вещи, профессор - но я наблюдал, как она ест сигару, и именно так она использует свои зубы. - Но, Джимбо - это же не имеет смысла. Что случится с маленьким ублюдком, который уперся в дерево? - Он съест или умрет, - предположил я. - Вспомни, что ты учил в школе: Мать Природа плюет на слабаков. - Хм, - сказал Тед, покачав головой. Он продолжал рассматривать фотографии. - Как ты снял эту? - Он уставился в широко открытый рот одной из тысяченожек. - Какую? А, эту. Сквозь стекло. Вот частичка грязи на нем, она пыталась его прокусить. Из-за грязи фокусировка не очень хороша, но это единственный способ, каким я смог заглянуть ей в рот. Они быстро поняли, что не могут пройти сквозь стекло и прекратили делать выпад, когда я подносил к нему палец. Вот откуда грязь. Смотри, вот эта четче - я снял до того, как она поцарапала стекло. Тед рассмотрел пристальнее: - Дай-ка мне лупу. Вот, смотри - что ты об этом скажешь? - Эй! Я не замечал этого прежде - второй ряд зубов! - М-м-м, - сказал Тед. - Удивляюсь, как она не откусывает язык. - Это моляры!, - сказал я. - Видишь? Они не такие острые. Первый ряд - для откусывания, эти - для размалывания. И погляди - не видишь что-нибудь еще дальше? - Э-э, я не уверен. Глубже - страшно темно. - Мы можем оцифровать и компьютером улучшить разрешение, но не похоже ли это на третий ряд? - Не могу сказать. Может быть. Я глянул на него. - Тед, может, у этой штуки все зубы и зубы вниз по горлу. Поэтому они могут есть так много и такие разные вещи. К тому времени, когда еда достигнет желудка, она превращается в пульпу. Им все еще нужны сильные желудочные кислоты, но теперь еда имеет гораздо большую площадь поверхности, предоставленную действию энзимов. - Что ж, это делает их несколько более... достоверными. - Тед улыбнулся. - Мне кажется, очень трудно доверять любому виду существа, которое ест теннисные тапочки, обои и бейсбольные мячи, не говоря о сиденьях велосипедов, подкладке пальто и кофе сержанта Келли. - Тед, остановись! Пожалуйста. - Ну, хорошо - они не будут пить этот кофе. Наверное, именно его используют кторры в ограде корраля, чтобы отпугнуть их - кофе сержанта Келли. - О, нет, - сказал я. - Я не говорил тебе? Он поднял глаза. - Что? - Ты должен догадаться. Какая единственная вещь, которую тысяченожки не хотят есть - единственная органическая вещь. Он открыл рот. И закрыл его. - Правильно, - сказал я. - Использованная еда. Ни одно существо не может жить в собственных экскрементах - ведь это те вещи, которые их метаболизм не может использовать. И именно это черви кладут между двойных стен корраля. Как только тысяченожки чувствуют это, они уходят. - Подожди минутку, парень - ты рассказываешь мне, что черви бродят вокруг, собирая помет тысяченожек для изоляции забора? - Совсем нет. Я не говорил ничего об отбросах тысяченожек. Я просто сказал, что это были отбросы, - он открыл рот, чтобы вмешаться, но я не позволил, - и это вообще не земные отбросы. Вспомни, как мы удивлялись, что нигде не находим помета червей? Вот почему. Очевидно черви используют его, чтобы удерживать своих "цыплят" от побега. Черви и тысяченожки должны быть достаточно сходны, чтобы в этом не было никакой разницы. Что не может использовать червь, не может и тысяченожка. Протестировав помет из загона и помет тысяченожек, мы получим массу сходства. Большинство различий зависит от диеты, хотя некоторые особые энзимы не совпадают. Если бы у меня было помощнее оборудование, я установил бы более тонкие различия. Внезапно выражение Теда стало задумчивым: - Ты записал что-нибудь? - Сделал несколько заметок. А что? - Я слышал, как Дюк говорил доктору Обама о тебе - о нас. Он хочет, чтобы Оби послала нас в Денвер. - Что? Тед повторил: - Дюк хочет, чтобы Оби послала нас в Денвер. В четверг с образцами. Я покачал головой: - Это бессмысленно. Почему Дюк должен делать нам одолжение? Тед присел на краешек стола. Три тысяченожки смотрели на него. Внимательными черными глазами. Мне хотелось, чтобы сетка их клетки была достаточно крепкой. Тед сказал: - Дюк не делает нам никаких одолжений. Он делает это для себя. Мы не принадлежим к его команде, а он не хочет быть нянькой. И после того, что случилось с Шоти - ну, ты понимаешь. Я снова сел. Я чувствовал себя преданным: - Я думал... мне казалось... - Я замолк и попытался вспомнить. - Что? - спросил Тед. Я поднял руку: - Погоди секунду. Я пытаюсь вспомнить, что сказал Дюк. - Я покачал головой. - Угу, он не сказал ничего. Об этом - ничего. Мне показалось, что я слышал..., - я осекся. - Слышал что? - Не знаю. - Я был расстроен. - Я просто думал, что мы стали частью команды Специальных Сил. Тед слез со стола, пододвинул кресло и уселся напротив: - Джим, парень, иногда ты страшно тупой. Послушай сейчас дядю Теда. Знаешь, откуда взялись эти команды Специальных Сил? Наверное, нет. Они являются - или были - совершенно секретными, натренированными до скрипа частями. Столь секретными, что даже наши собственные разведагенства не знали, что они существуют. Они созданы после Московского договора. Да, незаконно, знаю, и, кстати, ты на прошлой неделе использовал огнемет, помнишь? Он спас тебе жизнь. Предположи, для чего нужны Специальные Силы - и множество других невинно выглядящих институтов. Ты слишком крепко спал на истории, Джим, или не понимаешь. Как бы то ни было, дело в том, что эти люди жили вместе и тренировались вместе годами. И все они - эксперты в области оружия. Ты когда-нибудь видел сержанта Келли на полигоне? - Что? Но... - А надо бы, а может, и не надо. Ты слишком жалуешься на ее кофе. Эти люди думают и действуют, как семья. Знаешь, во что это превращает нас? Просто в парочку местных вахлаков. Мы аутсайдеры - и нет ничего, что могло бы это изменить. Как ты думаешь, почему Дюк дал нам лабораторию - практически выпихнул нас сюда? Потому что он хочет извиниться за то, что посылает нас паковаться. Вот так-то. У него будет возможность сказать, что мы слишком ценны как ученые, чтобы рисковать нами здесь в поле. - О, - сказал я. - А мне как раз начало здесь нравиться. - Больше, чем в Денвере?, - спросил Тед. - Я никогда не был в Денвере. - Поверь мне: ты полюбишь его. Он просто похож на цивилизацию. Джим, ты на самом деле хочешь остаться здесь, где ставки семь к одному, что ты кончишь в кастрюле кторров? Или ты этого не знаешь? Я ответил не сразу. По крайней мере я понял, почему Тед так хорошо сотрудничал в последние несколько дней. Я чувствовал, словно из-под меня выдергивают ковер. Я посмотрел на Теда. Он уставился мне в лицо, ожидая реакции. - Черт, - сказал я. - Хотел бы я, чтобы ты не всегда был таким... убедительным. Он пожал плечами: - Ну и что? Ты еще поблагодаришь меня в Денвере. - Знаю. Это и раздражает больше всего! 15 Четверговый чоппер отложили до субботы, так что у нас было в запасе четыре дня - если мы уезжали. Они все еще не объявили нам. Тед сказал, что таковы армейские порядки. Если они объявят, мы будем только беспокоиться. А так нам беспокоиться не о чем. Я тем не менее тревожился - и старался получше использовать время. Я снял видеокамеру со шлема и установил ее перед клеткой тысяченожек. Оцифровал картинку и скормил одному из компьютеров и получил монитор активности. Программа считала число пикселов, изменившихся за секунду, записывала величину изменений, время и температуру. Когда она собрала информацию, то вычислила тренды корреляций, превратила их в кривые и сделала доступными на дисплее в постоянно обновляемых графиках. Жукам не нравилась жара. Температура выше двадцати пяти градусов Цельсия вводила их в летаргию, а при более чем тридцать пять градусов они совсем отказывались двигаться. Вообще, они, похоже, предпочитали окрестности десяти градусов, хотя оставались активными даже при температуре замерзания. Ниже нее они сворачивались. Я повторял опыты в различных условиях освещения. Баня была оснащена двумя голыми платами по 1200 люмен; когда я заменил их на внешние лампы для гидро- и аэропоники, круглосуточно работающие на разных температурах, тысяченожки свернулись, защищая себя. Ясно, что им не нравился яркий свет. Но я желал измерить их уровень активности в полном диапазоне условий освещения, начертив кривые для всего интервала от кромешной тьмы до яркого солнечного света - и также для полного диапазона температур. Мы заимствовали кондиционер из кабинета доктора Обама - даже не попытались взять один из большого холла - а Ларри где-то нашел нам запасной нагреватель. С ними я был способен получить большую часть нужных тестовых температур. Я переписал программу, подключив свет к реостату с фотодиодом для измерения освещенности, и связал все с компьютером. В результате получилась двумерная база данных, демонстрирующая реакции тысяченожек на разнообразное окружение. Но это было неубедительно. Жукам нравились низкие температуры и тусклый свет. Они выдерживали высокие температуры. Им не нравился яркий свет при любой температуре. В этом не было смысла. Это было слишком просто. Они происходили с темной планеты? Данных было недостаточно. Поэтому я повторил всю серию тестов еще дюжину раз, но теперь со светом, каждый раз другого цвета. Это дало мне трехмерный график - и теперь я был в девять раз увереннее, что не должен верить результатам. На нижнем конце спектра было странная аномалия. Я знал, что она о чем-то говорит, но оказался в еще большем замешательстве. Я сидел перед терминалом, развалясь в кресле, с руками на груди, уставившись в экран и ожидая, когда вдохновение снизойдет на меня, когда ввалился Тед: - Окей, Джимми-бой! Складывай свои комиксы! Время отправляться. Я даже не повернулся: - Потом. Не сейчас... Он схватился за спинку кресла и отвернул меня от терминала: - Пошли, Оби хочет видеть нас. - Зачем? - Эй? Ты забыл? Денвер, помнишь? Такой большой город в Колорадо, рядом с горой. - А, да, - сказал я. - Я не могу ехать. - Что? - Я не доделал. - Я наклонился к терминалу и тронул клавишу. Экран начал перелистывать страницы моего отчета и сотни разных трехмерных графиков. Были и перекрестные ссылки. Я показал: - Взгляни на эту кривую активности, Тед! В ней нет смысла. Жуки, похоже, должны быть ночными - но рисунок их поведения при вариациях света и температуры говорит, что нет. И посмотри, как график заостряется на спектральных тестах - что это значит? Тед поставил меня на ноги: - Это значит - прими мои поздравления. - Он с усердием потряс мою руку. - Ты просто заслужил билет в Денвер! - Но работа не кончена! - И так достаточно хороша! Ты не сможешь объяснить все! В Денвере есть настоящие мозги. Они только раз глянут на то, что ты сделал, и у них уже сразу готов ответ. Наверное, ты будешь приятной сноской в чьем-нибудь отчете. - Он положил руку в центр моей спины и толкнул. - А теперь, пошли! Чоппер уже в пути - да, на день раньше. Ларри принес паковочные сетки. Кстати, ты записал данные на дискеты? Вот, возьми их. Теперь, пошли! - Мы оказались за дверью прежде, чем у меня появился шанс отпихнуть его. Мы ввалилсь в кабинет доктора Обама, словно после панического бегства. Оба пылали и тяжело дышали. Доктор Обама едва глянула, когда Тед выполнил четкое приветствие. Я осознал это и торопливо последовал за ним, только не так четко. Доктор Обама почти улыбнулась. Она сказала: - Я вижу, вы знаете. - Она передала нам два конверта. - Что ж, перейдем к официальной части - здесь ваши приказы. Мы прочли их вместе. Я кончил первым и поднял глаза: - Спасибо, мэм. - А потом добавил: - Мне кажется... Она кивнула: - Вы правы. Я не делаю вам одолжения. Денвер не будет для вас более приятным, но вы поймете это сами. Вам обоим следует быть по-настоящему бдительными. - Мэм?, - пробормотал я. - Я имею в виду - не надо расслабляться, вы станете участвовать в гораздо большей игре. Есть нечто похуже, чем быть съеденным. - Она казалась печальной. - Предполагается, что я должна пожелать вам удачи и сказать, что горжусь вами. Но не стану. Я не горда вами, и вы нуждаетесь в гораздо большем, чем просто удача. Не стройте иллюзий. Я не хотела, чтобы вы прибыли сюда, ни один из вас, и я рада, что вы уходите. Здесь не место для необученного ополчения. Но я отдаю вам должное. Вы выполняли свою работу - и были оценены. Вы оба умны. Где бы вы не оказались, вам должно быть хорошо, - она поглядела на Теда, потом на меня, - каждому в собственном неповторимом стиле. - Она поглядела на часы. - Чоппер уже в пути. Вам осталось меньше часа. Упакуйте свои образцы и будьте перед главным холлом в двенадцать тридцать. Дюк отвезет вас на вертолетную площадку. Металлические клетки для жуков и изолированный ящик для яиц стоят прямо снаружи. Не добивайтесь, чтобы вас прислали назад. - Да, мэм. Благодарю вас. - Я начал уходить. - Не так быстро - есть еще одна вещь. Джексон, извините, оставьте нас на минутку. Подождите снаружи. И, э-э, на этот раз, будьте добры не подслушивать. - Э-э? Кто, я? - Тед выглядел озадаченным. - Я не знаю, о чем вы говорите, мэм. - Да, я уверена, что не знаете, - сказала доктор Обама, когда дверь за ним закрылась. Она открыла ящик стола и вынула небольшую плоскую закрытую коробочку размером с карманную книжку. - У меня... личная просьба. - Она понизила голос. - Подполковник Айра Валлачстейн присоединен к проекту "Джефферсон". Будьте добры передать ему это. - Конечно, мэм... - Я хочу, чтобы вы вручили ему это лично в руки. - Да, мэм. - Если по каким-либо причинам это невозможно, отнесите ее в открытое место и нажмите вот на эту кнопку. Потом быстро уходите. Через тридцать секунд она самоуничтожится. Есть вопросы? - Нет, мэм. - Повторите. Я повторил и она кивнула с удовлетворением. - Хорошо, - сказала она. - Благодарю вас. Это все. Вертолетная площадка была в километре от горы. Доехать туда заняло пять минут. Дюк всю дорогу плотно сжимал губы. Что же такое было в Специальных Силах, что они не принимают тебя, пока ты не станешь окончательно гнусным? Тед развалился на заднем сиденье Я сидел впереди, вполоборота к Дюку: - Э-э, Дюк? - Помалкивай, - сказал он очень твердо. Я заткнулся. И удивился, что же ест его теперь... Внезапно Дюк сказал: - Слушайте, оба: вы принесли присягу и вам разрешено носить знак Специальных Сил. Я предпочел бы, чтобы этого не было. - Сэр? Выглядел ли Дюк раздраженным? Выражение менялось так быстро, что я не был уверен. Он сказал: - Вам надо знать, если вы носите эти знаки, то будете привлекать внимание людей, которые станут задавать вам вопросы, на которые вы не готовы отвечать. Для вас это может быть затруднительным. Или хуже. Поняли? Я начал говорить: - Я не пони..., - но Тед ткнул меня в ребра. Сильно. - Понятно, - сказал он. Я глянул на него. Он поглядел в ответ. Я вспомнил, о чем мы говорили днем раньше. - О, - сказал я. Мы остановились на вертолетной площадке - на самом деле просто большом пустыре рядом с дорогой, выровненном бульдозером и снабженном автоматическими огнями и пластиковыми маркерами. Чоппера еще не было видно. Дюк посмотрел на часы: - Похоже, мы немного рано. - Или они немного поздно, - сказал Тед. Он выпрыгнул из джипа и отошел повосхищаться видом. - Дюк, - сказал я, - хочу поблагодарить тебя. Он скептически посмотрел на меня. - За что? - За то, что ты солгал мне. - Что? - Я нашел и перечел контракт. Я отношусь к "научному персоналу, присоединенному к армии, кроме военных обязанностей и функций." Я вообще не в армии. - Я не говорил тебе, что ты в ней. Я не лгал тебе, Маккарти. Ты сказал, что твой контракт требует повиноваться непосредственным начальникам, и я согласился с тобой. - Он улыбнулся. - Я просто не сказал тебе, что ни доктор Обама, ни я не входили в цепочку командиров. Исключительно из вежливости. По закону ты - независимый агент. - Хм, - сказал я. - Что ж, спасибо, что обманули меня. - Я тебя не обманывал. Ты обманул сам себя. Я сказал только: "если миссия военная - каждый является солдатом." Это вообще не связано с твоим контрактом. Ты мог бы стоять на том, что ты "ученый", и я не смог бы ничего с эти поделать - за исключением, что ты никогда бы не увидел червя. Это все. В любом случае тебя бы отослали в Денвер - а сейчас: я хочу пожать твою руку. - Он протянул мне свою. Пожатие было крепким. Я взглянул на него, его глаза блестели. Почти смеялись? Нет, возможно это был эффект солнца. Я смущенно отвернулся. Потом чоппер появился вдали и Дюк привстал на сидении, чтобы видеть его лучше. - Кстати, - спросил я, - если ни ты, ни доктор Обама не имели права давать мне приказы, кто же имел? Вглядываясь вдаль, он сказал: - Это тоже в твоем контракте. - Этого нет, - сказал я. - Там ни слова, что я вхожу в цепь командиров. Тогда он посмотрел на меня и улыбнулся. - Именно это я имел в виду. Ты сам по себе - и так весь присоединенный гражданский персонал. Но мы пытаемся удержать вас от понимания этого, иначе с вами трудно общаться. Я не мог давать тебе приказы, только рекомендации. То же и доктор Обама, и любой другой офицер. Взгляни на свои документы по дороге отсюда. На них надпечатка розовая, а не желтая, ты свободный агент, ответственный только за команду или задачу данную тебе. Но не петушись. Ты еще заслужишь право говорить с человеком из Специальных Сил. Теперь мы уже слышали чоппер, далекое размытое пятно в воздухе. Дюк уже вылезал из джипа: - Пошли, я помогу вам с вещами. К тому времени, когда мы выгрузили последнее, чоппер был уже над головой, двигатели визжали и подымали тучи густой пыли при снижении. Это был один из новых "Хью-Валькирия-111", с приспособлением для реактивного полета, его радиус был более двух тысяч миль - по меньшей мере, как специально отмечали все в армии. В частном порядке говорилось, что гораздо больше. Посадочное устройство освободилось и отошло, когда коптер поставил свой вес на землю, но его винты продолжали рубить воздух. Громоподобный рев реактивных моторов временно стих до нетерпеливого хныканья. Мы подобрали наши мешки и побежали к нему. Тед оказался у трапа первым. Я врезался в него, когда он внезапно остановился у двери. Пилотом была безупречно выглядевшая рыжая в парашютном костюме и майорскими нашивками военно-воздушного корпуса. Я хотел бы, чтобы она была более дружественной. Она глядела сквозь нас, пока мы карабкались на борт с клетками образцов. - Положите ящики в хвост и выкатывайтесь. Я тороплюсь. - Нет, дружественной она явно не была. - Э-э, - сказал я, - мы поедем вместе. - Забудьте об этом - я не вожу пассажиров. - Она небрежно вышвырнула мой рюкзак сапогом за борт. - Эй!, - заорал я, но она уже повернулась к Теду. Тот расстегивал нагрудный карман. Он вручил ей наши приказы. Она, даже не взглянув, огрызнулась: - Я сказала - забудьте об этом. Тед и я переглянулись. Дюк позвал: - Что такое? В чем дело? И я прокричал в ответ: - Нет проблем. Мы просто найдем другой транспорт, вот и все. Пошли, Тед, я возьму яйца, ты спустишь клетки. - Брось это, Чарли!, - рявкнула она. - Брось сама, - рявкнул я в ответ. - Мы тоже на службе! - Это подействовало. Она запнулась, но лишь на мгновение. - Вам лучше прочесть наши приказы, - сказал я очень спокойно. Она взяла их у Теда и быстро пробежала. - Розовые!, - фыркнула она, возвращая их мне. - Это ничего не значит. Это просто рекомендации. - Верно, - сказал я невинным голосом, тщательно складывая и рассовывая по карманам бумаги. - Нам рекомендовали доставить эти образцы. А вам рекомендовали взять нас. Она покачала головой: - Никто не говорил мне об этом. Я возьму только это. - Она показала на клетки. - Не выйдет. - Я прочистил горло и старался, чтобы голос не дрожал. - Если не поедем мы, это не поедет тоже. Дюк, подай мне рюкзак. Она глянула на меня, потом посмотрела по-настоящему. Я пристально смотрел в ответ. У нее были очень яркие голубые глаза - и очень мрачное выражение лица. Она быстро сверкнула взглядом по Теду, потом снова по мне. Я уже поднимал свою сумку. Она сказала только одно слово, совсем не подходящее для леди, а потом: - Черт с вами - мне все равно! Воюйте потом с Денвером! Сколько весят ваши туши? - Семьдесят три кило, - проворчал Тед. Он не выглядел счастливым. - Шестьдесят четыре, - сказал я. - Хорошо. - Она ткнула пальцем в меня. - Ты сядешь слева. - Теду: - Передвинь этот ящик на другую сторону. Второй тоже. Теперь пристегнитесь. - Она даже не посмотрела, со стуком захлопнула за нами дверь, закрепила ее и снова пробралась вперед. Она проверила, что Дюк отошел - я успел только махнуть ему, он в ответ кивнул - и рванула в воздух. Гора быстро ушла вниз, потом стала боком и уплыла в сторону, когда мы описали острый поворот. Ускорение прижало меня к борту. Мы едва оторвались от поверхности - тут я верю своим глазам, желудка я больше не чувствовал - когда включились реактивные двигатели и второй пресс ускорения глубоко вдавил меня в кресло. Кабина круто накренилась и уши заложило, когда мы набирали высоту. В окно не было видно ничего, кроме облаком, кургузые крылья коптера закрывали от меня землю, а выпуклости реактивного двигателя было недостаточно, чтобы удержать мой интерес. Тот малый кусочек поверхности в отдалении, который я мог видеть, был слишком далеко, чтобы производить впечатление. Я понял, что пилот обращается к нам: - ... будем в воздухе пару часов. Если проголодались, коробка с рационом вставлена в борт. Не съедайте все шоколадное мороженое. Тел уже копался. Он вынырнул с парой сэндвичей и пакетом молока. Плотоядно улыбаясь, он прошел вперед и плюхнулся в кресло второго пилота. Рыжая уставилась на него: - У тебя есть права? - Ну, нет - но у меня есть разрешение. - Он попробовал на ней то, что походило на дружескую улыбку - она отнеслась к попытке, как к пустому месту. - И-е-зус! Что с тобой, парень? Сядь на место для пассажиров. - Эй, я только пытаюсь быть дружественным. - Для этого есть стюардессы. В следующий раз летай на коммерческом рейсе. - И, э-э, я хотел бы посмотреть, как эта штука летает, - добавил он неубедительно. Она сделала что-то с панелью управления, щелкнула переключателем и закрыла заслонку. - Окей, - пожала она плечами, - смотри, если хочешь, только ничего не трогай. - Потом отстегнулась и прошла в хвост. Карточка на парашютном костюме гласила: "Л.Тирелли" - Что в коробках?, - спросила она, слегка подтолкнув ногой запечатанную. - Яйца, - проворчал я. - А здесь? - Жуки, - сказал я. - Большие. Она глядела с отвращением. - Верно. Жуки и яйца. Поэтому они отменили мой отпуск. О, да. Мне всегда достается хороший рейс. - Все еще бормоча, она переключила внимание на коробку с рационом. - Проклятие! Комкоголовый забрал все с цыплятиной! - Она кисло перебрала все оставшиеся сэндвичи. - Э-э, я извиняюсь, - выдавил я. - Забудь это. Везде есть дураки. Вот, возьми сэндвич. - Она выхватила наугад и сунула мне, прежде чем я смог отказаться. Другой взяла себе и упала в кресло напротив. - Что такого особого в ваших жуках и яйцах? - Э-э, не знаю, можно ли это... - Я поглядел на Теда. - Мы - совершенно секретны. - Что у вас тут - еще кторры? - На мой изумленный взгляд она сказала: - Не беспокойся. Это не секрет. Я привезла живого в Денвер месяц назад. - Живого кторра?! - Угу. Только маленького. Его нашли в Неваде, обезвоженного и слабого. Не знаю, как его поймали. Думаю, он был слишком болен, чтобы сражаться. Бедная зверушка. Я извиняюсь перед ним. Не думали, что он выживет, но я услышала бы, если б он сдох. Тед и я переглянулись. - Мы все же ученые, - сказал я. - Нам ничего не сообщили. - Что ж, так исчезла наша большая заявка на славу, - добавил он. - Мы думали, что только у нас живые образцы. - Какая жалость, - сказала она ртом, набитым сэндвичем. - Но не тревожтесь. В любом случае вам не дали бы кредита. - Спасибо за ободрение. Она вытерла рот салфеткой. - Не благодарите меня. Это свободно. Стоит ровно столько, сколько уплатите. Я делаю это для каждого. Она было пошла вперед, но я остановил ее: - Что значит Л.? - Что? Я показал на карточку с именем. - О, это Лиз. Сокращенно от Лизард. [ящерица] - Лизард? - Я поднял брови. - Мне оно досталось в наследство. Понимаете? - Прекрасно подходит. - Лучше жуй свой сэндвич, - сказала она. - Ты совсем тощий. - А потом пробралась вперед в свое пилотское кресло. Тед с надеждой улыбнулся, но она просто ткнула большим пальцем в хвост и больше не обращала на него внимания. Он вздохнул, ушел назад и пристегнулся к креслу, где сидел раньше. - Вью!, - прошептал он. - Я вспомнил ее. Она однажды столкнулась с "Титаником" и затопила его. - О, я не знал. Я думал, она просто ужасна! - Не думаю, что она слышала меня, но кончики ее ушей порозовели. По крайней мере, мне так показалось. Тед немного поворчал, устроился поудобнее в кресле и задремал Я закончил сэндвич и потратил остаток полета, думая о высокой острой аномалии на 5900 ангстремах. Захотелось к терминалу, чтобы изучать данные въявь, а не по памяти. Что-то в поведении тысяченожек - что-то столь очевидное, что я не замечал - смотрело мне прямо в лицо. Это раздражало до смерти, потому что я не мог не думать об этом! Это было ярко-красное видение, кроваво-окрашенная комната со столом в центре, на котором клетка, полная игривых активных тысяченожек. Почему? Я наклонил голову к окну, смотрел на облака и думал о розовых стеклах. Чоппер накренился и солнце сверкнуло в глаза, оставив сияющий послеобраз. Я положил руку на глаза, закрыл их и наблюдал пульсирующий шарик химической активности на своей сетчатке. Вначале он был белый и желтый, потом алый, и выглядел как звезда - я Решил, что это Кторр и хотел взорвать его. Немного погодя он начал становиться голубым и истаял, оставив только память о себе и еще одну дюжину вопросов о возможном происхождении инвазии кторров. Колючки подозрений кололи меня. Более, чем раньше, я хотел вернуться к терминалу. Чоппер снова накренился и я понял, что мы подходим к Денверу. И майор Тирелли готова продемонстрировать нам прием "стой и падай". Она провела нас прямо над Скалами, не заботясь о глиссаде снижения, а теперь, когда мы были над городом, для глиссады уже не осталось пространства, по крайней мере без долгого кружения над Восточным Колорадо, для сброса десяти километров высоты. Поэтому взамен она включила винты, отключила реактивные моторы и заставила нас падать. Эта техника была развита десятью годами раньше, но никогда не применялась; армия хотела иметь способ быстро протолкнуть людей и снаряжение над вражеской территорией, не снижаясь настолько, чтобы быть в пределах досягаемости его переносных ракет земля-воздух. Это была еще одна вещь, за которую следовало благодарить пакистанскую войну. Даже если нервы выдерживали такое приземление, желудок нет. - Вау, - задохнулся Тед, когда понял, что она делает. Мы падали несколько десятилетий, хотя мои часы утверждали, что прошло лишь две с половиной минуты. - Либо она по-настоящему горячая штучка, либо кто-то страстно торопится нас увидеть. - И то, и другое, - отозвалась она спереди. Она все слышала по внутреннему автомонитору. Тед выглядел пораженным, он не догадывался, что она может слышать нас. Она включила радио, предупредить, что мы садимся. - Стентон, это Тирелли. Очистите площадку - у меня срочный груз, и я сяду прямо, где обещала. Мужской голос отозвался немедленно: - Отказано, Тирелли. Твой приоритет увеличен вдвое. Им нужен чоппер для какой-то медной каски. Отворачивай и падай возле Лоури. Грузовик ждет тебя на севере ноль-шесть. - О, черт, - сказала она. Потом начала включать двигатели, зажигая короткие выхлопы пламени, чтобы повернуть нас и замедлить снижение. Замедление было боковым. И неровным. - Кстати, - добавило радио. - Отметь свой автомонитор для проверки. Мы потеряли несколько замеров расстояния прямо перед тем, как ты включилась. - Нет, это я. Переключалась на внутреннюю. - Черт побери, Лиз! Это не позволяется делать в воздухе. - Расслабься, Джекки. Я была на твоем экране. Я слышала сигнал. Тебе не нужна была телеметрия или инерциальная проба. И я торопилась. - Лиз, эта система работает для твоей безопасности... - Верно. И оправдывает каждый цент. - Она улыбнулась. - Я не могу больше говорить, Джейк. Я должна уронить эту штуку. - Она выключила голосовую связь. Автомонитор продолжал мигать. - Э-э, - сказал я, - похоже, я не понимаю... - Ты прав, - оборвала она. - Не понимаешь. - Не отрывая глаз от управления она объяснила: - Моя отговорка - чепуха. На самом деле я отключила контрольные мониторы. Не хочу, чтобы он узнал, что я не использую шумоподавление - это забирает слишком много мощности двигателей. - О, - сказал я. - А что же люди, живущие внизу? - Я пытаюсь не думать о них, - сказала она. Потом добавила: - Ты предпочитаешь быть пятном красного желе на площадке - или хоть и неотесанным, но одним куском? - Намек понял. - Я замолчал - Кроме того, - продолжала она, - любой, кто живет так близко к аэропорту, заслуживает этого - особенно теперь, когда полгорода пустует. - Чоппер попал в боковой ветер и мы соскользнули в сторону. На мгновение Мне показалось, что она просчиталась и мы не попадем на площадку, но она совсем не поправила снижение. Потом я увидел грузовик и понял, что она предусмотрела даже ветер. Нас сдувало по направлению к месту посадки. Мгновением позже мы легко коснулись земли. Это было последней легкой вещью в Денвере. Прежде чем реактивные моторы заныли на остановку, рампа хлопнулась на место и дверь широко распахнулась. Она вышла наружу со вздохом сжатого воздуха и скользнула в сторону. Почти немедленно майор с орлиным носом , красным лицом и глазами-бусинками закашлял в кабине: - Все в порядке, Лиз, где... И тут он увидел меня и Теда. - Кто вы?, - потребовал он. - Он не стал ждать ответа, а набросился на майора Тирелли: - Черт побери, Лиз, не разрешается быть любому тупоголовому в этом полете. - Он носил наушники Сони с подключенным микрофоном. - Задержитесь на минутку, - сказал он в него. - Мы не тупоголовые, - сказал Тед. Он мигал на нас с досадою. Тед толкнул меня: - Покажи ему приказы. - Приказы? Какие приказы? - В микрофон: - Ждите. Я думаю, это накладка. Я достал документы из кармана куртки и передал ему. Он нетерпеливо взял их и пробежал с растущей хмуростью. Позади нас двое рядовых среднего возраста, очевидно выбранных для переноски клеток с образцами, рассматривали нас с обычной смесью любопытства и скуки. - Что за черт, - пробормотал он. - Поганая неприятность. Кто есть кто? - Я - Маккарти, это - Джексон. - Верно. Маккарти. Я запомню вас. - Он вернул приказы. - Окей, хватайте ваши клетки и тащите к тому крейсеру. - Он повернулся и вынырнул наружу. - Вы двое - свободны. Они прислали своих носильщиков. - У него был весь шарм сверлильного станка. Тед и я переглянулись, пожали плечами и пошли к коробкам. Майор Тирелли закончила отключение двигателей, заперла консоль и протиснулась за нами к двери. Когда мы топали за ней по рампе, я заметил, что двое рядовых расположились в офицерских креслах грузового автобуса, оставив места обслуги нам. Майор - я уже невзлюбил его - стоял под навесом, разговаривая с кем-то невидимым: - Да, это должно быть оно... Хорошо, найди место, где они будут спать, пока мы не поймем, что делать с ними - мне все равно, где... Что? Не знаю. Выглядят похоже. Подожди, я гляну для верности. - Он сердито осмотрел нас. - Вы не гомики, ребята? - О, милочка!, - стал извиваться Тед. - Когда же вы научитесь? Правильное слово - голубые! Учат чему-нибудь в знаменитых восточных школах? - Прежде чем я отреагировал или отстранился, Тед взял меня под руку. - Джимми, у нас много работы по воспитанию здесь сознательности. - Тед! - Я вырвался и гневно уставился на него. - Да, так и есть, - говорил майор. - Расположи их где-нибудь подальше. Не дадим нашим друзьям из четвертого мира еще немного аргументов... Правильно. Отбой. - Он глянул на двух рядовых. - Двигайте! Устройте комнату для майора Тирелли! - Нам, все так же сердито: - Спрячьте это сзади! Вам придется заползти туда же, впереди мало места. - Он устроился рядом с равнодушным водителем. Я вскарабкался за Тедом и попытался устроиться поудобнее. Ха! Этот автобус не проектировался для комфорта. Должно быть существуют армейские правила против удобства. Мы попрыгали по полю к далекому зданию. - Что такое? - зашипел я на Теда. Тед, улыбаясь, пожал плечами: - Не знаю. Сейчас выглядит неплохой идеей - Не для меня! Тед наклонился и нежно похлопал мою руку. Я уставился на него. Он сказал: - Джимбо, оглянись вокруг. Прекрасный день. Мы снова в цивилизации! Даже армия не может это испортить! - Я не гомик! - Я знаю, дорогой, но майор ищет повода невзлюбить тебя и я не хочу его разочаровывать. Вау! Погляди на это небо! Добро пожаловать в Денвер! 16 Нашей первой остановкой была Секция Образцов, ET-3. Тед и я толкали тележку по длинному, пахнущему дезинфекцией коридору секции, в то время как майор Яркие Глазки и его почетный эскорт следовали за нами, смотря сердито. В одном месте мы миновали тяжелую стальную дверь с пугающей надписью: Изучение живых кторров Только допущенный персонал Проходя мимо, я вытягивал шею, надеясь заглянуть сквозь окошечко в двери, но ничего не было видно. А майор Пустоголов за мои старания удостоил меня грозным взглядом. Мы прошли весь путь до конца коридора через пару двойных дверей с надписью "Надзиратель". Персона на службе в секции неожиданно оказалась маленькой невоенной старой леди, которая всматривалась в нас поверх очков в тонкой оправе. - Ну, привет! - Она мерцательно-сладко улыбнулась. - Что вы принесли мне сегодня? Она взяла у майора папочку и уставилась в нее, улыбаясь и помаргивая. - У-гу, да... да, очень хорошо. - У нее были розовые щеки и блестящие седые волосы, собранные на макушке. Не ней был белый лабораторный халат, но на шее он был распахнут и я видел воротничок зеленого платья с голубыми цветами. Карточка с именем гласила: "М.Партридж, д.ф." - Тысяченожки, да... у-гу, яйца... у-гу, соскобы стен... - Она провела пальцем до конца списка, тщательно укладывая каждую страничку в папку. - А это что? Пурпурный Колеус? Чья это классификация? Я поднял руку: - Моя. - О, да. - Она подняла взгляд на меня. - И вы?... - Маккарти, Джеймс. Специальные Силы. - Ах, да, - сказала она. - Хорошо, Джеймс, но, пожалуйста, больше не классифицируйте образцы. Оставьте тем, кто лучше подготовлен к такой задаче. Я знаю, вы всего лишь пытаетесь быть полезным... - Извините, мэм, - прервал я ее, - но я подготовлен. - Да? - она подняла на меня глаза. И моргнула. - Я из Специальных Сил, мэм. Внеземная секция. Я сам собрал эти образцы. С определенным риском. И у меня было несколько дней для наблюдения за ними. У меня также был доступ ко всему научному каталогу Библиотеки конгресса. "Пурпурный Колеус" - аккуратное описание растения, независимо от квалификации лица, указывающего на него. - Я поглядел на Теда, но он восхищался потолком. Тот был очень хорошо оштукатурен. Майор свирепо уставился на меня. Доктор Партридж жестом утихомирила его и повернулась ко мне: - Джеймс, мы получаем много, много образцов каждую неделю. У меня нет возможности узнать, в первый ли раз мы видим эти конкретные образцы, или нет. Это могут быть вообще не кторровы виды... - Он рос в тщательно возделанном кольце вокруг всего иглу кторров..., - начал я было объяснять. - Да, да, я знаю. - Она подняла руку. - Но, пожалуйста, предоставьте нам делать такие подтверждения. Если мы станем принимать классификацию каждой персоны, которая принесет образцы, у нас будет пятьдесят различных описаний каждого отдельного растения и животного. - Она похлопала по моей руке, словно прощающая бабушка. - Я знаю, что вы вспомните это со следующей партией образцов, принесенных вами. - Э-э, мэм... - Я снова вытащил приказы из кармана. - Мы переназначены сюда. Мы откомандированы из управления округа "Скалистые Горы" для работы в качестве независимых исследователей в Национальный Научный Центр, внеземное подразделение. Она мигнула. И снова мигнула. - Боже, - сказала она. - Что ж, это не было согласовано со мной. Как, они думают, буду я руководить секцией, если меня не информируют? - Она взяла розовую копию моего приказа, водрузила на нос очки и опустила на него глаза. Она держала его почти на расстоянии вытянутой руки. Окончив, произнесла очень тихо: - Хм, - и вернула бумаги назад почти рассеянно. - Да. Что ж, я уверена, мы сможем найти что-нибудь, что вам делать, ребята. Приходите ко мне, э-э, во вторник. Нет, погодите минутку - куда я положила календарь? - о, вот он. Посмотрим, посмотрим. Нет, четверг будет лучше... - Э-э, мэм? - Она запнулась, моргнула и снова посмотрела на меня широко открытыми глазами. - Нам лучше начать работу немедленно. Не могли бы вы выделить нам терминал?... - Боже мой, ребята из Специальных Сил всегда в такой спешке? - Да, мэм. Идет война. - Я вспомнил, что говорил Шоти, и добавил: - Это вообще первое в истории вторжение на американскую территорию. - Я многозначительно поднял свою дискету. - Терминал? И где нам разместить наши живые образцы? Вмешался майор Напыщенный: - Доктор Партридж, уже полдень пятницы, а у вас приглашение на пленарную сессию... - Да, я знаю. - В голосе был оттенок раздражения. Она сдержалась и мило улыбнулась ему. - Я должна закончить здесь и вы сможете подбросить меня на брифинг через... э-э, сорок пять минут. - Майор хрюкнул и исчез. Доктор Партридж шагнула к столу и нажала кнопку. - Джерри!, - позвала она. Джерри был коренастой картофелиной в человеческом облике, прячущей резиновое лицо за толстыми стеклами очков и мотком грязных светлых волос. Он появился в запачканном лабораторном халате и нес выпотрошенный модулятор. Он, похоже, не замечал, что все еще держит его в руках. На карточке с именем было написано: "Дж. Ларсон", у него был слегка сконфуженный хмурый взгляд, как если бы он был постоянно слегка под хмельком. Доктор Партридж сладко улыбнулась ему: - О, вы уже здесь. Проводите Джеймса и - как ваше имя? Тед? Помогите им. Они будут здесь исследователями. - О, - сказал Джерри. Он уставился на нас, словно мы были агрессорами. Он смотрелся на тридцать пять лет, но мог быть любого возраста от двадцати до пятидесяти. - У вас есть приказы?, спросил он. Я передал. Пока он проглядывал, доктор Партридж прощебетала: - Я уверена, Джерри хорошо позаботится о вас. Если вам что-нибудь понадобится, просто найдите его. Он представляет меня. Теперь, прошу у вас прощения... - И она исчезла в кабинете. Джерри закончил читать приказы и вернул их. - Специальные Силы, понятно. - Он кашлянул. - У меня дядя в Специальных Силах. Дядя Айра. Я вежливо кивнул: - Извините, я его не знаю. Послушайте, как быть с этим? Мне нужен терминал, и я хочу, чтобы тысяченожки были помещены в специальные условия. Джерри потер нос, потом равнодушно посмотрел на меня. - Вас должны проверить перед тем, как дам вам терминал и рабочее место. Это займет две недели. - О, ужас, - сказал я. - Слушайте, я в разгаре работы. Я не могу ждать две недели. - Я показал на клетки. - Эти яйца и тысяченожки должны находиться в специальных условиях... - Каких? - Джерри остановился у тележки, открыл металлическую удерживающую сетку и уставился. - Прохладное, сухое место для яиц. Тысяченожкам тоже - прохладное место с неярким светом. Я могу дать более подробные рекомендации. - Не обязательно. - Э-э, я сильно настаиваю. Джерри открыл другую клетку: - Почему? - Потому что именно это им нравится. - Я подошел к тележке рядом с ним. - Немного здравого смысла. Посмотрите на величину их глаз. Сплошные зрачки. Конечно, им не нравится яркий свет. Джерри хмыкнул. Я сказал: - Легкий солнечный свет слепит их. Комнатный свет тоже слепит их. Даже тусклый свет слепит их. Они могут двигаться в сумерках и полутьме, но по-настоящему видеть они могут только в темноте. Джерри смотрел скептически: - Даже в абсолютной темноте? Я кивнул: - Мне кажется, их глаза теплочувствительны. Я не смог проверить, но похоже, они могут видеть в достаточно далеком инфракрасном диапазоне. Тед заговорил, в первый раз за все время: - Расскажи ему, что это значит, Джим. - Э-э... - Мне хотелось, чтобы он не произносил этого. Я сказал: - Они не ночные... Джерри, хмурясь, поднял глаза от клетки и засунул руки в карманы лабораторного халата: - Я не схватываю. - ... на своей родной планете. На Земле им приходится ими быть. - Как? - Ну, - сказал я, - из-за величины их глаз. Она сильно намекает, что они развивались в условиях гораздо худшего освещения, чем здесь. Это компенсация. Либо их родная планета дальше от их солнца, либо их солнце не вырабатывает столько же света в видимом спектре, сколько Солнце. Или и то, и другое. Это делает планету заметно прохладнее Земли, вероятно ее температурный диапазон между пятью и двадцатью по Цельсию. Может быть, она в длительном оледенении. Похоже, тысяченожкам наиболее комфортно между десятью и тринадцатью градусов, но это зависит от количества света. Джерри смотрел заинтересованно. - Земной дневной свет слишком ярок, - продолжал я, - он замедляет их, даже заставляет сворачиваться. При уровне освещенности соответствующему поздним сумеркам, они наиболее активны в самом широком температурном диапазоне, то есть тогда они действительно двигаются. Когда мы их обнаружили, они были в спячке - но только сравнительно. Я нахожу, что это очень хороший индикатор общего уровня яркости, который будет обнаружен на Кторре. Следовательно, большие глаза. Джерри сказал: - Хм, - и оглянулся на клетку с тысяченожками задумчиво-изучающе. - Если бы у меня был доступ к терминалу, - намекнул я, - я смог бы рассказать гораздо больше. Очень интересно, насколько чувствительны эти создания к световым и температурным различиям. Это наводит меня на мысль, что климат на Кторре невероятно стабилен. Ночи могут быть достаточно теплы по сравнению с днями. Я предполагаю, что планета имеет довольно туманную атмосферу со значительным количеством окиси углерода, что должно создавать парниковый эффект и предохранять ночи от слишком большого охлаждения. Я также думаю, что у планеты не может быть никаких лун, или, может быть, очень маленькие. Ничего, что может вызвать сильные приливные эффекты. Потому что это должно сделать атмосферу планеты бурной, а не туманной. - Туманной, говоришь? - Джерри, думая, морщил губы. Все его резиновое лицо деформировалось. - Я немного знаю теоретическую экологию, - сказал он, - может быть, вы и правы... - Потом добавил: - ... но я в этом сомневаюсь. - О, благодарю. - Я сложил руки на груди. - Слушайте, если вы знаете немного, то знаете, что немного - недостаточно. Он кивнул в знак согласия. - Верно. Я получил степень в Т.Е. - Бакалавра? - Доктора. - О! - Я внезапно почувствовал себя дураком. - Да, я аплодирую вашему трудолюбию и воображению, но в вашей теории есть дыры и их достаточно много, чтобы проскользнуть червю. - Назовите шесть. - Одной достаточно. - Он закрыл окошечко клетки. - Если Кторр имеет туманную атмосферу, это значит, что они не могут видеть звезды. Если атмосфера достаточно туманна, они вообще не видят никаких лун, не обязательно маленьких. Это значит, что никакие небесные объекты не привлекают их интерес, а это означает, что для разумной расы нет стимула открыть звездные путешествия. Если ваша теория верна, то жуки на должны быть здесь, а так же и черви, которые привезли их. - Их глаза гораздо более чувствительнее наших, - ответил я. Они, наверное, способны видеть небесные объекты при гораздо худших условиях наблюдения. Послушайте..., - я сделал глубокий вдох, - ... для экзобиолога виды, наполняющие нижние ступеньки лестницы, являются очень эффективными маленькими мониторами физических условий планеты - ее вращения, ее температурных циклов, уровней освещенности, рисунка погоды и тысячи других переменных. Можно экстраполировать из этого контекст экологии, если знать, как на это посмотреть. Основываясь на этом свидетельстве, атмосфера Кторра постоянно наполнена дымом. Или туманом, или смогом, или чем-то еще. Главное, что атмосфера густа и по преимуществу темна, но как много каждого инградиента, я не знаю - о, тем не менее я могу сказать, какого она цвета. - Что?, - челюсть Джерри отвисла. - Как? - Над этим я и работал, - я похлопал свою дискету. - Все на ней. Он поморгал: - Что там? - Трехмерный граф, представляющий реактивность тысяченожек, переменными являются температура, интенсивность света и его частота. - О, - сказал Джерри. На него произвело впечатление. - Эй, - вмешался Тед. - Какого же она цвета? - Красная, - улыбнулся я. - Звезда темно-красная. Какого еще? Джерри принял это. Лицо его стало задумчивым: - Весьма четкое продвижение по последовательности умозаключений. Я могу понять, почему кторрам надо присматривать новый дом - старый износился. - Он посмотрел на меня: - Как вы пришли к этому? - серендипити, - признался я. - Я аппроксимировал тьму с двухсотангстремным разрешением в красной полосе и работал в темной комнате. Устал натыкаться на столы. Но потом новые измерения перестали совпадать с кривой, которую я уже установил. Жуки были чересчур активны. Тогда я начал размышлять о длинах волн их визуального спектра. Всю прошлую ночь я заставил компьютер варьировать цветовую температуру через регулярные интервалы. Я дал жукам восемнадцать различных цветов. Большинство из них вообще не вызывало реакции. Желтый, например. С оранжевым немного лучше, но красный заставил их подпрыгнуть вдвое. Еще немного тестов этим утром показало, что лучше всего им нравится свет, не ярче, чем земные сумерки - и тогда это почти точно коррелирует с другими наборами тестов. - Добрый кусок работы, - сказал Джерри. Неожиданно он улыбнулся. С его лицом эффект был гротескный. - Это напомнило мне об одном проекте, в котором я участвовал. Нам дали три различные жизненные формы и надо было экстраполировать их родную экологию. Двухлетний проект. Я использовал более двадцати тысяч часов параллельных вычислений. - Он стал более серьезным. - Поэтому, пожалуйста, не огорчайтесь, когда я скажу, что ваши заключения могут оказаться преждевременными. Я когда-то проходил подобные упражнения. Знаю некоторые из ловушек. Вы не можете судить о планете по единственной жизненной форме. Есть большие различия между гремучими змеями и пингвинами. Вы не знаете, являются ли эти тысяченожки представительными или они просто специальный случай. Вы не знаете из какой они части планеты, или какого региона - с полюсов или с экватора? Являются ли они представителями горной фауны Кторра или болотными созданиями? Или из пустыни, из степи, из чего? И что может эта идентификация говорить об условиях других частей планеты? В каком виде климата эти жуки развиваются - каков их возраст? Какова разновидность биологического цикла? Какова продолжительность дня, месяца, года? Если у них нет лун, или их больше одной, имеют ли они вообще циклический эквивалент месяца? Настоящим вопросом об этих образцах является следующий: где расположены тысяченожки в экологии Кторра? Все, что у вас есть здесь, это индикаторы: черви любят есть жуков, а жуки любят есть что-то другое - это постоянное или случайное условие? Что мы можем предположить о форме их пищевой цепи? А что об их размножении - на что похож их репродуктивный цикл? Каков рисунок их развития? Их психология - если у них вообще есть таковая? Болезни? И вообще, я только начал задавать вопросы! - За этим мы здесь, - сказал я. - Помочь задавать вопросы - и помочь находить ответы. Джерри принял это: - Хорошо, - сказал он. - Я прослежу, чтобы ваша информация была передана тем, кто может наилучшим образом ее использовать. Вы, вероятно, открыли ценную область исследований. - Он протянул руку за дискетой. - Прошу прощения, - я покачал головой. - Нет терминала - нет дискеты. - Э-э..., - Джерри глядел раздосадованно. - Если у вас есть информация о любой внеземной или подозрительной на внеземную жизненной форме, то вам, наверное, известно, что закон требует, чтобы вы сообщили ее федеральному агенству. Это агенство находится здесь. - Он снова протянул руку. - Не выйдет, - сказал я. - Человек погиб за эту информацию. Я отвечаю перед ним, чтобы она не пропала. Я не хочу, чтобы она исчезла в какой-нибудь кроличьей норе. - Это против правил - давать вам терминал до того, как вы прошли проверку. - Он смотрел расстроенно: - Из какого вы, говорите, подразделения Специальных Сил? - Альфа Браво. - И чем занимались? - Мы жгли червей. - Я бы не стал выражаться такими словами. По крайней мере здесь. - Он подумал секунду, потом скорчил мину: - Тьфу на правила. У вас ведь есть зеленая карта? Порядок, я придумал, как это сделать. Пошли. - Он провел нас к группе их четырех терминалов, включил два, вышел на одном в систему и поставил другой под свое управление. - Продолжайте, - сказал он. - Создайте себе пароли. Вы тоже... Джексон, правильно? Вы будете работать по специальному счету департамента для ОВП (особо важных персон) - и никому не говорите, что это сделал я. Теперь, первое: я хочу, чтобы вы продублировали дискету... 17 Автобусная остановка была рядом с аптекой. Пятнадцать-двадцать человек стояли и ждали, большинство было одето в вечерние платья или носили форму. Никто не посмотрел, когда мы подошли. - Что такое?, - прошептал я. Тед сказал: - Сейчас узнаю, - и нырнул в толпу, оставив меня стоять и смотреть. Мы хотели поехать в город и зайти на шоу или в дискотеку. Я стоял на автобусной остановке, уставившись на большой настенный экран. Он помаргивал: "До следующего автобуса - 22 минуты". Мигающая точка на карте показывала наше местонахождение. Я сунул руки в карманы и повернулся. И понял, что смотрю в лицо тонкой, бледной, маленькой девушке, которой не могло быть больше шестнадцати, может быть, еще меньше, она висела на руке громадного, надменно глядящего человека. Одутловатый, румянолицый и, очевидно, пьян, он был достаточно стар, чтобы быть ее отцом. На нем был клетчатый килт и мятая военная куртка. Я не понял его национальность, он мог быть откуда угодно от Австралии до Шотландии. Я бы назвал его полковником. Или шутом. Я как раз хотел улыбнуться девушке, когда он заметил, что я изучаю их. Он гневно уставился и я смущенно отвернулся. Вместо этого я посмотрел на двух девушек из вспомогательного военного корпуса, по крайней мере мне казалось, что они оттуда. Так же легко они могли быть и шлюхами. Папа говорил, что легко различить "когда шлюхи одеваются, как леди, или леди одеваются, как шлюхи". Но я никогда не понимал, что он имеет в виду. Всегда думал, что шлюха и есть леди. По определению. Эти двое тихо перешептывались, очевидно, о том, что не заботило каждую. Они были элегантны и индифферентны, и, должно быть, ждали лимузин, а не автобус, однако - да, вся толпа была странным конгломератом. Может быть, они были с тремя японскими бизнесменами в костюмах от Сони, которые так горячо спорили о чем-то, пока четвертый, очевидно, секретарь, реферировал на речевом входе карманного терминала. Четверо черных делегатов говорили на непонятном африканском языке, мне показалось, что это суахили, но не было способа проверить. Трое мужчин и высокая, поразительно красивая женщина с мучительно скрученными соломенного цвета жгутами волос на голове. Все были одеты в ярко-красные костюмы с золотом. Женщина перехватила мой взгляд, улыбнулась и отвернулась. Шепнула что-то одному из мужчин, тот повернулся и посмотрел на меня, потом повернулся к своему товарищу и оба тихо засмеялись. Мне стало жарко. Я смутился. Повернувшись, я уставился в окно аптеки. Я так и стоял, глядя на выцветшие упаковки из-под мыла, когда улыбаясь подошел Тед и похлопал меня по руке: - Тебе понравится!, - сказал он. Я повернулся от пыльного окна: - Что ты узнал? - О-о, кое-что есть, - сказал он самодовольно. - Например? - Сориентировался. Знаешь, чем здесь занимаются? - Изучением кторров, надеюсь. - Даже лучше. Первая всемирная конференция по внеземной жизни со специальным упором на виды Кторра и частные задачи контакта, переговоров и сосуществования с ним. - А как со сдерживанием? - Думаю, это подразумевается. Есть подсекция оборонительных процедур и политики, но, похоже, она не в фаворе. В любом случае это большая попытка. Здесь пять сотен наилучших ученых... - Наилучших оставшихся, - поправил я. Тед игнорировал: - ... в мире. Не только биологи, Джим-бой, но и психологи, экологи, антропологи, специалисты по космосу - они даже пригласили прибыть главу "Фонда Асенион". - Кто это? - Группа мыслителей и философов. Писатели, артисты, кинокритики, программисты, вроде твоего отца, и тому подобное. Люди с высоким уровнем идейного влияния. Люди, которые умеют экстраполировать, вроде футурологов или писателей научной фантастики. - О, - сказал я. - Полупсихи. Я польщен. - Ты пойдешь? - Э-э, нас ведь не приглашали официально? - Ну и что? Это ведь касается кторров, не так ли? А мы - эксперты по Кторру, правда? У нас такие же права быть там, как и у них. Пошли, автобус пришел. - Это был большой крайслер с гидротурбиной, один из регулярных челноков между базой и городом. Водитель включил все огни и большое чудовище светилось, как дракон. У меня не было ни шанса возразить. Тед просто схватил меня за руку и потащил за собой. Автобус двинулся вперед прежде, чем мы нашлм свободные места, я хотел пройти в хвост, но Тед толкнул меня сесть рядом с ним, вблизи нескольких молодых, элегантно одетых пар; мы прогромыхали через въездные ворота до главного хайвея и мне представился ярко освещенный лайнер, полный пирующих, в центре темного и пустого океана. Кто-то спереди передал фляжку по кругу и вечеринка началась. Большинство людей в автобусе, похоже, уже знали друг друга и перебрасывались шутками. Каким-то образом Тед внедрился в группу и через несколько минут шутил и смеялся с ними. Когда они прошли в салон в передней части автобуса, он помахал, чтобы я встал и присоединился, но я покачал головой. Вместо этого я направился в хвост - и почти врезался в тонкую, бледную, маленькую девушку, выходящую из туалета: - Опс, извините! Она сверкнула на меня быстрым гневным взглядом, потом направилась мимо. - Я сказал - извините! - А, все вы такие! - Эй! - Я схватил ее за руку. - Что такое?! Я поглядел ей в лицо: - Кто обидел вас? У нее были очень темные глаза. - Никто!, - сказала она, выдернула руку и прошла вперед к своему спутнику, полному румяному полковнику. Отель "Мариотт-Ридженси" был мерцающим волшебным замком, облаком плывущим над озером серебряного света. Это была огромная белая пирамида, вся одетая террасами и минаретами, стоящая в центре обширного искрящегося озера. Она возвышалась над Денвером, словно яркий благодушный великан - пылающий гигант. Отражения мерцали и вспыхивали, словно звезды в воде - огни светились внизу и вверху и вокруг - дрожащие лазерные лучи метались взад-вперед по небу, как мечи танцующего света, башня была окутана ослепительным гало. Высоко над всем вспыхивающие огни фейерверка разгоняли ночь, искрясь в небе, выпрыгивая и взрываясь бесконечным ливнем света. Звезды тускнели в этом сиянии. Рядом с этим великолепием остальной город был темным и пустынным. Казалось, что в Денвере нет ничего, кроме этого колоссального шпиля, пылающего непокорством жизни - праздник чистой радости празднования. Вздох восхищения донесся от некоторых. Я услышал одну даму: - Восхитительно! Что они празднуют? - Ничего, - засмеялся ее спутник. - Все. Просто радость бытия! - И так каждую ночь? - Ага. Автобус покатился под уклон, проехал по туннелю и по самому зданию, остановившись наконец на внутренней террасе выходящей в зимний сад. Мы словно попали в сказку. Внутри этого украшенного брильянта был двор высотой в тридцать этажей, купающийся в свете, разделенный невероятными фонтанами и роскошными рощами, размеченный неожиданными плато и окруженный широкими висячими террасами и балконами. Везде висели флаги. Я вышел из автобуса и просто смотрел - пока Тед не схватил меня за руку и не потащил за собой. С одной стороны был вестибюль со стойкой регистрации и лифтами, с другой - пандус, ведущий в сердце внутреннего двора. Оркестр морских пехотинцев в сияющей серебряной форме расположился на одном из ближайших балконов и воздух наполняли звуки марша из "Спящей красавицы" Чайковского. (Он был вальсом, пока им не овладела морская пехота.) Куда ни посмотреть, я видел людей в форме - любого рода войск и даже несколько в иностранной. Неужели военные взяли отель? У начала пандуса расположился молодой лейтенант - великий Боже! Когда они начали призывать таких молодых? Он сидел за портативной консолью, сверяя каждого со списком в компьютере. Хотя мы не видели, чтобы он кого-нибудь не пустил вниз, его полномочия на это были очевидны. Мне стало интересно, как Тед проведет нас. Для него это совсем не было проблемой. Тед присоединился к шуту с шестнадцатилетней девушкой, выказывая интерес только к шуту, а совсем не к девушке. Он выглядел толкачем в своих безвкусных ярких брюках, а теперь и действовал также. Мы подошли к консоли группой, Тед держал под руку шута, а с другой стороны - меня. - А теперь пошли, Джимми-бой, - сказал он. - Не надо быть букой. - Страж глянул на всех четверых, безуспешно пытался скрыть свою реакцию и кивнул нам вслед без комментариев. Выходило, что шут был одним из самых известных шутов в Денвере. Что касается его пристрастия - что ж, не беда. Девушка не была его дочерью. Но она была голодна. Я сбросил руку Теда и сердито отошел. Остановился у пандуса и позволил им уйти без меня. Тед как раз трепался и едва заметил мой уход. Я постоял, наблюдая как Тед прохаживается, держа под руку шута и девушку, и возненавидел всех троих. Совсем не за этим я приехал в Денвер. От раздражения меня бросило в жар, проклятого дурака. Замнем это. Я поискал телефон. Нашел, вставил карточку и позвонил домой. Получил записанное сообщение. "Сегодня меня нет, буду завтра". Бип. Вздох. "Мама, это Джим..." Клик "Джим, прости, что пропустила тебя. Я больше не живу в Санта-Круз. Я переехала на побережье в место с названием Фэмели. Это на Новом Полуострове. Мы ухаживаем за сиротами. Я встретила здесь чудесного человека - хочу, чтобы ты познакомился с ним. Мы думаем пожениться. Его зовут Алан Пласкоу. Я знаю - он тебе понравится. Мэгги понравился. Мэгги и Энни посылают тебе привет - и мы все хотим знать, когда снова увидим тебя. Твой дядя Эрни будет в городе в следующем месяце, какие-то дела на слушаниях по рекламациям. Пожалуйста, сообщи, где тебя можно разыскать, окей?" Бип. - Привет, мама. Я получил твое сообщение. Не знаю, когда смогу отлучиться, но как только смогу, то заеду домой на несколько дней. Надеюсь, у тебя все хорошо. Надеюсь, что у других все тоже окей. Сейчас я в Денвере в Национальном Научном Центре и ... Металлический голос прервал: - Правила требуют проинформировать вас, что разговор прослушивается для возможной цензуры в соответствии с законом о национальной безопасности. - Ужасно. Тем не менее, мама, я свяжусь с тобой, как только смогу. Не пытайся звонить мне сюда, не думаю, что тебе повезет. Передавай привет всем. - Я повесил трубку. Попытался позвонить Мэгги, но линии на Сиэтл были отключены, или заняты, или что-то еще. Я оставил задержанное сообщение, сунул в карман карточку и пошел. Я очутился перед стендом новостей, изучая заголовки. Все та же старая чепуха. Президент призывает к единству и кооперации. Снова. Конгресс шумно спорит об экономике. Снова. Стоимость кейси еще немного возросла. Плохие новости для работающих. Снова. По наитию я подхватил пачку "Хаймастер", открывая на ходу. Я остановился закурить на верху пандуса. - Кто это?, - спросил кто-то позади меня. - Кто кто?, - ответил другой. - Вон тот вещун. - О, это Фромкин. Снова эгоэкскурсия. Любит играть роль учителя. Но когда бы не дорвался, внимание удерживает. - Гремит, как целый хор. - Да, хороший оратор, никогда не скучно - но я слышал его прежде и всегда одна и та же тема: "Будем безрассудными". Пойдем куда-нибудь еще. - Окей. Они удалились. Я изучил человека, о котором они говорили, потом пошел вниз, послушать поближе. Он был похож на проповедника. Эффект дополнялся гофрированной шелковой рубашкой и черным фраком - выглядело, словно он только что вышел из девятнадцатого столетия. Он был худой и сухощавый с гало снежно-белых волос, сидевших на розовом черепе, словно облако. Когда он говорил, глаза сверкали - ему это явно доставляло удовольствие. Я подошел к краю толпы и нашел местечко. Одна из стоявших женщин сказала: - Но я не вижу возможности инфляции в работающей экономике, профессор... Я имею в виду, что все фиксировано. - На самом деле это очень просто, - сказал Фромкин. - Девальвируйте ваши расчетные единицы. - Я как раз это имею в виду. Мне кажется, что центральной проблемой является создание экономики, которая не может быть девальвирована. - Конечно. Но, - о, черт, это требует слишком много объяснений. Подождите минутку, дайте мне посмотреть, как это испечь. Глядите, теория денег заключается в том, что они есть орудие, позволяющее социальному организму манипулировать его энергией - то есть денежные единицы являются корпускулами культурного кровотока, они текут, чтобы система была способна питать себя. Вам нравится такая аналогия? Что мы понимаем под деньгами, в действительности лишь средство счета, способ ведения очков: какой орган социального тела - то есть вы - в настоящее время употребляет или контролирует данный кусочек энергии. Но когда мы начинаем думать, что счетные единицы обладают значимостью, мы заблуждаемся. Нет, это всегда лишь символ. - Я смог бы найти применение нескольким из этих символов, - заметил один остряк. Фромкин поглядел на него с исчезающей мягкостью: - Так создайте их, - сказал он. Внезапно я понял, кого он мне напомнил: Уайтлоу! - Я бы рад. Но как?, - спросил остряк. - Легко. Создайте ценность - для других. Истина в том, что измерить ваше богатство можно лишь степенью различия, которое вы создаете в мире. То есть, сколько вы пожертвовали людям вокруг вас? И скольким людям вы пожертвовали? - Ха? - Остряк перестал быть забавным, теперь он был попросту смешон. - Хорошо, следите за мыслью. Физическая вселенная использует тепло, чтобы держать баланс. На самом деле, это движение, но на молекулярном уровне мы ощущаем его как тепло. Просто примем, что это единственный способ, каким один объект может воздействовать на другой, и таким образом, это единственный способ измерить, как велико различие, которое некий объект создает в реальности. Мы измеряем тепло в БТЕ, британских термических единицах. Калориях. Если мы хотим, чтобы наши деньги были аккуратной мерой, то мы должны использовать ту же систему, что и физическая вселенная: эрго, мы имеем Кей-Си стандарт, килокалорию. Круглолицая женщина в ярком цветастом платье нервно захихикала: - Я предпочитаю думать, что мы тратим кусочки жира. Я могла бы быть богатой. - Фромкин подтвердил ее попытку юмора уклончивой улыбкой и она расплылась от счастья. Мужчина рядом с ней спросил: - Почем фунт мяса сегодня? - Э-э, посчитаем, фунт - это два-точка-два килограмм... - Это должно быть три кейси, - сказал я. - В фунте мяса три тысячи калорий. - Я смотрел на Фромкина. Он игнорировал мое замечание. Сделал последний глоток и поставил бокал. Кто-то немедленно двинулся наполнить его, тонкая, костлявая женщина с глазами спаниеля. Фромкин вернул внимание брюнетке, задавшей первоначальный вопрос. - Вы еще здесь? Хорошо. Окей, именно этому кейси учат нас - закону спроса и предложения. Закупочная цена объекта определяется тем, как много вашего труда вы должны были затратить на него. Разница между закупочной ценой и его действительным значением называется доходом. Перестаньте морщить нос, дорогая, доход - это не бранное слово. Доход является ресурсом. Это необходимая часть экономического процесса, это то, что мы называем энергией, которую организм использует для реинвестиций, если он продолжает преуспевать и производить. Вот это яблоко, например, доход яблони - его мясо используется для питания внутренних семян, и так одна яблоня производит другую яблоню. Поэтому вы не можете назначить цену предмету меньшую, чем она стоит в энергии, но можете назначить большую, на самом деле, даже должны назначить. - Тогда почему кило белуги дороже, чем кило сои?, - спросил кто-то. - В сое больше протеинов. Фромкин улыбнулся: - Не очевидно? Как только число предметов меньше числа желающих покупателей, начинается аукцион. Цена будет расти, пока не отпадет достаточно людей и не останется столько покупателей, сколько предметов на продажу, это называется "все, что вынесет рынок". Он встал, подошел к ближайшему буфетному столу и начал накладовать тарелку. Продолжая говорить. Невероятный человек: - При рабочем стандарте богатство нации определяется ее способностью производить - ее совокупным национальным продуктом. Сократите популяцию и вы сократите богатство страны. Автоматически. Но количество расчетных единиц в обращении останется большим. И не существует легкого пути сократить объем монеты, не поможет ничего, кроме инфляции - и даже если вы могли бы изъять всю лишнюю наличность из обращения, этого было бы недостаточно. Система оставалась бы привязанной к колышку своей истории. Боны, например, правительство продавало боны за обещание выплачивать дивиденды на них. Дивиденды могут выплачиваться только, когда система находится в стадии роста. Если нет роста, то дивиденды являются всего лишь обещанием правительства продолжать инфляцию в экономике и далее сокращать значение счетных единиц - денег. Поэтому я противник позволения правительству занимать деньги - при любых обстоятельствах. Это приводит к плохому прецеденту. Если оно не может выплатить их, оно занимает еще больше, а инфляционная спираль бесконечна. Позволим правительству залезать в долги - и мы омертвим будущие доходы. Эта страна, а в действительности весь мир, находится в экстремальной ситуации отсутствия роста, однако дивиденды все еще выплачиваются по всем непогашеным бонам. Так должно быть: это закон. Но... чем больше наличности в обращении, тем меньше стоит каждая банкнота. Слава богу, у нас еще есть доллар - который по меньшей мере поддержан бумагой, и не может при этих обстоятельствах обесцениваться так же быстро, как кейси - и так будет продолжаться долго. Он был продуктом, когда-нибудь вскоре он снова станет деньгами. Мы в начале длительного падения... - В начале?..., - сказала брюнетка. - Я думала... - Нет. - Фромкин снова сидел, жуя. Приостановился, чтобы проглотить: - Вы ошибаетесь. Произошел крах популяции. Когда четыре с половиной миллиарда человек умирают за два года, это крах. В ООН падением называют, когда оно достигает семи или более процентов за восьмимесячный период, но когда семьдесят процентов - это крах. Мы сейчас только-только выходим из краха, кривая, наконец, начала уплощаться. Теперь мы вступаем в падение. Настоящее падение. Это последствие краха. Но так же и гораздо больше. Верите вы или нет, но человеческая раса может быть сбита ниже порога воспроизводства. Нас может оказаться недостаточно, чтобы выжить. - Как?, - сказал вновь подошедший в гражданском пиджаке, но с военной выправкой. Он стоял с тарелкой в одной руке и с бокалом в другой: - Вы серьезно? Фромкин, мне кажется, вы игнорируете факт, что человеческая раса выживала длительное время, и лишь столетие назад на Земле было менее одного миллиарда индивидуумов. Фромкин поднял глаза, узнал человека и улыбнулся: - Вам лучше держаться за ваш космический корабль, полковник Феррис. Кто-нибудь, уступите место полковнику - благодарю вас. Вы правы в вашей оценке, конечно, я читал тот отчет, но одна оценка еще не рассказывает всю историю. Надо знать о демографических пересечениях. Сегодня мы не функционируем как стабильная популяция семей или родовых групп. Человеческая сеть в основном разобщена - мы все теперь индивидуальные атомы, кружащиеся в хаосе. Мы еще не превратились в молекулы - хотя процесс начался: появились отдельные кристаллы и решетки. Нам предстоит еще очень долгий путь от создания до функционирования необходимых социальных организмов, в которых нуждается самоподдерживающееся общество для выживания - и я говорю пока только о выживании, я даже не затронул ничего иного. Фромкин казался опечаленным. Некотрые их слушателей смотрели озадаченно. - Окей, я скажу то же самое человеческим языком. Мы еще не являемся популяцией. Мы просто мешанина людей, которые были достаточно счастливы или, наверное, лучше сказать достаточно несчастны, чтобы выжить. - Говоря это, он смотрел на Ферриса. - У каждого из нас собственная ужасная история. Теперь я узнал его. Чарльз Феррис по прозвищу "Свободное Падение". Лунная колония. Один из семнадцати, кто вернулся. Мы не узнали, как они выбрали тех, кто остается, а кто возвращается. Не удивлюсь, если никогда не узнаем. Фромкин говорил: - Фактом является, что все еще действуют постэффекты чумы. Мы будем страдать от них еше год или три - но мы отнюдь не лучше подготовлены справиться с ними в небольшой, рассеянной, дезорганизованной популяции, чем мы были подготовлены в большой, плотной и организованной. Сегодня хуже всего ни что иное, как шансы индивидуума на выживание. Рябь от чумы все еще расходится. Медленно, но верно, мы потеряем еще полмиллиарда людей - таковы оценки "мыслящих танков" из "РЭНД-корпорйшн". Потом, среди выживших, мы потеряем еще десять процентов тех, кто утратил желание жить. Аномия. Шок. Ходячие раненные - и если вы не видите их, бродящих вокруг толпами, это не значит, что их больше нет. Еще мы потеряем очень старых и очень молодых, кто не способен позаботиться о себе. А также очень больных. Каждый, кто от чего-нибудь зависит, находится в опасности, даже если это нечто легко излечимое, вроде диабета. Они просто не смогут найти медицинской помощи или лекарств. Мы потеряли около восьмидесяти процентов мирового персонала врачей, сиделок и специалистов. Мы потеряем массу детей, потому что их некому воспитывать. Некоторые умрут, некоторые одичают. Уровень рождаемости упадет на длительное время. Мы потеряем всех детей, которые не родятся, потому что те, кто мог бы стать их родителями, более не способны или не желают этого. Детей мы потеряем даже больше - рожденных людьми, которые не могут или не хотят содержать их. Надо ли продолжать? Нет? Окей - но мы в самом деле близки к краю. Это похоже на положительную обратную связь на культурном уровне: психозы создают еще больше психозов, недоверие и подозрение приводят к еще большему недоверию и подозрению. И если достаточно людей начнет понимать, что не хватает чего-нибудь вокруг - еды, топлива, чего угодно - они начнут драться за то, что осталось. А после этого у нас будут серьезные проблемы с плотностью популяции: выжившие - сбродный конгломерат неудачников по любому определению - могут оказаться слишком рассеяны, чтобы встретиться и спариться. Немногие оставшиеся, кто способны и желают стать ответственными родителями, могут оказаться не в состоянии найти друг друга. Я ожидаю, что падение приведет нас прямо на тот уровень, где возникнет вопрос, сможем ли мы вернуться назад. Что означает, кстати, что кейси являются благородным экспериментом, но боюсь, они будут чересчур обесценеы в наступающем долгом периоде падения. Я хотел бы ошибиться, но сам уже перевел большую часть моих акций в собственность или в доллары. Советую и вам сделать то же самое. На базе сокращающихся налогов правительство вскоре предпримет решительные шаги, и либо вы защитете ваше состояние, либо в один прекрасный день окажитесь нищими из-за переоценки бумаг. Такое случалось пару раз за последние два десятилетия, но на этот раз такое может быть нестерпимо более болезненным. Он прервался, чтобы откусить кусочек и запить его. Наверное, рефлекс студента - у меня было что сказать. Он говорил, что вымирание еще не кончилось, что мы потеряем одну треть, може быть даже половину из человеческих существ, оставшихся на планете. Он не говорил о том, как спасти их, он бессртастно толковал, как избежать экономического дискомфорта. Нет, он говорил, как извлечь из этого выгоду. Я не смог удержаться: - Сэр... Он поднял глаза. Мрачные: - Да? - Как же с людьми? - Еще раз, пожалуйста. - Люди. Не надо ли попытаться спасти их? - Спасти кому? От чего? - Вы сказали, что по меньшей мере еще полмиллиарда людей умрут. Могли бы мы сделать что-нибудь? - Сделать что? - Хорошо, - спасти их! - Как? - Ну... - Извините, правильнее спросить "с помощью чего?". Большинство из нас тратят большую часть своей энергии просто чтобы остаться в живых. У большинства правительств слишком много хлопот даже при поддержании внутреннего порядка в усилиях спасения собственной популяции, оставив в стороне другие. И как вы спасете людей от пересекающихся волновых фронтов пяти различных видов чумы, если ширина каждого фронта более тысячи километров? Мы уже можем идентифицировать каждую чуму, но мы еще не закончили идентификацию мутаций. Кстати, вы вакцинированы? - Конечно, разве не все вакцинированы? Он фыркнул: - Вас вакцинировали потому, что вы в армии, или в Гражданском Корпусе, или в чем-нибудь похожем: кто-то нашел вас достаточно ценным, чтобы оставить в живых, однако вакцина стоит времени, денег и - наиболее ценного из всего - человеческих усилий. А вокруг не хватает как раз последнего. Не все вакцинированы - только те, в ком правительство нуждается для выживания. У нас нет специалистов, чтобы программировать даже автоматизированные лаборатории. У нас нет персонала, даже для обучения новых специалистов. У нас нет людей, чтобы содержать оборудование. У нас нет... - Я понял вашу точку зрения - но все же, нет ли чего-нибудь?... - Молодой человек, если бы было чего-нибудь, мы уже делали бы это. Мы делаем это. Все, что можем. Дело в том, что даже с нашими максимальными усилиями мы все равно потеряем около полумиллиарда людей. Это неизбежно, как восход солнца. Самое лучшее, мы должны признать это, потому что, нравится или нет, все равно будет так. - Мне - не нравится, - сказал я. - От вас и не требуют, - пожал плечами Фромкин. - Вселенная равнодушна. Бог не устраивает опросов общественного мнения. Факт состоит в том, что вам нравится, что мне нравится, что любому нравится - все это к делу не относится. - Он говорил с обманчиво сердечной интонацией. И смотрел почти намеренно враждебно: - Если вы на самом деле хотите понять разницу, тогда вам надо спросить себя обо всем, что вы делаете: способствует ли это выживанию вида? - Он оглядел собравшихся: - Большинство из нас родители. Вы хотите, чтобы мы уменьшили наш родительский потенциал в пользу некоего альтруистического жеста весьма сомнительной ценности? Или позвольте мне сказать это же по-другому: вы можете потратить остаток жизни, воспитывая и обучая следующее поколение человеческих существ, или вы можете потратить ее, ухаживая за несколькими дюжинами ходячих раненых, кататоников, аутистов и задержанных в развитии, кто никогда не будет способен отплатить, кто будет лишь продолжать расточать ресурсы, и не в последнюю очередь ваше ценное время. - Я понимаю вас, сэр. Но сидеть срокойно, есть икру, клубнику, говоря о глобальной смерти и милосердном геноциде... Он поставил тарелку: - Было бы более моральным, если б я голодал, говоря о глобальной смерти и милосердном геноциде? Голодание заставит меня заботиться больше? Увеличит ли оно мою способность, иную, чем причинять боль? - Вам не надо говорить об этом столь бесстрастно, - сказал я. - Это немыслимо. Проблеск неудовольствия пробежал по его лицу, но голос остался спокойным: - Это не немыслимо. - Он сказал это очень неторопливо - был ли он вообще разгневан? - На самом деле, если мы не будем думать об этом, то рискуем, что последствия захватят нас врасплох. Одно из базисных заблуждений второкурсной интеллигенции - не относи это к себе лично, сынок, я оскорбляю всех в равной степени - это моральное самоудовлетворение. Простая срособность видеть различие между правым и неправым еще не делает из вас моральную личность, это лишь дает вам ориентиры к действию. - Он наклонился вперед в кресле: - Ну, а теперь - плохая новость. Большую часть времени эти ориентиры не относятся к делу, потому что представления в наших головах о том, каковы должны быть вещи, обычно весьма мало связаны с тем, каковы вещи на самом деле. И упорство в позиции, что вещи должны быть некими иными, чем они есть, будет лишь сохранять вашу негибкость. Вы потратите так много времени, споря с физической вселенной, что вообще не произведете никакого результата. Тот факт, что мы не можем ничего поделать с обстоятельствами, которые ведут нас к длительному падению, весьма неприятен, да - а теперь, перестанем обсуждать ситуацию и начнем управлять ею. Существует много, что мы можем сделать, чтобы минимизировать неприятность... - Полмиллиарда человеческих смертей - это больше, чем просто неприятность. - Четыре с половиной миллиарда человеческих смертей тоже больше, чем просто неприятность. - Он спокойно смотрел на меня. - И пожалуйста, говорите тише - я сижу рядом. - Простите. Мне кажется, что дискуссия выглядит негуманной. Он кивнул: - Да, это я допускаю. Это выглядит негуманным. - Он внезапно сменил тон: - Вы знакомы с каким-нибудь сумасшедшим? - Поврежденным, - поправил я. - Сумасшедший - это негативное определение. - Простите, - сказал он. - Я вырос в другое время. Старые привычки тяжело перебить. Я все еще не привык к тому, что женщины голосуют... Знаете ли вы какого-нибудь ментально дисфункционирующего человека? Поврежденного? - Несколько. - Вы когда-нибудь раздумывали, почему они таковы? - Они иррациональны, я предполагаю. - Так ли? Иногда иррациональность - единственный рациональный ответ на иррациональную ситуацию. Это очень по-человечески - и не ограничивается только человеком. - Он продолжил мягко: - Все, что мы делаем здесь - лишь рациональный ответ на иррациональную и очень пугающую ситуацию. Вполне возможно, нет, весьма вероятно, что из людей в этом помещении..., - и он повел рукой, чтобы включить весь вестибюль отеля, простирающийся на несколько акров, - ...едва ли половина будет жива в следующем году в это же время. Или даже на следующей неделе. - Он пожал плечами. - Кто знает? Милая юная девушка, на чьем колене он успокоил руку, побледненла. Он нежно погладил ее, но проигнорировал. Продолжал смотреть на меня: - Вдруг оказалось, что есть масса вещей, которые могут убивать человеческие существа. И исчезла масса такого, что могло предотвратить это. Вы знаете, мы живем на этой планете очень долго. Природа всегда хотела воспользоваться нашими слабостами. Помните: сука - Мать-Природа? Мы потратили века, строя технологию, изолирующую нас от реального мира. Такая изоляция превратила большинство из нас в неграмотных в науке выживания и уязвимых. Но машина остановилась - останавливается сейчас - и большинство людей оставлены на милость содержимого их желудков. Природа безразлична, она закончит работу, начатую чумой и не упустит нас. Люди не всегда были охотниками на вершине пищевой цепи, мы были просто преходящим капризом природы. Теперь мы снова превращаемся в добычу, как в старые дни. Видел кто стаю волков? - Нет... - Мы допускаем, чтобы они свободно бегали по улицам Денвера. Их зовут пуделями, терьерами, ретриверами, доберманами, колли, сенбернарами, овчарками и борзыми, но все же это - стаи волков. Они голодны и они могут убивать. Мы можем потерять тридцать миллионов человек из-за животных, бывших домашних и других, прямо сейчас. Вероятно, больше. Я говорю о мире в целом, конечно. И я также включаю в эту оценку стаи людей - это животные другого сорта. Мы, вероятно, потеряем сто миллионов человек, которые не умерли ранее, но сейчас более не существует медицинской помощи в случае ранений и болезней, которые произойдут с ними в следующие двенадцать месяцев. Вы знаете, что аппендицит может быть фатальным? И так далее... - Он прервался, поглядел на меня и улыбнулся. Я начинал понимать его шарм. Он никогда не подразумевал кого-то персонально. - Итак, мой молодой друг, я весьма уважаю ваше негодование и эмоции, на которых оно основано - то, что мы делаем сегодня здесь, весьма вероятно, есть наиболее рациональная вещь, которую мы можем сделать. Я отмечаю, что вы не пытались объяснить ваше присутствие здесь, вероятно, оно тоже совершенно рационально. На само деле для личности есть только одна более рациональная вещь, которая приходит мне на ум. - И что же это? Он сказал тихим голосом, мягко: - Полюбите того, о ком заботитесь. Вы не бессмертны, вы знаете. Если вы не воспользуетесь удобным случаем сказать кому-нибудь сегодня о своей любви, вы можете никогда не получить другого шанса. Он был прав. Я вспомнил многих. Фромкин встал и предложил руку девушке. Она и еще одна женщина попытались взять ее. Фромкин улыбнулся и предложил женщине другую руку. Он снова улыбнулся мне с пониманием, и все трое удалились. Да, очень похоже на Уайтлоу. Последнее слово тоже всегда было за ним. 18 Я повернулся уходить и почти столкнулся с мечтой: - Оп, простите меня... - Я схватил ее, чтобы удержать от падения, а потом забыл отпустить. - Хелло!, - сказала она, смеясь. - Э-э..., - прошептал я, не в силах говорить. Я был загипнотизирован - ее мягкими сияющими серыми глазами и утонул в них. Ее кожа была светлой, лишь чуть-чуть проступали веснушки. Лицо окружали каштановые локоны, ниспадавшие шелковым каскадом на плечи. Губы влажные и красные. Мне хотелось поцеловать ее. Кому бы не хотелось? Она снова засмеялась: - Прежде, чем вы спросите, ответ - да. - Что? - Вы хотите сделать мне предложение, не так ли? - Голос темно-бархатный со слабым привкусом Алабамы. - Э-э... - Я сделал шаг назад. Ноги хотели остаться на месте, но я все же шагнул. - Вы - застенчивый? - Да, Алабама. Определенно. Она произносила каждое слово так медленно, что я мог попробовать его. И от нее пахло жимолистью, сиренью - и мускусом. Я обрел голос: - Э-э, похоже, я... - Рада видеть, что вы преодолели, - сказала она, смеясь. Она взяла меня под руку и повела к эскалатору, ведущему на уровень гаражей: - Как вас зовут? - Джим. Э-э, а вас? - Джиллианна. Все зовут меня Джилли. Я внезапно почувствовал смущение. Начал говорить: - Э-э..., - потом замолк. Она посмотрела, слегка склонив голову: - Да? - Нет, ничего. - Нет, скажите. - Хорошо, я..., э-э, мне кажется, я немного напуган. - Почему? - Я так никогда не знакомился прежде. - О! А как вы обычно знакомились? - Э-э. Никак, - признался я. - Боже. Так вы действительно застенчивый! - Э-э. Только с женщинами. - О-о, понимаю, - сказала она. - Вы голубой? - Не думаю. То есть я никогда не пробовал. Она похлопала меня по руке. Как успокоение? Я не спросил. - Э-э, я здесь для исследований, - признался я. - Я имею в виду, что связан с армией. То есть, веду исследования для них. - Все так, - сказала она. - Все в Денвере работают над кторрами. - Да?, - задумался я, - наверное. - Вы его когда-нибудь видели? - Она произнесла это совсем обычно. - Я... сжег одного... как-то. - Сжег? - Огнеметом. Она посмотрела на меня с новым уважением: - Испугались? - Нет, не тогда. Все случилось так быстро... Не знаю, в общем это был ужас, конечно. Я имею в виду, если б кторры не были так свирепы, они могли бы быть красивыми... - Вам жалко, что вы сожгли его? - Он был страшно большой. И опасный - Продолжай, - сказала она. Ее рука застыла на моей. Я пожал плечами: - Тут не много расскажешь. Он вышел из хижины и я сжег его. - Я не хотел рассказывать ей о Шоти, не знаю, почему. Я сказал: - Это произошло так быстро. Я бы хотел разглядеть его лучше. Это было просто большое розовое пятно. - Здесь есть один, знаешь. - Ее хватка было очень крепкой. - Знаю. слышал от Лизард. - Ты. Знаешь. Ее? - Ну, не совсем. Она была пилотом у нас. Для меня и Теда. - А-а, - пожатие ослабло. - Она рассказала о кторре. Она его и привезла. Мы съехали на эскалаторе на третий уровень гаража, где у нее был личный флоутер, ожидающий в одной из ячеек. На меня произвело впечатление, но я ничего не сказал. Молча взобрался рядом. Двигатель пробудился к жизни, ушел в неслышимый диапазон, и мы выскользнули на дорогу. Передние фары бросали желто-розовую полосу света. Огни встречного движения матово просвечивали сквозь поляризованные ветровые стекла. - Не знал, что такие появились на рынке, - сказал я. - О-о, они не появились. Не совсем. Но несколько сотен прошли сборку, прежде чем Детройт пришел в упадок. - И как вы получили этот? - Дергала ниточки. Ну, папа дергал. - Папа? - Ну... он как папа. - А-а. Она неожиданно спросила: - Хотите увидеть кторра? Я поперхнулся: - Что? Да! - Потом: - ... но он же заперт, не так ли? - У меня ключ. - Она произнесла это, не отрывая глаз от дороги. Как будто говорила, который час: - Он в спецлаборатории. Когда-то там было стерильное помещение. Если поспешим, можем посмотреть, как его кормят. - Кормят? Его? Она не обратила внимания на то, как я это сказал: - О, да. Иногда поросятами или ягнятами. Большей частью телятами. Один раз ему скормили пони, но я этого не видела. - О-о. Она продолжала лепетать: - Пытаются копировать то, что они едят на воле. Они ведь хищники, знаете? - Я... немного слышал об этом. - Они не убивают свою добычу - я нахожу это интересным. Они просто сбивают ее и начинают есть. Доктор Ммбеле думает, что здесь вовлечен инстинкт убийства. Наш отказывается есть мертвое мясо, пока очень, очень не проголодается, и даже тогда атакует, только если мясо двигают. - Интересно. - Говорят, что иногда он ест людей. Думаете, это правда? То есть, не кажется ли это нетипичным? - Ну... Она не стала ждать ответа: - Доктор Ммбеле не верит. Нет никаких подтвержденных случаев. По крайней мере таких, что можно проверить. Так говорят в бюро ООН. Вы знаете? - Нет, не знаю. - Шоу Лоу, Аризона. - Э-э... - Думали, что один случай есть, - сказала она, - но..., ну, это превратилось просто в еще один розыгрыш. Я слышала, у них даже были снимки. - Розыгрыш? - Ага. Не знали? - Ну, откуда? - Не думаю, что она заметила, но мысленно я ехал почти на три ряда от нее. - Я работаю здесь. На постоянной основе. Не знали? - О-о. А что вы, собственно, делаете? - Исполнительный вице-председатель координационного центра внеземных генетических исследований. - О-о, - сказал я. Потом: - О-о! - Потом заткнулся. Мы свернули с хайвея на подъездную дорогу. На ней в обе стороны почти не было движения. - Есть что-нибудь интересное в кторрах? Я имею в виду, генетически? - О-о, масса. У них пятьдесят шесть хромосом. Не странно? Почему так много? То есть, для чего все эта генетическая информация? Большинство из генов, что мы проанализировали, похоже, в любом случае неактивны. Пока что мы не можем синтезировать компьютерную модель того, как работает вся система, но мы трудимся. Просто вопрос времени, но могло бы помочь, если бы у нас было несколько их яиц. - Я..., э-э, нет, ничего. Удивляюсь, что у них есть хромосомы и гены. - О, это универсально. Доктор Хэкли доказал это почти двадцать лет назад - жизнь на основе углерода всегда будет построена на ДНК. Что-то о базисной молекулярной структуре. ДНК - наиболее подходящая форма органической цепочки, почти неизбежная. Потому, что очень эффективна. ДНК почти во всем впереди, и если возможны другие типы органических цепей, ДНК не только перерастает их, она использует их как пищу. Она действительно очень прожорлива. - Хм, - сказал я, - это предопределено. Она продолжала бубнить: - Изумительно, не так ли? Как много общего у нас с кторрами. - Э-э, да. Изумляет. - Я имею в виду - социобиологически. Мы представляем различные ответы на один и тот же вопрос: как может жизнь познать себя? Какие формы дорастают до разумных? И какие... структуры этих форм совпадают? Это могло бы нам сказать, что разумность является ответом на что-либо, или продуктом чего-либо. Так говорит доктор Ммбеле. - Я..., э-э, слышал о нем много хорошего. - Во всяком случае мы вместе хотим построить программу экстраполяции физиологии животных Кторра из их генов, но у нас нет никого, кто мог бы написать программы. Вы не программист? Недостаток хорошего хэкера, наверное, добавит в наше расписание исследований где-то от двух до трех лет. А это очень важная проблема - даже двусторонняя. Мы не знаем, что будут делать гены, потому что не знаем животного, по крайней мере не очень хорошо знаем. И мы не можем разгадать животное, потому что не понимаем его гены. Они действительно очень странные штуки. - Она перевела дух: - Ну, например, половина хромосом, вроде бы, дублируют друг друга. Похоже на состояние премитоза. Почему так? У нас больше вопросов, чем ответов. - Похоже, - сказал я, пытаясь переварить, что она рассказала. - А что тысяченожки? Они не дадут вам какие-нибудь ключи? - Вы имеете в виду инсектоидов? Еще одна полная загадка. Например, они, похоже, все одного пола - вы знаете? Нет пола вообще. - Как? - Мы не нашли ни одного свидетельства - и никто не нашел - что у них вообще есть сексуальность. Ни физически, ни генетически: нет половых органов, нет половой дифференциации, нет вторичных половых признаков, и даже нет никакого способа размножения. - Хорошо, но они должны... - Конечно, должны, но лучшее, что мы нашли - это некие незрелые структуры, которые могут - только могут, обратите внимание - быть недоразвитыми яичниками или тестикулами, мы не уверены, чем именно, - и следы репродуктивного тракта, но они бездеятельны в каждом препарированном образце. Может, это просто припухшие гланды. Но даже если они являются сексуальными структурами, то почему погребены так глубоко в брюшной полости без соответствующей связи с каким-нибудь выходным отверстием? Она остановилась у главных ворот достаточно близко, чтобы сканер удостоверил ее личность, потом проехала вперед, резко повернула направо и поехала через участок к далекому Г-образному зданию. - А у кторров есть сексуальность? - О, да. Совсем немного. мы еще не уверены, как это действует. Тот, что у нас - мы думали, женского пола. Но теперь не уверены. Теперь мы предполагаем, что это самец. По крайней мере, я думаю так, но... у нас не с чем сравнить. У нас была возможность препарировать нескольких мертвых в последнюю пару месяцев - о двух мы думаем, что это были самочки, один очень определенно самец, и еще в двух случаях мы не уверены. Большой определенно был самцом, - повторила она. В голосе слышалось восхищение: - Я бы хотела видеть его живым. Он должен быть великолепным. Два с половиной метра толщины, наверное пят метров длины. Мы получили только переднюю половину. Задняя была... потеряна. Но он должен быть великолепен. Каким он, наверное, был бойцом. Спорю, он мог съесть целую корову. - Хм, - сказал я, не зная, что еще сказать. Я начал удивляться - это было частью процесса соблазнения? Или что? Я не был уверен, что хотел чего-нибудь еще. Флоутер скользнул к стоянке перед зданием. Оно не было Г-образным, а скорее Х-образным. Мы припарковались к одному из углов. Яркие огни освещали все пространство. Я вышел и остановился посмотреть на мачты. Как я и думал, на каждой мачте было по снуперу, вот зачем горели огни. Безопасность. Никто не войдет - и не выйдет - не записанным. Хотелось знать, кто смотрит записи. И еще хотелось знать, зачем все это. В комнате уже было одиннадцать человек. Она было длинной, узкой, тускло освещенной. Два ряда кресел стояли вдоль комнаты, лицом к стеклянной стене. Я смог разглядеть пять женщин, шесть мужчин. Все мужчины, похоже, были гражданскими, но я не был уверен. Я не знал, были ли женщины их коллегами или спутницами на вечер. Если последнее, я не мог не удивиться их выбору развлечения. Мужчины помахали Джиллианне и с любопытством поглядели на меня. Я махнул в ответ, полуискренне. Глаза Джиллианны были широко раскрыты от возбуждения: - Хай, парни! Еще не начали? - Смитти как раз готовится. - Что на сегодня? - Пара собак из приюта. Одна из женщин, рыжая, сказала: - О, это ужасно. - Это в интересах науки, - ответил кто-то. Я не был убежден. Джиллианна протиснулась к стеклу: - Окей, подвинтесь, дайте место. - Она отвоевала местечко и для меня. Стекло диагонально наклонялось над глубокой комнатой ниже нас; мы смотрели в нее, словно с балкона. Свет внизу тусклый, едва ли ярче, чем в комнате обозрения. В освещении явственный оранжевый оттенок. Мне это понравилось, кто-то открыл то же самое! Глубокие медленные звуки доносились из двух настенных динамиков. Кто-то дышал. Я наклонился взглянуть. Под стеклом находилась подставка для записей. Слой соломы - в этом свете он выглядел оранжевым - настелен на полу. Комната высокая, кубообразная, но нижняя часть закруглена. Углы были чем-то заполнены, образуя круглую ограду высотой в четыре метра, верх ее доходил прямо до окна. На получившихся в углах полках располагались камеры и другие мониторные устройства. Кторр был прямо подо мной. Глазу потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться. Он был толщиной в метр, может, немного больше, два с половиной, а может и три метра длиной. Шерсть, длинная и шелковистая, выглядела глубоко красной, цвета окровавленной кожи. Пока я смотрел, он сгорбился вперед раз, другой, третий, потом остановился. Он кружил около стены, словно исследуя ее. Он тихо ворковал. Почему это лишало меня присутствия духа? Пока я наблюдал, рябь - словно волны по холодному маслу - пробежала по его телу. - Это значит - он возбужден, - выдохнула Джиллианна. - Он знает, что настало время обеда. Потом он скользнул вперед в центр комнаты и начал чесаться о солому на полу. Под этим углом я совершенно ясно смог увидеть черепную выпуклость, она шлемом опускалась на плечи под шерстью. Костяной щит для защиты мозга? Вероятно. Его длинные черные руки были теперь сложены и прижаты к бокам, словно крылья, но я видел, где они прикреплялись к передней части шлема. Мозговая выпуклость было прямо позади двух толстых глазных стеблей. Под таким углом кторр был больше похож на слизня или на улитку, чем на червя. - У него есть имя?, - спросила одна из женщин, высокая и светловолосая. Ее спутник покачал головой: - Он просто он. "Спат-фат", продолжал динамик. "Спат-фат". - Что это? Джиллианна прошептала: - Посмотри на его глаза. - Я смотрю под плохим углом. - Хорошо, жди, он повернется. - Сегодня будет хорошее шоу, - сказал парень с одной стороны, зажигая сигарету: - Сенбернар и большая датская. Ставлю, что у сенбернара будет лучшая схватка. - Э-э, ты поставишь даже на свою бабушку. - Да, если у нее с собой будут зубы. Джиллианна наклонилась ко мне: - Ему надо пятьдесят кило свежего мяса в день. Серьезная проблема - получать постоянное снабжение. И еще они не уверены, что земные животные доставляют ему все жизненно необходимые элементы, поэтому продолжают разнообразить диету. Иногда накачивают животных витаминами. Иногда он отказывается от еды, мне кажется, она плохо пахнет. Спат-фат. Кторр передвигался вокруг и смотрел на нас черными дисками глаз. Как мертвые прожекторы. Он передвинулся, поднял переднюю треть тела в воздух, слегка вздрагивая, но фокусируя на нас свое лицо, плоское и бесстрастное, словно передний конец подземки. Я непроизвольно отшатнулся, но Джиллианна снова подтолкнула меня вперед: - Разве он не красив? - Ее рука крепко охватила мою. Спат-фат. Он мигал. Звук шел от его глазных век, похожих на сфинктеры, закрывающих и открывающих радужку. Спат-фат. Он смотрел прямо на меня. Бесстрастно изучая. Я не ответил. Не мог говорить. Словно глядел в глаза смерти. - Не пугайся. Он не видит тебя. Мне кажется. То есть, мы совершенно уверены, что не видит. - Страшно интересно. - Кторрр все стоял воздетый и пялился. Его крошечные антенны смешно двигались взад-вперед. Они торчали прямо за глазами. Тело тоже слегка покачивалось. Я хотел рассмотреть поближе его глаза: они не были устроены в голове, но, похоже, были на гибких стеблях кожи. Они выдвигались высоко над телом и шевелились независимо друг от друга. Иногда один глаз на мгновение под углом отклонялся назад, потом резко вставал обратно. Тварь была постоянно начеку. Кторр внезапно припал к полу, скользнул по нему прямо к стене под нами и поднялся до половины, приблизив лицо на метр от стекла. Мое желание - посмотреть поближе - исполнилось. Его мандибулы - синусоидальные, как у подводных растений - волновались и шевелились вокруг рта. Глаза открылись на всю ширину. "Спат-фат": - Слишком заинтересовался. Вы уверены, что он не может нас видеть? - Он делает так почти каждую ночь, - отозвался парень со странно пахнущей сигаретой. С травкой? Наверное. - Он слышит голоса. Сквозь стекло. Пытается найти, откуда доносится звук. Не беспокойтесь, он не сможет добраться сюда. Чтобы подняться, ему надо держать по меньшей мере половину своей длины на полу. Конечно, когда он вырастет - мы все в этом уверены - мы переведем его в лабораторию побольше. А то настанет день, когда он не будет