виним Творца премудрого: мол, даровал Нам счастье уязвимое - равно Мы вместе или врозь? Но если так, Блаженство шатко наше и Эдем Небезопасный - не Эдем для нас!" Адам вскричал: "- О Женщина! Господь Порядок наилучший учредил Из всех возможных, и Его рука Вс╨ в мире совершенно создала, Ущербным не оставив ничего. Творения Господни лишены Изъяна: первым делом - Человек, И вс╨, чье назначенье охранить Его блаженство от наружных сил. Опасность в нем самом, в душе людской, Но он же властен отвести беду. Без воли Человека - злу нельзя Его настичь, а волю эту Бог Свободно создал, но свободен тот, Кто разуму послушен; Всемогущий Содеял разум правым, повелев Стоять на страже, бодрствовать, дабы, Завороженный призраком добра, Он волю не увлек на ложный путь, Расположив к поступкам, что Творцом Неукоснительно запрещены. Не мнительность - умильная любовь Столь часто мне велит остерегать Тебя, а ты - остерегай меня. Мы стойки, но от истинной стези Способны уклоняться; разум наш, Поддавшись на приманку, Сатаной Подделанную, может впасть в обман, Утратив бдительность. Не надо зря Искать проверки; лучше избегай Соблазна, от меня не отходя; Боюсь, что нас он скоро сам найдет. Свою ты стойкость хочешь доказать? Сначала послушанье подтверди! Кто ж выдержку твою удостоверит, Не видя соблазненья? Но иди, Коль ты уверена, что мы вдвоем Противу искушения слабей Окажемся, чем в одиночку ты, Остереженная; пребыв со мной По принужденью, стала бы тогда Лишь более далекой. Так, ступай В невинности природной! Обопрись На добродетель, силы напряги! Бог все исполнил,- твой теперь черед!" Умолк людского рода Патриарх, Но Ева настояла и, приняв Покорный вид, сказала под конец: "- Ты мне идти дозволил, остерег, Тем паче - в заключительных словах Разумных: что, мол, искус, невзначай Возникнув, может нас двоих застать Не подготовленными. Ухожу Тем более охотно, и навряд ли Столь гордый Враг слабейшую сперва Добычу изберет; но, учинив Подобное и отраженный мной, Тем горшим он покроется стыдом!" Промолвив, тихо руку отняла От мужниной десницы и легко, Как нимфа из Дриад, иль Ореад, Иль спутниц Делии, свои стопы Направила поспешные в лесок, Осанкой Делию превосходя И поступью, исполненной красы Божественной, хоть не было при ней Ни лука, ни колчана,- лишь одни Изделья непричастного огню Искусства грубого иль, может быть, Доставленные Ангелами в дар,- Садовые орудья. Этот вид Ей Палее иль Помоны, от Вертумна Бегущей прочь, подобье придавал, Цереры юной, прежде чем сошлась Она с Юпитером и от него Бедняжку Прозерпину родила. Адам с восторгом ей глядел вослед, Но во сто крат восторженней желал, Дабы она осталась; много раз Просил ее вернуться поскорей, И столь же частым был ее посул Вернуться к полдню и в жилье прибрать, Все приготовив к трапезе дневной И отдыху, под сенью шалаша. Злосчастная! Как обманулась ты, О Ева, возвращенье обещав Самонадеянно! Преступный миг! Отныне для тебя в Эдеме нет Ни сладких трапез, ни отдохновенья! Среди цветов душистых и в тени Укрыта западня, грозя пресечь Твой путь коварством адским иль вернуть Тебя, лишенной верности навек, Блаженства и невинности былой! В личине Змия, Враг, с рассветом дня, Свой начал поиск, чтоб чету найти И заключенный в ней весь род людской - Добычу вожделенную. Луга И рощи миновал он и везде Плодовые деревья, цветники Высматривал, растущие пышней Благодаря заботливым трудам И ради развлечения людьми Посаженные; зорко их двоих Разыскивал по берегам ручьев, Но Еву в одиночестве застать Стремился, хоть надеяться не смел На столь удачный случай; но внезапно, Сверх чаянья, сбылось, чего желал: Праматерь углядел. Совсем одна, Овеянная облаком густым Душистых запахов, среди сплошных Багряных роз, она, видна едва, Склонялась то и дело, и цветы Тяжелые, в накрапе золотом, Пунцовом и лазоревом, к земле Поникшие, лишенные опор, Приподымала, стебли распрямив, И бережно плетями гибких мирт Подвязывала розы, ни на миг Не помышляя, что она сама - Прекраснейший, беспомощный цветок, Что ныне так далек ее оплот Надежнейший, а буря так близка! Враг близился; прополз немало троп, В тени роскошных кедров, пиний, пальм, То явно извиваясь, то скользя Украдкой в цветниках, в рядах густых Кустов, прилежной Евиной рукой Посаженных. Сравниться не могло С волшебным этим райским уголком Ничто: ни измышленные сады; Ни те сады, где оживал Адонис; Ни сад, которым некогда владел Преславный Алкиной, что у себя Гостеприимно сына принимал Лаэрта дряхлого; ни вертоград Правдивый, где мудрейший из царей Блаженствовал с египетской женой Прекрасной. Совершенством здешних мест Пленился Враг, но восхищенный взор На Еву особливо обращал. Так некто, в людном городе большом Томящийся, где воздух осквернен Домами скученными и клоак Зловоньем, летним утром подышать Среди усадеб и веселых сел Выходит, жадно запахи ловя Сухой травы, хлебов, доилен, стад; Его пленяет каждый сельский вид И сельский звук; но ежели вблизи, Как нимфа, легкой поступью пройдет Прелестная крестьянка,- все вокруг Внезапно хорошеет, а она Прекраснейшая в мире, и вместил Всю красоту ее лучистый взор. С таким же восхищеньем Змий взирал На уголок цветущий, где приют Столь ранним утром Ева обрела. Телосложеньем Ангелу под стать Небесному, но женственней, милей, Невинностью изящною, любым Движением, она смиряла в нем Ожесточенье, мягко побудив Свирепость лютых замыслов ослабить. Зло на мгновенье словно отреклось От собственного зла, и Сатана, Ошеломленный, стал на время добр, Забыв лукавство, зависть, месть, вражду И ненависть. Но Ад в его груди, Неугасимый даже в Небесах, Блаженство это отнял, тем больней Терзая Сатану, чем дольше он На счастье недостижное глядел; Наисильнейшей злобой распалясь, Намереньям губительным успех Суля, в себе он ярость горячил: "- Мечты, куда вы завели! Каким Обманом сладким охмеленный, мог Забыть - зачем я здесь! Нет, не любовь, А ненависть, не чаянье сменить На Рай - Геенну привлекли сюда, Но жажда разрушенья всех услад, За вычетом услады разрушенья; Мне в остальном - отказано. Итак, Удачу надобно не упустить. Вот женщина; она - одна и всем Доступна искусам. Ее супруг,- Насколько я окрестность обозрел,- Находится не близко. Я страшусь Его мышленья высшего. Он горд И, несмотря на то, что сотворен Из праха,- мужественен и могуч. Воистину подобного нельзя Противника ничтожеством считать, Неуязвимого, когда я сам Подвержен боли; так унизил Ад И пытки обессилили меня, В сравненье с тем, каков я прежде был На Небесах. Пусть Ева хороша Необычайно и любви богов Достойна,- не страшна она, хотя Любовь и красота внушают страх, Коль скоро не подвигнуть супротив Такую ненависть, что тем сильней, Чем лучше под личиною любви Укрыта; это самый верный путь, Надежный способ Еву погубить!" Так Враг людского рода говорил, Укрытый в Змие, злобный постоялец; Он к Еве направлялся не ползком, Как нынче, пресмыкаясь по земле, Волнами изгибаясь, но стоймя, Подобно башне, опершись на хвост, На основанье круглое,- клубы Спирально громоздящихся колец. Увенчанная гребнем голова, С карбункулами схожие глаза, Лоснящаяся шея, чей отлив Зеленоватым золотом мерцал, С надменной возвышались прямотой Над узловидным туловищем, плавно Скользившим по траве. Он был красив И привлекателен. Подобный гад Позднее не встречался никогда. С ним змиев не сравнить, в которых Кадм И Гермиона преображены В Иллирии вдвоем, ни божество Из Эпидавра, ни хваленых змиев, Чью стать Аммон-Юпитер принимал Равно - Капитолийский, посетив Олимпию и Сципиона мать,- Героя Римского. Сперва путем Окольным Сатана, как бы страшась, Но алча, приближался; так моряк Искусный, управляя кораблем, Близ мыса или устья, где ветра Непостоянны, изменяет курс, Частенько перекладывая руль И паруса; так точно изменял Движенья Змий, свиваясь, и опять Упруго развиваясь, и клубясь Затейливо на Евиных глазах, Дабы вниманье женщины привлечь. Она же за работой шелестенью Листвы внимала, но о нем ничуть Не думала,- привыкшая к возне Различных тварей, что на Евин зов Послушней шли, чем стадо превращенных На зов Цирцеи. Змий спешит смелей, Незваный, к Еве, замирает вдруг Как бы в восторге; много раз подряд Пред ней склоняет гребень, шею гнет Крутую, лижет Евины следы. Немое обожанье наконец Она заметила и на игру Его взглянула; радуясь тому, Что смог вниманьем Евы завладеть, Он, шевеля змеиным языком, Иль небывалый звук голосовой Воздушным колебаньем издавая, Ее лукаво начал искушать: "- О повелительница! Не дивись, Единственное диво, если ты Способна удивляться! Я молю: Презреньем гневным не вооружай Небесно-кроткий взор за то, что я Приблизился бесстрашно и гляжу Не нагляжусь на величавый лик, Сугубо величавый в этой дебри Пустынной. О, прекрасного Творца Прекрасное подобие! Тебе Подвластно все живое; твари все Тобой любуются и красоту Небесную твою боготворят. Действительный восторг царит лишь там, Где он доступен всем; но здесь, в глуши, Меж зрителей - бессмысленпых скотов, Твое очарование сознать Способных в малой мере, Человек Один - единственный тобой пленен; Всего один,- когда в кругу богов Богиней равной ты могла бы стать. Бесчисленные Ангелы должны Тебе молитвенно, благоговейно Служить, вседневной свитой окружив!" Так льстил ей Враг: он приступ начал так. Проникла в сердце Евы эта речь. Хоть будучи весьма удивлена, Она смущенно молвила в ответ: "- Что это значит? Голосом людским И по-людски осмысленно со мной Тварь говорит! Судила я досель, Что твари бессловесны, что Господь Немыми создал их, не одарил Членораздельной речью. В остальном Колеблюсь я - их действия, порой, И взгляды выявляют некий смысл Немалый. Я тебя считала, Змий, Хитрейшею из тварей полевых, Но все же - безъязыкой. Сотвори Повторно это чудо! Объясни, Как, будучи немым, заговорил? И почему ты изо всех животных Столь дружествен? Вниманье уделить Такому диву должно. Отвечай!" Лукавый Искуситель продолжал: "- Блистательная Ева! Госпожа Прекраснейшего мира! Мне легко Тебе повиноваться, рассказать Просимое. Велениям твоим Не в силах воспротивиться никто. Подобно прочим тварям, я сперва Питался попираемой травой. Мой ум, под стать еде, презренным был И низким: я понятье лишь имел О пище и различии полов, Не постигая высшего, пока Однажды, странствуя среди полей, Я дерево роскошное вдали Случайно усмотрел: на нем плоды Висели пестроцветные, горя Багряным золотом. Я подступил Поближе, чтоб яснее рассмотреть, И обдало меня с его ветвей Благоуханье, голод возбудив Острейший. Ни укропа аромат Излюбленный, ни запах молока, Что ввечеру сочится из сосцов Овец и коз, когда среди забав Детеныши позабывают снедь, Не порождали жадности такой Во мне. Решился тотчас я вкусить Прекрасных яблок. Жгучей жажды власть И голода, которых разожгли Душистые плоды, меня совсем Поработили. Я замшелый ствол Обвил ввиду того, что высоко Ветвилось дерево; потребен рост Адама или твой, дабы достать До нижних сучьев. Прочие вокруг Толпились твари, тою же алчбой Томимые, завистливо взирали, Но до плодов добраться не могли. Достигнув кроны, где они, вися В столь близком изобилии, сильней Манили, я срывать их щедро стал, Вкушать и голод ими утолять. Такого наслаждения досель Я не знавал ни в пище, ни в питье. Насытясь, я внезапно ощутил Преображенье странное; мой дух Возвысился, и просветился ум; Способность речи я обрел потом, Но, впрочем, не утратил прежний вид. Высоким и глубоким я с тех пор Предался размышлениям; объял Я всеохватывающим сознаньем Предметы обозримые Небес, Срединного пространства и Земли, Все доброе, прекрасное постиг И понял, что оно воплощено Вполне в твоих божественных чертах, В лучах твоей небесной красоты,- Ей ни подобья, ни сравненья нет! Вот почему,- некстати, может быть,- Я здесь, чтоб созерцать и обожать Законную Владычицу Вселенной, Державную Царицу всех существ!" Так, обуян коварным Сатаной, Змий обольщал Праматерь. В изумленье Беспечно Ева молвила в ответ: "- Из-за чрезмерной. Змий, твоей хвалы, Я сомневаюсь в действии плода, Которое ты первый испытал. Скажи: где это дерево растет? Далеко ли? Здесь множество в Раю Деревьев Божьих, неизвестных нам И разных, и плодов на них не счесть Нетронутых, нетленных,- до времен, Когда в Раю прибавится людей, Дабы собрать обильный урожай, От бремени Природу облегчив". Ликуя, вмиг ответил хитрый гад: "- Царица! Не далек, не труден путь. За миртами, средь луга, близ ручья Оно растет, лишь надо миновать Бальзамовый и мирровый лесок Цветущий. Коль дозволишь, я туда Тебя легко и быстро проведу". "- Веди!" - сказала Ева; Змий, столпом Возвысясь, к преступленью поспешил, Переливая из кольца в кольцо Клубящееся тулово; прямым Он выглядел, к злодейству устремись, На темени надежда подняла Его зубчатый гребень, что раздулся От радости. Так брезжит огонек Блуждающий, из масляных паров Возникший, что густеют по ночам От холода и вспыхивают вдруг, Вздуваемые ветром; говорят - Злой Дух сопровождает их. Такой Обманный огонек, светясь во тьме, Сбивает изумленного с пути Ночного странника, заводит в т-опь, В трясины и овраги, где бедняк, Проваливаясь, гибнет, вдалеке От помощи. Так страшный Змий сиял, Доверчивую Еву обманув, Праматерь нашу, и ведя ко Древу Запретному - причине наших бед. При виде Древа молвила она: "- Напрасно, Змий, мы шли; бесплоден труд, Хотя плоды в избытке. Но пускай Останется их свойство при тебе; Оно и впрямь чудесно, породив Такое действие. Но ни вкушать, Ни даже прикасаться нам нельзя. Так Бог велел, и заповедь сия Единственною дочерью была Божественного Голоса; вольны Мы в остальном. Наш разум - наш закон". Вскричал Прельститель хитрый: "- Неужель, Властителями вас провозгласив Всего, что в воздухе и на Земле, Господь плоды вкушать вам запретил Древес, произрастающих в Саду?" Еще безгрешная, сказала Ева: "- Нам все плоды в Раю разрешены, Но Бог об этом Древе, в сердце Сада Растущем, и плодах его изрек: "- К ним прикасаться и от них вкушать Вы не должны, чтоб вам не умереть". Ответ услыша краткий, осмелел Прельститель; человеколюбцем вдруг Прикинулся и ревностным слугой Людей; на их обиду воспылав Негодованьем лживым, применил Он способ новый: ловко притворись Взволнованным, смущенным, он умолк Достойно, вознесясь, чтоб речь начать О якобы значительных вещах. Так древле, в Риме вольном и в Афинах, Где красноречье славное цвело, Навечно онемевшее теперь, Оратор знаменитый затихал, Задумывался, погрузясь в себя, Готовясь к речи важной; между тем Его движения, черты лица Вниманьем слушателей наперед Овладевали, прежде чем уста Успел он разомкнуть; но иногда, Как бы порыва к правде не сдержав, Он прямо к сути яро приступал, Минуя предисловье; точно так, Во всю свою поднявшись вышину, Восторженным волнением объят, Со страстью соблазнитель произнес: "- О, мудрое, дарующее мудрость Растение священное! Рождаешь Познанье ты! Я чую мощь твою В себе! Не только сущность всех вещей Я ныне лицезрею, но стези Наимудрейших, высочайших Сил Открылись мне! Ты не страшись угроз, Вселенной сей Царица, им не верь - Вы не умрете. Разве умереть Возможно от плода,- он даст вам жизнь С познаньем вместе,- или вас казнит, Кто угрожал вам? На меня взгляни: Я прикоснулся, я вкусил - и жив. Мой тварный жребий превзойти дерзнув, Я жизни совершеннейшей достиг, Чем та, что мне была дана судьбой. Ужели от людей утаено Открытое скоту? Ужели Бог За столь поступок малый распалит Свой гнев и не похвалит ли верней Отвагу и решительность, которых Угроза смерти,- что бы эта смерть Ни означала,- не смогла отвлечь От обретенья высшего из благ - Познания Добра и Зла? Добро! - Познать его так справедливо! Зло! - Коль есть оно, зачем же не познать, Дабы избегнуть легче? Вас Господь По справедливости карать не может, А ежели Господь несправедлив, То он не Бог, и ждать не вправе Он Покорности и страха; этот страх Пред страхом смерти должен отступить. Зачем Его запрет? Чтоб запугать, Унизить вас и обратить в рабов Несведущих, в слепых, послушных слуг. Он знает, что, когда вкусите плод, Ваш мнимо светлый взор, на деле - темный, Мгновенно прояснится; вы, прозрев, Богами станете, подобно им Познав Добро и Зло. Так быть должно. Мой дух очеловечился, а ваш - Обожествится; человеком скот Становится, а богом - Человек. Быть может, вы умрете, отрешась От человеческого естества, Чтоб возродиться в облике богов. Желанна смерть, угрозам вопреки, Когда влечет не худшую беду! И что такое боги? Почему Не стать богами людям, разделив Божественную пищу? Божества Первичны; этим пользуясь, твердят, Что вс╨ от них. Сомнительно весьма! Я вижу, что прекрасная Земля, Согрета Солнцем, производит вс╨, Они же - не рождают ничего. А если вс╨ от них,- кто ж в это Древо Вложил познание Добра и Зла, Так что вкусивший от его плода, Без их соизволенья, в тот же миг Премудрость обретает? Чем Творца Вы оскорбите, знанье обретя? Чем знанье ваше Богу повредит? И если вс╨ зависит от Него, Способно ль Древо это что-нибудь Противу Божьей воли уделить? Не завистью ли порожден запрет? Но разве может зависть обитать В сердцах Небесных? Вследствие причин Указанных и множества других Вам дивный этот плод необходим. Сорви его, земное божество, Сорви и беспрепятственно вкуси!" Он смолк; его коварные слова Достигли сердца Евы так легко! На плод она уставилась, чей вид, Сам по себе, манил и соблазнял. В ее ушах еще звучала речь Столь убедительная; мнилось ей, Что уговоры Змия внушены Умом и правдой. Полдень между тем Приблизился и голод вместе с ним, Благоуханьем дивного плода Усиленный, и это, заодно С желаньем прикоснуться и вкусить, Еще сильней манило томный взгляд. Однако, на минуту задержась, Так рассуждала мысленно она: "- Воистину, о лучший из плодов, Твои чудесны свойства. Запрещен Ты людям; тем не менее нельзя Тебе не удивляться. От начала Неприкасаемый, ты наградил, При первом опыте, немую тварь Словесным даром; научил язык, Не созданный для речи, восхвалять Тебя. Не скрыл твоих достоинств Тот, Кем заповедан ты и назван Древом Познания Добра и Зла, и нам Не разрешен. Но строгий сей заказ Тебе во славу; доказует он, Каким ты благом в силах одарить, Которого мы, люди, лишены. Владеть безвестным благом - невозможно; Владеть же им в неведенье - равно Что вовсе не владеть; и, наконец, Что запретил Он? Знанье! Запретил Благое! Запретил нам обрести Премудрость! Но такой запрет никак Вязать не может. Если вяжет смерть Нас вервием последним,- в чем же смысл Свободы нашей? От плода вкусив, Осуждены мы будем и умрем. Но разве умер Змий? Ведь он живет, Хотя вкусил; познаньем овладел, И, прежде неразумный,- говорит И думает. Ужель для нас одних Смерть изобретена? И лишь для нас Недостижима умственная снедь, А тварям предоставлена? Видать, Она животным не воспрещена! Но скот, вкусивший первым, отрешась От зависти, ликуя, сообщил О благе обретенном,- друг людей, Надежный очевидец, и ему Не свойственны лукавство и обман. Чего ж боюсь? Верней, чего должна Бояться, не познав Добро и Зло? Творца иль Смерти? Кары иль закона? От всех сомнений средство - здесь растет, Сей плод, прельщающий мой вкус и взор, Даруя мудрость. Что мешает мне Сорвать, насытив разом дух и плоть?" Промолвила и дерзкую к плоду Простерла руку в злополучный час; Вот сорвала! Вкусила! И Земля От раны дрогнула, и тяжкий вздох, Из глубины своих первооснов И всем своим составом издала Природа, скорбно ознаменовав, Что все погибло. Виноватый Змий Исчезнул в зарослях; его уход Был не замечен; Ева целиком Вкушенью предавалась, ни на что Не глядя. Никогда, в других плодах, Не находила сладости она Подобной. Вправду ли он был таким Иль в жажде знанья Ева придала Воображеньем дивный этот вкус; Уже сравнившись в мыслях с божеством, Глотая неумеренно и жадно, Не ведала, что поглощает смерть. Насытившись и, будто от вина, Хмельная, радостно и без забот, Она самодовольно изрекла: "- О Царственное Древо! Из древес В Раю - наиценнейшее! Твой дар Благословенный - мудрость. До сих пор В пренебрежении свисали зря Твои плоды. Отныне всякий день Тебя лелеять буду по утрам, Не без похвал и песен, облегчать Я стану бремя щедрое ветвей, Свободно предлагаемое всем, Пока, тобой насыщенная всласть, Созрею в мудрости, под стать богам Всезнающим, но завистью кипящим К тому, чего не в силах сами дать. Когда бы мощь, сокрытая в тебе, От них была, ты здесь бы не росло. Мой опыт собственный! - тебя вторым Благодарю. Ты - наилучший вождь. Когда б я за тобою не пошла,- Осталась бы в незнанье. Ты открыл Путь к мудрости, чтоб я могла достичь Ее потайной, скрытой глубины. Нельзя ли мой поступок тоже скрыть? Ведь Небо высоко и далеко, Оттуда вряд ли явственно видны Все вещи на Земле. А может быть, От вечных наблюдений отвлечен Иной заботой Запретитель наш Великий, восседающий в кругу Крылатых соглядатаев своих? Но как явлюсь к Адаму? Расскажу О перемене? Стану ли я с ним Делить мое блаженство иди нет? Не лучше ль преимуществом познанья Одной владеть и возместить изъян, Присущий женщине, чтоб закрепить Любовь Адама и сравняться с ним, А может, кое в чем и превзойти? Не зареклась бы! Низший никогда Свободным не бывает! Хорошо, Чтоб так сбылось! Но если видел Бог, И я умру, исчезну, и меня Не станет, и Адам найдет жену Другую, наслаждаться будет впредь С другою Евой, я же - истреблюсь? Смертельна эта мысль! Нет, решено! Адам со мною должен разделить И счастье и беду. Столь горячо Его люблю, что рада всем смертям, Но вместе с ним. Жизнь без него - не жизнь!" Промолвив, удалилась, но сперва Глубокий Древу отдала поклон, Желая силе оказать почет, Растенью сообщившей мудрый сок, Добытый из нектара, из питья Богов. Меж тем нетерпеливо ждал Адам возврата Евы. Он венок Цветочный сплел, чтоб волосы жены Украсить, увенчать ее труды Сельскохозяйственные, как жнецы Царицу жатвы часто коронуют. О радостном свиданье он мечтал Замедлившем и новых ждал утех Вслед за разлукой долгой; но порой Он сердцем предугадывал беду, Тревожное биенье ощутив; И вот навстречу тронулся тропой, Которой удалилась поутру Супруга; мимо Древа та стезя Вела, и от него невдалеке Увидел Еву; только что она, От Древа отступив, держала ветвь С прекрасным, свежесорванным плодом, Что улыбался, аромат лия Амврозии. Направилась к Адаму Поспешно Ева; на ее лице Виновность отражалась, но тотчас Она оправдываться начала И молвила с угодливою лаской: "- Моей отлучке долгой ты, никак, Дивишься? Я томилась без тебя. Разъединенью, мнилось, нет конца. Доселе я такой тоски любви Не ведала, но больше никогда Не повторится это; не хочу Себя отныне мукам подвергать, Которых я, в неведенье моем, Сама искала - мукам разлученья С тобой. Но изумишься ты, узнав Чудесную причину: почему Так долго задержалась я. Ничуть Не вредно Древо, ни его плоды, Вкушенье коих якобы ведет К таинственному злу; наоборот! Они благим воздействием глаза Нам отверзают, возводя в разряд Богов. Сие испытано уже; Запретом не стесненный, мудрый Змий - Иль преступив запрет,- посмел вкусить И все ж не умер, чем грозили нам, Но разум и язык людской обрел; Он так красноречиво рассуждал И так умильно, что меня склонил. И я равно вкусила, испытав Влиянье равное. Мой темный взор Яснее стал, возвышенней душа, Обширней сердце. Я почти совсем Обожествилась. Этой высоты, Лишь памятуя о тебе, Адам, Я домогалась; без тебя презреть Ее готова. Для меня блаженство В той мере подлинно, поскольку в нем Ты соучаствуешь; иначе мне Оно прискучит вскоре, а затем И вовсе опротивеет. Вкуси! Пускай один удел, одна любовь, Одно блаженство нас объединят! Вкуси, дабы не разлучило нас Неравенство! Готова потерять Я для тебя божественность, но поздно,- Судьба соизволения не даст!" Так изложила Ева свой рассказ С веселым оживленьем, но пылал Болезненный румянец на щеках. Адам, недвижный, бледный, услыхав О Евином проступке роковом, Застыл в молчанье. Ужас ледяной Сковал его суставы, раскатясь По жилам; ослабевшая рука Венок из роз, для Евы им сплетенный, Бессильно уронила, и цветы Увядшие рассыпались в пыли. Так цепенел он, слов не находя, И напоследок молвил сам себе, Душевную нарушив немоту: "- Прекраснейшее в мире существо, Последнее создание Творца И лучшее! В тебе воплощены Вся красота, любовь и доброта, Божественная святость, совершенство, Пленяющие зрение и мысль! Как ты погибла! Как погибла ты Внезапно; исказилась, и растлилась, И смерти обреклась! Как ты запрет Нарушила строжайший! Как могла Священный, заповедный плод сорвать Кощунственно? Тебя ввела в обман Уловка вероломная Врага, Которого не знала ты досель, И я погиб с тобою заодно. Да, я решил с тобою умереть! Как без тебя мне жить? Как позабыть Беседы наши нежные, любовь, Что сладко так соединяла нас, И в диких этих дебрях одному Скитаться? Ежели Господь создаст Вторую Еву и ребром вторым Я поступлюсь,- возлюбленной утрата Неугасимо будет сердце жечь! Нет, нет! Я чувствую, меня влекут Природы узы; ты - от плоти плоть, От кости кость моя, и наш удел Нерасторжим - в блаженстве и в беде!" Так утвердившись и под стать тому, Кто, ужас пережив, собой опять Овладевает, после тяжких дум, Необратимой доле покорясь, Он Еве примирительно сказал: "- Бесстрашная! Решилась ты на шаг Отважный и в опасности великой Находишься, направив алчный взор На плод святой, что Богом посвящен Для воздержанья; более того, Завет нарушив Божий, от плода, Касаться коего запрещено, Дерзнула ты вкусить! Но кто б возмог Прошедшее вернуть и сделать вновь Былое небылым? Ни сам Господь Всемощный, ни судьба. Но может быть, Ты не умрешь и не настолько худ Поступок твой. Плод был уже почат, Он Змием споначалу осквернен И, святости лишась, возможно, стал Плодом обычным ранее, чем ты Вкусила. Ведь не умер Змий, он жив И жизни, по твоим словам, достиг Высокой, с Человеком поравнясь; Наглядный довод, что, вкусив, и мы Достигнем соразмерной высоты, Богами будем или перейдем На степень Ангелов - полубогов. Не мыслю, что Господь, благой Творец, Хоть Он грозил, решил бы истребить Нас, лучших тварей, одаренных Им Столь щедро и стоящих во главе Созданий прочих; с нами заодно Они, поскольку созданы для нас, От нас во всем зависимы, должны Неотвратимо пасть. Неужто Бог Творенью - разрушенье предпочтет И будет снова пересоздавать, Трудясь напрасно? Этого не мни С понятием о Боге совместить. Хоть созидать Он властен вновь и вновь, Едва ee нас на гибель обречет, Чтоб Враг возликовал: мол, непрочна Любимцев Божьих участь; кто ж Ему Надолго мил? Низверг меня сперва, Потом людей извел. За кем черед? Нет, пищи для злоречия не даст Господь Врагу. Но все равно; скрепил Я жребий мой с твоим, и приговор Тождественный постигнет нас двоих. И если смерть меня с тобой сплотит, Она мне жизнью будет; столь сильна Природы власть, влекущая меня К тебе; ведь ты мое же естество, Вся из меня возникла, вся моя, Мы - нераздельны, мы - одно, мы - плоть Единая, и Еву потерять - Равно что самого себя утратить!" Адаму Ева молвила в ответ: "- О, славный искус редкостной любви, Блестящий довод, благостный пример! Как следовать ему? Я не равна Тебе по совершенству и горжусь Рождением от твоего ребра Бесценного. Мне радостно внимать Словам твоим, когда ты говоришь О нашей слитности: у нас двоих И сердце и душа - одни; теперь, Воистину, ты это доказал, Решив, что прежде, чем тебя со мной, Столь тесно связанных любовью нежной, Смерть либо нечто худшее навек Разъединит,- мою вину, мой грех, Преступное деяние мое И ты разделишь,- ежели вкусить Преступно от прекрасного плода, Чьи качества (добро всегда к добру Ведет прямым иль косвенным путем) Любовь твою проверить помогли Счастливым испытаньем; без него Не проявилась бы она с такой Возвышенностью. Если б я сочла, Что смелый мой поступок повлечет Угрозу смерти,- казни бы сама Подверглась. Одиноко я умру, Но не решусь тебя склонять к делам, Что твой покой способны погубить, Тем более когда любовь ко мне, Ее сердечность, верность, постоянство Ты нынче беспримерно доказал. Я чувствую совсем иной исход - Отнюдь не смерть: удвоенную жизнь, Взор проясненный, множество надежд И новых наслаждений, дивный вкус, Столь тонкий, что приятное досель Мне пресным представляется теперь И грубым. По примеру моему Вкуси, Адам, свободно и развей На все четыре ветра смертный страх!" Сказав, она супруга обняла, От счастья нежно плача, в торжестве Сознания любви, столь благородной, Готовой для возлюбленной стерпеть Господень гнев и смерть; она дает Ему в награду, щедрою рукой (Злосчастная угодливость вполне Такой награды стоит) с ветви плод Прелестный и заманчивый; не вняв Рассудку, не колеблясь, он вкусил. Не будучи обманутым, он знал, Что делает, но преступил запрет, Очарованьем женским покорен. Земные недра содрогнулись вновь От муки, и Природа издала Вторичный стон. Гром глухо прогремел, Затмилось небо, капли тяжких слез Угрюмо уронило с вышины, Оплакав первородный, смертный грех. Но ничего Адам не замечал, Вкушая жадно; Ева, не страшась, Провинность повторяла заодно, Чтоб грех возможно больше усладить Любовным соучастьем. Наконец, Как одурманенные молодым Вином, они безумно предались Веселью; мнилось им, что обрели Божественность, что, презирая Землю, Вот-вот на мощных крыльях воспарят. Но действие иное произвел Обманный плод. Он плотские разжег Желанья. Похотливо стал глядеть Адам на Еву; алчно и она Ответствовала. Сладострастный жар Обоих обуял, и начал так Адам к восторгам Еву наклонять: "- Я вижу - твой изящен, верен вкус; Он мудрости немалое звено; Ко всем сужденьям вкус мы придаем, Язык считая правым судией. Ты нынче порадела хорошо, Хвалю за это. Много мы услад Утратили, к чудесному плоду Не прикасаясь; истинную сласть Не знали мы досель. Когда настолько Запретное приятно,- десяти Дерев запретных, вместо одного, Нам надо бы желать. Но поспешим! Пристало нам, прекрасно подкрепясь, Утехой завершить богатый пир. С тех пор как в первый раз тебя узрел, Исполненную всяких совершенств, И в жены взял, ни разу красота Твоя не распаляла так во мне Желания тобою обладать И насладиться. Краше, чем всегда, Ты нынче - это Древа дивный дар!" Подобное твердя, не упускал Он взглядов и намеков любострастных, Понятных ей. Зажглись ее глаза Ответным заразительным огнем. Он, без отпора, за руку повел Ее на затененный бугорок, Под сень ветвей, под кров густой листвы. Фиалки, незабудки, гиацинты И асфоделии служили им Цветочным ложем,- мягкое как пух, Прохладное земное лоно! Там Они любви роскошно предались, Всем наслажденьям плотским, увенчав Провинность обоюдную, стремясь Сознание греховности размыкать; Затем, усталые от страстных ласк, Заснули, усыпленные росой. Но эта власть коварного плода, Что с помощью дурманящих паров, Веселием и лестью охмелив, Их душами играла и ввела Все чувства и способности в обман, Иссякла,- отлетел а тяжкий сон, Угаром наведенный, полный грез Мучительных. Супруги поднялись, Как после хвори; глядя друг на друга, Постигли, сколь прозрели их глаза И омрачился дух. Невинность вмиг Исчезла, что, подобно пелене, Хранила их от пониманья зла; Взаимное доверье, правда, честь Врожденные покинули чету Виновную, покрытую теперь Стыдом, что облачением срамным Преступников лишь больше оголял. Как некогда на пагубном одре Далилы-филистимлянки, Самсон, Могучий муж из Данова колена, Остриженный, очнулся, потеряв Былую силу,- так, не говоря Ни слова, обнаженные, они Сидели, добродетелей навек Лишась, ошеломленные стыдом, С растерянными лицами. Но вот Адам, хотя не менее жены Смущенный, принужденно произнес: "- Вняла, о Ева, ты в недобрый час Лукавцу-гаду,- кто б людскую речь Подделывать его ни научил. Он был правдив, о нашем возвестив Паденье, но, суля величье, лгал. Воистину глаза прозрели наши, Добро и Зло познали мы; Добро Утратили, а Зло приобрели. Тлетворен плод познанья, если суть Познанья в этом; мы обнажены, Утратив честь, невинность, чистоту И верность,- все, что украшало нас, А нынче мрачно и осквернено. На лицах наших - похоти печать, Обильно зло рождающей и стыд,- Последнее из неисчетных зол. Уверься в первом - мы Добра лишились! Как покажусь теперь очам Творца И Ангелов, которых созерцал С таким восторгом, с радостью такой? Небесные их лики нашу плоть Земную нестерпимым ослепят Лучистым блеском. О, когда б я мог Средь глухомани дикой, в дебрях жить, В коричневой, как сумерки, тени Непроницаемой лесных вершин Заоблачных, куда ни звездный свет, Ни солнечный - проникнуть не дерзнут! Вы, сосны, кедры, пологом ветвей Неисчислимых спрячьте же от них Меня, чтоб я не видел их вовек! Однако способ вымыслить пора; Как в доле этой жалкой заслонить Нам друг от друга части наших тел, Срамные, непристойные для глаз. Большие листья мягкие дерев Любых, краями сшитые, могли б Нам чресла опоясать, скрыв места Срединные, чтоб стыд,- недавний гость, Там не гнездился и не укорял В нечистоте и блудодействе нас!" Такой он дал совет; они пошли В густую дебрь и выбрали вдвоем Смоковницу; не из породы, славной Плодами, но иную, этот вид Индийцам, населяющим Декан И Малабар, известен в наши дни. Во весь размах простершись от ствола, Склонись, пускают ветви сеть корней, И дочери древесные растут Вкруг матери, тенистый лес колонн Образовав; над ним - высокий свод И переходы гулкие внизу, Где знойным днем индийцы-пастухи В тени прохладу ищут и следят Сквозь просеки, прорубленные в чаще, За пастбищами, где бредут стада. Сорвав большие листья, шириной На Амазонок бранные щиты Похожие, стачали, как могли, Адам и Ева прочно, по краям, И чресла опоясали. Увы! Заслоном этим тщетным скрыть нельзя Их преступленье и жестокий стыд. Им далеко до славной наготы Былой! Так, позже увидал Колумб Нагих, лишь в опоясках перяных, Американцев; дикие, они Бродили в зарослях, на островах, Скитались по лесистым берегам. Виновники сочли, что их позор Частично скрыт листвою, но, в душе Спокойствия ничуть не обретя, Присели и заплакали. Ручьем Не только слезы жгучие струились, Но буря грозная у них в груди Забушевала: ураган страстей, Страх, недоверье, ненависть, раздор И гнев смятеньем обуяли дух,- Еще недавно тишины приют И мира, сотрясаемый теперь Тревогой бурной. Волей перестал Рассудок править, и она ему Не подчинялась. Грешную чету Поработила похоть, несмотря На низкую свою породу, власть Над разумом верховным захватив. На Еву устремив холодный взор, В расстройстве, с непривычным отчужденьем, Адам продолжил прерванную речь: "- О, если б ты вняла моим словам, Со мной осталась бы, как я просил, Когда тебя, неведомо зачем, Злосчастным этим утром привлекло Желанье безрассудное: бродить Одной,- мы были б счастливы и днесь, Не лишены всех наших прежних благ, Не жалки, наги, не посрамлены, Как ныне. Пусть никто от сей поры Предписанную долгом искушать Свою не смеет верность. Кто спешит Испытывать ее,- считай, готов Предательски поколебаться в ней!" В обиде на упрек, вскричала Ева: "- Адам суровый! Как твои уста Столь горькие слова произнесли? Ты нашу обоюдную беду Приписываешь слабости моей, Желанью странному бродить одной. Но эта же беда могла стрястись В твоем присутствии, а может быть, С тобой самим. У Древа или здесь Ты, искушенный бы, не распознал Коварства Змия, вняв его речам. Не знаю: почему бы он вражду К тебе и мне питал? А посему Обмана я иль козней не ждала. Ужели разлучаться никогда Нельзя с тобою? Лучше бы ребром Твоим безжизненным остаться мне! Я такова. Зачем же, мой глава, Ты мне решительно не воспретил Спешить навстречу,- по словам твоим,- Опасности великой? Твой отпор Был слаб; ты был сговорчивым; ты сам Приветствовал, позволил мне уйти, Когда бы отказал ты наотрез, Не согрешили бы ни я, ни ты!" Гневясь впервые, возразил Адам: "- Любовь ли это? Это ли ответ, Неблагодарная, моей любви, Оставшейся приверженной тебе, Уже погибшей, хоть еще меня Вина не отягчала? Сохранить Я мог бы жизнь, блаженствовать бессмертно" Но умереть с тобою предпочел. И ты меня решилась попрекнуть Своим грехопаденьем, утверждать, Что я виновник; мол, я не был строг Довольно, чтоб тебя остановить! Но что я сделать мог? Я упреждал, Увещевал, предсказывал грозу, Грядущую от скрытого Врага, Подстерегающего каждый миг. Прибегнуть ли к насилию? Но здесь Невместно принужденьем ущемлять Свободу воли. Знай, ты чересчур Самоуверенна! Ты поддалась Надежде неразумной - обойти Опасность, или чаяла соблазн Со славою отвергнуть. Может быть, Я заблуждался, слишком высоко Ценя все то, что я воображал Твоими совершенствами, сочтя Тебя неуязвимой против Зла. Проклятию теперь я предаю Ошибку эту, ставшую преступным Грехом, в котором ты меня винишь! Так будет с каждым, кто превыше меры, Доверившись достоинствам жены, Дает ей волю, уступает власть; Тогда не знает удержу она, Но, действуя сама и жертвой став Последствий горьких, в поисках причин Потворство мужа первая клянет". В попреках обоюдных зря текли Часы; никто себя не осуждал, И тщетным спорам не было конца. КНИГА ДЕСЯТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Прегрешение Человека стало известным; сторожевые Ангелы покидают Рай и возвращаются на Небеса, дабы доказать свою бдительность. Бог оправдывает их, вещая, что они не властны были воспрепятствовать вторжению Сатаны, и посылает Своего Сына судить ослушников. Сын нисходит на Землю и возглашает заслуженный приговор, но, сострадая падшим, прикрывает их наготу и возносится к Отцу. Грех и Смерть, до сей поры сидевшие у Врат Ада, в силу удивительной симпатии угадывают успех Сатаны в новозданном мире, решаются не быть долее затворниками Ада, но, последуя Сатане - их властелину, стремятся проникнуть в обиталище Человека. Для удобного сообщения между Адом и новозданным миром они воздвигают обширный путь, или мост, через Хаос по следам, проложенным Сатаной. Приближаясь к Земле, они встречаются с Сатаной, который, гордый своим успехом, возвращается в Ад. Их взаимные приветствования. Сатана является в Пандемониум и кичливо объявляет всеобщему собранию о своем торжестве над Человеком. Вместо рукоплесканий в ответ раздается соединенный свист и шипение всего собрания, обращенного, вместе с Сатаною, в змиев, согласно приговору, произнесенному в Раю. Обманутые призраками запретного Древа, выросшего пред ними, они жадно кидаются к плодам, но пожирают прах и горький пепел. Грех и Смерть действуют в Раю. Бог провозглашает конечную победу Сына над ними и возрождение всего сотворенного; теперь же повелевает Ангелам совершить различные изменения в небе и стихиях. Адам, все более сознавая свое падение, горестно сетует, отвергая утешения Евы; однако она все же успокаивает его. Дабы отклонить проклятие, долженствующее пасть на их потомство, Ева предлагает жестокие меры, но Адам не одобряет их и, питая надежду, напоминает о возвещенном обетовании, что Семя Жены сотрет главу Змия, и увещевает умилостивить разгневанного Бога молитвами и покаянием. Меж тем уже прознали в Небесах О мстительном злодействе Сатаны, Что в Рай прокрался, принял Змия вид И Еву от запретного плода Вкусить склонил, а та ввела в соблазн Адама. От всевидящего Ока Творца ничто не может ускользнуть, Всезнающее обмануть нельзя Господне сердце; праведен Господь И мудр во всем, Врагу не запретив Надежность Человека искушать, Вооруженного избытком сил И волею свободной, в полноте, Достаточной, чтоб ковы разглядеть Дружков притворных и прямых врагов И отразить. Всевышнего запрет Был ведом людям: к этому плоду Не прикасаться, кто б ни соблазнял. За непокорство их постигла казнь (Чего им было ждать?). Умножив грех, Ослушники погибли поделом. Отряды Ангельские, торопясь, На Небо из Эдема воспарили, Супругам соболезнуя, грустя Безмолвно, ибо ведали уже О их грехопаденье и безмерно Дивились: как незримый Враг проник Украдкой в Рай? Когда ж Небесных Врат Достигла эта горестная весть, Явили неизбывную печаль Все лики Эмпирейские, но скорбь, В глубоком состраданье растворясь, Блаженство их нарушить не могла. Вокруг прибывших сонмы собрались Насельников Небес, чтоб разузнать Подробности события в Раю, Но стражи поспешили дать отчет Пред Высочайшим Троном, доказать Творцу, что недреманным был надзор. Как вдруг, среди раскатов громовых, Из облаков таинственных, воззвал Всевышний и Предвечный Бог-Отец: "- Вы, Ангельское сонмище! Вы, Силы, Покинувшие Райские посты, Где ваш надзор успеха не имел! Да не смущает вас и не дивит Случившееся ныне на Земле. Ни ваши неусыпные труды, Ни зоркость не могли предотвратить События, предсказанного Мной, Когда, бежав из Ада, пересек Пучину Искуситель. Я прозрел Его победу, ведал наперед, Что соблазненный Человек, прельстясь Коварной ложью, потеряет все, Поверив наговорам на Творца. Его погибель не была ничуть Мной обусловлена. Я не стеснил Малейшим нагнетеньем ни одним Его свободной воли; в равновесье Полнейшем, предоставлена она Своей наклонности. Но Человек По собственному изволенью пал. За преступленье смертный приговор Осталось вынести, но упрежденный, Что в день паденья должен умереть, Угрозу мнимой счел, поскольку смерть Его не поразила в тот же миг, Чего он опасался. Но Адам, Еще до истеченья дня, поймет: Отсрочка - не прощение вины. Не будет Правосудие Мое - Вослед за Милостью - оскорблено! Кого пошлю судьей? Тебя, Мой Сын Соцарствующий, коему вручил Я право суд вершить на Небесах, Земле и в Преисподней. Усмотреть Легко, что с Правосудьем пожелал Я Милосердье сочетать, послав Посредника и человеколюбца, Согласного по доброй воле стать Спасенья ради жертвою, при сем - Спасителем, на Землю низойдя, Вочеловечиться и воплотиться, Чтоб Человека падшего судить}" Так молвив, одесную распахнул Отец блистанье славы всей Своей И Сына лучезарно озарил; Сияньем Сын явил Отца вполне, С божественною кротостью сказав: "- Тебе решать. Предвечный Мой Отец, Мне - волю Вышнюю творить дано На Небе и Земле, да утвердишь Ты на любимом Сыне навсегда Благоволенье Отчее. Сойду На Землю обвиняемых судить. Но знаешь Ты: какой бы ни постиг Их приговор,- но горший на Меня Падет по истечению времен. Я пред Тобой сей приговор избрал И не жалею, ибо, обратив Возмездье на Себя, его смягчу, Умерю правосудье милосердьем, Им равно честь воздам, да возблестит Их слава, да ослабится Твой гнев. Мне помощи не надо на суде, Где нет свидетелей, помимо двух Виновных; третий скрылся, доказав Побегом преступленье. Он презрел Законность и заочно осужден. Улики против Змия - ненужны!" Он с Трона лучезарного восстал, Сверканьем славы Отчей осиян. Как свита именитая, за Ним Престолы, Власти, Силы и Господства Проследовали до Небесных Врат, Откуда открывался на Эдем И на окрестности обширный вид. Туда он вмиг спустился; быстроту Божественную временем нельзя Определить, хотя и на крылах Оно летит стремительных минут. С полудня плавно Солнце на закат Склонялось. Тиховейные ветра, Что Землю освежают в должный час, Уже проснулись, вечер возвестив Прохладный. Охладился также гнев Того, кто милосердным Судией, И заодно Заступником, сошел Изречь над Человеком приговор. Глас Господа, ходившего в Раю, До слуха провинившейся четы Воздушное дыханье донесло На склоне дня. Услышали они, И от лица Господня, меж древес, Укрылись в буйной чаще; и воззвал Господь к Адаму и промолвил так: "- Где ты, Адам, столь радостно приход Встречавший Мой, узрев издалека? Отсутствием твоим Я удручен, И там, куда почтительности долг Являлся, без призыва, нахожусь Теперь в уединенье. Предстаю Не с прежним ли сверканьем? Или, сам Переменись, ты скрылся? Или ты Случайно задержался? Появись!" Явился; Ева нехотя плелась Второй,- а ведь грешить спешила первой. Чета была уныла, смущена; Их взор уже любви не выражал Ни к Богу, ни друг к другу,- только стыд, Отчаянье, сознание вины, Ожесточенье, ненависть, разлад, Лукавство и досаду. Наконец Молчавший в замешательстве Адам Ответил кратко: "- Голос Твой в Раю Я услыхал и убоялся, ибо Я наг, и скрылся!" Кроткий Судия Сказал безгневно: "- Голос Мой не раз Ты радостно и не боясь ничуть Слыхал,- почто теперь он страшен стал? И кто тебе поведал, что ты наг? Не ел ли ты от Древа, чьи плоды Я строго запретил тебе вкушать?" Адам сказал, снедаемый тоской: "- О Небо! Тяжко мне держать ответ Пред Судией моим! Неужто грех Лить на себя приму иль должно мне Мое второе Я, подругу жизни, Винить? Она осталась мне верна, И надо бы ее проступок скрыть И наказанье от нее отвлечь, Но грозный долг, злосчастная нужда Велят мне говорить, чтоб грех и казнь Невыносимым бременем двойным Не пали на одну мою главу. Когда б я умолчал, Ты все равно Открыл бы утаенное. Жена, Мне созданная в помощь, лучший дар, Ниспосланный Тобою, воплощенье Моих желаний, чудо красоты Небесной, средоточие добра, Столь дивная, что от ее руки Я никакого зла не ожидал; Ее любой поступок был оправдан, Столь мило совершала их она; Жена дала мне плод, и я вкусил". Державный Вездесущий произнес: "- Ужель она твой Бог, что оказал Ты вящую, чем голосу Творца, Покорность? Разве Ева создана Твоим вождем, главой, хотя бы ровней, Что для нее достоинством мужским Ты поступился, высоту презрел, На каковую был превознесен Над Евой, сотворенной из тебя И для тебя? Ее по статям всем Ты превосходишь; дивной красотой Наделена она, дабы любовь Твою привлечь, отнюдь не подчинить. Ее дарам прекрасным надлежит Под властью быть,- не властвовать самим. Твое призванье, твой удел - главенство, Когда бы впрямь себе ты цену знал!" Затем Он Еву кратко вопросил: "- Что, женщина, ты сделала, скажи?" И Ева, сокрушенная стыдом, Призналась, но испытывая страх И слов не находя, пред Судией, В смущении дала такой ответ: "- Змий обольстил меня, и я вкусила". Немедля стал чинить над Змием суд Господь, хоть безъязыкий скот не мог На Сатану переложить вину, Который исказил и осквернил Его предназначение, избрав Орудьем зла. Итак, за естество Растленное по праву проклят Змий. Дальнейший смысл от Человека скрыт, Всю истину ему не должно знать, Поскольку не убавило б греха Такое знанье. В сущности, Господь На Сатану, первопричину Зла, Направил приговор и поразил Его в словах таинственных, сочтя Их наилучшими в те времена; Он Змию так проклятье возгласил: "- За то, что сделал это,- проклят будь Пред всеми ты скотами, пред зверьми Земными; и на чреве будешь ты Своем ходить, прах будешь есть все дни Своей ты жизни. Положу вражду Отныне меж тобою и Женой, Меж семенем Жены и меж твоим. Оно пятой главу твою сотрет, И жалить будешь ты его в пяту!" Так предвозвещено все, что сбылось, Когда Марии - новой Евы - Сын, Христос узрел, как, молнией с Небес, Пал Сатана, Князь воздуха; затем Сын Человеческий, восстав из гроба, Владычества и Силы одолел Растленные и в полном торжестве, В сиянье вознесясь, плененный плен Повлек по воздуху, который был Владеньем долголетним Сатаны. Под нашими стопами, наконец, Тот сокрушит Врага, кто роковой Удар ему предвозвестил теперь. Он женщине решенье объявил: "- Умножу, умножая скорбь твою В беременности; ты детей рождать В болезни будешь; к мужу твоему Влечение твое, и будет он Господствовать всецело над тобой". Адама он приговорил последним: "- За то, что внял жене своей, вкусив От Древа, о котором Я запрет Изрек, поведав: от него не ешь! - В твоих деяньях проклята Земля; Все дни твоей ты жизни станешь впредь Питаться в скорби от нее; волчцы И тернии она тебе взрастит, И ты кормиться будешь полевой Травой, и в поте твоего лица Есть будешь хлеб, пока не отойдешь Обратно в землю, из которой взят, Зане ты прах и обратишься в прах". Так Суд вершил Небесный Судия И Он же - наш Спаситель, отдалив Удар смертельный, возвещенный днесь; И, сжалившись при виде их, нагих, Открытых воздуху, что должен был Большие измененья претерпеть, Не пренебрег от сей поры слугой Предстать пред ними. Как поздней своим Он слугам ноги умывал, теперь Покрыл, подобно нежному отцу, Их наготу и кожами одел С животных умерщвленных или с тех, Кто, словно гады, сбрасывают кожи, Дабы на молодые заменить. Не преминув одеть Своих врагов, Не только внешнюю их наготу Он кожами прикрыл, но во сто крат Постыднейшую наготу их душ Греховных Правды ризами облек И заслонил от Своего Отца; Затем, к Нему мгновенно вознесясь, В блаженном лоне Отчем опочил Во славе, и Отца, хотя Господь Всеведущ, о суде оповестив Над Человеком грешным, за него Ходатайство умильное добавил. Меж тем, до преслушанья и суда, Сидели Грех и Смерть лицом к лицу У настоять растворенных Адских Врат, Откуда яростный хлестал огонь Б пучине Хаоса, с тех пор, как Враг Их миновал, пропущенный Грехом. Уродина, молчание прервав, Заговорила, к Смерти обратясь: "- Зачем в таком бездействии, мой сын, Мы, глядя друг на друга, здесь сидим, Тогда как Сатана, великий наш Родитель, ратует в иных мирах, Устроить наилучшее стремясь Пристанище для нас, любимых чад. Бесспорно, он желанного достиг, Поскольку, неудачу потерпев, Вернулся бы: клевреты Божества Удобнейшего места не найдут, Чтоб жажду мести удовлетворить И покарать мятежника. В себе Я чую силу новую; крыла, Сдается, вырастают за спиной; За гранью этой хляби мне даны Обширные владения, туда Сама не знаю что меня влечет, Симпатия иль соприродной силы Влияние, способное сопрячь Явленья сходственные связью тайной, Бездействуя загадочным путем, Чрез пропасти немереных пространств. Ты - тень моя и следовать за мной Обязан. Никакая в мире власть Не может Грех со Смертью разлучить. Но чтобы возвращенье Сатаны Нелегкий перелет не задержал, Чрез эту неприступную пучину Непроходимую, вдвоем с тобой, Отважимся на подвиг, что вполне Нам по плечу: мы перебросим мост Над бездною,- из Ада, в те края, Где Сатана владычит; оснуем Дорогу, памятник соорудим В честь боевых заслуг подземных войск, Для них переселенье облегчив Иль переправу,- как решит судьба. Я в направлении не ошибусь, Столь властно пробудившийся инстинкт И тяга, неизвестная досель, Меня влекут и мной руководят!" На это Призрак тощий отвечал: "- Иди, куда твой рок тебя ведет И сила склонности. Не отступлю, Последуя тебе, и не сверну С дороги нашей общей. Чую дух Убийства, запах неисчетных жертв, Вкус умиранья всех живых существ, Там обитающих. Не откажусь В труде, предпринимаемом тобой, Участвовать; напротив, помогу!" Сказав, он с наслажденьем нюхал смрад Смертельных изменений на Земле. Так сонм стервятников за много лиг От поля, где устроен ратный стан, Спешит уже заранее туда, Почуяв запах мертвецов живых, Которые на смерть обречены В кровавой сече завтрашнего дня. Так страшный Морок на ветру, во мгле, Раздутыми ноздрями поводя, Добычу обонял издалека. Затем, стезями розными, они От Врат Геенны ринулись вперед, В глубь Хаоса, в пустынный, влажный мрак Просторов беззаконных, и, кружа Над водами, со свойственною им Великой силой, вс╨, что средь зыбей Кишело,- плотные ли вещества, Иль вязкие, швыряемые вверх И вниз, как в океане штормовом, Сгребли прилежно, и за валом вал, К проему Ада, стали с двух сторон Склубившееся месиво сгонять. Так два полярных ветра, встречно вея, В Кронийском море сталкивают льды, Хрустальными горами заградив К востоку от Печоры мнимый путь К богатым берегам Катая. Смерть Своим холодным и сухим жезлом Окаменяющим, гремя, долбит, Как бы трезубцем, груды твердых глыб, Упрочив их недвижно; так сейчас Незыблем Делос, бывший в старину Плавучим; Призрака суровый взор Горгонский - прочее оцепенил. Страшилища, асфальтом прикрепив Плотину, равную по ширине Вратам Геенны, глубоко в нутре Неизмеримых Адовых глубин, Над вспененной пучиной возвели Гигантской аркой мост в один пролет Чудовищный, что достигал стены Недвижной мира нашего,- увы, Беспомощного, ставшего теперь Поживой Смерти. Так сооружен Широкий, невозбранный путь прямой В Геенну. Если малое сравним С великим,- точно так, дабы пленить Свободных Эллинов, покинул Ксеркс Чертог Мемнонский в Сузах и, дойдя До моря, Азию связал мостом С Европой, чрез кипучий Геллеспонт, И бичевал разгневанные волны. Воздвигнув дивный мост, что ими был С искусством понтифическим творим, Над бурной бездной, цепь висячих глыб Простерли: Грех и Смерть, по той стезе, Которую, сквозь Хаос, Архивраг, Минуя все препоны, проторил, До места, где, смежив свои крыла, На обнаженный опустился шар Вновь созданного мира; там они При помощи крюков, цепей и скоб Из адаманта прикрепили мост И утвердили,- прочно чересчур И крепко. Здесь граничат меж собой, На малом расстоянье, бренный мир И Небо Эмпирея; слева - Ад, Клокочущей пучиной отделен. Пред ними три дороги, что вели К трем этим областям; они, к Земле Избрав дорогу, устремились в Рай, Как вдруг вдали узрели Сатану В обличье Ангельском; он воспарял В своем Зените, меж светил Кентавра И Скорпиона; Солнце той порой Держало путь в созвездии Овна. Хотя родитель был преображен, Но дорогие дети без труда Отца в личине распознали вмиг. Он, Еву искусив, скользнул тайком В лесок ближайший, облик изменил И за последствиями стал следить Преступного деянья: видел он, Как повторила Ева невзначай Его поступок и ввела в соблазн Адама; их совместный видел срам, Пытавшийся бессильною листвой Прикрыться; но, узрев, что низошел Сын Божий, чтобы грешников судить, Бежал, объятый ужасом, не чая Спасения, но прячась от Руки Карающей и, как злодей, страшась Немедленного гнева Божества. Опасность переждав, он вновь проник В Эдем, к чете несчастной; из речей Унылых, им подслушанных, узнал О приговоре собственном своем, О том, что предназначенная казнь Отсрочена до будущих времен. Теперь же, с вестью радостной спеша В Геенну, он завидел на краю Пучины, где устой береговой Чудеснейшего нового моста К стене Земной Вселенной примыкал, Из Ада вышедших к нему навстречу Потомков милых. Сколь ни велико Их было ликование, но вид Пролета дивного во много раз Восторг Врага усилил; он застыл Надолго в изумлении, пока Его очаровательная дочь, Красавица пленительная - Грех, Не молвила, нарушив тишину: "- Отец! Твой это подвиг, твой трофей! Зачем же ты взираешь на него Как на творенье посторонних рук? Ты - первый зачинатель, первый зодчий. Я сердцем, бьющимся в одном ладу Таинственном с твоим, к нему навек Привязанная силой нежных уз, Прознала, как успешно на Земле Ты действовал, о чем сейчас твой взор Твердит, и, разделенная с тобой Вселенными, почувствовала вдруг, Что мне и сыну твоему пора К тебе,- так роковая нас троих Закономерность вяжет. Ад не мог В своих пределах дольше нас держать, И Хаоса непроходимый мрак Не помешал нам по твоим следам Идти преславным. Ты освободил Нас, пребывавших взаперти, внутри Затворов Адских; ты нам силу дал Над хлябью темной дивный мост воздвигнуть. Твой нынче - этот мир. Ты приобрел Отвагой то, чего не создал сам. Ты мудро, с прибылью, вернуть сумел Утраченное в битвах и вполне Отметил за наш разгром на Небесах, Где царства ты не смог завоевать; Зато ты будешь самодержцем здесь. Пусть Победитель в Небесах царит И пусть покинет новозданный мир, Который собственным Своим отверг Он приговором. Пусть отныне власть Над мирозданьем делит Он с тобой, Свой Эмпирей квадратный оградив От мира шаровидного, где ты, Господствуя, опаснее грозишь Его Престолу, чем во дни войны". Князь Тьмы в восторге отвечал: "- О дочь Прекрасная, и ты, мой сын и внук! Отменно доказали вы родство Со мною, Сатаной,- ведь я горжусь Таким прозваньем, будучи врагом Всесильного Небесного Царя. Вы государству Адскому и мне Бесценную услугу оказали, Триумф мой триумфально увенчав Постройкой величавой, мой успех - Успехом вашим, и притом вблизи Небесных Врат; вы сочетали Ад И здешний мир в единый материк, В единую империю с прямым Удобным сообщеньем. Я спущусь По вашему широкому пути К союзным легионам, отнесу Известье о великом торжестве И с ними ликованье разделю. Тем временем вы следуйте стезе Своей и меж бесчисленных шаров, Отныне - ваших, низойдите в Рай И завладейте, осноаавшись там, Землею, воздухом, но Человеком Особенно,- ведь он провозглашен Хозяином всего, что создал Бог. Его поработите, а потом Убейте. Шлю наместниками вас На Землю; небывалые права, Что мне принадлежат,- вам отдаю Всецело. От сплоч╨нья ваших сил В дальнейшем власть моя зависит здесь, В державе новой, покоренной мной И Смерти, при содействии Греха, Врученной. Аду не грозит ущерб, Пока вы действуете заодно. Ступайте же и твердыми пребудьте!" Он смолк и отпустил свирепых чад, Рванувшихся немедля, средь густых Созвездий, отравляя все вокруг. От яда меркли звездные рои. Планеты сталкивались, претерпев Затменье истинное. Между тем Избрал тропу иную Архивраг, Спускаясь по гигантскому мосту К Вратам Геенны. Хаос грохотал, Преградою разъятый, гребни волн Ревущих вздыбливая с двух сторон, На мостовую арку их кидал, Презревшую Пучины тщетный гнев. Достигнув цели, в Адские Врата, Распахнутые настежь и никем Не охраняемые. Сатана Проследовал. Повсюду - никого. Привратники покинули свой пост И оба отлетели в верхний мир, Другие - удалились в глуби недр Геенны, в Пандемониум, к стенам Столицы горделивой Люцифера (Так Сатану прозвали в честь звезды Блестящей, сходной с ним); там, на часах, Стояли легионы, а вожди В совете заседали, во дворце, Тревожась: что могло бы их царя Столь долго задержать? Так повелел Он, отходя, и все приказ блюли. Как по снегам, в степях, бежит орда Татарская от русского меча За Астрахань; как от рогов луны Турецкой, оставляя за собой В развалинах владенья Аладула, Отходит на Тавриз или Казвин Сефи Бактрийский,- так враги Небес Низвергнутые, кинув позади В опустошенье, мрачные края Обширные, близ Адских рубежей, В глубины отступили и сошлись У стен столицы, город окружив Охраной, ожидая всякий час Возврата царственного смельчака, Искателя неведомых миров. Оборотившись Аггелом простым, Как рядовой воитель, сквозь толпу, Неузнанный, пробрался он в чертог Плутонский и невидимо вступил На возвышавшийся в другом конце, Под балдахином из бесценной ткани, Великолепный королевский трон. Там восседал он, озирая зал, Сам будучи незримым; наконец, Как бы из облака, возникла вдруг Его пылающая голова, Затем он весь, блистая, как звезда, Предстал воочью, если не светлей, Не то поддельным блеском осенен, Не то ему оставленной в Аду Былою славой. В изумленье рать Стигийская, слепящий свет узрев, Могучего узнала главаря, Столь долгожданного. Раздался клик Восторженный. Великие князья, Диван расстроив мрачный, второпях К Владыке Ада бросились толпой С приветом радостным. Он подал знак Рукой к молчанию и начал речь, Всеобщее вниманье приковав. "- Престолы, Силы, Власти и Господства! Отныне эти громкие чины Вам по владениям принадлежат, Не только на словах. Я преуспел В задуманном,- превыше всех надежд, И воротился, чтобы с торжеством Вас вывести из этих Адских недр, Проклятой, мерзостной юдоли бед, Застенка нашего Тирана. Мир Обширный достояньем вашим стал, Немногим хуже отчины Небесной, В опасностях великих и трудах Добытый мною. Долго б довелось Повествовать о том, что претерпел, С какой натугою пересекал Пучину невещественную, хлябь Безмерную, где правит искони Разлад ужасный; ныне Грех и Смерть Соорудили там широкий мост, Дабы ваш славный облегчить исход. Но должен был я силою торить Безвестный путь и бездну укрощать Неодолимую. Я глубоко В несотворенной Ночи утопал И в диком Хаосе; они, ревнуя О сокровенных таинствах своих, Неистово препятствовали мне В неведомом скитанье, и к Судьбе Властительной взывали, вопия Отчаянно. Не стану длить рассказ О том, как посчастливилось найти Мир новозданный, о котором шла На Небесах давнишняя молва,- Изделье совершенное вполне И чудное, где Человек в Раю Устроен и блаженным сотворен, Ценой изгнанья нашего. Хитро Его прельстил я преступить Завет Создателя; и чем его прельстил? Вас несказанно это изумит; Вообразите: яблоком! Творец, Проступком Человека оскорбясь (Что смеха вашего достойно), предал Любимца Своего и заодно Весь мир - в добычу Смерти и Греху, А следовательно - и нам во власть. Без риска, опасений и труда Мы завладели миром, чтобы в нем Привольно странствовать и обитать И Человеком править, как бы всем Всевышний наш Противник правил сам. Я тоже осужден, вернее,- Змий, В чьем образе я Человека вверг В соблазн, и вынесенный приговор Вражду провозглашает между мной И Человечеством; его в пяту Я буду жалить, а оно сотрет Мою главу (не сказано когда). Но кто б не согласился обрести Вселенную, хотя б такой ценой, Ценой потертости иль тяжелейшей? Вот краткий мой отчет. А что теперь Вам, боги, остается, как не встать И поспешить в блаженную обитель!" Умолкнув, чаял он согласный клич Восторга и рукоплесканий гром Услышать лестный, но со всех концов, Напротив, зазвучал свирепый свист Несметных языков - презренья знак Всеобщего. Владыка изумлен, Но не надолго, ибо сам себе Он вскоре изумился, ощутив, Как ссохлось, удлиненно заострясь, Лицо, и к ребрам руки приросли, И ноги меж собой перевились И слиплись. Обезножев, он упал Гигантским Змием, корчась и ползя На брюхе, и пытался дать отпор, Но тщетно; Сила высшая над ним Господствует, осуществляя казнь В том образе, который принял он, Ввергая Прародителей в соблазн. Враг хочет молвить, но его язык Раздвоенный шипеньем отвечал Раздвоенным шипящим языкам. Его сообщники по мятежу Отважному равно превращены В ползучих змиев! Свистом весь чертог Стозвучным огласился. Вкруг Врага Кители густо чудища, сплетя Хвосты и головы: бессчетный сонм Зловещих Аспидов и Скорпионов, Керастов рогоносных, Амфисб╨н Ужасных, злобных Эллопов, Дипсад И Гидр (в количестве не столь большом, Скользя, клубились гады на земле, Где кровь Горгоны древле пролилась, И остров Офиуза не давал Убежища таким скопленьям змей). Но был наикрупнейшим - Сатана В драконьем образе; превосходил Нифона он, что Солнцем зарожден В пифийском доле илистом, но власть Отступник не утратил: все Князья И Полководцы следуют за ним На площадь, где Гееннские войска, Отверженцы Небес, блюдя ряды, Во всеоружье восхищенно ждали Победного явления Вождя, Увенчанного славой, но узреть Им довелось противное: толпу Презренных гадин. Ужас обуял Мятежников, почувствовавших вдруг, Что под влияньем страшного сродства Невольно превращаются теперь В подобья тех, кто взорам их предстал. Броня, щиты и копья, грохоча, На землю падают; за ними вслед И сами воины. Раздался вновь Свирепый свист; змеиный, гнусный вид На всех, как заразительная хворь, Равно распространился, покарав Равно преступных. Так рукоплесканья Желанные, преобразясь во свист, В шипенье злобное из тех же уст, Принудили самих бунтовщиков Свое же опозорить торжество. Во время превращения, вблизи, По воле Божьей роща поднялась, Для вящей казни бременем плодов Отягощенная, подобных тем, Которыми была искушена Праматерь. Это чудо привлекло Вниманье оборотней, взоры их Несытые недвижно приковав. Казалось им, что множество древес Запретных вместо Древа одного Взросло, усугубляя их позор И бедствие; но голодом они Невыносимым и палящей жаждой Снедаемые, вызванными в них Для соблазненья, ринулись толпой К деревьям и, виясь вокруг стволов, Вползали, гуще ветви облепив, Чем голову Мегеры завитки Кудрей змеиных; алчно торопясь, Срывали дивные на вид плоды - Подобья тех, что возле берегов Асфальтового озера росли, Где яростный пожар пожрал Содом; Но адские плоды их затмевали Обманчивостью и ввели в обман Не только осязанье, но и вкус. Лишь только оборотни голод свой Пытались безрассудно утолить, Как лживый мякиш в пастях мнимых змей Горчайшим пеплом становился вдруг, И глотки оскорбленные, хрипя, Его немедля изрыгали вон; Но мучимые голодом и жаждой, Опять вкушали гады мерзкий яд, Сводивший челюсти, жевали вновь Золу и пепел едкий, многократно Пред искушением не устояв; Не то, что Человек,- хотя над ним Враги торжествовали, но в соблазн Он лишь однажды впал; и долгий срок Злосчастных мучил вынужденный свист И голод изнуряющий, пока Им прежний облик не вернул Господь. Но говорят, они обречены И впредь в назначенные дни в году Такое поругание терпеть, Дабы их омрачилось торжество По поводу прельщения людей; Но демонам побаску удалось Среди язычников распространить: Мол, некий Змий, что звался Офион, Совместно с Евриномою - никак, Подобьем Евы алчной - управлял Олимпом древле, а затем Сатурн И Опс их низложили, до рожденья Диктейского Юпитера. Меж тем Гееннская чета вступила в Рай С чрезмерной быстротой. Дочь Сатаны, Чье имя - Грех, возможная сперва, Затем - возникшая и, наконец, В Эдем явившаяся во плоти, Чтоб жительницей постоянной стать, Достигла первой Райских рубежей, А по ее следам, за шагом шаг, Шел тощий Призрак - Смерть, что не успела Еще воссесть на бледного коня. Дочь Князя Тьмы сказала: "- О, второй Потомок Сатаны! О, всепобедный Губитель! Что ты думаешь теперь О царстве нашем, хоть оно трудом Добыто тяжким? И не лучше ль здесь, В земных владеньях новых, пребывать, Чем стражами сидеть у Адских Врат, В безвестности, где не страшились нас, Где голод самого тебя морил?" Ужасный сын Греха сказал в ответ: "- Я вечно голоден, и мне равны И Ад, и Рай, и Небо; хорошо Мне там, где я добычей поживлюсь Обильнейшей. Хоть много здесь еды, Ее не хватит, чтоб желудок мой Набить прожорливый и мой костяк С обвисшей, дряблой кожей отолстить". В ответ кровосмесительная мать Сказала: "- Ты сперва кормись травой, Плодами и цветами, а потом К животным, рыбам, птицам перейди,- Снедь недурная! Пожирай подряд Нещадно все, что Времени коса Срезает! Между тем обоснуюсь Я в Человеке и в роду людском Их мысли, мненья, речи и дела Собою заражу и для тебя Последнее из вожделенных яств, Наисмачнейшее приуготовлю!" Промолвив так, уроды разошлись Различными путями, чтоб губить Живые твари, отнимать у них Бессмертье, жертвы настигать везде И раньше или позже предавать Истленью. Видя это, Бог-Отец С Престола горнего, в кругу святых, Вещал пресветлым Ангельским чинам: "- Глядите, с ярым бешенством каким Два адских пса опустошить спешат И уничтожить новозданный мир, Столь совершенным сотворенный Мной, Столь дивным! Я бы вечно охранял Его красоты, если б Человек, В безумье, Фурий не впустил сюда Губительных, дерзнувших возомнить Меня безумным. Так считают Князь Геенны и клевреты Сатаны, Затем, что им проникнуть попустил В обитель преблагую, разрешив Землей прекрасной завладеть легко, И якобы способствовать готов Успеху наглых недругов Небес; Смеются надо мною: мол, в сердцах, Ожесточась, Я этот мир отверг И отдал на бесовский произвол И разорение. Им невдомек, Что адских псов моих Я сам призвал Всю мерзость вылизать и грязь пожрать, Которыми святыню осквернил Преступный Человек, пока, набив Ужасной снедью брюха и давясь, Пресытясь, переполнившись, едва Не лопнув от подлизанных мерзот И съеденных огрызков, Грех, и Смерть, И Гроб зияющий, одним ударом Твоей руки победной, о Мой Сын Любимый, будут сброшены сквозь мрак Пучины Хаоса и канут в Ад, И, пасть Гееннскую замуровав, Прожорливые челюсти замкнут Печатью, нерушимою вовек. Тогда Земля и Небо, обновясь, Очистятся и скверне никакой Их святость непричастна будет впредь; Но до тех пор Мое проклятье - в силе!" Он кончил, и Небесный грянул клир Согласно: "Аллилуйя!" Словно гул Бушующих морей, звучала песнь Хваленья: "- Праведны Твои суды И праведны решения для всех Созданий! Кто возможет умалить Всевышнего?" Потом несметный хор, Ликуя, Сына Божьего восславил, Грядущего Спасителя людей, Который небо новое и Землю Явит в веках иль низведет с Небес. Так пели Духи. Между тем Творец Могучих Ангелов по именам Призвал и, сообразно мировым Законам нынешним, назначил труд Особый каждому. Они сперва Велели Солнцу так ходить, светя, Чтоб на Земле чередовались жар Несносный и подобный же мороз; Зима седая с Севера на зов Должна являться, с Юга - летний зной Солнцестоянья. Бледный шар Луны К своим обязанностям призван был; Пяти другим планетам - их круги Предписаны, вращенья и аспекты На шесть частей, четыре и на три И противостоянья, что сулят Беду, и сроки определены Зловещих сочетаний; сонму звезд Недвижных сказано, когда струить Влиянье пагубное и какой Звезде, взойдя при Солнце иль зайдя, Способствовать возникновенью бурь; И ветры были по своим местам Расставлены; им даден был указ Когда реветь, вздымая берега, Моря и воздух; гром оповещен, Когда ему свирепо рокотать В своем воздушном, пасмурном дворце. Одни твердят, что Ангелам Господь Земные сдвинуть полюсы велел На двадцать с лишним градусов; с великим Трудом они центральный этот шар Столкнули вкось. Иные говорят, Что Солнцу было ведено свой бег От равноденственной стези сместить На тот же самый угол и, Тельца Минуя, и сестер - семь Атлантид, Все выше возноситься,- к Близнецам Спартанским и тропическому Раку, Оттуда предпринять обратный путь, Ко Льву спуститься; Деву и Весы Оставить позади и донестись До Козерога,- областям земным Даруя смены годовых времен; Иначе непрерывная весна Земле бы улыбалась круглый год Цветами, дни равнялись бы ночам, За исключением полярных стран, Где день безнощный вечно бы светил, Поскольку Солнце низкое, взамен Большого расстоянья от Земли, Ходило б незакатное, кружа По горизонту; Запад и Восток Безвестны были б жителям; снегов И стужи бы не знал Эстотиланд, А также отдаленные края На юг от Магелланова пролива. В проклятый миг вкушения плод Сменило Солнце путь, как бы узрев Тиестов пир: иначе как бы мог Еще безгрешный, населенный мир Язвящей стужи, знойной духоты Избегнуть, неминуемых теперь? Хоть перемена средь небесных сфер Была неспешной, вскорости она Явленья следственные повлекла На суше и на море: звездных бурь Неистовство, миазмы и пары Тлетворные, туманы, облака, И воздух стал зловредным и чумным. От Норумбеги северной, от гор Суровых, самоедских берегов, Круша затворы медные, Борей И Кекий шумный, Фракий и Аргест Ревучий, бури взяв на рамена, Вооружившись градом, снегом, льдом, Гнетут леса, морей вздымают глубь. Навстречу, с Юга, к ним стремится Нот И черный Африк от Сьерра-Леоне, Гоня громады громоносных туч, Их путь пересекает поперек; С восхода и заката Эвр, Зефир Свирепствуют, нисколько не слабей, А вкупе с ними свищут им в бока Сирокко и Либеккио. Сперва Средь неживой природы разожглось Неистовство, но дочь Греха - Вражда, Посредством Злобы, вскоре привела Смерть к бессловесным тварям. Зверь восстал На зверя, птицы кинулись на птиц, И рыбы ополчились против рыб. Отвергли все растительную снедь И начали друг друга пожирать. Пред Человеком твари с этих пор С почтеньем не стояли, но стремглав Бежали прочь, не то ему вослед Косились яростно. Таков зачин Бессчетных внешних бедствий, и Адам Их умноженье часто примечал, Хотя в непроницаемой тени Укрылся - жертва скорби,- но в душе Горчайшую он чувствовал беду И, ввержен в бурный океан страстей, Пытался облегченье тяжких мук В печальных сетованьях обрести: "- О, пагуба счастливца! Юный мир Преславный, неужели он исчез, И я, венец недавний этой славы, Былой счастливец, проклят, принужден От Божества скрываться и бежать, Чье лицезренье было искони Моим блаженством высшим? Но прийму Злосчастный жребий, горькую судьбу, Когда б на этом исчерпалась казнь; Я поделом наказан и стерплю Заслуженную кару, но конца Ей нет; все то, что выпью или съем, Все то, что от моих родится чресл, Подвержено проклятью. О, слова, Столь сладостно звучавшие: "Плодитесь И множьтесь!" Нынче страшно им внимать! Что множить и плодить мне суждено, Помимо новых на мою главу Проклятий? Кто в грядущие века, Терзаясь мною навлеченным злом, Проклятье на меня не обратит, Воскликнув: "Горе, Праотец, тебе, Адам нечистый! Вот благодарить Кого нам надобно!" Проклятьем впредь Признательность мне будут выражать, И, кроме собственного,- на меня Проклятья всех потомков как шальной Обрушатся отлив, соединясь В природном средоточье, и хотя На место надлежащее падут,- Падут в среду родную тяжким грузом. О, мимолетные услады Рая, За вас я вечным горем заплачу! Просил ли я, чтоб Ты меня, Господь, Из персти Человеком сотворил? Молил я разве, чтоб меня из тьмы Извлек и в дивном поселил Саду? Но если к собственному бытию Я волей не причастен, то велят Закон и справедливость обратить В первоначальный прах меня опять. Я этого хочу; Твои дары Вернуть желаю, не имея сил Безмерно трудные Твои блюсти Условия, на коих бы возмог Дарованное благо удержать, Которого я вовсе не искал. Утраты этой было бы вполне Достаточно для кары; так зачем Ты безысходную прибавил скорбь? Твой суд непостижим. Но, говоря По правде: слишком поздно я ропщу; Мне надо бы условья отклонить Заранее. Бедняк! Ты принял их. Никак, хотел ты благом завладеть, А после опорочить договор? Без твоего согласья создал Бог Тебя; но если б твой ослушный сын На обличенье возразил отцу: "Зачем ты дал мне жизнь? Я не просил Об этом!" - разве дерзостный ответ Ты принял бы? Ведь сын твой порожден Не прихотью твоей, но естеством, Тебя ж хотеньем Собственным воздвиг Творец и на служение Себе Избрал; от Божьей милости была Твоя награда; посему Он прав Любую казнь тебе определить. Я покоряюсь. Верен Божий суд И беспорочен приговор. Я - прах И отойду во прах. О, жданный миг, Когда б ни грянул! Отчего же длань Господня медлит казнь осуществить, Назначенную в день Грехопаденья? Почто живу я дольше, не пойму; Почто, карая смертью, длит Господь Мне жизнь и наказанье заодно Неумирающее? Я готов С восторгом встретить смерть и стать землей Бесчувственной, -в нее блаженно лечь, Как в лоно материнское! Покой Я там вкусил бы и сладчайший сон Невозмутимый, и в моих ушах Грозящий голос Божий, словно гром, Не грохотал бы, страх бы не терзал Прозреньем худших бедствий для меня И для моих потомков. Лишь одним Смущен: быть может, я не весь умру, И чистое дыханье жизни, дух Живой, который Бог в меня вдохнул, Не будет уничтожен, наряду С телесной оболочкой, и тогда В могиле, а не то в ужасном месте Другом (кто знает?), вживе суждено Мне умирать. Чудовищная мысль, Коль скоро истинна! Но почему? Ведь грех дыханьем жизни совершен; Так что же смертно, если не душа, Причастная и жизни и греху, Поскольку плоть - безжизненна, безгрешна? Итак, умру я весь. На этом пусть Сомненья успокоятся. Постичь Дальнейшее людской не в силах ум. Бог бесконечен, но неужто месть Господня бесконечна? Не таков Приговоренный к смерти Человек. Как может Бог обрушить вечный гнев На тварь конечную, чье бытие Смерть пресекает? Может ли Господь Бессмертной сделать смерть? Но этим Бог В противоречье странное впадет, Что невозможно даже для Творца И слабость означало бы скорей, Чем всемогущество. Ужели Он Изволит, ради мести, вознести Конечное в казнимом Человеке До бесконечного, чтоб утолить Гнев ненасытный, и продолжить казнь Сверх меры персти бренной, преступив Закон Природы, каковой гласит, Что действие причин подчинено Не протяженью сфер, присущих им, Но свойствам и возможностям вещей, Подверженных причинам. Ну, а вдруг Смерть - вовсе не единственный удар, Все чувства отнимающий зараз, Как думал я,- но мук безмерных ряд, Что непрерывно множатся, растут; Я их сегодня начал ощущать В себе и вне себя, и эта боль Продлится до скончания времен. О, горе! Страх, подобно грому, вновь Мою незащищенную разит Главу! Итак, навек воплощены В единстве нераздельном - я и смерть. Но не один я отягчен судьбой,- Во мне потомство проклято мое. Прекрасное наследье, сыновья, Вам откажу! О, если б, расточив Его дотла, оставил вас ни с чем, Меня благословили б вы, лишась Смертельного подарка, но теперь . Лишь проклянете! Отчего за грех, Одним свершенный, будет род людской, Невинный, совокупно осужден? Невинный ли? Что может от меня Родиться, кроме с ног до головы Растленных поколений, ум и воля Которых, в непотребстве закоснев, Не только станут грех мой повторять, Но и к нему стремиться? Разве им Возможно оправданье обрести Пред ликом Господа? Но, перебрав Сомненья все, я должен оправдать Всевышнего, и сколько б я ни сплел Уловок ложных, доводов пустых И тщетных умствований,- все ведут К воззренью твердому: виновник сам Я первый и последний; корень зла И порчи - лишь во мне; хула должна Пасть на меня,- о, если бы и гнев Сразил меня, единого! Мечта Безумная! Ты в силах ли снести Безмерный груз, тяжело всей Земли, Вселенной всей, хотя б с твоей женой Прескверной это бремя разделил? Все, что тебя прельщает и страшит, Надежду на прибежище равно В зачатке губит. Не было и нет Несчастнее тебя, и не сыскать Ни в прошлом, ни в грядущем образца Такой беды. Возмездьем и грехом Ты уподоблен только Сатане. О, Совесть! В бездну ужаса и мук Меня ты ввергла; я не нахожу Исхода, падая все глубже, глубже!" Так, сам с собою, вслух роптал Адам В глухой ночи, что боле не была Целебной, кроткой, свежей, как досель, До преслушанья; черный воздух в ней Теперь царил, с туманом наряду И наводящей трепет, влажной мглой, Где Совести нечистой все вокруг Казалось ужасающим вдвойне. Адам лежал, простершись, на земле, На ледяной земле, и проклинал Свое рожденье, упрекая Смерть За то, что медлит казнь осуществить. Он вопрошал: "- Зачем ты, Смерть, нейдешь, Чтоб трижды вожделенным покарать Меня ударом? Истина ужель Свое нарушит слово? Божий суд Ужель неправосудным хочет стать? Но Смерть не поспешает на призыв; И, несмотря на вопли и мольбы, Не ускоряет медленных шагов Небесный суд. О, рощи я леса, Источники, долины и холмы, Я вас еще недавно обучал Иными отзвуками отвечать На голос мой; совсем иную песнь Приветно повторяла ваша сень!" В отчаянье сидела в стороне Понуро Ева; муки увидав Адама, подошла к нему, стремясь Утешной речью скорбь его смягчить; Суровым взором он жену отверг: "- Прочь с глаз моих, змея,- пристало так Тебя наречь за то, что ты в союз Вступила с Гадом. Ненавистна ты И лжива, словно Змий; недостает Обличья лишь и цвета, чтоб, явив Коварство скрытое, предостеречь Созданья прочие: не доверять Твоей небесной внешности, дабы Она, лукавство адское тая, Сетями не опутала бы их. Я был бы вечно счастлив без тебя, Когда б не спесь твоя, пустая страсть Бродяжить, не отвергли б наотрез Остережений мужа, в грозный миг Опасности, сомненьем оскорбясь Моим оправданным. Ты показать Себя возжаждала хоть Сатане, Мечтая провести его, но Змием Была обманута, а я - тобой. Я, созданной из моего ребра, Тебе поверил, стойкой, мудрой счел, Благоразумной и от козней всех Предохраненной; разгадать не смог, Что это не душевные твои Достоинства, но только внешний блеск, Что ты ребро, не боле, и к тому Кривое от природы, да и влево Наклонное, как вижу я теперь, Откуда взято; лучше бы его Отбросить сразу, ежели в числе Излишним оказалось! О, зачем Творец премудрый Небеса Небес Мужами - Ангелами заселил И напоследок создал на Земле Новинку - обольстительный изъян Природы? Отчего подлунный мир Мужчинами одними не наполнен, Как Небо Духами, где женский пол Отсутствует? Ужель других путей Продолжить род людской Он не сыскал? Тогда бы не стряслось такой беды И много худших, будущих невзгод, Бессчетных смут - последствий женских ков И связей с женщинами; ибо муж Подругу подходящую вовек Не обретет, довольствуясь женой, Которую просчет и неуспех Ему дадут; желанную добыть Ему удастся редко, по вине Ее непостоянства; узрит он, Что легкомысленница предпочла Не столь достойного; а если даже Взаимностью ответит на любовь,- Ей воспрепятствуют отец и мать; Иль поздно он избранницу найдет, Цепями брака скованный с другой, Жестокой, ненавистной и позор Навлекшей на него. Отсюда жизнь Людская будет горестей полна Несметных и разбит семейный мир!" Он смолк и отвернулся, но в слезах, С развихренными прядями волос, Не отступала Ева и, к ногам Адамовым униженно склонись, Их обняла, о милости моля: "- Не покидай меня! Свидетель - Небо, Насколько я люблю тебя и чту Сердечно! Неумышленно ты мной Обижен, по несчастью оскорблен! Обняв твои колена, я прошу Смиренно: нежных взоров не лишай Страдалицу,- всего, чем я жива,- Благих советов, помощи твоей В безмерной этой скорби. Ты один Мне сила и опора; без тебя Куда я денусь? Где ухоронюсь? Пока мы живы,- может, краткий час,- Да будет лад меж нами. Долей злой Сплоченные, сплотимся же тесней Противу ненавистного Врага, Которого явил нам приговор, Противу Змия лютого! За вс╨, Что нас постигло, не питай вражды Ко мне, погубленной и превзошедшей Тебя в несчастье. Оба мы грешны: Пред Богом - ты, но я грешна вдвойне,- Пред Богом и тобой. Вернусь туда, Где осудили нас; там вопиять Я стану, докучая Небесам, Чтоб отстранился от твоей главы Их приговор и лишь меня разил - Единую виновницу невзгод Твоих! И пусть меня, одну меня Карает справедливо ярость Божья!" Она, рыдая, смолкла. Вид жены Униженной и распростертой ниц, Прощенья ждущей за вину свою, В слезах осознанную, наклонил Адама к жалости, и сердце он Смягчил над кающейся, что досель Отрадой лучшей для него была И жизнью всей, а ныне, сокрушась, У ног его молила отпустить Обиду, нанесенную ему. Столь привлекательное существо Умильно заклинало прежний лад Восстановить, советами помочь! Адам обезоружен; вскоре гнев Его остыл; подругу приподняв, Он с кротким словом обратился к ней' "- Беспечная! Торопишься опять В желаньях безрассудных! Понести Ты хочешь кару общую одна; Увы! Сперва свою принять изволь; Во всем объеме Божий гнев стерпеть Не в силах ты, коль нынче, восприяв Лишь долю малую, так тяжело Досадою моей удручена. О, если бы ходатайства могли Переменить решенья Божества, К судилищу, тебя опередив, Я поспешил бы, громче бы молил Со мной расправиться и пощадить Твой легкомысленный и слабый пол, Мне вверенный и небреженный мной! Но подымись! Не будем осуждать Друг друга; мы и так осуждены. Не лучше ль нам в любви соревноваться: Как бремя горя нашего верней Взаимно облегчить; ведь смертный срок, Нам возвещенный, не наступит вдруг, Но ежели я правильно сужу,- К нам будет шаг за шагом это зло, Как вечер угасающего дня, Неспешно близиться, усилив гнев Страданий, что достались нам в удел И нашему несчастному потомству!" В ответ сказала Ева, ободрясь: "- Меня печальный опыт научил, Сколь малую ты цену придаешь Моим словам, что оказались впрямь Оплошными; их затаенный вред Дальнейшими событьями доказан. Но как я ни грешна, ты мне опять Вернул благоволенье и приязнь; Надеясь и любовь твою вернуть,- Единственную в жизни или смерти Отраду сердца,- я не утаю Раздумий, что р смятенной родились Моей душе и могут облегчить Страданья наши или их пресечь. Мучителен, прискорбен этот путь, Но все же с нашим горем не сравним И легче на него решиться нам. Коль мы судьбой грядущей смущены Потомства, обреченного страдать И умереть (печально быть виной Злосчастья племенам от наших чресл, Произвести на гнусный этот свет Бездольных отпрысков, которым жить В скорбях придется, пищей под конец Проклятому чудовищу служа), Ты властен окаянным племенам Не дать родиться, их не зачинать. Бездетен ты - останься таковым, Прожорливую Смерть перехитрив; Тогда насытить нами лишь двумя Желудок алчный доведется ей. Но ежели жестоким ты сочтешь И тяжким,- неразлучно быть со мной, Любя, общаясь, видясь день за днем, Воздерживаться от законных прав Любви, от брачных сладостных объятий, И безнадежно подле существа, Сгорающего от взаимных чувств, Желаньями томиться, что ничуть Не меньшие беда и маета, Чем кары предстоящие,- давай Покончим разом и освободим Себя и семя наше ото всех Грозящих ужасов; отыщем Смерть, А не найдем - ее исполним долг Руками собственными над собой. Зачем дрожать от страха и в конце Стать жертвой Смерти, если к ней пути В избытке? Мы кратчайший изберем, Разрушив разрушеньем разрушенье!" Так высказалась Ева, или речь Дальнейшая оборвана была Отчаяньем. Столь пристально она О Смерти думала, что свежий цвет Ланит ее смертельно побледнел. Но Евины советы не могли Поколебать Адама; вознесясь Гораздо прозорливейшим умом К надеждам лучшим, он ей возразил: "- Твое презренье к жизни и тщете Утех телесных некие черты В тебе являют, и они стократ Достойней, благороднее вещей, Тобою презираемых. Но мысль О саморазрушенье перевес Твой губит; не презрение лежит В ее основе, но тоска и страх Утраты жизни и усладных благ, Тобой ценимых. Если ты исход Желанный в Смерти видишь, возмечтав Избегнуть приговора, знай, что Бог, Без спору, наказующую длань Предусмотрительно вооружил, И от возмездья нам уйти нельзя Подобным способом; но я боюсь, Что Смерть похищенная не спасет От присужденной кары, и Господь, Прогневясь пуще, Смерть устроит в нас Еще при жизни. Нет, изобретем Решенье лучшее! Сдается мне, Его нашел я, вспомнив приговор И тщательно обдумав те слова, В которых нам предсказано, что Змия Глава сотрется семенем Жены. Ничтожная награда, если здесь Не мыслится, как я сообразил, Великий наш противник Сатана, В обличье Змия обольстивший нас. Главу его стереть! Вот это месть Достойная! Но мы ее навек Лишимся, если руки на себя Наложим иль бездетность изберем, Как предлагаешь ты; избегнет Враг Возмездья, присужденного ему, А с нас, виновных, взыщется вдвойне. Итак, не будем больше говорить О самочинной смерти, о бесплодье Намеренном, которое надежд Лишает, нетерпеньем отдает, Враждой, досадой, спесью, мятежом Противу Бога и Его Суда, Противу справедливого ярма, На нас возложенного. Вспомяни, Сколь милостиво нам Господь внимал И сколь безгневно, безукорно Он Судил! Уничтоженья ждали мы На месте, придавая смысл такой Понятью Смерти; что ж произошло? Тебе он муки тягости предрек И чадородия, но эта боль Вознаграждается в счастливый миг, Когда, ликуя, чрева твоего Ты узришь плод; а я лишь стороной Задет проклятьем,- проклята Земля; Я должен хлеб свой добывать в трудах. Что за беда! Была бы хуже праздность. Меня поддержит труд и укрепит. Господня благость безо всяких просьб О нас промыслила: чтоб нам вреда Ни холод, ни жара не нанесли, Всевышний, недостойных пожалев, Своею дланью в день Суда одел. А если мы к Нему прильнем с мольбой, С вниманьем большим Он отверзнет слух И сердце к состраданью преклонит. Он способы премудро преподаст, Как нам суровость годовых времен Перенести, укрыться от дождя, От града, льда и снега; вот уже Небесный свод на разные лады Их шлет на гору нашу; между тем Порывами сырые ветры веют, Взметнув зеленокудрую листву Развесистых деревьев: верный знак, Что надо отыскать приютный кров И обрести тепло, дабы согреть Немеющие члены; и пока Нас не покинуло на произвол Ночного холода светило дня,- Лучи его собрав и отразив, Им в снедь дадим сухое вещество, Иль воздух попытаемся поджечь Соудареньем или треньем двух Предметов, по примеру облаков, Вступивших в битву, или грудь о грудь, Порывом ветра сшибленных сейчас И породивших молнийный огонь, Что, вкось низринувшись, воспламенил Сосны и пихты смольную кору, И это пламя шлет издалека Приятное тепло и в силах греть Не хуже солнца; пользоваться им И средствами другими, исцелить Способными или исправить зло, Что наши прегрешенья навлекли,- О милости молящих, нас Господь Наставит. Мы, при помощи Творца, Удобствами такими овладев, Без страха сможем нашу жизнь прожить, Пока последний не вкусим покой И отойдем во прах,- родной наш дом. Всего же лучше - воротясь опять К судилищу, благоговейно пасть Пред Богом, о прощенье умолять, Покорно исповедуя вину, И землю изобильно оросив Слезами, воздух вдохами сердец Унылых сокрушенно огласить, В знак непритворности и глубины Смирения и скорби неизбывной! Он сжалится над нами, сменит гнев На милость. Ведь когда, казалось, Он Негодовал и был особо строг, Что выражал Его приветный взор, Как не участье, кротость и любовь?" Так Пращур, каясь, молвил, и ничуть Не меньше Ева каялась; потом Пошли туда, где их Господь судил, Униженно пред Ним простерлись ниц, Покорно исповедали вину И землю оросили током слез, Окрестный воздух вздохами сердец Унылых сокрушенно огласив, В знак непритворности и глубины Смирения и скорби неизбывной. КНИГА ОДИНАДЦАТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Сын Божий представляет Отцу молитвы кающихся Прародителей и ходатайствует о прегрешивших. Господь принимает ходатайство, однако объявляет, что они не могут долее обитать в Раю, и посылает Архангела Михаила с отрядом Херувимов для удаления Прародителей из Рая но повелевает прежде открыть Адаму события грядущих времен. Сошествие Михаила. Адам указывает Еве на некие зловещие предзнаменования, видит приближающегося Михаила и идет навстречу. Архангел возвещает о предстоящем выдворении из Рая. Стенания Евы и смиренные просьбы Адама. Архангел возводит Праотца на высокую гору и являет ему в видении все, что произойдет до потопа. С покорством покаянная чета, Склонись, молилась, ибо Благодать, С Престола милосердия сойдя, Их осенила, камень из сердец Исторгла, обновленную, взамен, Живую плоть любовно возродив, Исполненную вздохов несказанных, Что на крылах молитвы, к Небесам, Любого красноречия быстрей, Взлетали; но в супругах обличал Величественный образ - не убогих Просящих; нет! - молитва их была Не менее существеннее той, С которой Пирра и Девкалион Предстали пред святилищем Фемиды Как древнее предание гласит, Хотя позднейшее, чем наш рассказ,- И с трепетом просили у богов Потопом истребленный род людской Восстановить. Прямой стезей летя На Небо, Прародителей мольбы Завистливыми ветрами с пути Не отклонялись и, по сторонам Развеянные, не блуждали втуне, Но в Эмпирейские вошли Врата; Заступник величайший облачил Их фимиамом, что на алтаре Курился золотом; они взвились К престолу Вседержителя, и- Сын Представил их, возвеселясь, Отцу, За грешников ходатайствуя так: "- Воззри, Отец! Вот первые плоды Земные, милосердием Твоим Взращенные, воспринятым людьми! Молитвы эти, вздохи - в золотом Кадиле, с фимиамом заодно, Я, Твой Первосвященник, приношу,- Плоды, что от семян произошли, Которые Ты в сердце заронил Адама сокрушенное; они Намного сладостней плодов любых, В Эдеме зреющих на древесах, Возделанных Адамом, до того, Как он попрал запрет. Склони Твой слух К мольбам и воздыханиям внемли Безмолвным! Неискусен Человек В молитвословиях, но Мне дозволь Их толковать; ведь Я его Ходатай, Умилостивление за грехи, Все добрые, недобрые дела, Им совершенные, Мне одному Вмени; значеньем собственных заслуг, Я первые - возвышу, искупит Вторые - смерть Моя. Прими, Отец, Меня и, заодно со Мной, прими Душистый фимиам его молитв. О примиренье! Пусть он проживет, Прощенный, дней положенных число. Хотя и грустных, до тех пор, когда Осуществится смертный приговор, Который отменить Я не прошу, Но облегчить,- и смерть его к другой, Гораздо лучшей жизни воскресит, Где, Мною искупленные, вовек Пребудут в ликованье и блаженстве, Единое со Мной образовав, Как составляю Я с Тобой одно!" Отец безоблачный и светлый рек: "- Твое заступничество за людей Приемлю, ибо Мной предрешено. Однако людям дольше жить в Раю Закон, предписанный Природе Мной, Не дозволяет. Чистый мир стихий Бессмертных, чуждый грубым веществам, Нестройным смесям, сочетанью скверн, Теперь извергнет поврежденных прочь, Извергнет, словно грубую болезнь, В такой же грубый воздух, где во снедь Дана им пища бренная, дабы Их к разрушению расположить, К распаду, под воздействием греха, Что все сгубил, нетленное растлив. Два дара Человеку Я вручил, Создав его,- блаженство и бессмертье. Безумно он утратил первый дар, Затем увековечил бы второй Его беду, когда бы Смерть к нему Я не привел и повелел ей стать Последним исцеленьем от невзгод; И после жизни, полнотой мытарств Испытан, благочестьем убелен И подвигами веры, ото сна Могильного внезапно пробудясь, В День воскресенья мертвых из гробов, Для новой жизни, возвратится вновь Он, с новым небом, новою Землей, Со всеми праведными - к Божеству. Но созовем синод Блаженных; пусть От Эмпирейских дальних рубежей Обширных явятся; не утаю От них Мой приговор. Им довелось Узреть, как Я недавно покарал Виновных Духов; да узнают ныне Судьбу, которую определил Для Человечества, и хоть верны Неколебимо,- крепче утвердят Приверженность надежную свою". Он смолк, и Сын великий подал знак Блистательному стражу, что стоял Невдалеке; страж вострубил в трубу, Быть может, в ту, взывавшую поздней, При нисхожденье Бога на Хорив; Ее, быть может, некогда услышат, Гремящую в День Страшного Суда. Трубленье Ангельское разнеслось По всем краям Небесным; отовсюду - Из амарантовых, счастливых кущ, От берегов ручьев живой воды, Где Дети Света, в радостном кругу, Общались меж собой,- они спешат На Царский зов, занять свои места; С Престола высочайшего Господь Веленье всемогущее изрек: "- Сыны Мои! Вот, как один из нас Отныне стал Адам; вкусил он плод Запретный и Добро и Зло познал. Пускай гордится веденьем Добра Утраченного, разуменьем Зла Приобретенного; но был бы он Счастливей, если б знал Добро одно, А Зла не ведал вовсе. Он весьма Скорбит, раскаиваясь и моля Прощенья: это Мною внушено, Однако, предоставленный себе, Он суетен и шаток; посему, Дабы он к Древу Жизни не простер Длань дерзновенную и не вкусил, Чтоб стать бессмертным, даже не мечтал О вечной жизни, изгоню его Из Рая, для возделанья земли, Откуда взят,- воистину, приют Ему гораздо свойственней теперь! Сверши Мое веленье, Михаил! Из Херувимов избери бойцов Пылающих, дабы коварный Враг, В поддержку Человеку иль стремясь Эдем присвоить праздный, новой смуты Коварной бы не произвел; спеши И беспощадно грешную чету Из Рая выдвори; запрещено Топтать святое место нечестивцам,- Им возвести, что изгнаны они Со всем своим потомством навсегда, Но грозно приговор не объявляй Суровый, чтоб их вовсе не сразить; Я вижу, как, смягчась, они вину Оплакивают. Ежели приказ Покорно примут Мой - не откажи Им в утешенье, поучи, наставь, Открой Адаму - что произойдет В грядущем, как тебя Я вразумлю, Упомяни завет Мой о грядущем Восстановленье в семени Жены И горемычных с миром изведи. С восточной стороны, где доступ в Рай Всего удобней,- учреди посты Из Херувимов, пламенем меча Широковеющим, Мой сад укрой, Пускай страшит оно издалека Всех приближающихся и замкнет Дороги к Древу Жизни, чтобы Рай Не обратили Духи Зла в притон, Моими Древесами завладев, И с помощью похищенных плодов Не соблазнили б сызнова людей". Он смолк. Архангел вмиг пустился в путь, С ним Херувимов блещущая рать, И каждый Херувим - четверолик, Как Янус двоекратный; все бойцы - Многоочиты; их тела везде Усеяны глазами без числа И недреманней Аргусовых глаз; Аркадская бы флейта усыпить Их не могла бы - сельская свирель Гермеса, ни его снотворный жезл. Тем часом Левкотея, пробудись, Приветствовала мир священным светом И землю бальзамической росой Кропила вновь; Адам прервал тогда Молитву, и Праматерь прервала, И оба снова силы обрели, Ниспосланные свыше,- некий луч Надежды, что в отчаянье самом Блеснул утешно, радость пополам Со страхом. В разногласье этих чувств, Адам, с бывалой милостью, к жене Склонился и такую начал речь: "- Я верю, Ева, что обилье благ, Доступных нам, ниспослано с Небес. Не верится, чтобы от нас могло Подняться к Небу нечто, повлияв На мысли Всеблаженного Творца, И волю преклонить Его; меж тем Молитва теплая, короткий вздох Людского сердца - могут вмиг достичь Престола Миродержца. С той поры, Как Бога оскорбленного смягчить Мольбой решил я, на колена пал И сердце сокрушенное отверз, Мне кажется - Он милосердно слух Склонил и кротко внял. В моей душе Мир воцарился вновь, и я обет Всевышнего внезапно вспомянул, Что семя некогда твое сотрет Главу Врага; об этом, устрашенный, Забыл я, но отныне убежден, Что горечь смерти миновала нас И мы пребудем живы, не умрем. Возрадуйся же, истинная мать Людского рода, мать живых существ! Жив Человек тобою, и живет Для Человека всяческая тварь". Но Ева грустно молвила в ответ: "- Достойна ль я, виновная, носить Такое имя? Должная во всем Тебе помощничать, я приспешила Твою погибель; подобают мне Упреки, недоверие, позор. Но мой Судья безмерно милосерд, Я первая преступно прийела На Землю Смерть, а Он меня вознес И благодатно удостоил стать Истоком первым жизни; также ты - Весьма великим званьем наделил. Хоть по заслугам зваться я должка Совсем иначе. Нас, однако, ждет Работа в поле. Нам в поту лица Теперь трудиться ведено, хотя Ночь напролет не спали мы. Гляди! О наших треволненьях не печась, Заря, как прежде, розовой тропой С улыбкой шествует, и мы пойдем! Теперь я от тебя не отдалюсь Вовеки, где б ни ждал урочный труд, Отныне - целодневный, но доколь Мы обитаем здесь,- что отягчить Способно столь приятные прогулки? Пускай мы пали, будем жить в Раю, Довольны тем, что обитаем здесь". Так чаянья Праматерь излила В смирении глубоком, но Судьба Иное уготовала. Сперва Природа знаменья дала, явив На воздухе, на птицах, на зверях. Недолгий, розовый рассвет померк, И в воздухе, что сразу потемнел, Юпитерова птица, с вышины Парящего полета своего, На двух пернатых дивной красоты Ударила и ринулась вдогон; И первый ловчий, царь лесов, с холма Крутого устремился за оленем И ланью - нежною четой лесной, Прелестнейшей; спасения ища От хищника, они бежали прочь, К Вратам восточным Рая, и, следя Глазами за оленями и львом, Встревоженный Адам сказал жене: "- О Eвa! Измененья нам грозят! Немые Небо знаки подает, Вещая о намереньях своих, Не то остерегая от надежд На упраздненье кары, ибо смерть На малое число коротких дней Отсрочена. Как дальше будем жить И долго ли - кто знает? Лишь одно Известно: прах - мы оба, и во прах Вернемся, и не станет вовсе нас. Зачем иначе этот знак двойной Погони в воздухе и на земле, Все в том же направленье, на Восток? Зачем Восток до полдня потемнел, А Запад - ярче утренней зари, И облако слепящей белизны С лазоревых снижается высот? - Небесное укрыто нечто в нем!" Он не ошибся. В облаке отряд Посланцев Божьих с яшмовых Небес Спустился, на холме расположась. Величественный вид,- когда б не страх Телесный, не сомненье в этот миг Не замутили Праотцу глаза. Не величавей ангельским полком Иаков был в Маханаиме встречен, Где в поле он увидел ратный стан И лучезарных стражей у шатров; С блистанием не большим, на горе Пылающей, огнистые войска Возникли в Дофаиме, оным днем, Когда Сирийский царь, чтоб завладеть Единым человеком, как злодей Напал, без объявления войны, На город весь. Державный Иерарх, Оставив на холме блестящий строй Воителей, велел им Сад занять, А сам пошел туда, где Пращур наш Скрывался. Посетителя узрев Великого, Адам проговорил: "- Известий важных, Ева, ожидай; Возможно, мы узнаем о судьбе Грядущей нашей либо нам закон Предпишут новый. Вижу, вдалеке, Из облака сияющего, холм Окутавшего, некий муж возник, Осанкой - Небожитель, и притом Не из простых, а наивысший чин, Господство иль Престол, так величав Идущий. Не пугает он ничуть, Но не пленяет кротостью лица Приветливой, которой Рафаил Вселял доверье. Этот слишком строг И царственен. Дабы не оскорбить Его торжественности, я приму С почтеньем гостя; ты же - удались". Он смолк. Архангел вскоре подошел; Он Эмпирейский образ изменил И, чтобы с Человеком говорить, Облекся в человеческий наряд. Поверх его сверкающей брони Свободно развевался рдяный плащ Военный, но цветистей во сто крат, Чем пурпур Мелибеи или Сарры, Которым облекались в старину Герои и цари, когда вели Переговоры мирные; сама Окрасила Ирида ткань плаща. С откинутым забралом звездный шлем Являл прекрасный, мужественный лик Архангела, как бы его черты Недавние приметы юных лет Утратили; висел огромный меч,- Гроза погибельная Сатаны,- На поясе, подобном зодиаку Блистательному, при бедре; копье - В его руке. Адам простерся ниц, Но Дух, по-царски, не склонив главы, О цели посещенья молвил так: "- Небесным приговорам не нужны Вступления. Услышаны мольбы Твои чистосердечные и Смерть, Чьей жертвою ты присужден был стать В день прегрешенья твоего, теперь Надолго без добычи. Много дней Даровано тебе, дабы ты мог, Раскаявшись, посредством добрых дел Исправить зло; тогда Господь, смягчась, Тебя, возможно, искупит совсем От алчной пасти Смерти, но в Раю Не дозволяет дольше обитать. Тебя я прибыл выдворить, чтоб землю Ты стал возделывать, откуда взят. Она гораздо свойственней тебе!" Умолк Архангел, ибо эта весть Адама поразила; он застыл, Окаменев от скорби ледяной, Но выдал Евы исступленный вопль Ее убежище в густых кустах: "- О, бедствие нежданное, грозней, Жесточе Смерти! Как покину Рай, Как Рай утрачу, родину мою, Вас, уголки тенистые и рощи Блаженные, достойные богов, Где я мечтала мирно провести, Хотя и грустно, отведенный срок, До смерти, неминуемой для нас? Вы, райские цветы! В иных краях Нигде вы не растете, только здесь! Я холила вас первых, на заре, Последних навещала ввечеру И почки ваши бережной рукой Лелеяла, давала имена! Кто вас любовно к Солнцу обратит, Кто по родам распределит, польет Живой водой амврозийных ручьев? Ты, куща брачная! Всем, что отрадно Ласкает обоняние и взор, Тебя я украшала! Как могу С тобою разлучиться и бродить В угрюмом, полном дикости и тьмы, Гораздо низшем мире? Как же мы, Вкушавшие бессмертные плоды, Нечистым будем воздухом дышать?" Прервал Архангел кротко Евин плач: "- Не сетуй и с терпеньем покорись Утрате справедливой! Чересчур Не прилепляйся всей душой к вещам, Которыми не вправе обладать. Уйдешь ты не одна, с тобою - муж; Ступай за ним, и где б он ни избрал Пристанище, твоя отчизна - там!" От скорби ледяной в себя придя, Адам скрепился и обрел слова, Смиренно к Михаилу обратясь: "- Небесный! Ты, наверно, из числа Престолов иль, возможно, их Глава. Князь над князьями, с кроткой добротой, Ты страшное известье сообщил; Сурово сообщенное, оно Безмерную бы причинило боль, А исполненье бы могло убить, Столь много нам, бессильным, доведется Перенести отчаянья, тоски И горя, ибо мы принуждены Покинуть благодатные места, Счастливую обитель, дивный Сад, Единую утеху наших глаз! Нам прочие покажутся края Пустыней нелюдимой и чужой, Враждебной нам, безвестным чужакам, Когда б я, неотвязчиво молясь, Надеялся веленья изменить Того, Кто может все,- я день и ночь Вопил бы, но беспомощны мольбы Пред непреложной волей Божества, Как против ветра дуновенье уст, Что возвращается опять в уста И удушает дерзкого. Итак, Я покоряюсь Высочайшей воле; Но горше, чем изгнаньем, удручен Я тем, что. Рай покинув, удалюсь От Лика Божьего и навсегда Лишусь блаженства Бога лицезреть. Благоговейно посещал бы здесь Я те места, которые Творец Святым Своим присутствием почтил; Сынам повествовал бы: "- На горе, Вот этой, мне являлся Царь Небес, Под этим деревом стоял Господь, Средь этих сосен я Ему внимал, У этого источника с Творцом Беседовал!" Я всюду бы воздвиг Из дерна жертвенники, алтари И, камни яркие в ручьях собрав, На поминанье будущим векам Сложил бы грудами, дабы цветы, Плоды и ароматную смолу Миродержавцу в жертву приносить. Где в мире низменном я отыщу Явленье Всемогущего, следы Его священных стоп? Хоть я бежал От гнева Божьего, но снова Он Призвал распаянного, и продлил Мне жизнь, и семя обещал мое Умножить; я, утешенный, готов Хотя бы слабый отсвет созерцать Господней славы и к Его стопам Моленья воссылать издалека!" Приветно глядя, молвил Михаил: "- Ты ведаешь - Творцу принадлежат Земля и Небо,- не один утес Эдемский этот! Сушу, и моря, И воздух вездесущностью своей Он наполняет и любую тварь Могучей силой действенной живит, Питает, согревает. Он во власть Всю Землю дал тебе,- не малый дар; Так не считай, что ограничил Бог Эдемским или Райским рубежом Свое присутствие. Здесь, может быть, Располагался бы твой главный стан, Отсюда поколенья сыновей Твоих бы разошлись и вновь сюда Стекались бы со всех концов Земли, На поклоненье Праотцу людей Великому. Но ты свои права Высокие утратил; на равнину Ты будешь низведен, чтоб наравне С твоими сыновьями обитать. Откинь сомненья; в долах и полях, Равно как здесь, присутствует Господь. Его благие знаменья везде Ты встретишь, милостиво осенен Отеческой любовью, и во всем Увидишь образ Божий и следы Священного присутствия Творца. Дабы ты веру эту укрепил До твоего исх