стал получать крупную денежную помощь от состоятельных еврейских кругов из-за границы, он проводил принцип, что больше нет единого еврейского народа, отвергал идею "мировой еврейской нации"92, -- а существуют-де и в еврействе два враждующих класса. (Бунд опасался, как бы национальные еврейские настроения "не затемнили классового сознания пролетариата".) Однако собственно еврейского пролетариата в наличии было мало: евреи -- крайне редко шли в фабричные рабочие. Это объясняет Ф. Кон: "Евреи считали позорным для себя не быть самостоятельными хозяевами", хоть самым скудным -- да ремесленником, хоть подмастерьем: есть надежда открыть свою мастерскую. "Между тем переход на фабрику лишал его [еврея] всех иллюзий относительно того, что он когда-либо будет самостоятельным хозяином: поэтому переход на фабрику считался унижением, считался позором"93. (Правда, тут была и та помеха, что фабрикантам невыгодно было набирать рабочих с отдыхом в субботу, а не в воскресенье.) Тогда Бунд объявил "еврейским пролетариатом" -- и ремесленников, и мелких торговцев, и купеческих приказчиков (ведь по Марксу "пролетарий" -- всякий, кто работает по найму), и даже торговых посредников. И вот теперь их всех можно и надо было революционизировать и бросить против самодержавия. И даже объявил Бунд, что евреи -- "лучшие пролетарии в мире"94. (Впрочем, Бунд не снимал с себя задачи и "усилить работу среди христианских рабочих".) Далекий от социалистических симпатий Г. Б. Слиозберг пишет по этому поводу: огромная пропаганда со стороны Бунда и отдельные выступления его "приносили вред и, в особенности, непосредственный вред еврейской торговле и начинавшей развиваться промышленности". Бунд натравливал 14-15 летних ремесленных подмастерий на обучавших их мастеров; бундовцы выбивали стекла "в еврейских домах более или менее зажиточных". Вот "в день Иом-Кипура бундистская молодежь толпою ворвалась в большую синагогу [в Вильне], стала мешать продолжению молитвы и устроила невероятный дебош, распивая пиво..."95. Но несмотря на весь свой классовый накал, Бунд все более попадал и в струю всемирную, свойственную и буржуазному либерализму: "Все более распространявшаяся в культурном мире мысль, что национальная идея играет выдающуюся роль в пробуждении человеческого самосознания, принудила и теоретиков пролетарских кругов к более широкой постановке национального вопроса", и в Бунде "ассимиляционные тенденции стали постепенно вытесняться национальными"96. -- Это подтверждает и Жаботинский: "Бунд... по мере своего роста, заменяет космополитическую идеологию национальной"97. -- Абрам Амстердам, "один из первых видных деятелей Бунда", рано умерший, "пытался согласовать марксистское учение с идеями национализма"98. -- В 1901 на очередном съезде Бунда один из будущих лидеров Семнадцатого года Марк Либер (М. И. Гольдман), тогда 20-летний юноша, говорил: "Мы были до сих пор в большой мере космополитами. Мы должны стать национальными. Не надо бояться этого слова. Национальное не значит националистическое". (Усвоить бы это нам хоть через 90 лет.) И хотя резолюция того бундовского съезда высказалась против "раздувания национального чувства, ведущего к шовинизму", но одновременно и за национальную автономию евреев, "независимо от обитаемой [ими] территории"99. Этот лозунг национальной автономии Бунд еще несколько лет потом развивал в общественной агитации, и на банкетной кампании 1904, хотя вряд ли кто точно себе представлял, что значит автономия без территории. Например, стояло там право любого еврея пользоваться только еврейским языком в сношениях: с местным самоуправлением и с государственными учреждениями, -- как это можно осуществить? (Тогда ведь и для члена любой другой национальности -- тоже?) Стоит отметить, что, несмотря на свою социалистическую окраску, Бунд "в социал-демократической программе" высказывался "против требования восстановления Польши... и против учредительных собраний для окраинных областей России"100. -- Национализм -- только для себя одних? Итак, Бунд принимал в свой состав лишь евреев. А ступив на эту дорогу, хотя был резко антиклерикален -- для последовательности уже не принимал и евреев, изменивших религию. Параллельные российские социал-демократические организации Бунд стал называть "христианскими", да ведь как и придумать иначе? И этим, понятно, сильнейше оскорблял Ленина101: его-то записать в "христиане"?!.. Так Бунд стал массивной попыткой отстаивать еврейские интересы особо от общероссийских: -- И тот же Слиозберг признает: "Работа Бунда имела последствием поднятие собственного достоинства и сознания своих прав в еврейском трудовом населении"102. Взаимоотношения Бунда с РСДРП дальше не складывались легко. Впрочем -- и с польской социалистической партией, ППС, которая от самого зарождения Бунда отнеслась к нему "крайне несочувственно" и заявила, что "изолированность Бунда ставит его в положение неприятеля по отношению к нам"103. При своем растущем националистическом сознании Бунд и не мог не столкнуться с другими ветвями российской социал-демократии. Ленин описывает свой и Мартова спор с Плехановым в сентябре 1900 в Женеве: "Г. В. проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его [Бунд] прямо не-социал-демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель -- вышибить этот Бунд из партии, что евреи -- сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя "в пленение" "колену Гадову"... Г. В. остался всецело при своем, говоря, что у нас просто недостает знаний еврейства, жизненного опыта в ведении дел с евреями"104. (И каково было все это выслушивать -- Мартову, первому зачинателю Бунда?!) В 1898 Бунд, хотя и старший по стажу, согласился вступить в РСДРП, но не отдельными членами, или группами, а как целое, и войти на правах полной автономии в еврейских делах, то есть состоять и участвовать в общероссийской партии, а чтоб общероссийская не вмешивалась в еврейские дела. Так и сладились. Однако в начале 1902 Бунд нашел, что автономии, легко полученной от I съезда РСДРП, ему мало, он хочет состоять в РСДРП на правах федерации, с самостоятельностью также и в программных вопросах, -- и выпустил о том брошюру против "Искры"105. Из главных: аргументов был, по словам Ленина, тот, что еврейский пролетариат -- часть "еврейского народа, занимающего особенное положение среди других народов"106. Тут -- взбеленился Ленин, и пришлось ему самому схватиться с Бундом. Теперь он не только призывал "не ослаблять силы своего натиска [т. е. на самодержавие] дроблением на многочисленные самостоятельные политические партии"107, но и со страстью кинулся доказывать (правда, вслед за Каутским), что евреи -- вообще не нация: у них нет ни общего языка, ни общей территории. (Плоское материалистическое суждение. Евреи -- из самых реальных и слитных, слитных в духе, наций на Земле. В своем поверхностном пошлом интернационализме Ленин не понимал глубины и исторической укорененности еврейского вопроса.) "Идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению"108, узаконяя еврейскую обособленность. (Уж тем более "реакционны" были для него сионисты.) Выход для евреев Ленин видел только в их полной ассимиляции, -- то есть вообще перестать быть евреями. Летом 1903 на II съезде РСДРП, в Брюсселе, из 43 делегатов -- от Бунда было только 5 (хотя вообще "принимало участие много евреев"). И Мартов, "поддержанный 12 евреями (среди них Троцкий, Дейч, Мартынов, Лядов и др.), выступил со стороны партии против федеративного принципа" для Бунда, -- и бундовцы ушли со съезда (это и дало возможность победить ленинскому "параграфу 1-му устава"), вышли из РСДРП109. (После раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков "лидерами меньшевиков были П. Аксельрод, А. Дейч, Л. Мартов, М. Либер, Л. Троцкий"110, а также Ф. Дан, Р. Абрамович, -- Плеханов же держался особняком.) От своего возникновения Бунд быстро стал мощной и деятельной организацией "на еврейской улице", как тогда выражались."До кануна событий 1905 г. Бунд был самой сильной социал-демократической организацией в России в смысле налаженности своего аппарата, дисциплинированности, спаянности, гибкости и умелой конспирации"."Нигде нет такой дисциплины, как в Бунде"."Крепостью" Бунда был Северо-Западный край111. Правда, выступила соревновательная и губительная опасность Бунду от возникшей в 1901 "Независимой еврейской рабочей партии". Создалась она -- под влиянием и внушениями Зубатова, убеждавшего еврейских рабочих, как и всяких других, что им нужна не социал-демократическая идеология, им нужно бороться против буржуазии за свои экономические интересы, и правительство заинтересовано в их успехе, и они могут действовать легально, власти будут доброжелательным арбитром. -- Во главе этого движения стала энергичная Мария Вильбушевич, дочь мельника. "Последователи Зубатова... имели в Минске среди [еврейских] рабочих большой успех", и они с большой страстью боролись против бундовцев, и экономическими стачками многого добились. --Успешно действовали "независимцы" еще и в Одессе (Хуна Шаевич). -- Но как во всем объеме государства напуганное правительство (и Плеве) сорвало замысел Зубатова, так и с "независимцами": Шаевич в 1903 был арестован, на малый срок, -- а тут принеслись вести о кишиневском погроме, и у "независимцев" опустились руки112. Тем временем "Бунд получал помощь от заграничных групп" -- сперва из Швейцарии, затем из Парижа, Лондона, из Америки, где "группы содействия... достигли довольно значительных размеров". Возникли "клубы, землячества и общества для оказания помощи деятельности Бунда в России. Помощь эта была, главным образом, денежная"113. С 1901 Бунд отказался от "экономического террора" (нападения и избиения хозяев, фабричной администрации), ибо он "затемняет социал-демократическое сознание рабочих", уж будто стал и против участия в терроре политическом114. Однако в 1902 бундовец сапожник Гирш Леккерт стрелял в виленского губернатора и за то был повешен. Стрелял и несовершеннолетний бундовец Мендель Дейч, чей "выстрел означал уже апогей движения еврейских масс"115. -- И Бунд заколебался, не перейти ли снова к террору. Летом 1902 его бердичевская конференция приняла резолюцию об "организованной мести". Но пошла в Бунде дискуссия -- и через год съезд Бунда формально отменил то решение конференции116. -- По словам Ленина, в 1903 Бунд испытал "террористически[е] увлечени[я], которые миновали"117. Общий в воздухе дух к террору, уже не раз явленному в России, нарастающая привычка молодых людей иметь "в запасе" оружие, да при доступности оружия, особенно через контрабанду, -- не могли у революционной молодежи черты оседлости не родить мысли: создавать свои боевые отряды. А между тем у Бунда возникали деятельные и опасные соперники. По историческому ли совпадению, или потому, что как раз назрела пора возрождаться и еврейскому национальному самосознанию, -- в 1897, году создания Бунда, даже за месяц до Бунда, состоялся и первый Всемирный конгресс сионизма. И вот, в начале 900-х годов молодые евреи прокладывали "путь общественного служения... на перекрестке между "Искрой" и "Бнэй Мошэ" ["Сыновья Моисея"]... одни повернули направо, другие подались налево"118. -- "в программах всех наших [еврейских] партийных группировок, возникших в 1904-1906 гг., национальный момент занимал подобающее место"119. Мы уже видели, что этого не избежал: и социалистический Бунд -- и теперь оставалось ему тем резче осуждать: что сионизм воспламеняет национальное чувство и тем препятствует развитию классового самосознания. Правда, "численность сионистских кружков молодежи подавлялась числом молодых людей, примыкающих к социалистическим революционным партиям"120. (Хотя бывали и обратные примеры: издатель венской социалистической еврейской "Правды" Г. Гуревич целиком перешел на деятельность по переселению евреев в Палестину.) Образовавшийся разрыв между сионизмом и буддизмом динамически стал заполняться новой, новой и еще новой партиями, -- Поалей-Цион, Цеирей-Цион, "сионисты-социалисты", "серповцы" ("сеймовцы"), -- каждая из которых еще по-новому сочетала в себе сионизм и социализм. Между столь тесно расставленными партиями понятным образом возникла напряженная борьба, и это не облегчало задачу Бунда. Не облегчалась она и усилившейся в те годы эмиграцией евреев из России: зачем же эмигрировать? в чем тут смысл? ведь еврейский пролетариат должен биться бок о бок с рабочим классом всех стран -- за социализм, это автоматически решит еврейский вопрос повсюду! Евреям нередко ставилось в упрек, что на протяжении истории из них непропорционально многие были ростовщиками, банкирами, торговцами. Да, евреи были передовым отрядом, создавшим мир капитала (и преимущественно в его финансовых формах). Об этом ярко и убедительно писал выдающийся политэконом Вернер Зомбарт. В первые годы революции евреям это публично ставилось в заслугу -- ведь то была неизбежная формация, на пути к социализму. И Крыленко в одной из судебных речей 1919 нашел место сказать, что "еврейский народ еще в Средние века выделил группу носителей нового влияния капитала... ускорявших... естественное разрушение" экономических форм Средневековья121. Да, несомненно: системы капиталистическая в экономике, в торговле и демократическая в политическом устройстве многим обязаны созидательному вкладу евреев, и они же для расцвета еврейской жизни -- наиболее благоприятны. Но, по непостижимой исторической загадке, евреи послужили совсем не только им. Вот В. С. Мандель напоминает нам: если обратиться к Библии, то "оказывается, что самая монархия... выдумана никем иным, как евреями, от которых эту идею и унаследовал христианский мир. Монарх не избирается народом, он назначается самим Господом Богом... Отсюда ведет свое происхождение принятый преемственно и христианскими народами обряд коронования и помазания царя"122. (Поправить можно, что фараоны были и того ранее, и тоже как выразители воли божественной.) -- А бывший активный российский революционер А. Вальт-Лесин вспоминает: "Евреи революционному движению не придавали особенного значения. Они связывали все свои лучшие надежды с ходатайством в Петербурге, даже со взятками в министерствах, а не с победой революции"123. Впрочем, у нетерпеливой еврейской молодежи такие ходатаи во влиятельных сферах получили, -- по традиции из Средних Веков, но презрительную для революционеров, -- кличку "штадлан". Как раз Г. Б. Слиозберг, много десятилетий проработавший в системе Сената и министерства внутренних дел и терпеливо улаживавший сотни частных еврейских проблем, считал такой путь перспективно правильным для евреев и с обидой отзывается на это молодое нетерпение. Да, евреям как будто ну никак не разумно было связываться с революционным движением, погубившим нормальную жизнь в России, а с нею ведь и жизнь российских евреев. Однако: и в разрушении монархии, и в разрушении буржуазного порядка, как и в утверждении его перед тем, евреи также послужили передовым отрядом. Такова -- прирожденная мобильность еврейского характера, и его опережающая повышенная чуткость к общественным течениям, к проступу будущего. Но в истории человечества не раз бывало, что из самых естественных порывов людей -- потом вдруг да вырастали неестественные чудовища. 1. Л. Дейч. Роль евреев в русском революционном движении, т. 1, 2-е изд., М.; Л.: ГИЗ, 1925, с. 18, 20-22. 2. Д. Шуб. Евреи в русской революции // Еврейский мир: Сб. II (далее -- ЕМ-2). Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 126-128; Ю. Гессен. История еврейского народа в России: В 2-х т., т. 2, Л., 1927, с. 213. 3. О. В. Аптекман. Две дорогие тени // Былое: Журнал, посвященный истории освободительного движения. М., 1921, No 16, с. 9. 4. Дейч, с. 97, 108, 164, 169-174, 196. 5. Дейч, с. 20, 130, 139. 6. Там же, с. 33, 86-88, 185. 7. Российская Еврейская Энциклопедия (далее -- РЕЭ): 1994 -- ... [2-е продолж. изд., испр. и доп.], т. 1, М., 1994, с. 377. 8. РЕЭ, т. 2, с. 309. 9. Дейч, с. 77-79, 85, 89-94, 105-112, 140, 218; Вл. Иохельсон. Далекое прошлое // Былое, 1918, No 13, с. 54-55. 10. Дейч, с. 18, 149, 151, 154. 11. Там же, с. 17-18. 12. К. Лейтес. Памяти М. А. Кроля // ЕМ-2, с. 410. 13. Б. Фрумкин. Из истории революционного движения среди евреев в 1870-х годах // [Сб.] Соблазн Социализма: Революция в России и евреи / Сост. А. Серебренников. Париж; М.: YMCA -Press; Русский Путь, 1995, с. 49. 14. Еврейская Энциклопедия (далее -- ЕЭ): В 16-ти т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 3, с. 336. 15. Дейч, с. 56, 67-68. 16. Иохельсон // Былое, 1918, No 13, с. 56-57. 17. Там же, с. 61, 66. 18. Г. Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // (Сб.) Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917г. (далее -- КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 210. 19. Аптекман // Былое, 1921, No 16, с. 11-12. 20. Дейч, с. 183-185. 21. O. B. Аптекман. Флеровский-Берви и кружок Долгушина / / Былое, 1922, No 18, с. 63. 22. ЕЭ, т. 4, с. 714. 23. Аптекман // Былое, 1922, No 18, с. 63. 24. Там же*. 25. Общая газета, 1995, No 35, 31 авг. - 6 сент., с. 11. 26. Дейч, с. 106, 205-206. 27. Иохельсон // Былое*, 1918, No 13, с. 74. 28. Дейч, с. 34-37, 183. 29. Дейч, с. 194 и др.; Иохельсон // Былое, 1918, No 13, с. 69. 30. Аптекман // Былое, 1922, No 18, с. 73, 75. 31. Дейч, с. 38, 41, 94, 189. 32. Там же, с. 78-79, 156-157. 33. Григорий Гольденберг в Петропавловской крепости // Красный архив: Исторический журнал Центрархива РСФСР. М.: ГИЗ, 1922-1941, т. 10, 1925, с. 328-331. 34. Дейч*, с. 85-86. 35. Там же, с. 132. 36. РЕЭ, т. 1, с. 344. 37. Дейч, с. 61-62, 147-148, 157-162, 198-201, 203-216. 38. ЕЭ, т. 6, с. 284. 39. РЕЭ, т. 2, с. 166; т. 1, с. 205. 40. Дейч, с. 84-85; Иохельсон // Былое, 1918, No 13, с. 53-75; И. Гурвич. Первые еврейские рабочие кружки // Былое, 1907, No 6/18, с. 68. 41. Дейч, с. 231. 42. Историко-Революционный сборник (далее -- ИРС) / Под ред. В. И. Невского: В 3-х т., М.; Л.: ГИЗ, 1924-1926, т. 1, 2. 43. Leonard Schapiro. The Role of the Jews In the Russian Revolutionary Movement // The Slavonic and East European Review, vol. 40, London: Athlone Press, 1961-62, p. 157. 44. ЕМ-2*, с. 392. 45. ЕЭ, т. 13, с. 644. 46. Ю. Гессен, т. 2, с. 213-214. 47. Там же, с. 214. 48. ИРС, т. 1 с. 45. 49. Дейч, с. 38-39; Процесс двадцати народовольцев в 1882 г. // Былое, 1906, No 1, с. 227-284. 50. РЕЭ, т. l, c. 314. 51. О. С. Минор. Якутская драма 22 марта 1889 года // Былое, 1906, No 9, с. 138-141, 144; ЕЭ, т. 5, с. 599. 52. Гурвич // Былое, 1907, No 6/18, с. 68. 53. Ю. Марк. Памяти И. М. Чериковера // ЕМ-2, с. 424-425. 54. Дейч, с. 3-4. 55. И. Ильяшевич (И. Рубенович). Что делать евреям в России? // Соблазн Социализма, с. 185-186. 56. Шуб // ЕМ-2*, с. 134. 57. Там же*, с. 133-134. 58. Ю. Мартов. Записки социал-демократа. Берлин: Изд-во Гржебина, 1922, с. 187-189. 59. Н. А. Бухбиндер. [Рабочие о пропагандистских кружках] // Соблазн Социализма, с. 230. 60. Гурвич // Былое, 1907, No 6/18, с. 65- 68, 74. 61. Там же, 66-68, 72-77. 62. Я. Крепляк. Послесловие к статье Лесина // ЕМ-2, с. 392. 63. Абрамова. Враги ли трудовому народу евреи. Тифлис: Издательская Комиссия Краевого Совета Кавказской армии, 1917, с. 3-31. 64. Дейч, с. 136. 65. ИРС, т. 2, с. 36, 38-40. 66. ИРС, т. 2, с. 198-199. 67. Там же, с. 36. 68. ЕЭ, т. 13, с. 645. 69. Ю. Гессен, т. 2. с. 212. 70. Ю. Ларин. Евреи и антисемитизм в СССР. М.; Л.: ГИЗ, 1929, с. 31. 71. Краткая Еврейская Энциклопедия (далее -- КЕЭ): 1976 -- ... [продолж. изд.], т. 7*, Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1994, с. 398. 72. Г. Свет. Русские евреи в сионизме и в строительстве Палестины и Израиля // КРЕ-1, с. 258. 73. Из истории борьбы с революцией в 1905 г. // Красный Архив, 1929, т. 32, с. 229. 74. В. В. Шульгин. "Что нам в них не нравится...": Об Антисемитизме в России. Париж, 1929, с. 53-54, 191. 75. Государственная Дума -- Четвертый созыв (далее -- ГД-4): Стенографический отчет. Сессия 5, Пд., 1917, заседание 18, 16 дек. 1916, с. 1174. 76. Г. П. Федотов. Лицо России: Сб. статей (1918-1931). Париж: YMCA-Press, 1967, с. 113-114. 77. М. Агурский. Совместим ли сионизм и социализм? // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив, 1984, No 36, с. 130. 78. М. Рафес. [Националистический "уклон" Бунда] // Соблазн Социализма, с. 276. 79. Г. А. Ландау. Революционные идеи в еврейской общественности // Россия и евреи: Сб. 1 (далее -- РиЕ) / Отечественное объединение русских евреев заграницей. Париж: YMCA-Press, 1978 [переизд. Берлин: Основа, 1924], с. 106-109. 80. А. О. Маршак. Интервью радиостанции "Свобода" // Воспоминания о революции 1917 года. Инт. No 17, Мюнхен, 1965, с. 9. 81. Ландау // РиЕ, с. 109. 82. А. Гучков. Речь в Государственной Думе 16 дек. 1909 [по запросу о взрыве на Астраханской улице] // А. И. Гучков в Третьей Государственной Думе (1907-1912 гг.): Сборник речей. СПб., 1912, с. 143-144. 83. И. О. Левин. Евреи в революции // РиЕ, с. 130-132. 84. B. C. Мандель. Консервативные и разрушительные идеи в еврействе // РиЕ, с. 199. 85. Мандель // РиЕ, с. 172-173. 86. И. М. Викерман. Россия и русское еврейство // РиЕ, с. 34. 87. Ю. Мартов. Поворотный пункт в истории еврейского рабочего движения // Соблазн Социализма, с. 249, 259-264; ЕЭ, т. 5, с. 94. 88. [Г. В. Плеханов о социалистическом движении среди евреев] // Соблазн Социализма, с. 266. 89. КЕЭ, т. 7, с. 396. 90. В. И. Ленин. Сочинения: В 45-ти т., 4-е изд., Госполитиздат, 1941-1967 (далее -- Ленин, 4-е изд.), т. 5, с., 463-464, 518. 91. Шуб // ЕМ-2, с. 137. 92. Аронсон. В борьбе за... // КРЕ-1, с. 222. 93. Революционное движение среди евреев // Сб. 1, М.: Всесоюзное Общество Политкаторжан и Ссыльно-поселенцев, 1930, с. 25. 94. С. Диманштейн. Революционное движение среди евреев // [Сб.] 1905: История революционного движения в отдельных очерках (далее -- "1905") / Под ред. М. Н. Покровского, т. 3, вып. 1, М.; Л.: ГИЗ, 1927, с. 127, 138, 156. 95. Г. Б. Слиозберг. Дела минувших дней: Записки русского еврея: В 3-х т. Париж, 1933-1934, т. 3, с. 136-137. 96. ЕЭ, т. 3, с. 337. 97. Вл. Жаботинский. Введение // Х. Н. Бялик. Песни и поэмы. СПб.: Изд. Зальцман, 1914, с. 36. 98. ЕЭ, т. 2, с. 354. 99. Аронсон. В борьбе за... // КРЕ-1*. с. 220-222. 100. ЕЭ, т. 5, с. 99. 101. Ленин, 4-е изд., т. 6, с. 298. 102. Слиозберг, т. 2, с. 258. 103. ЕЭ*, т. 5, с. 95. 104. Ленин, 4-е изд., т. 4, с. 311. 105. ЕЭ, т. 5, с. 96-97. 106. Ленин, 4-е изд., т. 7, с. 77. 107. Ленин, 4-е изд., т. 6, с. 300. 108. Там же, т. 7, с. 83-84. 109. ЕЭ, т. 5, с. 97; КЕЭ, т. 7, с. 397. 110. КЕЭ, т. 7, с. 397. 111. Диманштейн // "1905", т. 3, вып. 1, с. 127, 138, 156. 112. Н. А. Бухбиндер. Независимая еврейская рабочая партия // Красная летопись: Исторический журнал. Пг.: ГИЗ, 1922, No2-3, с. 208-241. 113. ЕЭ, т. 5, с. 101; КЕЭ, т. 1, с. 559-560. 114. ЕЭ, т. 5, с. 96. 115. Диманштейн // "1905", т. 3, вып. 1, с. 149-150. 116. ЕЭ*, т. 5, с. 97. 117. Ленин, 4-е изд., т. 6, с. 288. 118. И. Бен-Цви. Из истории рабочего сионизма в России // КРЕ -1, с. 274. 119 С. М. Гинзбург. О русско-еврейской интеллигенции // [Сб.] Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 39. 120. Слиозберг, т. 3, с. 133. 121. Н. В. Крыленко. За пять лет. 1918-1922 г. Обвинительные речи по наиболее крупным процессам, заслушанным в Московском и Верховном Революционных Трибуналах. М.; Пд.: ГИЗ, 1923, с. 353. 122. Мандель // РиЕ, с. 177. 123. А. Лесин. Эпизоды из моей жизни // ЕМ-2, с. 388. Глава 7 -- РОЖДЕНИЕ СИОНИЗМА. Ход сознания российского еврейства во второй половине XIX в. В. Е. Жаботинский в 10-е годы следующего века описывал, в своей упругой эмоциональной манере, так. Сперва еврейская масса выставляла против просвещения "фанатический предрассудок преувеличенной самобытности". Но время шло -- и "насколько евреи прежде боялись гуманитарного просвещения, настолько они теперь жаждут его... и по распространенности этой жажды знания... мы, российские евреи, может быть, являемся первой народностью в мире". Однако "добежав до цели, мы с разбегу пронеслись дальше. Цель была -- создать еврея, который, оставаясь евреем, мог бы жить общечеловеческой жизнью", но вот "мы теперь... сплошь забыли... что надо оставаться евреями", "перестали дорожить своей еврейской сущностью и начали тяготиться ею". И он призывает: "выжить дух самопрезрения и возродить дух самосознания... Мы жалуемся на то, что нас презирают, а сами себя почти презираем"1. Описание это охватывает главный ход ассимиляционного движения, однако не все стороны картины. Как мы уже видели (гл. 4), публицист и беллетрист Перец Смоленскин еще в конце 60-х годов XIX в. выразил резко отрицательное отношение к ассимиляционному движению еврейской интеллигенции, сперва наблюденному им в Одессе, затем нагляженному в Германии. И он тогда объявил войну сразу: как против "святош и ханжей, которые стремятся искоренить всякое знание из дома Якова", так и против "просвещенных ханжей, которые сладостными речами стараются отдалить сынов Израиля от наследия отцов". Нет! надо не стыдиться своего происхождения, надо дорожить своим языком и своим национальным достоинством, а национальная культура может сохраниться только с помощью древнееврейского языка. Это тем более важно, что "еврейство, лишенное своей территории", является особым видом: "духовной нацией"2. Евреи -- именно нация, а не религиозная конгрегация. Смоленскин выдвинул доктрину "еврейского прогрессивного национализма"3. Однако все 70-е годы голос Смоленскина оставался довольно одинок. Правда, в конце 70-х освобождение балканских славян -- не осталось без влияния на национальное пробуждение и российских евреев. А после погромов 1881-82 -- рухнули идеалы Гаскалы, и "вера, что цивилизация уничтожит средневековые гонения против евреев, и что путем просвещения евреям удастся сблизиться с народностями Европы, была значительно поколеблена"4. (Опыт погромов на юге Украины был расширительно перенесен на весь европейский опыт евреев?) Среди российских евреев "народился тип "кающихся" интеллигентов, стремившихся вернуться к традиционному еврейству"5. Тут-то влиятельный публицист и врач Лев Пинскер, уже 60-летний, выступил с тем энергичным призывом к русскому и немецкому еврейству -- "Автоэмансипация". Пинскер писал, что вера в эмансипацию рухнула и надо погасить в себе отблески веры в братство народов. Ныне "евреи не составляют живой нации; они всюду чужие, и этим... объясняется тот гнет и то презрение, которые они встречают со стороны окружающих народов". Еврейский народ -- "как призрак мертвеца, бродящего среди живых". "Надо быть слепым, чтобы не видеть, что евреи -- "избранный народ" для всеобщей ненависти". Евреи не могут "ассимилироваться ни с одной нацией, вследствие чего ни одной нацией не мо[гу]т быть терпим[ы]". "Стараясь слиться с другими народами, они до известной степени легкомысленно пожертвовали своей национальностью", но "нигде не добились того, чтобы сограждане признали их равными себе коренными жителями". Судьбы еврейства не должны зависеть от милости других народов. А практический выход: создание "народа на собственной территории". Итак, надо: приобрести и заселить евреями какую-либо подходящую территорию, "безразлично, в какой части света"6. Да ведь и создание Альянса (Всемирного Еврейского Союза) в 1860 уже было первым знаком отворота евреев от ставки исключительно на ассимиляцию. А среди российских евреев уже и существовало, еще не в сильной степени, движение палестинофилъства -- стремление вернуться в Палестину. (Да ведь это и было бы воплощение молитвенного приветствия "На будущий год в Иерусалиме".) И оно заметно усилилось после 1881-82. "Стремиться к колонизации Палестины... чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу". Прежние лозунги просвещенцев бороться "с ортодоксией, хасидизмом и религиозными предрассудками сменил призыв к примирению и объединению всех слоев еврейства для осуществления идеалов" Палестины, "за возврат к старому еврейству". "Во многих городах России возникли кружки "Друзей Сиона"" -- Ховевей Цион7. Так -- одна мысль прилагалась к другой и поправляла ее. Переселяться -- да, но не куда-нибудь, а в Палестину. А -- что делалось в самой Палестине? "Первый крестовый поход привел к почти полному уничтожению остатков еврейского населения Палестины". Но все же "крохотная еврейская религиозная община сумела пережить и крах: государства крестоносцев, и завоевание Палестины мамелюками, и вторжение в страну монгольских полчищ". "В последующие столетия еврейское население" пополнялось небольшим потоком "верующих из разных стран". В конце XVII в. сколько-то хасидов из России эмигрировало туда. "В середине XIX века в Палестине насчитывалось 12 тысяч евреев", к концу XI в. -- 25 тысяч. "Взятые вместе, эти еврейские поселения в Стране Израиля назывались "ишувом"". И все эти люди (мужчины) занимались только изучением иудаизма и ничем другим. А жили они на "халуку" -- подаяние от еврейских общин Европы. Подаяние это распределяли раввины и тем имели абсолютную власть. Лидеры ишува "отвергали любые попытки создать в стране хотя бы зачатки еврейского производительного труда". Причем изучался -- исключительно Талмуд, ничто другое, но и это на низком уровне. "Известный еврейский историк Г. Грец, посетивший Палестину в 1872", нашел, что и "учатся в действительности немногие, большинство предпочитает слоняться по улицам, бездельничать, сплетничать и злословить". Он нашел, что "эта система способствует обскурантизму, нищете и вырождению палестинского еврейства", -- и за то сам "был немедленно предан херему"8. В 1882 в Харькове возник палестинофильский кружок студентов -- "билуйцы". Они задались "целью основать в Палестине образцовую земледельческую колонию", задать "тон общей колонизации Палестины евреями"; они стали создавать кружки по разным городам России. (Позже они кое-как обосновали и первую колонию в Палестине, но встретили проклятие и сопротивление старого ишува: раввины требовали, по древнему обряду, прекращать обработку земли каждый седьмой год.)9 Пинскер поддержал палестинофилов, созвал в 1884 в Катовицах первый палестинофильский съезд, в 1887 в Друскениках -- второй. По черте еврейской оседлости стали разъезжать агитаторы с речами в синагогах и на общественных собраниях. (Дейч свидетельствует, что после 1881 даже П. Аксельрод увлекался палестинофильством!..10) Страстным проповедником палестинофильского движения стал, разумеется, и Смоленскин. Он кипуче связался с видными англо-еврейскими деятелями, а когда столкнулся с сопротивлением Альянса, желавшего не колонизации Палестины, а направить еврейскую эмиграционную волну в Америку, -- объявил тактику Альянса "изменой народному делу". Ранняя смерть Смоленскина оборвала его усилия11. И все же среди российского еврейства в те годы палестинофильское движение нашло пока отклик слабый, а то и противодействие. "Идея о политическом возрождении народа увлекла в ту пору за собою лишь незначительную группу интеллигенции и даже встретила вскоре убежденных противников"12. Консервативные круги -- и раввинат, и цадики -- видели в палестинском течении преступление против божественной воли, "посягательство на веру в Мессию, который один должен вернуть евреев в Палестину. Прогрессисты ассимиляторского толка видели в палестинофильстве реакционное стремление обособить евреев от всего культурного человечества"13. Европейские евреи также не поддержали движения. Тем временем практические успехи палестинофильства на месте оказались "слишком ничтожны"; "многие из колонистов обнаружили свою непригодность для земледельческого труда"; "идеал возрождения древней родины измельчал в мелкое благотворительное дело"; "колонии были спасены только благодаря щедрым субсидиям барона Эдмонда Ротшильда" (парижского). Но тем самым колонисты "были превращены в батраков, опекаемых и подчиненных строгой дисциплине". А в начале 90-х годов "колонизация пережила... тяжелый кризис, вызванный беспорядочной и бессистемной закупкой земель", а также распоряжением Турции, тогдашней обладательницы Палестины, запретить русским евреям высадку в палестинских портах14. Тем временем из палестинофильцев выдвинулся публицист, мыслитель и организатор Ушер Гинцберг, с 1889 выступивший под звучным псевдонимом на иврите -- Ахад-Гаам ("один из народа"), с тех пор так и известный. Он резко критиковал практическое палестинофильство, каким оно складывалось. Его установка была: "прежде, чем направить свои усилия к "возрождению на земле", надо позаботиться о "возрождении сердец", об умственном и нравственном усовершенствовании народа". "Установить в центре еврейства живое духовное стремление к объединению нации, ее возбуждению и свободному развитию в духе национальном, но на основах общечеловеческих"15. Этот взгляд позже получил название "духовного сионизма" (но -- не "религиозного", это важно). В том же 1889 Ахад-Гаам для объединения тех, кто предан возрождению еврейских национальных чувств, создал лигу -- или орден, как его называют, "Бней Моше" ("Сыновья Моисея"). Устав его "походил во многом на уставы масонских лож: при вступлении давалось клятвенное обещание выполнять в точности все требования устава; новых членов посвящал мастер, "старший брат"... вступающий "брат" обязывался беззаветно служить идее национального возрождения, хотя бы он был уверен, что нет никакой надежды на скорое осуществление идеала"16. В манифесте ордена возглашалось, что "национальное сознание имеет примат над религиозным, индивидуальные интересы подчиняются национальным", и требовалось углубить чувство беззаветной любви к еврейству, выше всех целей движения. Орден подготовил "почву к восприятию политического сионизма" Герцля17, которого Ахад-Гаам вовсе и не хотел. В 1891, 1893 и 1900 Ахад-Гаам совершил и поездки в Палестину -- и изобличал бессистемность и беспочвенность тогдашней палестинской колонизации18, "подверг суровой критике диктаторское поведение служащих барона" Э. Ротшильда19. Таким образом, в Европе сионизм зародился десятилетием позже, чем в России. Первый вождь сионизма Теодор Герцль до своих 36 лет (из всего 44-х) был писатель, драматург, фельетонист, не интересовался, не знал ни еврейской истории, ни тем более языка, а, характерно, -- как достойный австрийский либерал, считал реакционным стремление разных "второстепенных народностей" Австро-Венгрии к самоопределению и национальной жизни, находил верным подавлять их20. Как пишет Стефан Цвейг, Герцль даже вынашивал план повести венских евреев в собор на массовое крещение и так "раз и навсегда решить еврейский вопрос слиянием еврейства с христианством". Но вот росли в Австро-Венгрии противоеврейские настроения и пангерманизм, а в Париже, где Герцль в это время жил, вспыхнуло дело Альфреда Дрейфуса, и Герцлю досталось присутствовать "при публичном разжаловании Дрейфуса". И Герцль -- поверил в его невиновность, был потрясен -- и откинулся: "Если отстранение неизбежно, сказал он себе, -- то полное... Если мы страдаем от бездомности -- надо создать себе родину!"21 Герцль как мгновенным толчком проникся идеей создать еврейское государство. "Словно молния, Герцля озарила новая мысль: антисемитизм не есть случайное явление, встречающееся лишь в данной обстановке и при данных условиях; нет, он -- постоянное зло, он -- вечный спутник Вечного Жида", и "единственно возможное решение еврейского вопроса" -- отдельное еврейское государство22. (Прийти к такому плану после тысяч лет еврейского рассеяния -- нужен был и большой полет фантазии, и исключительная решимость!) Однако, по Цвейгу, брошюра Герцля "Еврейское государство" встретила "озадаченность и раздражение в кругах венской еврейской буржуазии... Что за бес вселился в этого остроумного, способного, культурного журналиста? Что за глупости он пишет? С чего это мы должны отправляться в Палестину? Наш родной язык -- немецкий, а не еврейский, наша родина -- прекрасная Австрия"; Герцль "дает нашим злейшим врагам аргументы против нас и пытается нас отделить". Итак, "Вена... предала его и даже насмехалась над ним. Но потом внезапно прогремел такой яростный, такой эмоциональный ответ, что он почти испугался того, какое мощное, перераставшее его самого движение он вызвал к жизни своей маленькой брошюрой. Правда, это движение родилось... в огромных массах еврейства Восточной Европы... Герцль своей брошюрой разжег тлевшую под чужеземным пеплом искру еврейства"23. И вот -- Герцль полностью отдается своей новой идее в оставшиеся годы жизни, "порывает с "самыми близкими людьми и отныне общается лишь с еврейским народом... Он, столь недавно так легкомысленно презиравший политику, теперь создает политическое движение... вносит в [него] партийный дух и дисциплину, строит кадры будущей громадной армии и превращает конгрессы [сионистов] в истинный парламент еврейского народа". На 1-м конгрессе в Базеле в августе 1897 он производит сильнейшее впечатление "на евреев, очутившихся впервые в роли парламентских деятелей" и "во время первой же своей речи единогласно и с энтузиазмом был провозглашен... лидером и вождем сионистского движения". Он проявляет и "удивительное искусство находить примиряющие формулы" -- но и так: "кто критикует его цель... либо порицает отдельные его шаги, тот враг не только сионизма, но и еврейского народа"24. А эффектно "декоративный" писатель Макс Нордау (Зюдельфельд) поддерживал его той мыслью, что эмансипация -- ложна, ибо внесла рознь в еврейство, и вот эмансипированному еврею кажется, что он обрел-таки родину. Тогда как "все, что есть жизненного в еврействе, что представляет из себя еврейский идеал, мужество и способность прогрессировать -- есть сионизм"25. На этом первом конгрессе представители российского сионизма "составили треть участников... 66 из 197 делегатов" -- несмотря на то, что для иных это могло выглядеть как оппозиционный шаг по отношению к российскому правительству. К сионизму примкнули все российские Ховевей Цион, чем "сгюсобствовал[и] становлению мирового сионистского движения"26. Таким образом, "силу сионизм черпал... из кругов угнетенного восточного еврейства, найдя лишь ограниченную поддержку среди евреев Западной Европы"27. Но и отсюда же -- русские сионисты представили Герцлю самую серьезную оппозицию. Ахад-Гаам повел упорную борьбу с политическим сионизмом Герцля (на чью сторону, однако, встало большинство старых палестинофилов), резко критиковал прагматизм Герцля и Нордау и, как он считал, "отчужденность [их] от духовных ценностей еврейской культуры и традиции"28. Он "находил химерической надежду политического сионизма основать еврейское автономное государство в ближайшем будущем: он считал все это движение чрезвычайно вредным для дела духовного возрождения нации... Не заботятся о спасении гибнущего иудаизма, т.е. не заботятся о духовно национальных и культурно исторических приобретениях, стремятся не к возрождению древнего народа, а к сотворению нового из рассеянных частиц древней материи"29. (Он употребляет и даже выделяет слово "иудаизм", но почти очевидно, что не в смысле религии, а как наследованная духовная система. Об Ахад-Гааме сообщает энциклопедия: еще в 70-х годах, "все более проникаясь рационализмом, отошел от религии"30.) По убеждению Ахад-Гаама, назначение Палестины лишь -- "стать духовным центром, который объединил бы национально-духовными узами рассеянный народ"31; центром, "который будет изливать свой "свет" на все мировое еврейство", создаст "новую духовную связь между рассеянными частями народа", это будет не столько "государство евреев", сколько "элитарное духовное сообщество"32. Споры -- сотрясали сионистов. Ахад-Гаам резко критиковал Герцля, а в поддержку тому Нордау обвинял Ахад-Гаама в "секретном сионизме". Ежегодно шли сионистские конгрессы мировые, в 1902 состоялся в Минске съезд русских сионистов, споры перекинулись и сюда. Здесь Ахад-Гаам прочел доклад "Духовное Возрождение"33. Обстановка для сионизма усложнялась и внешней к нему неприязнью. Герцль рассчитывал, что как только реальная программа сионистов придет в движение и начнется реальное переселение в Палестину -- так антисемитизм всюду прекратится. Но еще ранее такого успеха "громче всего раздавался голос тех, которые... боялись, как бы публичное выступление ассимилированного еврея в качестве национального не дало антисемитам повода утверждать, что под маской каждого ассимилированного еврея живет настоящий еврей... не могущий слиться с коренным населением"34. Что от момента создания отдельного еврейского государства -- евреев повсюду будут подозревать и упрекать в государственной нелояльности, принципиальной обособленности, в чем постоянно упрекали и упрекают евреев их враги. В ответ на 2-м сионистском конгрессе (1898) Нордау возгласил: "Мы отвергаем с насмешкой и презрением звание партии; сионисты -- не партия, это -- само еврейство... Напротив, все те, кто хорошо себя чувствует в рабстве, в презрении... все они или стоят совершенно в стороне или же яростно борются против нас"35. Как отмечает английский историк, да, "сионизм оказал евреям услугу, давши им снова чувство самоуважения", однако все же "оставляет в полной неопределенности вопрос", как они относятся "к странам, в которых они живут"36. В Австрии с Герцлем полемизировал его соотечественник Отто Вейнингер: "Сионизм и еврейство несовместимы, потому что сионизм стремится заставить евреев взять на себя ответственность за собственное государство, что противоречит сущности еврея". И предрекал провал сионизма37. В России в 1899 ярко выступил против сионизма И. М. Бикерман, как против идеи "призрачной, порожденной антисемитизмом, реакционной по духу, вредной по существу"; надо "отвергнуть иллюзии сионистов и, отнюдь не отказываясь от [еврейской] духовной индивидуальности, бороться рука об руку вместе с культурными и прогрессивными элементами России во имя возрождения общей родины"38. В начале века поэт Н. Минский высказал такое возражение: что сионизм есть потеря всечеловеческой мерки, что он снижает общечеловеческие космополитические масштабы еврейства до уровня заурядного национализма. "Сионисты, твердя о национализме, на деле отворачиваются от подлинного национального лика еврейства и радеют лишь о том, чтобы быть как все, стать не хуже других"39. С этим интересно сопоставить замечание православного мыслителя С. Булгакова, сделанное тоже до революции: "Величайшая трудность для сионизма состоит теперь в том, что он не в силах вернуть утрачиваемую веру отцов и принужден базироваться на национальном или культурно-этнографическом принципе, на котором не может утвердиться никакая действительно великая народность"40. Но первые русские сионисты, -- а "именно из России вышло большинство основателей государства Израиль и пионеров-строителей этого государства"41, да и -- на русском языке "были написаны лучшие образцы сионистской публицистики"42, -- были полны восторженного, неостановимого энтузиазма: вернуть своему народу давноисторическую библейскую утерянную родину -- и на ней создать необычайное по качеству государство и вырастить необычайных по качеству людей. И самый порыв -- всех, всех направить на физический труд, на обработку земли! -- он лился никак не без влияния толстовского призыва и опрощенчества43. Все ручьи -- туда. Так как же, все-таки, относиться сионисту к стране своего нынешнего пребывания? Для российских сионистов отдача всех сил палестинской мечте требовала выключить себя из общественного кипения в самой России. В их уставе было: "Не занима[ть]ся общей политикой, ни внутренней, ни внешней". Отныне они могли участвовать в борьбе за равноправие в России лишь вяло, со скептицизмом; а еще участвовать в российском Освободительном движении? -- ну это уж и вовсе таскать каштаны для других44. Такая тактика вызвала страстный упрек Жаботинского: "Даже постояльцы в заезжем дворе заинтересованы в том, чтобы он содержался в чистоте и порядке"45. Однако: на каком языке сионисты должны были вести свою пропаганду? Ивритом они не владели, да их бы никто и не понял. Значит: на русском или на идише. А это -- снова сближало их с политическим радикализмом в России46, с еврейскими революционными течениями. Разумеется, еврейская революционная молодежь ожесточенно спорила с сионистами: нет!! решение еврейского вопроса -- не уход из России, а политическая борьба за равноправие здесь! Чем ехать устраиваться куда-то далеко за море -- есть возможность утвердиться в этой стране. И такие доводы не могли не поколебать многих своей отчетливой ясностью. А с большевицких позиций клеймили сионизм как "глубоко реакционны[й]", оценивали сионистов как "партию отчаянного, безнадежного пессимизма"47. Не могли не возникнуть и промежуточные течения. Тут мы видим, например, левосионистскую партию Поалей-Цион ("трудящиеся Сиона"). В России она основана в 1899 и сочетала "политический сионизм с социалистической идеологией". Это была попытка вести среднюю линию между теми, кто занят только классовыми проблемами и кто -- только национальными. "Среди Поалей-Цион существовали острые разногласия по вопросу об участии в революционной деятельности в России"48. (Еще и внутри революционеров разнотяготение: кто ближе к социал-демократам, кто к эсерам.) "С 1903 начали зарождаться группы Цеирей Цион, идеологически близкие немарксистскому социалистическому сионизму"49. А в 1904 от Поалей-Цион откололась партия СС -- "сионистов-социалистов", почти порвавших с идеей Палестины: "всемерное развитие идиш как живого разговорного языка еврейских масс" -- и хватит, и долой идею национальной автономии. Сионизм начинает принимать буржуазно-реакционную форму, а надо создать из сионизма социалистическое движение, пробуждать в еврейских массах революционно-политические инстинкты. Партия "высоко оценивала "социально-экономическое содержание" сионизма, но отрицала необходимость "возрождения еврейской земли, еврейской культуры, еврейских традиций"". Да, хаотическую еврейскую эмиграцию надо направить на единую территорию, но "не существует органической связи между сионизмом и Палестиной". Главное, это что еврейское государство должно иметь основы социалистические, а не капиталистические. Однако такая эмиграция -- процесс долгоисторический, большинство еврейских масс еще надолго останется в теперешних местах жительства. "Партия положительно относилась к участию евреев в революционной борьбе в России"50 -- то есть бороться за свои права здесь. Религиозное же еврейство ими презиралось. В этом разномесьи не преминуло возникнуть "Возрождение", "еврейская социалистическая группа... [Она] считала, что национальный фактор прогрессивен по своей природе", и в 1906 возрожденцы, отколовшись от сионистов-социалистов, образовали Социалистическую Еврейскую Рабочую Партию (СЕРП, "серповцы", они же и "сеймовцы" -- за требование избрать Еврейский Национальный Сейм -- как "верховный орган еврейского национального самоуправления"51). Языки еврейский и русский серповцы считали равноправными к употреблению. И, настаивая на идеологии "автономизма" внутри российского государства, социалистический СЕРП, однако, не сливался с социалистическим же Бундом52. Несмотря на внутренние несогласия среди сионистов, произошел общий сдвиг сионизма в России к социализму -- и он не остался не замечен российским правительством. До сих пор оно никак не мешало сионистской пропаганде, но в июне 1903 министр внутренних дел Плеве издал циркуляр губернаторам и градоначальникам о том, что сионисты отодвинули эмиграцию в Палестину на второй план, а сконцентрировались на организации еврейства в местах, где живут ныне; такое направление не может быть терпимо; и поэтому запрещается публичная пропаганда сионизма, их собрания, лекции, и т. п.53 Узнав об этом, Герцль -- несмотря на кишиневский погром той весны, всеми громкими обвинениями легший именно на Плеве, презрев осуждения и проклятия многих российских сионистов, -- тотчас отправился в Петербург и добился приема у Плеве. (Он еще в 1899 добивался аудиенции у Николая II, но тщетно.) Плеве объяснил Герцлю так (по запискам Герцля). Еврейский вопрос для России -- не жизненный, но важный, и "мы стараемся разрешить его правильным путем... Русское государство должно желать, чтобы его население было однородным", и ото всех требует патриотического отношения. "Мы желаем [евреев] ассимилировать, но ассимиляция... идет очень медленно... Я не враг евреев. Я их знаю очень хорошо, я провел среди них мои юношеские годы в Варшаве, я в детстве постоянно играл с еврейскими детьми... Я хотел бы поэтому с большой охотой сделать что-нибудь для евреев. Я не хочу отрицать... что положение русских евреев не является счастливым. Если б я был евреем, я, вероятно, был бы также врагом правительства". "Образование еврейского государства, [вмещающего] несколько миллионов евреев, было бы для нас чрезвычайно желательным. Это, однако, не означает, что мы хотим потерять всех наших евреев. Интеллигентные и состоятельные элементы, могущие ассимилироваться, мы охотно оставили бы у себя, от бедных же и мало культурных мы бы охотно избавились". Мы сочувствовали сионизму как переселению, но теперь в его целях "мы замечаем большие изменения"54. Российское правительство благожелательно относится к эмиграции сионистов в Палестину и, если сионизм вернется к своей прежней программе, готово поддерживать ее перед Оттоманской Империей, но не может потерпеть -- как сионизм теперь склонился--пропаганды еврейского национального отчуждения внутри России55; это привело бы к созданию группы граждан, чуждых патриотизму, на котором государство основано. (Если верить Н. Д. Любимову, тогдашнему директору канцелярии при Плеве, Плеве сказал ему, что Герцль в разговоре признал, что западные еврейские банкиры помогают революционным партиям в России. Слиозберг считает это невероятным56.) Плеве доложил Государю, получил одобрение изложенного -- и передал Герцлю подтверждающее письмо в этом смысле. Герцль считал, что визит его к Плеве удался. Оба они не знали, что осталось им жить всего по 11 месяцев... Турция не проявляла признаков уступчивости к сионистам, а английское правительство в том же 1903 предложило им для колонизации вместо Палестины -- Уганду. В августе 1903 на 6-м конгрессе сионистов в Базеле Герцль представил эту перспективу, "которая, конечно, не Сион", но может быть принята как промежуточная, чтобы ускорить создание еврейского государства57. Этот проект вызвал бурную дискуссию. Есть сведения, что даже в палестинском ишуве нашлась поддержка угандийскому проекту -- от тех новых поселенцев, кто был удручен природными тяготами в Палестине. Но российские сионисты, -- кажется, изо всех евреев мира наиболее нуждавшиеся в срочном убежище, -- резче всех восстали против Уганды. Они, во главе с М. М. Усышкиным (создателем группы "билуйцев", потом правой рукой Ахад-Гаама в лиге "Бней Моше"), выступили с непримиримой оппозицией: сионизм связан именно с Сионом, и ничто не может для евреев его заменить!58 Конгресс, правда, сформировал комиссию: послать в Уганду, для изучения ее59. -- 7-й конгресс в 1905 выслушал доклад -- и отказался от Уганды60. -- Угнетенный всеми препятствиями, Герцль не дожил до этого решения: в 1904 умер от разрыва сердца61. Но вспыхнувшая эта проблема вызвала еще новый раскол сионизма: отныне от него откололись территориалисты, во главе с Израилем Зангвилем; к ним присоединились делегаты из Англии. Они создали и собирали свой Интернациональный совет; получали субсидии от Якова Шиффа и от парижского Ротшильда. Они порвали с непременностью Палестины: да, осуществить концентрированную еврейскую колонизацию на определенной территории, но -- где угодно, в любом месте. Год за годом в поисках они перебрали дюжину стран, обсуждали Анголу, но "Португалия слишком слабая страна и не сможет защищать евреев", там "евреи легко могут стать жертвой соседних племен"62. Да они соглашались и на территорию даже внутри России, если бы создать автономную самоуправляющуюся единицу. Этот аргумент -- что нужна сильная страна для защиты евреев на новом месте, особенно прилегал сторонникам краткосрочного создания отдельного государства с массовым переселением, что предлагал и тогда и позже Макс Нордау, то есть "невзирая на экономическую неподготовленность страны [Палестины] к их приему"63. Но ведь для того предстояло преодолеть Турцию и как-то же решить арабскую проблему. Сторонники этой программы понимали, что следуя ей -- сионистское движение не может самозащищаться без помощи сильных союзников. А такую военную помощь никакая страна тогда еще не предлагала. И до создания израильского государства пришлось еще пройти через две мировые войны. 1. Вл. Жаботинский. О национальном воспитании // [Сб.] Фельетоны. СПб.: Типография "Герольд", 1913, с. 5-7. 2. Еврейская Энциклопедия* (далее -- ЕЭ): В 16-ти т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 14, с. 403-404. 3. И. Л. Клаузнер. Литература на иврит в России // [Сб.] Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917 г. (далее -- КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 506. 4. ЕЭ, т. 12, с. 259. 5. ЕЭ, т. 13, с. 639. 6. ЕЭ, т. 12, с. 526-527; Ю. Гессен*. История еврейского народа в России: В 2-х т., т. 2, Л., 1927, с. 233-234; Г. Свет. Русские евреи в сионизме и в строительстве Палестины и Израиля // КРЕ-1*, с. 244-245. 7. ЕЭ*, т. 12, с. 259-260. 8. М. Вартбург. Плата за сионизм // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив, 1987, No 56, с. 112-114; Свет // КРЕ-1, с. 235-243. 9. ЕЭ, т. 4, с. 577-579; Вартбург // "22", 1987. No 56, с. 115. 10. Л. Дейч. Роль евреев в русском революционном движении, т. 1, 2-е изд., М.; Л.: ГИЗ, 1925, с. 5, 161. 11. ЕЭ, т. 14, с. 406-407. 12. Ю. Гессен, т. 2, с. 234. 13. ЕЭ, т. 12, с. 261. 14. Там же, с. 261-262. 15. ЕЭ*, т. 3, с. 480-482. 16. ЕЭ, т. 4, с. 683-684. 17. Свет // КРЕ-1, с. 250-251. 18. ЕЭ, т. 3, с. 481. 19. Краткая Еврейская Энциклопедия (далее -- КЕЭ): 1976 -- ... [продолж. изд.], т. 1, Иерусалим: Кетер, 1976, с. 248-249. 20. ЕЭ, т. 6, с. 407-409. 21. Стефан Цвейг. Вчерашний мир. Воспоминания европейца // "22", 1994, No92. с. 215-216. 22. ЕЭ, т. 6, с. 409. 23. Цвейг // "22", 1994, No 92, с. 216-217. 24. ЕЭ, т. 6, с. 410-411. 25. ЕЭ, т. 11, с. 788-792. 26. КЕЭ, т. 7, с. 940. 27. Джеймс Паркс. Евреи среди народов: Обзор причин антисемитизма. Париж: YMCA-Press, 1932, с. 45. 28. КЕЭ, т. 1, с. 249. 29. ЕЭ, т. 3, с. 482. 30. КЕЭ, т. 1, с. 248. 31. ЕЭ, т. 12, с. 262. 32. Вартбург // "22", 1987, No 56, с. 116-117. 33. ЕЭ, т. 3, с. 482. 34. ЕЭ, т. 6, с. 409. 35. ЕЭ*, т. 11, с. 792. 36. Паркс, с. 186. 37. Н. Гутина. Кто боится Отто Вейнингера? // "22"*. 1983, No 31, с. 206. 38. ЕЭ, т. 4, с. 556. 39. Н. Минский. Национальный лик и патриотизм // Слово, СПб., 1909, 28 марта (10 апр.), с. 2. 40. Прот. Сергий Булгаков. Христианство и еврейский вопрос. Париж: YMCA- Press, 1991, с. 11. 41. Ф. Колкер. Новый план помощи советскому еврейству // "22", 1983, No 31. с. 149. 42. Н. Гутина. В поисках утраченной самоидентификации // "22", 1983, No 29, с. 216. 44. Г. Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // КРЕ-1, с. 218-219. 45. Там же*, с. 219. 46. Там же, с. 219-220. 47. С. Диманштейн. Революционное движение среди евреев // [Сб.] 1905: История революционного движения в отдельных очерках / Под ред. М. Н. Покровского, т. 3, вып. 1, М.; Л.: ГИЗ, 1927, с. 107, 116. 48. КЕЭ, т. 6, с. 551. 49. КЕЭ, т. 7, с. 941. 50. Там же*, с. 1021-1022. 51. Аронсон // КРЕ- 1, с. 226-229. 52. КЕЭ, т. 1, с. 705, т. 7, с. 1021. 53. С. Гинзбург. Поездка Теодора Герцля в Петербург // Еврейский мир: Сб. II. Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 199. 54. Там же*, с. 202-203. 55. КЕЭ, т. 6, с. 533. 56. Г. Б. Слиозберг. Дела минувших дней: Записки русского еврея: В 3-х т. Париж, 1933-1934, т. 2, с. 301. 57. ЕЭ*, т. 6, с. 412 58. ЕЭ, т. 15, с. 135. 59. ЕЭ, т. 3, с. 679. 60. Там же, с. 680-681. 61. ЕЭ. т. 6, с. 407. 62. ЕЭ, т. 14, с. 827-829. 63. КЕЭ, т. 7, с. 891-892. Глава 8 -- НА РУБЕЖЕ ХIХ-ХХ ВЕКОВ. Видимо, после (5-летних раздумий или нерешимости, с 1887 года Александр III уже определенно повернул к тому, чтобы сдерживать российское еврейство стеснениями гражданскими и политическими, и проводил эту политику до своей смерти. Вероятно, резонами были заметное участие евреев в революционном движении и не менее заметное уклонение от воинской службы: "служило только три четверти того количества евреев, какое полагалось"1. Отмечено было "постепенно возрастающе[е] числ[о] не явившихся к призыву евреев", да и накопление штрафов за неявку к призыву: из 30 млн. руб. было взыскано только 3 миллиона. (А у правительства по-прежнему не было точных чисел ни общего еврейского населения, ни рождаемости, ни смертей до 21 года. Вспомним, из главы 4, что по поводу скрывательства была в 1876 сокращена "льгот[а] 1-го разряда по семейному положению" -- то есть стали включать единственных сыновей из еврейских семей в общий призывной жребий, и в результате от евреев требовалось непропорциональное количество призывников. Это было исправлено в начале 900-х, уже при Николае II2.) Что же касается министерства народного просвещения, то мнение Александра III, выраженное уже в 1885, было: чтобы число евреев в школах в местностях вне черты оседлости определялось сообразно численному отношению евреев к общей массе населения. Но власти задумывали не только противодействие еврейскому преумноженному потоку в образование, для них то была -- борьба с революцией. Как тогда выражались: превратить школу "из рассадника социализма в рассадник науки"3. В недрах министерства разрабатывалась и более широкая мера, как не допускать к просвещению элементы, могущие послужить революции, мера антиломоносовская, глубоко порочная для государственного смысла: вообще не допускать в гимназии детей низших сословий российского населения ("кухаркиных детей"). Псевдоблагоразумно и благоприлично это формулировалось так: "Предоставить начальникам учебных заведений принимать только таких детей, которые находятся на попечении лиц, предоставляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства", а в высших учебных заведениях повысить плату за слушанье лекций4. Эта мера тоже вызвала возмущение в российских либеральных кругах, но никак не столь сильное и долговременное, как последовавшее в 1887 ограничение приема евреев в гимназии и университеты. Первоначально предполагалось публиковать обе меры в едином законе. Комитет министров, однако, не согласился, сочтя, что "опубликование общих ограничительных для евреев постановлений могло бы быть неправильно истолковано". -- И в июне 1887 опубликовано было постановление лишь в своей нееврейской части: "О мерах к упорядочению состава учащихся в средних и высших учебных заведениях" -- мерах против простонародья... Ограничение же приема евреев поручено было министру просвещения Делянову осуществить непубликуемым циркуляром на имя попечителей учебных округов, что Делянов и сделал в июле 1887, указав по средним и высшим заведениям своего министерства норму приема для евреев: в черте оседлости -- 10%, вне черты -- 5%, а в обеих столицах -- 3%. "Вслед за министерством народного просвещения" стали и другие некоторые ведомства вводить "процентные нормы для своих учебных заведений, а некоторые... совсем закрыли их для евреев". (Тут были институты электротехнический и путей сообщения в Петербурге, а заметнее всего: временное, "в течение многих лет", прекращение приема евреев в Военно-Медицинскую Академию.)5 Этот закон о "процентной норме", которого не было перед тем за все 93 года массового пребывания евреев в России и которому суждено было отныне просуществовать 29 лет (фактически -- до 1916), -- был воспринят российским еврейством тем больней, что именно с 70-80-х годов и начался "натиск [евреев] на гимназии и реальные училища", который Слиозберг, например, объясняет "не развитием у самой массы сознания потребности в просвещении, а... ограничением возможности для еврея без капиталов найти приложение сил своих в области хозяйственной, а также проведением всеобщей воинской повинности со льготами по образованию", -- так что если прежде поступала учиться лишь состоятельная еврейская молодежь, то теперь создавался "студенческий еврейский пролетариат"; если у русских и теперь высшее образование получали главным образом состоятельные слои, то у евреев, наряду с состоятельными, в образование кинулись нижние социальные слои6. Мы бы добавили: в те годы уже начинался всемирный, всекультурный поворот к образованию всеобщему, а не элитарному, -- и евреи, по своей чуткости, хотя, может, и не вполне осознанно, ощущали его из первых в мире. А -- возможно ли было найти путь плавного, безвзрывного решения этой сильно и вдруг возросшей еврейской потребности в образовании? При все еще неразбуженности, неразвитости широкого коренного населения -- каким путем можно было бы это осуществить, без ущерба, и для русского развития, и для еврейского? У правительства несомненно была цель антиреволюционная, поскольку среди учащейся молодежи евреи к тому времени выделились своею активностью и непримиримостью к государственному строю. Однако, если учесть большое влияние К. П. Победоносцева при Александре III, надо признать, что у них была и цель национальной защиты от проступающего неравновесия в образовании. Со слов приезжавшего тогда в Россию крупного еврейского банкира барона Морица фон-Гирша, Победоносцев изложил ему свою точку зрения так. Политика правительства исходит не из "вредности" евреев, а из того, что, благодаря многотысячелетней культуре, они являются элементом более сильным духовно и умственно, чем все еще некультурный темный русский народ, -- и потому нужны правовые меры, которые уравновесили бы "слабую способность окружающего населения бороться". (И Победоносцев приглашал известного филантропией Гирша: помочь просвещению русского народа -- а тем и ускорить правовое уравнение евреев в России. Барон Гирш, пишет Слиозберг, и пожертвовал 1 млн. руб. для русских школ.)7 Как на всякое явление, так и на эту государственную меру, можно посмотреть с нескольких сторон, и уж по меньшей мере с двух. Для молодого еврейского ученика нарушалась самая основная справедливость: показал способности, прилежание, кажется -- во всем годишься? Нет, тебя не берут. И конечно же, динамичной, несомненно талантливой к учению еврейской молодежи -- этот внезапно возникший барьер был более, чем досадителен, -- он вызывал озлобление грубостью примененной административной силы. Евреям, прежде густо скученным в мелкой торговле и ремеслах, теперь препятствовали в столь желанном ключе к лучшей жизни. А на взгляд "коренного населения" -- в процентной норме не было преступления против принципа равноправия, даже наоборот. Те учебные заведения содержались на средства казны, то есть средства всего населения, -- и непропорциональность евреев виделась субсидией за общий счет; и, как следствие потом, образованные получат преимущественное положение в обществе. Нуждались ли остальные национальные группы, кроме евреев, в пропорциональном представительстве в образованном слое? В отличие от всех других народностей Империи, евреи теперь стремились почти исключительно к образованию, и в иных местах это могло означать еврейский состав больше 50% в высших; учебных заведениях. И вот, процентная норма несомненно была обоснована ограждением интересов и русских и национальных меньшинств, а не стремлением к порабощению евреев. (В 20-х годах XX в. даже и в Соединенных Штатах будет искаться подобный же путь ограничить процент евреев в университетах, как и квотирование иммиграции, об этом -- позже. А в общем виде -- вопрос о процентных нормах, уже теперь с предела нижнего, "не меньше, чем", -- и сегодня бушует в Америке.) Реально -- осуществление процентной нормы в России имело много исключений. Во-первых, она не распространялась на женские гимназии, там не было нормы для девочек-евреек. "В большинстве женских гимназий процентная норма не вводилась, так же как и в ряде специализированных и общественных высших учебных заведений: петербургской и московской консерваториях, московском училище живописи, зодчества и ваяния, петербургском Психоневрологическом институте, киевском Коммерческом институте и др."8. Тем более не применялась процентная норма во всех видах частных учебных заведений, которых было много, и высокого качества9. (Например, в Москве в гимназии Кирпичниковой, из лучших частных гимназий в России и с совместным обучением полов, евреев было около четверти учащихся10. Много евреев училось и в прославленной Поливановской московской гимназии. В ростовской женской гимназии Андреевой, где училась моя мать, девочек-евреек было больше половины класса.) Коммерческие училища (они состояли в ведении министерства финансов), куда евреи шли весьма охотно, -- сперва были открыты для них без всяких ограничений. После 1895 появились некоторые, но не строгие: например, в коммерческих училищах черты оседлости, содержимых на средства частных лиц, число допускаемых к приему евреев зависело от размера участия купцов-евреев в расходах по содержанию этих училищ; во многих коммерческих училищах процент евреев был 50 и выше. Там же, где правительственная норма при приеме в средние школы соблюдалась строго, процент евреев в старших классах тем не менее часто превышал ее. Слиозберг объясняет это в частности и тем, что евреи, поступавшие в гимназию, всегда полностью кончали курс, а не-евреи частенько и не доучивались. Поэтому в старших классах оказывалось и больше 10% евреев11. Подтверждает он, что немало евреев училось, например, в полтавской гимназии. А в Вязьме, свидетельствует другой мемуарист, в гимназии в его классе из 30 мальчиков было 8 евреев12. В мариупольских мужских гимназиях, уже в думское время, -- примерно седьмая часть, т.е. 14-15%, а в женских больше13. В Одессе же, где евреи составляли треть населения14, в 1894 в наиболее престижной ришельевской гимназии состояло 14% евреев, во 2-й гимназии -- больше 20%, в 3-й -- 37%, во всех женских гимназиях -- 40%, в коммерческом училище -- 72%, в Университете -- 19%15. Но при денежных возможностях жажду образования никакие препятствия не могли остановить. "Во многих средних учебных заведениях внутренних губерний евреев в то время было немного, и родители стали посылать туда своих детей... Более состоятельные евреи стали обучать детей дома, готовя их ежегодно к экзамену в следующий класс, а затем к выпускному"16. В годы с 1887 по 1909 евреи могли без ограничений держать и ежегодные переводные и выпускные гимназические экзамены и "получали свидетельства, дающие им одинаковые права с окончившими курс"17. Большинство экстернов в российских гимназиях и были -- евреи. И сколько было таких семей, как Якова Маршака (не богатого ювелира, а отца поэта): все пятеро его детей получили высшее образование до революции. Затем "повсюду открывались частные учебные заведения, как общие для христиан и евреев, так и только для одних евреев... Некоторые из этих школ получили все права правительственных, другим разрешено выдавать... аттестаты, дающие право на поступление в высшие учебные заведения"18. "Была создана сеть частных еврейских учебных заведений, заложивших основы национального образования"19. -- "Евреи стали также направляться в заграничные высшие учебные заведения; из них большая часть возвращается в Россию и держит здесь экзамен в государственных комиссиях"20. Слиозберг сам обнаружил в 80-е годы в Гейдельбергском университете, что "большинство из... русских слушателей были евреи", среди них -- и не имеющие аттестатов зрелости21. Есть смысл задаться вопросом: эти ограничения, продиктованные опасением революционности студенчества, -- не подпитывали они именно эту революционность? Не способствовали ей -- и озлобление на "норму", и пребывание за границей в контактах с революционными эмигрантами? А что же -- в российских университетах после запретного циркуляра? Не резко сразу, но процент евреев понижался почти каждый год, от 13,8% в 1893 до 7,0% в 1902. И в Петербургском и в Московском университетах процент евреев все же превышал объявленную норму -- 3% -- почти во все годы ее существования22. Министр Делянов на обращение к нему с личными просьбами разрешал не раз принимать просителей в университеты сверх нормы, тому -- не один свидетель23. И так принимались "сотни студентов". (Деляновские помягчения позже сменились ужесточением строгости норм при министре Боголепове -- и нельзя вовсе исключить, что это тоже повлияло на выбор его мишенью для террориста.)24 -- А вот обзор Слиозберга: на Высших женских медицинских курсах в Петербурге реальный процент был выше, чем в Военно-Медицинской Академии и в Университете, и "сюда стекались еврейки со всей Империи". -- В петербургском Психоневрологическом институте (куда, были случаи, принимали и без гимназического аттестата) -- учились многие сотни евреев, а за годы прошли и тысячи. "Психоневрологический" назывался он, однако в нем открылся также и юридический факультет. Императорская консерватория в Петербурге "переполнена была учащимися евреями обоего пола". -- В 1911 в Екатеринославе открылся и частный Горный институт25. В приеме в специальные средние учебные заведения, например фельдшерские, бывала и большая свобода. Я. Тейтель рассказывает, что в саратовскую фельдшерскую школу (высокого уровня, с институтским оборудованием) принимали евреев, приезжающих из черты оседлости, безо всякой процентной нормы. (И без предварительных полицейских разрешений на поездку, а принятые в школу тем самым и становились полноправны, этот порядок утвердил саратовский тогда губернатор Столыпин.) И, таким образом, в школе училось до 70% евреев. -- И в другие средние технические училища Саратова евреев из черты оседлости принимали без соблюдения процентной нормы, а затем многие из них продолжали образование в высших учебных заведениях. Еще приезжала из черты оседлости "масса" экстернов, которым не нашлось университетских мест, и еврейская община города всех их устраивала на работу26. Ко всему этому следует добавить, что учебные заведения на еврейском языке -- не ограничивались. В последнюю четверть XIX в. в черте было 25 тысяч хедеров, в них 363 тысячи учащихся (64% всех еврейских детей)27. Правда, бывшие "казенные еврейские училища" были (в 1883) закрыты как ненадобные в новую эпоху, в них уже не шли. (Но если в прошлые десятилетия внедрение этих училищ иные еврейские публицисты трактовали как факт и замысел "реакции", то теперь и закрытие их -- как "факт реакции".) И, суммарно: процентная норма не ограничила жажду евреев к образованию. Не подняла она и уровень образования среди не-еврейских народностей Империи, -- а вот у еврейской молодежи вызывала горечь и ожесточение. И несмотря на эту притеснительную меру еврейская молодежь все равно вырастала в ведущую интеллигенцию. Именно выходцы из России составили весомое и яркое большинство начальной интеллигенции будущего государства Израиль. Сколь часто читаешь в Российской Еврейской энциклопедии: "сын мелкого ремесленника", "сын мелкого торговца", не говоря уже "сын купца", -- и дальше: кончил университет.) Диплом университета сперва давал в России право жительства повсюду в Империи и право службы по любому ведомству. (Позже -- устанавливали препятствия к преподаванию евреев в академиях, университетах и казенных гимназиях.) Евреи с высшим медицинским образованием (врачи и провизоры) имели право "повсеместного жительства, независимо от того, занимаются ли они своей специальностью или нет", и -- как и все окончившие высшие учебные заведения -- напротив, могли "заниматься торговлей и промыслами" и "причисляться к купечеству без предварительного пятилетнего пребывания в первой гильдии в черте оседлости", как это требовалось от прямых купцов. "Евреи, имеющие степень доктора медицины", могли служить по любому ведомству по всей Империи, иметь приказчика и двух слуг из единоверцев, выписывая их из "черты". Право повсеместного жительства и торговли имел и еврейский медицинский персонал без высшего образования (зубные врачи, фельдшеры, акушерки). Но с 1903 поставлено было условие, чтоб они все же непременно занимались своей специальностью28. Ограничения коснулись и независимой присяжной адвокатуры, учрежденной с 1864 года. Эта профессия давала возможность большого преуспевания -- и финансового, и личной славы, и идейного: речи адвокатов в суде не подлежали никакой цензуре, также и при напечатании в прессе, так что у адвокатов в те: годы было больше свободы слова, чем у самих газет, -- и они этим широко и успешно пользовались для социальной критики и для "воспитания" общества. Сословие присяжных поверенных превратилось за четверть века в мощную социальную силу -- вплоть до ликовательного оправдания террористки Веры Засулич в 1878. (Нравственная бескрайность адвокатских аргументов тогда сильно озабочивала Достоевского, он писал о том.) И в этом влиятельном сословии евреи быстро занимали места, и средь самых способных, и в большом числе. -- Когда же петербургский совет присяжных поверенных в 1889 "напечатал в своем отчете впервые данные о числе евреев в сословии", то видный петербургский адвокат А. Я. Пассовер "отказался от звания члена совета и никогда более не соглашался на избрание"29. В том же 1889 министр юстиции Манасеин представил Александру III доклад, что "адвокатура наводняется евреями, вытесняющими русских; что эти евреи своими специфическими приемами нарушают моральную чистоту, требуемую от сословия присяжных поверенных". (Источник не приводит разъяснений.)30 И в ноябре того же 1889, с повеления Государя, было распоряжение, как бы опять временное и потому не нуждающееся в полном законодательном процессе: "чтобы принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианских вероисповеданий... впредь до издания особого по сему предмету закона, допускалось не иначе, как с разрешения министра юстиции"31. Но так как, видимо, ни магометане, ни буддисты на адвокатское звание в существенном числе не претендовали, то, по результату, распоряжение было противоеврейским. И с того года в течение 15 лет -- практически ни один некрещеный еврей такого разрешения от министра юстиции не получал, даже столь знаменитые впоследствии адвокаты, как М. М. Винавер и О. О. Грузенберг, -- так и пробыли полтора десятка лет в "помощниках присяжных поверенных" (Винавер не раз выступал и в Сенате, и пользовался влиянием там). "Помощники" выступали так же свободно и успешно, как и полные присяжные поверенные, и в том -- евреи не испытывали ограничений32. В 1894 новый министр юстиции Н. В. Муравьев пытался придать временному запрету -- характер постоянного закона. Аргументировал он так: "Действительную опасность представляет не наличность в составе присяжных поверенных отдельных членов еврейского верюисповедания, отрешившихся в значительной степени от противных христианской нравственности воззрений, свойственных их племени, но лишь появление в среде присяжных поверенных евреев в таком количестве, при коем они могли бы приобрести преобладающее значение и оказывать тлетворное влияние на общий уровень нравственности и на характер деятельности сословия"33. А в представленном проекте закона было: чтобы в пределах каждого судебного округа число присяжных поверенных не-христиан не превышало бы 10%. Царское правительство отвергло этот проект Муравьева -- однако, упрекает М. Кроль: "эта идея... не встретила должного осуждения со стороны русского общества", и в петербургском Юридическом обществе "лишь весьма немногие решительно протестовали... значительная же часть обсуждавших проект явно сочувствовала этой мере"34. Это -- дает нам неожиданную отметку о настроении столичной интеллигенции в середине 90-х годов. (В Петербургском судебном округе евреи составляли тогда среди присяжных поверенных 13,5%, в Московском -- меньше 5%35.) Фактический запрет перехода в присяжные поверенные из помощников был тем более чувствителен, что следовал наступившим стеснениям в научной карьере и в государственной службе36. Возможность перехода снова открылась только с 1904 года. А в 80-х годах в губерниях черты было введено ограничение числа евреев и среди присяжных заседателей, чтоб они не имели в их составе большинства. И в само судебное ведомство евреев перестали принимать на службу с 80-х годов. Однако Я. Тейтель, вступивший ранее того, после окончания Московского университета, продолжал служить в судебном ведомстве 35 лет и кончил службу с правом дворянства, в чине статского генерала. (Затем, все же, Щегловитов вынудил его "добровольно" уйти в отставку.) По ходу служебных обязанностей ему, иудею, не раз приходилось приводить к присяге православных свидетелей, и он не встречал возражений от православного духовенства. -- Называет он и Я. М. Гальперна, тоже служившего по судебному ведомству и достигшего высокого поста вице-директора департамента министерства юстиции и чина тайного советника37. Гальперн побывал и экспертом в Паленской комиссии. (Ранее того обер-прокурором Сената был и Г. И. Трахтенберг, и его помощник Г. Б. Слиозберг приобщался к отстаиванию еврейских дел.) -- Обер-прокурором Сената был и С. Я. Утин -- но он был крещеный и, стало быть, уже не шел в счет. Критерий: религиозности никогда не был для царского правительства ложным прикрытием -- но истинной мотивировкой. По нему же -- два с половиной столетия жестоко преследовали этнически русских старообрядцев, на рубеже XIX-XX вв. -- и этнически русских духоборов, молокан. Крещеных евреев на российской государственной службе -- был: длинный ряд, который мы в этой книге не разбираем. Тут мы могли бы увидеть и лейб-медика Павла I Блока, предка поэта; при Николае I -- вспомним министра графа Канкрина, сына раввина; назовем и многолетнего министра иностранных дел графа К. Нессельроде; Людвига Штиглица, получившего в России баронство38; военного врача, кончившего статским советником, Максимилиана Гейне, брата поэта; затем генерал-губернатора Безака, свитского генерала Адельберта, конногвардейского полковника Мевеса; дипломатов Гирсов, из них и министр при Александре III. Позже -- государственного секретаря Перетца (внука откупщика Абрама Перетца39), генералов Кауфмана-Туркестанского, Хрулева; директора Александровского лицея шталмейстера Саломона, сенаторов Гре-Дингера, Позена; в Департаменте полиции -- Гуровича, Виссарионова, да многих. Переход в христианство, особенно в лютеранство, казался ли иным так "легок"? И сразу открывал все пути жизни. Слиозберг отмечает "почти массовое ренегатство" еврейской молодежи40, одно время. -- Но и не случайно же оно виделось с еврейской стороны как тяжелая измена, "премия за вероотступничество... Когда подумаешь, как много евреев противятся соблазну креститься, то невольно проникаешься уважением к этому несчастному народу"41. В давние века это было простодушие: деление людей на "наших" и "не наших" по признаку веры. В таком виде оно наследовалось и установлениями русского государства. Но на рубеже XX века российская государственная власть могла бы задуматься -- о нравственной допустимости, да и о практическом смысле: ставить ли перед евреями смену веры условием получения жизненных благ? И -- какое приобретение это давало христианству?.. Многие обращения только и могли быть неискренними. (Да еще и толкало иных на малоискренное оправдание: тогда "буду в состоянии приносить гораздо большую пользу своим соплеменникам"42.) Для тех евреев, которые получали права по государственной службе, "не было установлено каких-либо ограничений в отношении возведения их в потомственное дворянское достоинство" и получения орденов всех степеней. "Евреи обычно заносились беспрепятственно в родословные книги"43. А даже, как видим из переписи 1897, среди потомственных дворян 196 считало своим родным языком еврейский (среди личных дворян и чиновников -- 3371)44. А из фабрикантов Бродских -- были даже предводители дворянства Екатеринославской губернии. Но с 70-х годов XIX века евреи встречали препятствия в назначении на государственные должности (с 1896 -- еще строже); надо сказать, что и сами они не стремились к этой монотонной и малодоходной службе. Однако с 90-х годов евреи стали встречать препятствия и к общественной выборной службе. В 1890 было издано новое Земское положение. Оно устраняло евреев от участил в земском самоуправлении -- то есть в объеме не-городских пространств губернии и уездов: евреев "не допускать к участию в земских избирательных собраниях и съездах"45 (а в западных губерниях тогда еще и земства не было). Мотивировалось это тем, что условию реальной, живой и общественной связи с местной жизнью "не отвечают евреи, обыкновенно преследующие на почве общественной исключительно свои личные выгоды"46. В то же время: служить в земстве по найму, служащими, так называемым "третьим элементом" (который на годы вперед и пронес в земстве заряд радикализма) -- евреям не было преграждено, и они служили многочисленно. Земские ограничения не задели евреев внутренних губерний в заметной степени, ибо они жили большей частью в городах и больше заинтересованы были в управлении городском. Но в 1892 вышло и новое Городовое положение -- и по нему евреи вообще лишались права избирать и быть избранными в качестве гласных в городские думы и управы, а также занимать в них ответственные должности, заведовать отраслями городского хозяйства и управления, -- весьма и весьма чувствительное ограничение. Лишь в городах черты оседлости допуск евреев в гласные был разрешен, но и тут не больше одной десятой части состава думы, и то "по назначению" местной администрации, отбирающей из евреев-кандидатов, -- порядок действительно унизительный. (И, как метко замечает Слиозберг, особенно для буржуазных отцов семейств: как они стали унижены перед собственной молодежью, -- можно ли оставаться лояльным такому правительству?47) "Более тяжелого времени в истории русских евреев в России найти невозможно. Евреи вытеснились из всех завоеванных позиций"48. (Впрочем, в другом месте тот же автор довольно прозрачно говорит о подкупе чиновников министерства внутренних дел для действий в пользу евреев49, -- это сильно смягчало реальность эпохи.) Да, еврейство России (3%) было несомненно притеснено гражданским неравноправием. Но видный кадет В. А. Маклаков напоминает нам, уже из послереволюционной эмиграции: ""Неравноправие" евреев естественно теряло свою остроту в государстве, где самая многочисленная часть народа [82%], основа благополучия России, молчаливое, серое, покорное крестьянство тоже стояло вне общего, для всех равного права"50 -- оставалось таким и после отмены крепостного права, уж не более отклоним был для него и военный призыв, не более доступно гимназическое и университетское образование, а того самоуправления, в котором оно нуждалось, волостного земства, -- так и не получило до самой революции. -- Послереволюционный эмигрант-еврей Д. О. Линский с горечью заключает и так: что сравнительно с наступившим советским "уравнением в бесправии всего населения России" -- "неполноправие еврейского населения дореволюционного периода представляется недостижимым идеалом"51. Утвердилось говорить: преследование евреев в России. Однако -- слово не то. Это было не преследование, это была: череда стеснений, ограничений, -- да, досадных, болезненных, даже и вопиющих. А черта оседлости с каждым десятилетием становилась проницаемей. По переписи 1897 вне ее жило уже 315 тысяч евреев, за 16 лет рост в 9 раз (и это составляло 9% от еврейского населения России, не включая Царство Польское52. А сравнить: во всей Франции в 1900 евреев было 115 тысяч, в Великобритании -- 200 тысяч53). Примем во внимание и то, что перепись давала результат приуменьшенный, так как во многих городах России многие ремесленники и обслуга у евреев "разрешенных" -- жили неофициально, скрываясь от учета. Ни денежная, ни образованная верхушка евреев стеснений "черты" не испытывала, свободно расселялась по внутренним губерниям и в столицах. Указывают, что 14% еврейского населения имело "свободные профессии"54 -- может быть расширительнее, чем только интеллигентские. Во всяком случае, в дореволюционной России евреи "в интеллигентских профессиях... заняли подобающее место. Сама пресловутая черта оседлости не мешала тому, чтобы значительные части еврейства все более и более просачивались в коренную Россию"55. А среди еврейских ремесленников было более всего портных, дантистов, фельдшеров, провизоров и других всюду нужных специальностей, их везде охотно принимали. "В 1905 г. в России свыше 1.300.000 евреев занимались ремесленным трудом"56 -- то есть и могли жить вне черты. Да еще дело в том, что "нигде в законах не содержалось, например, указания, что ремесленник, занимаясь своим ремеслом, не имеет права вместе с тем производить торговлю", да и "самое понятие производства торговли не определено в законе" -- например, является ли торговлей занятие комиссионным делом. Итак, для торговли (даже и крупной), покупки недвижимости, устроения фабрик, приходилось назваться "ремесленником" (или дантистом). Например, "ремесленник" Неймарк имел фабрику с 60-тью рабочими; евреи-"наборщики" заводили свои типографии57. -- А еще был способ: несколько евреев складывались, чтоб один из них платил пошлину 1-й гильдии, остальные же пристраивались как его "приказчики". -- Еще: лже-усыновлялись во внутреннюю губернию к отставным солдатам-евреям (за что "усыновляющему" отцу платили пенсию)58. -- В Риге "вокруг лесного экспорта кормились... тысячи еврейских семейств", пока не начали почти всех их выселять из-за мнимо-ремесленных свидетельств59. -- К началу XX века были еврейские колонии во всех значительных городах России. Я. Тейтель свидетельствует, как "наплыву евреев в Самару благоприятствовало проведение Самаро-Оренбургской ж-д. Строилась она евреями: Варшавским, Горвицем. Они же, в течение многих лет, были ее хозяевами. Главные места на дороге занимали евреи... Много" второстепенных должностей также были заняты евреями. К ним приезжали из еврейской черты оседлости родственники, знакомые и, таким образом, образовалась довольно порядочная еврейская колония... Экспорт пшеницы из богатой Самарской губ. за границу взяли на себя евреи. Интересно, что вывоз яиц из России в Западную Европу впервые стал практиковаться самарскими евреями. Всем этим занимались "мнимые" ремесленники". И перечисляет последовательных трех губернаторов Самарской губернии и одного полицмейстера (прежде, в 1863, уволенного "из Петербургского университета за участие в студенческих беспорядках"), -- "все они снисходительно относились к мнимым ремесленникам". И так к 1889 "в Самаре проживает больше 300 еврейских семейств, не имеющих правожительства"60, -- то есть в Самаре было около 2 тысяч евреев сверх статистики и учета. А с другого края России нам рассказывают: в Вязьме "все три аптекаря, все шесть дантистов", сколько-то докторов, нотариусы, много лавочников, "почти все парикмахеры, портные, сапожники были евреи". Многие из них были и не дантисты, и не портные, а чем-то торговали, и им никто не мешал. И в 35-тысячной Вязьме тоже было около 2 тысяч евреев61. А в Области Войска Донского, где с 1880 установились строгие ограничения против евреев и где они не имели права жить в станицах и слободах, -- их все же насчитывалось 25 тысяч: содержатели дешевых гостиниц, ресторанчиков, парикмахерских, мастерских, часовщики, портные. И всякая поставка большой партии товара от них зависела. Система ограничений евреев, затем и, разных степеней, исправлений и оговорок к ней, наслаивалась годами. Постановления о евреях были рассеяны по всем томам Свода Законов, изданы в разное время и плохо согласованы между собой и с общими законами Империи, -- о том докладывали и губернаторы62. Если вникнуть во все сложности многочисленных исключений и исключений из исключений, которыми изобиловало законодательство о евреях, то явно, что это было мучительство для многих рядовых евреев, а также и чрезмерная перегрузка государственного управления. Такая сложность не могла не породить и жестокостей формализма, например: если глава еврейского семейства во внутренней губернии терял право жительства (умер или сменил занятие) -- теряла его и вся семья: семьи умерших выселяли. (За исключением бессемейных стариков и старух старше 70 лет.) Однако не всегда эта сложность работала против евреев, нередко и -- за. Еврейские авторы пишут, что "бесчисленные сомнения [в применении] ограничительных законов передавались на усмотрение исправников и приставов", это приводило ко взяткам, обходу закона63 -- то есть к обходу в благоприятную сторону для евреев. Открывались и успешные легальные пути. "Противоречивость бесчисленных законов и распоряжений о евреях дает Сенату простор в выборе того или иного толкования закона... В девяностых годах большая часть обжалованных евреями постановлений отменялась" Сенатом64. -- Нередко и высшие сановники весьма снисходительно относились к обходу противоеврейских ограничений, как свидетельствует, например Г. Слиозберг: "Фактическим вершителем еврейских дел являлся директор Департамента полиции, которым был Петр Николаевич Дурново... Он всегда был доступен резонам, и я по совести должен сказать, что если применение того или другого ограничительного правила... находилось в явном противоречии с гуманностью, то от [Дурново] всегда можно было ожидать и внимания и благосклонного к делу отношения"65. "Наиболее чувствительным для широких слоев еврейского народа оказались не столько новые законы, сколько административные распоряжения, клонившиеся к более строгому исполнению старых ограничительных законов"66. -- Не шумный, но неуклонный процесс продвижения евреев во внутренние губернии иногда нарушался администрацией -- и такие эпизоды получали даже историческую звонкость. Так случилось в Москве, после отставки долголетнего и всевластного московского ген.-губернатора В. А. Долгорукова, который был весьма покровительствен к приезду и экономической деятельности евреев в Москве. (Ключом к тому, очевидно, был ведущий банкир Москвы Лазарь Соломонович Поляков, "с которым князь Долгоруков вел дружбу и который, как уверяли злые языки, открыл ему в своем земельном банке текущий счет на любую сумму. Что князь нуждался в деньгах -- в этом не могло быть никакого сомнения", он отдал все свое состояние зятю, между тем "любил и пожить широко, да и благотворить щедрой рукой". На Л. Полякова "сыпались из года в год всякие почести и отличия". Оттого евреи чувствовали в Москве твердую почву: "любой еврей мог получить право жительства в столице", хотя и не поступая реально "в услужение к своему единоверцу, купцу 1-й гильдии"67.) Г. Слиозберг сообщает, что "кн. Долгорукова упрекали, что он слишком поддается влиянию Полякова". И объясняет: Поляков владел Московским Земельным банком, оттого ни в Московской, ни в близких губерниях не мог действовать другой ипотечный (дающий ссуды под залог земель) банк. А "не было дворянина-землевладельца, который бы не закладывал свое имение". (Так пало дворянство к концу XIX века; и к чему еще оно было годно для России?..) Эти дворяне становились "в некоторую зависимость от банка"; чтобы получить большие ссуды, все дворяне центральных губерний нуждались в благосклонном отношении Лазаря Полякова68. При Долгорукове к 90-м годам "в составе московского 1-й гильдии купечества оказалось много евреев. Это явление объяснялось нежеланием христианского московского купечества платить высокие первогильдейские пошлины". -- До евреев промышленность Москвы работала только для Востока России, для Сибири, ее изделия не распространялись в западной полосе России. А еврейские торговопромышленники связали Москву и с рынками Запада. (Подтверждает Тейтель: московское еврейство считалось самым богатым и авторитетным в России.) Немецкие купцы, из-за конкуренции, возмутились, обвинили Долгорукова в потворстве евреям69. Но в 1891 году положение резко изменилось. Новый московский генерал-губернатор в. кн. Сергей Александрович -- всевластный по своему положению, да независимый и денежно, -- распорядился выслать из Москвы вообще всех евреев-ремесленников, не ведя доследования, кто истинный, кто мнимый. И Зарядье, и Марьина роща стали пустеть; считается, что было выслано до 20 тысяч евреев. Срок на ликвидацию имущества и отъезд давался не больше 6 месяцев, а заявивших, что не имеют средств на переезд, отправляли тюремным этапом. (В самый разгар выселения, для проверки его, прибыла в Россию американская правительственная комиссия -- полковник Джон Вебер и д-р Кэмпстер. Замечательно, что Слиозберг повез их в Москву, они исследовали там происходящее, как именно проводятся меры к ограждению Москвы "от наплыва евреев", даже посещали тайно Бутырскую тюрьму, там их снабдили образцами наручников, фотографиями этапируемых, -- и при том они даже не были замечены русской полицией! вот уж где "крыловские порядки"; затем много недель ездили еще по другим городам. Отчет этой комиссии был в 1892 напечатан в материалах Конгресса США -- к вящему посрамлению России и облегчению еврейской иммиграции в Соединенные Штаты70. За такие притеснения в 1892 "еврейские финансовые круги, во главе с Ротшильдом", отказались поддержать русские займы за границей71. В 1891 были и в Европе попытки остановить высылку евреев из Москвы, например, американо-еврейский: банкир Зелигман приезжал в Ватикан просить Папу Римского попытаться умерить Александра III72.) В 1891 "часть высланных евреев незаконно поселилась в московских пригородах". Но, продолжая меры, осенью 1892 было повеление "о выселении из Москвы отставных солдат рекрутских наборов и членов их семей, не приписанных к обществам"73. (Отметим: в 1893 крупные русские купеческие и фабричные фирмы ходатайствовали о смягчении мер по высылке евреев.) -- С 1899 была ограничена и дальнейшая новая приписка евреев к первогильдейскому купечеству Москвы74. В 1893 наступило и такое утяжеление для жизни евреев: Сенат впервые заметил тот, действующий с 1880, циркуляр м.в.д., по которому оставлялись на местах все евреи, уже поселившиеся вне черты без законного на то основания ("хартия вольности евреев"). Теперь этот циркуляр был отменен (кроме Курляндии и Лифляндии, где оставили). Таких незаконно поселившихся за последнее 12-летие -- оказалось около 70 тыс. семей. Но с помощью Дурново были изданы "спасительные пункты, которые предотвратили, в конце концов, угрожающее огромное бедствие"75. В 1893 были выселены и "некоторые категории евреев" из Ялты, рядом с которою летом жила царская семья, и запрещено евреям новое вселение туда: "Усилившийся за последнее время наплыв и прогрессивное умножение числа евреев в г. Ялте, в связи с заметным среди них стремлением к приобретению недвижимой собственности, грозит этому лечебному месту обратиться в чисто-еврейский город"76. (Тут могло быть, конечно, после стольких террористических покушений в России, и соображение о безопасности царской семьи в Ливадии. Александр III мог с большими основаниями считать теперь -- да всего-то и за год до его смерти, что он ненавидим евреями полновесно. Как и нельзя исключить мотива мести за притеснение евреев -- в выборе мишенями для террора именно Сипягина, Плеве и Сергея Александровича.) Впрочем, многие евреи, видимо, остались в районе Ялты, судя по жалобе алуштинцев в 1909, что там евреи, приобретя виноградники и сады, "эксплуатируют [для их обработки] труд местного населения", пользуясь его затруднительным денежным положением и ссужая под "высокие и незаконные проценты", чем разоряют татарское население77. А еще же были -- в борьбе с неутомимой контрабандой -- стеснения еврейского жительства в западной пограничной полосе. Правда, новых выселений оттуда не было, кроме лиц, явно пойманных на контрабанде. (Судя по множеству мемуаров -- контрабанда, часто еврейская, в том числе с переправкой революционеров или революционной печатности, не умерялась вплоть до Мировой войны.) В 1903-1904 тут возник такой спор: Сенат постановил, что "Временные правила" 1882 не распространяются на пограничную черту, отчего, следовательно, евреи пограничной черты "могут свободно селиться в сельских местностях. Тогда бессарабское губернское правление вошло в Сенат с рапортом, что все вообще еврейское население" пограничной черты, включая незаконно поселившихся в ней, теперь устремится в села, "где и без того евреев "более, чем достаточно"", и пограничная черта "станет отныне для евреев "обетованною че