тем временем села в угол и стала плакать еще пуще, и прикры-
вала глаза руками, и ладони рук ее были совсем мокры.
   Птичка между тем уселась на дерево среди двора и стала петь:
   Меня мачеха убила...
   Мачеха, услышав это, заткнула уши и зажмурила глаза, не желая  ничего
ни видеть, ни слышать, но в ушах ее все же был шум,  как  от  сильнейшей
бури, а глаза жгло, и в них словно молния блистала.
   Птичка продолжала петь:
   Мой отец меня же съел...
   "Ах, матушка, - сказал отец, - там сидит такая славная птица  и  поет
так прекрасно, да и солнышко так светит и греет, и благоухает тмином".
   Птичка продолжала:
   Моя милая сестричка...
   Сестричка, как услышала это, уткнула лицо в колени  и  стала  плакать
навзрыд, а отец, напротив того, сказал: "Я  выйду,  посмотрю  на  птичку
вблизи". - "Ах, не ходи, не ходи! - сказала жена.  -  Мне  кажется,  что
весь дом наш в пламени".
   Но муж ее не послушался, вышел из дома и взглянул на птичку,  которая
продолжала свою песню:
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала
   И под деревцем сложила.
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   И, закончив песенку, птичка сбросила сверху золотую цепь прямо на шею
отцу, и цепь пришлась как раз в меру.
   Тогда он вернулся домой и сказал: "Посмотри, какая это чудесная  пти-
ца, подарила мне прекрасную золотую цепь, да и сама-то на вид такая кра-
сивая". Жена же все попрежнему бегала в ужасе по всему дому и  места  не
могла себе найти.
   А птица опять завела ту же песню:
   Меня мачеха убила...
   "Ах, если бы я хоть в самой преисподней теперь была!
   Лишь бы не слыхать мне этой песни!" - проговорила мачеха в отчаянии.
   Мой отец меня же съел...
   Мачеха при этих словах в изнеможении упала на пол.
   Моя милая сестричка...
   "Ах, - сказала сестричка, - я тоже выйду и посмотрю, не подарит ли  и
мне чего-нибудь птичка". И она вышла из дома.
   Мои косточки собрала,
   Во платочек их связала...
   Тут сбросила она сестричке сверху красные башмачки.
   И под деревцем сложила!
   Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
   Тогда и у сестрички на сердце стало легко и весело. Она надела  новые
красные башмачки и стала в них плясать и прыгать. "Ах, - сказала она,  -
я была так грустна, когда выходила из дому; а теперь мне так легко и хо-
рошо! И что за славная птичка - ведь она подарила мне пару красных  баш-
маков!" - "Нет! - сказала ее мать и вскочила с места в ужасе,  и  волосы
поднялись у нее дыбом на голове. - Мне  кажется,  что  светопреставление
наступило! Не могу вытерпеть: я тоже выйду из дома - быть может,  и  мне
станет легче!"
   Но чуть только она выступила за двери  -  тррах!  Птичка  скинула  ей
мельничий жернов на голову и раздавила им мачеху насмерть.
   Отец и сестричка услыхали этот шум и выскочили из дома: из того  мес-
та, где жернов упал, повалил клубами дым, потом показался огонь,  вспых-
нуло пламя, а когда все это закончилось, они  увидели  перед  собою  ма-
ленького братца, который взял отца и сестричку за руки, и все трое  были
счастливы и довольны настолько, что вошли в дом, сели за стол  и  приня-
лись кушать.

   Пер. под ред. П.Н. Полевого
   Печатается по изданию: "Сказки, собранные  братьями  Гриммами",  Спб, 1895.
   Изд. "Алгоритм", 1998.
   OCR Палек, 1999 г.


Home: