---------------------------------------------------------------
  Louis L'Amour "HIGH LONESOME"
  (c) Copyright by Louis and Katherine L'Amour Trust 1962
  (c) Copyright Л.В. Винницкая, перевод с английского
  Изд: "Центрполиграф", М., 1996
  OCR, Spellcheck: Евгений Шведов, 08 Jan 2001
---------------------------------------------------------------




                              Посвящается Джеффу Милтону,
                              Джорджу Ко, Тому Пикетту,
                              рассказавшим мне о Западе,
                              когда он был диким.




   Когда луна скрылась  за  зубчатым  гребнем  Гансайт-Хиллс,  два  всадника
покинули укромные расщелины в скалах возле реки.  Была  тихая  ночь.  Только
треск  сверчков  нарушал  безмолвие,  да  гнедая  возле  конюшни  беспокойно
топталась, подняв голову и прядая ушами. В то же  время  еще  один  всадник,
крупный мужчина, лихо  державшийся  в  седле,  выехал  из  лощины  с  другой
стороны города и направился по узкой тропе, ведущей к главной улице.
   Стук копыт и разбудил кузнеца, привыкшего даже во  сне  ожидать  в  любой
момент нападения индейцев.  Он  открыл  глаза  и  даже  прислушивался,  пока
лошадь не прошла мимо. Ему показалось  странным,  что  кто-то  отправился  в
путь в столь поздний час, но сон сморил его, и одинокий всадник был забыт.
   А тот остановился в густой тени за центральным магазином. Вскоре  до  его
слуха донесся приглушенный цокот копыт. По улице приближались двое.
   Консидайн пока ничем не обнаружил своего присутствия,  но  его  напарники
знали, что он всегда появляется в назначенном месте и в  назначенное  время,
словно вырастая из-под земли.
   Всадники совсем было проехали мимо, но в последнюю минуту как по  команде
повернули направо, остановились перед банком и спешились.  Каждый  держал  в
руках винтовку. Только когда они заняли свои позиции, Дэч  пересек  улицу  и
почти растворился возле затененной  стены  здания,  где  располагался  банк.
Здесь он тоже оставил седло и осторожно достал  банку  из-под  варенья.  Это
была ничем  не  примечательная  жестянка,  но  Дэч  обращался  с  ней  очень
бережно. Когда со своей ношей он оказался у дверей банка,  Консидайн  открыл
их изнутри.
   - Эта адская смесь не подведет... - сказал Дэч о  содержимом  жестянки  и
бесшумно, словно кошка, как это иногда умеют очень крупные люди, двинулся  в
темноте за Консидайном. Перед большим  металлическим  сейфом  он  присел  на
корточки.
   Консидайн вернулся к двери и еще раз  оглядел  пустынную  улицу.  За  его
спиной взломщик сейфов готовился к работе.
   Харди зажег папиросу и глянул через  плечо.  Он  был  моложе  Консидайна,
такого же роста, но стройнее. Тусклый огонек  высветил  острые,  как  лезвие
ножа, черты его лица, жесткого и решительного.
   Словно вытесанный из цельного камня, молодой метис из индейского  племени
кайова, известный от Колорадо до Соноры  бандит,  вездесущий  и  неуловимый,
сохранял молчание и неподвижность.
   Консидайн вернулся к Дэчу, который возился с  сейфом.  Рубашка  на  спине
здоровенного детины взмокла, пока стальное сверло вгрызалось в  металл.  Но,
как говорят, начало - полдела: в верхнем углу дверцы зияло отверстие.
   - Отдохнешь?
   - Нет.
   Дэч был мастером в своем ремесле и гордился  этим.  Когда-то  он  отбывал
срок в Техасе за торговлю краденым скотом. В тюрьме один старый  медвежатник
научил его вскрывать сейфы. И хотя теперь к западу  от  Миссисипи  никто  не
мог бы назвать более искусного специалиста по  этой  части,  он  никогда  не
спешил, даже если вокруг свистели пули.
   Медленно текли минуты... Вдруг где-то хлопнула  дверь.  Мгновения  тишины
показались вечностью. Затем жалобно заскрипела водокачка, в пустое  жестяное
ведро хлынула вода.
   Взломщики замерли. Дэч  положил  тяжелую  дрель  на  пол.  Наконец  ведро
наполнилось, и до них донесся звук захлопнувшейся  двери.  Все  стихло.  Дэч
взял сверло и продолжил работу. Пот  струями  стекал  по  его  лицу,  но  он
продолжал углублять отверстие неторопливо и уверенно.
   Консидайн ощущал, как в нем растет напряжение. Каждая секунда  пребывания
здесь увеличивала опасность. Он слишком хорошо знал западные города.  Удрать
из любого из них с добычей -  чрезвычайно  сложно.  Ему  доводилось  слышать
байки об удачных налетах, но  верилось  в  них  с  трудом.  На  поверку  все
выходило иначе. Если даже какая-нибудь шайка бандитов и пробовала  захватить
город врасплох, то потом жители его до драки спорили между собой о том,  кто
из налетчиков получил первую пулю и чью.
   Банкир  этого  города  в  Гражданскую  войну  был  полковником  в   Армии
союзников, лейтенантом во время войны с Мексикой,  сражался  с  индейцами  и
охотился  на  буйволов.  Хозяин  салуна  на  другой  стороне  улицы  -  тоже
известный охотник.  Владелец  центрального  магазина  во  время  Гражданской
войны слыл в своем  полку  первоклассным  стрелком,  а  потом  участвовал  в
стычках с индейцами в Вайоминге  и  Небраске.  И  подобное  можно  вспомнить
почти о каждом жителе. Во всем городе в  лучшем  случае  набралось  бы  трое
мужчин, никогда не державших в руках оружия  или  пользовавшихся  им  редко.
Это  было  время,  когда  на   Западе   превыше   всего   ценились   отвага,
предприимчивость и ловкость. Поэтому ни одному хвастуну на деле  никогда  не
удавалось облапошить первых переселенцев,  обосновавшихся  в  суровом  краю.
Бандиты и беглые могли чувствовать себя в безопасности только  до  тех  пор,
пока проводили время с себе подобными в дешевых  салунах  и  с  девочками  в
борделях.
   Пронзительно  жужжа,  пронеслось  какое-то  насекомое,  где-то  прокричал
перепел. Прислонившись к дверному косяку, Консидайн напряженно  слушал  визг
дрели. Его душа уже давно не знала  покоя.  И  сейчас  он  продолжал  корить
себя. Только круглый идиот мог принять участие в такой дурацкой  затее.  Как
вообще его угораздило стать вором? Он почувствовал, что от одной этой  мысли
его щеки вспыхнули, а  по  коже  побежали  мурашки.  Поначалу  все  казалось
только лихой забавой. Он был совсем мальчишкой; однажды у  них  с  приятелем
не оказалось денег, чтобы погулять в свое удовольствие.  Тогда  они  поймали
несколько бычков и продали их  скупщику  краденого  скота.  Все  как  нельзя
лучше сошло с рук и потому повторилось. На четвертый раз их выследили.  Были
погоня и перестрелка. Им ничего не оставалось, как  покинуть  родной  город.
Удрав от полиции, он скрылся в Канзасе.
   С  тех  пор  одно  преступление  следовало  за  другим.  И   вот   теперь
вооруженное ограбление банка. Как ни печально, надо было  признать,  что  за
четыре года такой жизни он не стал богаче какого-нибудь ковбоя,  работающего
на скотоводческом ранчо. Разница заключалась лишь в том, что  за  человеком,
честно добывавшим свой хлеб, не велось охоты по всей стране.
   Первое отверстие было готово. Консидайн  вынул  кусок  домашнего  мыла  и
замазал щель по периметру дверцы сейфа. Дэч отдыхал,  вытирая  пот  со  лба,
потом, пристроив дрель в другое место, продолжил работу. Металл под  сверлом
побелел.
   Где-то на улице заржала лошадь. В  степи  еще  раз  прокричал  перепел  -
одинокий зов, вопрошающий и заунывный. Консидайн прихлопнул москита  на  шее
и шепотом выругался.
   Напряжение продолжало нарастать. Харди уже не  опирался  на  притолоку  с
безразличным видом. Он тоже нервничал.  Только  метис  оставался  совершенно
спокойным.
   Вдруг Харди свистнул, и Консидайн  положил  руку  на  плечо  Дэча.  Дрель
смолкла. В наступившей гнетущей тишине стало  слышно,  как  банковские  часы
безразлично отбивают убегающие секунды.
   К перекрестку медленно  приближалась  пара  лошадей.  Вскоре  два  сонных
всадника с ружьями, мерно покачиваясь в седлах, пересекли  главную  улицу  и
исчезли в темноте. Выждав пару минут, Консидайн что-то шепнул  Дэчу,  и  тот
возобновил работу. Он не мог позволить себе повернуть голову,  чтобы  самому
посмотреть, что случилось.
   Время будто остановилось. Нетерпение Консидайна достигло предела. Во  рту
пересохло, в ушах пульсировала кровь. Когда ты вне закона, каждый  встречный
- твой судья и палач. Чувствуешь себя  дичью.  Всяк,  кому  не  лень,  может
безнаказанно послать тебе пулю в спину: ты -  враг  общества.  Но,  что  еще
хуже, общество - твой самый бескомпромиссный враг.
   Снова нетерпеливо заржала лошадь. Харди закурил очередную папиросу.  Дэч,
наконец, убрал дрель, заново замазал мылом все щели и  к  замочной  скважине
присоединил короткий бикфордов шнур.
   Консидайн поднял старый матрац, загодя принесенный  через  заднюю  дверь,
положил его на сейф  и  все  вместе  плотно  обернул  истрепанным  шерстяным
одеялом, захваченным  из  конюшни.  Чтобы  от  взрывной  волны  не  вылетели
стекла, вместе с Дэчем они закрыли все окна. Как  известно,  звон  разбитого
стекла способен разбудить гораздо больше людей,  чем  сам  взрыв.  Консидайн
подошел к двери и взглянул на метиса и Харди:
   - Готовы?
   В ответ каждый поднял  руку.  Метис  встал  рядом  с  лошадьми,  держа  в
кулаках все поводья.
   Консидайн оглянулся и скомандовал:
   - Порядок, Дэч! Давай!
   Двое снаружи вскинули винтовки. Метис что-то  ласково  зашептал  лошадям.
Дэч зажег папиросу и коснулся ею шнура. Он  сразу  вспыхнул.  Оба  взломщика
выскочили за дверь и, согнувшись, прижались к стене в ожидании.
   Крик перепела заглушил взрыв.
   Не дожидаясь, когда рассеется дым, Дэч и  Консидайн  бросились  к  сейфу.
Резкий запах ударил в нос. Выбитая дверца болталась на одной петле.
   Консидайн выгреб содержимое сейфа  на  пол  и  зло  выругался.  Мешков  с
золотом не оказалось. Только поднос,  полный  монет.  Сбросив  их  в  мешок,
который держал Дэч, он, еще пошарив внутри, нашел небольшую пачку банкнот.
   Где-то хлопнула дверь, и  тотчас  же  Харди  выстрелил.  Звуковая  волна,
отразившись от задней стены магазина, прокатилась по улице.
   Раздался крик, затем глухой выстрел из охотничьего ружья.  Метис  ответил
пулей из своего винчестера.
   Консидайн выпрямился.
   - Ничего нет! Сматываемся!
   Дэч пересек комнату в три громадных прыжка и  быстро  нырнул  за  угол  к
своей лошади. Его напарник выскочил из задней двери, чуть не споткнувшись  о
железный ломик, которым взломал дверной замок.  С  улицы  доносилась  теперь
уже непрерывная стрельба.
   Харди был уже в  седле,  когда  появился  Консидайн.  Метис  одной  рукой
держал поводья, другой методично стрелял.
   - Все в порядке, - сказал Консидайн.
   Индеец  вдел  ногу  в  стремя,  и  четыре  всадника  метнулись  в  темный
переулок. Поднялось окно, и ствол винтовки высунулся наружу,  но  Дэч  успел
первым послать пулю сорок четвертого калибра. Раздался  отчаянный  вопль,  и
винтовка выпала из окна.
   Всадники с ходу проскочили ивняк, подняв тучу брызг,  пересекли  ручей  и
повернули на юг, прочь от города. Они не слишком погоняли лошадей,  сберегая
их силы на случай преследования.
   Позади них все еще стреляли, но,  видно,  наобум.  Удачный  маневр  через
ивовую рощу и ручей позволил налетчикам исчезнуть из поля зрения  горожан  и
стать недосягаемыми для их пуль.
   Проскакав пару миль, Консидайн  круто  развернул  коня  и  вновь  пересек
ручей. На противоположный берег маленький отряд поднялся по  выступу  скалы,
затем осторожно,  стараясь  не  оставлять  следов,  опять  вошел  в  воду  и
спускался по ней еще с четверть мили.  Достигнув  песчаной  лощины,  путники
окончательно расстались с  ручьем.  В  глубоком  песке  от  лошадиных  копыт
оставались только бесформенные ямки, по которым нельзя было установить,  кто
и когда здесь проехал.
   - Ну и как мы разбогатели? - спросил Харди, самый молодой из четверых,  а
потому менее терпеливый.  Он  еще  верил,  что  сорванный  куш  должен  быть
обязательно большим,  не  знал,  что  даже  самое  тщательно  спланированное
ограбление может не принести ничего, кроме свиста пуль.
   - Золота не оказалось совсем. Только пара сотен мелочью и пачка банкнот.
   - Черт!
   Сообщение не располагало к дебатам, и ни у кого не возникло  желания  его
обсуждать. Кроме того, все понимали, что  даже  пустому  банку  не  пристало
иметь взорванный сейф, а горожанам нравится такой вид спорта, как погоня.  В
городах Запада - и Консидайну это было хорошо известно - даже  такое  тихое,
незначительное  событие,  как  ограбление  банка,  давало   каждому   жителю
возможность посостязаться с другими в верховой езде и  стрельбе.  Отряд  для
погони в таких случаях формировался моментально, и всякий мужчина  в  нем  -
опытный следопыт, ветеран, у которого за плечами не одна война.
   Уверенно, как днем, Консидайн поднимался вверх по  каньону  до  тех  пор,
пока  не  почувствовал,  что  воздух  стал  холоднее.  Достигнув  болотистой
низины, резко свернув влево,  он  направил  свою  лошадь  вверх  по  крутому
откосу к обозначившемуся впереди входу в ущелье.
   Копыта не оставляли здесь следов, но подъем  был  тяжким  испытанием  для
лошадей. Только на плоской вершине горы им позволили отдохнуть. Едва  ли  до
наступления  рассвета  преследователи  отправятся  в  путь,  а   значит,   в
распоряжении беглецов еще добрых четыре часа.
   Они ехали, пока небо  не  стало  сереть.  Консидайн  привел  их  в  узкую
лощину, к хижине с провалившейся крышей и  рухнувшей  стеной.  Но  в  загоне
здесь стояли четыре лошади.
   Пока Дэч варил кофе  и  готовил  завтрак,  метис  расседлал  лошадей,  на
которых они приехали и, похлопав каждую по спине, пустил на волю.  Уведенные
без ведома хозяев, животные умчались домой.  Затем  он  оседлал  ждавших  их
свежих коней.
   У маленького костерка они молча покурили и выпили кофе.  Говорить  никому
не хотелось. Их многообещающая затея рухнула, и все были  расстроены.  Слава
Богу, что ни с той, ни с другой стороны никто не пострадал.  Замешкайся  они
хоть чуть-чуть или будь вся операция менее тщательно  подготовлена,  кого-то
из них могло уже не оказаться в живых. В этом-то сомневаться не приходилось.
   - Ладно,  -  подвел  итог  Харди.  -  Даже  у  Джесси  Джеймса  случались
проколы... - Никто не поддержал разговора, поэтому он  добавил:  -  Говорят,
он  спрятал  миллион  долларов  в  пещере  на  Миссури.  Я   бы   не   прочь
удостовериться, что он еще там.
   - Не верь бредням, - отрезал Дэч. -  Вот  тебе  цифры,  если  хочешь.  За
шестнадцать лет банда Джеймса награбила меньше четырехсот тысяч долларов,  а
в долю их входило обычно от шести до  двенадцати  человек.  Посчитай-ка.  Да
они почти всегда не имели  и  цента  в  кармане...  А  тут  сейф  так  легко
открылся, - вернулся он к собственным проблемам. - Просто не верится.
   Покончив с кофе, они поднялись. Дэч вытряхнул кофейную гущу из  кофейника
и забросал костер землей. В последний  раз  они  внимательно  огляделись  и,
убедившись, что ничего не забыто, сели на лошадей, на сей  раз  собственных,
и выехали из лощины.
   Консидайн чувствовал себя  уставшим.  Его  сильное  стройное  тело  мерно
покачивалось в  такт  движениям  лошади.  Мышцы  ныли,  глаза  слипались,  и
отчаянно хотелось улечься где-нибудь под деревом и соснуть. Но, как  всегда,
даже такое простое желание было неосуществимо.
   Тьма  неохотно  отступала  во  впадины  между  холмами  и  пряталась  под
развесистыми ветвями дубов. Вставало солнце, и становилось жарко.  Достигнув
гребня горы, Консидайн придержал коня и  окинул  взглядом  зыбкую  в  волнах
теплого воздуха горную страну, открывшуюся перед ними.
   Когда человек выбирает путь  грабителя,  он  думает  только  о  том,  как
славно будет прокутить добытые денежки,  и  не  представляет  себе,  сколько
времени придется ему провести в седле без сна, питаясь чем попало и  являясь
желанной мишенью для любого встречного.
   А ведь были времена... Консидайн вспомнил об Обаро.
   Впрочем, о нем он никогда не забывал. Прежде на  месте  этого  городка  в
южной части западных территорий стояли ранчо с  тем  же  названием,  ведущим
начало от клейма для скота <О-Бар-О>. Потом возле  ранчо  сделали  остановку
дилижансов,  разросшийся  поселок  превратился  в  перевалочный   пункт   и,
наконец, стал городком.
   На том ранчо Консидайн работал ковбоем и в те годы имел друга, девушку  и
мечту. Его другом был  Пит  Рэньон,  душа  любой  мужской  компании.  Полные
молодых  сил,  они  носились  верхом,  трудились  до   седьмого   пота,   до
самозабвения, резались в карты, ссорились, иногда с другими,  а  чаще  между
собой.
   Тогда на пастбищах  гуляло  много  неклейменого  скота.  Во  время  войны
мужчинам было не до того, и тысячи голов оставались ничейными,  без  клейма.
Позже многие предъявляли на них права. Когда хотелось покутить, Консидайн  и
Пит угоняли телят и продавали их в городе. Однако владельцы  ранчо  считали,
что весь скот, клейменый или нет, принадлежит им.
   За продажу бычков парней уволили и  предупредили,  чтобы  они  больше  не
появлялись в этих местах.
   Одну зиму они кое-как прокантовались  на  деньги,  вырученные  за  телят.
Голод  и  неустроенность  лишили  их  щепетильности:  они  стали  угонять  и
клейменых животных.  Но  потом  Пит  Рэньон  покончил  со  своим  прошлым  и
выставил свою кандидатуру на должность  шерифа.  Его  избрали...  Вскоре  он
женился на девушке, которую любил Консидайн.
   Спустя двое суток после той свадьбы бывший ковбой поджидал  поезд  Денвер
- Рио-Гранде у водонапорной башни. Он сел в него, прошелся по двум  вагонам,
собрав дань с пассажиров, а  затем  спрыгнул  там,  где  его  ждала  лошадь.
Неделей позже он ехал обратно тем же поездом.
   Южнее границы он убил человека в драке, возникшей во время игры в  покер,
и объединился с метисом и Дэчем. Четыре месяца спустя  к  ним  присоединился
Харди.
   В банке Обаро обычно хранилось много золота, и  жители  города  гордились
тем, что три попытки ограбить его так и не увенчались успехом.  Единственным
их результатом стало то, что в  Обаро  появилось  специальное  кладбище  для
грабителей,  на  котором  покоилось  уже  семь  человек.  Консидайн  знал  о
кладбище Бут-Хилл, потому что сам помогал хоронить первого покойника.
   Дробовик или винтовка в боевом состоянии имелись  в  каждом  доме,  лавке
или конторе города, любой, даже случайно приближающийся к  банку  незнакомец
тут же попадал под "подозрение. Жители были полны  решимости  охранять  свою
собственность. Тому, кто пытался ограбить  банк,  приходилось  уносить  ноги
под градом пуль, а город славился меткими стрелками.
   Четверо всадников ехали, не останавливаясь. Дэч думал о своем.  Он  любил
работать с Консидайном, который  тщательно  планировал  операцию  и  заранее
продумывал пути к отступлению. Никаких головокружительных  скачек,  безумных
перестрелок.  Консидайну  всегда  удавалось  направлять  преследователей  по
ложному следу и так вымотать их коней,  что  погоня  редко  продолжалась  до
места, где грабители прятали свежих лошадей.
   Езда по рыхлому песку, потом подъем по крутому  скалистому  откосу  могли
вывести из строя любую лошадь. Случайно оставленные отпечатки  копыт  только
запутывали преследователей, потому что налеты совершались  всегда  на  чужих
конях.
   - Куда теперь? - спросил Харди.
   - К Хони, - ответил Консидайн. Метис надвинул шляпу на лоб.  Хони  обитал
недалеко от Обаро, а метис не любил этот город Пита Рэньона. Пит -  умный  и
опытный шериф. Сам был когдато грабителем, и весь город о его прошлом знал.
   - Ты думаешь о банке Обаро? - спросил Харди.
   - Почему бы и нет? Харди усмехнулся:
   -  Нет  лошади,  которую  нельзя  объездить,  и  нет  всадника,  которого
невозможно сбросить.
   Дэч, прищурившись, наблюдал за  колышущимися  волнами  горячего  воздуха.
Лошадь, которую можно объездить, сбросит много всадников, прежде чем  комуто
последнему, наконец, удастся укротить ее. Фокус с том,  чтобы  стать  именно
последним. Только как узнать, последний ли ты?
   А город Обаро с Рэньоном в качестве шерифа... слишком норовистая  лошадка
для любого, кто хотел бы ее объездить.




   Есть в горах Сэнд-Тэнкс райский  уголок,  известный  только  посвященным.
Как только в просвете ущелья покажется высокий пик,  сворачивай  с  тропы  в
унылые на вид холмы.
   Пробравшись между камнями и кактусами до каньона, поднимайся по  тропинке
на его край; дальше едва приметная дорожка приведет к овальной  площадке  на
скальном выступе, надежно укрытой от посторонних глаз. Полянка невелика,  но
вся устлана ковром из сочной зеленой травы. За  старым  кряжистым  кедром  -
родник с чистейшей ледяной водой. В этом уединенном местечке могут  укрыться
несколько человек. Их даже не заметит всадник, проезжающий  рядом.  Те,  кто
знают об этом  убежище,  не  помнят,  чтобы  случайный  путник  когда-нибудь
появлялся возле него.
   В суровые горы Сэнд-Тэнкс ведут отсюда три заросшие тропинки. Сбившись  с
них, легко и погибнуть.
   Те  немногие,  кто  знал  о  тайном  прибежище,   либо   были   убиты   в
многочисленных войнах, либо умерли  своей  смертью.  О  нем  забыли.  Только
индейцы изредка наведывались туда.
   Но Дэйв Спэньер помнил о нем.  Ему  не  раз  приходилось  находить  здесь
пристанище. Это  был  седой,  еще  крепкий  мужчина,  умевший  противостоять
жизненным невзгодам. А их на его долю выпало немало. Сейчас он снова  пришел
к роднику, и на сей раз, привел с собой взрослую  дочь.  Натянув  поводья  и
свернув самокрутку, Дэйв посмотрел вдоль ущелья, в конце  которого  виднелся
уступ Тэйбл-Топа. Потом отыскал тропинку. Она  настолько  заросла  травой  и
кустиками полыни, что ее и тропинкой-то нельзя было назвать.
   Огромный горный массив Сэнд-Тэнкс, кое-где поросший мелким кустарником  и
травой,  дыбился  прямо  перед  ними.  Ничего  не  говоря   Ленни,   Спэньер
направился к скале, которую прорезала  резко  выделявшаяся  жила  кварца.  У
скалы он повернул снова и оказался в каньоне. Тропинка, ведущая вверх  вдоль
стены к его краю, была почти незаметной,  но  Дэйв  уверенно  ехал  по  ней,
сопровождаемый дочерью.  Они  поднимались  выше  и  выше,  пробираясь  среди
кактусов и нагромождений камней. Достигнув верха, тропинка резко  пошла  под
уклон. Обогнув вслед за отцом несколько скал,  Ленни  въехала  в  живописную
долину. С  крутого  обрыва  высотой  в  две  тысячи  футов  перед  путниками
открылся фантастический пейзаж - на многие мили вокруг безжизненные  горы  и
мертвые долины, расчерченные светлыми змейками высохших рек.  Выше  них  был
только край каньона.
   - За этим деревом - родник,  -  сказал  Спэньер.  -  Слезай  с  лошади  и
приготовь кофе. Я принесу дров.
   -  Взгляни,  папа,  какая  красота!  -  воскликнула   Ленни,   пораженная
увиденным.
   И все же ее слова заставили его оглядеться.  Трава  манила  свежестью,  а
кедры и сосны, отбрасывавшие на скалы узорчатые тени,  радовали  Глаз  своей
глубокой зеленью и густотой.
   - Никогда не обращал  на  это  внимания,  дочка.  А  здесь  действительно
хорошо.
   Он прошел туда, где резко наклоненные пласты породы  обрывались,  образуя
нечто вроде углубления.  Слова,  нацарапанные  под  выступом,  даже  сейчас,
через пятнадцать лет, легко читались:

        ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ
       БАРТ КАРНАВЭН,
      ЗАСТРЕЛЕННЫЙ ИЗ ВИНТОВКИ. 1866

   - Жил благодаря ей и умер из-за нее, -  пробормотал  Спэньер.  -  Славный
был малый... Просто отличный.
   - Кто?
   Спэньер раздраженно обернулся. Его всегда сердило, когда кто-то  подходил
к нему сзади, а он этого не замечал. В прежние  времена  так  не  сумели  бы
сделать ни змея, ни койот, ни апач. Но  одного  взгляда  на  дочь  оказалось
достаточно, чтобы его раздражение улеглось. У нее был точно  такой  же  рот,
как у ее матери. Рот, на который мужчина смотрит, по крайней мере, дважды.
   Черт возьми, а ведь она действительно уже не  ребенок.  Ее  формы  быстро
округлились,  и  новизна  в  ее  облике  тревожила  его.  Он  не  знал,  как
обращаться с девушкой. Мальчик или,  скажем,  жеребенок  -  другое  дело,  а
Ленни постоянно удивляла его своим чисто женским отношением ко всему.
   - Здесь лежит один малый.
   - Ты знал его, папа?
   - Я похоронил его.
   Он поднял несколько упавших веток для костра и отломил высохшие корни  от
сучковатого пня.
   - Папа... а там, где ты хочешь обосноваться,  у  нас  будут  какие-нибудь
соседи?
   - Думаю, да. - Он внимательно посмотрел  на  нее.  Грустная  нотка  в  ее
голосе встревожила его. Тебе, видно, было одиноко, Ленни. И теперь ты  ищешь
общества, подумал он, но ничего не сказал.
   Мужчина не прав, если держит дочь в хибаре ковбойского городка. Ей  нужно
набираться опыта, видеть, как живут, что делают другие женщины,  общаться  с
разными  людьми,  в  том  числе  и  со  сверстниками,  хорошими   девушками,
надежными парнями. Он, наверное, был плохим  проводником  для  нее  на  этой
тропе.
   Себя Дэйв теперь считал приличным человеком. Бог свидетель, он,  конечно,
не  ангел,  но  с  женщинами  всегда  вел  себя  порядочно.  Вот  с  оружием
действительно бывал иногда скор  на  руку.  Но  ведь  может  оказаться,  что
человек, с которым ты имеешь дело, проворнее тебя, или твой  револьвер  даст
осечку...
   Такие мысли посетили старого Спэньера у костра. Позже,  когда  Ленни  уже
спала, закутавшись в одеяла, он выбросил из огня  сверху  лежащие  ветки,  -
нет нужды зря дым пускать. Хоть они и не  встретили  никого  по  дороге,  но
береженого Бог бережет, - так подумал Дэйв и тоже стал укладываться.
   Рядом он положил патроны, а руку  -  на  приклад  винчестера.  Как  любил
раньше, недолго посмотрел  на  звезды,  мерцающие  сквозь  ветки  кедра,  и,
умиротворенный, заснул.
   Очнулся он от острого  чувства  опасности.  Лежа  совершенно  неподвижно,
Дэйв  внимательно  вслушивался  в  тишину,  пытаясь  понять,  что  заставило
сработать его первобытный инстинкт. Взошла луна.  Листва  скрывала  половину
ее диска. От костра осталось лишь  несколько  угольков.  Сначала  он  слышал
только, как капает вода, но  затем  различил  звук,  который  разбудил  его.
Всадники... Он сел и натянул сапоги.
   - Ленни! - тихо позвал он.
   - Я слышу их, папа.
   Черт побери, вот девчонка! Да мимо нее и  мышь  не  проскользнет!  Всегда
настороже. Впрочем, его воспитание - он никогда не  скрывал  от  нее  правду
жизни. Она знала, что такое опасность, а однажды  даже  была  свидетельницей
того, как он застрелил парня, отпустившего неприличную  шутку  в  ее  адрес.
Это был мускулистый волосатый подонок, который  стал  мускулистым  волосатым
трупом, потому что ляпнул непристойность, не обратив внимания  на  седеющего
мужчину рядом с ней.
   - Вставай и иди к лошадям.
   Ленни натянула юбку, извиваясь под одеялом. Оделась она  так  же  быстро,
как он, и подошла к лошадям. Сейчас было важно вести себя спокойно.
   Дэйв быстро нашел хорошую позицию и мог держать под прицелом каждый  дюйм
тропинки на три сотни ярдов. Кто бы это мог быть? Ни один чужак не знает  об
этом месте, а полицейские давно не охотятся за ним.
   Четверка всадников...
   Они, должно быть, ехали всю ночь.  Второго  он,  кажется,  видел  раньше.
Что-то знакомое в фигуре, осанке, в том, как держится в седле... Дэч!..  Раз
он среди них, значит, свои ребята. А кто же первый? Если Дэч позволил  этому
малому вести себя, то наверняка тот настоящий мужчина.
   Спэньер продолжал наблюдать за незваными гостями. Даже при  лунном  свете
он оценил их умение держаться в седле - им позавидовал бы любой ковбой.
   Маленький  отряд  находился  еще  на  некотором  расстоянии  от  входа  в
каньон...
   Повернут или нет? Если второй всадник действительно Дэч, то ему  тут  все
известно. А может, они направляются в Обаро?
   - Давай собираться, - прошептал он Ленни, забросил седло на спину  лошади
и затянул  под  ее  животом  подпругу.  Его  гнедая  надула  живот,  пытаясь
помешать ему, и вдруг  громко  заржала,  поймав  принесенный  ветром  слабый
запах чужого коня. Они были обнаружены.
   Спэньер схватил винтовку и пригнулся в  ожидании.  Стало  так  тихо,  что
зазвенело в ушах. Ситуация складывалась не лучшим образом. И Ленни,  как  бы
угадав мысли отца, расчехлила свою винтовку и подошла к обрыву.
   Консидайн стоял под прикрытием скал на тропинке, ведущей к  нависшей  над
каньоном площадке, и наблюдал, как девушка занимает позицию для обороны.  По
первому же ее движению он понял,  что  имеет  дело  с  женщиной.  Уже  стало
рассветать, и  можно  было  довольно  хорошо  разглядеть  ее.  Он  вышел  на
открытое пространство, и она тут же направила на него винтовку.
   - Не бойтесь. Я - друг.
   - Разве что я разрешу вам им стать, - отрезала она холодно, но  в  глазах
ее появился интерес.
   -  Послушай,  Дэйв,  -  крикнул  Дэч,  -  мы  давным-давно  квиты.  -  Он
обернулся. - Входите, ребята. Я знаю этого старого погонщика.
   Консидайн не мог оторвать глаз от девушки. Она была очень хороша,  просто
красавица.
   - Вы слышали? - обратился он к ней. - Мы друзья. Дэч знает вашего отца.
   - Мой отец, - ответила она резко, - знает множество людей, с  которыми  я
не села бы за один стол, поэтому  вы  войдете  сюда  передо  мной,  если  не
хотите огорчить друзей своими похоронами.
   Консидайн был высок и очень худ, просто кожа да  кости.  Доброжелательное
выражение его смуглого лица смягчало грубоватые черты, а улыбка  удивительно
красила. Сейчас он улыбался.
   - Мы войдем вместе. Согласны?




   - Я хорошо знаю Дэйва, - шепнул Дэч, - не раз имел с ним  дело.  -  Затем
обратился к Спэньеру: - Познакомься! Это Консидайн.
   - Слышал о нем,  -  немолодой  мужчина  настороженно  оглядел  прибывших,
потом указал  на  девушку:  -  Это.  Ленни.  Моя  дочь.  Мы  направляемся  в
Калифорнию.
   У Дэйва Спэньера были покатые плечи и сутулая спина, выглядел  он  старше
своих лет, но в нем чувствовалась крепкая закваска  и  житейский  опыт.  Его
голыми руками не возьмешь. Консидайн знал  таких  людей,  пионеров  освоения
Запада. Среди них встречались и  золотоискатели,  и  ковбои,  и  охотники...
Жили они трудно, уединенно, полагаясь только на собственные силы.
   - Хочешь выдать ее за какого-нибудь фермера? - спросил Дэч.
   - Грабитель ей  не  пара,  -  парировал  Спэньер,  глядя  на  Консидайна,
который не сводил глаз с Ленни и не прислушивался к разговору. - Если  среди
вас есть такой, вам лучше держаться подальше от Обаро.
   - Ты его не знаешь.
   - Зато я знаю Пита Рэньона. - Спэньер посмотрел на дочь, которая  подошла
к лошадям. Стало совсем светло. В самый раз трогаться в  путь.  -  Мое  дело
предупредить.
   Дэйв наблюдал с обрыва, как удаляются всадники. Подошла  Ленни  и  встала
рядом.
   - Держись  подальше  от  таких  вертопрахов,  Ленни.  Они  не  для  тебя.
Подобные компании не заслуживают даже того, чтобы ехать с ними  бок  о  бок.
Хотя именно эти... Я бы  сказал,  что  по-своему  они  неплохие  люди.  Дэч,
например, мы знакомы с ним давным-давно. Но и Консидайн... Его все знают.
   Спэньер отвернулся. Им с дочерью предстояло  долгое  путешествие  верхом,
но они знали, на что шли. Их ждали трудные переходы, уединенные  привалы  со
скудной едой и тревожным сном. А  хотелось  найти  подходящее  местечко  под
солнцем Калифорнии, где можно разводить лошадей и, как  рассказывали  Дэйву,
даже выращивать фрукты.
   - Он красивый, папа. Высокий, я имею в виду.
   - Замолчи! Выбрось из головы! Он тебе не пара.
   Дэйв подумал, что совсем глупо  Консидайну  появляться  в  Обаро  и  даже
приближаться к нему. Еще никому не  удавалось  ограбить  городской  банк,  и
едва ли у кого-нибудь могло возникнуть такое желание, пока  Пит  Рэньон  был
здесь шерифом. Да и остальные мужчины в Обаро не простачки.
   Спэньер продолжал мечтать о Калифорнии. Целью поездки он выбрал  местечко
Агуа-Кальенте, в районе Сан-Хакинтос. Однажды ему  пришлось  скрываться  там
несколько недель.
   Для юнца лихие шалости с законом, - куда ни шло, но для  зрелого  мужчины
задерживаться на преступной дорожке - не путь. Он  купил  бы  у  индейцев  и
оросил клочок земли, чтобы вырастить сад, заложить огород. А  главное,  там,
в Агуа-Кальенте, нет никого, кто бы знал его прежде и мог бы порассказать  о
его неприглядном прошлом. Через некоторое время, если все будет хорошо,  они
бы двинулись к побережью. К тому времени  здесь  о  его  художествах  совсем
забудут.
   - Эти четверо - грабители?
   - Не имеет значения. Выбрось их из головы.  -  Уже  сидя  в  седле,  Дэйв
сказал: - Какой смысл посвящать тебя во все  это?  Ты  с  ними  не  знакома,
ничего о них не знаешь.
   Как  советовал  дочери,  Спэньер  выкинул  из  головы  Консидайна  и  его
компанию, сосредоточившись  на  предстоящей  дороге,  которая  пролегала  по
местности,  где  хозяйничали  индейцы.  Конечно,  с  его  стороны  был  риск
добираться до Калифорнии вдвоем. Но ни один индеец не знал больше,  чем  он,
о здешних тропках и укромных  местах.  Ему  не  раз  доводилось  выживать  в
пустыне. Вот только Ленни... Но и оставаться  никак  нельзя.  Там,  где  они
жили, все знали о его прошлом,  а  дочь  человека,  который  не  в  ладах  с
законом,  не  имела  бы  шансов  вести  образ  жизни   порядочной   женщины.
Большинство  ему  подобных,  правда,  оседали  в  Аризоне.  Но   он   выбрал
Калифорнию. Фактически никто из таких, как он, не забирались так  далеко  на
запад - в Колорадо.
   Дэйв ехал на несколько ярдов впереди Ленни с винчестером в руке, не  веря
в кажущуюся безопасность пустынных троп. Если ничего не случится, к  полудню
они будут в Посо-Редондо. Там в лавке можно кое-что купить  для  дальнейшего
путешествия по пустыне.
   Раз Консидайн и его друзья болтаются поблизости,  надо  бы  обойти  Обаро
стороной. Не дай  Бог,  кто-нибудь  в  городе  вспомнит,  как  они  с  Дэчем
промышляли вместе, - тогда все пропало.
   Солнце поднялось  над  гребнем  горы,  и  стало  жарко.  Все  замерло  на
обширной равнине, поросшей полынью. Вдруг  Спэньер  увидел  следы...  Четыре
неподкованных пони пересекли тропу несколькими часами раньше.
   Напрасно Спэньер вглядывался в ту сторону, куда ушли пони.

   Ничто не привлекло его внимания.
   У подножия Уайлд-Хорс-Меса - горы Дикой Лошади,  есть  родник.  Несколько
старых тополей близ  него  манят  путника  своей  тенью.  Когда-то  сюда  на
водопой приходили олени, но времена те давно минули. Теперь в тени  деревьев
расположилось владение Чавеза: гостиница, лавки и салун <Хони>.
   Приехав сюда, Чавез сделал бизнес на  продаже  в  поселениях  меда  диких
пчел. С тех пор за ним и закрепилось прозвище Хони - мед. Его лавка -  сарай
восемьдесят  футов  длиной  и  двадцать  шириной   -   была   построена   из
необожженного  кирпича.  Почти  таких  же  размеров  гостиница  с  выцветшей
вывеской <ПОСТЕЛИ - 25 центов> выходила фасадом на площадь,  скорее  похожую
на двор.
   Хони был толст, неряшлив и непримечателен. Но он хорошо  знал  обо  всем,
что происходило в округе, потому что умел  слушать  и  извлекать  выгоду  из
полученной информации. Несмотря насовсем уж не бойцовскую  внешность,  Чавез
не  раз  доказывал  свое  мужество  в  сражениях  с  апачами,  хотя   обычно
поддерживал с ними дружеские отношения. Испытывая недостаток  в  большинстве
добродетелей, он, бесспорно, имел одну, редко встречающуюся, -  знал,  когда
нужно промолчать.
   Его лавка была очень удачно расположена: сзади, закрывая все  подступы  к
ней, поднималась высокая гора, а с веранды в обе  стороны,  вверх  и.  вниз,
хорошо просматривалась тропа. За идущей мимо дорогой  простиралась  пустыня,
и лишь где-то на горизонте призрачно голубели холмы.
   Четверо всадников выехали на  площадь,  спешились  и  привязали  лошадей.
Хозяин заведения вышел встретить их. Он стоял в  дверном  проеме,  почесывая
живот, и наблюдал за прибывшими.
   - Собрались в Обаро?
   Консидайн не  ответил,  молча  поднялся  на  веранду.  Все  знали  о  его
отношениях с Питом  Рэньоном  и  не  сомневались,  чем  кончилось  бы  дело,
возвратись он в Обаро.  Некоторое  время  бывший  ковбой  с  явной  тревогой
вглядывался вдаль, но на дороге ничто не предвещало скорого появления  Дэйва
Спэньера и его дочери.
   <Девушка - совсем дитя. И этот  старик  при  ней,  -  хоть  он  и  старый
бандит, очень  опасный  бандит,  но  им  нельзя  одним  ехать  через  страну
апачей>, - думал он.
   Дэч остановился рядом с ним.
   - Не беспокойся о них, Консидайн. Старик не дурак и тертый калач.
   - Ты же видел следы.
   - Он увидит их тоже.
   Метис повел лошадь к поилке, а потом к корралю. Консидайн хмуро  наблюдал
за ним. У этого кайова был счастливый характер. Со стороны казалось, что  он
никогда ни о чем не задумывался  и  не  беспокоился.  Для  него  существовал
только настоящий момент. Но, может, это только казалось?
   - Беда в том, - усмехнулся Консидайн, - что я слишком много думаю.
   Дэч покачал своей большой головой:
   - Ты лучший специалист в нашем деле, дружище, и в то же время  не  создан
для него. Я не видел человека, который меньше тебя годился в грабители.  Для
меня все легко и естественно, а для тебя -  нет.  И  то  главное,  благодаря
чему ты преуспел в этом  занятии,  делает  тебя  для  него  непригодным.  Ты
слишком  заботишься  о  других,  берешь  на  себя  всю   ответственность   и
взваливаешь на свои плечи все трудности.  Потому  так  тщательно  планируешь
каждый налет. И теперь вот беспокоишься о Спэньере и его девчонке.
   - Возможно.
   Дэч сказал правду, но тогда их появление во владениях Хони  противоречило
ей,  ибо  единственной  его  причиной  было  ограбление   банка   в   Обаро.
Единственной очевидной причиной... Хотя  все,  что  касалось  этого  города,
мучило Консидайна. Не только Пит Рэньон и девушка, на которой  тот  женился,
- сам Обаро вместе с его жителями.
   Он взглянул на Чавеза:
   - Ты давно был в городе?
   - Две недели назад... нет, три.
   - Прогуляйся туда, ознакомься с обстановкой. Хони вытер  толстые  руки  о
штаны  и  беспокойно  отвел  глаза.  Честно  говоря,  он  побаивался   этого
уверенного в себе, крупного, спокойного человека, - все  знали,  как  опасен
он с оружием в руках. Но Рэньона Чавез боялся тоже.
   Хони постоянно приходилось иметь дело с  весьма  вольным  народом.  Любой
человек, у которого были нелады с законом, мог найти у него и стол  и  кров,
пополнить  запасы,  разузнать  обо  всем,   что   его   интересует,   и   не
беспокоиться, если слишком откровенное словцо слетело  с  языка.  Здесь  ему
гарантировалась относительная безопасность,  хотя  для  людей  такого  сорта
едва ли существуют безопасные места. Но Хони Чавез был не  дурак,  и  в  его
планы не входило перейти дорогу шерифу Питу Рэньону.
   - Ваше дело, конечно... -  Его  большие  круглые  глаза  впились  в  лицо
Консидайна. - Но хлопот не оберетесь...
   - Так ты едешь?  Или  мне  самому  туда  отправиться?  -  с  раздражением
перебил тот.
   - Тогда мне пора, - засуетился Хони. - Надо  получить  кое-какие  товары.
Меня как раз там и ждут. - Он поддернул сползшие штаны. - Не  волнуйтесь,  я
что-нибудь выясню.
   Легко ему командовать, сердился про себя Хони, отвязывая свою  чалую.  Он
ограбит банк и смоется, а я-то останусь. Что, если Рэньон  выйдет  на  меня?
Пощады не жди. Он просто вышибет меня отсюда. И это еще в лучшем случае.
   Сев в  седло,  Чавез  отправился  в  путь.  Лицо  его  выражало  глубокую
озабоченность.
   Консидайн вошел в лавку, остальные последовали за ним.  Подобрав  газету,
он плюхнулся в кресло хозяина.
   Когда же произошел поворот в его судьбе? Тогда ли, в  Обаро,  когда  Мэри
из них двоих выбрала Рэньона? Или еще раньше?
   Вернуться в эти края, - безусловно, верх глупости. Но надо добыть  денег,
а деньги, как он рассчитывал, есть в Обаро.  С  несколькими  мешками  золота
можно сбежать за границу. Если принять во внимание, что кругом  воинственные
апачи, погоня едва ли будет долгой. Город не имеет  укреплений,  и  солидные
отцы семейств, обосновавшиеся в нем, едва  ли  станут  неделями  рыскать  по
пустыне, бросив своих жен, детей и имущество на произвол судьбы.
   Главное - обойтись без жертв. Он ограбит банк, получит деньги  и  оставит
их всех в дураках. Но убивать - не в его правилах. Даже  если  не  принимать
во внимание, что он не испытывал  ненависти  ни  к  одному  из  них,  нельзя
сбросить со счетов практическую сторону дела. Если отнять у горожан  деньги,
они, конечно, организуют погоню, но если кого-нибудь отправить на тот  свет,
они отыщут тебя и в аду.
   Ему пришло в голову, что человек, который держит деньги  в  банке,  редко
участвует в погоне. Хотя, может быть, это и не так.
   Лучше других он знал, какой крепкий  орешек  Обаро.  Для  городов  такого
типа четырнадцать лет -  довольно  солидный  возраст.  Впрочем,  его  вполне
могло хватить еще лет на десять.
   В первый год существования  поселения  апачи  совершали  на  него  набеги
девять раз, а во второй - четырнадцать. Они угоняли  скот,  жгли  здания  на
окраинах и за несколько лет убили двадцать шесть человек.
   Консидайн знал, как нетерпеливо ожидал город нападения на  банк.  Вылазки
индейцев считались уже нормальной частью повседневной жизни, и  единственным
по-настоящему волнующим событием для  жителей  стала  бы  очередная  попытка
ограбления банка. Он сам  когда-то  помогал  пресечь  одну  такую  и  хорошо
представлял настроение людей.
   Он усмехнулся, предвкушая, как  проведет  Пита  и  захватит  их  денежки.
Рэньон - единственный, кто одержал над ним верх в честном и,  надо  сказать,
жестоком бою, хотя до самой последней минуты  драки  никто  не  мог  угадать
победителя. Они не раз сбивали друг друга с ног, оба были в крови,  а  потом
Рэньон настиг его ударом кулака из правосторонней стойки.  Пит  был  немного
тяжелее, но подвижен для своего веса и, надо  отдать  ему  должное,  драться
умел. Они не раз мерились силами. Чаще всего схватки кончались вничью, но  в
этой последней - из-за Мэри - Рэньон его уложил.
   Желание взять реванш не оставляло Консидайна с  тех  пор.  Но  случая  не
представлялось. И вот, кажется, момент  настал.  Он  понимал,  что  к  такой
схватке надо готовиться с особой тщательностью. А потом  можно  и  завязать.
На этот раз он не допустит пьянок в барах. Другие - как  хотят,  но  он  для
себя решил: уйдет за  границу,  купит  маленькое  ранчо,  наймет  нескольких
басков себе в помощь. Баски -  хорошие,  уравновешенные  ребята  и  усердные
работники, они будут делать для него деньги.
   В лавке пахло ситцем и льном, новой кожей,  машинным  маслом,  табаком  и
пряностями. Рядом со стойкой для новых винчестеров висела  пара  подержанных
<спенсеров>, несколько новеньких шестизарядных револьверов соседствовали  на
полках с обычной для любой приграничной лавки  утварью,  стопками  одежды  и
всякими мелочами.
   Отрезав кусок сыра своим  большим  складным  ножом,  Дэч  пристроился  на
бочке, рядом с Консидайном.
   - Город, что и говорить, богатый, - произнес он, - но опасный.
   Несколько месяцев  назад  медвежатник  приезжал  в  Обаро  и  пробыл  там
некоторое время. Никто его не знал, и он слонялся по  улицам,  прислушиваясь
к болтовне. Его даже занесло в банк разменять деньги, и уж  конечно,  мастер
не преминул взглянуть на сейф. И тогда  еще  определил:  шкафчик  так  себе,
ерунда, можно взять.
   Памятную  схватку  между  Рэньоном  и  Консидайном  в  городе  продолжали
обсуждать, и многие считали,  повторись  драка  снова,  то  едва  ли  Рэньон
оказался бы столь же удачлив.
   В Обаро хорошо знали только главаря шайки.  При  необходимости  остальные
могли заранее поехать туда и разбрестись до срока по городу.
   Консидайн поднялся.
   - Вы, друзья, обсудите пока наши дела, а я уж потом для  вас  постараюсь.
- Выйдя из лавки, он снова взглянул на дорогу.
   Стояла нестерпимая жара. Вдалеке плясал  пыльный  смерч.  Над  бесплодной
пустыней, лишь кое-где покрытой  пучками  жухлой  травы,  в  выцветшем  небе
полыхало безжалостное солнце. Далеко внизу  в  колышущихся  волнах  горячего
воздуха появились два всадника, невероятно высокие в этом знойном мареве.
   Должно быть, Спэньер и его дочь. Как он называл ее? Ленни... Ну  и  глаза
у этой девчонки. В них вся мудрость и тайна  мира.  Такие  бывают  только  у
собак да маленьких детей.
   Стоит ли сейчас думать о девушке, особенно если ее отец -  такой  опасный
старый бандит, как Дэйв Спэньер? Рассказывали, что  он  был  охранником  при
перегонке больших гуртов скота и что  на  его  совести  одиннадцать  трупов.
Пусть и приврали малость, все равно он человек, с которым шутки плохи.
   Консидайн  достал  из   колодца   ведро   воды,   разделся   и   помылся.
Ополоснувшись, выбросил снятую рубашку и пошел в лавку за новой.
   Спэньеры были в ярде  от  него,  когда  он  пересек  им  дорогу.  Девушка
невольно залюбовалась его широкими, мускулистыми плечами. Вдруг  их  взгляды
встретились, и она тут же отвела глаза.
   Выбрав  темно-красную  рубашку  с  перламутровыми  пуговицами,  Консидайн
надел ее и снова вышел.  Старик  вел  лошадей  к  корралю.  Потом  вместе  с
дочерью поднялся  на  террасу.  Теперь  Ленни  изо  всех  сил  старалась  не
смотреть в сторону их нового знакомого. А тот  невольно  отметил  про  себя,
что она уже вполне оформившаяся девушка. И то, что блузка была ей  маловата,
подчеркивало это.
   - Где Хони? - требовательно спросил Спэньер.
   - Уехал в Обаро.
   Отец с дочерью вошли внутрь, и Консидайн последовал за ними. Метис  играл
ножом, пытаясь удержать его в равновесии на ладони. Неожиданно  схватив  его
за кончик, метнул через комнату в календарь. Нож пришпилил  его  к  стене  и
задрожал.
   Шел июнь 1881 года.




   Хотя было уже далеко за полдень, жара не спадала. Калифорнийская  кукушка
стрелой промчалась над дорогой  и  приземлилась  на  горячую  пыль,  секунду
постояла, подергивая хвостиком, и  юркнула  в  траву.  За  лавкой  в  ветвях
тополя посвистывал пересмешник. Прогромыхала  мимо  повозка,  сопровождаемая
двумя всадниками. У Хони они не остановились, видно, спешили в Обаро.
   - Мне и в голову не приходило, Дэйв, что у тебя есть  семья,  -  улыбался
Дэч, глядя на Ленни. - А она, между прочим, уже взрослая.
   - Она училась в школе в Техасе, - ответил Спэньер с гордостью. - Так  что
мы ей не чета.
   - Останешься  ночевать?  Не  дело  сейчас  путешествовать,  тем  более  с
девушкой.
   - Придется, - ответил Спэньер и раздраженно добавил: -  Я-то  рассчитывал
заехать в Обаро, но теперь нельзя. Они подумают, что я в компании  с  твоими
ребятами. А мне не до бегов.
   - Извини.
   Консидайн снова вышел на террасу, и  Ленни  проводила  его  взглядом.  Ее
немного  обидело  то,  что  он  не  сделал  попытки  поговорить  с  ней.  Он
определенно нравился ей... такой спокойный и надежный.
   Спэньер тоже посмотрел ему вслед: - Что, действительно  такой  деятельный
малый, как о нем говорят?
   Дэч кивнул.
   - Лучше всех, с кем я когда-либо работал. А ты знаешь, я видел  многих  -
и Котрайта, и Эллисона,  и  Хардина,  и  Хикока,  и  Стауденмайра,  и  Пинка
Хитинса - всех, чьи имена гремели на Западе.
   - Тогда почему не едет в Обаро и не разберется с Рэньоном?
   - Он мог бы застрелить  Рэньона,  и  они  оба  знают  это,  но  он  хочет
победить его в честном бою.
   - Он что, ненормальный?
   - Они дружили, пуд соли вместе съели. Спэньер пожал плечами:
   - Тогда другое дело.
   Консидайн стоял один возле корраля. Что это с ним? Ему было  не  по  себе
от  внезапно  нахлынувших  незнакомых  ощущений.  В  нем  бродило   какое-то
томление, что-то  не  поддающееся  определению,  но  с  чем  он  не  мог  не
считаться. Может, близость Обаро так на него действует?  Или  то,  что  Мэри
где-то рядом? Или его душу бередит уже возникшее, но еще неосознанное  новое
чувство?
   Недавние дожди вселили надежду на то, что на пути  в  Мексику  у  них  не
будет проблем с водой. Ее можно брать  в  тинахас  -  так  индейцы  называли
укромные естественные выемки в  скалах,  долго  сохранявшие  дождевую  воду.
Когда-то давно индеец из племени папаго, который хорошо знал, где в  пустыне
найти воду, показал их ему, и Консидайн хранил в голове  карту  расположения
всех выемок. Хони Чавез устроит так,  чтобы  их  собственные  свежие  лошади
ждали в каньоне. На них они двинутся на юг к тем  тинахас,  в  которых  воды
хватало бы только им самим и лошадям.  Опустошив  эти  природные  хранилища,
они оставили бы преследователей без  воды.  Но  Консидайн  понимал,  сколько
других трудностей  и  опасностей  будет  подстерегать  их  на  каждой  миле.
Индейцы тоже не дремлют и могут напасть в любую минуту.
   Но если забыть об индейцах, то план налета, казалось, предусматривал  все
случайности,