Счета не было, сеньора, Бравшим вас на щит солдатам; Войско меньшее, должно быть, Брало Рим при Карле Пятом. Пишете, что схож глазами Я с рожденной вами шельмой, - Мне сдается, ваши глазки Разгорелись на кошель мой. Пишете: ко мне исполнен Он почтением сыновним И признать по сей причине Должен семя я свое в нем. Все мои черты в ребенке Знать хочу для пользы дела: Ведь родитель есть отдельный Каждой части его тела. В складчину младенец создан, - Лишь вооружась ланцетом, Можно выделить частицу, Сделанную мной при этом. Кто с уверенностью скажет О родившемся парнишке: "Мой от шеи до колена", "Мой от попки до лодыжки"? Кто вам перечислить сможет Все, что сделал, по порядку? Кто признается, что в спешке Он сработал только пятку? Нет, такие песни пойте Евнухам, а не мужчинам: Те, чтоб силу в них признали, И осла признают сыном. Не блещу я красотою, Есть в наружности пороки: Я левша, я лопоухий, Косоглазый, кривобокий, - Так что пусть меня поджарит На костре Святая Братья, Если мальчик добровольно Кинется в мои объятья. Постреленок, окрещенный Двадцать раз по крайней мере, Выучит ли, как он назван И в какой крещен он вере? То-то зрелище на славу Нам представится во храме, Если там сойдутся вместе Все папаши с кумовьями! Тут предстанет и ученый Богослов - быть может, сыну Он от приношений паствы Предоставит десятину; Будет и почтенный старец (Жаль вот - ум зашел за разум)- Он любой поверит чуши Даже не моргнувши глазом; И виноторговец-скряга - Мысль о собственном ребенке Побудит его, быть может, Разориться на пеленки. Утверждать, что я родитель, Неразумно и жестоко: Истину тут распознает Лишь всевидящее око. Соучастник - да, пожалуй: Был за мной грех любострастья, - Ах, к источнику отрады Восхотел, увы, припасть я. Пусть другие ищут гавань, Мне ж вольней в открытом море: Ведь когда тебя зачалят, Век свой будешь мыкать горе. Но, раз не совсем чужой он И моей причастен плоти, - Верю в то, что поприличней Вы отца ему найдете. Я не себялюбец черствый, Общего я не присвою: Пусть уж для других родится, Будь зачат он даже мною. Всем и каждому "отцом" быть - Это надо быть прелатом; Мне же честь и в том, что сводне Прихожусь я сводным братом. Писано тогда-то, там-то; Подписи своей не ставлю, Ибо сочиненьем этим Вряд ли я себя прославлю. Не надписываю адрес, Веря, что письмо, однако, К вам дойдет: вас в околотке Знает каждая собака. Перевод М. Донского x x x Те, кто в погоне за твоим товаром Способны поднести лишь мадригал, В ответ не удостоятся похвал, Неблагодарность заслужив недаром. Пускай зудят - мол, обрекаешь карам Ты, как Далила, - что бы там ни врал Ударившийся в выспренность бахвал, Ты без даров не соблазнишься даром. Все те, кто не из Марсова колена, Тебя к любви лишь золотом склонят, А нет его, - как ни склоняй колена, Бессилен шквал стихов и серенад, Пером не завоюешь Телемсена: Амур - дитя и лишь подаркам рад. Перевод Д. Шнеерсона ОБЛИЧАЮ ЛЮБОВЬ Слеп Амур, но в наше время, В том поклясться я могу, Все увидит, только стоит Показать ему деньгу. Кошелек открой - он зрячий, Душу - слепнет, словно крот. Ложью, плутнями любого Ловкача он проведет. Но теперь мальчишка дерзкий Пусть нальет в колчан чернил, - У него давно писаки Перья выдрали из крыл. От весьма достойной пары В мир явился сорванец: Мать, рожденная из пены, Грязный и хромой отец. Маму выловил из моря Сетью некий рыболов Для трясения кроватей, Уминанья тюфяков. Эта славная сеньора С кузнецом вступила в брак, Но при этом обожала За длину мечей вояк. И сама была предоброй Кузней: все, кому не грех, В этом горне жар вздували И качали этот мех. Нас любовь дурит, дурманит, Отнимает ум и честь, Заставляет все до нитки На ее алтарь принесть. Так умильно умоляет Верить, нежностью слепя, И душой клянется, чтобы Душу вынуть из тебя. Вот ко мне она явилась, Вздев невинности убор, - Скрыта платьем лиходейность, Чист и целомудрен взор. Хоть в желаниях скоромна, Принимает скромный вид, Хочет денег, денег, денег И надеждою манит. Честность тут лишь при посулах, При расчете - плутовство: Обдирает, словно липку, Верующих божество. Обещание блаженства У нее горит в очах - Я не прочь, коль это даром, Но за деньги я - монах. На такие предложенья Я машу в ответ большой Сплошь обтянутою кожей Бородатой булавой. Но когда богами были Пауки да мошкара, Был Амур в великой силе, То была его пора. Он изрядно забавлялся, Превзойдя всех шутников: Юношей влюблял в скульптуры, А девиц влюблял в быков. Двух любовников однажды В два яйца он превратил И, одно сварив, глазунью Из другого сотворил. Он белянок в мавританок Превращал, окрасив их Лица черной шелковицей, - Как красильщик был он лих. Одного глупца он сделал Виноградною лозой, Даму, что тянулась к гроздам, Вмиг оборотил скалой. Но ведь это - только малость Из Амуровых проказ, Коль припомнить все, до завтра Я не кончил бы рассказ. Перевод Л. Цывьяна ИНАЯ ПЕСНЯ И дни, и деньги, что терял с тобою, Оплакиваю я с тоскою. Марика, просто мочи нету, Как жаль теперь мне и любой монеты, Что отдал я тебе своей рукой, И оплеух, оставшихся за мной. Покуда ты была моя подруга, Я думал, ты десятирука, О трех утробах, шестинога - Так на тебя тогда я тратил много. Но ты двурука, ног не боле двух, Не разнишься ничем от прочих шлюх. Тобою - я, ты - мною обладала, Тебя ласкал - ты отвечала, С тобой сливались мы в объятье, Но нынче не могу никак понять я: Какой закон велел, какой судья, Чтоб ты - за деньги, но задаром - я? Меня поносишь и клянешь сугубо, Понеже обломала зубы: Твои клыки не растерзали Мне сердце - ведь оно прочнее стали. Но ты в другом успела, видит бог: Ты обескровила мой кошелек. Пока я для тебя сорил деньгами, Меня снабдила ты рогами. Небось хотела ваша милость, Чтоб наше счастье бесконечно длилось? Голубушка, я больше не дурак, Дороже поцелуя мне медяк. Пусть кто другой тебе отныне платит - Глупцов еще на свете хватит. Но помни, чтобы стать любимой, Тебе самой любить необходимо, Быть преданной и нежной - лишь потом Тянуться можешь ты за кошельком. Что ж, ощипала ты меня изрядно - Все это вышло мне накладно, Вид у меня весьма унылый, - Спасибо, хоть ничем не заразила: Ощипан я, зато не без волос; Нос натянув, ты сберегла мне нос. Но признаю, ты мне дала немало, Ты много меньше обещала. Отказом ты не обижаешь И жеребцов отнюдь не объезжаешь - Нет, ты готова с каждым жеребцом - Со стариком готова и с юнцом. Живи себе доходно, беззаботно, Живи когда и с кем угодно, Но после родов передышку Позволь себе хотя б на месячишко. Но, впрочем, мой невыполним совет: У потаскухи передышек нет. Перевод Л. Цывьяна СТАРУХЕ, КОТОРАЯ НОСИЛА НА ЦЕПОЧКЕ ЗОЛОТУЮ ФИГУРКУ СМЕРТИ Смотрю на вас я и в который раз Теряюсь, Ана, в этой круговерти, - То вижу смерть я на цепи у вас, То вижу вас я на цепи у смерти. Отдайте лучше мне ее - зачем Старухе быть на шее у старухи, - Я с ней, костлявой, досыта поем, А с вами смерть подохнет с голодухи. Перевод Д. Шнеерсона О ЛЮБВИ К МОНАШЕНКЕ Мне о Тантале вспомнился рассказ: Как он стоит, наказанный богами, По грудь в воде, и ветвь, дразня плодами, Качается пред ним у самых глаз. Захочет пить - уйдет вода тотчас, Захочет есть - плод не достать руками; Средь изобилья стонет он веками, От жажды и от голода томясь. В сей притче видишь ты, как, окруженный Богатствами, терзается скупой, - Мне ж видится в монашенку влюбленный: Вблизи плода стоит он над водой, Но, голодом и жаждой изнуренный, Лишь иногда дотронется рукой. Перевод Л. Цывьяне О ЧЕЛОВЕКЕ БЕДНОМ И ЖЕНАТОМ Правдивейшее это показанье О муже, что достоин стать святым; Пускай спознался он с грешком каким, Ведь жизнь его - сплошное покаянье. К жене прикован, нищетой томим, Он тещины изведал истязанья, Был шурин у него - как наказанье И сын - характером не херувим. Меж кузницей и мастерской каретной Он обитал; всегда был жизни рад, Хоть не видал в глаза монетки медной; Нуждою да несчастьями богат, Жил мучеником: был женатый, бедный; Содеял чудо: умер не рогат. Перевод Л. Цывьяна ПОДРАЖАНИЕ МАРЦИАЛУ КЛОРИНДЕ Когда клянусь душой моей: "Клоринда, всех милей ты, право", Ты мне ответствуешь лукаво: "Нагая, я еще милей". Но в бане у твоих дверей Я приглашенья ждал напрасно, Чтоб увидать, сколь ты прекрасна. Иль боязно очам твоим, Что, увидав меня нагим, Ты отвернешься безучастно? Перевод М. Квятковской МОРАТЕ Твои товары хоть куда: Наряды, гребни, перец, мята, Но, заплатив тебе, Мората, Увы, уносят их всегда, Что, впрочем, тоже не беда, - Иным товаром ты богата. Хоть за него берется плата, Но, как его ни отдаешь, Он остается. Узнаешь? Моратой славится Мората! Перевод Д. Шнеерсона ЭПИГРАММА НА ОРФЕЯ Когда Орфей за Эвридикой В Аид спустился, бог Плутон Был беспредельно возмущен Такою дерзостью великой. Запел пленительный Орфей, Как никогда не пел. Однако, Хотя Плутону в царстве мрака Вдруг стало на душе светлей, Багровый от негодованья, Вернул Орфею он жену, Что было даже в старину Тягчайшей мерой наказанья. Засим смягчился грозный бог И смертному в вознагражденье За удивительное пенье Вновь потерять ее помог. Перевод В. Васильева ЭПИТАФИЯ ПОЭТУ "Здесь спит, кто ближнему не сделал в жизни блага". "Наверное, какой-нибудь сутяга?" f "Нет, не было ни в чем ему удачи". "Идальго был он, не иначе". "Нет, был он богачом, к тому же прохиндеем". "Коль так, наверняка был иудеем". "Нет, был разбойником, погряз в разврате мерзком". "Так был вдовцом? Банкиром генуэзским?" "Нет, слишком уж был глуп да и болтлив не в меру". "Все ясно мне: покойник - кабальеро". "Секрет открою вам: он был поэт, и вместе Все эти доблести в одном собрались месте". Перевод В. Михайлова ЭПИТАФИЯ СЕЛЕСТИНЕ Покоится в земле холодной Та, чей талант незаурядный Воспет у нас, что подвиг ратный, - Она была прекрасной сводней. Блаженство среди звезд вкушать Не пожелала, понимая, Что там, где святость всеблагая, Дев даже ей не замарать. Перевод В. Андреева ЭПИТАФИЯ ГРЕШНИКУ Прожорливым червям наверняка И зад его по вкусу, и бока, Но, право же, не чают в нем души Отведавшие гноища души. Перевод Д. Шнеерсона ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ ПРОТИВ ЖЕНЩИН ИСПАНИИ Я под тяжелою лежу плитой. Будь милосерд, прохожий, и пятой Не наступи на камень сей плиты, - Ведь лишней тяжестью меня придавишь ты. И только жены родины моей Плиту не смогут сделать тяжелей, - О, наконец, за благо я сочту Их пустоту. КОММЕНТАРИИ  Русский читатель давно знаком с произведениями испанских писателей Золотого века - Сервантеса, Лопе де Веги, Тирсо де Молины, Кальдерона и других. Между тем Кеведо, их современника, начали переводить у нас лишь в последние десятилетия. Первый серьезный успех в этом отношении связан с именем одного из основателей советской испанистской школы К. Н. Державина (1903-1956). В 1955 году в его переводе и с его предисловием вышел роман Кеведо "История жизни пройдохи по имени дон Паблос". Перевод К. Н. Державина переиздавался с тех пор четыре раза. В 1971 году вышло "Избранное" испанского писателя. Большую роль в подготовке этого издания сыграл переводчик И. А. Лихачев (1902-1973). который не только великолепно перевел четыре "Сновидения", но и взял на себя нелегкий труд редактора остальных переводов. В издание вошла подборка стихотворений Кеведо, ранние памфлеты, "Кавалер ордена бережливцев", "Сновидения" и "Час воздаяния". В нынешнее издание "Избранного" включены все переводы, опубликованные в 1971 году (за исключением нескольких стихотворений и трех небольших ранних памфлетов), "Книга обо всем и еще о многом другом" (перевод А. Э. Сиповича; большой фрагмент был напечатан впервые в 1940 году; сейчас перевод заново отредактирован и восполнен А. М. Косе), а также переведенные специально для этого издания стихотворения и памфлет "Сон о Смерти". ИСПАНСКИЙ ПАРНАС, ДВУГЛАВАЯ ГОРА, ОБИТЕЛЬ ДЕВЯТИ КАСТИЛЬСКИХ МУЗ  Под таким названием вышло в 1648 году первое, посмертное издание поэтических сочинений Франсиско де Кеведо. Однако стихотворения Кеведо были известны испанским читателям задолго до того. Уже в книгу "Цветник знаменитых кастильских поэтов", опубликованную в 1605 году, но подготовленную к изданию еще в 1603 году, вошло 18 стихотворений юного Кеведо, в их числе знаменитая летрилья "Золотой мой! Драгоценный!". Поэтические произведения Кеведо печатались и анонимно в различных антологиях. Еще большее число стихотворений распространялось при его жизни в рукописных копиях. Многие стихотворения Кеведо, как и двух других великих испанских поэтов XVII века - Лопе де Веги и Луиса де Гонгоры, - еще при жизни стали народными песнями и исполнялись на улицах Мадрида и других испанских городов уличными певцами-слепцами. Некоторые из этих произведений бытовали в народной среде и несколько столетий спустя, а один из романсов Кеведо был записан испанскими фольклористами в 1916 году в Галисии, где его распевали народные певцы в переводе на галисийский язык. Поэтическим творчеством Франсиско де Кеведо занимался с юношеских лет и до последних дней жизни. И все же только после выхода из монастырской тюрьмы в 1643 году уже тяжело больной поэт начал подготавливать издание сборника своих поэтических произведений. Эту работу ему не удалось довести до конца. Есть свидетельства, что незадолго до смерти Кеведо обязали представить его сочинения в инквизиционный трибунал, чтобы исключить из них "все места, противные приличию и скромности". Не потому ли после смерти писателя его друзья не обнаружили, как писал один из них и двадцатой доли тех стихотворений, которые до того не раз держали в руках? Племянник и наследник Кеведо Педро Альдрете Вильегас продал все права на издание стихотворений своего дяди мадридскому книгоиздателю Педро Коэльо, который привлек к подготовке этой книги друга Кеведо, ученого-гуманиста Хосе Гонсалеса де Саласа, тщательно отобравшего стихотворения для первой части сборника и прокомментировавшего их. В этой первой части "Испанского Парнаса..." (1648) появилось около 550 стихотворений, распределенных по шести разделам, обозначенным именами шести муз: Клио, Полигимнии, Мельпомены, Эрато, Терпсихоры и Талии. Гонсалес де Салас умер в 1651 году, не успев подготовить вторую часть книги. Она появилась лишь в 1670 году под названием "Три последние кастильские музы. Вторая часть испанского Парнаса". Ее опубликовал Педро Альдрете Вильегас. В трех разделах, также названных именами муз - Евтерпы, Урании и Каллиопы, было напечатано еще около 300 стихотворений. По-видимому, и до сих пор многие поэтические произведения Кеведо не разысканы и не увидели свет. Но и известные нам ныне примерно тысяча стихотворений еще ждут серьезного исследования и оценки. В отличии от прозы, получившей единодушное признание любителей и знатоков словесности, поэзия Кеведо оценивалась весьма противоречиво. Характерно в этом отношении мнение испанского поэта и составителя одной из первых антологий испанской классической поэзии Мануэля Хосе Кинтаны, писавшего: "Его стиль... всегда отрывист, лишен плавности, движения вперед и почти всегда приносит в жертву крайностям и гиперболам естественность и правду. Он обладал воображением живым и ярким, но поверхностным и небрежным; вдохновлявший его поэтический дух искрится, но не воспламеняет, поражает, но не волнует; ему присущи порыв и мощь, но отнюдь не полет и благородство". Эти слова написаны в начале прошлого столетия, однако и в нашем веке нередко высказывались примерно те же мысли. Можно без преувеличения сказать, что Кеведо как поэт, в особенности как автор любовных и философских стихов, открыт по-настоящему лишь в последние десятилетия. Для перевода на русский язык были отобраны наиболее характерные для поэта любовные, философские и сатирические стихотворения, эпитафии и эпиграммы. З. Плавскин НАСЛАЖДАЯСЬ УЕДИНЕНИЕМ И УЧЕНЫМИ ЗАНЯТИЯМИ, АВТОР СОЧИНИЛ СЕЙ СОНЕТ  Дон Хосеф - Хосе Антонио Гонсалес де Салас (1558? - 1651), испанский гуманист, издатель и друг Кеведо; поэт послал ему этот сонет незадолго до своего ареста. (Подробнее о нем см. выше) НА СМЕРТЬ ГРАФА ВИЛЬЯМЕДЬЯНЫ  Граф Вильямедьяна - Хуан де Т(?)арсис-и-Перальта I (1582-1622) - испанский поэт, автор многих лирических стихов и политических сатир; был убит в Мадриде неизвестными лицами, как полагали, по приказу короля. Aстрея - в греческой мифологии прозвище богини справедливости Дике, дочери Зевса и Фемиды, богини правосудия, означавшее Звезда-дева. ПРОДАЖНОМУ СУДЬЕ  ...удавись мошною, как Иуда. - По испанскому поверью Иуда повесился на своем длинном кошеле (то есть мошне). ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ФИЛИППУ IV  МЕМОРИАЛ Арроба - мера веса в Кастилии, равная 11,5 кг. Оливарес - Гаспар Кончильос де Гусман, герцог де Оливарес (1587-1645), фаворит и министр Филиппа IV. Хулиан - граф Хулиан, наместник Сеуты и Танжера. По преданию, желая отомстить королю Родриго за бесчестье своей дочери доньи Кавы, призвал на испанскую землю мавров. Имя Хулиана стало символом предателя, ЛЕТРИЛЬЯ  ...0 Генуе найдет он вечный упокой и угомон. - Крупнейшими банкирами в Европе того времени были генуэзцы. Полагали, что из-за их плутней и хитростей испанское золото, награбленное в Америке (тогда Америку называли Индией), оседает в Генуе. НАСТАВЛЕНИЯ ЮНОШЕ, ОТПРАВЛЯЮЩЕМУСЯ НА ПОИСКИ СЧАСТЬЯ В СТОЛИЦУ  Тисба. - О трагической истории любви юноши Пирама к Тисбе рассказывает крупнейший римский поэт Овидий (43 г. до н. э. - 17 г. н. э.). ЭПИТАФИЯ СЕЛЕСТИНЕ  Селестина - главное действующее лицо "Трагикомедии о Калисто и Мелибее" Фернандо де Рохаса (1492), более известной под названием "Селестина". Имя Селестина стало нарицательным для сводни. В. Григорьев