Небо над портом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой
канал.
Проталкиваясь через толпу перед дверями "Чата", Кейс услышал, как
кто-то сказал:
- Не то чтобы мне все это нравилось. Просто мой организм уже привык к
тому, что я в него вкачиваю.
Голос, похоже, принадлежал человеку из Мурашовника, и шутка явно
родилась там же. "Чатсубо" - бар для профессиональных иммигрантов, сбежавших
из своей страны; здесь можно выпивать неделями, не услышав и пары слов на
японском.
Заправлял этим баром Рац.
Сейчас он наполнял пивом "Кирин" бокалы на подносах, и его протез на
месте отсутствующей руки монотонно щелкал и подергивался. Рац заметил Кейса
и улыбнулся, ощерив ряд уже порядком подпорченных ржавчиной стальных зубов
восточноевропейской работы. Кейс разыскал себе место за стойкой, между
неприглядным загаром одной из шлюх Лонни Зона и чистенькой униформой
высокого африканца, чьи щеки украшали ровные ряды ритуальных шрамов.
- Сразу после открытия заходил Вейдж с двумя своими парнями, - сказал
Рац Кейсу, подавая ему здоровой рукой через стойку кружку с пивом. - У тебя
с ним какие-то дела, Кейс?
Кейс пожал плечами. Девчонка, сидевшая справа, прыснула и легонько
подтолкнула его локтем в бок.
Улыбка бармена стала еще шире. Уродство хозяина "Чата" породило немало
легенд. В эру общедоступной красоты полное ее отсутствие придавало Рацу вид
почти геральдический. Антикварная рука хозяина заведения, когда он потянулся
за очередной кружкой, издала ноющий звук. Протез был армейский, русского
производства: многофункциональный манипулятор с усиленной обратной связью и
неряшливым покрытием из розового пластика.
- Ты артист, герр Кейс, лучше не скажешь, - Рац хрюкнул - этот звук
заменял ему смех - и почесал розовой клешней пузо, туго обтянутое белой
майкой. - Артист полукомического жанра.
- Точно. - Кейс отхлебнул пива. - Кто-то же должен здесь у тебя
хохмить. Самому-то тебе слабо.
Хихиканье девчонки стало выше на целую октаву.
- К тебе это тоже относится, сестренка. Линяй отсюда, ага? Зон - один
из моих друзей.
Девушка посмотрела Кейсу в глаза и изобразила плевок, но тем и
ограничилась. Затем молча встала и отошла.
- Господи, - вздохнул Кейс, - что у тебя тут за притон? Нельзя человеку
выпить спокойно.
- Ха, - сказал Рац, протирая тряпкой исцарапанную стойку. - За нее Зон
мне отстегивает. А еще они развлекают клиентов - это мне тоже на пользу.
Кейс поднял бокал с пивом, и тут вдруг наступил странный миг безмолвия,
как будто в сотне независимых друг от друга разговоров одновременно наступил
перерыв. В тишине снова звонко и истерично хихикнула шлюшка.
Рац хрюкнул.
- Ангел пролетел.
- Китайский, - промычал, обращаясь к Кейсу, пьяный австралиец. - Ох уж
эти чертовы китайцы... Однако изобрели сращивание нервов... А я вот всегда
согласен на любую нервную работенку... Имей в виду, приятель.
- Ну вот, - сказал Кейс своему бокалу, и вся накопленная за последние
дни горечь внезапно поднялась в нем, подобно волне желчи, - у меня и без
того все так дерьмово...
Японцы успели забыть о нейрохирургии больше, чем китайцы когда-либо
знали. Подпольные клиники Тибы слыли самыми передовыми, их техническое
обеспечение от месяца к месяцу улучшалось, но даже здесь невозможно было
устранить те повреждения нервной системы, которые Кейс получил в отеле
"Мемфис".
Прошел уже целый год, а он все еще грезил инфопространством, хотя от
ночи к ночи его мечты блекли. Кейс набрал отличный темп, научился лавировать
и срезать углы жизни в Ночном Городе, но все еще видел во сне Матрицу,
сверкающие перекрестья логических взаимосвязей, раскинувшиеся в бесцветной и
безграничной пустоте...
Дом и Мурашовник остались далеко за Тихим океаном, возвращение казалось
делом сложным и маловероятным, а сам он теперь далеко уже не
человек-терминал и не ковбой инфопространства, не то, что прежде. Заурядный
делец, старающийся забраться чуть выше прочих и заработать свое. Но сны
посещали его в японских гостиницах подобно видениям вуду, и он кричал и
кричал во сне и просыпался в темноте, один, скрючившись на гостиничной
койке, словно в гробу; его руки впивались в матрас, и мягкий пластик выпирал
между пальцами, старающимися дотянуться до клавиатуры, которой здесь не
было.
- Вчера вечером я видел твою подругу, - сообщил Кейсу Рац, передавая
ему следующую порцию пива.
- У меня, вообще-то, подружки нет, - отозвался Кейс и отпил из бокала.
- Мисс Линду Ли.
Кейс покачал головой.
- Нет девушки? Нет ничего? Только делишки? Только биз', мой
друг-артист? Вся жизнь посвящена коммерции?
Маленькие глазки бармена, гнездившиеся в глубине складок морщинистой
плоти, буравили лицо Кейса.
- Скажу тебе откровенно, в ее обществе ты мне нравишься больше. С ней
ты чаще улыбаешься. А при нынешней-то жизни через пару-тройку недель в своей
хмурости ты достигнешь наконец вершин артистизма и тебя разберут на запчасти
в какой-нибудь клинике.
- Ты просто разбиваешь мне сердце, Рац.
Кейс допил пиво, расплатился и направился к двери, сутуля узкие плечи
под вылинявшим от дождей нейлоном ветровки защитного цвета. Пробираясь
сквозь нинсейские толпы, он чувствовал запах собственного застоявшегося
пота.
Кейсу было двадцать четыре. В двадцать два он еще был ковбоем,
пронырой, одним из лучших во всем Мурашовнике. Его натаскивали самые
классные спецы - Мак-Кой Поули и Бобби Квин, легенды биза. Продукт и
молодости и сноровки, подключенный к переходнику инфопространства,
преобразующего его бестелесную сознательную сущность в череду согласованных
галлюцинаций, из которых и образовывалась Матрица, Кейс восторженно работал
на износ. Вор, он работал на других, более богатых воров; его наниматели
занимались разработкой экзотических программных продуктов - программ для
проникновения сквозь блистательные заграждения защитных систем корпораций и
отпирания дверей к богатейшим информационным полям.
Он сделал классическую ошибку - из тех, по поводу которых клялся
никогда ничего подобного не совершать. Он украл у своих хозяев. Придержал
кое-что для себя и попытался переправить за кордон, в Амстердам. Кейс до сих
пор не мог понять, как все-таки его засекли, хотя теперь это уже не имело
значения. Кейс ждал смерти, но ему только приветливо улыбались. Конечно, его
всегда будут рады видеть, но только как человека со стороны, с деньгами.
Которых у него теперь не будет. Потому что - улыбка не сходила с их уст -
они сделают так, что он уже никогда не сможет работать так, как работал.
А затем они повредили его нервную систему русским боевым микотоксином.
Привязанный к кровати в отеле "Мемфис", он галлюцинировал тридцать
часов подряд, а его талант выгорал, микрон за микроном.
Повреждение, нанесенное ему, было минимальным, неуловимым и эффективным
до предела.
Для Кейса, который жил только ради восторженного бестелесного
пространствования в мнимой реальности, это было Падением. В барах, где его
знали как лихого малого, сорвиголову, ему порекомендовали снадобья,
облегчающие страдания тела. Но тело для него всегда было лишь куском мяса. А
теперь Кейс стал узником собственной плоти.
Его имущество было спешно преобразовано в "новые иены", в толстую пачку
банкнот, валюты старого образца, бесконечно циркулирующей по замкнутой
траектории мирового черного рынка подобно ракушкам тробианских островитян.
Вести законные операции с наличными в Мурашовнике было очень трудно; в
Японии же подобное вообще преследовалось по закону.
В Японии - он знал это с абсолютной и непоколебимой уверенностью -
можно найти способ излечить его недуг. В Тибе. Как в официальных клиниках,
так и в мощной сети нелегальных больниц - "черных клиник". Синоним
имплантации, микробионики и сращивания нервов, Тиба словно магнит притягивал
представителей технокриминальной субкультуры Мурашовника.
В Тибе его пачка новых иен почти на глазах растаяла в бесконечной
круговерти консультаций и осмотров. Люди из "черных" клиник, его последняя
надежда, выразили восхищение процедурой, с помощью которой его искалечили, а
затем все дружно помотали головами: нет.
Теперь Кейс спал в дешевых капсулах-гробах, в гостинице возле порта,
где всю ночь напролет с похожих на гигантские треножники вышек, из
галогеновых прожекторов лились на доки слепящие потоки голубого света;
отсюда не были видны огни Токио - сияние в небе цвета экрана телевизора,
настроенного на пустой канал, не была видна высоченная голограмма с надписью
"Фудзи электрик компани", а Токийский залив казался чернеющей
бесконечностью, над которой, над хлопьями плавающей стиропены, кружили
чайки. Почти сразу за портом начинался город, где невероятно огромные
кубические здания фабрик и корпораций господствовали над жилыми массивами.
Порт и город разделяла узкая полоса старых улиц, место, у которого не
было официального названия. Ночной Город, и Нинсей - его сердце. Днем почти
все бары Нинсея безлюдны или вообще закрыты, неоновые огни мертвы,
голограммы погашены и ждут. Под отравленно-серебристым небом.
В двух кварталах от "Чата", в чайном домике "Харре де Те", Кейс запил
двойным эспрессо свою первую вечернюю пилюлю - плоский розовый октагон,
патентованный бразильский препарат, купленный у одной из девчонок Зона.
Стены в "Харре" были отделаны зеркальными панелями, обрамленными
красными неоновыми трубочками.
В самом начале, застряв в Тибе почти без денег и уже без надежды на
излечение, Кейс дал себе полный форсаж и принялся изыскивать источники
средств к существованию с такой леденящей кровь настойчивостью, что ему даже
казалось, будто это делает кто-то другой. За первый месяц он убил троих -
двоих мужчин и женщину - за сумму, которую годом раньше счел бы
смехотворной. Нинсей свел его вниз, на самое дно, включив некий скрытый в
самом Кейсе пагубный механизм, о наличии которого он никогда до тех пор не
подозревал, довел до такого состояния, что сами улицы стали для него
олицетворением жажды смерти.
Ночной Город напоминал эксперимент в сфере социального дарвинизма, не
ограниченный никакими рамками, задуманный неведомыми скучнолицыми учеными
мужами, теперь постоянно держащими палец на кнопке ускоренной промотки
вперед. Стоит лишь прекратить вертеться и шустрить - и без следа канешь в
безвестность, начнешь двигаться чуть быстрее - прорвешь непрочную пленку
поверхностного натяжения черного рынка; и в том и в другом случае ты
исчезаешь, и от тебя не остается ничего, кроме расплывчатых воспоминаний в
головах оседлых типов вроде Раца, да еще твои почки, сердце или кости могут
угодить в хранилища черных клиник - чтобы когда-нибудь появиться оттуда ради
незнакомца с пачкой новых иен.
Биз здесь походил на непрерывное гудение улья, а смерть была вполне
обычной расплатой за лень, безответственность, неповоротливость, чрезмерную
жадность и ошибки в соблюдении запутанного протокола.
Сидя в одиночестве за столиком в "Харре" - "октагон" уже начинал
всасываться в кровь, ладони вспотели, появилось дикое ощущение, что все
волосы на руках и на груди встали дыбом, - Кейс понял, что с некоторых пор
затеял игру с самим собой, очень древнюю игру без названия, что-то типа
пасьянса, ставка в котором - жизнь. Он больше не носил оружия, не принимал
обычных мер предосторожности. Все свои уличные дела Кейс вел быстрейшим и
кратчайшим способом, в самой непринужденной манере, и потому приобрел
репутацию человека, способного добиться чего угодно.
Часть его сознания понимала, что это саморазрушение хорошо заметно
постоянным клиентам, которые все больше и больше настораживались, и
упивалась осознанием факта, что гибель Кейса - лишь вопрос времени. Эта его
часть самодовольно ожидала прихода смерти. И она же больше всего ненавидела
мысли о Линде Ли.
Линду Кейс однажды дождливой ночью повстречал в аркаде, галерее игровых
автоматов.
Под светящимися призраками, проступающими сквозь голубое марево
сигаретного дыма, - голограммами "Замка колдуна", "Танковой войны в Европе"
и "Горизонтов Нью-Йорка"... Такой она и запомнилась ему - лицо утопает в
сиянии беспрестанных лазерных вспышек, отчего черты упрощаются до основных
линий, щеки пламенеют алым в свете огненных поединков в "Замке колдуна", лоб
сияет лазурью - отблесками падения Мюнхена в "Танковой войне", губы слегка
отсвечивают горячими золотистыми искрами, которые вышибает из стен каньона
между небоскребами летящий на экране глайдер. В тот вечер Кейс был на
высоте, только-только переправил пакет кетамина Вейджа в Йокогаму, и деньги
за работу уже лежали у него в кармане. Кейс вошел в аркаду с нинсейской
мостовой, над которой кто-то просеивал сквозь сито мелкий дождь, и полностью
поглощенная своей игрой девушка странным образом бросилась ему в глаза -
одно лицо среди дюжин таких же лиц перед экранами. Другой ее образ,
врезавшийся Кейсу в память, - Линда, какой он увидел ее через час, когда она
уже спала в его припортовой капсуле и очертания ее верхней губы напоминали
ему ту линию с изломом посередине, какой дети обычно изображают летящих
птиц.
Кейс, окрыленный успехом только что провернутого дела, прошел через
аркаду, встал у девушки за спиной и заметил, что незнакомка бросила на него
взгляд. Взгляд серых глаз, подведенных карандашом, след которого напоминал
размазанную сажу. Взгляд дикого животного, которое застыло на дороге,
парализованное светом фар настигающего его автомобиля.
Их совместно проведенная ночь плавно перешла в утро, в билеты на
глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время, пока они были
в Хараюки, дождь не утихал, усыпая бисеринками пластиковый дождевик Линды, а
вокруг мимо витрин известных бутиков стайками двигались токийские детишки в
белых туфлях и облегающих курточках. В конце концов Кейс с Линдой оказались
на гремящей самодвижущейся полночной мостовой, и Линда держала его за руку,
как ребенок.
Целый месяц ушел у Кейса на то, чтобы отучить Линду от наркотиков, и
лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг. Поначалу ему была видна
только часть ее сущности, выступающая над поверхностью, подобно айсбергу, но
затем айсберг начал таять и дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и
пред Кейсом предстала буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки.
Он видел, как девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно,
с полной сосредоточенностью, и вспоминал повадки богомолов, которых
продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между аквариумами с
карпами-мутантами и ящиками со сверчками.
Кейс уставился в темное кольцо остатков кофе на дне чашки. Это кольцо
крутилось с той скоростью, какую Кейс задавал, слегка покачивая чашку,
которую держал двумя пальцами. Коричневую пластиковую поверхность стола
покрывала патина мельчайших царапин. Кейс - по спине у него пробежал холодок
- представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся
для того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все было
отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские традиции непросто
сочетались с бледной, почти бесцветной миланской пластикой, но все предметы,
казалось, несли на себе такую же тончайшую пленку, будто нервные взгляды и
тяжелые эмоции миллионов посетителей определенным образом воздействовали на
зеркала и некогда блестящий пластик, оставляя на них следы, затуманивая их
поверхность чем-то, что никогда уже не удалить.
- Эй. Привет, Кейс...
Он глянул вверх и встретился с ее серыми, по-прежнему подведенными
глазами. На девушке была заношенная французская астронавтская куртка и
новенькие белые кроссовки.
- А я искала тебя, приятель.
Линда присела на стул по другую сторону столика, водрузив на столешницу
локти. Рукава ее куртки были оторваны возле плеч; Кейс автоматически пошарил
взглядом по рукам, выискивая следы уколов.
- Сигаретку? - Она вытащила из подколенного кармашка мятую пачку
"Ехэюань" с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и
прикурил от красного пластикового цилиндра. - Похоже, совсем не спишь, Кейс.
Какой-то ты умотанный.
По выговору Линды безошибочно угадывалось место ее рождения - юг
Мурашовника, окрестности Атланты. Кожа у нее под глазами была бледной и
нездоровой, хотя пока еще молодой и гладкой. Линде недавно исполнилось
двадцать. В уголках рта четкие морщинки, следы пережитой горечи, а если
приглядеться, можно различить и новые, едва наметившиеся. Темные волосы
девушки, зачесанные назад, удерживала повязка из пестрого шелка. Узор на
ткани повязки мог представлять собой изображение как электронной микросхемы,
так и карты какого-нибудь города.
- Сплю, если вовремя принимаю таблетки, - ответил Кейс, и почти
осязаемый вал тоски накрыл его с головой - похоть и одиночество, все неслось
на одном и том же гребне амфетаминной волны. Он вспомнил, как пахла ее кожа
в жаркой духоте припортовой капсулы, как ее пальцы сплетались у него за
спиной.
Это все мясо, подумал он, желание плоти.
- Вейдж, - сказала Линда, нахмурив брови. - Он хочет проделать тебе
дырку между глаз.
Она прикурила для себя сигарету.
- Кто сказал? Рац? Ты говорила с Рацем?
- Нет. Мона. Она сейчас гуляет с одним из парней Вейджа.
- Я ему должен не настолько много. И он, конечно, вытрясет из меня
деньги, так или иначе.
- Ему задолжала куча народу. Возможно, он решил выставить тебя в
качестве примера, Кейс. Серьезно, тебе лучше иметь это в виду.
- Конечно. Как ты, Линда? Тебе есть, где спать?
- Спать? - Она кивнула. - Да, есть. Конечно, Кейс.
Девушка вздрогнула и наклонилась к нему через стол. Ее лицо было все в
бисеринках пота.
- Вот, - сказал Кейс, полез в карман ветровки и выудил смятые полсотни.
Машинально разгладил купюру под столом, сложил вчетверо и передал Линде.
- Тебе самому это пригодится, дорогой. Лучше отдай их Вейджу.
Теперь в серых глазах было что-то такое, чего Кейс не мог распознать,
что-то, чего он раньше никогда не видел.
- Я должен Вейджу куда больше. Возьми. Я все равно в скором времени
ожидаю поступлений, - соврал он, наблюдая за тем, как его новые иены
исчезают в кармане астронавтской куртки.
- Когда получишь деньги, Кейс, не тяни и быстрее ищи Вейджа.
- Еще увидимся, Линда, - сказал он, поднимаясь с места.
- Ага. - Под каждым из ее зрачков появилось по миллиметру радужки.
Санпаку. - Следи за своей спиной, приятель.
Кейс кивнул, торопясь уйти.
Когда пластиковая дверь за ним закрылась, он еще раз оглянулся и увидел
ее глаза среди кружева красных неоновых трубок.
Нинсей, вечер пятницы.
Кейс прошел мимо ларьков с якитори и запруженных мостовых, мимо
кофейного франчайзинга "Прекрасная дева", мимо электронной бури аркады.
Затем, посторонившись, уступил дорогу сарари в черном, приметив значок
"Мицубиси генотех", вытатуированный у него на тыльной стороне правой руки.
Подлинный ли он? Если значок настоящий, подумал Кейс, есть шанс нажить
неприятности. Конечно, если сарари сейчас на службе и имеет право прищучить
меня. Сотрудникам "МГ" выше определенного ранга имплантируют микропроцессор,
отслеживающий мутагенность крови окружающих. Встреча с персоной, носящей
такую штуку в башке, могла закончиться экспресс-экскурсией в Ночной Город,
прямиком в одну из черных клиник.
Сарари был японцем; вообще же толпы, бродящие по улицам Нинсея,
представляли собой многонациональную смесь. Кучки моряков из порта, смурные
одиночные туристы, жаждущие удовольствий, не указанных в путеводителях,
торговцы из Мурашовника, сбывающие с рук имплантаты и ткани для пересадки, и
дюжины дельцов другого рода - все это неспешно текло по улицам в запутанном
хороводе похоти, нужды и коммерции.
Существовало бесчисленное множество теорий, объясняющих, почему
Тиба-сити допускал существование на своей территории Нинсея, и из всех этих
теорий Кейс считал наиболее правдоподобной ту, согласно которой якудза
решили сохранить это место в качестве исторического заповедника, как
напоминание о своем простом происхождении. Кроме того, он благодаря личному
опыту понимал, что создание новейших технологий требует наличия криминальных
зон, из чего следовало, что Ночной Город существует не ради своих
обитателей, а в качестве преднамеренно созданного полигона технологий как
таковых.
Правду ли сказала Линда, думал он, глядя на огоньки над головой. Станет
ли Вейдж убивать его, даже в назидание остальным? Это, конечно, не слишком
разумно, но Вейдж был заметной фигурой в области незаконной медицины и
напрямую работал с учеными-нелегалами, а заниматься этим, по общему мнению,
мог только настоящий псих.
Линда сказала, что Вейдж желает видеть его мертвым. Проникновение Кейса
в динамику уличного дилерства поначалу осложнялось тем, что ни продавцы, ни
покупатели не видели в нем нужды. Основная забота посредника - сделаться
необходимым звеном. Та сомнительной прочности ниша в криминальной экологии
Ночного Города, которую отвоевал себе Кейс, была добыта при помощи лжи и в
течение многих ночей настойчиво укреплялась путем посулов и предательств.
Теперь же, чувствуя, что стены этой ниши начинают смыкаться, Кейс ощущал
себя на грани странной эйфории.
На прошлой неделе он на несколько дней задержал передачу синтетического
экстракта человеческих желез, распродавая товар в розницу, чтобы побольше
наварить, хотя точно знал, что Вейджу это не понравится. Вейдж был одним из
основных поставщиков подобного товара; он провел в Тибе уже девять лет и
входил в число тех немногих дилеров, которым удалось наладить связи с
высшими сферами криминальных структур за пределами Тиба-сити. Генетический
материал и гормоны спускались в Нинсей по невероятно сложной лестнице,
состоящей из множества явных и скрытых ступеней.
Несколько лет назад Вейдж исхитрился проследить путь одной из партий
товара и теперь вовсю пользовался стабильными связями с дюжиной городов.
Кейс поймал себя на том, что стоит перед витриной и тупо смотрит в
стекло. В этой лавочке, где клиентами были в основном моряки, продавались
разные маленькие блестящие штучки. Часы, выкидные ножички, зажигалки,
карманные видеокамеры, симстимы, тяжелые манкири и сюрикены. Сюрикены
нравились ему больше всего - стальные звездочки с бритвенно-острыми гранями.
Одни хромированные, другие непроницаемо-черные. Были и подвергнутые
специальной обработке, так, что поверхность приобрела радужную окраску,
напоминающую разводы масла на воде. Внимание Кейса привлекли хромированные
звездочки. Отливающие серебром, они висели на алой замше, удерживаемые почти
невидимыми петлями нейлоновой лески. По центру сюрикенов были вырисованы
драконы и ряды иероглифов. Звездочки ловили неоновый свет, отражая его
каждая по своему разумению, и Кейсу казалось, что это и есть звезды его
странствий; его судьба была записана в созвездиях дешевого хрома, но
читалась с трудом.
- Жюль, - сказал он звездочкам. - Надо бы навестить старину Жюля. Он
знает, что делать.
Жюлиусу Диану было сто тридцать пять лет, и метаболизм его тела
прилежно корректировали еженедельные сеансы гормональной и радиотерапии. Но
основой его борьбы с неизбежным старением служило ежегодное паломничество в
Токио, где генная хирургия подправляла его ДНК - процедура, невозможная в
Тибе. После этого Жюль Диан обычно отправлялся в Гонконг, где заказывал
годовой запас рубашек и костюмов. Бесполый, нечеловечески терпеливый и
спокойный, как казалось, Жюль не мог принадлежать к миру его официального
бизнеса, в особенности при его посвященности в таинства портновского
искусства. Кейс ни разу не видел Жюля в одном и том же костюме дважды, при
том, что гардероб мосье Диана представлял собой тщательное воспроизведение
стилей платья минувшего века. Еще Диан увлекался пенсне в викторианском
духе, вполне возможно, действительно необходимыми ему, с линзами,
выточенными из тонких пластин искусственного розового кварца и обрамленными
паутинкой золотой оправы.
Офис Диана располагался на окраине Нинсея, в одном из просторных
складов. Часть помещений год назад довольно бессистемно обставили редкой
коллекционной европейской мебелью, и Диан планировал в будущем использовать
это местечко в качестве личной резиденции. Одну из стен комнаты, где ожидал
приема Кейс, почти полностью закрывали книжные шкафы стиля неоацтек, заодно
замечательно выполняющие роль пылесборников. Две грушевидные настольные
лампы в диснеевском духе неуклюже громоздились на стальном кофейном столике
с алой лакировкой а-ля Кандинский. Между книжными шкафами висели причудливые
часы в стиле Дали, их искаженные циферблаты словно стекали к бетонному полу.
Стрелки часов, в действительности голографические проекции, по мысли
создателя должны были демонстрировать при вращении различные гримасы, но при
этом никогда не показывали правильное время. По углам валялись фибергласовые
упаковочные коробки, от которых исходил мощный аромат консервированного
имбиря.
- Сынок, ты чист, - произнес бестелесный голос Диана. - Можешь войти.
Слева от книжных шкафов глухо щелкнули магнитные задвижки, отпирая
массивную дверь из поддельного палисандра. Надпись над дверью, выполненная
из самоклеящихся заглавных букв с завитушками, гласила: "ЖЮЛИУС ДИАН.
ИМПОРТ-ЭКСПОРТ".
Если мебель в импровизированном вестибюле соответствовала концу
прошлого столетия, то обстановка офиса, по всей видимости, относилась к его
началу. Из пространства у дальней стены, залитого светом старинной медной
лампы с абажуром из треугольных кусков зеленого стекла, Кейсу приветливо
улыбнулось гладкое, розовое, без малейшего намека на морщины лицо Диана.
Специалиста по импорту-экспорту надежно ограждал от посетителей просторный
письменный столом из хромированной окрашенной стали, крышку которого с обеих
сторон подпирали башнеподобные произведения мебельного искусства из
неизвестного светлого дерева, предназначенные, по предположению Кейса, для
хранения различного рода бумаг. Поверхность стола была завалена кассетами,
свитками распечаток на желтой бумаге и диковинными деталями старинных
механических пишущих машинок - устройств, над восстановлением которых Диан
тщетно бился с тех самых пор, как Кейс впервые попал в его кабинет.
- Что привело тебя в наши края, парень? - спросил Диан, протягивая
Кейсу длинную узкую конфету в бело-голубой клетчатой обертке. - Вот,
попробуй бонбон. "Тинь-тинь-джа", высший сорт.
Кейс жестом отверг угощение, пахнущее имбирем, уселся в креслице с
изогнутыми ножками и фигурной спинкой, закинул ногу на ногу и провел пальцем
по обтрепанному краю своих черных джинсов.
- Жюль, дошел до меня слух, что Вейдж хочет меня убить.
- Ага. Ну что ж. И от кого ты это услышал, позволь спросить?
- Люди говорят.
- Люди, - повторил Диан, посасывая имбирный бонбон. - А что за люди?
Друзья?
Кейс кивнул.
- Порой нелегко бывает отличить друзей от врагов, знаешь ли.
- Я чуток задолжал ему, Диан. Он тебе об этом ничего не говорил?
- Давно с ним не виделся. - Диан печально вздохнул. - Я, конечно, знаю
кое-что о намерениях Вейджа, но при данном положении вещей не могу обсуждать
их с тобой. Все ведь должно идти своим чередом, понимаешь?
- Должно идти что?
- У Вейджа хорошие связи, он важен для меня, Кейс.
- Понятно. Так он хочет убить меня или нет, а, Жюль?
- Нет, насколько мне известно.
Диан пожал плечами. Со стороны могло создаться полное впечатление, что
они обсуждают цены на имбирь.
- Если эти слухи окажутся достоверными, сынок, загляни ко мне этак
через неделю, и я постараюсь найти для тебя какую-нибудь работенку в
Сингапуре.
- В отеле "Нан Хай" на Бенсулен-стрит?
- Следи за тем, что говоришь, сынок! - Диан нахмурился. На поверхности
стола, кроме всего прочего, стояла уйма всякой аппаратуры против
подслушивания.
- Еще увидимся, Жюль. Я передам Вейджу от тебя привет.
Холеные пальцы Диана легонько коснулись превосходно вывязанного узла
кремового шелкового галстука.
Кейс не успел удалиться от офиса Диана и на половину квартала, когда
его пронзила внезапная подсознательная уверенность, что кто-то сидит у него
на хвосте.
Он издавна культивировал в себе особый сорт ручной паранойи. Фокус был
в том, чтобы не дать легкому безумию выйти из-под контроля. Но в то же время
подобное ощущение запросто могло оказаться одним из фокусов принятого
недавно октагона, следствием воздействия наркотика. Кейс пересилил
адреналиновую волну и прикинулся скучающим досужим зевакой, позволив толпе
нести себя по улице. Заметив впереди темную витрину, он притормозил. Витрина
принадлежала хирургическому бутику, закрытому на переоборудование. Сунув
руки в карманы, Кейс принялся прилежно рассматривать сквозь стекло
квадратные образцы искусственно выращенной плоти, разложенные на фигурно
выгнутом пьедестале из поддельного нефрита. Цвет кожи напомнил ему шлюх
Зона; в один из образцов был вживлен цветной жидкокристаллический дисплей,
соединенный с подкожным чипом-микропроцессором. Чувствуя, как по спине
стекают ручейки пота, он поймал себя на мысли о том, что не понимает, зачем
обращаться к хирургам-трансплантологам, если такие штучки можно просто
носить в кармане.
Не отворачивая головы от витрины, Кейс поднял глаза и стал изучать в
стекле отражение текущей мимо него толпы.
Вот он.
За моряком в рубашке-хаки с короткими рукавами. Темные волосы,
зеркальные очки, черная одежда, стройный...
Человек исчез.
Кейс уже бежал, пригнувшись, лавируя между прохожими.
- Одолжишь мне пистолет, Шин?
Мальчишка улыбнулся.
- Два часа. - Они стояли в задней комнате одной из закусочных на Шига,
где подавали суси. В воздухе остро пахло свежими дарами моря. - Вы
возвращаться назад. Два часа.
- Парень, мне нужно прямо сейчас. У тебя есть что-нибудь прямо сейчас?
Шин пошарил рукой за пустыми банками из-под тертого хрена. На свет
появился удлиненный предмет, завернутый в серый пластик.
- Тасер. Один час - двадцать новых иен. Тридцать - задаток.
- Черт. Это мне не подходит. Мне нужен пистолет. Я типа хочу застрелить
кого-то, понял?
Официант пожал плечами, убирая тасер обратно за банки из-под хрена.
- Два часа.
Кейс вошел в магазин, даже не глянув на сюрикены на витрине. Ему ни
разу в жизни не доводилось держать их в руках.
Он купил две пачки "Ехэюань", воспользовавшись кредитной карточкой
"Мицубиси банк", на которой было выбито: "Чарльз Дерек Мей", а вовсе не
Трумен Старр, кем он числился по паспорту.
Японка за кассовым аппаратом выглядела на несколько лет старше Диана,
на ее лице не было ни единого следа применения технических средств. Кейс
достал из кармана тощую пачку новых иен и показал их женщине.
- Я хочу купить оружие.
Японка махнула рукой в сторону прилавка, заваленного ножами.
- Нет, - сказал Кейс. - Мне не нужны ножи.
Женщина достала из-под стойки продолговатую коробку. На картонной
крышке красовалось очень условное изображение кобры с распущенным капюшоном.
Внутри были рядком уложены восемь одинаковых цилиндров, каждый в тонкой
оберточной бумаге. Кейс внимательно следил за тем, как морщинистые
коричневые пальцы извлекли один из этих предметов и сорвали с него
оберточную бумагу. Женщина показала Кейсу товар - тусклую стальную трубку с
кожаной ременной петлей на одном конце и маленькой бронзовой пирамидкой на
другом. Она взяла трубку в одну руку, зажала пирамидку между большим и
указательным пальцами другой руки и потянула. Из трубки выскользнули три
блестящих от смазки телескопических сегмента, представляющих собой кольцевые
пружины, и, щелкнув, зафиксировались.
- "Кобра", - сказала японка.
Небо над неоновой дрожью Нинсея было, что называется, сумрачно-серым.
Дышать стало тяжелее, все шло к тому, что к ночи наступит настоящая духота,
и многие прохожие уже надели фильтр-маски. Кейс провел десять минут в
кабинке общественного туалета, изобретая приемлемый способ сокрытия "Кобры",
и в конце концов остановился на том, что засунул рукоятку за ремень джинсов,
пустив трубку наискось вдоль живота. Пирамидальная головка оружия уперлась
ему прямо под ребра. При каждом шаге казалось, что штуковина вот-вот
вывалится и брякнется на тротуар, но с ней Кейс почувствовал себя много
лучше.
"Чат" нельзя было назвать баром для деловых встреч. По вечерам в будни
здесь можно было застать только постоянных клиентов. В пятницу и субботу
положение менялось. Завсегдатаи по-прежнему были на своих постах, но тонули
в наплыве моряков и дельцов, наживающихся на моряках. Оказавшись в баре,
Кейс принялся искать глазами Раца, но бармен куда-то запропастился. Лонни
Зон, главный сутенер округи, с отеческой заботливостью и вниманием следил за
одной из своих девиц, охмуряющей молодого морячка. Зон сидел на гипнотике,
который японцы называли "мрачный танцор". Поймав взгляд сутенера, Кейс
кивком подозвал его к стойке. Зон неспешно продефилировал сквозь толпу, его
вытянутое лицо было равнодушным и безмятежным.
- Лонни, ты сегодня вечером видел Вейджа?
Зон с обычным спокойствием молча кивнул.
- Точно?
- Возможно, в Намбане. Возможно, два часа назад.
- А его парни? Были с ним? Был среди них один такой тощий, темные
волосы, может быть, темная куртка?
- Не было, - помолчав, ответил Зон.
Его лоб наморщился от могучих усилий припомнить такие незначительные
подробности.
- Здоровенные парни. Сплошные мышцы.
В глазах Зона уже почти не осталось радужной оболочки. Его зрачки под
полуприкрытыми веками чудовищно расширились. Зон долго, не отрываясь смотрел
в лицо Кейсу, затем опустил взгляд. И увидел слегка выступавшую из-под
куртки Кейса стальную рукоятку.
- "Кобра", - проговорил Зон. - Решил разметать кому-то мозги?
- Еще увидимся, Лонни.
Кейс вышел из бара.
Его хвост оказался на месте. Кейс в этом нисколько не сомневался.
Внезапно он ощутил, что все его чувства на подъеме, словно октагон и
адреналин смешались вдруг с чем-то еще. Тебе нравится это, подумал он,
значит, ты спятил.
Потому что - и это было сверхъестественно, странно, непостижимо -
происходящее отдаленно напоминало ему работу с Матрицей. Достаточно
оказалось выжать себя до предела, загнать в отчаянно опасную и
непредсказуемую сеть неприятностей, чтобы суметь представить себе Нинсей в
виде информационного поля, как когда-то Матрица представлялась ему аналогом
нервных связей и конгломератом специализированных, каждая на своей функции,
клеток некоего организма. И тогда можно было пускаться в виртуозное
пространствование и скольжение, полностью отдавшись этому процессу, но в то
же время отстранившись от него, и все вокруг превращалось в танец биза,
взаимодействие информационных структур, а нелегальная плоть в лабиринтах
черного рынка становилась для Кейса тем же, что и нелегальная информация...
Ну же, Кейс, покажи, на что способен. Оставь их с носом. Сделай такое,
чего от тебя не ждут.
Он находился в полуквартале от игровой аркады - того самого места, где
произошла их первая встреча с Линдой Ли.
Кейс зашагал по улице, огибая компании подгулявших матросов. Один
крикнул ему в спину что-то на испанском. Кейс быстро поднялся в аркаду; на
него обрушился шквал звуков, низкочастотные отголоски взрывов отдавались в
животе леденящим эхом. Кто-то из игроков заработал десятимегатонный удар в
"Танковой войне", и искусно выполненная имитация воздушного взрыва затопила
аркаду волнами белого шума, огненное голографическое изображение сверкающего
шара медленно переросло в клубящийся гриб. Кейс свернул направо и взбежал по
пролету некрашеных металлических ступеней. Он как-то раз заходил сюда с
Вейджем по поводу партии запрещенных гормональных стимуляторов, которую они
собирались задвинуть одному типу по имени Мацуга. Кейс оказался в знакомом
холле - на полу заляпанное пластиковое покрытие, в коридоре - ряд одинаковых
дверей в маленькие кубические кабинетики. Одна из дверей была открыта. За
ней перед светящимся монитором сидела молодая японка в черной
майке-безрукавке. На стене над ее головой висели туристические рекламные
плакаты с видами Греции, над голубой Адриатикой плыли строчки кругленьких
иероглифов. Девушка тревожно посмотрела в сторону Кейса.
- Быстро позови охранника, - бросил он ей на ходу.
А затем пулей пронесся по коридору и свернул за угол, чтобы девчонка
его не видела. Две последние двери были закрыты и, как он догадывался,
заперты. Кейс развернулся и как следует саданул ногой в середину той, что
была дальше от входа. Детали дешевой пластиковой конструкции, лакированные
пластины, сплетенные в несложный узор, весело брызнули из алюминиевой рамы
во все стороны. Внутри помещения было темно, смутно белели пустые стойки для
терминалов. Кейс метнулся к соседней двери, справа от разбитой, ухватился за
круглую, прозрачную вращающуюся дверную ручку и всем телом налег на нее.
Что-то хрустнуло, и через секунду он оказался внутри. Именно в этой комнате
они с Вейджем встречались с покупателем, но мебель и аппаратура исчезли -
компания, под прикрытием которой Мацуга вел свои дела, давно приказала долго
жить. Ни пультов, ни стоек. Свет из аркады сочился в комнату через окно,
фильтруясь сквозь занавески. Кейс змеей проскользнул между пучком
оптоволоконных кабелей, свисающих из гнезда в стене, и старыми пустыми
коробками и дальше, к окну, мимо гондолы большого электрофена.
Окно представляло собой лист дешевого пластика. Кейс стащил с себя
куртку, обмотал ею правую руку и ударил. Пластик треснул. Потребовалось еще
два удара, чтобы полностью освободить раму. Перекрывая оглушающий хаос игр,
заверещала сигнализация, то ли сработавшая, когда разбилось окно, то ли
включенная девушкой, сидящей в конце коридора.
Кейс отвернулся от окна, накинул куртку, выхватил "Кобру" и привел ее в
боевую готовность. Закрывая за собой дверь, он рассчитывал, что тот, кто шел
за ним по пятам, в первую очередь бросится искать его в том кабинете, где
выломана дверь. Бронзовая пирамидка "Кобры" в его руках слабо дрожала,
телескопические сегменты из скрученных пружин, казалось, резонировали,
усиливая биение его пульса.
Ничего не происходило. Волнами накатывал тревожный вой сирены, в аркаде
что-то стреляло и с грохотом взрывалось, сердце Кейса бешено колотилось.
Когда он наконец понял, что боится, то приветствовал страх как старого
друга. Не холодный, механический предупредительный сигнал псевдопаранойи, а
простой животный страх. Кейс так долго жил постоянно на грани риска, что
успел забыть, какой он - настоящий страх.
В этом кубическом кабинете люди нередко умирали. Он тоже мог умереть. И
очень скоро. У них могли быть пистолеты...
Звук удара прокатился по коридору. Из дальнего конца. Мужской голос
что-то злобно выкрикнул по-японски. Затем раздался полный ужаса и боли
вопль. Еще один удар.
И шаги. Ужасно неторопливые. Все ближе и ближе.
Человек в коридоре миновал закрытую дверь, за которой прятался Кейс.
Пауза протяженностью в три томительных удара сердца. Шаги в обратную
сторону. Один, второй, третий, подошвы шуршат по пластиковому ковровому
покрытию.
В крови Кейса растаяли последние следы октагоновой бравады. Он
судорожно перехватил "Кобру" покрепче, за рукоятку, и полез на подоконник,
обезумев от страха, с трясущимися руками и ногами, а когда оказался в
оконном проеме, вывалился наружу и полетел вниз, и все это произошло
быстрее, чем он осознал, что делает. Удар о мостовую пронзил колени острыми
стрелами боли.
Узкий клин света, падающий из полуоткрытой двери-люка для технического
обслуживания аркады, выхватывал из темноты свалку оптоволоконных кабелей и
разбитых корпусов разнообразной аппаратуры. При падении Кейс ткнулся лицом
во влажную плату с гирляндами электронных деталей, но поспешно перевернулся
на бок и откатился в тень пустого металлического ящика с дверцами. Окно
кабинета над его головой тускло освещенным прямоугольником выделялось на
темной стене. Сигнал тревоги по-прежнему заливался вовсю и здесь, внизу,
казался гораздо более громким, потому что стены вокруг приглушали рев
игровых автоматов.
Зашуршала штора, в окне появилась голова, подсвеченная сзади
фосфоресцирующим сиянием из коридора, и пропала. Затем вновь появилась, но
Кейс по-прежнему не мог разобрать черты лица. На месте глаз на лице
сверкнуло серебро.
- Вот черт, - сказал голос, явно принадлежащий женщине, по акценту -
уроженке севера Мурашовника.
Голова исчезла. Тихо лежа на боку под ящиком, Кейс медленно сосчитал до
двадцати и лишь затем встал. Пальцы все еще сжимали стальную "Кобру", но ему
не сразу удалось вспомнить, что это такое. Повернувшись, он захромал между
домами к далекому свету, время от времени потирая ноющее колено.
Пистолет Шина оказался полувековой давности южно-американской копией
"Вальтера" ППК, с ощутимой отдачей и очень тугой спусковой скобой. Патронник
был рассверлен под ружейные патроны. Обычным китайским патронам с полыми
головками, которые продал ему Шин, Кейс предпочел бы свинцовые разрывные. Но
так или иначе, это было оружие, девять зарядов сидели в обойме, и Кейс вышел
на Шига из закусочной, торгующей суси, нежно баюкая приобретение в кармане
куртки. Рукоятка пистолета была залита ярко-красным пластиком и украшена
рельефным узором из жизни драконов, ее было приятно ощущать пальцами в
темноте кармана. "Кобру" Кейс перепоручил ближайшему нинсейскому мусорному
ящику и всухую проглотил следующий октагон.
Снадобье разогрело окоченевшие цепочки его нейронов, и Кейс торопливо
зашагал по Шига вниз через Нинсей, а затем свернул на Байицу. Его "хвост"
исчез, на что он от души надеялся, - и хорошо. Ему необходимо было сделать
несколько звонков, дать ход некоторым делам - биз не терпел отлагательств. В
самом начале Байицу, напротив порта, возвышалось ничем не примечательное
десятиэтажное здание из грязноватого желтого кирпича, какие-то мастерские.
Свет в окнах не горел, чего и следовало ожидать в такое время суток, но,
задрав голову, можно было разглядеть вверху, под самой крышей, тусклую
светящуюся надпись. Набор иероглифов вывески из мертвенно-неоновых трубок
обозначал это место как ДЕШЕВЫЙ ОТЕЛЬ. Если это заведение и имело
какое-нибудь другое название, то Кейсу оно было неизвестно, он всегда думал
о нем как о "дешевом отеле".
Вход в прозрачную шахту лифта отеля был прямо с мостовой. Ночлежек,
подобных "дешевому отелю", на Байицу было множество. Их устраивали на крышах
производственных зданий, и лифты, ведущие в них, обычно лепились к стене
снаружи и держались на честном слове. Кейс вошел в пластиковую кабинку и для
пуска лифта воспользовался своим универсальным ключом - магнитной карточкой
без каких-либо надписей.
Капсулу в этом отеле Кейс снимал со времени своего прибытия в Тибу,
внося плату понедельно, но еще ни разу здесь не ночевал. Как правило, спал
он в более дешевых местах.
В лифте воняло косметикой и сигаретами; стены кабинки были покрыты
царапинами и грязными пятнами - следами чьих-то пальцев. Кабинка миновала
пятый этаж, и внизу стали видны огни Нинсея. Когда лифт начал замедлять ход,
Кейс сунул руку в карман и погладил прохладную сталь пистолета. Остановка
кабины, как обычно, сопровождалась вытряхивающим душу рывком, но Кейс был
готов к этому. Он вышел из лифта и оказался во дворике, служившем здесь
одновременно прихожей и лужайкой.
В середине квадратного пространства, застеленного пластиковым травяным
покрытием, за полукруглой консолью восседал паренек-японец и читал печатную
книгу. Справа и слева от него шестью ярусами, по десять штук в каждом, в
стальном остове, похожем на обычные строительные леса, были закреплены белые
фибергласовые спальные капсулы. Кейс кивнул мальчишке и захромал по
пластиковой траве к ближайшей лестнице. Стены и крыша этого сооружения,
собранные из больших листов дешевого пластика, шуршали на ветру и в дождь
протекали, но открыть капсулы без ключей было довольно сложно.
Кейс поднялся по лестнице на третий уровень и пошел вдоль капсул. Узкий
настил, напоминающий скорее карниз для кошачьих прогулок, ощутимо вибрировал
в такт шагам. Его номер был 92. Капсула длиной три метра и высотой примерно
полтора, вход - овальный люк около метра диаметром. Кейс вставил свою
карточку-ключ в щель замка и подождал, пока пройдет процесс верификации в
гостиничном компьютере. Магнитные защелки с глухим стуком отомкнулись, и
входной люк приглашающе уполз вверх, увлекаемый скрипучими пружинами. Кейс
вошел внутрь - при этом со щелчком включилось флуоресцентное освещение -
потянул люк вниз, закрыл вход и переключил замок на дверной панели на ручное
управление.
В номере 92 не было ничего, кроме стандартного миникомпьютера "Хитачи"
и маленькой холодильной камеры из белого стиропласта. В холодильнике
хранилось три килограмма отличного "сухого льда", аккуратно завернутого в
бумагу во избежание испарения, и круглая медицинская алюминиевая фляжка.
Усевшись на коричневый мат из мягкого пластика, который служил одновременно
полом и постелью, Кейс вытащил из кармана пистолет Шина и положил его на
холодильник. Потом снял куртку. Коммуникационный терминал капсулы был вделан
прямо в вогнутую стену, рядом висела табличка, на которой на семи языках
перечислялись правила проживания в отеле. Кейс достал из гнезда пульт
управления терминалом и набрал по памяти номер абонента в Гонконге. Выждав
пять гудков, дал отбой. Покупатель на три мегабайта свежайшей информации,
хранящейся сейчас в чипах памяти его "Хитачи", на звонки не отвечал.
Затем Кейс набрал токийский номер в районе Синзюки.
Ответила женщина на коммутаторе, прощебетав что-то по-японски.
- Могу я поговорить со Змеем?
- Очень рад вас слышать, - приветствовал его голос Змея, прозвучавший в
трубке после нескольких секунд переключений.