. Она прошла, не сказав спасибо. Я следовал за ней. Она остановилась у дорожки: - Вы преследуете меня? Я покачал головой: - Нет. - Ну, тогда уходите. - Вы грубая, знаете? Она посмотрела равнодушным взглядом. - Вы не даете человеку даже шанса. Она мигнула: - Извините. Разве я знакома с вами? - Э-э, мы были вместе в автобусе, помните? Прошлой ночью? Она покачала головой: - Ничего не помню о прошлой ночи. Вы один из парней, трахавших меня? - Что? Нет... то есть, я... что? - Я совсем ему не нужна. Знаю, что думают люди, но он ни разу не дотронулся до меня. Ему нравится смотреть, как я делаю это м молодыми людьми, которых он выбирает. А потом ему нравится... ну, вы понимаете. - Почему вы остаетесь с ним? Она пожала плечами: - Не знаю. Мне некуда больше идти. - Потом добавила: - Я в самом деле извиняюсь. Я совсем вас не помню. Была под кайфом прошлой ночью. Он достал голубые колеса. Не думаю, что делала это с кем-нибудь, но не совсем уверена. Вы были там? - Я же сказал. Мы были вместе в автобусе. Помните? Автобус в город? - О, да. Извините. Иногда я совсем не помню. Раз вы говорите... - Потом она отвернулась, нагнулась к земле и развернула свой пакет, открыв большую кучу мясных обрезков и костей. - Он любит это. Рэнгл!, - позвала она. - Ко мне! Сюда, Рэнгл, ко мне, а то я отдам все собакам! - Она снова повернулась ко мне: - Я не люблю порошок, но... ну, иногда это помогает. Понимаете? Иногда мне... одиноко. Понимаете? - Да. Понимаю. - Страшно, правда? Если знаешь, куда идти, есть еще много народа, но все они - толпы чужаков. Я нигде никого не знаю. - Понимаю, что вы имеете в виду. И все всегда кажутся такими возбужденными. Словно ускорилось социальное броуновское движение... Она глядела равнодушно. Не поняла. Я сказал: - Оттого, что теперь осталось мало людей, мы все двигаемся быстрее, чтобы забыться в разнообразии. Она уставилась на меня. Я сморозил что-то глупое? Или она не поняла? Она сказала: - Я хочу быть умной. Вроде вас. Но будешь умной - перестанешь быть нужной. Поэтому я перестала становиться умной. - Она глядела с болью. - Порошок страшно помогает. С порошком можно очень быстро стать глупой. - Она прикусила язык, словно сболтнула что-то ненужное. Снова громко начала звать: - Эй, Рэнгл! Ко мне! Где ты? - Нотка нетерпения была в ее голосе. Она повернулась ко мне: - Он вам понравится. На самом деле это очень дружелюбный пес, я просто не знаю, где он сейчас. - О, ну... может, он застрял в автомобильной пробке или что-нибудь еще. Она не прореагировала на шутку. Снова повернула на меня взгляд широко открытых глаз: - Вы так думаете? - Вы все еще под порошком?, - спросил я. - О, нет. Не нюхала со вчерашнего. Мне это не нравится. Почему вы спрашиваете? - Прежде чем я ответил, она схватила меня за руку. - Я странная? Извините меня. Иногда я становлюсь странной. Бывает. Но никто не говорит мне, странная я или нет. Иногда это пугает меня - что я могу быть такой странной, что никто не хочет сказать мне об этом. Один раз кто-то достал порошок, а мне осталось только пищать, потому что у меня настало время и я не хотела рисковать кровотечением, мне было очень скучно. Они не понимают, почему я не хихикаю, вроде тех... - Да, - сказал я, - вы странная. Она посмотрела мне в лицо. Глаза были очень большими и очень темными. Она выглядела, как маленькая девочка. Она сказала: - Спасибо. Спасибо, что сказали мне. - Она замигала и я увидел, как слезы набухают в ее глазах. - Я больше ничего не знаю, кроме того что люди говорят мне. Поэтому спасибо, что сказали мне правду. - Вы ненавидите меня? Я покачал головой. - Вы жалеете меня? - Нет. - На мгновение я вспомнил отца. - Нет, больше я никого не жалею. Это только убивает. Она продолжала смотреть на меня, но долго ничего не говорила. Мы стояли в сумерках Колорадо, пока звезды не взошли над головой. К западу горы были облиты слабым оранжевым сиянием. Теплый ветер пах медом и сосной. Молчание меж нами стало неудобным. Я начал думать, не должен ли извиниться за то, что был честен с нею. Наконец, она сказала: - Хотела бы я знать, куда убежал проклятый пес. Не похоже на него пропускать обед. Рэнгл! - Она казалась раздраженной, потом, словно стесняясь гнева, сказала: - Не знаю, почему я так расстраиваюсь, ведь в действительности это не мой пес. То есть, он просто бродячий. Я немного приручила его... - Потом она сказала: - ... но он единственный, кого я знаю, кто... ну, ему все равно, что я странная. Рэнглу все равно. Понимаете? - Да, понимаю. В эти дни всем нам кто-то нужен. - Я улыбнулся ей. - Потому что мы сами - все, что у нас осталось. Она ответила не сразу. Уставилась на бумагу с обрезками мяса. Над головами включилось уличное освещение, заполнив сумерки мягким сиянием. Когда Марсия наконец заговорила, голос был очень тихим. - Знаете, я отличала, что важно в жизни, а что нет. Быть красивой было важным. Я исправила нос - все лицо - потому что хотела быть красивой. Например, вы могли бы исправить эту шишку на носу... - Я попал в аварию на мотоцикле, - сказал я. - ... но внутри вы остались бы собой, правда? Ну, это и случилось со мной. Я переделала лицо, только после всего, я - все еще я. Мне кажется, это случилось и с миром. Мы остались теми, кем были в прошлом году, только наша внешность изменилась, а мы еще не знаем об этом. Мы не знаем, кем предполагаем быть дальше. Я нервничаю и пугаюсь все время, - сказала она. - Я имею в виду, что если я узнаю, кто я есть, а потом кто-то придет и скажет, что это не так, то кем же я буду после всего? Понимаете, о чем я? Я сказал: - Гуси. Мы хотим быть лебедями, а нам говорят, что мы гуси и даже не очень хорошие гуси. - Да, - сказала она. - Вот хорошо. Вы понимаете. Иногда мне хочется знать, есть ли кто в мире, кто чувствует, как я; иногда я даже нахожу таких, но всегда сюрприз - обнаружить, что я не совсем одинока. Она дрожала и я обнял ее: - Я понимаю. Она сказала нетерпеливо: - Я сейчас поняла, где Рэнгл. Он, наверное, появится завтра, улыбаясь и помахивая хвостом. Он настоящий шутник, но я не люблю волноваться. Может, вы видели его? Белый пополам с коричневым, почти розовым, очень лохматый, с большими шлепающими лапами, как будто в комнатных шлепанцах. Большие коричневые глаза и черный влажный нос. Да, я видел его. Из стеклянной кабинки над круглой комнатой. Вчера ночью. С Джиллианной. Он был на десерт. Я почувствовал спазмы в желудке. О, дерьмо. Как я должен преподнести ей это? Марсия взглянула на меня: - Вы что-то знаете? - Э-э, Марсия, я... э-э, не знаю, как сказать вам, но... - Просто скажи правду, проговорил голос в моей голове. - ...э-э, Рэнгл мертв. Он, э-э... попал под машину. Это случилось вчера поздно ночью. Я видел. Он умер мгновенно. Я не знал, что это был Рэнгл, пока вы не описали его. Она покачала головой: - О, нет, это не он! Вы уверены, Джим? - Она исследовала мое лицо в поисках знака, что я ошибаюсь. Я с трудом сглотнул. Горло свело. Я вспомнил, что слышал в кабинке, как пес некоторое время попрошайничал возле интендантства. - Марсия, - сказал я, - Я уверен. Он был примерно вот такого роста, правда? Она медленно кивнула. Тяжело задышала, словно ей не хватало воэдуха. Потом закрыла лицо руками. Словно враз разбилась на тысячу кричащих кусочков и только давление рук удерживало их от разлета. Потом резко выпрямилась и ее лицо превратилось в маску. Когда заговорила, голос был неживым. - Со мной все в порядке. - Пожала плечами: - Он всего лишь пес. - Она снова превратилась в зомби. Я пристально смотрел, как она наклонилась и подняла пакет мясных обрезков, которые Рэнгл не будет есть. Она аккуратно свернула бумагу, подошла к ближайшей мусорной урне и бросила пакет туда. - Теперь мне больше не о ком заботиться. - Марсия, с заботой все в порядке. У всех есть о ком заботиться. - У меня нет, - сказала она и запахнула плащ, словно защищаясь от холода, но ночь была теплой и холода не было. Она прошла мимо, коснувшись меня, и двинулась прочь. - Марсия! - Она продолжала идти и я понял, что бессилен остановить ее. Чувство бессилия разгневало меня - то же чувство, когда отец уходил от меня навсегда. - Нет, черт побери! Я устал от людей, уходящих от меня! - Что-то сверкнуло, как в кинокадре, я пролетел пространство между нами и схватил ее руку. Я развернул ее к себе: - Брось это, - рявкнул я. - Это действительно глупо! Я уже видел, как бывало с другими! Ты начинаешь уклоняться от жизни, потому что она ранит! Каждый раз ты делаешь по шагу, но очень скоро это входит в привычку, автоматическую, и ты бежишь от всего. Конечно она ранит! Ранит настолько, насколько ты заботишься! И только это доказывает, насколько ты жива! - Уходи! Мне не нужны проповеди! - Правильно! Не нужны! Тебе нужен год в пробковой комнате! Она вырвалась, глаза стали дикими. - Замолчи!, - крикнула она. Я чувствовал ее руки-клешни. - Почему? Потому что это может оказаться правдой? Говоришь, что боишься быть странной, что можешь оказаться одной из этих леди с яичницей на щеках, но никто не хочет сказать тебе? Ну, так вот я тебе говорю! Если ты сейчас убежишь от меня, это будет первым шагом к яичнице! Она глядела, словно я ударил ее, мигая в сиянии уличных ламп. Напряжение спадало по мере того, как слова проникали глубже в сознание. Я почти видел, как они пронзали слой за слоем. - Я останусь, - сказала она, - я не хочу возвращаться. - Так не возвращайся. Не надо. Не возвращайся к тому, что делает тебя безумной. Думаешь, ты только одна такая? Мы все просто психи! Надо только оглянуться. Единственная разница, что мы не позволяем этому остановить нас. - Я добавил: - Надолго. - Но это больно! - Ну и что? Пусть больно! Именно так ты преодолеешь! То, что ты делала до сих пор, не привело к результатам, не так ли? Она кивнула, выдохнула, потом ее глаза набухли, она схватилась за мою рубашку, стиснула меня и начала всхлипывать. Я обнял ее теснее и склонился над ней, словно мог защитить ее от боли, только эта боль шла не извне, она бурлила внутри и прорывалась через ее глаза, нос и рот: - Это не честно! Не честно! Почему так много смерти!! Мне нужен мой пес!! О, Рэнгл, Рэнгл! Я хочу, чтобы ты вернулся! - Она рыдала и кричала в мою рубашку. Хватала глоток воздуха и рыдала снова. Слезы струились по ее щекам: - Это не честно! Все, что я любила - я не хочу любить никого больше! Я устала терять! Забота слишком сильно ранит! Я хочу покончить с ней! Я хочу моего пса! Я думал о людях, поймавших Рэнгла, и о том, что хотел бы сделать с ними. Марсия была права - это было нечестно. Они убили этого пса, а с виной и горем дело пришлось иметь мне! Почему я должен вычищать их мерзость?! Все их мерзости?!! Мои руки на спине Марсии сжимались в кулаки. Ее плечи приподнялись. Она закашлялась, я разжал кулаки и начал легонько похлопывать ее. - Все в порядке, - сказал я, - все в порядке. Все прошло, это выход - хорошо поплакать. Это показывает, как сильно ты заботишься. Просто выплачь все, это по женски... - Я продолжал бормотать, пытаясь успокоить ее. Изумляло, как сильно она горевала по собаке. Теперь она просто плакала, или она оплакивала больше чем просто пса? Я держал ее и давал ей выплакаться. Два солдата прошли мимо, не останавливаясь. Посчитали само собой разумеющимся. Такие сцены стали теперь обычны. Марсия вздохнула и подняла глаза: - Джим? - Что? - Теперь я в порядке. Ты можешь идти. - О. Я извиняюсь. - Нет. Не надо. Спасибо тебе. - Пошли. Я провожу тебя до комнаты. - Окей. Мы шли в молчании. У нее была небольшая квартира во втором здании возле интендантства. Простая, но сносная. Войдя, она снова обняла меня и тесно прижалась: - Спасибо тебе, - сказала она. Я обнял ее и мы стояли так некоторое время. - Джим, - спросила она тихо, - хочешь любить меня? Я чувствовал запах духов в ее волосах, он кружил голову. Я не мог говорить, просто кивнул, потом склонился к ее лицу. Ее глаза были широко открыты, она была похожа на испуганную девочку, боящуюся, что я скажу да. Я сказал: - Да, - и ее глаза медленно закрылись. Она положила голову мне на грудь и я почувствовал, как ее тело расслабилось. Она была в порядке. Наконец, она поняла, что была в порядке. Потому что я был в порядке и сказал ей, что сказал. Я дотронулся до ее волос. Она была... такая крошечная, такая бледная, такая тонкая. Такая хрупкая. Такая теплая. Можно было наговорить тысячу вещей. Я не сказал ничего. Немного погодя мы пошли в постель. - Выключить свет?, - спросил я. - Лучше оставить. - О. Хорошо... окей. 30 Я плыл в стране После, двигаясь к стране Дремоты - пока внезапно не подскочил и сел в холодном поту: - О, дьявол! Марсия рядом со мной встревоженно повернулась: - Что? Что такое? - Мне надо идти, мне надо назад в отель! Который час? О, боже, почти полночь! Меня точно повесят! - Джим, ты в порядке? - Нет, нет! - Я уже надевал брюки. - Где мои ботинки? - Не уходи... - Мне надо! - Я перехватил ее взгляд - болезненное, потерянное выражение глаз - сел рядом и обнял ее. - Марсия, извини. Я хотел бы остаться здесь с тобой, но не могу. Я... у меня приказ. Я понимаю, выглядит, словно я бегу от тебя, но это не так. Пожалуйста, верь мне. - Я верю, - сказала она, но я чувствовал, как она напряглась в моих объятьях. Она потерла глаза. - Я не сержусь. Я к этому привыкла. Я склонился к ее лицу и поцеловал. - Я не такой, Марсия. - Да, понимаю. Никто не такой, только все убегают. Я начал искать рубашку. - Я убегаю не "от", я убегаю "к". Если бы ты знала... - Да, да. У тебя секретная миссия. Как у всех. - Она откинулась в постель и закатилась под одеяло, положив подушку на голову. - Просто уйди, Джим. Окей? Я присел рядом, натягивая ботинки. - Слушай, я вернусь, хорошо? Если я не опоздал. А хотел бы. - Не беспокойся, - невнятно проговорила она из-под подушки. - Марсия, пожалуйста, не злись на меня. Я хотел бы рассказать, но не могу. - Я наклонился поцеловать ее, но она не дала убрать подушку с головы. - Хорошо, будь по твоему. Я поехал в отель, чувствуя, как что-то пробивается из-под камней. Черт, чем сильнее я пытаюсь быть честным, тем хуже себя чувствую. Почему бы мне не быть просто дерьмом, вроде Теда, чтобы каждый переступал через меня? Единственный ответ, который я смог придумать: я не знал, как стать дерьмом. Я был обречен идти по жизни, все время пытаясь быть хорошим. Всегда пытаясь быть рациональным. Всегда пытаясь понять. Я со злостью включил автотерминал и врубил пятнадцатый канал. Шел повтор одной из сессий свободного форума конференции, но послушав, я стал еще злее. Зачем они вообще передают эту чепуху? Если эти люди хотят быть глупыми, это их дело - но сколько невинных будет в опасности, если поверят в то, что услышат по сети? Я почти трясся от ярости, когда наконец подъехал к подземному гаражу отеля. Я съехал в бетонные внутренности здания. На одном из боксов стояла надпись "Служебный" и я въехал в него. Робот проверил карточку, посмотрел мне в лицо и открыл без вопросов. Лифт тоже удостоверил мою личность, прежде чем доставил на тринадцатый этаж. Когда двери лифта разошлись, не было никаких вооруженных охранников, поджидающих меня. Я выдохнул воздух, который задерживал весь путь наверх. Я прошел в комнату, назначенную мне, и набрал на терминале: "Жду инструкций". Экран опустел, потом появилось: "Пожалуйста, ждите дальнейших указаний на этом месте". Что это значило? Я сел перед терминалом и начал ждать, уставившись на экран. Сколько? Вдруг Валлачстейн и другие уже встретились и решили мою судьбу? Пока меня не было, чтобы говорить за себя? Я пошел на кухню и достал томатного сока, потом вернулся к клавиатуре и снова уселся. Пока ничего. Я подумал о Марсии. Я еще чувствовал теплый медовый запах ее волос. Он заставил меня ощутить внутренний жар - пока я не вспомнил горечь своего внезапного ухода. Удивлюсь, если она простит меня. Ну, может, я успею сделать что-нибудь, пока жду. Я сбросил экран и вызвал библиотечную службу. Экран замигал: "Извините, терминал заблокирован". Что? Я попытался еще раз. Тот же ответ. Я вытащил карту из щели считывания и направился к двери. Она не открылась. "Неверный пароль." Я вернулся в комнату, постоял в центре и осмотрелся в поисках другого выхода. Балкон? Я открыл скользящую дверь, вышел и перегнулся через перила, посмотреть, высоко ли. Слишком высоко. Тринадцатый этаж. Опасно было не само падение, а резкая остановка в конце. А если перебраться по перилам на соседний балкон? Невозможно. Балконы изолированы. Еще одна предосторожность подозрительного Мариотта. Я снова глянул вниз, потом вернулся в комнату и сделал мысленную опись обстановки. Две простыни, кингсайз. Два одеяла, кингсайз. Недостаточно. Даже с занавесями мне, наверное, не будет хватать четыре этажа. Я снова сел перед терминалом и начал пить свой томатный сок. Он был кислым. Даже закололо в гландах. Мне следует найти другое решение? Я не мог придумать никакого. Почему я вообще хочу выбраться? Потому что меня заперли. А почему меня заперли? Потому что боятся, что я попытаюсь сбежать. И что это подразумевает? Что они приняли решение? Что они запланировали для меня что-то такое, что может мне не понравиться? И я умчался из постели Марсии, чтобы прийти сюда? Не удивительно, что так много людей считают меня дураком. Я покончил с остатками сока несколькими быстрыми глотками, потом утонул в кресле и сердито уставился на неумолимый экран терминала. Он был полностью отключен. Прежде чем он снова начнет отзываться, его должен сбросить кто-нибудь с высоким кодом приоритета. Я подумал о Марсии и о своем обещании позвонить. Теперь я не мог сделать даже этого. Я подумал о Валлачстейне и его едва скрытых угрозах. Может, я не прошел психиатрическое исследование? А что, если они решили, чтобы я исчез? Разве мне не дано право на честный суд, или он у меня уже был? Как они смогут сделать это? Я получу какое-нибудь предупреждение? Каким образом у них исчезают люди? Я понял, что покрылся потом. Я не мог больше сидеть. Я встал и снова обыскал комнату, балкон, дверь... В дверь позвонили. Я начал говорить: - Кто там?, - и запнулся. А вдруг там расстрел-команда? Может, они сделают это здесь, в комнате? Или они заберут меня куда-то еще? Я стоял, соображая, не позвать ли на помощь или попытаться спрятаться. Прежде чем я сообразил, дверь открылась. - Можно войти? - Что? Кто?... - Потом я узнал его. Фромкин. Человек, который ел клубнику, рассуждая о глобальном голоде. Напыщенный осел. - Я спросил: можно войти? Я ничему не помешал? - Э-э, нет... я... э-э, как вы открыли дверь? Он поднял карточку с золотой полосой и дал мне посмотреть. - О, - сказал я. Я посторонился, он прошел внутрь и дверь закрылась. Я смотрел на нее, желая узнать, откроется ли она мне теперь, но устоял. Я прошел за ним в комнату и мы сели. Он скользнул в кресло легко и грациозно. Сколько ему лет, хотел бы я знать? Он изучал меня некоторое время острыми темными глазами, потом сказал: - Я здесь, потому что наш общий друг хочет, чтобы я поговорил с вами. Вы понимаете? - Никаких имен, да? - Правильно. - Он повторил: - Вы понимаете? Валлачстейн спрашивал то же самое несколько раз. Некая фраза всплыла в моей памяти: понимание подсудимого. Важное требование законности. Об этом когда-то было решение Верховного Суда. Хотел бы я знать, не есть ли это тоже часть моего суда? - Это официально?, - спросил я. Он смотрел раздраженно. - Пока вы не ответили на мой вопрос, я не могу уйти. Вы понимаете? - Да, - ответил я быстро. - Я понимаю. Теперь ответьте на мой вопрос. Это официальный визит или что? - Если вы так хотите посмотреть на дело, то да. Наш общий друг думает, что мы должны немного поболтать. Это для вашей пользы. - Да? В самом деле? Фромкин глядел раздраженно, но тем не менее отмел этот вопрос. Он сказал: - Если хотите знать, да, я видел ваше представление этим утром, и да, я помню вас также и с прошлой ночи. Для того, кто появился в городе лишь вчера, вы конечно дали почувствовать свое присутствие. - Должно быть, я смутился, потому что он добавил: - Если быть честным, это не только ваше деяние. Сегодня этот город просто еще один поселок. Номер второй в комнатном спорте сплетничает о номере первом - кто в какой позиции играет. Вы и ваш друг просто попали в самый центр, вот и все. - Мы не друзья. В центр чего? Фромкин почесал голову: - Э-э, позвольте объяснить следующим образом. Есть некая группа людей, ходят слухи, что они очень важные люди. Хотя никто не знает состав группы, что делает, или даже что предполагает делать группа, каждый подозревает, что любой, кто знает что-то, должен состоять в этой группе. Просто так получилось, что некоторые из этих подозрений оказались весьма точны. Поэтому, когда один из этих, по-видимому, очень важных индивидуумов внезапно оторвался от ее, э-э, персональных дел и передал Очень Важную Посылку, мда, тогда, естественно, возник очень большой интерес к этой посылке. Некоторое время я переводил и еще некоторое время вникал. Правильно. Хуже, чем я думал. Я сказал: - Тед и я не друзья. Ни в каком смысле. И я не знаю, важна посылка или нет, мне сказали, что нет. - Об этом я не знаю, - невинным жестом широко развел руками Фромкин. - В любом случае я пришел поговорить не об этом. Вас не побеспокоит, что я стану записывать? - Он поднял свой аппаратик. Я покачал головой и он включил его. - Вы видели записи сессий конференции? - Только чуть. Слушал немного, когда ехал сюда сегодня вечером. - Что вы услышали? - Сплошной шум и гам. О том, что делать с червями. Очевидно, есть фракция, которая хочет попытаться установить мирный контакт. - Вы верите в эту возможность? - Нет. - Почему? Я помигал: - Э-э, вы не слишком знаете о кторрах, не правда? - Что ж, это не германские племена. Но я спросил ваше мнение. - Я ни разу не видел кторра, который хотел бы остановиться и для начала немного поболтать. У нас не было выбора, кроме как убивать их. - Сколько кторров вы видели? - Живых или снимки? - Всего. - Э-э, ну я видел фотографии Шоу Лоу... Фромкин понимающе кивнул: - Продолжайте. - ... и я видел гнездо, о котором говорил утром. С четырьмя кторрами. Одного я сжег. Он выжидательно помолчал. - Это все? - Э-э, нет, был еще один. Здесь, в научном центре. Его глаза сузились. - Расскажите, - медленно произнес он. Я покачал головой. - Это было просто... Он посмотрел мне в глаза и сказал: - Я знаю об этих забавах, сынок. Вы были на одной из них? Я кивнул. - Несколько собак. Ими кормят кторров. Живьем. Вы знаете это? Фромкин сказал: - Утверждают, что кторры не хотят питаться мертвыме мясом, они едят добычу живьем. - Это правда. По меньшей мере, насколько я знаю. - Мм-хм. И это все кторры, которых вы видели? - Да. - Так вы эксперт по кторрам? - Нет, конечно нет. Но у меня больше опыта, чем у других, по крайней мере у тех, кто выжил, чтобы рассказать. Сегодня некоторые болваны говорили о дружбе с кторрами. А это не более возможно, чем дружба бифштекса с собакой - разве что внутри. - Не может случиться, что ваш опыт с кторрами ограничен и это влияет на ваше восприятие их?... - Вы имеете в виду, что есть мирные кторры, но я не знаю о них? Он кивнул. Я взвесил эту возможность. - Что ж, возможно есть мирные. Я не слышал ни об одном. И не думаю, что кто-нибудь другой слышал, иначе мы бы узнали об этом сегодня. Кто-нибудь что-нибудь сказал бы. Кто-нибудь знал бы об этом, не так ли? Фромкин не отвечал. - К чему вы это, кстати?, - спросил я. Он покачал головой. - Просто для информации. Сырой материал. Вы понимаете. Правду видно только тогда, когда смотришь на нее со многих точек зрения сразу. Я покачал головой. - Вы спрашивали не для информации. Вы намеренно рыли для чего-то. - Вы слишком подозрительны. Я гражданский, сынок. Может, продолжим? - Есть еще вопросы? - Немного. Сегодня, стоя перед толпой народа, вы сказали, что сожгли человека, потому что на него напал червь. - Да. - Часть меня настаивала, чтобы я возвел оборонительный барьер против доискиваний этого человека, но другая часть требовала сказать правду независимо от того, кто ее слушает. Единственный путь, на котором мы можем победить кторров - это говорить правду. Я добавил: - Это лучшее, что я мог сделать. - Лучшее?... - Он поднял брови. - Откуда вы знаете? - Прошу прощения? Его тон стал жестче. - Вы были когда-нибудь на противоположной стороне огнемета? - Нет, не был. - Тогда откуда вы получили информацию? - Мне сказал Шоти. - Кто это Шоти? - Человек, которого я сжег. Сэр. - Последнее слово я подчеркнул. Фромкин немного помолчал, поворачивая сказанное так и этак, проверяя, не заминировано ли оно. Наконец, он сказал: - Мне говорили, - те, кто знают, - что смерть от огня самая ужасная из возможных. Когда поражает напалм, можно чувствовать, как ваша плоть превращается в пламя. - Сэр, - сказал я холодно, - при всем уважении, когда волна огня из огнемета поражает вас, нет времени почувствовать что-либо. Внезапная потеря сознания. Фромкин глядел скептически. - Я был там, сэр. Я видел, как быстро это происходит. Нет времени даже для боли. Он задумался надолго. - Как насчет вины?, - спросил он наконец. - Для этого было время? - Что? - Вы чувствуете вину за то, что сделали? - Вину? Я сделал то, что требовалось! То, что мне сказали! Я никогда не напрашивался на это! Да, черт, я чувствую вину! И стыд, и отчаянье, и тысячу других вещей, для которых нет имен! - Что-то взорвалось во мне. - О чем все это? Вы тоже судите меня? Слушайте, у меня достаточно трудностей, когда я живу по своим стандартам - не просите меня жить по вашим! Я уверен, что ваши ответы лучше, чем мои, кроме того, ваша целостность все еще не запятнана грубыми фактами практики! Вы рассиживаетесь, поедая клубнику! А я - тот парень, что нажал на крючок! Если есть лучший ответ, вы думаете, я не хочу знать? Вам не кажется, что я имею первое право знать? Пойдемте на холмы и покажите мне! Я был бы рад узнать, что вы правы. Но если вы не против, я захвачу свой факел, полностью снаряженный и готовый к бою, просто на случай, что вы ошибаетесь! Он терпеливо ждал, пока меня несло. И даже потом не ответил сразу. Он встал, пошел на кухню и достал бутылку воды из холодильника. Взял стакан, наполнил его льдом и вернулся в гостиную, медленно помешивая воду с кубиками льда. Расселся в кресле, попивая воду и глядя на меня поверх стакана. Когда он заговорил, голос был тихим и спокойным: - Вы закончили? - Да. Пока. - Хорошо. Теперь я хочу задать вам несколько вопросов. Я хочу, чтобы вы приняли во внимание пару вещей. Хорошо? Я кивнул. И сложил руки на груди. - Благодарю вас. Теперь скажите мне вот что. Какая, собственно, разница? Может, к лучшему сжечь человека, а может, нет. Может, он ничего не почувствовал, а может это абсолютная форма боли, мгновение острейшего ада. Какая разница, Джим, умер ли человек, сожранный пастью кторра или сожженный напалмом? Он все равно мертв. В чем заключается различие? - Вы хотите, чтобы я ответил? Фромкин сказал: - Продолжайте. Попробуйте. Я сказал: - Разницы нет - в том, что вы спрашиваете. - Неверно, - сказал он. - Есть. Большая разница для того, кто нажимает на крючок. Я обдумал это. - Извините, не вижу, в чем. - Хорошо, посмотрим с другой стороны. Что важнее? Убивать кторров или спасать жизни? - Не знаю. - Правда? Кого же мне спросить об этом? Что? Уайтлоу задавал тот же вопрос. Если я не знаю, то кто же знает? Я сказал: - Спасать жизни. - Хорошо. А что же нам делать для спасения жизней? Я улыбнулся: - Убивать кторров. - Правильно. Так что случится, если человеческое существо встанет на пути? Нет, позволь сказать по-другому: что могло бы случиться, если бы ты попытался спасти... как его имя, Шоти? - Мы оба заплатили бы за ферму. Фромкин кивнул: - Правильно. Так что же важнее? Убивать кторров или спасать жизни? - В этом случае, убивать кторров. - У-гу. Так имеет значение, какое оправдание ты используешь? - Что? - Имеет значение, веришь ли ты, что человек умирает в пламени безболезненно, или нет? - Что ж, нет, я думаю, нет. Он кивнул: - Так что ты чувствуешь сейчас? Я покачал головой: - Не знаю. - Я чувствовал, как меня разрывает изнутри. Я открыл рот говорить и закрыл его. Он еще раз поднял брови. - Я не знаю, - повторил я. - Ладно, - сказал он. - Спрошу по-другому: ты сделал бы это снова? - Да, - сказал я, не задумываясь. - Ты уверен? - Да. - Благодарю. И как ты будешь себя чувствовать? Я встретил его взгляд прямо. - Гнусно. Чувствуешь именно так. Но все же я сделаю это. Важнее всего - убивать кторров. - Ты в самом деле непреклонен, не так ли? - Да, именно так. Он глубоко вздохнул, потом выключил диктофон: - Окей, я закончил. - Я прошел? - Повтори? - Ваш тест - ведь это было не интервью? Это была проверка позиции. Я прошел? Он посмотрел над диктофоном прямо мне в глаза: - Если это проверка позиции, то вопрос наверное может повредить тебе. - Да, верно. - Я все еще сидел, скрестив руки. - Если моя позиция оставляет желать чего-нибудь, то, стало быть, со мной надо обращаться только так. Поэтому мы квиты. Он поднялся и я встал вместе с ним. - Ответьте мне еще на один вопрос. Существуют ли мирные кторры? Он поглядел озадаченно: - Не знаю. А как ты думаешь? Я не ответил, просто проводил его до двери. Он вставил свою карточку в щель и дверь для него открылась. Я хотел выйти вместе с ним, но в холле ждали два вооруженных охранника. - Извини, - сказал Фромкин. Впервые он выглядел смущенным. - Да, - сказал я и отступил. Дверь передо мной закрылась. 31 Почти тридцать секунд я стоял, уставившись на проклятую дверь и не говоря ни слова. Я положил на нее ладони и нажал. Металл был холодным. Я прижал голову к солидной металлической плите. Ладони сжались в кулаки. - Дерьмо! А потом я сказал еще целую кучу других слов. Я ругался, пока не стал повторяться, потом перешел на испанский. Когда я, наконец, исчерпался, то чувствовал себя не лучше, чем вначале. Опустошенным. Обманутым. И глупым. Я снова начал расхаживать по квартире. Я стучал по терминалу каждый раз, когда проходил мимо. Бесполезный кусок мусора. Я даже не мог вызвать комнатный сервис. Я прошел на кухню и открыл холодильник - он был неожиданно хорошо заполнен. Но я не был голоден. Я был взбешен. Я начал открывать ящики. Кто-то предусмотрительно убрал все большие ножи. Ругань больше ни к чему не приводила. Только горло пересохло. И чувствовал себя все глупее. Когда остановишься, начинаешь понимать, как идиотски это выглядит. Что я на самом деле хотел - так это поквитаться. Я вернулся в гостиную и еще раз толкнул терминал. Хорошо толкнул - он почти упал с подставки, но я вовремя поймал. А потом удивился - зачем? Чертов инструмент не хотел говорить со мной - и я ему ничего не должен. Я смахнул его с подставки на пол. Он ударился с тупым стуком. Я поднял его и потряс. Там даже ничего не сломалось. - Ага... - Я вытащил его на балкон и выкинул через перила. Он чиркал по наклонным стенам здания, отскакивал и разбился о бетон внизу с ужасно приятным грохотом. Я выбросил вслед подставку. А потом кресло. И лампу. И маленький столик. Телевизор был привинчен к стене. Я разбил его вторым креслом - потребовалось три удара - а потом выкинул кресло вслед за первым. Отскочило, отскочило, чиркнуло, скользнуло, разбилось вдребезги. Великолепно. Что еще? Микроволновая печь. Ночник из спальни. Еще три кресла. Еще две лампы. Небольшой обеденный стол. Скамеечка для ног. Все вешалки из шкафа. Большинство полотенец и простынь. Кингсайз-матрац. Это было довольно трудно. Пока я боролся с матрацем, то увидел, что внизу собралась толпа, конечно на безопасной дистанции. Они аплодировали каждому новому акту разрушения. Чем неистовей он был, тем громче радость. Подставка кровати и тумбочки вызвали несмолкаемую овацию. Я задумался, чем увенчать это. И начал опустошать кухню. Все тарелки - они звучали великолепно, разбиваясь и звеня внизу, на улице, - и все горшки и кастрюли. Все вилки, ложки и ножи. Содержимое холодильника - вместе с полочками. Почти всю воду в бутылках. Я открыл одну и сделал добрый глоток. Я стоял на балконе, переводя дух и удивляясь, почему никто не поднимется остановить ужасный дождь. Я закончил бутылку и она отправилась в ночь, чтобы разбиться где-то внизу во тьме. Я оглядел квартиру. Что еще? Что я пропустил? Бар! Я решил начать с пива. Почти полный бочонок был в небольшом холодильнике под стойкой. Он звенел и лязгал всю дорогу вниз и, ударившись, взорвался пенистым фонтаном. Те, кого обрызгало, завизжали. Холодильник последовал за бочонком. Черт! Вмешается, наконец, кто-нибудь? Какое это все-таки поганое искусство. Протянув было руку к бутылке скотча, я остановился. Нет. Некоторые вещи священны. Что говорил по этому поводу дядюшка Мо? Прежде чем убить бутылку, отдай ей честь. Правильно. Я сделал глоток и отправил ее на смерть. Было три бутылки скотча. Я попробовал каждую. Потом убил бурбон. Я начал понимать, что надо делать глотки поменьше. Бар был очень хорошо заполнен. Я напал на ром, светлый и темный. Истребил водку. Казнил джин. Изнасиловал красное вино. Крики внизу поутихли. Кстати, когда я кончил выкидывать большие, возбуждающие вещи, то потерял большую часть зрителей. Что ж, пусть так. Спектакль может быть волнующим для неискушенного, но настоящий артист работает ради искусства. Пошатываясь, я вернулся и покончил с ликерами и бренди. Шерри я сохранил на конец, кроме всего это послеобеденный напиток. На стеклянной полочке стоял набор бокалов. Они последовали за бутылками. То же сделала полочка. Я бродил по комнате, высматривая, что пропустил. Осталось немного. Я задумался, смогу ли скатать ковер. Нет, не смогу. Даже стоять требовало много труда. Кроме того, вначале надо в туалет. Я протопал в ванную и облегчился. - А как насчет душа?, - заикаясь, пробормотал я. - Окей, - согласился я с собой и включил воду. Нашел полотенце, которое забыл выбросить, и кусочек мыла. В аптечке нашел пакетик "Протрезвителя". Нет, я еще не готов протрезветь. Отложил его в сторону. В душе была зверская акустика. Резонанс превосходен для пения. Единственное поощрение, в котором я нуждался. "Когда я вернулся в Венуспорт" я прошел по полному либретто. То же для "Двойной дозы любви" и "Бисексуала", прежде чем кончилось мыло. Приятная штука, однако, отели - никогда не кончается горячая вода. Но нельзя петь без мыла. Что-то не то. Я выключил воду, нашел забытое полотенце и начал сушить волосы. Все еще напевая и вытираясь, я прошел в гостиную... Валлачстейн, Лизард и двое других стояли там, ожидая меня. - Э-э, - сказал я. - Хай. - И опустил полотенце на талию. - Могу я, э-э, предложить вам, э-э, кресло? - Только Лизард улыбнулась и отвернулась спрятать это. Другие просто мрачно смотрели. - Благодарю вас, - сказал полковник Валлачстейн. - Мы предпочитаем постоять. - Хорошо..., - сказал я. - Мило, что вы заглянули так запросто. Однако, мне хотелось бы, чтобы вы вначале позвонили, а то я немного заскучал... Если Валлачстейн и был в гневе, то прекрасно скрыл его. Он говорил ровным голосом без эмоций. Темные глаза были непроницаемы. Он указал на пустую комнату. Я очень хорошо вымел ее. - Есть этому какое-нибудь объяснение?... Мне показалось, что я встал поровнее: - Да. Мне было скучно. - Прошу прощения? - Кто-то запер меня. Отключил терминал. Мне нечего было делать. Я начал экспериментировать с психоакустическими свойствами падающих объектов, пытаясь определить, какой из домашних предметов производит наиболее удовлетворительный грохот. - Понятно... и что вы определили? - Керамические лампы очень хороши. Бочонки с пивом тоже. И почти каждая бутылка с напитком. Кресла и матрацы выразительны, но скучны. Валлачстейн задумчиво кивнул: - Я запомню это, чтобы ссылаться в будущем. На случай, когда окажусь в ситуации, где понадобятся такие факты. - Он смотрел с любопытством: - Вы хотите что-нибудь добавить? - Да, хочу, - сказал я. Я начал медленно: - Прежде всего я хочу знать, почему меня заперли? Вы просили меня сотрудничать с вами. И таким способом вы гарантировали это? Или происходит что-то еще, о чем я не знаю? Может, вы и ваш исчезающий или несуществующий комитет уже решили мою судьбу? Я сам еще существую? Мне кажется, вы не учитываете мое мнение, не так ли? И пока я тут, то хочу знать, что вообще произошло с честным судом? Я все еще не знаю, в чем меня обвиняют! И прежде чем мы пойдем дальше, я хочу, чтобы присутствовал адвокат. - Я сложил руки на груди, но потом пришлось придержать полотенце от падения. Я принял прежнюю позу, но эффект был испорчен. Валлачстейн помедлил перед ответом. Он оглядел комнату, словно вымскивая, где сесть, потом снова посмотрел на меня: - Хорошо, да, полагаю, мы должны извиниться. Это была ошибка. - В самом деле?, - настаивал я. - Как получается, что все - ошибки? Есть здесь кто-нибудь, кто действует с целью? - Как с мебелью?, - уточнил он. - Да, как с мебелью! У этого была цель. - Я выдвинул челюсть, надеясь придать себе боевое выражение. - Вы хотите, чтобы я заплатил? У меня есть пятьдесят тысяч кейси. Он покачал головой и поднял руку: - Не беспокойтесь. Эта комната не существует. Мебель тоже. Как и я. И, вероятно, как и вы. Если вы замолчите и послушаете немного. Меня проняло. Я замолчал. - Тот факт, что вы задерживались здесь против вашей воли, является ошибкой. Я несу за это полную ответственность. Я отдал приказ и он был неверно понят. Я извиняюсь. Я могу понять вашу реакцию и симпатизирую ей. В действительности, это здоровый знак. Это показывает, что в вас есть нечто, не только независимое, но иногда откровенно антисоциальное. Для наших целей это ценный штрих. - Он задумчиво потер подбородок и продолжил: - Теперь по поводу других ваших вопросов: слушания не было. Вы не были под судом. Вас ни в чем не обвиняли. Вы понимаете? - Э-э... - Снова тот же вопрос. - Да, сэр. Понимаю. - Хорошо. Протокол уничтожен. Не существует записей, показывающих, что вы нарушили секретность. Более того, я записал копию приказа, который вы получили вчера, причем в письменном виде, инструктирующий вас сообщить членам конференции информацию о четвертом кторре, на любом удобном заседании. Вы понимаете? - Э-э, да, сэр. - Хорошо. Теперь идите, оденьтесь. Нам следует еще кой о чем поговорить, и я предпочел бы сделать это несколько более формально. - Да, сэр. - Я отступил в ванную, проглотил пригоршню "Протрезвина" и натянул одежду. Пока приглаживал щеткой волосы, нечаянно подслушал возбужденные голоса. Один принадлежал Лизард. Она говорила: - ... все еще не согласна. Это нечестно! - Это факт жизни, майор! Мы все расходуемся. - Я не разобрал, чей это голос. Мистер Смуглый? - Не в этом дело! Это мелкая операция! И скользкая! - Она необходима! Мы вынуждены обстоятельствами. Решение уже принято... Внезапно стало тихо, словно кто-то понял, как громко они болтают и шикнул. Я нахмурился на себя в зеркале. Теперь что за чертовщина? В какую кроличью нору попал я на этот раз? Я зачесал волосы назад, сплеснул лицо водой, тщательно вытерся, сосчитал до десяти и вышел в комнату. Остался только Валлачстейн. Остальные ушли: Лизард, японская леди, мистер Смуглый. Валлачстейн сказал: - Я попросил их удалиться. Становилось немного шумно. - Вы не хотели, чтобы я что-то услышал? - Может быть. Я хочу предложить вам работу. Она слегка опасна. Но мне кажется, вы подготовлены к ней. - Почему?, - спросил я. - Потому что вы один из немногих, кто обладает как научным фундаментом, так и собственным опытом с кторрами в поле. - Что за работа? - Я хочу перевести вас в секцию слежения за кторрами. - Я думал, что уже в ней. Он покачал головой: - Это не постоянная операция. Это временная поддержка линии, пока мы пытаемся понять, против чего мы в действительности. Мы собираем вместе тех, в ком немного больше ответственности. Вам придется делать в основном то, что и в Альфа Браво - искать и уничтожать бункеры заразы. Единственное различие в том, что мы будем использовать эту команду для развития методов захвата кторров живыми - если сможем. Единственный живой образец, который мы имеем сегодня, может быть атипичным экземпляром. Я слышал, вы видели его. Я кивнул. - Так как это звучит для вас, Маккарти? Я пожал плечами: - Это не совсем то, что я имел в виду. Я хочу быть назначенным в Научный Центр здесь. Я хочу закончить работу, которую начал с образцами. Валлачстейн жестом отмел это: - Не беспокойтесь. Пусть кто-нибудь из нажимателей кнопок у Молли играет с этой чепухой. Мы захватываем такие вещи каждый раз, когда находим гнездо. Единственная причина, по которой мы все еще собираем их, это так занять секцию доктора Партридж, чтобы они не могли впутаться где-нибудь еще. До сих пор это срабатывало. Мы держим человека в ее секции, чтобы сообщать нам, когда прибывает что-нибудь интересное. Мне кажется, вы знакомы с ним. Кстати, весьма хороша работа, доказывающая, что кторры живут под красным солнцем. - Благодарю вас. Но она не закончена. Он покачал головой: - Это неважно. Это образцы неважны. - Что?! Тогда почему нас привезли срочным рейсом? - А вы догадайтесь. Что вы доставили? - Тысяченожек. Растения. Соскобы. - Чепуха. У нас уже были такие образцы. - ... яйца кторров! - М-м-м. Может быть. Узнаем, когда они вылупятся. - Это явно не произвело на него впечатления. - А что еще? Что вы привезли ценой в пятьдесят тысяч кейси? - О! - Коробочка. Микрочип памяти. Валлачстейн кивнул: - Все остальное было просто прикрытием. По правде говоря, я хотел, чтобы вы их забыли. - Что? Почему? - Оглянитесь, видите этот город? Он выглядит живым, правда? Ошибаетесь. Он слишком велик. Его нельзя поддержать. Нам не нужны эти люди. Он рухнет - это всего лишь вопрос времени. - Я думал, что правительство хочет вернуть людей в города. - Они и занимается этим. Но с военной точки зрения это плохая идея. Что если начнется еще одна чума? Мы снова потеряем все. Мы не можем рисковать. Нет, мы более чем когда-либо убеждены в необходимости децентрализации, особенно наших лабораторий. Я хочу, чтобы каждая часть в стране изучала кторров независимо. Мы должны полностью восстановить нашу сеть к концу следующего месяца и вы будете в двусторонней связи с каждым, кто работает одновременно с вами. Я обещаю вам это. Вы будете на связи с лучшими нашими головами. - Я не понимаю, - сказал я. - Утром я был для вас всего лишь занозой в заднице. Раздражением. Что изменилось? - Мы поняли, как уравновесить активы и пассивы, вот и все. - Да? Он вежливо улыбнулся: - Вы не глупы, Маккарти. Когда сидите за терминалом. Но иногда вы не замечаете, что у вас под носом. Мне казалось, что теперь вы понимаете. - Что ж, не понимаю. - Похоже на то. Вы особо ценны. Вы знаете нечто, что никто не знает. Вы знаете, что иногда бывает четыре кторра в гнезде. - Но никто мне не верит. - Я верю, - сказал он. - И еще много людей. Очень важных людей. - Что? - Этот блок памяти. На вас был шлем, помните? Прошла секунда, пока до меня дошло, о чем он говорит. - Но... Обама сказала, что блок сдох... - Она защищала вас. Она не знала, важно это или нет. Она не могла оценить коллизию самостоятельно. Поэтому она передала блок по нестандартному каналу. Вы доставили его сами. - Вы смотрели его?... Он кивнул: - Все мы смотрели. И запись дознания. Кторр весьма страшен. Некоторое время я не мог перевести дыхание. - Вы в порядке? - Нет, - сказал я. Я смотрел на него. Чувствовал, как бьется сердце. - Мне надо знать. Что показал блок? Мог ли я... успеть? То-есть, мог ли я спасти Шоти? Он ответил тихо: - Да. Я словно врезался в стену вины. Я сполз на пол, на колени. Мне было слишком больно, чтобы плакать. Я уперся в ковер руками, чтобы поддержать себя. Я чувствовал, что падаю. Голова горела, я был словно в западне. Меня тошнило. Желудок отяжелел и дергался. Я хотел умереть... Я пришел в себя плача, уткнувшись в колени Валлачстейна. Он осторожно похлопывал по моему лицу прохладным мокрым полотенцем. Увидев, что я открыл глаза, он отложил полотенце. Мягко потрепал по волосам. - Как ты чувствуешь себя, сынок? - Погано. - Слезы еще катились по щекам. - Хорошо. Так ты и должен чувствовать. - Он продолжал гладить меня по волосам. Хотелось, чтобы это продолжалось. Это совсем не казалось странным. - Я хочу домой, - сказал я. - Я хочу покончить с этим! Я не желаю так! - Я снова плакал. - Я хочу, чтобы мама сказала мне, что снова все хорошо! - Да, - сказал Валлачстейн. - Я тоже хочу. Тогда я начал смеяться. Слишком больно было снова плакать. Я мог только смеяться. И плакать. А потом снова смеяться. Валлачстейн снова вытер мне лицо влажным полотенцем: - Как ты теперь себя чувствуешь? - Лучше. Спасибо. - Я понял, как странно должна выглядеть эта сцена, и почувствовал себя неуютно. Попытался встать. Он удержал меня, потом сказал: - Ладно, вставай. Я хочу поговорить с тобой. - Да, сэр. - Я встал. - Мы знаем теперь, что что-то происходит с кторрами последние семь-восемь недель. Мы начали терять команды и не понимали, почему, просто они уходили на гнездо и не возвращались. У нас были предположения, но не было доказательств, поэтому мы выслали команды с камерами и радио. Потеряли две и все еще ничего не знали. Ваша команда - первая, которая вернулась. Ваш клип - нужный нам ответ. Мы уже обнаружили еще два гнезда с четырьмя кторрами. Оба нейтрализованы. Мы уже изменили наши процедуры. Вы спасли множество жизней. - Хотелось бы, чтобы об этом сказали раньше. Валлачстейн снова вытер мне лоб полотенцем. - Я думал, что вы должны были пересмотреть свои действия, после того, как прибыли, и найти ответ сами. Мы не были уверены в том, какого сорта клоуны вы с другом. Мы все еще не уверены в вашем друге, но он занят чем-то и держится в стороне, и мне кажется, что я по крайней мере должен быть ему за это благодарен. Возможно, я мог бы найти для него чего-нибудь, где он не мог бы натворить много хлопот. Я пропустил все мимо ушей. Это ничего не меняло. - Я не спас Шоти. - Верно. Он мертв, - ответил Валлачстейн, - и, похоже, таким и останется. Я сел и глянул на него: - Весьма бездушно. - Знаю, что это так выглядит, - сказал он. - Фромкин был прав относительно тебя. - Фромкин? - Как ты думаешь, о чем было интервью? Я хотел знать твое отношение к уничтожению кторров и насколько искренним я могу быть с тобой. - Что он сказал? - Что я должен сказать тебе всю правду и ничего больше. Он предупредил, что ты тяжело воспримешь ее. - В самом деле? - Да. - Он улыбнулся. - Ну и как, ты хочешь эту работу? - Не знаю. Я снова буду на передовой? - Тебе также повысят звание. - Насколько? - До лейтенанта. - Вы шутите. - Хотел бы. Только офицеры привлекаются к этим исследованиям. Поэтому, если мы хотим добавить члена команды, нам надо сделать его офицером. - Я могу оставаться "прикомандированным гражданским персоналом"? Он покачал головой: - Никакой невоенный персонал не допущен к операциям секции слежения. Так каков твой выбор? - У меня есть время немного подумать? - Ответ мне нужен сегодня вечером. Поэтому мы пришли к тебе так поздно. Нам надо было принять некоторые решения. Некоторые из них вызваны событиями этого утра. И ты - тоже часть этих решений. Мне пришлось выкручивать руки, чтобы взять тебя на борт. Теперь либо бери ее, либо уходи. - Что если я уйду? Тогда что? - Не знаю. Мы найдем для тебя, что делать. Я обещаю, что это тебе не понравится. - Поэтому у меня нет настоящего выбора, правда? Он выглядел одновременно раздраженным и извиняющимся: - Сынок, у меня нет времени для игр. Идет война. Ты хочешь участвовать в ней или нет? Я глянул ему в лицо: - Да, хочу - просто я не получаю прямых ответов, поэтому вы понимаете, что я слегка скептичен? Он не ответил. Он сказал: - Ты берешь работу? - Вы сделаете меня старшим лейтенантом? Он мигнул. Потом засмеялся: - Не дави на меня так сильно. Ладно, пойду на старшего. Но не согласен на капитана. - Он огляделся: Ты не выбросил Библию? Нет, вот она. Встань. Протяни свою правую руку. Повторяй за мной... 32 Я закончил процедуру, стоя с винтовкой в руках и с чувством дежа-вю. Это была винтовка АМ-280 с настраиваемым лазерным прицелом. Выходной луч шел в далеком ультрафиолете и, чтобы увидеть его, надо было надеть видео-шлем с окулярами, сфокусированными на сетчатке. Винтовка стреляла высокоскоростными пачками игл, по восемнадцати в пачке, три тысячи выстрелов в минуту. Вы наводили луч на цель и нажимали спуск. Пачки игл вырезали дыры в стальной двери. Говорили, что с помощью 280-й можно разрезать человека пополам. Мне не хотелось бы попробовать. Я держал винтовку и смотрел на нее. Во рту было кисло. Я верил Дюку и Обаме, а кончил с факелом в руках и Шоти на другом конце. У меня осталось плохое чувство к оружию. Я восхищался технологией. Но меня беспокоило применение. Лейтенант пододвинул ко мне два ящика на стойке: - Подпишитесь здесь, что получили винтовку и патроны. Я поднял палец: - Минутку. Кто научит меня владеть ею? - Ничего не знаю об этом. - Тогда я не стану подписывать. - Как хотите. - Он пожал плечами и начал отворачиваться. - Постойте. Этот телефон защищен? - Вам нельзя им пользоваться. - Проехали. Это бизнес компании. Он было открыл рот, но потом передумал и пододвинул телефон. Я сунул в него карточку и набрал номер, данный мне Валлачстейном. Линия пискнула, переключаясь в кодированный режим, и трубку поднял Валлачстейн: - Джо в Дели. Его нет здесь. - Дядя Айра? - Говорите. - У меня проблема. - Расскажи. - Я не воэьму оружие. - Почему? - Похоже, никто не знает, кто отвечает за мое обучение. - Не беспокойся об этом... - Я беспокоюсь. - ... тебе не придется им пользоваться. Оно напоказ. - Извините, сэр, это не очень хорошо. - Слушай, сынок, У меня нет никого свободного, чтобы научить тебя этой штучке до сегодняшнего обеда. Я хочу только, чтобы ты стоял там и выглядел как солдат. Я прослежу, чтобы ты прошел полный курс подготовки до конца недели. Я было хотел протестовать, но вместо этого сказал: - Могу я получить это в письменном виде? На другом конце линии наступила тишина. Потом он медленно сказал: - В чем дело, сынок? - Ни в чем, сэр. Но это похоже на то, что я вам говорил прошлой ночью. Я никому и ни в чем не верю больше на слово. Он вздохнул. Я почти видел выражение его лица. Хотел бы я знать, что было бы, если б я пересилил себя. Он сказал: - Я занесу это в ваше личное дело. Вы можете сегодня днем поупражняться сами. - Благодарю вас. - Хорошо. - Он закончил разговор. Я повесил трубку и повернулся к лейтенанту: - У вас есть руководство для этой штуки? Он глядел кисло: - Ага. Где-то валяется. Подождите минутку. - Он исчез в задней комнате и вернулся с тонким буклетом, бросив его на стойку. - Что-нибудь еще? - Нет, спасибо. - Я положил книжицу в чехол вместе с винтовкой и двумя коробками обойм и застегнул. Подписал квитанцию и подхватил шлем. Когда повернулся уходить, лейтенант сказал: - Я верю, что вы лейтенант, не больше, чем во все другие истории, что слышал о вас. Я встретил его взгляд: - Мне все равно. Не мое дело - во что вы верите. Я вышел, бросил винтовку со шлемом в багажник и запер его. Вместо того, чтобы вернуться в бараки, я вытащил из бордачка план базы и поискал место для тренировки. Полигон располагался на северном конце лагеря. Дорога занимала десять минут - пришлось долго объезжать. Когда я приехал, там не было никого. Хорошо. Мне нужно уединение. Я распаковал винтовку и уселся в машине, держа ее на коленях и читая руководство. Я включил оба предохранителя и поупражнялся заряжать и разряжать ее. Пустой магазин выбрасывался автоматически. Полный вставлялся на место так же легко, как кассета в магнитофон. Хорошо. А теперь, как работает лазерный прицел? В соответствии с руководством лазер случайным образом переключал частоту каждую десятитысячную долю секунды в различные точки спектра, но всегда вне границ видимого света. Лазер должен высвечивать свои микросекундные вспышки интервалами случайной длительности. Не было регулярности ни в частоте выходного луча, ни в его структуре. Только видеошлем, подключенный к винтовке, мог проследить за мириадами бесконечно-малых пакетов когерентного света. Надевший его мог видеть лазер, как постоянный луч. Никто другой, в защитных очках или без, вообще не мог его видеть, кроме, может быть, случайных подпороговых вспышек. Идея была в том, чтобы воспрепятствовать вражеским снайперам засечь конец луча. Без специального оборудования выследить его было невозможно. Потом я попробовал шлем. Я словно заглянул в ад. Я уставился в пылающий, эфирный мир, расцвеченный во все оттенки красного и серого. Сенсоры шлема сканировали спектр от ультрафиолетового конца до инфракрасного, потом картинка оцифровывалась и назначались новые значения цвета, синтезированное изображение проектировалось прямо на сетчатку. Умно. Но глаза болели. Должно быть, следовало привыкнуть. Я настроил спектр цвета и уменьшил яркость изображения. Теперь сцена стала многоцветной, но отдельные объекты - нет. Каждое здание, дерево, автомобиль или что-нибудь было оттенками лишь одного доминирующего цвета - розового, зеленого, голубого. Горизонт и далекий ландшафт представлялись слоями пурпурного и серого, более близкие объекты выступали полупрозрачной, почти пылающей пастелью. Они словно наплывали на тусклый фон. Теней не было. Это были сверхъестественные и невероятные образы. Мир был одновременно знакомым и сюрреальным. Я мог опознавать объекты, я мог в них видеть больше деталей, чем невооруженным взглядом, но в то же время в этом призрачном сумеречном ландшафте у всего была мерцающая аура. Я поглядел на руки: они были бледные, почти отдающие зеленым. Действительно, все тело казалось зеленоватым. Интересно, у всех людей такой цвет? Я выбрался из машины и медленно повернулся, изучая мир вокруг меня, словно никогда не видел его прежде. И в этом смысле, действительно не видел. Наконец, с определенным чувством сожаления я вернулся в машину за винтовкой. Подсоединил кабель управления шлемом в гнездо винтовки и включил лазер. Ничего. Луча нет. Я выключил его. Снял шлем. Установил лазер на проверочную операцию. Включил. Яркий красный луч метался по полигону. Великолепно. Лазер действовал. Я переключил его на кодированную операцию и снова надел шлем. Ничего. Я снял шлем и дважды проверил батарейки и кабели. Похоже, все было в порядке. Я дважды проверил связь с винтовкой. Снова порядок. Хм. Опять надел шлем, подождал пока застынет изображение и включил луч. Если он и работал, то шлем это не показывал. Я выключил все и вернулся к руководству. Лишь несколько минут заняло найти соответствующую секцию. Крупными буквами было напечатано: "ВНИМАНИЕ: Убедитесь, что значения кодовых ключей на шлеме идентичны значениям кодовых ключей на винтовке." Еще несколько минут заняло найти секцию о кодовых ключах - одинаковые панели находились на шлеме и на винтовке. Лазер посылал управляющий импульс в шлем каждый раз, когда включался. На винтовке и на шлеме были идентичные генераторы случайных чисел, но если они не начинали с одинакового стартового значения уставки кодовых ключей - шлем не мог следить за лазером, который постоянно переключался каждую десятитысячную секунды. Можно было использовать оружие без лазерного прицела, но с совсем иной степенью точности. Я установил кодовые ключи на шлеме и винтовке и опять надел шлем. Снова я стоял в центре сюрреального мира: серый ландшафт, населенный пылающей пастелью деревьев и зданий. Но на этот раз, когда я включил лазер, луч появился в виде светящейся полосы, обладающей всеми цветами одновременно: розовый, зеленый, белый, голубой, желтый, красный - он мерцал по спектру быстрее, чем глаз мог различить индивидуальные оттенки. Я видел лишь послеобразы, когда они размазывались один по другому и эффект восприятия цвета был невиданным мною доселе. Цвета были сильными и величественными. Луч словно бритвой резал перламутровый ландшафт. Я написал им свое имя на небе и увидел послеобраз в виде мерцающего пятна. Было ли это в моих глазах, в сенсорах или чем-то в процессе оцифровки? Все равно, жутко красиво. Можно легко пристраститься к чувственному восприятию иного мира. Слишком притягательно. Наконец, я остановился. Я больше не мог медлить. Вставил магазин в винтовку и выключил оба предохранителя. Тронул лучом один из стогов на другом конце поля. Нажал спусковой крючок. Кто-то толкнул меня в плечо и стог взорвался. Я включил оба предохранителя и поднял защитный щиток шлема. Да, стог взорвался. Предполагалось, что АМ-280 была без отдачи, но это было не так. Никакое оружие не бывает совсем без отдачи. Надо быть осторожным с автоматическим оружием, потому что оно может "навалиться" на вас. Это и случилось со мной здесь. Вместо того, чтобы пробить дыру в стоге, я сделал в нем вертикальный разрез. Я опустил защитный щиток, выключил предохранители и взорвал еще один стог. Я пробовал еще три раза, пока смог контролировать оружие достаточно хорошо, чтобы пробивать им дырки. Трюк был в том, чтобы сосредоточиться на конце луча и наклоняться на работающую винтовку, сдерживая ее. Я разрезал последние два стога просто, чтобы посмотреть, можно ли использовать винтовку, как топор. Можно. Прекрасно. Может, я даже смогу ею разрезать кторра пополам. Если не считать, что не знаю, представится ли мне такая возможность. Я вернулся в машину, положил винтовку в чехол и запер ее в багажнике, шлем тоже. Я ехал к баракам, чувствую себя до смешного счастливым. Словно я что-то доказал себе, хотя и не знал, что именно. 33 Когда я вошел, на постели стоял ящик. Внутри была форма с соответствующими звездочками. Только одна. Предполагалось, что их будет две. Типичная армейская эффективность - в срок всегда выполняется только половина работы. Я достал ее и оглядел. Что-то вызывало во мне неясно тревожное чувство, и совсем не постэффекты пьянства прошлой ночи. Я выблевал большую часть алкоголя, прежде чем он успел попасть в мое кровяное русло, а "Протрезвин" нейтрализовал остаток до того, как он смог нанести мне реальный ущерб. Нет, это было нечто иное, но я не смог понять что. Я просто знал, что если не буду чувствовать себя правильно, надевая эту форму. Она досталась... слишком легко. Все еще размышляя, я повесил ее в шкаф. Я был в душе, когда ввалился Тед. Он даже не снял одежду, просто шагнул под душ и держал голову под струями. - Доброе утро, - сказал я. - О, - сказал он, - уже утро? - Немного поздновато. - Я вытолкал его из-под душа, чтобы прополоскаться. Он осел на стену. - Какой сегодня день?, - спросил он. - Воскресенье. - Какого года? - Все того же. - Я вышел из-под душа и схватил полотенце. Сейчас мне вообще не хотелось говорить с Тедом. Я был полуодет, когда он зашлепал из ванны за мной. - Эй, Джим, - начал он. - Что? - Я извиняюсь, что отсутствовал вчера вечером. То есть сегодняшней ночью. Или этим утром. Вещи просто ушли от меня, вот и все. - О. Ему следовало почуять мою холодность. - Слушай, ты должен понять - пытаясь установить некоторые связи, я делаю это для нас! И я их установил! Вчера я даже не был ни на одном заседании. - О. - Тогда он должен был пропустить сцену в конференц-холле. Я не стал спрашивать. - Нет. Я вел разведку. - Я убежден. - Слушай, это окупилось! Я получил назначение в Корпус Телепатии. Приступаю к обязанностям в среду. Мне должны поставить один из новых широкополосных имплантантов. - О, ужасно. - Правда, Джим! - Он схватил меня за плечи. - Перед чумой вступить в Корпус было Божьим Подарком или по меньшей мере именным актом конгресса. Теперь они в таком отчаяньи, что даже хотят отказаться от психологических тестов. - Их можно понять. - Нет, ты знаешь, что я имею в виду. Да, я знал. - Что ты еще сделал для нас? - Извиняюсь, Джим. Я поговорил о тебе, но ты не специалист. У меня образование электронщика. И я смогу путешествовать. Я оттолкнул его и направился к шкафу. - Послушай, это не все. Помнишь кторра, которого взяли живым? - Да?... - Ну, я посмотрел его прошлой ночью. Он изумителен! - О?... - Да, я встретил девушку, о которой ты рассказывал, Джиллианну! Ты был прав. Она действительно штучка! Потому меня и не было ночью. Я потратил ночь на нее. Она в этом проекте и взяла меня посмотреть не него. Действительно необычно. Было время кормления и... - Тед! Хватит! - Что? - Я не хочу слышать об этом, окей? Он глядел в замешательстве: - Ты уверен? - Уверен. Он вглядывался в меня: - Ты в порядке? - Все прекрасно. - Ты расстроился, что я не зашел за тобою, чтобы ты тоже посмотрел не него? - Нет, не расстроился. - ... потому что если это так, Джимбо, я извиняюсь, но приглашение было на одного. Если понимаешь, что я имею в виду. Я оттолкнул его и начал одеваться. Он сказал: - Эй, у тебя тоже будет шанс. Они собираются показать его на конференции сегодня днем! Его повезут в отель прямо сейчас. Я игнорировал его. И открыл дверцу шкафа. - Эй!, - сказал Тед. - Ужасно! Они уже прислали мне форму! Великолепно! - Я отступил и он снял ее с вешалки: - Как я выгляжу? Лейтенант Теодор Эндрю Нэтениэл Джексон? - Э-э... - Я не стал спорить. Закрыл рот и вернулся в ванную причесаться. - О, выходи, Джон, не порть игру! Поздравь меня! - Поздравляю. - Похоже, ты не это имеешь в виду!, - запричитал он. - Извини. Я бы лучше спал прошлой ночью, зная, что ты помогаешь защищать Америку. - Ну, это твои проблемы. - Не сломай дверь, когда будешь уходить, - сказал я. Он не сломал. - Дерьмо, - сказал я. 34 - Эта штука заряжена? Я поднял глаза. Говоривший был одним из эксцентрично выглядевших офицером, среди которых я оказался, с тех пор как вылез из чоппера. - Да, сэр. Заряжена. - Чей приказ? - Специальные Силы. Он покачал головой: - Извини, солдат. Не здесь. Это операция регулярной армии. - Тем не менее тон, которым он это сказал, означал настоящую армию. Я глянул на его полоски. - Майор, - сказал я, - я получил приказ стоять именно здесь, носить этот шлем и держать эту винтовку. Мне приказали делать это, потому что в клетке за этой занавеской есть большая пурпурно-красная гусеница-людоед. По теории, если тварь как-нибудь вырвется, предполагается, что я остановлю ее. Майор положил мне руку на плечо и подвел к углу сцены. Главный занавес был еще закрыт. - Сынок..., - тепло начал говорить он. - Не называйте меня "сынок". Я офицер. - Лейтенант, - сказал он холодно, - не будьте болваном. Я хочу, чтобы вы ушли со сцены, и другой дергунчик тоже. - Он показал на человека с винтовкой на другом конце сцены. Я обменялся с ним не более чем двумя словами. Я знал о нем лишь то, что его имя Скотт и что он заика. - Извините, сэр. Я не могу сделать это. - Послушай, дурак. По условиям устава конференции предполагается, что это полностью гражданская операция. Военные только оказывают дополнительную помощь и держатся очень низко. Я приказываю вам уйти со сцены. - Да, сэр. Вы дадите приказ в письменном виде, сэр? Он заколебался. Потом сказал: - Послушайте меня, стеклянные стены этой клетки покрыты напыленными кремниевыми монокристаллическими волокнами. Вы всерьез думаете, что это животное сможет проломиться сквозь такие панели? - Не имеет значения, что я думаю, сэр. Вы дадите мне свой приказ в письменном виде? - Кто ваш командир?, - нахмурился он. Я мог бы поцеловать его за вопрос. - Дядя Айра, - ответил я. - Понятно..., - сказал он медленно. Я почти видел, как перекатывались шарики в его башке. - То есть это его приказ? - Да, сэр. - Что ж, - ему хотелось что-то сказать, - ... включите предохранители. Мне не нужны никакие инциденты. - Да, сэр. - Хорошо. Благодарю вас. Займите свой пост. Я вернулся к боку клетки. Как только майор покинул сцену, я снова выключил предохранители. Через несколько минут мимо прошла доктор Цимпф. Она бросила взгляд на меня, на лейтенанта на другом конце сцены и нахмурилась. На момент она исчезла позади сцены, а когда вернулась, направилась прямо ко мне. - Лейтенант? Я поднял защитный щиток: - Мэм? Очевидно, она не узнала меня в шлеме. Прекрасно. Она сказала: - Вы не против, если встанете за кулисами, где аудитория не сможет видеть вас? - Мне кажется, вы говорили, что эти твари опасны. - Я говорила и это действительно так. Но я хочу, чтобы вы не были на виду. Пожалуйста? Я обдумал это. - Конечно. Нет проблем. - И передвинулся. Она пошла поговорить со Скоттом на другом конце и он сделал то же самое. Доктор Цимпф помахала помощнику, им был Джерри Ларсон из секции Молли Партридж. Я удивился, что он делает здесь. Он помахал еще кому-то за сценой и лампы на ней переключились в тусклый красноватый цвет, а после нескольких замеров какими-то хитроумными светодатчиками доктор Цимпф была удовлетворена. Она кивнула Ларсену и тот с другим помощником начали отодвигать занавеси со стеклянной клетки с кторром. Не раздумывая, я опустил щиток на глаза и включил лазерный луч. Красный свет сцены превратился в серый. Луч выглядел как сверхъестественная полоса мерцающего люминисцентного цвета. Вначале они отодвинули занавес с другой стороны и я не видел кторра - только реакцию тех, кто смотрел на него. Их лица были цвета зеленой груши, выражение застыло. Она выглядели, словно зомби. Мне хотелось знать, как остальные участники конференции будут реагировать, когда поднимется главный занавес. Потом остаток занавеса упал со стекла на моей стороне и я тоже увидел кторра. Это был яркий серебристый червь. На отрегулированной картинке шлема его цвет был прекрасен. Он пылал. Почти инстинктивно я поднял ствол винтовки. Мерцающий луч заиграл на мягкой шкуре кторра. Немедленно - словно он мог чувствовать луч - он повернулся и посмотрел на меня. Большие глаза без век сфокусировались на мне с бесстрастным интересом. Тот же взгляд, что на собак. Вот это - последнее, что видел Шоти? Я повел лучом ниже. Я не знал, может ли тварь чувствовать луч или нет, но не хотел раздражать его попусту. Кторр продолжал изучать меня. Он вытянул руки и оперся ими на стекло. Потом двинулся вперед и прижал лицо - если это можно назвать лицом - к холодной поверхности. Рама зловеще затрещала. - Не волнуйся, она выдержит, - сказал кто-то позади меня. Я не обернулся. Просто поднял луч и упирал его в живот кторра, пока тот не отхлынул назад. - Тррллл..., - сказал он. Доктор Цимпф подошла к клетке, игнорируя кторра, и наклонилась проверить переднюю часть платформы. Она казалась встревоженной. Подняла край пыльной оборки и вглядывалась в опору. Подозвала Ларсена и оба наклонились посмотреть. - Мне кажется, я слышала треск, - сказала она. - На ваш взгляд, здесь все в порядке? Он кивнул: - В порядке, - и посмотрел на часы: - Вам лучше начинать. - Хорошо. - Она поднялась: - Пожалуйста, освободите сцену. - Повысив голос, она повторила команду: - Если у вас нет красного значка, вы не имеете права находиться здесь. - Она прошла на мой конец сцены и выглянула за краешек главного занавеса. Удовлетворившись увиденным, кивнула. - Пересчитываете головы?, - спросил я. - Что? - Она посмотрела на меня, словно удивляясь, что я могу говорить. - Просто проверяю заполненность зала. - Подхватив клипборд со стойки, где его оставила, она большим пальцем сделала жест Ларсену на другой стороне сцены и вышла к рампе перед занавесом. Должно быть, ее осветили прожектором, потому что со своей стороны я видел, как яркое пятно трепещет на складках тяжелой ткани. За кулисами ее было ясно слышно: - Я не предполагаю сегодня делать большое введение, даже если наше собрание идет вне программы. Но после, э-э, горячей вчерашней дискуссии о том, насколько именно могут быть опасны гастропеды, мы подумали, что лучше показать вам нашего единственного живого представителя, чтобы вы могли судить сами. Кторр снова смотрел на меня. Мне хотелось, чтобы он повернулся и посмотрел на парня с другой стороны. Он более мясистый, чем я. - Теперь, перед тем, как мы поднимем занавес, я хочу предостеречь всех вас не делать снимков со вспышкой. Мы также просим, чтобы вы вели себя по возможности тихо. Мы выключим весь свет и осветим гастропеда прожектором. Мы не уверены, как он будет реагировать на большую аудиторию, поэтому будем отвлекать его светом. По этой причине крайне необходимо, чтобы вы не производили лишних звуков. Кторра зачаровал голос доктора Цимпф. Он шарил глазами туда-сюда, пытаясь определить источник звука. Если у него были внешние уши, то я их не видел. Я предполагаю, что причиной была весьма плотная атмосфера Кторра. Она определенно связана с большей силой тяжести. Звуковые волны должны быть более интенсивными и ощущаться громче. Уши создания могли быть значительно меньше. Но стал бы на Земле его слух лучше или хуже? А может, ему вообще не нужны уши? Может, он мог слышать всем своим телом? Может, он мог даже видеть всем своим телом? - Хорошо, теперь, - говорила доктор Цимпф, - помните, что надо вести себя очень тихо. Пожалуйста, поднимите занавес. Он медленно поднялся, словно вход в ангар. Единственный розовый луч света лился в него, расширяясь, пока занавес шел вверх. Кторр повернулся посмотреть на луч. Я услышал вздохи изумления из тьмы. Доктор Цимпф не говорила ничего. Присутствия кторра было достаточно. Он вытянул руки и начал исследовать переднюю стенку клетки, словно пытаясь добраться до света. Я тронул регулятор контраста на шлеме и луч прожектора ослаб. Аудитория за ним была в глубокой зеленой тьме. Я повернул регулятор еще немного и яркие части образов ослабли, темные зоны стали ярче. Теперь я видел всю аудиторию. Присутствующие были очень взволнованы и неспокойны. Я видел, как они возбужденно перешептывались. Я слышал как они скрипели креслами. Кторр скользнул вперед, подняв переднюю треть тела на стекло. Я услышал внезапный вздох аудитории. Зверь должно быть тоже услышал его, он колебался и вглядывался, пытаясь разглядеть пространство за светом. Он застыл в этом положении. В третий раз я видел кторра вот так встающим на дыбы: что означала эта позиция на телесном языке кторров? Вызов? Прелюдия к атаке? Я снова осмотрел аудиторию. Я мог разглядеть лица в нескольких первых рядах. В дальнем конце переднего ряда сидела Лизард. Я не узнал парня рядом с ней, он был похож на полковника, которого я видел днем раньше. Рядом с ним сидел Фромкин, одетый в очередную глупо выглядевшую старомодную гофрированную рубашку. Все смотрелись странными бледно-зелеными тенями. Пока я наблюдал, помощник подошел к Лизард и склонился что-то шепнуть. Она кивнула и поднялась. Полковник поднялся с нею. Фромкин немного выждал, потом последовал за ними к боку аудитории. Я знал этот выход. Через эту дверь Валлачстейн вытолкал меня. Кторр соскользнул со стекла. Он повернулся в клетке, изучая длину и ширину своими странно деликатными руками. Посмотрел на меня, потом повернулся и посмотрел на другого охранника. Понимал ли он, зачем мы здесь? Вполне возможно. Он снова обратил взгляд на меня. Я боялся смотреть ему в глаза. Он повернулся, изучаю присутствующих. Мигая, вглядывался сквозь свет прожектора. Я не мог слышать "спат-фат" через стекло. Он продолжал мигать и я удивлялся, чего бы это значило. Казалось, его глаза сжимались. Он снова уставился на присутствующих и на этот раз было похоже, что он видел их сквозь прожектор. Теперь в аудитории было много пустых мест, в основном в концах рядов. Я больше не видел знакомых, разве что пару лиц. Сидел парень с запором, с которым говорил Тед. И Джиллианна. Было ли это плодом моего воображения или ее лицо действительно светилось несколько ярче, чем лица людей рядом с нею? Кторр снова скользнул вперед, более обдуманным движением. Он все лился и лился вперед, подняв более половины тела на переднее стекло. Я нацелил луч прямо в его бок. Пара человек в аудитории нервно встала, показывая на сцену. Некоторые даже стали выбираться в проходы. Я удивлялся, как близки мы к панике. Безмолвная презентация доктора Цимпф гораздо эффективнее запугала членов конференции, чем все другое, что можно было сделать. Краешком глаза я уловил движение. Доктор Цимпф подняла свой клипборд и сошла с подиума. Что она указала кому-то на противоположном конце сцены?... Я услышал кр-а-ак стекла, прежде чем понял что это. Я повернулся вовремя, чтобы увидеть, как кторр падает вперед с дождем стеклянных фрагментов. Они сверкали вокруг него, как крошечные вспыхивающие звезды. Одним плавным движением он прошел сквозь стекло и упал со сцены в визжащую аудиторию. Он ударился в передние ряды, как лавина. Я вел за ним лучом - поколебавшись полсекунды, я понял, что придется стрелять в переполненной аудитории - потом все же нажал крючок. Кторр встал на дыбы с бьющейся женщиной в пасти. Он бросил ее и развернулся, и я увидел, что еще несколько человек корчатся под ним. Я выстрелил снова. Там, где луч касался его бока, я вырвал большие куски плоти - но даже не замедлил его! Я не мог сказать, работает ли луч другого охранника, не думаю, что так. Я видел, что он тоже стреляет - линия кроваво-черных дыр появилась на серебристом боку кторра, но он оставался яростным и бешеным. От второго стрелка было не больше толка, чем от меня. Кторр вертелся, раскачивался и набрасывался. Он подымался, падал и подымался снова, глаза шарили туда-сюда, челюсти работали, как машина. Даже на таком расстоянии я видел брызги крови. Зверь снова встал на дыбы с очередной жертвой в пасти. Другой охранник уронил свою винтовку и побежал. Аудитория превратилась в визжащий сумасшедший дом. Зеленоватые манекены мчались к выходам. Толпы сваливались у дверей в большие клубки борющихся тел, застревая и топча друг друга. Кторр заметил это, его глаза сверкнули на тот и другой выход. Он бросил тело, свисающее из пасти, и двинулся. Кторр прыгнул через ряды и приземлился среди визжащих людей, сминая их на пол или пригвождая к креслам. Он перетек в проход. Он выхватывал людей и бросал их, он набрасывался на них, как на тех собак - но это была не еда! Он был в бешенстве убийства! Я не сознавал, что делаю. Я побежал вперед, спрыгнул с края сцены, чуть не потерял равновесие, удержался, и помчался к серебристому ужасу. Я повернул бело-красно-голубой луч на него и нажал крючок, нажал крючок - пытаясь прорубить линию на плоти кторра, пытаясь перерубить бестию пополам. Вокруг него валялись люди. Большинство не шевелилось. Немногие пытались ползти. Я перестал задумываться, находятся ли они на линии огня. Это не имело значения. Их единственная надежда была в том, как быстро я смогу остановить эту тварь. Я подскользнулся на чем-то мокром и меня развернуло в сторону. Я увидел, как луч резанул по стенам: - О боже! Вот оно! Но кторр даже не повернулся ко мне. Пока. Я вскарабкался на ноги. Кторр был ужасающе близко. Он развернулся и опять пробивал свой путь в проход. Теперь я видел со страшной ясностью, как именно он убивал. Он высоко вздыбил переднюю часть тела и бросил ее прямо на жертву, на этот раз на члена китайской делегации, стройного молодого человека - нет, девушку! Ей было не более шестнадцати. Тварь пригвоздила кричащую девушку к полу зубастой пастью, потом, удерживая ее черными, странно двухсуставчатыми руками, кторр дернулся - но его рот был похож на рот тысяченожки, со многими рядами зубов, наклоненных внутрь. Он не мог остановиться жрать! Он не мог остановиться заглатывать что-нибудь, пока объект не будет насильно вырван у него из пасти! Вот почему тварь удерживала тела внизу - только так она и могла высвободиться. В результате тело разрывалось так основательно, словно было пропущено через молотилку. Китаянка визжала, дергалась, тряслась - потом затихла. Кторр поднялся и начал поворачиваться, и я видел как человеческие внутренности свисали из его пасти. Вокруг валялись тела - страшно разорванные и искалеченные. Они умерли ужасной смертью. Я тронул лучом плечи зверя. Руки прикреплялись к горбу на его спине. Если удастся не позволить ему удерживать людей, он лишится рычага и не сможет высвободиться. Он подавится одной жертвой! Я сильно нажал на спуск и вырвал куски мяса из серебристого тела кторра. Но отвратительные руки продолжали двигаться! И тварь стала поворачиваться ко мне... Я продолжал огонь! Бок кторра превратился во взрывающуюся массу плоти. Внезапно рука упала и, болтаясь, повисла. Он неустойчиво дергался и черная кровь хлестала из раны. В адском видении шлема я различал ее поток в виде розового пара, подымающегося от серебристого тела. Остальной мир был серым, зеленым и оранжевым фоном этого ужаса. Я не видел другую руку и не мог в нее стрелять - тело кторра блокировало выстрел. Я тронул лучом его глаза и нажал на спуск! Снова и снова! Винтовка дергалась у плеча, а кторр пронзительно кричал и ревел. Один глаз кторра исчез, оставив кровавую дыру. Целая гора плоти лопнула как желе. Кторр теперь вздымался и вздымался, открывая испещренный темным живот - он хочет броситься на меня?! - и потом пронзительно закричал! Мучительный, высокий вой ярости! "Кторррр! Кторррр!" Не раздумывая, я подался назад, ноги скользили на кровавом полу аудитории. Ряды кресел были вырваны со своих мест весом чудовища, множество людей было задавлено ими. Зверь не обращал на них внимания. Он прекратил реветь и сосредоточился. Он посмотрел на меня и понял. На одно ужасное мгновение мы оба - человек и кторр - установили контакт без слов! Я понял этот крик ярости и боли: - Убей! Мгновение кончилось. А потом он пошел на меня. Он наклонил тело вперед и потек по сидениям, наплывая на меня, как река зубов. Я уколол лучом другой его глаз и открыл огонь - попытался открыть. Ничего не произошло - кончились патроны - пустой магазин выскочил и загремел по полу. Я нащупал второй магазин и, отступая, вставил его на место. Когда я снова нажал на спуск, другой глаз чудовища взорвался дымящимся облаком. Это даже не замедлило его! Даже слепой кторр еще мог чувствовать свою добычу! Он ощущал мой страх? Я теперь вопил, бессловный гнев богохульства, стена непристойной ярости, которую я воздвигал против ужаса! Я двигался по ту сторону страха, в состоянии, когда любое действие происходит в медленном темпе, так медленно, что я видел полет каждой капли, шевеление каждого мускула, но даже тогда я не мог двигаться достаточно быстро, чтобы избежать грозящей смерти. Кторр снова вздыбился и на этот раз он был достаточно близок для удара. Я вонзил луч ему в пасть и рассек ее в кровавую кашу. Я отчаянно давил на курок и прочертил визжащую кровавую линию вниз и вверх по чудовищу. Серебристая шкура была исполосована красным и черным. Кторр башней навис надо мной, содрогаясь от каждого попадания игл из винтовки, одна рука бесполезно болталась, другая бешено хватала воздух, глаза превратились в алый пудинг, в пасти судорожно дергались зубы... Где-то в этой дергающейся массе плоти был мозг, центр управления - что-то! Я снова нажал на курок и второй магазин выскочил пустым. Я потянулся к поясу за очередным магазином - а потом кторр повалился вперед на меня и я отключился. 35 Кто-то звал меня. А-а. Уходи. - Вставай, Джим. Время просыпаться. Нет, оставь меня в покое. Она трясла мое плечо: - Вставай, Джим. - Ста... ме... по... - Вставай, Джим. - Чего ты хочешь?... Она продолжала трясти меня: - Вставай, Джим. Я хотел смахнуть ее руку. Но не смог поднять свою. - Чего тебе надо, черт побери? - Вставай, Джим. Я не мог шевельнуть рукой. - У меня не шевелятся руки! - Ты под капельницей. Обещай не дергаться, и я освобожу тебе руку. - У меня не шевелятся руки! - Обещай не выдергивать капельницу! - Развяжи меня! - Я не могу, Джим. Пока не дашь обещание. - Да, да, обещаю! - Я знал этот голос. Кто она? - Развяжи меня! Кто-то что-то делал с моей рукой. Потом я освободился. Смог пошевелиться. - Зачем ты разбудила меня? - Потому что надо просыпаться. - Нет. Не хочу. Оставь меня. - Нет. Мне надо оставаться с тобой. - Нет, я хочу умереть. Кторр убил меня... - Нет, не убил. Ты убил его. - Нет. Я хочу быть мертвым. Как все. - Ты не должен, Джим. Теду это не понравится. - Тед дурак. И его даже нет здесь. - Я хотел знать, где я. Я хотел знать, с кем говорю. Она держала меня за руку. - Я тоже хочу быть мертвым. Все будут мертвы, почему нельзя мне? - Потому что, раз ты мертв, то уже не можешь изменить свое мнение. - Я не хочу менять свое мнение. Быть мертвым - не может быть плохо во всем. Никто из мертвых не жаловался, не так ли? Как Шоти. Шоти мертв. Он был моим лучшим другом, а я даже не знал его. И мой папа. И пес Марсии. И девочка. О боже..., - я начал плакать, - ... мы застрелили девочку! Я был там и видел! И доктор Обама - она сказала мне, что все правильно! Но это не так! Все это - дерьмо! Она осталась мертвой! Мы даже не попытались спасти ее! А я не видел никаких кторров! Все говорили, что были кторры, но я не видел никаких кторров! - Я вытер лицо, вытер каплю под носом. - Я не верю в этих кторров. Я не видел даже фотографий. Как я мог знать? - Слова пузырились у меня в горле, тесня друг друга. - Я видел, как кторр убил Шоти. Я сжег его. И я видел, как они кормили кторра собаками. Псом Марсии. Я видел, как они притащили кторра на сцену. Доктор Цимпф проверила стекло - о боже!, я видел, как оно треснуло. Кторр просто выплеснулся в аудиторию. Я видел, как люди бежали, я видел это... - Я захлебнулся собственным рыданием. Она крепко держала меня за руку... Я снова вытер лицо, она дала мне платок. Я взял его и утер глаза. Я удивлялся, почему я плачу? И почему я говорю все это? - Не уходи!, - внезапно сказал я. - Я здесь. - Останься со мной. - Все в порядке, я здесь. - Кто ты? - Динни. - Динни? Не знаю никакой Динни. - Или знаю? Почему имя звучит так знакомо? - Что со мной? Она похлопала меня по руке: - Ничего такого, что нельзя вылечить. Ты перестал плакать? Я обдумал это. - Да, кажется. - Ты хочешь открыть глаза? - Нет. - Окей. Не открывай. Я открыл глаза. Зеленое. Потолок зеленый. Комната маленькая и полутемная. Госпиталь? Я недоуменно помигал. - Где я? - Мемориал Рейгана. Я повернул голову, посмотреть на нее. Она не выглядела так страшно, как мне запомнилось. Она все еще держала мою руку. - Хай, - сказал я. - Хай, - ответила она. - Чувствуешь лучше? Я кивнул. - Зачем ты разбудила меня? - Правила. После операции под пентоталом всех будят, чтобы быть уверенным, что они управляют своим дыханием. - О, - сказал я. Я был накрыт одеялами. И ничего не чувствовал. - Что произошло? Она глядела печально: - Кторр убил двадцать три человека. Еще четырнадцать погибли в панике. Тридцать четыре ранено, пятеро - в критическом состоянии. Двое, по-видимому, не выживут. - Она критически осмотрела меня. - Если хочешь - спрашивай. Я начал спрашивать: - Кто... - Но голос сорвался и я не закончил фразу. - Что кто? - Кто убит? - Имена еще не огласили. - О. Так ты не знаешь. Я не понял выражения ее лица. Она смотрела со странным удовлетворением: - Ну, кое-что я могу сказать. Некоторые делегации от четвертого мира надо собирать заново. Мы заполнили ими два крыла больницы и морг. Они все сидели в пяти первых рядах. Червь прошелся по целой секции. Что-то мне пришло на ум, но я не стал говорить. Вместо этого я спросил: - Как он вырвался? - Для клетки взяли неверный сорт стекла. Думали, что стекло выдерживает стократную нагрузку. А оно выдерживало только десятикратную. Началось расследование, но похоже на какую-то ошибку в поставках. Никто не знает. Я попытался сесть и не смог. Я был привязан к постели. - Эй, не надо, - сказала Динни, мягко положив мне руку на грудь. - У тебя сломано пять ребер и проколото легкое. Тебе повезло, что не задеты большие сосуды. Ты был под кторром пятнадцать минут, пока мы вытащили тебя. Из этого по меньшей мере тринадцать минут ты был на кислороде. - Кто?... - Я. Тебе повезло, парень, потому что в этом я очень разбираюсь. Хорошо, что ты шагнул назад перед тем, как он упал на тебя, иначе я не подобралась бы к твоему лицу с маской, а к груди с тампером. Только всемером смогли откатить кторра. Хотели сжечь его, но я не дала. Поблагодаришь меня потом. Они не очень обрадовались этому. Однако, кто так сердит на тебя? Я никогда не видела так много злых людей с факелами. Но я не бросаю своих пациентов. Кстати, мне кажется, одно сломанное ребро - мое. Не спрашивай. Я не могла быть кроткой. О, у тебя еще разбита коленная чашечка. Ты был на столе пять часов. - Она поколебалась, потом проговорила одними губами: - Нарочно. - Что? Она склонилась надо мной взбить подушку и прошептала мне в ухо: - Кто-то не хотел, чтобы мы спасли тебя. - Что? - Извини, - сказала она в голос. - Сейчас я взобью получше. - И снова зашептала: - Хотели, чтобы ты умер на столе. Но здесь ты под защитой медицины и никому не позволено видеть тебя без сиделки. То есть, без меня. - Э-э... - Я закрыл рот. Снова присев, она сказала: - Кстати, наверное, ты - герой. В том зале некоторые двери оказались заперты. Не говори, сколько людей эта тварь могла убить, если б ты не остановил ее перед тем, как появилась остальная кавалерия. - О. - Я припомнил, как кторр повернулся и ринулся на меня, и внезапно мне стало тошно... Динни бросила тревожный взгляд на мое лицо и мигом была рядом с тазиком. Мой желудок накренился, горло свело и холодные железные когти впились в грудь... - Вот!, - она сунула мне в руки подушку и повернула меня так, что я повалился на подушку животом. - Наклонись сюда. ... ничего не получилось. Я дергался от приступов тошноты. Каждый раз боль терзала меня заново. - Не беспокойся о швах - тебя хорошо заклеили. Я сделала это сама. Ты не разорвешься. Тошнота, однако, прошла. Боль все стерла. Я взглянул на Динни. Она улыбнулась в ответ. И в этот момент я снова вознегодовал не нее. За такую фамильярность. А потом почувствовал вину за то, что требовал от нее так много. А потом вознегодовал за то, что из-за нее чувствовал вину. - Как чувствуешь теперь? Я произвел инвентаризацию: - Как дерьмо. - Правильно. Ты и выглядишь так. - Она встала, подошла к двери и посвистела: - Эй, Фидо!... Больничный робот РОВЕР вкатился и подъехал к постели. Она вытащила пригоршню датчиков из корзинки сверху - они выглядели, как покерные фишки - и начала прикреплять их к разным точкам моей груди, ко лбу, к шее и рукам. - Три для ЭКГ, три для ЭЭГ, два для давления и пульса, два для паталогоанатома, один для больничного счета и еще один на счастье, - сказала она, повторяя считалку медсестер. - Для счета?, - спросил я. - Конечно. Твой кредит автоматически проверяется, когда ты ложишься сюда, так что мы знаем, сколько записывать. - А, ну конечно. Она повернулась к РОВЕРу и изучила экран: - Ну, что ж, плохие новости для твоих врагов. Ты будешь жить. Но маленький совет: в следующий раз, когда ты захочешь трахаться с кторром, будь мужчиной. Сверху ты будешь гораздо сохраннее. Она повыдергала датчики и бросила в корзинку: - Теперь я тебя покину. Сможешь уснуть сам или включить жужжалку? Я покачал головой. - Ужас. Я вернусь с завтраком. И я снова остался один. С моими мыслями. Мне следовало подумать о многом. Но я заснул прежде, чем смог рассортировать темы. 36 Я снова оказался в классе Уайтлоу. Я был в панике. Я не подготовился к экзамену даже не знал, что он будет. А это - последний экзамен! Я огляделся. Здесь сидели люди, которых я не знал, но вглядевшись в их лица, я понял, что они мне знакомы. Шоти, Дюк, Тед, Лизард, Марсия, полковник Валлачстейн, японская леди, смуглый парень, Динни, доктор Фромкин, Пол Джастроу, Мэгги, Тим, Марк - и папа. И еще множество людей, которых я не узнал. Многовато. Уайтлоу на преподавательском месте произносил какие-то звуки. Они не имели смысла. Я встал и сказал это. Он посмотрел на меня. Они все посмотрели на меня. Я стоял на преподавательском месте, а Уайтлоу сидел в моем кресле. Девочка в коричневом платье сидела в переднем ряду. Рядом с ней вздымался гигантский оранжево-красный кторр. Он обратил черноглазый взгляд на меня и, казалось, устраивался слушать. - Давай, Джим!, - проревел Уайтлоу. - Мы ждем! Я злился. Не зная, почему. - Хорошо, - сказал я. - Слушайте, я знаю, что я зануда и дурак. Это очевидно. Но, глядите, все, что я сделал - только предполагал, что остальные не таковы. Я имею в виду, что слушаю здесь, как вы шумите, словно делаете что-то полезное, а я-то верю вам! Какой дурак! Истина в том, что вы вообще не знаете, что делаете, не более, чем я, так что я говорю вам: мой опыт так же важен, или неважен, как и ваш. Но как бы то ни было, это мой опыт, и я - тот, кто отвечает за него. Они зааплодировали. Уайтлоу поднял руку. Я кивнул ему. Он встал: - Уже время, - сказал он. И сел. - Вы - хуже всех, Уайтлоу!, - сказал я. - Вы весьма преуспели, накачивая вашу чепуху в головы других людей, и она болтается там годы спустя. Я имею в виду, что вы дали всем нам великую систему убеждений, как прожить наши жизни, а когда мы пытаемся следовать им - они не работают. Они только приводят к неадекватному поведению. Уайтлоу сказал: - Тебе лучше знать. Я никогда не давал тебе систему убеждений. Я дал только способность быть независимым от системы убеждений, поэтому ты можешь управляться с фактами, как они тебе кажутся. - Да? Поэтому каждый раз, когда я пытаюсь это делать, вы приходите и читаете мне очередную лекцию? Уайтлоу сказал: - Если ты приглашаешь меня в свою голову и позволяешь читать мне лекцию, то это твоя ошибка. Не я делаю это, а ты. Ты сам читаешь себе лекции. Я умер, Джим. Я мертв уже два года. Ты знаешь это. Поэтому перестань просить у меня совета. Ты живешь в мире, о котором я ничего не знаю. Перестань просить моего совета и тебе станет чертовски лучше. Или спроси совет, если совета ты хочешь - и если он не годиться, забудь его. Пойми, дурак: совет это не приказ, это всего лишь еще один выбор для личности. Он предполагает только расширение перспективного взгляда на вещи. Так и относись к нему. Но не обвиняй меня в том, что ты не умеешь слушать. - Наверное, вы всегда правы?, - спросил я. - Иногда это страшно надоедает. Уайтлоу пожал плечами: - Прости, сынок. Таким способом ты продолжаешь творить меня. Он был прав. Снова. Он всегда был прав. Потому что именно так я всегда буду творить его. Другие руки не поднимались. - Теперь мы чисты? Я могу начать жить заново? Хорошо. Я посмотрел на девочку в коричневом платье. У нее не было лица. Потом оно появилось. Это было лицо Марсии... лицо Джиллианны... лицо Лизард... Я повернулся к кторру: - У меня несколько вопросов к вам, - сказал я. Он кивнул глазами, потом снова посмотрел мне в лицо. - Кто вы?, - спросил я. Кторр заговорил голосом, похожим на шепот : - Я не знаю, - сказал он. - Пока. - Какие вы? Вы разумны? Или какие? Вы захватчики? Или ударные части? Кторр снова сказал: - Я не знаю. - А как насчет купола? Почему внутри был четвертый кторр? Кторр поводи глазами туда-сюда, кторров эквивалент покачивания головой. - Я не знаю, - сказал он и его голос стал громче. Словно ветер. - Как вы очутились здесь? Где ваши корабли? - Я не знаю, - сказал он. Теперь он рычал. - Как мы можем говорить с вами?... - Я НЕ ЗНАЮ! - И он стал вздыматься передо мной, словно готовясь к атаке... - Я ЗДЕСЬ НА СЛУЖБЕ!, - рявкнул я в ответ, - И МНЕ НУЖНЫ ОТВЕТЫ! - Я НЕ ЗНАЮ!!, - пронзительно завопил кторр - и взорвался, разлетевшись на тысячу пылающих кусков, уничтожив себя, уничтожив меня, уничтожив девочку рядом с ним, классную комнату, Уайтлоу, Шоти, всех присутствующих, бросив все во тьму. 37 Тед сидел в кресле, глядя на меня. Голова была перевязана. - Он тебя тоже достал?, - спросил я. - Кто меня достал? - Кторр. Голова перевязана - кторр достал тебя тоже? Он улыбнулся: - Джим, сегодня среда. Просто сегодня утром мне сделали операцию. Они не разрешили проведать тебя до того. - Какую операцию? - И потом я вспомнил: - О!, - и проснулся. - Среда? - Я начал садиться, не смог, и снова упал на постель. - Среда? Действительно? - Ага. - Я был без сознания три дня? - Не больше обычного, - сказал Тед. - Знаешь, с тобой трудно говорить о чем-либо. - Потом, увидев мое выражение, добавил: - Ты парил туда-сюда. Тебя искололи снотворными. Как и большинство других. У них так много пациентов, что они просто привязали каждого к койке и подключили к аппаратам. Ты один из первых, кто проснулся. Мне пришлось подергать за веревочки, чтобы устроить это. Я хотел получить шанс повидаться с тобой - сказать гудбай. - Гудбай? Он потрогал повязку на голове: - Видишь? Мне сделали операцию. Пересадку. Теперь я в Корпусе Телепатии. Перевод стал официальным, когда имплантант заработал. - Он работает? Ты принимаешь? Тед покачал головой: - Нет. Пока нет. Вначале мне надо пройти двухнедельную подготовку, чтобы научиться чувствовать сильнее. Но я уже передаю. Они постоянно записывают меня, калибруют мои соединения и запоминают мое самоощущение, чтобы я не забыл, кто я есть на самом деле, в общем, все такое. Это очень сложно. Тренировка предназначена для реабилитации способности ощущать. Ты знаешь, что мы проводим большую часть жизни бессознательно, Джим? Перед тем, как стать телепатом, надо пробудиться, это похоже на пригоршню ледяной воды, брошенной в лицо. Но это невероятно! - Я вижу, - осторожно сказал я. Его глаза блестели. Лицо сияло. Он выглядел как человек, одержимый видениями. Потом он засмеялся - над собой: - Я понимаю, это звучит странно. Быть телепатом - дерзкоt приключение, Джим, надо включаться в сеть. Но это открывает целый новый мир! - Ты уже работал на прием? - Чуть-чуть. Только чтобы они убедились, что связи включились. Джим, я знаю, это звучит глупо, но я делаю самые чудесные вещи! Я пробую ванильное мороженое! То есть кто-то другой его пробует, но я пробую вместе с ней. И я целую рыжую. И нюхаю цветок. Глажу котенка. Кубик льда! Ты когда-нибудь ощущал по-настоящему, что такое холод? Я покачал головой. Я был поражен изменениями в Теде. Что они сделали с ним? - Э-э, почему? В чем причина? - Чтобы убедиться, что я могу чувствовать вещи, - объяснил он. Он сказал это спокойно. - Знаешь, пробуем давление, жару, холод, тактильное ощущение, вкус, зрение - все такое. Как только они убедятся, что входные цепи работают удовлетворительно, тогда попробуем широковещание. Только вначале мне надо потренировать естественную способность ощущать живых. Vне нельзя передавать ложные сообщения, если я почувствую себя разболтанно, это должно сказаться на моем восприятии. Поэтому мне надо это преодолеть. Боже, это ужасно! Я люблю это! - Он остановился и посмотрел на меня: - Вот так, Джим. А что у тебя нового? Я не смог удержаться. И начал хихикать. - Ну, я убил кторра. Еще одного. - Да. Я слышал. Видел записи. Они прошли по всем каналам новостей. Ты не поверишь, что началось! Большего гама я еще не видел. - В самом деле? - Блеск! Самый забавный политический цирк после того, как вице-президент был найден в постели с генеральным прокурором. Все бегают и вопят, что небеса рушатся, и почему никто ничего не делает? Африканцы расстроены больше всех. Они потеряли самых громких крикунов. - Вау, - сказал я. - Кого? - Ну, докторов Т!Кунга и Т!Кая - и доктора Квонга, с кем ты спорил. Я фыркнул, припомнив: - Поэтическая справедливость. Кто еще? Я видел Лизард в зале. Она не пострадала? - Кто? - Майор Тирелли. Пилот чоппера. - А, она. Нет, я видел ее на похоронах. Для жертв устроили мессу. Останки кремировали из-за опасения, что укусы кторра оставили в них споры. - О, хорошо. Мы помолчали немного. Просто глядели друг на друга. Его лицо пылало. Он выглядел как очень застенчивый школьник, пылкий и возбужденный. Он был не похож на себя. В это мгновение я понял, что на самом деле он мне нравился. - Ну, вот, - сказал он. - Как ты себя чувствуешь? - Кажется, прекрасно. Оцепенело, - улыбнулся я. - Как сам? - Очень хорошо. Слегка напуган. Я изучал его лицо. Он без стыда глядел в ответ. Я сказал: - Знаешь, у нас было не много времени поговорить с тех пор, как мы приехали сюда. Он кивнул. - Может, я говорю с тобой в последний раз. - Да, может быть. - Да, - сказал я. - Я хочу признаться, что злился на тебя. Я думал, что ты поступаешь как настоящий дурак. - Забавно. Я думал о тебе то же самое. - Да. Но мне кажется, я просто хочу, чтобы ты это знал, э-э, я уважаю тебя. Сильно. Он казался пораженным. - Да. Я тоже. - Потом он сделал нечто для него нехарактерное. Он подошел к постели, присел не нее, наклонился ко мне и крепко обнял. Он поглядел мне в глаза и поцеловал, легко коснувшись губ губами. Погладил мою щеку. - Если я не увижу тебя снова..., - сказал он, - ... а такая возможность есть, если я не увижу тебя снова, я хочу, чтобы ты это знал. Я люблю тебя. Большую часть времени ты просто гнусен, но я люблю тебя вопреки себе. - Он снова поцеловал меня и на этот раз я не устоял. Слезы застили мне глаза, не знаю, почему.