Наше Отечество (опыт политической истории, часть II)
РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ТОМ
"ТЕРРА" - "TERRA" МОСКВА 1991
2
ББК 63.3(2) Н37
Авторский коллектив:
доктор исторических наук, профессор Кулешов С. В., (руководитель),
доктор исторических наук, профессор Волобуев О. В. (зам. руководителя),
доктор исторических наук, профессор Пивовар Е. И. (зам. руководителя),
доктор исторических наук, профессор Афанасьев Ю. Н., кандидат исторических
наук Зубкова Е. Ю., доктор исторических наук, профессор Кирсанов Н. А.,
Кондратов С. А., доктор исторических наук Кочерга Б. Н., доктор исторических
наук, профессор Лельчук В. С, кандидат философских наук Малютин М. В.,
доктор исторических наук, профессор Маслов Н. Н., доктор исторических наук,
доцент Осипов А. Г., научный сотрудник ИТИС ЦК КПСС Павлюченков С. А.,
кандидат исторических наук Симонов Н. С, кандидат исторических наук, доцент
Старков Б. А., доктор истории (США) Фельштинский Ю. Г., кандидат
исторических наук, профессор Шостаковский В. Н.
Н 37 Наше Отечество. Часть II/Кулешов СВ., Волобуев О.В.,
Пивовар Е.И. и др. - М.: ТЕРРА, 1991. - 620 с. ISBN 5-85255-081-7
0503810000-72
Н А 30(03) -91 без объявл. ББК 63.3 (2)
ISBN 5-85255-081-7 ╘ Издательский центр "ТЕРРА", 1991.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 1 . Брестский мир 4
Глава 2. Военный коммунизм: свобода или необхо
димость? 35
Глава 3. Судьбы политической оппозиции .... 90
Глава 4. Метаморфозы интернационализма . . 137
Глава 5. Экономическая политика революционного
большевизма (1921 --1927 гг.) 164
Глава 6. Политика "большого скачка"
(1928--1941 гг.) ..................................... 211
Глава 7. За фасадом строительства нового общества (1927 --конец 30-х
гг.) 281
Глава 8. Тоталитарная система власти и идеология
сталинизма 325
Глава 9. Советский Союз в годы второй мировой войны
................................ 379
Глава 10. Рождение и крах "оттепели" 429
Глава 11. От реформ к стагнации 479
Глава 12. Эволюция революции 545
Вместо заключения 612
ГЛАВА 1 БРЕСТСКИЙ МИР
Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет
европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят
империализм,-- мы будем раздавлены,-- это несомненно. Либо русская революция
поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу.ТроцкийВсе строение, возводимое ныне германскими империалистами в несчастном
договоре,-- есть не что иное, как легкий дощатый забор, который в самом
непродолжительном времени будет беспощадно сметен историей.ЗиновьевПоложение дел с социалистической революцией в России должно быть
положено в основу всякого определения международных задач нашей Советской
власти /.../. Пример социалистической Советской республики в России будет
стоять живым образцом перед народами всех стран /.../. Реорганизация России
на основе диктатуры пролетариата /.../ сделает социализм непобедимым и в
России, и во всем мире.Ленин
Перспективы мировой социалистической революции. -- "Мы будем вести
переговоры с немцами одни".-- Ни война, ни мир. -- "Ястребы революционной
войны". -- Мир или передышка?
В советской внешней политике, вероятно, не было соглашения более
хрупкого, чем Брест-Литовский мирный договор, подписанный советским
правительством 3 марта 1918 года; просуществовав чуть больше девяти месяцев,
он был разорван германским и советским правительствами, а позже, при
капитуляции Германии в первой мировой войне, отменен еще и 116-й статьей
Версальского договора. С легкой руки Ленина названный передышкой договор
вызвал критику и сопротивление подавляющей части революционеров, с одной
стороны, и патриотов России -- с другой. Первые утверждали, что Брестский
договор -- это удар в спину германской революции. Вторые -- что это
предательство России и се союзников. И те и другие, каждый по-своему,
были правы. Однако на Брестском мире по непонятным никому причинам
настаивал Ленин, добившийся, в конце концов, его подписания.
Вопрос об эволюции взглядов Ленина после его прихода к власти в октябре
1917 года и о тех целях, которые Ленин ставил перед собой до и после
переворота, является, видимо, основным при изучении истории Брестского
договора и связанного с ним более общего вопроса: о мировой революции. Было
бы ошибочным считать, что Ленин менял свои взгляды в зависимости от
обстоятельств. Правильнее предполагать, что в любой ситуации он находил
наилучший для реализации своих целей путь. Можно утверждать, что Ленин всю
свою сознательную жизнь вел борьбу и, начиная примерно с 1903 года,-- борьбу
за власть. Сначала за власть большевиков-ленинцев в РСДРП, затем за
монопольную власть в РСДРП (б)--РКП (б), а /соответственно/ последней в
стране и в международном коммунистическом и рабочем движении. Труднее
ответить на вопрос, нужна ли была ему власть для победы революции или же
революция виделась средством для достижения власти.
Большевистское крыло русской социал-демократической партии верило в
конечную победу социализма в мире. Она казалась столь же очевидной, как
сегодня, скажем, неизбежность крушения колониальных империй. Ответ на вопрос
о том, придет ли мировая революция -- непременно позитивный -- строился
исключительно на вере в конечную победу социализма.
Однако в 1918г. ответ на этот вопрос был не столь очевиден, как могло
бы показаться сегодня. Общее мнение социалистических лидеров Европы
сводилось к тому, что в отсталой России нельзя будет без помощи европейских
социалистических революций ни построить социализма, ни удержать власть на
какой-либо продолжительный срок, хотя бы уже потому, что (как считали
коммунисты) "капиталистическое окружение" поставит своей непременной целью
свержение социалистического правительства в России. Таким образом, революция
в Германии виделась единственной гарантией удержания власти советским
правительством еще и в России.
Иначе считал Ленин. В октябре 1917 года, прорвавшись из швейцарского
небытия и молниеносно захватив власть в России, он показал своим
многочисленным противникам (сторонников у него и не было почти), как
недооценивали они этого уникального человека -- лидера немногочисленной
экстремистской фракции в РСДРП. Большевизм не
только захватил власть в России, но создал реальный и единственный
плацдарм для наступления мировой революции, для организации
коммунистического переворота в той самой Германии, от которой, как всеми
социал-демократами предполагалось, будет зависеть конечная победа
социализма. Теперь Ленин стал отводить себе в мировом коммунистическом
движении совсем иную роль. Ему важно было совершить мировую революцию под
своим непосредственным руководством и сохранить за собою лидерство в
Интернационале. Германская революция отходила для Ленина на второй план
перед победившей революцией в России.
В свете изменившихся взглядов Ленина на революцию в Германии и
необходимо рассматривать всю историю Брест-литовских переговоров декабря
1917-- марта 1918 года, закончившуюся подписанием мира с Германией и другими
странами Четверного союза. Позиция Ленина на этих переговорах -- отстаивание
им "тильзитского мира" ради "передышки" в войне с Германией -- кажется
настолько естественной, что только и не перестаешь удивляться авантюризму,
наивности и беспечному идеализму всех его противников -- от левых
коммунистов, возглавляемых Бухариным, до Троцкого с его формулой "ни война,
ни мир". Правда, позиция Ленина кажется разумной прежде всего потому, что
апеллирует к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может
воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать
ультимативный мир. Но это была психология обывателя, а не революционера. С
такой психологией нельзя было бы захватить власть в октябре 1917 и удержать
ее против блока социалистических партий, как удержал Ленин в ноябрьские дни
с помощью Троцкого. С такой психологией вообще нельзя было быть
революционером. По каким-то причинам, кроме Ленина, весь актив партии был
против подписания Брестского мира, причем большая часть партийных
функционеров поддерживала "демагогическую" формулу Троцкого. И никто не
смотрел на состояние дел столь пессимистично, как Ленин. Да ведь чем-то
руководствовались все эти люди? На что они рассчитывали?
Революция и революционеры подчинялись собственным особым законам. Эти
законы большинством населения воспринимались как непонятные, безумные и
иррациональные. Но, отступив от этих законов, революция гибла. Только в них
заключалась сила революции и залог ее победы. Ленин отступил от этих законов
ради удержания собственной власти и лидерства в мировом коммунистическом
движении.
С точки зрения абсолютных коммунистических интересов, Брестский мир был
катастрофой. Он, несомненно, убивал все имеющиеся шансы, сколько бы их ни
было, на немедленную революцию в Германии, а значит и на революцию в Европе.
Заключенный вопреки воле большинства революционной партии Брестский мир стал
первым оппортунистическим шагом советского руководства.
По иронии судьбы получалось, что для победы революции в России нужно
было принести в жертву возможную революцию в Германии, а для успеха
революции в Германии, может быть, пришлось бы пожертвовать советской властью
в России. Именно эту альтернативу заключало в себе для советского
правительства Брестское соглашение. Мирный договор с Германией давал
германскому правительству известную передышку, улучшал общее положение
страны. Как писали тогда левые эсеры, "хлеб из оккупированных Германией
областей примирял голодных германских рабочих и солдат с германским
правительством".
Наоборот, отказ советского правительства подписать мир и в военном и в
общеполитическом отношении был для Германии крайне невыгоден и значительно
увеличивал шансы на возгорание и победу германской коммунистической
революции (как считали, с одной стороны, немецкие коммунисты, а с другой --
германское правительство). Поэтому немецкие левые уже в декабре 1917 г.
попытались помешать заключению сепаратного мира между Россией и Германией.
Они распространили заявление, в котором указали, что переговоры о мире
окажут разрушительное воздействие на вероятную германскую революцию и
поэтому должны быть отменены.
Первоначально считалось, что переговоры с германским правительством
большевики затевают исключительно из пропагандистских соображений и для
оттяжки времени, а не ради подписания договора. Либкнехт при этом указывал,
что если переговоры "не приведут к миру в социалистическом духе", необходимо
"оборвать переговоры, даже если бы при этом пришлось пасть их (Ленина и
Троцкого) правительству". Ленин же на переговорах декабря 1917-- марта 1918
г. стремился к союзу, по крайней мере временному, между советским и
имперским германским правительствами, видя в этом единственный способ
сохранить власть в своих руках и расколоть единый капиталистический мир, т.
е. блокироваться с Германией против Англии и Франции. Либкнехт видел залог
победы в германской революции. Ленин -- в игре на противоречиях между
Четверным сою-
зом и Антантой, Либкнехт был заинтересован в том, чтобы Германия как
можно скорее проиграла войну. Ленин, подписывая сепаратный мир, был
заинтересован в том, чтобы Германия не проигрывала войны как можно дольше.
Он боялся, что советская власть в России будет свергнута объединенными
усилиями Германии и Антанты как только на Западном фронте будет подписан
мир. Но заключая Брестский мир и оттягивая германское поражение, Ленин делал
именно то, в чем фактически обвинял его Либкнехт: саботировал германскую
революцию.
Неудивительно, что заключение Брестского мира привело к расколу в
партии большевиков и советском правительстве и к образованию левой
оппозиции, причем в первый и в последний раз оппозиция эта открыто и
официально действовала внутри партии большевиков как автономная организация
и даже имела свой печатный орган.
После подписания мирного соглашения военные действия не прекращались ни
на день на большей части территории бывшей Российской империи. Германия
предъявляла все новые и новые ультиматумы, занимала целые районы и города,
находящиеся восточнее установленной Брестским договором границы. Брестский
мир оказался бумажным именно потому, что советское и германское
правительства не смотрели на договор серьезно, не считали его окончательным,
и, главное,-- подписывали соглашение не ради желания получить мир, а лишь
для того, чтобы продолжать войну, но в более выгодных для себя условиях.
Большевики -- войну революционную; немцы -- войну за стабильный мир на своих
условиях.
В дальнейшем, до расторжения Брестского мира сначала германским
правительством 5 октября, а затем ВЦИКом 13 ноября 1918 г. (через два дня
после капитуляции Германии в первой мировой войне), Россия и Германия
находились в состоянии, больше всего подпадающем под формулу Троцкого "ни
война, ни мир".
Такое положение, по замыслу Троцкого, конечно же, было ни чем иным как
передышкой, готовящей большевистскую партию к следующему ее этапу:
революционной войне (только за передышку Троцкого, в отличие от передышки
Ленина, большевики не платили соглашением с "империалистами"). Эта
революционная война началась 13 ноября 1918 года.
Уже в первые дни после большевистского переворота Ленин разошелся с
большинством своей партии по вопросу, касающемуся заключения мира: вопреки
ожиданиям социа-
листов он выступил с принципиальным согласием подписать с
"империалистическим" германским правительством сепаратный, а не всеобщий
мир. Неудивительно, что самым простым объяснением ленинского шага были
взятые им еще до возвращения в Россию обязательства перед германским
правительством.
Взаимоотношения между большевистской партией и кайзерским
правительством в годы первой мировой войны долгое время оставались для
историков загадкой. Сенсацией разнеслись по миру первые сведения о том, что
германское правительство, заинтересованное в скорейшем ослаблении Российской
империи и выходе последней из войны, нашло выгодным для себя финансирование
социалистических партий (в том числе и ленинской группы), стоявших за
поражение России в войне и ведших усиленную пораженческую пропаганду.
Германский социал-демократ Эдуард Бернштейн, занимавший одно время пост
заместителя министра финансов в германском правительстве и получивший доступ
к соответствующей информации, недвусмысленно указал на это в статье "Темная
история", опубликованной 14 января 1921 г. в утреннем выпуске немецкой
социал-демократической газеты "Форвертс". Бернштейн писал:
"Антанта утверждала, и утверждает до сих пор, что кайзерская Германия
предоставила Ленину и товарищам большие суммы денег, предназначенных на
агитацию в России. Действительно, Ленин и его товарищи получили от
кайзерской Германии огромные суммы. Я узнал об этом еще в конце декабря 1917
г. Через одного друга я осведомился об этом у некоего лица, которое,
вследствие своих связей с различными учреждениями, должно было быть в курсе
дела, и получил утвердительный ответ. Правда, тогда я не знал размера этих
сумм и кто был посредником при их передаче. Теперь я получил сведения от
заслуживающего доверие источника, что речь идет о суммах почти
неправдоподобных, наверняка превышающих 50 миллионов немецких золотых марок,
так что ни у Ленина, ни у его товарищей не могло возникнуть никаких сомнений
относительно источников этих денег".
По прошествии многих лет в распоряжение историков были переданы
документы, позволяющие более глубоко и внимательно изучить ставший уже
легендой вопрос о немецких деньгах и пломбированном вагоне, в котором
проехал через Германию в Россию Ленин в апреле 1917 г. Нужно отметить, что
эти публикации, с очевидностью указывавшие на сотрудничество с германским
правительст-
вом таких известных революционеров, как швейцарский социал-демократ
Карл Моор (Баер), русско-румынско-болгарский социалист X. Раковский,
русско-немецко-польский революционер Карл Радек и многих других, вызвали
настоящий переполох среди еще живших в эмиграции революционеров. "Теперь
признаюсь, как наивны мы все были раньше",-- писал известный архивист и
историк Б. Н. Николаевский бывшему руководителю французской компартии Борису
Суварину 11 апреля 1957 г. "У меня лично нет никакого сомнения в том, что
немецкие деньги у Ленина тогда были",-- указал он в другом своем письме.
Германское правительство поддерживало русских революционеров, так как
не без оснований считало, что революция приведет к распаду Российской
империи, выходу ее из войны и заключению сепаратного мира, который обещали
дать революционеры в случае прихода к власти. Германии же этот мир был
необходим уже потому, что в 1917 г. она не обладала нужными силами для
ведения войны на два фронта. Сделав ставку на революцию в России, германское
правительство в критические для Временного правительства дни и недели
поддержало ленинскую группу, помогло ей и другим "пораженцам" проехать через
Германию в Швецию, получило согласие шведского правительства на проезд
эмигрантов к финской границе. Оттуда оставалось совсем уже близко до
Петрограда. Неудивительно, что происшедший в октябре 1917 г. переворот не
был для германского правительства неожиданностью. Справедливо или нет, оно
смотрело на происшедшее как на дело своих рук.
Но Германия никогда с такой легкостью не смогла бы достичь своих целей,
если бы интересы германского правительства не совпали в ряде пунктов с
программой еще одной заинтересованной стороны: русских
революционеров-пораженцев, самым влиятельным и деятельным крылом которых,
как оказалось, было ленинское (большевики). В чем же совпали цели Германии и
революционеров в первой мировой войне?
Как и германское правительство ленинская группа была заинтересована в
поражении России. Как и германское правительство большевики желали распада
Российской империи. Немцы хотели этого ради общего ослабления послевоенной
России. Революционеры, среди которых многие требовали отделения от
Российской империи окраин еще и по национальным соображениям (например, один
из видных польских революционеров Ю. Пилсудский), смотрели на рост
национальных сепаратистских тенденций (национа-
лизм малых наций) как на явление, находившееся в прямой связи с
революционным движением.
Совпадая в одних пунктах, цели Германии и революционеров в войне
расходились в других. Германия смотрела на русских революционеров как на
подрывной элемент и рассчитывала использовать их для вывода России из войны.
Удержание социалистов у власти после окончания войны не входило в планы
германского правительства. Революционеры же смотрели на помощь, предложенную
германским правительством, как на средство для организации революции в
России и Европе, прежде всего в Германии. Германское правительство знало,
что главной задачей социалистов была организация революции в Германии.
Революционеры знали, что правительство Германии не желает допустить прихода
к власти немецких социалистов, а русских революционеров рассматривает как
орудие для реализации собственных "империалистических" планов. Каждая из
сторон надеялась переиграть другую. В конечном итоге, в этой игре победила
ленинская группа.
Программа европейских социалистов была абстрактна: революция. Программа
Ленина была конкретна: революция в России и собственный приход к власти. Как
человек, подчиненный собственной цели, он принимал все то, что
способствовало его программе, и отбрасывал, что мешало. Если Четверной союз
предлагал помощь, то постольку, поскольку эта помощь способствовала приходу
Ленина к власти, она должна была быть принята. Если эта помощь могла
оказываться на условиях провозглашения Лениным определенной политической
платформы, то постольку, поскольку эта платформа способствовала достижению
основной цели: приходу Ленина к власти, она должна была быть принята и
объявлена. Немцев интересовал сепаратный мир с Россией? Ленин сделал лозунг
немедленного подписания мира и прекращения войны основным пунктом своей
программы. Немцы хотели распада Российской империи? Ленин поддержал
революционный лозунг самоопределения народов, допускавший фактический распад
Российской империи.
Нужно отдать должное Ленину. Он выполнил данное германскому
правительству обещание в первые же часы прихода к власти: 26 октября на
съезде Советов он зачитал известный декрет о мире. Для Антанты поэтому роль
Германии в октябрьском перевороте была очевидна. Уже 27 октября (9 ноября)
лондонская газета "Морнинг Пост" опубликовала статью "Революция сделана в
Германии". Да и сами немцы не смогли долго хранить молчание: в ин-
тервью, помещенном в воскресном выпуске "Фрайе Прессе" от 18 ноября (1
декабря) 1917 г., генерал Э. Людендорф, фактический руководитель германской
армии, заявил, что русская революция не случайная удача, а естественный
результат германской политики.
9 (22) ноября, выполняя еще один пункт соглашения между большевиками и
Германией, Троцкий, как нарком иностранных дел, заявил о намерениях
советского правительства опубликовать секретные дипломатические документы.
Теоретически публикация тайных договоров наносила ущерб как Центральным
державам, так и Антанте. Но поскольку секретные договоры, имевшие отношение
к первой мировой войне, были, естественно, заключены Россией с союзниками
Францией и Англией, а не с Центральными державами, последние, конечно же,
оставались в выигрыше.
В ночь с 7 (20) на 8 (21) ноября советское правительство потребовало от
главнокомандующего русской армией Духонина сделать формальное предложение о
перемирии всем воюющим странам. 9 (22) ноября Духонин ответил отказом. В тот
же день Совнарком объявил его смещенным со своего поста. Новым
главнокомандующим был назначен большевик прапорщик Н. В. Крыленко.
В день снятия Духонина Ленин обратился по радио к полкам, стоящим на
позициях, с предложением прекратить военные действия и выбирать "тотчас
уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с
неприятелем". Такой призыв мог иметь своей целью только дальнейшее
ослабление и без того уже таявшей армии: братания стали теперь регулярным
явлением. К 16 (29) ноября в общей сложности 20 русских дивизий заключили в
письменной форме перемирие с германскими войсками, а из 125 русских дивизий,
находившихся на фронте, большая часть придерживалась соглашений о
прекращении огня.
14 (27) ноября германское Верховное командование дало свое согласие на
ведение официальных переговоров о мире с представителями советской власти.
Начало переговоров было назначено на 19 ноября (2 декабря), причем в
заявлении от 15 (28) ноября советское правительство указало, что в случае
отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии,
Японии и Китая присоединиться к переговорам "мы будем вести переговоры с
немцами одни", т. е. заявило о планируемом подписании сепаратного мира со
странами Четверного блока.
20 ноября (3 декабря) русская делегация, насчитывающая 28 человек,
прибыла в Брест-Литовск, где помещалась
ставка главнокомандующего германским Восточным фронтом. Как место для
ведения переговоров Брест-Литовск был выбран Германией. Очевидно, что
ведение переговоров на оккупированной немцами территории устраивало
германское и австрийское правительства, поскольку перенесение переговоров в
нейтральный город, например в Стокгольм, вылилось бы в межсоциалистическую
конференцию, которая могла бы обратиться к народам "через головы
правительств" и призвать, например, ко всеобщей стачке или гражданской
войне. В этом случае инициатива из рук германских и австро-венгерских
дипломатов перешла бы к русским и европейским социалистам.
С советской стороны делегацию возглавили три большевика (А. А. Иоффе,
Л. Б. Каменев и Г. Я. Сокольников) и два левых эсера (А. А. Биценко и С. Д.
Масловский-Мстиславский). С германской стороны переговоры должна была вести
группа военных во главе с генералом Гофманом. Русская делегация настаивала
на заключении мира без аннексий и контрибуций. Гофман как бы не возражал, но
при условии согласия на эти требования еще и Антанты. Поскольку, как всем
было ясно, советская делегация не уполномочена была Англией, Францией и США
вести переговоры с Четверным союзом, вопрос о всеобщем демократическом мире
повис в воздухе. К тому же делегация Центральных держав настаивала на том,
что уполномочена подписывать лишь военное перемирие, а не политическое
соглашение. И при внешней вежливости обеих сторон общий язык найден не был.
4 декабря в 9.30 утра переговоры возобновились. От имени советской
делегации контр-адмирал Альфатер зачитал проект перемирия. Подразумевалось,
что перемирие будет всеобщим, сроком на шесть месяцев. Возобновление военных
действий могло последовать только с объявлением о том противной стороне за
72 часа. Переброска войск в период перемирия сторонам не разрешалась.
Определялась четкая демаркационная линия. После заключения всеобщего
перемирия все местные перемирия теряли силу. Гофман на это заметил, что о
всеобщем перемирии говорить бессмысленно, так как Антанта не побеждена, не
присоединилась к переговорам, не пойдет на перемирие и в одностороннем
порядке объявлять о прекращении огня на Западном фронте Германия не может.
Перемирие поэтому может быть заключено только на Восточном и русско-турецком
фронтах. На пункт о запрете перебросок войск Гофман, по существу, ответил
отказом. Немцев не устраивали сроки.
Они рассматривали перемирие как первую ступень к миру, и шестимесячный
срок казался поэтому слишком длинным. Советская делегация надеялась, что
таким образом удастся оттянуть переговоры о мире на полгода, за которые, кто
знает, наверняка произойдет мировая революция. Компромисс был найден в том,
что перемирие заключалось с 10 декабря 1917 г. до 7 января 1918 г. по н.
ст., а предупреждение о разрыве перемирия должно было последовать за семь
дней. Подписать договор предполагалось на следующем заседании утром 5
декабря. В течение ночи советская делегация вела оживленные переговоры с
Петроградом. Центр ответил, что уступать нельзя, и предложил "немедленно
после утренних переговоров выехать в Петроград, условившись о новой встрече
с противниками на русской территории через неделю".
На заседании 5 декабря советская делегация объявила, что "считает
необходимым прервать конференцию на одну неделю" с тем, чтобы возобновить
заседания 12 декабря (29 ноября) в Пскове, на советской территории.
Согласившись на перерыв, германская делегация отклонила требование о
переносе места заседаний, сославшись на то, что в Бресте созданы наилучшие
условия для переговоров. Иоффе не стал возражать. В неофициальном порядке
было договорено о том, что на Восточном и русско-турецком фронте с 24 ноября
(7 декабря) по 4 (17) декабря объявляется перемирие, продленное затем до 1
(14) января 1918 г. В первый день перемирия, 24 ноября (7 декабря),
советская делегация, уже вернувшаяся домой, доложила ВЦИКу о ходе мирных
переговоров.
12 (25) декабря, в день возобновления работы Брест-Литовской мирной
конференции, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Чернин объявил от
имени стран Четверного союза, что они согласны немедленно заключить общий
мир без аннексий и контрибуций и присоединяются к советской делегации,
осуждающей продолжение войны ради завоевательных целей. Аналогичное
заявление зачитал Кюльман. Правда, и Чернин, и Кюльман сделали одну
существенную оговорку: к предложению советской делегации присоединяются все
воюющие страны, причем в определенный, короткий, срок. Таким образом,
Антанта и Четверной союз должны были сесть за стол мирных переговоров и
заключить мир на условиях, выдвинутых советской делегацией. Было очевидно,
что такое предложение нереалистично, так как Антанта на это не пойдет.
Советско-германские переговоры зашли также в тупик
из-за вопроса об окраинных государствах. Немецкая сторона указала, что
даже в том случае, если сепаратный мир будет подписан, Германия не выведет
войска с занятых территорий, так как война на Западном фронте еще
продолжается. Немцы заявили также, что Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и
Эстляндия наверняка "выскажутся за политическую самостоятельность и
отделение" от России (и так дали понять, что вопрос об отделении и оккупации
германскими войсками этих территорий, собственно, уже предрешен).
По мнению германского верховного главнокомандования, присутствие войск
в оккупированных провинциях должно было продолжаться несколько лет. Это
категорически не устраивало Иоффе, и под конец вечернего заседания 26 (13)
декабря стало ясно, что стороны на грани разрыва. 28 (15) декабря советская
делегация заявила, что покидает Брест-Литовск, поскольку ранее предполагала,
что немцы откажутся от занятых территорий. Она вернулась в Брест только 9
января (27 декабря), теперь уже во главе с Троцким, в задачу которого
входила как и прежде оттяжка переговоров.
Однако в игре стран Четверного союза появилась крупная козырная карта:
выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали препятствие, о
которое споткнулась столь блистательно начатая брестская политика. Этим
камнем преткновения стала независимая Украина, приславшая в Брест
собственную делегацию и начавшая самостоятельные сепаратные переговоры с
Германией и Австро-Венгрией.
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела
использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами,
заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах
как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять
к обеим сторонам территориальные претензии.
Германии и Австро-Венгрии важно было "вбить клин" между украинской и
советской делегацией и, используя противоречия двух сторон, подписать
сепаратный мир хотя бы с одной Украиной. 1 января по н. ст. Людендорф,
телеграфируя в Брест Гофману условия для переговоров с украинцами,
потребовал "идти ей навстречу по любому поводу".
6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины и
Четверного союза украинцы объяви-
ли о провозглашении Радой независимой Украины. Украинская делегация
указала, что Украина признает лишь такой мир, под которым будет стоять
подпись ее полномочных представителей (а не членов советского
правительства), причем готова подписать с Четверным союзом сепаратный мир
даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия.
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное
заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для
присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман
предложил советской делегации подписать сепаратный мир, а Чернин от имени
Четверного союза согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания
договора проходил не в Брест-Литовске, а в каком-то другом месте,
определенном позже.
На пленарном заседании 10 января (28 декабря) Германия и Австро-Венгрия
признали самостоятельность прибывшей в Брест украинской делегации и
поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о независимости Украины.
Троцкий согласился с точкой зрения немцев, и на утреннем заседании 12 января
(30 декабря) советская сторона и страны Четверного союза официально
подтвердили признание полномочий украинской делегации вести переговоры и
заключать соглашения.
Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия
между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой --
продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни
был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и
Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне.
За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так
опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией как средство для
расчленения Российской империи, сначала потребовала передачи ей Восточной
Галиции (о чем Австро-Венгрия первоначально даже говорить отказалась), а
затем -- выделения Восточной Галиции в автономную область.
Но поскольку именно Австро-Венгрии важно было подписать мир как можно
скорее, Чернин пошел на уступки украинцам. 16 (3) января австрийцы и немцы
согласились с тем, что территории восточнее Буга и южнее линии Пинск --
Брест-Литовск отойдут, в случае подписания сепаратного мирного договора, к
Украине; в Холм-
ской губернии будет проведен референдум; а Восточная Галиция получит
некоторую автономию.
5 (18) января по инициативе Гофмана немцы попытались договориться с
Троцким о будущей границе новой России. От бывшей Российской империи, по
плану Гофмана, отторгались территории общей площадью в 150-- 160 тыс. кв.
км, в которые входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Балтийского
моря, принадлежащие Эстонии. На отторгнутых территориях предусматривалось
оставление германских оккупационных войск. Троцкий увертывался от конкретных
ответов, пробовал даже оспорить права украинской делегации (при определении
новой украинской границы), и затем попросил прервать заседание. После
перерыва он выступал уже более резко и в длинной речи назвал германские
предложения скрытой формой аннексии. Германские предложения были переданы в
Петроград, и ЦК приказал Троцкому немедленно возвращаться, чтобы обсудить
создавшееся положение.
Разногласия между Троцким и делегациями Четверного союза возникли не
из-за того, что Гофман предложил отторгнуть вышеперечисленные территории от
Российского государства, а по совсем иной причине: большинство советского
правительства категорически выступало против самого факта подписания мира с
империалистической Германией, каким бы этот мир ни был.
На германские условия готов был согласиться Ленин -- вечный союзник
Германии в Брест-Литовске. Но здесь вопрос о ленинской власти вступал в
конфликт с проблемами мировой революции. И Ленин потерпел поражение там, где
мог ожидать его меньше всею -- внутри собственной партии, отказавшейся
считать, что интересы советской власти (во главе с Лениным) превыше
революционного принципа несоглашательства с капиталистическими странами.
В вопросе о переговорах с Германией большевистская партия не была едина
даже тогда, когда под переговорами подразумевались подписание мира без
аннексий и контрибуций, ведение революционной пропаганды или оттяжка времени
при одновременной подготовке к революционной войне. Сторонники немедленной
революционной войны (со временем их стали называть "левыми коммунистами")
первоначально доминировали в двух столичных партийных организациях. Левым
коммунистам принадлежало большинство на Втором московском областном съезде
Советов, проходившем с 10 по 16 декабря 1917 г. в Москве. Позже
из 400 человек, членов большевистской фракции Моссовета, только 13
депутатов поддержали предложение Ленина подписать сепаратный мир с
Германией. Остальные 387 голосовали за революционную войну.
28 декабря пленум Московского областного бюро принял резолюцию с
требованием прекратить мирные переговоры с Германией и разорвать
дипломатические отношения со всеми капиталистическими государствами. В тот
же день против германских условий высказалось большинство Петроградского
комитета РСДРП (б). Обе столичные организации потребовали созыва партийной
конференции для обсуждения линии ЦК в вопросе о мирных переговорах.
Поскольку делегации на такую конференцию формировали бы сами комитеты, а не
местные организации РСДРП (б), левым коммунистам на конференции было бы
обеспечено большинство. И Ленин, во избежание поражения, стал всячески
оттягивать созыв конференции.
Собравшийся в Петрограде 15 (28) декабря общеармейский съезд по
демобилизации армии, работавший до 3 (16) января 1918 г., также выступил
против ленинской политики. 17 (30) декабря Ленин составил для этого съезда
специальную анкету. Делегаты должны были ответить на 10 вопросов о состоянии
армии и ее способности вести революционную войну с Германией. Ленин
спрашивал, возможно ли наступление германской армии в зимних условиях,
способны ли немецкие войска занять Петроград, сможет ли русская армия
удержать фронт... Наконец, Ленин задавал вопрос, следует ли затягивать
мирные переговоры или же нужно обрывать их и начинать революционную войну.
Самым важным вопросом был последний:
"Если бы армия могла голосовать, высказалась ли бы она за немедленный
мир на аннексионических (потеря всех занятых/Германией/ областей) и
экономически крайне трудных для России условиях или за крайнее напряжение
сил для революционной войны, т. е. за отпор немцам?"
Ленин надеялся заручиться согласием съезда на ведение переговоров. Но
делегаты высказались за революционную войну. В течение двух дней -- 17 и 18
(30 и 31) декабря -- Совнарком обсуждал состояние армии и фронта. У
советской делегации в Бресте 17 (30) декабря был запрошен "в спешном
порядке" точный текст немецких условий, а на следующий день, после доклада
Н. В. Крыленко, основанного на собранных у делегатов съезда анкетах,
Совнарком постановил "результаты анкеты признать исчерпывающими" в вопросе о
состоянии армии и принять резолюцию, предложенную Лениным.
Совнарком действительно принял в тот день ленинскую резолюцию, только
Ленин, не желая проигрывать сражение, высказался за революционную войну
(правда -- лишь на уровне агитации), а не за разрыв переговоров: резолюция
СНК предлагала проводить усиленную агитацию против аннексионистского мира,
настаивать на перенесении переговоров в Стокгольм, "затягивать мирные
переговоры", проводить все необходимые мероприятия для реорганизации армии и
обороны Петрограда и вести пропаганду и агитацию за неизбежность
революционной войны. Резолюция не подлежала публикации. Ленин отступил на
словах, но отстоял ведение переговоров, которые не были прерваны.
Против Ленина тем временем выступили возглавляемые левыми коммунистами
Московский окружной и Московский городской комитеты партии, а также ряд
крупнейших партийных комитетов Урала, Украины и Сибири. По существу, Ленин
терял над партией контроль. Его авторитет стремительно падал. Вопрос о мире
постепенно перерастал в вопрос о власти Ленина в партии большевиков, о весе
его в правительстве советской России. И Ленин развернул отчаянную кампанию
против своих оппонентов за подписание мира, за руководство в партии, за
власть.
Не приходится удивляться, что при общем революционном подъеме Ленин
оказывался в меньшинстве. Большинство партийного актива выступило за
непринятие германских требований, разрыв переговоров и объявление
революционной войны германскому империализму с целью установления
коммунистического режима в Европе. К тому же докладывавший 7 (20) января в
Совнаркоме Троцкий не оставил сомнений в том, что на мир без аннексий
Германия не согласна. Но на аннексионистский мир, казалось, не должны были
согласиться лидеры русской революции. Однако неожиданно для всей партии
глава советского правительства Ленин снова выступил "за" -- теперь уже за
принятие германского ультиматума.
Свою точку зрения он изложил в написанных в тот же день "Тезисах по
вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира",
которые обсуждались на специальном партийном совещании 8 (21) января 1918
г., где присутствовало 63 человека, в основном
делегаты Третьего съезда Советов, который должен был открыться через
два дня. Ленин прежде всего убеждал слушателей в том, что без заключения
немедленного мира большевистское правительство падет под нажимом
крестьянской армии:
"Крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же
поражений -- вероятно, даже не через месяцы, а через недели -- свергнет
социалистическое рабочее правительство. Так рисковать мы не имеем права. Нет
сомнения, что наша армия в данный момент абсолютно не в состоянии успешно
отразить немецкое наступление... Сильнейшие поражения заставят Россию
заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет
заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим".
В первый период Брестских переговоров, как и в вопросах внутренней
политики, поддержку Ленину оказывал Троцкий. Людьми непосвященными позиция
Троцкого объяснялась слабостью русской армии. Британский дипломат Джордж
Бьюкенен в один из тех дней записал в своем дневнике: "Троцкий знает очень
хорошо, что русская армия воевать не в состоянии". Но день ото дня русская
армия становилась только слабее. Между тем позиция Троцкого стала иной.
Троцкий был за мир до тех пор, пока речь шла о мире "без аннексий и
контрибуций". И стал против него, когда выяснилось, что придется подписывать
аннексионистское соглашение. Троцкому всегда было очевидно, что советская
власть не в состоянии вести революционную войну. В этом у него с Лениным не
было разногласий. Он, однако, считал, что немцы не смогут наступать. В этом
он с Лениным расходился. Ленин делал ставку на соглашение с Германией.
Троцкий -- на революции в Германии и Австро-Венгрии.
В начале 1918 г. казалось, что расчеты Троцкого правильны. Под влиянием
затягивающихся переговоров о мире и ухудшения продовольственной ситуации в
Германии и Австро-Венгрии резко возросло забастовочное движение, переросшее
в Австро-Венгрии во всеобщую забастовку, по русской модели в ряде районов
были образованы Советы. 22 (9) января, после того как правительство дало
обещания подписать мир с Россией и улучшить продовольственную ситуацию,
стачечники возобновили работу. Через неделю, 28 (15) января, забастовки
парализовали берлинскую оборонную промышленность, быстро охватили другие
отрасли производства и распростра-
нились по всей стране. Центром был Берлин, где, согласно официальным
сообщениям, бастовало около полумиллиона рабочих. Как и в Австро-Венгрии, в
Германии были образованы Советы, требовавшие в первую очередь заключения
мира и установления республики.
2 февраля по н. ст. в Берлине было объявлено осадное положение и
учреждены военные суды. Правительство произвело массовые аресты.
Социал-демократическая газета "Форвертс" была временно запрещена. Берлинский
дом профсоюзов, один из центров организации забастовки, был закрыт по
приказанию военных властей. Примерно десятая часть бастующих, около 50 000
человек, была призвана в армию. К 10 февраля стачка была ликвидирована. В
контексте этих событий Троцкий и ставил вопрос о том, "не нужно ли
попытаться поставить немецкий рабочий класс и немецкую армию перед
испытанием: с одной стороны -- рабочая революция, объявляющая войну
прекращенной; с другой стороны -- гогенцоллернское правительство,
приказывающее на эту революцию наступать".
На партийном совещании 8 (21) января, посвященном проблеме мира с
Германией, Ленин вновь потерпел поражение. Тезисы его одобрены не были; их
даже запретили печатать; протокольная запись совещания оказалась "не
сохранившейся". При итоговом голосовании за предложение Ленина подписать
сепаратный мир голосовало только 15 человек, в то время как 32 поддержали
левых коммунистов, а 16 -- Троцкого, впервые предложившего в тот день не
подписывать формального мира и во всеуслышание заявить, что Россия не будет
вести войну и демобилизует армию.
Известная как формула "ни война, ни мир", установка Троцкого вызвала с
тех пор много споров и нареканий. Чаще всего она преподносится как что-то
несуразное или демагогическое. Между тем, формула Троцкого имела вполне
конкретный практический смысл. Она, с одной стороны, исходила из того, что
Германия не в состоянии вести крупные наступательные действия на русском
фронте (иначе бы немцы не сели за стол переговоров), а с другой -- имела то
преимущество, что большевики "в моральном смысле" оставались "чисты перед
рабочим классом всех стран". Кроме того, важно было опровергнуть всеобщее
убеждение, что большевики просто подкуплены немцами и все происходящее в
Брест-Литовске -- не более как хорошо разыгранная комедия, в которой уже
давно распределены роли.
Ленин упрямо настаивал на сепаратном соглашении на германских условиях,
но на заседании ЦК 11 (24) января, где он выступил с тезисами о заключении
мира, Ленин снова потерпел поражение. Формула Троцкого "войну прекращаем,
мира не заключаем, армию демобилизуем" была принята 9 голосами против 7.
Вместе с тем 12 голосами против одного было принято внесенное Лениным (для
спасения своего лица) предложение "всячески затягивать подписание мира":
Ленин предлагал проголосовать за очевидную для всех истину, чтобы формально
именно его, Ленина, резолюция получила большинство голосов. Вопрос о
подписании мира в тот день Ленин не осмелился поставить на голосование. С
другой стороны, 11 голосами против двух при одном воздержавшемся была
отклонена резолюция левых коммунистов, призывавшая к революционной войне.
Собравшееся на следующий день объединенное заседание центральных комитетов
РСДРП (б) и ПЛСР также высказалось в своем большинстве за формулу Троцкого.
Общепринято мнение, что, возвратившись в Брест для возобновления
переговоров в конце января по н. ст., Троцкий имел директиву советского
правительства подписать мир. Эта легенда основывается на заявлении Ленина,
сделанном на Седьмом съезде партии: "Было условлено, что мы держимся до
ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем". Поскольку никаких
официальных партийных документов о договоренности с Троцким не существовало,
оставалось предполагать, что Ленин и Троцкий сговорились о чем-то за спиною
ЦК в личном порядке, и Троцкий, не подписав германский ультиматум, нарушил
данное Ленину слово.
Есть, однако, основания полагать, что Ленин пытался свалить на Троцкого
вину за срыв мира и начало германского наступления. За это говорит и
отсутствие документов, подтверждающих слова Ленина, и наличие материалов, их
опровергающих. Так, в воспоминаниях Троцкого о Ленине, опубликованных в 1924
г. сначала в "Правде", а затем отдельной книгой, имеется отрывок, который
трудно трактовать иначе, как описание того самого разговора-сговора, на
который намекал Ленин с трибуны съезда. Вот как пересказывал состоявшийся
диалог Троцкий:
Ленин: -- Допустим, что принят ваш план. Мы отказались подписать мир, а
немцы после этого переходят в наступление. Что вы тогда делаете?
Троцкий: -- Подписываем мир под штыками. Тогда картина ясна рабочему
классу всего мира.
А вы не поддержите тогда лозунг революционной
войны?
Ни в коем случае.
При такой постановке опыт может оказаться не
столь уж опасным. Мы рискуем потерять Эстонию или
Латвию... Очень будет жаль пожертвовать социалистиче
ской Эстонией, -- шутил Ленин, -- но уж придется, пожа
луй, для доброго мира пойти на этот компромисс.
А в случае немедленного подписания мира разве
исключена возможность немецкой военной интервенции в
Эстонии или Латвии?
Положим, что так, но там только возможность,
а здесь почти наверняка".
Таким образом, Троцкий и Ленин действительно договорились о том, что
мир будет подписан, но не после предъявления ультиматума, а после начала
наступления германских войск.
Сам Троцкий лишь однажды коснулся этого вопроса, причем в статье,
оставшейся неопубликованной. В ноябре 1924 г. Троцкий написал статью "Наши
разногласия", где касательно брест-литовских переговоров указал:
"Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений
брест-литовской истории, допущенных Куусиненом. У него выходит так: уехав в
Брест-Литовск с партийной инструкцией в случае ультиматума -- подписать
договор, я самовольно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись.
Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с
единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае
ультиматума выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении
ЦК. Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело дошло до ультиматума, я
сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву и вопрос решался в ЦК. Не я
самолично, а большинство ЦК по моему предложению решило мира не подписывать.
Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В
Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением
партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по
протоколам ЦК".
Это же следует и из текста директив, переданных и Брест Лениным (по
поручению ЦК) и предусматривающих разрыв переговоров в случае, если немцы к
уже
известным пунктам соглашения прибавят еще один -- признание
независимости Украины под управлением "буржуазной" Рады.
15 (28) января Чернин вернулся в Брест. Днем позже туда прибыл Троцкий.
19 января (1 февраля) Германия и Австро-Венгрия подтвердили Троцкому, что
считают Украину под управлением Украинской народной Рады независимым
государством и, практически во всем уступив украинцам, твердо решили
подписать с ними сепаратный мир. Советское правительство, со своей стороны,
намерено было не уступать и в случае отказа германской и австро-венгерской
делегации признать только что образованное большевиками советское
правительство в Харькове предполагало разорвать Брестские переговоры.
27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание, Кюльман, а затем и
Чернин предложили советской делегации подписать мир. Тогда же на заседании
политической комиссии представители Четверного союза объявили о подписании
ими сепаратного договора с Украинской республикой. Согласно договору Рада
признавалась единственным законным правительством Украины, причем Германия
обещала оказать Украине военную и политическую помощь для стабилизации
режима страны. Правительство Рады, со своей стороны, обязалось продать
Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 г. 1 млн. тонн хлеба, до 500 тыс.
тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие виды продовольствия и сырья. Договор о
поставках одного миллиона тонн зерна считался секретным. Предусматривалось
также, что договор не будет ратифицирован германским правительством, если
Украина нарушит соглашение о поставках.
Видимо, окончательный обмен мнениями по украинскому вопросу был
назначен делегациями на 6 часов вечера 28 января (10 февраля). "Сегодня
около 6 часов нами будет дан окончательный ответ, -- телеграфировал в этот
день в Петроград Троцкий. -- Необходимо, чтобы он в существе своем стал
известен всему миру. Примите необходимые к тому меры". В ответной
телеграмме, посланной Троцкому в 6.30 утра, Ленин писал:
"Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее
время и особенно после письма Иоффе. Повторяем еще раз, что от Киевской Рады
ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще
не признали его. Информируйте нас почаще".
О мире Ленин ничего не сказал. Между тем, если бы известной Троцкому
"точкой зрения" было согласие на германский ультиматум и подписание мирного
договора, Ленину не нужно было бы выражаться эзоповым языком. Можно было
дать открытым текстом директиву подписать мир. Разгадка, конечно же,
находится в "письме Иоффе". Касалось оно не мира, а попытки советского
правительства добиться от Германии признания в качестве полноправной
участницы переговоров советской украинской делегации. Именно по этому
вопросу известна была Троцкому точка зрения ЦК: никаких уступок, отказ от
признания Киевской "буржуазной" Рады, в случае упорства немцев -- разрыв
мирных переговоров. В этот решающий для судеб украинской коммунистической
революции момент советское правительство не могло признать Украинскую Раду
даже ради сепаратного мира с Германией.
Вечером 28 января (10 февраля) с соответствии с директивами ЦК РСДРП
(б) и телеграммой Ленина, Троцкий от имени советской делегации заявил о
разрыве переговоров: "Мы выходим из войны, но вынуждены отказаться от
подписания мирного договора". Генерал Гофман вспоминает, что после заявления
Троцкого в зале заседаний воцарилось молчание. "Смущение было всеобщее". В
тот же вечер австро-венгерскими и германскими дипломатами было проведено
совещание, на которое был приглашен Гофман. Кюльман считал, что предложение
генерала Гофмана о разрыве переговоров и объявлении войны совершенно
неприемлемо и куда разумнее, как и предложил Троцкий, "сохранять состояние
войны, не прерывая перемирия". Его поддержали остальные, заявив, что
принимают декларацию Троцкого: "хотя декларацией мир и не заключен, но все
же восстановлено состояние мира между обеими сторонами". Гофман остался в
полном одиночестве: "Мне не удалось убедить дипломатов в правильности моего
мнения", -- писал он.
Формула Троцкого "ни мира, ни войны" была принята конференцией,
констатирует Чернин. И австрийская делегация первой поспешила
телеграфировать в Вену, что "мир с Россией уже заключен". В торжественном
заседании 11 февраля по н. ст. Кюльман официально и, как казалось,
окончательно заявил о поддержке странами Четверного союза формулы советского
правительства. Троцкий победил. Его расчет оказался ве-
рен. Состояние "ни мира, ни войны" стало фактом. Оставалось только
распустить армию. И Троцкий дал указание о демобилизации.
В это время в Берлине проходили события, судьбоносные для германской
истории. Канцлер Гертлинг, в целом поддерживавший верховное
главнокомандование, обратился к императору Вильгельму, настаивая на том, что
заявление Троцкого -- это "фактический разрыв перемирия". Правда, Гертлинг,
в отличие от Гофмана, не предполагал объявлять о возобновлении войны, но он
намеревался сделать заявление о прекращении 10 февраля действия перемирия (и
это по условиям соглашения о перемирии давало Германии с 18 февраля полную
свободу рук). 13 февраля на состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном
совете под председательством кайзера, рейхсканцлер окончательно склонился к
мнению продолжать военные действия против России. Было решено рассматривать
заявление Троцкого как фактический разрыв перемирия с 17 февраля (так как
заявление Троцкого последовало 10 февраля). Предполагалось, что официальное
заявление о разрыве перемирия будет сделано германским правительством сразу
же после того, как пределы Советской России покинет находившаяся в
Петрограде германская дипломатическая миссия во главе с графом Мирбахом.
Заседание политической комиссии в Брест-Литовске закончилось 28 января
(10 февраля) в 6.50 вечера. Вскоре после этого, еще до формального ответа
Четверного союза на заявление советской делегации, т. е. не зная, принята ли
формула "ни мира, ни войны", Троцкий телеграфировал Ленину о том, что
переговоры завершены. 11 февраля в 17 часов во все штабы фронтов русской
армии была переслана пространная телеграмма за подписью Крыленко о
прекращении войны, демобилизации и "уводе войск с передовой линии".
По возвращении в Петроград Троцкий выступил на заседании Петроградского
совета. Он указал, что Германия скорее всего не сумеет "выслать войска
против социалистической республики". Петросовет поддержал решение советской
делегации в Бресте большинством голосов. Днем раньше Исполком петроградского
комитета партии также высказался за разрыв переговоров с немцами, против
политики "похабного мира". 30 января (по ст. ст.) за разрыв переговоров
выступил Моссовет. Позиция Троцкого была поддержана левыми эсерами и
одобрена немецкими
коммунистами. Состоявшееся вечером 17 февраля заседание ЦК отвергло 6
голосами против 5 предложение Ленина о немедленном согласии подписать
германские условия и большинством голосов поддержало формулу Троцкого. ЦК
решил обождать с возобновлением мирных переговоров до тех пор, пока не
проявится германское наступление и не обнаружится его влияние на
пролетарское движение Запада.
На заседании ЦК РСДРП (б) утром 18 февраля резолюция Ленина снова была
провалена перевесом в один голос: 6 против 7. Новое заседание назначили на
вечер. Только вечером, после продолжительных споров и под воздействием
германского наступления, 7 голосами против 5 предложение Ленина было
принято. За него голосовали Ленин, Троцкий, Сталин, Свердлов, Зиновьев,
Сокольников и Смилга. Против -- Урицкий, Иоффе, Ломов (Оппоков), Бухарин,
Крестинский. Подготовка текста обращения к правительству Германии поручалась
Ленину и Троцкому. Пока же ЦК постановил немедленно послать немцам
радиосообщение о согласии подписать мир. Свердлов между тем должен был
отправиться к левым эсерам известить их о решении большевистского ЦК и о
том, что решением Советского правительства будет считаться совместное
постановление центральных комитетов РСДРП (б) и ПЛСР.
О левых эсерах было создано несколько легенд. Одна из них -- левые
эсеры как принципиальные противники заключения мира с Германией. Между
тем,первоначально позиции большевиков и левых эсеров в вопросе мира
совпадали. На состоявшемся 18 февраля объединенном заседании центральных
комитетов большевиков и левых эсеров последние проголосовали за точку зрения
Ленина, за принятие германских условий мира. Ленин поэтому поспешил
назначить на 19 февраля совместное заседание большевистской и левоэсеровской
фракций ВЦИКа, согласившись считать вынесенное совместно решение
окончательным. Уверенный в своей победе, Ленин и ночь на 19 февраля вместе с
Троцким (согласно постановлению ЦК) составил текст радиообращения к немцам.
Совнарком выражал протест по поводу того, что германское правительство
двинуло войска против Советской Республики, объявившей состояние войны
прекращенным и начавшей демобилизацию армии, но заявлял о своем согласии
подписать мир на тех условиях, которые были предложены делегациями
Четверного союза в Брест-Ли-товске.
19 февраля Ленин выступил с защитой тезисов о подписании мира на
объединенном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИК с
двухчасовой речью. Вероятно, он рассчитывал на победу. Но неожиданно для
Ленина большинство членов ВЦИК высказалось против принятия германских
условий. Протокол заседания ВЦИК от 19 февраля "не сохранился", но на
следующий день орган московской большевистской организации газета
"Социал-демократ" поместила краткий отчет о заседании фракций: "Большинство
стояло на той точке зрения, -- писала газета, %-- что русская революция
выдержит испытание; решено сопротивляться до последней возможности".
Тогда Ленин 19 февраля собрал заседание Совнаркома и провел через
Совнарком одобрение телеграммы. Теперь все необходимые формальности были
выполнены. И хотя на следующий день Московский совет вновь подтвердил
решение выступать против подписания мира с Германией и за революционную
войну, Ленин, по существу, уже выиграл битву. Правда, победа обошлась
дорогой ценой: решение подписать мир 22 февраля фактически привело к расколу
большевистской партии. Бухарин вышел из состава ЦК и сложил с себя
обязанности редактора "Правды", а группа левых коммунистов подала в ЦК
заявление о своем несогласии с решением ЦК обсуждать саму возможность
подписания мира с Германией и оставила за собой право вести в партийных
кругах агитацию против политики ЦК. Иоффе, Дзержинский и Крестинский также
заявили о своем несогласии с решением ЦК подписать мир, но воздержались от
присоединения к группе Бухарина, так как не хотели участвовать в расколе
партии.
23 февраля состоялось очередное заседание ЦК РСДРП (б), на котором
обсуждался переданный советскому правительству в 10.30 утра немецкий
ультиматум. Срок ультиматума истекал через 48 часов. Ультиматум огласил
Свердлов. Советское правительство должно было согласиться на независимость
Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии и Украины (с которой обязано было
заключить мир); способствовать передаче Турции анатолийских провинций;
признать невыгодный для России русско-германский торговый договор 1904 года,
дать Германии право наибольшего благоприятствования в торговле до 1925 года,
предоставить право свободного и беспошлинного вывоза в Германию руды и
другого сырья;
отказаться от всякой агитации и пропаганды против держав Четверного
союза и на оккупированных ими территориях. Договор должен был быть
ратифицирован в течение двух недель. Как писал Гофман, ультиматум содержал
все требования, какие только можно было выставить.
Ленин потребовал немедленного согласия на германские условия и заявил,
что в противном случае уйдет в отставку. Слово затем взял Троцкий. Он
сказал, что, имея Ленина в оппозиции, не возьмется голосовать против
подписания мира. Его поддержали левые коммунисты Дзержинский и Иоффе. Но
Урицкий, Бухарин и Ломов твердо высказались против. Сталин -- сторонник
Ленина-- первоначально не высказался за мир: "Можно не подписывать, но
начать мирные переговоры". И Ленин победил: Троцкий, Дзержинский,
Крестинский и Иоффе -- противники Брестского мира -- воздержались при
голосовании. Урицкий, Бухарин, Ломов и Бубнов голосовали против. Но Стасова,
Зиновьев, Сталин, Свердлов, Сокольников и Смилга поддержали Ленина. 7
голосами против 4 при 4 воздержавшихся германский ультиматум был принят.
Вместе с тем ЦК единогласно принял решение "готовить немедленно
революционную войну". Это была очередная словесная уступка Ленина.
Однако победа ленинского меньшинства при голосовании по столь важному
вопросу повергла ЦК в еще большее смятение. Урицкий от имени левых
коммунистов заявил, что не желает нести ответственности за решение, принятое
меньшинством ЦК, поскольку воздержавшиеся члены ЦК были против подписания
мира, и пригрозил отставкой. Началась паника. Сталин сказал, что оставление
оппозицией "постов есть зарез для партии". Троцкий -- что он "голосовал бы
иначе, если бы знал, что его воздержание поведет к уходу товарищей". Ленин
соглашался теперь на "немую или открытую агитацию против подписания" --
только чтоб не уходили с постов и пока что подписали мир. Но уг