ементарной частицей в данном случае разницы нет: обе признавались существующими до их открытия. Малыш, даже не отвечая, углубился в решение шахматной двухходовки. Алик лениво наблюдал за ним: вот он поерзал на стуле, взъерошил волосы, вскочил, уронив короля на пол, медленно поставил его обратно, посидел над доской и со вздохом встал. - Тоже существует, но не открыт, - сказал он. - Ты о чем? - спросил Алик. - О решающем ходе. Пришло озарение и угасло, как жизнь твоего тахиона. Триллионные доли секунды. Может, потому, что глаза слипаются. - Выпей пива. - Я пью теплое пиво только по рецепту врача. - Малыш с отвращением оглянулся на рюкзаки, брошенные у пульта: по окончании дежурства намечалась экскурсия на морской берег. - Наверно, в конструкции ускорителя принимали участие язвенники и трезвенники. - Почему? - Потому что не предусмотрели холодильника для пива и бутербродов. Пойду лучше воды попью. Он сонно поплелся к душевой в конце зала, где входящие подвергались обработке очищающей воздушной струей. Там же находился и умывальник с холодной и горячей водой. Минуту спустя Малыш выскочил оттуда, бегом пересек зал и переставил какие-то фигуры на шахматной доске. - Эврика! - крикнул он бодренько и тут же пояснил Алику: - Понимаешь, я поставил упавшего короля не на "эф", а на "же". По ошибке. Озарение вернулось. Тахион открыт. - Поэтому ты и забыл закрыть кран в умывальнике, - сказал Алик. Сквозь тихий жужжащий фон пробивался шум открытой воды. И что-то произошло. Что-то, совсем не имевшее отношения ни к воде, ни к шахматам. Как будто, именно как будто - оба не могли утверждать этого точно, - чуть-чуть потускнели лампы, чуть-чуть сместились очертания окружающего, словно отраженные в дрогнувшем зеркале, чуть-чуть стало жарче, как бывает, когда прекращается поступление холодного воздуха. И все стихло. Уже не как будто, а явственно смолкла автоматика, оборвалась вибрация, зал наполнила зловещая немота. Оба прислушивались к ней долго, словно не веря ушам, не веря и не понимая. - Ты слышишь что-нибудь? - спросил Алик. - Ни звука. - Даже твоя вода уже не течет. Не ответив. Малыш двухметровыми шагами понесся к душевой, откуда вышел минуту назад. Алик, отставая, поспешил за ним. Три секунды потребовались им, чтобы увидеть чудо. Вода текла по-прежнему толстой прозрачной струей, но совершенно бесшумно, как показалось бы человеку, у которого лопнули барабанные перепонки. Да и текла ли? Просто вытянулась от крана к раковине гладкая оплывшая сосулька. Может быть, просто замерзла? Вероятно, об этом подумал и Малыш. Он осторожно прикоснулся к ней пальцами, ощупал, как ощупывают что-то твердое, а не жидкое, и ударил ребром ладони. Струя не отстранилась, не раскололась и не брызнула, сохраняя прозрачность и неподвижность. Малыш растерянно обернулся и что-то сказал. Но что именно, Алик не услышал. Не раздалось ни звука. Малыш только шевелил губами. - Лед? - спросил Алик. И не услышал своего голоса. Но Малыш, должно быть, понял, потому что раздельно и четко, как в немом фильме, прошевелил губами ответ: - Не знаю. "Оглохли мы, что ли?" - снова подумал Алик и показал на уши. Малыш только плечами пожал и, в свою очередь, показал на струю-сосульку: это, мол, интереснее. Тогда приступил к эксперименту Алик. Он приложил руку к струе: гладко, скользко, но не настолько холодно, чтобы считать ее льдом. Рванул руками - не сдвинулась ни на миллиметр, словно схватил не воду, а водопроводную трубу. Попробовал закрыть кран - не поддается: или нарезка сорвана, или ручка заклинилась. Тут он вспомнил о складном ноже в кармане, выдвинул лезвие и с размаху рубанул по застывшей неправдоподобной струе. Ножик отскочил, как от чугунных перил. А на стекловидной сосульке не появилось даже царапины. Не уступила она и попыткам проткнуть ее острием, соскоблить или срезать стружку. Или это была не вода, или произошло что-то изменившее ее структуру. Даже не пытаясь ничего высказать вслух, Алик вернулся к пульту. Малыш молча зашагал вслед. И вдруг сказал ясно и слышно: - Дышится легче, правда? - Правда, - машинально повторил Алик и только сейчас сообразил, что звук или слух вернулись. И дышалось действительно легче, чем в душевой. - Идти тоже было трудно, - прибавил он, - что-то мешало. - Как встречный ветер, - сказал Малыш. Он сделал несколько шагов к стенке, несколько раз вздохнул и беззвучно пошевелил губами. - Не слышу, - проговорил Алик и показал на уши. Малыш подошел ближе и закричал: - Теперь слышишь? - Не ори. - А ведь там, - он указал на место, где только что стоял, - я тоже орал. Алик задумался. - Что-то гасит звук. Надо посмотреть где. Пойдем навстречу друг другу по спиралям, удаляясь от центра. Шаг-два - перекличка. Первая же проверка показала, что звук действительно гаснет где-то за пределами сравнительно небольшого пространства, в несколько десятков метров, при этом не постепенно, а сразу, будто обрезанный невидимой преградой, непроницаемой для звуковых волн. Скажем, в пяти, а иногда и в десяти метрах от пульта можно было переговариваться, а отступив на шаг, ты уже превращался в актера немого фильма. И сразу же становилось труднее двигаться и дышать, словно дул навстречу неощутимый, но стойкий ветер. - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Малыш. - Чем обусловлена эта грань? А она есть. И не только для звуковых волн. Видишь этот смятый листок бумаги? Я бросил его час назад, когда развертывал бутерброды. Он лежит как раз на границе. Я обратил на это внимание еще во время проверки. Теперь смотри. Он подошел к брошенному листку и коснулся его обращенного к стене края. Листок не сдвинулся с места, даже не шевельнулся. - Как из железа. Не согнешь, - усмехнулся он. - Ну, а теперь взгляни сюда. Он коснулся другого, более близкого края. Половина листка не оторвалась, а отпала, как срезанная бритвой, ровно и без зубцов. Другая половина осталась в том же положении за невидимой гранью. Алик молчал. Казалось, опыт с листком не произвел на него впечатления. Он думал о чем-то своем, вероятно более важном. Малыш, не дождавшись ответа, пожал плечами и еще раз молча обошел панели управления, потом сел, не глядя и смахнув на пол шахматы. На этот раз он собирать их не стал. - Вся автоматика вышла из строя, - сказал он. - Все телеуправление. Полностью. Фактически ускорителя уже нет. - Он помолчал и добавил, уже не ища собеседника: - И еще: ни один электроприбор не работает. Тока нет, а лампочки светятся. - Не вижу в этом противоречия, - сказал Алик. - Свет без тока? - Движение любой массы в кратчайшую, приближенную к нулю долю секунды, воспринимается нами в состоянии покоя. Все как бы остановилось, в том числе и свет. Но мы его видим. - Твоя приближающаяся к нулю доля секунды уже приближается к единице. - Малыш демонстративно похлопал по ручным часам у запястья. - Идут часики. Движутся. - Но не там, - загадочно сказал Алик, кивнув в глубину зала. - А где? В другом мире? - В другом времени. Малыш встал и подошел к пульту, где сидел Алик. - Ты не спятил, случайно? Вместо ответа Алик показал на небольшой циферблат, где стрелка чуть-чуть дрожала на втором от нуля делении. Малыш знал: нуль на этом счетчике скоростей обозначал скорость света, а деления - триллионные доли секунды. Но стрелка, обычно не доходившая до нуля на одно-два деления, теперь опередила его, обогнав необгоняемое. "Суб" превратился в "супер". - Быстрее света, - почти благоговейно прошептал Малыш, что уже само по себе было для него необычно. - Значит, правда? Теперь будет найден не только Т7. Алик продолжал задумчиво следить за дрожавшей стрелкой. - Не знаю, - проговорил он неуверенно. - Может быть, "световой барьер" - это предел с "двумя сторонами"? Может быть, это уже отрицательная скорость? Может, она не возрастает, а убывает по мере удаления от барьера? Честно говоря, Малыш ничего не понял. Только спросил: - Почему же все остановилось? - Я объясняю так... - Алик тщательно подбирал слова. - Примитивно: время - прямая линия, ну, скажем, в декартовых координатах. На световом барьере по неизвестным причинам оно как бы скривилось, образовав петлю, отросток от общей прямой. Эта петля начинается и кончается на графике в одной точке - в одном мгновении. Вот мы и наблюдаем сейчас это мгновение, миг, промельк, назови как хочешь, - словом, квант времени. - Квант - не мгновение. - Я же говорил упрощенно и о графике, и о кванте. Речь идет о наикратчайшей единице. Условно: период, который требуется свету, чтобы пройти диаметр атомного ядра. Или еще какой-нибудь период - откуда я знаю! Можно взять и сотые, и тысячные этой длины. А стало быть, время, которое еще Лобачевский считал мерилом всяческого движения, как бы замирает, приближаясь к нулю бесконечно близко. Вот почему все и остановилось - для нас, конечно, только для нас! - ток в проводах, пучки протонов в ускорителе, ну, и твоя вода в кране. Попросту: остановилось время - остановилось движение. - Мы же движемся, и время у нас идет... - Где идет? В частице _нашего_ времени, в этой самой петле. По каким-то причинам, связанным с работой ускорителя, мы как бы оторвались от основного времени и движемся в своем, пока петля не окончится, не вернется в то мгновение, с которого она началась. Но каков ее период - час, сутки, столетие, - сказать не могу. Кстати, геометрические, пространственные параметры нашей петли совпадают с той частью ускорителя, которую почему-то не затронул процесс. - Так ведь и за его пределами мы живем и движемся. - Выходя, мы как бы выносим с собой наше собственное временное и пространственное поле, я бы назвал его темпоральным, - словом, частицу нашего пространства - времени, живущую по своим законам. Определить его экстремум не берусь: вероятно, он характеризуется нашими параметрами - рост, объем грудной клетки, мышечное напряжение, вес, сухость или влажность кожи. - Но как же мы дышим в безвоздушной среде? - Почему безвоздушной? Мы проходим сквозь нее в период наименьшей скорости движения ее разряженных частиц. Мы, говоря упрощенно, просто раздвигаем ее, а гигантская разница скоростей соприкасающихся при этом частиц воздуха не может не обновлять массу покоя. Кислородный обмен ничтожен, но все же позволяет дышать. - Силы у нас дай бог, а с водой не справились. - Так ведь сила не зависит от времени. За две-три минуты ты выжмешь штангу, а растяни жим на час, что получится? Мы подходили к застывшей струе о меркой нашего времени, а его надо было ускорить в триллионы раз. Только тогда бы мы смогли преодолеть сцепление ее частиц. Малыш с трудом понимал Алика. Ему, грамотному инженеру-эксплуатационнику, не легко было постичь всю сложность к тому же еще так причудливо смещенных взаимоотношений пространства и времени. - Что-то вроде пересекающегося времени? - спросил он. - В какой-то степени да. Но в пределах петли. - А кругом в городе? - Тоже самое. Город - ничтожная часть мирового пространства, а квант времени - это вся Вселенная в наикратчайший миг. Чудо Иисуса Навина. Алик шутил с посеревшим, будто запыленным лицом. Малыш даже пожалел его, спросив с непривычной теплотой в голосе: - И долго так протянем, старик? - А что у нас - пиво да бутерброды? Вот и считай. - Неужто в городе ничего не найдем? Малыш произнес это машинально, не подумав. Алик его так и понял. Только переспросил задумчиво: - В городе? А как выйдем? Разве только если где-нибудь окно открыто. - А в душевой? Забыл? Из открытого окна душевой они пробрались на асфальтовую дорожку, ведущую к воротам на улицу. К счастью, ворота тоже были открыты, и большой автофургон железным мамонтом замер на въезде. Малыш постучал в стекло водителю, тот даже не шелохнулся. - Брось, - сказал ему в ухо Алик. - Он тебя не видит. Значит, никто их не видел, а они видели воскресное утро города. Оно было похоже на моментальную фотографию, запечатлевшую одно мгновение жизни. Протянулись с балкона руки девушки, встряхнувшие простыню. Она вспучилась белым парусом и окостенела вместе с девушкой. Горел красный огонь светофора перед колонной автомашин на воздушной подушке. Когда же он станет зеленым? Прохожих не было, только мальчишка лет десяти прыгнул с обочины тротуара на мостовую, пытаясь схватить упущенную из рук и уже уплывавшую вверх ниточку воздушного шарика. То было второе увиденное ими чудо после стекловидной воды. Мальчишка с подогнутыми коленями и протянутой вверх рукой висел в воздухе, не падая и не подымаясь. Голубые глаза его, живые, даже не сонные, запечатлели только одно - страстный миг желания поймать ускользающий кончик ниточки. Но и она оставалась неподвижной - лишь сантиметр, не больше, отделял ее от протянутых пальцев. А еще выше висел фиолетовый шар, как бутон фантастически большого тюльпана, так и не распустившегося в эту безветренную немую тишь. Они молча обошли живую статую летящего мальчика, боясь прикоснуться к нему, потом Малыш поймал конец нитки и потянул ее вниз. Шар, хотя и сопротивляясь, но опустился, только нитка оставалась твердой и несгибаемой, как стальной прутик. Малыш положил ее под углом к тротуару так, что шар оказался у лица мальчика и тот мог бы легко схватить его, сдвинься время со своей мертвой точки. Но время не сдвинулось, и шар снова застыл, не шевелясь на своей покатой теперь проволоке-нитке. - Почему? - спросил Малыш. Алик его не услышал, но вопрос понял и ответил, снова приложившись к уху товарища: - Разговаривать будем только тогда, когда наши темпоральные поля соприкасаются и звуковые волны не гаснут. Понял? А шар опустился потому, что у него нет сцепления с окружающей средой и наших мышечных усилий достаточно для его перемещения. Малыш крикнул ему в ухо: - Значит, их достаточно и для того, чтобы переместить пару бутылок фруктовой воды! - Возможно. А где? - Хотя бы в кафе напротив. Оно уже открыто, двери во всяком случае. И даже хлеб привезли. У входа в кафе на противоположной стороне улицы действительно стоял грузовоз с хлебом. Несколько открытых ящиков было уже выгружено на тротуар. Недалеко с таким же ящиком на спине замер с нелепо откинутой ногой человек в белой куртке официанта. - Не пробуй его толкнуть или снять ящик, - предупредил Алик. - Зачем? Я просто возьму то, что мне нужно. Не подыхать же нам из-за космической катастрофы. Идти было трудно, словно в гору против ветра, но Малыша это не смутило. Он перебежал улицу и взял из открытого ящика булку. Когда подошел Алик, он рассматривал ее внимательно и удивленно, как редкостный музейный экспонат. - Ну что? - пошевелил губами Алик. Малыш вместо ответа постучал булкой о стенку ящика. Звука они не услышали. Затем он ткнул в нее пальцем, но на ее поджаристой корочке не осталось даже отметины. Алик беззвучно постучал зубами, как бы подсказывая товарищу дальнейшее. Малыш осторожно поднес булку ко рту, как гранату, попробовал ее на зуб и с яростью, как гранату же, метнул через улицу. В нормальное время она и очутилась бы на противоположной стороне, а тут, словно заторможенная, повисла в воздухе в полутора метрах. Потом оба кричали друг другу в ухо, смешно поворачивая головы. - Почему не падает? - Гравитация - то же движение. - А почему она остановилась так близко? - На большее не хватило твоего мышечного усилия. - Хорошо еще, что зуб не сломал - железо! - Если б жил со скоростью света, она показалась бы тебе чуть черственькой. - Значит, по-твоему, и с фруктовкой не выйдет? - А как ты бутылку откроешь? - Возьму каменюку килограммов на двадцать и грохну. - Может, и разобьешь, да не выпьешь. - Высосу. - А ты вспомни струю-сосульку в душевой. Много бы ты из нее высосал? - Знаешь что, - не сказал - прохрипел Малыш, - если уж подыхать, так дома! Они вернулись в пультовый зал ускорителя, тяжело дыша, как альпинисты на последних метрах подъема. Малыш еле выговорил: - Ну и дорожка! - Дорога длиною в квант, - уточнил Алик. Малыш молча потянулся к рюкзаку, извлек пиво и бутерброды, и все было уничтожено сразу и без раздумий, Какая разница, когда встречать голодуху, если она все равно придет без звонка. То был последний афоризм Малыша в это необычайное утро. Что-то вдруг произошло опять, что - они не сразу заметили. Негромко, исподтишка включились приборы. Мертвый знакомый гул втекал в зал, как шум прибоя в номер приморской гостиницы. Алик машинально взглянул на стрелку счетчика скоростей. Она снова не доставала до нуля на полтора-два деления. Малыш вспомнил. - Погоди, - остановил его Алик и снова прислушался. Сквозь привычный шумовой фон отчетливо доносился перебивающий его звук - шум струящейся из крана воды. - Кажется, мы все-таки проскочили петлю, старик, - сказал Алик и сквозь клубящийся над ним лиловый туман увидел склонившееся над ним лицо Библа. 4. ПОЕДИНОК. НЕТ ЛИЛОВОГО СОЛНЦА Это случилось за вторым завтраком, после того как Алик отправил очередное сообщение на Землю. - Черт знает что! Высверливаем пространство лазером со скоростью света, научились принимать и передавать фотонные телеграммы, а кофе варим, как сто лет назад: кофеварка, горелка и сгущенное молоко, - философично заметил он. - А тебе бы хотелось, как в Аоре, - съязвил Малыш, - раз-два, повернулся на брюхе, чихнул - и горячая жижица под носом. - Стоп, - сказал Капитан. - Тихо! Все замолчали, вглядываясь в его напряженное лицо. Стиснутые зубы еще резче подчеркивали синеватые вмятины щек. Глаза смотрели сквозь окружающих, никого не видя. Он к чему-то прислушивался. - Так, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Понятно. Только Библ и я. Повторяю: вездеход под защитным полем оставляем на открытом месте. Выходим и входим по мысленному приказу. Все. - Он оглядел недоумевающие лица притихших товарищей. - Готовь вездеход, Малыш. Едем с Библом. А вы с Аликом охраняете станцию: мало ли что может случиться. - Не случилось же, когда мы были в Нирване, - недовольно возразил Алик. - Учитель вызывает только меня и Библа, - уточнил Капитан. Малыш легонько стукнул Алика по затылку: - Приказам повинуются без возражений. Мне, например, все ясно. Капитан - потому что он Капитан. Библ - потому что социолог. А техник и физик Учителю не нужны. - Кто передал? - спросил Библ. - Фью. - Странно, что мы не услышали. Шлемы на каждом. - Псилучевой приказ, настроенный на определенные частоты мозга, - подумал вслух Алик. - Шлемы не только переводная, но и транслирующая машина. С Учителем, впрочем, они не понадобятся. - Фью просил не снимать их. Вероятно, у них есть и записывающие функции. Позже, уже на вездеходе, когда Капитан и Библ колесили по черной пустыне в поисках связки с пространством зеленого солнца, откуда они могли стартовать к Учителю, ибо только там и в Аоре действовал механизм телепортации, Библ долго и сосредоточенно молчал, нехотя откликаясь на реплики Капитана. Наконец тот не выдержал: - О чем это вы размышляете, Библ? - Глупости, - сказал Библ. - А все же? Библ улыбнулся: - Почему в жизни Малыш безапелляционно командует Аликом, а в материализованном фантастическом эпизоде с петлей времени безропотно перешел на подчиненное положение? Вы обратили внимание, Кэп, он даже не поправил его в рассказе. - Так ведь это Алик все и придумал. - Если бы только Алик! Но и воображение Малыша подключилось к его сознанию синхронно даже в деталях. Как бы слилось с ним. Чужой мозг даже не сопротивлялся, его синапсы [синапс - сигнал, идущий от одного нейрона к другому, характеризующий деятельность головного мозга] почти в точности воспроизвели индивидуальность другого. Малыш, никогда не работавший на ускорителях, материализовал в памяти все подсказанное Аликом. Какой же техникой должна располагать цивилизация, чтобы так управлять психикой человека! - А мы едем разоблачить эту цивилизацию. - Высота этой цивилизации не адекватна высоте ее техники, - заключил Библ. Ему пришлось повторить эти слова уже в беседе с Учителем. Все, что предшествовало этой беседе, уложилось в полчаса. Мираж нашли через две-три минуты после заключительной реплики Библа. Прошли над мшаником, выбрались на утоптанную плешину в низкорослых корявых кустах, поставили вездеход под защиту. - Проверим телепортацию, - усмехнулся Капитан и шагнул в белый зал к аквариуму с мутной массой-в недвижной жидкости. Тотчас же рядом возник и Библ. Обменялись улыбками: действует телепортация! На большее мысль не отважилась, ее сразу же подавила чужая воля: сядьте, подождите, пока я не познакомлюсь с накопленной вами информацией. Сели уже в привычные кресла, не обратились друг к другу ни с молчаливым вопросом, ни с недоумевающей усмешкой, тупо, заклиненно открыв кому-то для обозрения содержимое своих черепных коробок. Впрочем, кому, было ясно обоим. И через несколько минут, именно минут, а не часов, молчания этот кто-то откликнулся. Ему не потребовалось много времени для того, чтобы узнать, что они увидели, переговорили и передумали в дни своего знакомства с Гедоной. - Я знаю каждый ваш шаг и каждое ваше суждение, - "услышали" они, как и раньше, беззвучный "голос", - но вы мыслите убийственно медленно, слишком медленно, чтобы скорость моего мышления могла бы проследить все ползки вашей мысли. Поэтому придется кое-что уточнить. Вы считаете, что моя цивилизация мертва? - Да, - отрезал Библ, - мертва. То, что вы создали на планете, - леность материи, энтропия. В ваших деформированных пространствах не больше жизни, чем в метановых озерах и глыбах замерзшего водорода, которые мы видели в космосе на пути к Гедоне. - Что значит мертвое и живое? Жизнь здесь, как и везде, - лишь один из вариантов бытия материи. Вопрос в том, какой вариант считать идеальным. - Допустим, что ваш. Попробуем согласиться. Ваш мир разумен, как высшее проявление материи, стабилен ввиду постоянства жизненных циклов и двойственности организационной структуры его, свободен от капризов природы, от диктатуры техники, от любых ограничений, кроме тех, что обеспечивают путь к Нирване. Так вот: ни с одним из этих тезисов наш земной ум согласиться не может. Ни с разумностью вашего мира, ни с его свободой и благоденствием. - Уточните. - Разумность любого мира определяется путями совершенствования разума, постоянством и непрерывностью этого процесса. Вы остановили его. Вы исключили разум как основу цивилизации. - Мы заменили его воображением. Я прочел в вашем сознании знакомую мысль: разум ведет к истине долгим извилистым путем, воображение легко взбирается на вершину горы. Только воображение подсказывает, как раскрыть идеал, то, чего еще нет, но что должно быть. Библ внутренне усмехнулся: он действительно думал о том, что в философии гедонийцев воображение противоположно разуму. Но он припомнил этот тезис как ошибочный, идеалистический. - Воображение - один из компонентов разума, - продолжил он невысказанную мысль. - Вы же отождествили воображение с мифотворчеством. Вам, знающему более высокие формы мышления, должно же быть ясно, что его мифологическая форма - это наиболее примитивная форма сознания, когда человек поклоняется силам, с которыми отождествляет себя. Ваш миф снимает вопрос о личной ответственности, о подлинном выборе, создавая стандарты поведения, которым нужно лишь бездумно следовать. Вы говорите: "Все дозволено", но опутываете человека запретами куда более бессмысленными, чем у нас на Земле. И самый страшный запрет - запрет на знание, постоянно развивающееся и совершенствующееся. Каждый может создавать свое собственное представление об окружающем, не обращаясь к наукам, которых у него нет. А ведь только науки могут дать ему не иллюзорное, а подлинное знание о мире, под небом которого он живет. - Зачем ему это знание? Любая наука создает лишь смятение мыслей и чувств, мы же воспитываем в нем безмятежность духа и уверенность в своей правоте, высокую самооценку и высокий уровень притязаний. - На что? - гневно воскликнул Библ, пораженный философской ограниченностью Учителя, и тут же подумал, что техническая вооруженность ума создателя гедонийской цивилизации может и не соответствовать его социально-философскому арсеналу. И, уже сдержавшись, продолжил: - Высоких притязаний? Я спрашиваю: на что? На идиотизм Аоры? На тупые грезы Нирваны? На запойное безделье ваших гедонийцев? Не удивительно, что в мире, культивирующем подобные притязания, ни мысль, ни разум, ни истина не в почете. - В вашем обществе, - "услышали" в ответ Капитан и Библ, - следуют принципу: от каждого по способностям, каждому по труду. Но ведь труд - это источник несвободы, область необходимости. В таком обществе никто не свободен. Знакомая философия, подумал Библ. Были и на Земле анархиствующие философы, время от времени предпринимавшие ревизию марксизма. События и наука их давно опровергли. А здесь, на вершинах технической эволюции, социально-философская вдруг предлагает им такие одряхлевшие откровения. - Человек, как известно, начинается с труда, - поучительно сказал Библ, - и совершенствует его вместе с разумом. Лучшие умы на Земле на протяжении двух тысячелетий видели счастье в совершенстве труда. Я не называю имен, вы их не знаете, но то, что они утверждали, верно для любого общества в любом уголке Галактики. Уничтожение дармоедов и возвеличивание труда - вот постоянная тенденция истории. Жить - значит работать. Всякий труд благороден, и благороден лишь один труд. Ведь самое прекрасное в мире нашем то, что создано трудом, умной человеческой рукой, и все наши мысли, все идеи возникают из трудового процесса. Не буду повторять то, что все это истины, знакомые любому разумному существу. Что вы когда-то были таким, я в этом не сомневаюсь. Но в целях смелого, хотя и сомнительного эксперимента вы построили модель общества с иной социальной структурой: часть людей вы освободили от труда и они перестали быть людьми, опустившись до уровня хорошо выдрессированных животных, которых принято считать биологическими предками человека. С обслуживающим их персоналом вы поступили иначе: этим вы привили наслаждение трудом, мало чем отличающееся от наркотических наслаждений Нирваны. И там, и там - миф как регулятор поведения. Серый комок нервных клеток, застывший в аквариуме, послал свой беззвучный отклик. При некоторой смелости воображения в нем можно было даже "услышать" насмешливую интонацию. - Разве труд, которым, как ты говоришь, так восхищаются на Земле, не является источником наслаждения для человека? Теперь уже рассердился Капитан. - Да, является, - вмешался он. - Но труд не отупляющий и бессодержательный, требующий такого же отупляющего и бессодержательного отдыха. Такой труд на Земле заменяют машинным. Не знаю, почему вы этого не сделали. Ведь он даже на участках, требующих самой высокой квалификации, ничего не создает, не улучшает, не совершенствует. Вы исключили всякое творчество, погасили изобретательскую мысль, любую попытку придумать что-то новое, что-то улучшить, что-то изменить. Все стабильно, неизменно, неколебимо. И все же труд Голубого города - основа и фундамент вашей цивилизации. Уничтожьте его - и развалятся Аора с Нирваной. Рассыплется в прах все двухслойное здание вашего идеального мира. Есть еще на Земле такое ничтожное паразитирующее насекомое - клоп, иногда беспокоящее человека. Раздавите его, и человек останется жив, а клопа не будет. Но уничтожьте человека, и насекомое исчезнет как вид - не на ком будет паразитировать. По-моему, в этой побасенке суть и будущее вашей цивилизации. Ложность не в цвете солнц, а в ее социальной структуре. На этот раз аквариум не послал реплики. Мозг безмолвствовал, кое-где заметно пульсируя. Может быть, в нем смещались далеко обгоняющие человеческую мысль цепи ассоциаций, взвешивая и оценивая суждения землян. Капитан и Библ обменялись недоуменными взглядами. Что это? Конец беседы? Но долгожданная реплика наконец дошла до их сознания в лаконичной формулировке: - Без Аоры и Нирваны мне Голубой город не нужен. Это один из компонентов техносферы моего мира. - Если исчезнет земная техносфера, - сказал Капитан, - человек ее восстановит. Может ли это сделать гедониец? - Нет. - Но можно ли научить его конструировать, строить, изобретать? - Нет. Циклы обучения стабильны и неизменны. - А психика? Мысль? Поиск? - Бытие живой материи запрограммировано навечно. - Тогда я повторю мысль Библа. В вашем мире не больше жизни, чем в замерзшем аммиаке на мертвых планетах. - Я обдумаю ваши суждения, и, если найду их правильными, вы узнаете об этом не от меня. Мозг "замолчал", и тотчас же оба землянина, не сговариваясь и не колеблясь, движимые чужой, хотя и неощутимой волей, шагнули из белой кипени зала на вытоптанную лужайку в низкорослом кустарнике, где стоял их никем не тронутый вездеход. Связку с черной пустыней нашли минут через десять, и только тогда Капитан осторожно спросил: - Ну как? - Он думает в сто раз быстрее нас, - сказал Библ. - Ну и что? - Может быть, информация уже передана Координатору. Я имею в виду поправки к программе. - Какие? - Исходящие из нашей беседы. Он не будет ни лицемерить, ни обманывать себя, ни утешаться иллюзиями. - Библ говорил загадочно, словно нехотя, что-то соображая. - Ничего не понимаю, - сказал Капитан, - что вы подразумеваете? - Опасение. - Библ почти вплотную придвинулся к уху соседа. - А что, если он согласится с нашей оценкой его создания? Капитан задумался. - Что мы можем предвидеть? Это не человеческий мозг. Даже не мозг гения. Это супермозг. - Выводов, конечно, предвидеть нельзя. Но можно предположить. Один из вариантов: уничтожить станцию и нас, свидетельство которых может иметь для него нежелательные последствия. Но я лично в это не верю. Так поступил бы ум низкий, трусливый, несовершенный. Опаснее другое: он может уничтожить себя и свое детище. - Вместе с нами? - Возможно, если ему не помешают. - Кто? - Хотя бы мы. Капитан крякнул: он привык понимать с полуслова. - Тогда поторопимся. Станция уже показалась на горизонте. Еще несколько минут, и на фоне ее выросли бежавшие навстречу вездеходу фигурки. Капитан остановил машину: - Что случилось? - Лиловое солнце погасло, - сказал Малыш. 5. КОНЕЦ УЧИТЕЛЯ. МОЗГОВОЙ ШТУРМ Лилового солнца действительно не было. По дуге от горизонта к зениту, отклоняясь в сторону от палящего солнца пустыни, неярко светили голубое, синее и зеленое, как уличные карнавальные фонари, зажженные при дневном свете. - Конец Нирваны, - сказал Библ. - Может быть, только отраженное солнце погасло, - предположил Капитан. - Не знаю, какова их роль в сопредельных пространствах. Библ поглядел на часы-браслет. - Прошло тридцать восемь минут с момента нашего выхода. Бесследно уничтожить за это время целый мир - задача, едва ли посильная даже для их техники. Но разве велика масса этого мира? Энергетические поля, гравитационные уровни и бытовые вещи, переданные из Голубого города какими-нибудь структурными передатчиками. Только люди. Такие же структурные распылители уничтожат их в доли секунды. - Почему уничтожат? Зз-ачем уничтожат? - заикаясь, спросил Алик. Ни он, ни Малыш ни о чем не догадывались. Библ кратко изложил свою гипотезу: - Аору тоже уничтожить недолго. Зеленое солнце погаснет позже - слишком велика масса живой материи. Голубой город они оставят напоследок - там механизм ликвидации. Сначала люди, потом машины. Параллельно уровни, эскалаторы и регенерационные камеры. В заключение самоустраняется Координатор. Что-нибудь вроде лучевого хвоста скорпиона. - А наша станция? - спросил Малыш. - Сейчас узнаем. Во всяком случае, попытаемся. Поехали. - Куда? - К Учителю. Пока зеленое солнце еще не погасло. Связку они нашли на том же месте. Зеленое пятно тумана с рваными расплывающимися краями. Такое же, как и полчаса назад. Прошли, из предосторожности включив отражатель, но стрелка индикатора, указывающая на сопротивление поля, не сдвинулась с места: энергетические преграды уже не действовали. Ехали молча, напряженно, сосредоточенно. Только Алик горячился: - Не понимаю, зачем ему это нужно. Нервный шок или душевная слабость. - У него нет души, - сказал Малыш. - Ну, воля. Воля к сопротивлению, воля к борьбе. Логичнее было бы уничтожить нас. - Логичнее для ума человеческого, - заметил Библ. - Но это не ум. Это мешок с информацией. Новая информация, внесенная нашим вмешательством, логически обесценивала старую, снимая уверенность в идеальности модели. Но если не идеал, значит, ошибка. Исправить ошибку нельзя - исправления не предусмотрены программой. Но вероятность ошибки допускалась, и самоликвидация, возможно, была запрограммирована. Требовался сигнал. Мы его дали. Капитан остановил вездеход. Все дальнейшее в точности повторилось, только в белую туманность зала вошли не двое, а четверо. Внутри все выглядело по-прежнему. В центре все так же висела прозрачная емкость аквариума и серый комок, похожий на гигантскую студенистую медузу, просматривался, пожалуй, еще более резко. Но Капитан сразу подметил разницу. Емкость казалась еще прозрачнее, а серый комок опустился ниже, словно на дно, если только ее нижний прозрачный уровень можно было назвать дном. Он уже не двигался и не пульсировал. - Жидкость выпущена, - сказал Капитан, подойдя ближе. Малыш и Алик, впервые попавшие в эту белую кипень, оглядывались, ничего не понимая. - Это он? - спросил Алик, указывая на студенистую массу. - Учитель? - То, что было Учителем, - сказал Библ. - Питательной среды больше нет. Сейчас они уничтожат всю массу еще сохранившейся здесь живой и мертвой материи. - Кто они? - Машины. Те, которые дождались своего часа. Надо уходить, пока действует телепортация. Телепортация работала. Вездеход ждал со включенным двигателем. Связку нашли тотчас же. Черное зеркало пустыни открывало путь к Голубому городу. Во всяком случае, все знали, где его надо искать. - Синее тоже гаснет, - сказал Малыш, взглянув на небо. Синее солнце действительно уже поблекло. Тусклый ультрамариновый круг, медленно растворявшийся в голубом небе. Ниже его по пересекавшей зенит дуге оставались непогасшими только два ложных солнца - зеленое и голубое. "Еще полчаса", - отметил про себя Библ, взглянув на запястье: программа ликвидации гедонийской модели совершенного мира действовала с беспощадной решительностью. На зеленое пространство уйдет не меньше часа, а может быть, и больше - слишком велик объем живой массы. Знают ли в городе и что смогут предпринять, если знают? Необходимо сейчас же, не теряя ни минуты, связаться с Фью или Другом. Но как связаться, если встреча не предусмотрена? А что, если попробовать эмоциональное эхо? - Давайте все сейчас вызовем Фью или Друга. Лучше Фью. Он знает больше. Вызываем все сразу - может быть, шлемы сработают. Начинаем. Мысленный вызов Фью сыграл немедленно. Птичий голосок его пропищал в шлемах: - Готов к ответу. - Учителя уже нет, - сказал вслух Капитан. - Вероятно, по его приказу Координатор выпустил питательную жидкость из баллона. Мозг погиб. - Мы предвидели эту возможность, - тотчас же прозвучал ответ Фью. - Мы слышали ваш разговор с Учителем. Много нового, много думать. - Думать следует об одном: как спасти Голубой город. Сейчас Координатор уничтожает планету. Нирвана сожжена, распылена или стерта. Лиловое солнце погасло. Сейчас гаснет синее. Очередь за зеленым. Если есть возможность остановить Координатор, не медлите. У вас чуть больше часа по земному времени. - Я могу в две минуты сжечь Координатор. Излучатель со мной в машине, - вмешался Малыш. - Бессмыслица, - оборвал Капитан. - Координатор не должен быть уничтожен. Он еще понадобится людям. - Мы это знаем, - снова ответил Фью. - А сейчас ждем вас в "цирке". Поспешите. У входа в город вас встретит Друг. Пяти минут не понадобилось вездеходу, чтобы достичь Голубого города, выросшего, как и прежде, совсем близко от станции. Он возникал постепенно, проявляясь, как фотоснимок, в голубой дымке над черной пустыней сначала тусклым видением с неясными контурами, потом контрастной живой картинкой, отчетливой и стереоскопичной. А с быстротой приближения весь этот геометрический сумбур плоскостей и уступов, смещавшихся уровней и спектральных дорожек-"улиц" вдруг сузился до размера крошечного пятна - человечка в лазурной курточке, ожидавшего их у знакомой границы. Он не двинулся с места, пока они оставили вездеход и подошли вплотную. Обычно живое, приветливое лицо его казалось неподвижным, будто кукольным, и только по этой неестественной неподвижности можно было догадаться о чувствах, обуревавших этого человека. Он не сказал ни слова, только показал рукой на проползшую мимо дорожку и двинулся по ней, не оборачиваясь. Все четверо последовали за ним, ничего не спрашивая, только крепко прижались друг к другу, понимая, что за неторопливым движением дрожащего под ногами эскалатора следует ожидать его обычный винтообразный рывок. Последнее, что увидел оглянувшийся назад Алик, был зеленый диск солнца, уже начавший тускнеть по краям. Сошли у переплетения "улиц"-дорожек перед знакомым входом в цирк, где уже тихо пересвистывались десятки, а может быть, и сотни почти неотличимых друг от друга человечков в курточках. Люди в таких же куртках выделялись среди них только габаритами, особенно разительными, когда на центральной площадке появились встречающие Фью и Си с Осом, одинаковые как близнецы. "Почему четверо? - подумал Алик. - Вероятно, потому, что сопровождали землян в их первой прогулке по городу. А может быть, потому, что только они обучились нашему языку. Проводники, гиды, переводчики, Аллах знает..." Задумываться Алик не стал, его поразила совсем другая атмосфера зала, как будто вытянули ее в одну-единственную, напряженную до предела струну. Потяни еще - оборвется. Никто не улыбался, не приветствовал - лица, как у сопровождавшего их безмолвного Друга, такие же кукольные, словно из пластилина. - Времени мало, - сказал Капитан. - Каждая доля секунды на счету. Объяснения нужны? - Нет, - качнул головой Фью. - Что вам известно? - Изолированные пространства механически перестраиваются. Материя распадается. Механизм уничтожения автоматический. - Можете его обнаружить? - Нет. - Дистанционно воздействовать? - Нет. Механизм регулируется Координатором. - Мы можем связаться с Координатором? - По этому поводу? - Да. Получить информацию о местонахождений интересующего нас механизма, о его масштабах и действии. - Если эти вопросы не предусмотрены программой, ответа не будет. - Жаль, - сказал Малыш. - Я на всякий случай все-таки захватил с собой излучатель. Тихое посвистывание из амфитеатра отвлекло Фью. Он выслушал и сказал: - Регенерационные залы пусты. Ни одного гедонийца ни в состоянии клинической смерти, ни в первой стадии оживления. Конвейер остановлен. Реаниматоры отключены. - Что значит "отключены"? - спросил Капитан. - Речь, я понимаю, идет о людях. - Сняты с постов, переведены в свои ячейки. Так вы называете их жилища. Новый посвист из амфитеатра, и очередное лаконичное сообщение Фью: - Отключено все управление природой и климатом в изолированных пространствах - и лабораторные циклы, и перестройка пейзажа. Частично мы уже помешали этому, оставив наших людей на местах. Но механизм разрушения автоматический - не останется ни гедонийцев, ни окружающей их природы. - А затем очередь Голубого города? - Вероятно. - Если уничтожить Координатор, сможете ли вы освоить хотя бы основы управления городом? Скажем, транспорт, питание, связь. - Капитан уже не скрывал тревоги. - Я не знаю, можно ли уничтожить Координатор, - задумался Фью, от чего речь его сразу утратила быстроту и уверенность. - Но вопрос должен быть поставлен иначе. Если уничтожить Координатор, остановится ли процесс уничтожения всего живого и мертвого на планете? Ответ: не знаю. - Значит, единственный путь к спасению - это воздействовать на Координатор, ввести новые элементы в программу? - Да. Но мы не знаем как. Любому замечательному открытию всегда предшествует неожиданная, озаряющая мысль. Именно такая мысль и возникла у Библа в этот страшный миг обреченности. - Есть предположение, - сказал он просто. - Что такое Координатор? Машина, действующая по заранее заданной программе. Кем? Учителем и его группой. Перестраивалась ли в дальнейшем эта программа, дополнялась ли? Думаю, да. Известно о постоянном обмене информацией между Координатором и супермозгом, вобравшим в себя всю нейронную сеть создателей этой цивилизации. Много ли их было? Вероятно, меньше, чем здесь присутствующих. Это наводит на мысль: что, если каждый из нас сейчас в одну и ту же единицу времени пошлет Координатору один и тот же мысленный приказ? Возникнет информационный поток почти той же или даже большей энергетической силы, который, возможно, и заменит мысленную волну супермозга. Мы уже применили нечто подобное, вызывая вас. Своего рода эмоциональное эхо. Пусть им будет приказ Координатору: остановить разрушение! Переводите. Фью просвистел несколько встревоженных трелей. Все смолкло. - Настроиться, - сказал Библ. Фью перевел. - Приготовились. Фью перевел. - Начали! Ни одного звука в ответ. Только головы всех синхронно, как в строю, повернулись в одном направлении. Никто никого не переспрашивал, никто никому не заглядывал в глаза. "Остановить разрушение!" - беззвучно приказал единый мысленный поток. Несколько секунд, а может быть, и минут стояла почти космическая тишина. Только далекое, едва слышное жужжание "улиц"-дорожек возвращало к действительности. И вдруг словно лопнула перенатянутая струна, хотя и струны не было, и звука не было, но спроси Капитана в эту минуту: лопнула ли струна, он не удивится и не спросит в ответ, какая струна, а скажет: да, лопнула, все слышали, правда? И Библ, и Малыш, и Алик не усомнятся - все слышали, и тут же заявят, что напитавшее, казалось, самый воздух нечеловеческое напряжение снято, все кругом расслабилось, и Фью, сняв шлем, совсем по-человечески вытер ладонью взмокший от пота лоб. - Сигнал принят, - сказал он. - Разрушение приостановлено. Координатор подчинился, не отреагировав на подмену. - Но ведь он знал о гибели Мозга, - встрепенулся Алик, - ведь по его сигналу сработало автоматическое устройство, выпустившее питательную жидкость из аквариума. - Координатор - машина, - повторил Библ, - машина, запрограммированная на подчинение мысленному потоку определенной энергетической силы. Координатор не рассуждает, а действует. Как я и предполагал, эксперимент удался. Вы получили ответный сигнал? - вопрос был адресован уже Фью. - Да, - подтвердил тот. - Все слышали? - Все. - Кроме нас. - Мы же мыслим быстрее, - сказал Фью. - Другие частоты, другие волны. Уничтожен весь материальный мир в лиловой и синей фазах и частично - в зеленой. - Что уцелело? - Только необитаемая лесистая часть. Но мы имеем возможность расширить и перестроить ее. Все лабораторные и автоматические системы управления в наших руках. - Пока же весь ваш супермашинный парк должен будет работать вхолостую, - заметил Капитан, - регулировать механизмы телекинеза и телепортации, которые уже не нужны за пределами города, а внутри его бесполезны, создавать праматерию для изготовления вещей, которыми вы сами не можете воспользоваться да и которые никто уже не востребует, мчаться на дорожках-"улицах" туда и сюда с ощущением бессмысленности поездок. Нельзя сразу сломать машинерию Координатора, да и ломать ее, конечно, не нужно: она вам самим в свое время понадобится. И все же я не советую во всем полагаться на Координатора. Присматривайтесь сами. Учитесь. Расставьте своих людей по всем точкам управления. Кстати, как вы сами отличаете их специальность? - По цвету волос и глаз. Синтезаторы - брюнеты, связники - седые, натур-техники - рыжие. В подгруппах - по глазам: физики-пространственники - черноглазые, у химиков-пищевиков глаза зеленые. Много примет. - Скотский способ, - вздохнул Капитан. - В будущем научитесь различать людей иначе. Уважительней и умнее. Многому придется учиться. Ведь вы заново рождаетесь сейчас, как человеческое общество, как социальный организм, ячейка разумной жизни в Галактике. Избегайте ошибок и заблуждений: многие могут оказаться непоправимыми. Он запнулся и подумал о парадоксальной ситуации, в которой оказалось это новорожденное общество. Все, чем оно обладает, ему не принадлежит. Надо и работать по-новому, растить и готовить смену, познавать и перестраивать мир, превратить труд в творчество и вернуть Координатор с Олимпа на службу людям, как мощную, но послушную им кибермашину. Нет, нельзя сейчас оставить это маленькое человечество без совета и помощи. Не кончена их миссия на Гедоне, она лишь приобретает новые масштабы и формы. Капитан оглядел поникшие фигурки в голубых курточках и в глазах ближайших прочел надежду и зов. - Не тревожьтесь, - прибавил он, - главное сделано: создан супермозг, коллективный мозг здесь присутствующих, который и сумел подчинить себе Координатор. Пусть этот коллективный мозг и будет главой вашего нового общества, его верховным советом. Собираясь регулярно, он будет обмениваться информацией с Координатором и изменять программу и алгоритм его работы. А вы в совете изберите рабочий орган - комитет, который и займется насущными проблемами. С этим комитетом и будем встречаться мы. Вы быстрее мыслите и скорее справитесь с трудностями, но рекомендации наши только помогут вам в этом. В разбитой чаше вашей цивилизации сохранилось главное - ее содержимое, а уж сосуд вы сумеете вылепить, какой потребует жизнь. По розовой дорожке спустились к вездеходу. Их не провожали. - Открывайте первое заседание совета, - сказал Капитан, - вам не до проводов. 6. АКУСТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ. С ЧЕГО НАЧАТЬ? О происшедшем не говорили до вечера. Капитан еще в машине, когда возвращались на станцию, заметил в присущей ему в критические минуты жесткой манере: ни вопросов, ни обсуждений, никакой болтовни, после обеда спать. И хотя все критические минуты давно прошли, замолчал строго и отрешенно. Поэтому и обедали молча, нехотя пережевывая разогретые наспех консервы. Только мороженое в охлажденных тюбиках внесло ленивое оживление. - Не люблю в тюбиках. Пережиток прошлого века, - недовольно поморщился Алик. - А мне в жару все равно, лишь бы побольше, - сказал Малыш. Рот его перекосило зевотой. - Я говорил - спать! - напомнил Капитан. - Доедай и отправляйся. Малыш ушел, и Алик, уже поднявшийся из-за стола, рискнул спросить: - Может быть, радиограмму на Землю пошлем? Я подготовлю текст. - Не надо, - отрезал Капитан. - Спать! Алик спустился к себе возбужденный и злой. Капитан иногда ведет себя как фельдфебель. Алик никогда не видел фельдфебелей - армий уже давно не было, но образы из книг памятны и живучи. Шлепнулся на койку, а монотонный храп Малыша, доносившийся из полуоткрытой двери, так и не дал сосредоточиться. Нирвана. Петля. Серый комок на дне пустого аквариума. Эмоциональное эхо. Спать действительно хочется. Может быть. Капитан и не зря на этом настаивал. Алик зевнул широко, как Малыш, и заснул по-детски легко и беззвучно. - Свистать всех наверх! - разбудил его Малыш. - А что? - еще не проснулся Алик. - Вечерний чай и очередная летучка. Алик все вспомнил и рассердился. Какое право имеет Капитан вмешиваться в личную жизнь экипажа? Почему Алику с Малышом нельзя обсудить происшедшее или попросить разъяснении у Библа? Почему Капитан отсылает всех спать, как пятилетних детей? И ни одного протестующего голоса, ни одного возражения! Нет, он сейчас все это выскажет. Прямо в лицо. Но он не высказал. Он выпил молча свою кружку индийского чая, даже не подымая глаз на Капитана. А тот заметил, конечно: - Алик сердится. На кого, сынок? На меня? - Вы угадали, Капитан, - Алик отважился наконец на открытую схватку, - на вас. Мы не на корабле и не на вахте. Поэтому я позволю себе высказать все, не считаясь с субординацией. Вы не интересуетесь мнением экипажа, Капитан. Отдавая приказ: "Никаких обсуждений происшедшего, никаких вопросов. Спать!", вы не объяснили, какие чрезвычайные обстоятельства вызвали в этом необходимость, почему средь бела дня нужно было разойтись по койкам и кому могли помешать дружеские разговоры о случившемся. Не объяснили вы и странный, с моей точки зрения, отказ послать на Землю радиограмму о событиях уже вполне ясных и определившихся. Вы скажете: приказы не обсуждаются, а выполняются. Но одного выполнения мало. Требуется и понимание того, что приказано, и уважение к приказу. В данном случае не было ни того, ни другого. Тираду Алика выслушали, не перебивая: Библ - внимательно, но без интереса; Малыш - с равнодушной миной: "Мне бы ваши заботы", а Капитан - с улыбкой, скорее добродушной, чем строгой. - Ну что ж, понятно, - сказал он, - лучше поздно, чем никогда. Каюсь, я был категоричен: не советовал, а приказывал. Объяснения вызвали бы ненужные протесты и возражения: вы их сейчас услышали. Спрошу только: вы сразу заснули, добравшись до коек? - Немедленно, - ответил Библ. - Я даже не помню, как добрался до койки, - присовокупил Малыш. Алик молчал, потупив взор: думы его на койке едва ли продолжались дольше минуты. Капитан усмехнулся: - А ведь я это предвидел. Утренние события - гаснущие солнца, гибель Учителя, эмоциональное эхо и наша доля в мысленном вызове Координатору - не могли не вызвать перенапряжения всей нервной системы. Требовалась разрядка, и мы ее получили. Теперь об отказе послать радиограмму на Землю. Ведь это не радиограмма, а лазерограмма. Высверливать космические дали дорого стоит, а мы еще ограничены энергией и недостаточной мощностью аппаратуры. Алик это отлично знает, но он считает, что события на планете уже все прояснили и определили, и послал бы примерно такое сообщение: "Технократическая диктатура на Гедоне сломлена. Власть в руках свободных избранников народа. Дружеские контакты обеспечены. Ждем указаний". Ведь так, Алик? Алик молчал: вероятно, именно такой текст он бы и представил Капитану. - Едва ли такое сообщение было бы верным и тем более своевременным. Во-первых, не технократическая диктатура, а власть суперкомпьютера в Голубом городе еще не сломлена. И не ломать ее надо, а подчинить воле и разуму человека. Во-вторых, никаких указаний мы пока не ждем. Сами разберемся. А когда разберемся и появится необходимость в указаниях и требованиях, указывать и требовать будем мы, и в Космической службе на Земле это знают и понимают. Вот почему я и отказал Алику: время для сообщения на Землю еще не пришло. Алик слушал, широко открыв глаза. Гнев и растерянность его уже сменились желанием задавать вопросы, запрещенные до вечернего чая. - Я одного не понимаю, - начал он, как только умолк Капитан, - почему Учитель решил уничтожить все им созданное после одного, да и то не очень долгого разговора с вами. Ведь это не просто мозг, это супермозг. И никаких сомнений в истинности вашей оценки, никаких возражений, никакой попытки защитить свое детище. Ведь даже обыкновенный, не гениальный, а просто убежденный в своей правоте человек не сразу согласится с вами, если вы переубедили его, а подумает, много раз подумает, прежде чем признаться в своей ошибке. Ответил вдумчивый, как всегда чуть-чуть апатичный Библ: - Человек - да. Но Учитель - не человек. Это абстрагированный разум с таким высоким уровнем мышления, какой даже сопоставить нельзя с человеческим. Он мыслил в сотни тысяч раз быстрее, чем мы, и успел подумать, много раз подумать, как вы говорите, над тем, что услышал от нас. Почему он согласился с нами, хотя мы и не особенно горячо убеждали его, почему не защищал свое детище? Да просто потому, что понял, сразу понял, что правы мы, а не он. Человек, даже подсознательно убежденный, сознательно мог все же еще спорить, возражать, защищаться, протестовать. На него бы давил эмоциональный груз ложного самолюбия, самоуверенности, заносчивости, упрямства, эгоистического нежелания сознаться в своей ошибке. Но Учитель был лишен такого эмоционального аппарата, на него ничто не давило, кроме, может быть, подсознательной связи с породившей его инопланетной цивилизацией, эта обнаженная в своей чистоте мысль в ничтожные доли секунды все взвесила, оценила, сопоставила и согласилась с нами. - Вы говорите: сверхразум, - вскинулся Алик, - а уничтожение планеты - это разумно? - Я думаю, что решение об уничтожении планеты принадлежит не сверхразуму, а Учителю-человеку. Экс-человеку. Где-то на дне этого серого мешка с информацией дремала память человека, генетически связанного с полностью технократической и почему-то угасшей цивилизацией. На технической базе ее он и построил свою паразитирующую модель. Эта давняя память и подсказала ему решение, когда он убедился в бесплодности своего создания. Вот так. А в голубокурточников он не верил, считая их подсобным пластом жизни, как подсобна, скажем, сердечно-сосудистая система, питающая высокоразвитую нервную. Мы были дальновиднее - вот и все. В двухслойной модели Учителя оказался зародыш общества, способного самостоятельно развиваться и совершенствоваться. Мы уже слышали первый крик новорожденного, видели первый его шаг в будущее. А сейчас перед нами стоит задача... - Библ помолчал секунду. - Итак, с чего начать? Экран видеоскопа, позволявший наблюдать окрестности станции даже в направлении, закрытом от глаз, вдруг помутнел, словно застланный розоватым туманом. Туманная пелена вздувалась и опадала, как плохо натянутый парус. Но самое любопытное было даже не в оптическом, а в акустическом волшебстве. Экран заговорил. Точнее, повторил с механической однотонностью последние слова Библа: - С чего начать? Сидевшие за столом смолкли, удивленно переглянулись и воззрились на невидимого за экраном собеседника. - Может быть, эхо? - предположил Малыш. - Нет, не эхо, - проскрежетал экран, - это мы спрашиваем. Мы прослушали весь разговор и ждем совета. Мы действительно не знаем, с чего начать. - Фью? - спросил Капитан. - Здесь и Фью. - Как же вы ухитрились передавать звук? Шлемы для этого не приспособлены. - Создали дистанционное акустическое поле. Метод постоянных импульсов с автоматической коррекцией. - С помощью Координатора? - Нет, сами. - Я всегда думал, что здешние ребята справятся и без няньки, - сказал Малыш. - Что же вы хотите? - спросил Капитан. - Совета: с чего начать. Сейчас. Сразу. - Почему же сейчас и сразу? Не лучше ли отложить беседу на завтра? Мы смогли бы все обдумать и подготовиться. - Вы уже думали. И не раз, мы знаем. А с Учителем говорили без подготовки. Лучшие идеи всегда рождаются сразу. - Не всегда, - усмехнулся Капитан, - и не всегда они лучшие. Но если хотите, начнем. Поочередно. С Алика. Алик, сообразишь? Розоватая пелена экрана вызывающе вздрагивала. "Как живая", - подумал Алик, встряхнул волосами и ответил без запинки, как на экзамене: - С чего начать? С освобождения из-под власти Координатора. Как? Очень просто. Еще один мозговой штурм, и вы получите от Координатора полную информацию о численности горожан по профессиям, специальностям, секциям или секторам, как там они у вас называются. А затем, установив число людей с необезвреженными электродами, произвести у них ту же операцию, какая уже освободила вас, произвести ее методично, не спеша и не таясь, в регенерационных залах, которые станут вашей клиникой, больницей, где будут лечить травмированных, всех, а не избранных, - лечить, а не отправлять в атомный распылитель. Научитесь уважать человека, его жизнь и свободу, труд и отдых. Кстати, об отдыхе. Может, кому и нравится эта скотская пытка смеха, так оставьте ее для любителей. А другим дайте свободу отдыха, свободу развлечения. Не нужно наркотических грез Нирваны! Закройте или переоборудуйте этот сектор для других целей. Дайте людям зрелища - живые истории, доступные их сознанию, но развивающие, а не отупляющие его. Вы не знаете, что такое земное кино или телевидение, но попробуйте использовать вашу технику для претворения мысленных образов в зрительные, тогда воображаемое может стать видимым. А лучше всего пошлите кого-нибудь из знающих наш язык на Землю вместе с первым же прибывшим сюда космолетом. Лучше всего Си или Оса, или обоих вместе. Они послушают и посмотрят все на месте и запомнят наиболее для вас подходящее. - Хорошо, Алик, - похвалил его Капитан и спросил: - Есть вопросы? - Мы слушаем, - металлически прозвучал экран. - Порядок, - сказал Капитан. - Давай, Малыш. - Я? - лениво переспросил Малыш. - А чему мне их учить с такой техникой? Пусть повернут ее внутрь, к себе. Телекинез - для себя. Телепортация - тоже. Шагай куда вздумается вместо тряских дорожек. И уловители желаний пусть улавливают их здесь на уровнях. Требуй что хочешь, одевайся как хочешь. А то одни куртки, как в казарме. И еда - не казарменная, а любая, по рецептам Аоры. - И драки, - насмешливо перебил Капитан. - Захотел "хлыст" - на тебе, хлещи друг друга по мордасам... Нет, "по потребностям" им еще рано. Насчет одежды согласен - не нравятся голубые, носи зеленые куртки, но рабочая одежда должна быть удобной и строгой. Может быть, разной у людей разных профессий - это все-таки лучше, чем выращивать блондинов или брюнетов. Но техника на уровне коммунистического общества пока еще не для них. Надо сначала раскрепостить сознание, воспитать полноценного разумного человека, а потом уже раскрепощать потребности. Тут и оглянуться не успеешь, как из голубой куртки гедониец выглянет; Все-таки свобода, друг, - это осознанная необходимость, не забывай. Жаль, конечно, но многое из техники, работавшей на Аору, придется если не закрыть, то заморозить, притормозить. Не знаю, поймут ли меня... - Поймут, - сказал экран. - Тем лучше. А вот натуртехнику включайте на полную мощность. Снимайте пространственные границы и окружайте город зеленым кольцом. Пусть дети живут в лесу и дышат озоном. - Одновременно перестройте всю систему рождения и воспитания детей, - вмешался Библ. - Откажитесь от пересадки клеток и фабричного производства двойников по заранее выбранным эталонам. - Разве у вас нет материнских блоков? - спросил экран. - Дети рождаются и вырастают в семье. - Не понимаем. Что такое семья? - Это родители ребенка, отец и мать, дети и внуки. Дайте каждой женщине радость материнства и сознание ответственности за воспитание ребенка, пока ей на помощь не придет школа. Перенесите все школы в лесную зону, как это делали гедонийцы. Но вся система образования должна быть перестроена. Не мифы о мире, а познание мира. И не только управление техникой, но и познание техники, ее истоков, ее структуры, ее возможностей. - Кто же даст нам это познание - Координатор? - спросил экран. - Нет, - сказал Капитан. - Координатор должен стать послушным орудием вашей воли и разума. Это умная и надежная машина с большим запасом накопленной информации, но все же только машина, автоматическое, регулирующее устройство, какое у нас называют компьютером. Вы должны познать все, что он знает, и заставить его делать для вас все, что умеет. Процесс трудный и длительный, но в этом, пожалуй, и заключается главнейшая ваша задача. И в решении ее мы с вами. Да и не только мы, четверо, по нашему вызову с Земли прибудут другие, которые помогут вам стать хозяевами вашего мира, создать кадры своих собственных ученых, инженеров и воспитателей нового поколения. На этом, я думаю, можно пока и закончить. И экран погас, точнее, пульсирующая розовая пленка на нем безответно поблекла и растаяла. Акустическое поле Голубого города унесло с собой все здесь сказанное. - Значит, остаемся на Гедоне, Капитан? - осторожно осведомился Алик. - Слишком интересная предстоит работа, чтобы уступать ее другим, - сказал Капитан и, обращаясь к Библу и Малышу, сидевшим рядом, добавил: - Рассчитываю и на вас, земляки. - А я? - испугался Алик. - Ты останешься с нами до первой земной экспедиции, отправишься на Землю вместе с Осом и Си, покажешь им все, что требуется, и вернешься с ними же, если захочешь. А сейчас ты, надеюсь, понял, почему я отказался послать сообщение на Землю несколько часов назад. Не пришло еще время. Теперь оно пришло. Записывай, я диктую. - Может, включить магнитную запись? - спросил Алик. - Не надо. Пиши. "Рапорт шестой. Двухслойная цивилизация на Гедоне перестала существовать..." Зачеркни "на Гедоне": ясно где. "После нашей второй беседы с Учителем, в которой мы доказали ему бесперспективность, бессмысленность и бесчеловечность его паразитического бессмертного цикла..." Стоп! Вычеркни все со слов "бесперспективность и бессмысленность": длинно и выспренне. Напиши так: "...доказали ему порочность его эксперимента, Учитель покончил с собой, предварительно запрограммировав Координатор на уничтожение всего живого на планете. Уничтожено все, кроме нашей станции, Голубого города и частицы лесного пространства. Мысленный штурм полутора сотен свободных жителей города по нашей рекомендации..." Погоди. Зачеркни "по нашей рекомендации": это не столь существенно. Значит, "мысленный штурм" и Так далее до "города"... "остановил Координатор, изменив программу. Власть в руках Комитета и, судя по уже состоявшимся переговорам, есть шанс создать здесь модель социалистического общества. Немедленно высылайте даже не одну, а несколько экспедиций. Нужны математики, электронщики, кибернетики, биологи, учителя и врачи. Будем учить и учиться сами. Пока все". Последнее зачеркни; ясно и так. Алик прочитал вслух записку в торжественном молчании окружающих. Законное чувство гордости подымалось в душе у каждого. "Строители еще одного социалистического общества в Галактике!" А почему бы нет? ЭПИЛОГ. ПОЛГОДА СПУСТЯ. И СОКРАЩАЮТСЯ БОЛЬШИЕ РАССТОЯНИЯ... Прошло полгода после возвращения Алика на Землю. Полгода на Земле, полгода на Гедоне. Сколько в пути, неважно. Может быть, месяцы, может быть, дни. Не будем заниматься релятивистскими выкладками. А вдруг Эйнштейн ошибся? Нам важно другое. Неизвестно, может ли мысль покидать пределы планеты и могут ли жители различных звездных систем мысленно общаться друг с другом. Мы не говорим: невозможно, мы говорим: неизвестно. Тогда еще легче предположить, что двое друзей, разделенных даже космической далью, могут в один и тот же час думать друг о друге, мысленно беседовать друг с другом, рассказывать друг другу о пережитом и виденном. В два часа ночи, когда Си и Ос перед возвращением на Гедону, перегруженные информацией, спят без снов в гостинице космопорта, Алику не спится. Он сидит на балконе и, вглядываясь в звездную ткань чистого июльского неба, ведет долгий, беззвучный разговор с Малышом. А Малыш, только что вернувшийся из Голубого города, скажем, перед заходом единственного не ложного солнца, лениво отдыхает на эластическом спиральном завихрении и мысленно обращается к Алику. ...Жизнь мотает туда-сюда, вроде вездехода, скучать некогда, а по тебе, паренек, нет-нет да соскучишься. Поговорить охота, благо и поговорить есть о чем. Приедешь - ничего не узнаешь, даже небо другое. Одно только солнце на нем, обыкновенное рыжее, а ложных и след простыл. Даже голубое погасили - ни к чему. Город стоит теперь открыто, в миражи не прячется: своего солнца ему не нужно, тем более что и не солнце было, а фонарь в пространственном зеркале, прихоть здешней оптики. Спрямили пространство, и зеркало не понадобилось. Одно теперь у нас и солнце и небо. А от города к нашей станции теперь протянута эскалаторная дорожка, густо-вишневая, глаз не оторвешь - такая яркая. Строили мы ее с голубокурточниками, которые у них эти "улицы" контролируют, вернее, не строили, а монтировали из готовых панелей - движется без мотора, сжатым воздухом, а как работает эта пневматика, я пока еще не постиг. Тут сразу ничего не постигнешь - годы и годы учись! А телепортацию пока заморозили. Почему, по правде говоря, не знаю. Либо трудно было перенести ее на потребу Голубого города, либо признали, что рановато. Думаю, без Библа не обошлось. Ты, наверно, думаешь, что пустыня кругом, как раньше. Так нет, ее малость отодвинули. Здешние натуртехники переключили свое хозяйство и высаживают зеленое кольцо вокруг города. А как высаживают? Сначала черный камень плавят на дистанции. Близко не подходи - сожжет. Потом тоже дистанционно кладут слой грунта. Откуда его берут, не знаю: может, из праматерии, как и наши панели для дорожки. А потом уже деревья готовые из того же универсального материала: все больше пятиэтажные папоротники да мхи высотой в человеческий рост - они лучше всего приживаются. Между станцией и городом теперь лес, а я сижу тут во мхах и загораю помаленьку, благо начальства поблизости нет... ...Ах, Малыш, Малыш, люблю я чертовски нашу Землю, а на Гедону все-таки тянет. Рано утром отчаливаем, а пока отдыхаю и томлюсь на гостиничной терраске, задрав голову к небу. Где-то наша звездочка в этом рассыпанном бисере, единственное не ложное солнце Гедоны? Как вы там трудитесь, радуетесь или маетесь, мои дорогие? Си и Ос рядом в номере спят, как выключенные. Удивительная у них способность отключаться и включаться, как авторегулятор. И пожалуй, еще удивительнее способность все понимать, не только технику. Сначала они было чуточку очумели от нашего любопытства, суеты и общительности, уличного хаоса и транспортного разнообразия, а потом как-то сразу во всем разобрались и приспособились. Оценили мгновенно и наши развлечения, в особенности кино и телевидение, но как-то по-своему, видимо за документализм, за возможность зрительной передачи действительного потока жизни. Освоили и курорты, в частности приморские пляжи. Думаю, что скоро такие же пляжи, яхты и лодки появятся и в прибрежных океанских водах Гедоны. Мы с тобой, Малыш, я считаю, это тоже оценим: пройтись под ветром на яхточке по их васильковому океану неплохо, а? Нас теперь без тебя шесть человек: трое еще при тебе прибыли - математик, биохимик и электронщик. По вечерам шумим, но пока не ссоримся. Электронщик, между прочим, твой ровесник, но я его не люблю: уж очень самонадеян и со своим кристаллофоном успел уже всем надоесть. Запись и звук отличные, но репертуар! Неужели такой музыкой у вас там увлекаются? Не понимаю. Отстали мы, должно быть, от земных вкусов. А наши здешние друзья вообще земной музыки не признают: слуховой аппарат другой. Мы теперь к ним каждый день с утра, как на службу. Глотнем стаканчик чичи - и на эскалатор. Учти: чичи, а не чачи. Это не водка, а младенческая жижица из Зеленого леса. Ее теперь к нам на станцию в таких же бесстеночных воздушных трубках подают - что-то вроде жидкого киселя из айвы, часов на пять хватает, как зарядка аккумулятора. Обедаем кто где. Я - у транспортников, Кэп и Библ - в школе вроде педвуза; один социологическую премудрость читает, другой - астрономическую: все о Вселенной, от Коперника до Дирака. Где электронщик кружится, до сих пор не ведаю, а биохимик говорит, что скоро сам из их праматерии будет лепить любые материальные структуры. Но, честно говоря, подвигаемся слабо: очень уж много замков на их технике понавешано... ...Только что ушел очередной транспортник на Луну, а нашего еще ждать да ждать. Вот и я жду не дождусь, а мои голубые индейцы еще бы с удовольствием на Земле пожили. Да еще с каким удовольствием! Спрашиваю их вчера: что же вам больше всего понравилось у нас на Земле? Семьи, говорят: хорошо вместе с детьми жить, со своими детьми в своих ячейках. Не в ячейках, говорю, а в квартирах, повторите. Повторяют и радуются. А в одном доме-коммуне для молодоженов целую неделю пропадали. Все-то их восхищало - и химическая чистка, и прачечная, и парикмахерская, и телезал. Лишь в столовую ходили с опаской: до сих пор к нашей еде не привыкли. Только и едят что манную кашу, а мясо и рыбу - ни-ни. Чудной народ, хоть и умный. Все на лету схватывают, объяснять не нужно. Только странно: не знают ностальгии, о Гедоне не вспоминают, во всяком случае в разговорах со мной. ...Сейчас солнце над кромкой неба у горизонта - вот-вот уйдет и сразу же навалится ночь, как у нас в южных широтах. Поужинаем, потреплемся - и спать. Совсем как дома. Еще в первые дни, когда мы с тобой оставались здесь, а Кэп и Библ бродили где-то в лабиринтах Голубого города, станция со всем ее беспорядком, барахлом и громоздкостью захламленных коридоров все же притягивала незаметным, но уже ощутимым домашним уютом. А теперь я, совсем как заводской инженер, спешу сюда с работы домой. Зажмуришься, вздохнешь, и все трудности, кажется, уже позади. А трудностей много, ох как много! Справимся ли, не знаю. Кэп, однако, уверен, что справимся. Надеется на кибернетиков, которые прибудут с очередной экспедицией. Помню, когда еще ты улетал, заспорили, что будет для нас самым трудным препятствием. Мне казалось, что наша психическая несовместимость с хозяевами планеты. Поставь рядом - родственники, а в душу загляни - чужие. Ты не согласился, сказал: "Самое трудное - это Координатор". И ведь ты прав. С Координатором до сих пор не сладили - где выжмем, а где чуть руку не вывихнем. Новое принимает: трубки с чичей на станцию подвести или рощу высадить - пожалуйста, а за старое зубами держится - не оторвешь. Регенерационные залы до сих пор еще не переоборудованы, операций по изъятию электродов производить негде. За полгода сотню оперировали, не больше, да и то со скрипом: то проводка подводила, то зеркала гасли. А нужна не сотня, а миллион операций. Электронщик как-то запросил об устройстве Координатора. Естественный научный интерес, никаких посягательств на программу. Но Координатор не отвечает. Тогда мы с электронщиком замышляем эксперимент: вскрыть золотую тыкву снаружи и прощупать внутренности. Мы были убеждены, что Координатор реагировать не будет: программа, естественно, не предусматривала никаких покушений на его прочность и целостность. Голубокурточники, даже самые передовые, не решались - давил груз тысячелетнего послушания. Тогда мы вдвоем опустились прямо на золотую шкуру. Не горячо, не холодно - нормальный металл без клепок и швов. Я легонько вскрываю поверхность излучателем и вынимаю кружочек миллиметровой толщины диаметром сантиметров двадцать. Под золотистой поверхностью - путаница непонятных соединений. Ставим видеощуп с одной стороны, акустический с другой, включаем запись. Работает. Электронщик доволен: никаких чудес. Нормальная монокристаллическая система на двоичных элементах, не эквивалентная мозгу, тем более человеческому. Я запаиваю дырку силигеном, а нормальная кристаллическая система объявляет забастовку. Неделю с Координатором сговориться не можем. Собираем весь совет для мозгового штурма и получаем ультиматум: никаких экспериментов со щупами, иначе полная некоммуникабельность. Ждем кибернетиков, может быть, совместно найдем способ укрощения строптивой тыквы. Кэп надеется, что найдем. ...Близится утро. По черному небу где-то на краю света протянулась еще неяркая полоска зари. Как притягивает в минуту расставания эта алеющая полоска, влажное дыхание травы, над которой висит терраса, запах срезанных вечером роз. И все же я иду к вам, мои дорогие, как солдат из отпуска - в строй, в боевой взвод, к орудию. Я самолюбив, но не самонадеян. Вы, конечно, без меня справитесь. Но я непременно пригожусь. Знаю, что Кэп вызвал кибернетиков - они прибудут позже, со следующей экспедицией. Но ведь я тоже изучал кибернетику в Америке, хотя и зарегистрирован в Космической службе как физик-связник. А у меня есть идейка, как обуздать Координатор, когда он взбунтуется. Я уже обсуждал ее с одним из наших будущих кибертехников, которые проходят сейчас подготовку к полету. Толковый парень из Новосибирского академгородка, очень смешно говорит: каждую фразу начинает со слова "убежден". "Убежден, говорит, что это не мозг, а монокристаллическая или нейтронная система с ограниченной программой. Мышление ей несвойственно, но варианты она считает быстрее человека. И обладает несомненным устройством самозащиты. Убежден, что взбунтуется, если применить щупы или другие способы механического воздействия". Я объяснил ему мою идею частичного распрограммирования и ввода новых элементов программы. "Убежден, говорит, может пойти". Только понизить температуру до абсолютного нуля в нужных блоках, и сопротивление откажет. А затем убрать контуры ненужных или мешающих воспоминаний и уменьшить сложность ассоциативной связи - тогда и убежден, что пойдет. Приеду - попробуем. Как говорится, наука умеет много гитик. И сокращаются большие расстояния, когда зовет далекий друг. Так, кажется, или очень похоже поется в одной старой забытой песенке. Сокращаются, Малыш. Любые. Даже космические.