Григорий Гребнев. Пропавшее сокровище ----------------------------------------------------------------------- М., Детгиз, 1961. OCR & spellcheck by HarryFan, 28 May 2001 ----------------------------------------------------------------------- КНЯЗЬ ДЖЕЙК БЕЛЬСКИЙ _Кортец_!.. Вряд ли это была его настоящая фамилия, хотя он и уверял всех своих знакомых, что предком его был сам "великий испанский конкистадор" Фернандо Кортец, свирепый истребитель индейцев и завоеватель Мексики. Но темно-бурая кожа, косматые черные брови, горбатый нос и мясистые губы наводили на мысль, что родину "чистокровного испанского гидальго" Педро Хорхе Кортеца следует искать где-то в Малой Азии... Впрочем, вопросы национальной принадлежности мало тревожили его. Педро Кортец официально числился подданным какой-то латиноамериканской республики и мирно проживал в Париже, успешно обделывая здесь все свои крупные и мелкие дела. Сегодня Кортец проснулся на полчаса раньше обычного и потому, был не в духе. Сидя перед трюмо в своем кабинете, он хмуро слушал конфиденциальное журчание порхающего вокруг него парикмахера. Тщательно выскобленные щеки Кортеца стали голубыми, а раздраженное сопение его стало затихать, когда в дверь тихо постучали. - Да!.. - сердито крикнул Кортец. Дверь приоткрылась, послышались легкие шаги, и Педро Хорхе Кортец увидел в зеркале малиновые губы горничной Мадлен. - Месье, - шевельнув длиннейшими ресничными протезами, но не шевельнув губами, сказала Мадлен, - вас хочет видеть какой-то молодой американец. Кортец вопросительно воззрился на кукольное лицо Мадлен в зеркале. Мадлен чирикала: - Одет прилично. По-французски говорит не совсем чисто. Фамилии не назвал. Кортец спросил: - Сколько он вам дал?.. Мадлен скорчила гримаску: - О!.. Совсем немного, месье. Доллар... - Пусть подождет, - изрек Кортец. - Завтрак подадите сюда, Мадлен. Он встал, отвел руки назад, и парикмахер облек его грузную фигуру в халат, по оранжевому шелку которого летели колибри и семенили молоденькие китаянки, вышитые золотом и серебром. Получив свой гонорар, парикмахер исчез. Сейчас же вновь появилась Мадлен. Она ловко поставила поднос на круглый столик и подкатила к креслу Кортеца. Вино, маринованный лучок, сардины и розовые креветки в масле. Это, конечно, был еще не завтрак, а лишь прелюдия к завтраку. Месье Кортец любил, чтобы еда на круглом столике появлялась, как сцены в опере, где все известно и все-таки неожиданно. Он наполнил бокал, понюхал вино и, опустив коричневые веки, отпил глоток... Но Мадлен не уходила за следующим подносом. Ее держал доллар, полученный от посетителя. - Ну? - спросил Кортец. - Он ждет, месье... - А-а... Зовите... Через две минуты в кабинет бесшумно, словно призрак, проскользнул светловолосый, весьма бледнолицый молодой человек в недорогом костюме лазоревого цвета, с узким галстуком, похожим на шкурку, сброшенную ящерицей. - Здравствуйте, сэр, - сказал он по-русски, предварительно изобразив на своем бледном лице приятную улыбку. - Если я не ошибаюсь, вы, кажется, хорошо говорите по-русски. Кортец недружелюбно мельком оглядел гостя. - Нет, - ответил он сквозь зубы. - Вы не ошибаетесь... - Меня зовут Джейк Бельский, - вкрадчиво произнес гость и заморгал веками, подкрашенными зеленкой, словно просигналил что-то по азбуке Морзе. Кортец удивленно уставился на него: - _Джейк_? Да еще и _Бельский_?.. - Так точно, сэр. Я родился во Франции, но вырос в Америке. Там меня все называли Джейком. Я вчера только приехал в Париж из Штатов... Молодой посетитель просигналил веками то, что не договорил, и почтительно протянул Кортецу конверт. - Вот здесь вам обо мне пишет мистер Сэмюэль Грегг. Он сказал, что вы хорошо знаете его... Кортец взял письмо и указал Джейку на кресла. Вошла Мадлен с новым подносом, на котором дымилось жаркое. - _Жиго_! - произнес Кортец вдохновенно. И добавил: - Экстра! Но тут же он вспомнил о письме и проворчал, распечатывая его: - Сэмюэль Грегг! Что ему от меня нужно?.. Письмо было короткое и без единого знака препинания: "Старик Хорхе перестань обижаться на нас и попробуй еще раз съездить в Россию как наш представитель там можно сделать один крупнейший бизнес тебе все расскажет этот юнец он русский князь но это ничего не значит он знает секрет дела на котором можно хорошо заработать Я финансирую новую русскую операцию 15% от чистой прибыли тебя наверное устроят С Г" Кортец еще раз окинул гостя недовольным взглядом. Он был суеверен: русский князь с утра - это плохая примета... Да и неожиданное обращение Сэмюэля Грегга озадачило его. Крупный воротила международного антикварного треста, Грегг в свое время переправил с помощью Кортеца на Запад из СССР немало ценных произведений искусства и редких рукописей. Но антикварный трест бесцеремонно отрекся от Кортеца, когда тот проиграл авантюрное дело с покупкой в СССР одной инкунабулы [первопечатные книги, изготовленные до возникновения типографского дела]. Лишь аромат жиго сглаживал дурное впечатление от письма Грегга. Кортец вооружился вилкой и глухо сказал: - Я вас слушаю... "Русский князь" выпрямился в своем кресле и, начав со своей азбуки Морзе, тотчас же перешел на нормальную, хотя и несколько витиеватую речь: - Я слыхал, сэр, что вы занимались очень полезным делом, способствуя обмену культурными ценностями между западными музеями и музеями Советского Союза, вернее России, которая была родиной моих отцов... Кортец покатал во рту кусочек мяса и промычал неопределенно: - Угу... - Это обстоятельство и привело меня к вам, сэр, - продолжал гость. - Мистер Грегг посоветовал мне обратиться с моим предложением именно к вам... Не отрываясь от жаркого и отдавая дань терпкому, ароматному вину, Кортец насмешливо поглядел на гостя. - Вы можете не продолжать, мистер Бельский, - произнес он презрительно. - От эмигрантов, бежавших когда-то из России, я наслушался немало предложений... Джейк Бельский встал с кресла. Он был встревожен: - О нет, сэр! Но Кортец бесцеремонно перебил его: - Не "нет", а "да", сэр... Где-то в России ваш отец или дед оставили замурованными в стене или в обивке одного из двенадцати гарнитурных стульев бриллианты либо еще какие-то ценности. У вас есть точный адрес, пользуясь которым мы с вами, попав в Россию, легко отыскиваем ваши ценности. Затем мы возвращаемся домой, и трест мистера Сэмюэля Грегга обеспечивает нам роскошную жизнь и зажиточную старость. Правильно?.. - Да... В основе моего предложения лежит ценный клад и фамильное предание о нем, - сказал гость и послал своими зелеными веками нечто среднее между сигналом бедствия и просьбой о внимании. Кортец засмеялся скрипучим смехом и отхлебнул из бокала. - Прежде всего, - произнес он, - должен сообщить вам, молодой человек, а через вас и мистеру Греггу, что по советским законам все оставленное эмигрантами в России много лет назад объявлено государственным достоянием. У меня с русскими уже произошло однажды недоразумение. С меня хватит... Педро Хорхе Кортец говорил по-русски отлично, с небольшим восточным акцентом. Сказанное им было почти отказом, но молодой гость хорошо помнил ту аттестацию, которую дал "потомку великого конкистадора" мистер Сэмюэль Грегг и потому стойко ждал возможности высказаться до конца. Такая возможность сразу представилась, когда хозяин обратил внимание на ароматнейшую подливку к жиго. Джейк Бельский сказал вкрадчиво: - Мистер Сэмюэль Грегг отлично знаком с советскими законами. Я также познакомился с ними, но все дело в том, сэр, что ни мне, ни вам и ни тресту, который мы будем представлять, не придется нарушать никаких законов. - Ах, вот как? Интересно... - Ценности, о которых идет речь, - продолжал гость, - были вывезены в Россию четыре века назад одной коронованной особой нерусского происхождения и никогда России не принадлежали. Это легко смогут доказать наши юристы. - О ла-ла! - с ироническим пафосом воскликнул Кортец, отрываясь от своей тарелки. - Я не собираюсь сражаться за попранные права коронованных особ нерусского происхождения. - Вы будете сражаться за свой гонорар, сэр... - твердо произнес молодой гость. - И вы тоже? - осведомился Кортец. - И я тоже. - Сколько вам дает этот старый чикагский гангстер? - Десять процентов, сэр. - Ого! - Кортец усмехнулся и проговорил, глядя в сторону: - Я чувствую, что вы хотите рассказать мне какую-то средневековую легенду. - Вы правы, сэр. Но деньги эта средневековая легенда сулит вполне современные и _не маленькие_. Последнее слово гость проскандировал. - Ну что ж, выкладывайте вашу легенду, - проворчал Кортец. - Я выслушал их не менее тысячи. Послушаю еще и тысяча первую. Джейк Бельский вновь опустился в кресло, сузил свои кошачьи глаза и спросил тоном следователя: - Вы слыхали что-нибудь о библиотеке московского царя Ивана Грозного, начало которой в пятнадцатом веке положила византийская царевна Зоя, или иначе - Софья Палеолог, племянница последнего византийского императора, а впоследствии - жена московского великого князя Иоганна Третьего?.. Косматые брови Кортеца медленно поползли вверх. - О! Это действительно средневековая легенда! - Так вот. Древняя библиотека, которую многие считали и считают мифической, действительно существовала и существует... Я - последний из рода князей Бельских, а один из моих предков, боярин Иван Дмитриевич Бельский, был большим другом внука Зои - Софьи Палеолог, царя Ивана Грозного... Кортец уже покончил с жиго, вооружился зубочисткой и, казалось, с головой ушел в заботы о своих нереально белых и неестественно ровных зубах. Джейк Бельский продолжал: - Боярин Бельский видел, как Иван Грозный упрятал драгоценное собрание рукописей в один подземный тайник так основательно, что потом их не мог найти никто. Мой отец сказал мне, что, если бы библиотека Ивана Грозного была найдена, за нее можно было бы получить миллионы долларов... - Короче! - отрывисто сказал Кортец. - Вы знаете, как найти эту библиотеку?.. - Знаю... - не смутившись (и ни разу не моргнув), ответил Джейк Бельский. - Боярин Иван Бельский в своем архиве оставил чертеж книжного тайника Грозного. Отец передал его мне и дал указания, как найти тайник. Наступило молчание. Кажется, в конце концов дело стоило того, чтобы к нему присмотреться, но практическое чутье еще предостерегало Кортеца. Можно ли доверять этим древним чертежам? Не смахивает ли все это на сказки о пиратских кладах с "золотым жуком"? - Что у вас еще есть, кроме чертежа и рассказа вашего папы? - после короткого размышления спросил Кортец. Только теперь он заметил, что белобрысый князь держит в руке какую-то трубочку. Бельский жестом фокусника развернул трубочку и поднес Кортецу небольшой лист пергамента. - Это титульный лист очень ценной рукописной антологии византийских поэтов пятого века, - пояснил он. - Единственный в мире экземпляр этой книги существовал в библиотеке царевны Зои, а затем попал в руки моего предка, боярина Ивана Бельского... - Украден из царской библиотеки? - грубо спросил Кортец. - Нет. Подарен царем боярину Бельскому, - сухо ответил молодой гость. - На обороте листа об этом есть запись. Кортец с интересом разглядывал пергамент, в центре которого золотом и киноварью были изображены меч и сердце. Он хорошо разбирался в изобразительном искусстве и сразу определил, что эмблему нарисовал какой-то неизвестный, но талантливый художник древности. Бисерные строчки греческого письма сиянием окружали эмблему, а ниже переходили в крупный шрифт со сложными заглавными буквами. Кортец повернул пергамент. На обороте он увидел затейливую вязь старинного русского письма. Под русской надписью красовался небольшой чертеж тушью с крестиком в центре, а еще ниже вновь шла греческая запись... - Разрешите, я прочту, - сказал Джейк Бельский и, не дожидаясь ответа, торжественно, как тропарь, пропел: - "Боярину князь Ивану Бельскому сию грецку книгу с виршами мирскими жалуем из книжницы бабки нашей, царевны морейской, мы, Великий Государь всея Руси, дабы он, боярин Бельский, грецку грамоту уразумел ради корысти государевой. Иоанн. Лета от сотворения мира семь тысяч шестьдесят второго майя в четверток двадцать пятого дня". Мой предок, боярин Бельский, выполнил царское повеление и овладел греческим языком, - пояснил князь, указывая пальцем на греческую запись. - Здесь он нарисовал план тайника, где царь захоронил всю библиотеку, доставшуюся ему от бабки, царевны Зои... - Тайники! Таинственные подземелья! Ваш предок боярин Бельский, наверное, увлекался знаменитым французским детективным романом Дюшато "Замок змеи с перьями", - сказал Кортец. - Но здесь только титульный лист... А сама книга где? - Книга осталась в России у княгини Евгении Бельской, урожденной баронессы Эжени де Мерод, - с достоинством заявил Джейк Бельский. - Кроме греческой записи на обороте, здесь, на самом титуле, есть еще французская надпись, которая поможет нам отыскать всю библиотеку. - Французская?.. Но Иван Грозный приказал боярину Бельскому овладеть только греческим языком! - Это запись другого Бельского. Она сделана в двадцатом веке. Кортец еще раз внимательно осмотрел лист: - Я не вижу здесь никакой французской надписи. - Я смыл ее из предосторожности, - тихо сказал Джейк Бельский. - Ее можно восстановить химическим путем, когда понадобится. Кортец положил пергамент на стол. - Значит, ваш отец научил вас, как найти византийскую библиотеку? - насмешливо спросил он. Джейк Бельский с минуту помолчал. Его веки усиленно работали. - Думаю, что да, сэр, - сказал наконец он. - А как вывезти ее из России, он не научил вас? - спросил Кортец, иронически глядя на респектабельного юношу, вежливо и вполне серьезно предлагавшего ему включиться в совершенно необычайную авантюру. После небольшой паузы Джейк Бельский скромно ответил: - Я полагал, сэр, что этому научите меня вы... Меня в этом уверил мистер Сэмюэль Грегг. - Мистер Сэмюэль Грегг! - сердито воскликнул Кортец. - О да! Он уверен, что в России ничего не изменилось и что библиотеку Грозного сейчас так же легко вывезти, как я когда-то вывез оттуда знаменитое Коптское евангелие... Молодой гость молчал. Наступила пауза. Молчание длилось минуты две. Затем Кортец отодвинул от себя пергаментную трубку и сказал решительным тоном: - Рукописи - это не моя специальность. Сейчас я лишь организатор выставок произведений живописи. Я частное лицо, меня интересует только живопись, и ни с какими трестами я не желаю себя связывать. Веки Джейка Бельского усиленно замигали, и он сопроводил эту сигнализацию самым убедительным переводом, на какой только был способен: - Совершенно не обязательно быть специалистом, сэр. Я ведь тоже в этих рукописях ничего не понимаю. Нам надо только найти их и вывезти в Америку. А там уж специалисты треста разберутся в них. - Вывезти в Америку мы ничего не сможем. - Ну что ж, вывезем во Францию, - бодро предложил Джейк Бельский. - Фантастика. - Почему? - с недоумением спросил князь. - А потому, что мы не найдем эту мифическую библиотеку. Это во-первых. Но если бы даже мы ее нашли, если бы даже вывезли из России, что очень нелегко, то мы совершили бы кражу. Нас арестуют если не в России, то здесь, во Франции. Этого потребует советское правительство, и французские власти не смогут не выполнить его требования. Мы присвоим себе чужие ценности. Вы это понимаете? А подобными делами занимается уголовная полиция. Ваш мистер Грегг очень хорошо с нею знаком... Все это немногословный Кортец выпалил почти залпом и с большим азартом. Казалось, он старается напугать не столько Джейка Бельского, сколько самого себя. - И еще одно, - все тем же сердитым тоном продолжал Кортец. - Я живу в Париже, и я не намерен отсюда уезжать, если новая затея мистера Грегга провалится. - Вам не нужно будет уезжать из Парижа, сэр. В случае неудачи я все беру на себя, - быстро и деловито объявил гость. - Это также предусмотрено моим контрактом с фирмой мистера Грегга. С минуту Кортец озадаченно смотрел на Джейка Бельского. Потом он рассмеялся и сказал: - Узнаю мистера Грегга! Он умеет извлекать прибыль даже из неудачи. Ваш провал вызовет скандал с русскими. А за это кое-кто в Штатах с радостью оплатит вам два-три года тюрьмы. Очевидно, Кортец угадал. При упоминании о тюрьме Джейк Бельский не побледнел и не покрылся холодным потом. Наоборот, он хитро заулыбался и сказал: - Думаю, что до тюрьмы дело не дойдет, сэр. В России я намерен действовать осторожно. Вы же будете стоять в стороне от всего, что мне надо будет там проделать. Что касается французских властей, то и здесь все можно будет предусмотреть и застраховать себя от неприятностей. - _Как_?! - свирепо вращая глазами, осведомился Кортец. - Не волнуйтесь, сэр, это вредно, - тихо и вразумительно произнес князь. - Мой отец сообщил мне, что здесь, во Франции, и в Италии живут потомки Фомы Палеолога, отца царевны Зои. Они являются прямыми наследниками великой княгини московской Софьи Палеолог, ибо в России после смерти детей Ивана Грозного ее потомков не осталось... - Кто живет во Франции? - быстро спросил Кортец. - Мадам де Брентан, дочь князя Джованни Ласкариса Палеолога, - помедлив немного, ответил Джейк Бельский. "Специалист по живописи" ухмыльнулся. - Я вижу, ваш папа был дьявольски предусмотрительным человеком. Он очень хотел пойти дальше боярина Ивана Бельского и заполучить не одну только антологию византийских поэтов. - Да, он всю жизнь лелеял эту мечту, - сказал Джейк Бельский. - Но отец меньше всего думал о деньгах. Он лишь хотел отомстить своему брату, князю Платону, отбившему у него жену, красавицу Эжени де Мерод... Эту историю я расскажу вам в другой раз. Кортец внимательно поглядел на русско-американского князя и подумал уже без всякой неприязни: "Гм!.. А он, кажется, неглуп, этот желторотый Джейк. Сэмюэль Грегг недаром поставил на него..." - Ладно! - сказал он. - Я ничего вам и мистеру Греггу не обещаю. Но, не разглашая ваших замыслов, я наведу кое-какие справки, прощупаю кое-где почву и только после этого смогу дать окончательный ответ. Этот архаизм оставьте у меня. - Кортец кивнул на трубку пергамента. - Если вы, конечно, мне доверяете. Мне надо показать его одному толковому человеку. Он хорошо знает византийскую литературу и многое другое. - Конечно, сэр! - с величайшей готовностью воскликнул Джейк Бельский. - Пожалуйста, оставьте у себя этот пергамент. Отец сказал, что он принесет счастье тому, кто захочет присоединить этот титульный лист к книге, от которой он отделен. Он встал. Кортец нажал кнопку звонка. - Приходите завтра. - С удовольствием, сэр. - Не "сэр", а "месье", - снисходительно поправил Кортец. - Обращение "сэр" во Франции многие не любят. Да и не только во Франции. - Понимаю, месье... Зашуршала шелковая юбка. Вошедшая Мадлен сразу же поняла, что молодой американец не напрасно расстался с долларом, когда настойчиво просил ее доложить о себе Кортецу. - Мадлен! - напыщенно произнес Кортец. - Князь Джейк Бельский завтра будет у меня в десять утра. Проводите его прямо в кабинет. Мадлен грациозно сделала книксен перед князем Джейком Бельским. В КАФЕ "ГУИНПЛЕН" В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе "Гуинплен". Он давно здесь не был, но завсегдатаи узнали его сразу. Это были маршаны - перекупщики картин, небогатые антиквары, художники молодые и уже много лет "подающие надежды", натурщицы, любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком иногда неплохо зарабатывал месье Кортец, и тех, кто иногда зарабатывал (не слишком много) с его помощью. Послышались возгласы: - Ого! Дон Педро собственной персоной! - Великий конкистадор из Стамбула! - Салют, месье Кортец! Присаживайтесь! Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой со сверкающими камнями на коротких пальцах, месье Кортец внимательно оглядывал зал. - Он кого-то ищет... - сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос. - Да уж, наверное, не тебя, - ответил ей молодой, весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе. - Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый "маршан", провожая Кортеца кислым взглядом. - Это ловкач!.. К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике. - Месье Кортец, вы кого-то ищете? - Да, месье Птибо. Мне нужен профессор Бибевуа. - Он уединился. Что-то пишет в бильярдной. - Мерси... Кортец хотел пройти в бильярдную, но что-то вспомнил и спросил: - Он должен вам, месье Птибо? Буфетчик развел руками: - Как всегда, месье Кортец. - Много? - Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но... - О ла-ла! Узнаю профессора! - Кортец похлопал буфетчика по плечу. - Не унывайте, месье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить. Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было только, как щелкают белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, стукаясь друг о друга. Время от времени маркер торжественно возглашал: - Карамболь, месье Роже! Тридцать два!.. Карамболь, месье Капо! Шестнадцать!.. Удар не засчитан! В углу подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами - орангутанга. Сзади был хорошо виден его стриженый угловатый череп, посеребренный сединой. Человек быстро писал. Перо его авторучки стремительно порхало по бумаге, исписанные листы он неуклюже отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли "профессором", хотя вот уже десять лет прошло с тех пор, как он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам. Кортец очень хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями, с феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно знал историю, в том числе и историю всех видов искусства; он, не глядя на подпись, мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен). Он знал также все, что касалось мировой литературы, в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом. Кортец часто пользовался консультациями Бибевуа и с уважением относился к нему, не обращая внимания на странные манеры "профессора". Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой; обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его. - Месье Кортец! - не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. - Вы хотите помешать мне работать? Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна. - О нет, профессор, я подожду... - Вам придется ждать еще час. Я пишу статью вместо одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра. - Это интересно. Какая тема? - Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века... - О ла-ла! - с уважением воскликнул Кортец. - А что это за письмо? Кто его автор? - Вы невежда, месье Кортец! - просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью. - Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков... - Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но... видите ли, у меня примерно та же тема, - стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец. - Тоже статья? - Нет... Консультация... Со мной древняя рукопись. Бибевуа перестал писать и повернулся к нему всем телом: - Покажите. Кортец передал ему пергамент, оставленный Джейком Бельским. Теперь пергаментный лист был прикреплен углами к ватманской бумаге, и таким образом его обратная сторона была закрыта. Бибевуа поправил очки и пронзительным взглядом впился в текст. Через минуту он поднял голову и посмотрел на Кортеца. Тот молча ждал. - _Подделка_?.. - тихо спросил Бибевуа. Кортец развел руками: - Не знаю. Это вы должны мне сказать. Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и вновь сунул свой острый нос в пергамент. Затем, суетливо зашарив по карманам, он извлек лупу. Кортец с интересом следил за его движениями. Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован. - Невероятно! - пробормотал он наконец. - Подлинник! Вы знаете, что это? Кортец неопределенно шевельнул мохнатыми бровями: - Приблизительно... - Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна! - Голос Бибевуа звучал патетически. - Этому пергаменту цены нет. Как он к вам попал?.. - Я вам потом расскажу, профессор, - уклончиво ответил Кортец. - А что здесь написано? - Извольте! Вот точный перевод: "_Киклос_. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные _Агафием_, юристом и поэтом". - Интересно... - задумчиво произнес Кортец. - Какая прелесть! - с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа. - Но где же вся книга? - У меня есть надежда, что с помощью этого титульного листа я найду всю книгу, - многозначительно произнес Кортец. Он взял пергамент из рук "профессора", когда тот попытался отодрать ватманскую бумагу. - Вы хорошо заработаете, если найдете ее, За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, - сказал Бибевуа. - Примерно? - Оценщиком меня возьмете? - хитро подмигнув, спросил Бибевуа. - Возьму. - Смотрите! Без обмана. Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный, два процента... Кортец похлопал Бибевуа по спине: - Я люблю вас, профессор, и потому часть гонорара я готов предложить вам сейчас. Бибевуа оживился: - О! Это было бы неплохо. Кортец подошел к двери и позвал: - Месье Птибо! Буфетчик не заставил себя ждать. - Профессор должен вам три тысячи франков? - Совершенно верно, месье. Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток. - Вы больше не должны господину Птибо, - весело сказал он, обращаясь к Бибевуа. - Виват, дон Педро Кортец! - воскликнул Бибевуа. - Надеюсь, вы теперь не сомневаетесь в моей кредитоспособности, месье Птибо? - Сегодня нет, а завтра опять буду сомневаться, - ответил Птибо, с юмором и жалостью глядя на него. - В таком случае, приготовьте мне стакан коньяку, - вежливо попросил Бибевуа. - Я подойду к вашей стойке, как только закончу статью. Кортец вынул из бумажника еще одну кредитку и подал Птибо. - Я в большом долгу перед профессором и не хочу, чтобы он сегодня был в долгу перед вами, - сказал он и, пожав руку Бибевуа, направился к выходу. В общем зале Кортец подошел к группе художников, сидевших за маленьким столиком. Здесь шла оживленная беседа, прерываемая смехом, но, как только Кортец приблизился, все за столиком замолчали. - Садитесь, маэстро! - предложил художник с пиратской серьгой. - Нет, я только на минуту, - сказал Кортец. - Но я вам помешал, господа. Вы о чем-то говорили... Он еще издали услыхал свое имя и понял, что разговор идет о нем. - Нет, отчего же. Я все могу повторить, - с независимым видом сказал художник с серьгой. - Я рассказывал им забавный анекдот о том, как вы, месье Кортец, хотели выменять в ленинградском Эрмитаже вандейковского "Лорда Уортона" на поддельного Гогена. Кортец саркастически улыбнулся: - В Париже все идет в анекдот! А насчет поддельного Гогена вы присочинили, Прежан. - Но он так смешно рассказывает! - с восторгом воскликнула маленькая натурщица с большим гребнем. - А-а! Ну, тогда я его прощаю, - снисходительно произнес Кортец. - Кстати, вы очень нужны мне, Прежан. Вы можете мне уделить сейчас минут десять? - С удовольствием, маэстро! Кортец подмигнул маленькой натурщице и, взяв художника под руку, направился с ним к свободному столику в дальний угол кафе. - Садитесь, Прежан, - сказал он и грузно опустился на стул. - У меня к вам действительно есть дело. Но эти ваши анекдоты... - Месье! - смеясь, сказал Прежан. - Это лишь безобидная болтовня... никто в нее не верит. - Болтовня! - сокрушенно качнув головой, произнес Кортец. - На Востоке есть умная пословица: "Будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду"... - Прекрасная пословица! - воскликнул Прежан. - Завтра же ее будет знать весь Париж. - А вот то, что я вам скажу сейчас, должны знать только вы, Прежан, и я, - пристально глядя на него, произнес Кортец. - Самый лучший замок для тайны - это деньги, маэстро, - насмешливо ответил Прежан, играя сросшимися бровями и пощелкивая пальцем по своей серпообразной серьге. - Вы можете хорошо заработать, Прежан, - многозначительно сказал Кортец. - Как? - Слушайте... Кортец наклонился и, оглянувшись, зашептал. - Ого! Интересно... Опять Гоген? - воскликнул Прежан. - Нет. Это совсем другое дело... Вы у меня бывали. Помните те два пейзажа, что я привез из Москвы? - Помню, маэстро. Но... - художник пожал плечами. - Я ничего особенного в них не нахожу. - Я тоже, Прежан. И все-таки я уверен, что, если мы хорошо поищем, то можем найти не в них, а под ними что-нибудь очень интересное. - Вот как? А что именно вы хотите под ними найти? - Боровиковского! Вы видели у меня два портрета его работы, которые я купил у князя Оболенского? - Видел. - Два московских пейзажа надо нанести на Боровиковского так, чтобы была видна расчистка. Понимаете? - Я начинаю понимать, маэстро, - пристально глядя на собеседника, сказал Прежан. - Я не сомневался, что вы меня поймете... Кортец придвинулся поближе к молодому художнику и зашептал ему что-то прямо в ухо с пиратской серьгой. ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ Мать Джейка Бельского, Тереза Бодуэн, стала второй женой русского эмигранта князя Бельского, когда ей было тридцать лет. Она назвала сына Жаком - в честь своего отца. Когда-то Андрей Бельский был богат, но к моменту рождения Жака успел промотать свое состояние и уговорил жену переехать в Соединенные Штаты. Здесь его дальняя родственница, княгиня Александра Толстая, обещала ему "доходное место". В антисоветском кружке Толстой Андрею Бельскому предложили выступать на сборищах реакционных организаций с "информацией" об издевательствах, которым якобы он подвергался со стороны большевиков в 1917 году. Но для подобных выступлений требовалось богатое воображение, а воображения князь Андрей Бельский был лишен совершенно, и поэтому вскоре ему пришлось прекратить свои выступления и устроиться, клерком, в контору налогового инспектора. Эта должность со временем перешла по наследству к его сыну, уже возмужавшему и превратившемуся из Жака в Джейка. Молодой Бельский был не в восторге от своей профессии, тем более что он унаследовал от матери природную смекалку и производил впечатление неглупого молодого человека. Однако житейский опыт научил его понимать, что одним умом в Америке ничего не добьешься. Не поможет и образование. Его отец окончил Петербургский университет, но дальше клерка в Штатах не пошел, ибо был человеком чрезвычайно непрактичным. В этом последнем обстоятельстве Джейк убедился, когда перед смертью отец рассказал ему о тайнике в каком-то монастыре, где в XVI веке, по его словам, была захоронена библиотека византийской царевны Зои. При этом старик передал сыну титульный лист от старинной книги (с планом тайника), которую царь Иван Грозный подарил своему другу, боярину Бельскому, одному из предков Джейка. Оказывается, тайна ценнейшей коллекции была известна Андрею Бельскому много лет, но он не сумел воспользоваться ею. Целых два года раздумывал Джейк Бельский, как заполучить собрание древних рукописей, стоивших немалых денег, и наконец пришел к мысли, что пробраться в Россию, отыскать там книжный клад и вывезти его за границу без посторонней помощи никак не удастся... Но кому можно доверить свою тайну в стране, где господствует закон джунглей, где сам Джейк чувствует себя лишь слабой тростинкой в джунглях? Даже с матерью не мог посоветоваться Джейк, так как отец запретил говорить с нею о русском тайнике: "Она будет скулить, что ты погибнешь в России, и все испортит". Тогда Джейк рискнул прощупать почву у кое-кого из русских эмигрантов. Он сказал, что хочет пробраться в Россию - там отец закопал в помещичьем саду фамильные драгоценности. Один из друзей Керенского, барон Виттельсбах, свел Джейка с Сэмюэлем Греггом. Это был крупный акционер и фактический хозяин Международного антикварного треста. Располагая широко разветвленной; агентурой, этот трест выискивал и скупал во всех странах произведения живописи, скульптуры, ценные рукописи и книги, личные вещи, принадлежавшие знаменитым людям (историческим лицам, спортсменам и артистам, дипломатам и "великим" преступникам). Покупая и перекупая подлинные ценности и ценности сомнительные, трест широко практиковал также и фабрикацию подделок самого различного рода. Не гнушался он и откровенными авантюрами. Одним из типичных подвигов треста была мошенническая проделка с Коптским евангелием. Агенты треста пронюхали, что в Ленинграде, в одном книгохранилище, имеется древнее рукописное евангелие, написанное в XI веке на языке египетских христиан (коптов). Первоначально владельцем этой рукописи-книги был знаменитый Афонский монастырь [находится неподалеку от г.Салоники, в Греции], а затем, в первой половине XIX века, монастырь подарил Коптское евангелие русскому царю Николаю I. После революции ценная древняя книга стала достоянием советского народа. В 30-х годах, установив контакт с игуменом Афонского монастыря, антикварный трест предложил своему агенту Кортецу любой ценой приобрести в Ленинграде Коптское евангелие. По оценке опытных антикваров, эта книга стоила 150 тысяч долларов. Кортец предложил книгохранилищу 300 тысяч долларов. Советские организации решили продать книгу, но, едва она попала в руки треста, афонский игумен, с согласия Сэмюэля Грегга, обратился в суд с просьбой вернуть монастырю "древнюю святыню", якобы похищенную коммунистами. Антикварный трест против иска монахов не возражал, но учинил советскому торгпредству иск на сумму в 300 тысяч долларов... Авантюра эта провалилась, ибо советские юристы предъявили дарственную запись, сделанную в свое время монастырем на имя царя Николая I. Коптская рукопись, таким образом, оказалась не собственностью Афонского монастыря, а достоянием советского народа... Авантюристы остались в дураках, а козлом отпущения оказался Кортец. Грегг обвинил его в медлительности и неловкости - в том, что "потомок великого конкистадора" не нашел заблаговременно в Ленинграде дороги к людям, которые заранее уничтожили бы дарственную запись Афонского монастыря. Таков был антикварный трест, с главой которого, Сэмюэлем Греггом, и познакомился Джейк Бельский. Гориллоподобный хрипун Грегг недолго разговаривал с Джейком. Он просмотрел документы Джейка и пергаментный лист, затем молча написал записку Кортецу и чек на тысячу долларов. - Немедленно отправляйтесь в Париж, - сказал он. - Найдите там Кортеца. Адрес вам дадут. Я финансирую всю эту операцию. Вы получите десять процентов от чистой выручки, Кортец - пятнадцать. От него зависит все... Об остальном договоритесь с нашими юристами. Гуд бай! Обо всем этом Джейк вспомнил на другой день после визита к Кортецу, шагая по Рю де Орьянт к вилле "потомка великого конкистадора". Вспомнил он и о том, как вчера, уходя от Кортеца, сунул в цепкую руку Мадлен еще одну бумажку, на этот раз уже пятидолларовую, и попросил Мадлен прийти вечером в любое время в кафе "Сурир". Ему пришлось ждать долго, но Мадлен все же пришла и сразу принялась болтать о своих поклонниках и подругах. Потом она выпила рюмку шартреза и выкурила сигарету. О Кортеце Мадлен рассказала, что он пришел домой поздно и в хорошем настроении, а на ее вопрос, принимать ли завтра месье Бельского, ответил: "Непременно!" - Он добавил: "Не забудьте завтрак приготовить на двоих", - щебетала Мадлен. - Вы должны знать, что месье Кортец угощает только того, кого считает полезным для себя человеком. Джейк, мне кажется, что с его помощью вы заработаете много денег. Я не первый день знакома с месье Кортецом и научилась угадывать... Джейк пожал плечами: - Это будет зависеть только от него... - О, вы, наверное, не забудете тогда скромную маленькую Мадлен, которая так старалась, чтобы месье Кортец вас принял! - воскликнула Мадлен и бросила на Джейка из-под своих фантастических ресниц один из тех взглядов, которые считала "обжигающими". Джейк сообразил, что неплохо было бы вообще иметь Мадлен союзницей при осуществлении "монастырской операции" (так он мысленно зашифровал свои план). Джейк не сомневался, что в холостяцком доме Кортеца Мадлен не ограничивается ролью горничной. Поэтому он быстро извлек из жилетного кармана изящный янтарный мундштучок (подарок отца) и преподнес его Мадлен. - В том, что я ваш друг до гробовой доски, вы можете не сомневаться, Мадлен, - сказал он с искренностью, с какой до того умел только чихать. - А пока примите этот небольшой сувенир... Сейчас среди чикагских девушек в большой моде именно такие мундштучки. - Какая прелесть! - запела Мадлен и от полноты чувств перешла на "ты". - Ты всегда будешь делать мне подарки, Джейк? - Вечно, Мадлен! - воскликнул Джейк. - А ты будешь мне рассказывать, что думает обо мне Кортец. Это очень важно для нас с тобой. - О, это не трудно, милый! - ответила Мадлен. - Я умею с ним разговаривать... Но ты действуй смелее. Иначе с ним нельзя. Только, пожалуйста, не моргай так часто глазами. Кортец говорит, что у тебя плохо пришиты веки. Они расстались большими друзьями. ...Вспоминая о Мадлен, Джейк поравнялся с обвитой густым плющом двухэтажной виллой Кортеца, построенной в старинном стиле. Калитка. Клумбы. Стриженые кустики. Посыпанная гравием дорожка. Крыльцо с гранитными ступеньками... Звонок. Тишина... Быстрые, легкие шаги за дверью, и вновь неописуемые ресницы... - Это ты? - запела Мадлен, открыв дверь. - Входи, месье Кортец ждет тебя... Я узнала еще кое-что. Вчера он был у какой-то важной дамы, с которой говорил о твоем деле. Он называет ее "старой хрычовкой". "Мадам де Брентан", - сразу догадался Джейк. - И что же? - спросил он. - Это все, милый. Но настроение у него то же. Сегодня я угощу тебя чудесным рагу... Иди!.. Стой!.. Я поправлю галстук. Тебе надо его переменить, он похож на гадюку. Вот так... Она скрылась за дверью кабинета, и Джейк услышал ее тонкий голос: - Князь Джейк Бельский, месье!.. - Просите! - сырым голосом ответил Кортец. Войдя в кабинет, Джейк сразу же почувствовал, что Кортец сегодня действительно настроен более благожелательно, нежели вчера. Протянув Джейку свою огромную волосатую длань, он пригласил гостя на диван, сел рядом и сказал: - Душа моя! Я не умею долго притворяться и потому скажу вам сразу, что ваше предложение меня заинтересовало. Оно необычно. А я люблю заниматься необычными делами. Это моя слабость... Но даже необычное дело должно быть все же делом, а не спортом. Вы меня понимаете? - Вполне, месье, - тихо произнес Джейк, стараясь не моргать. - Должен сообщить вам, душа моя, - продолжал Кортец, - что вчера же я показал ваш пергамент одному весьма знающему человеку. Он сказал мне почти то же, что и вы. Я навел справки о византийской библиотеке и узнал то же, что и от вас, с той лишь разницей, что, кроме вас, кажется, никто не знает точного адреса этой библиотеки... Я побывал у мадам де Брентан и узнал от нее то же, что узнали от нее вы. - Я хотел вчера рассказать вам о своем визите к ней, - поспешно вставил Джейк. - Это ничего мне не дало бы, душа моя. Мне надо было увидеть ее лично. Успех нашего дела во многом зависит от этой старой хрычовки, - словно думая вслух, произнес Кортец. - Очень хорошо, что вы ей ничего не сказали. - Она ничего не должна знать! - сухо и резко сказал Джейк. - Все надо сделать с нею, но без нее. - Вот именно! - воскликнул Кортец. - С нею, но без нее. Чуть стукнув, вошла Мадлен. - Прикажете подавать завтрак, месье? - Давайте, Мадлен! Кортец встал с дивана и, как Мефистофель плащом, взмахнул полой своего живописного халата. Затем он принялся медленно расхаживать по кабинету, искоса поглядывая на гостя. - Но одной, самой главной справки по вашему делу я пока еще не получил. Получение этой справки потребует времени. Джейк тоже поднялся и с готовностью произнес: - Может быть, я могу вам помочь, месье?.. Кортец поднял руку и растопырил пальцы, унизанные перстнями: - Нет, нет! Такую справку я могу получить от людей, которых хорошо знаю. - Вы мне не верите? - Я верю только в то, что после понедельника бывает вторник, мой друг. Вы, конечно, собираетесь поехать со мной в Россию?.. - Без меня вы там ничего не найдете, месье, - вежливо, но твердо сказал Джейк. - Вот-вот! - воскликнул Кортец. - А я, душа моя, жил в Соединенных Штатах и знаю, что там могут иногда придумать, чтобы заслать в Россию необходимого для Пентагона человека... - Значит, вы думаете, что я шпион? Кортец снисходительно улыбнулся: - О нет, душа моя! Если бы я так думал, я не стал бы с вами разговаривать. Мне моя шкура пока еще не надоела. Джейк был сбит с толку. Он даже забыл, что у него "плохо пришиты веки", и сигналил вовсю. - Я вас не понимаю, месье. Так в чем же дело? Вошла Мадлен с подносом. Заменив круглый столик другим, более просторным, Мадлен расставляла на нем тарелки. Она не понимала, о чем ее хозяин беседует с Джейком (разговор шел по-русски), но видела тревогу на лице юного князя. А так как кроме накладных ресниц и огненных губ Мадлен обладала еще и простым, добрым сердцем, то, забыв о "будущих подарках", она посылала Джейку самые выразительные ободряющие взгляда. - Стол накрыт, месье, - сказала она. Кортец похлопал Джейка по плечу и подвел к столу: - Не унывайте, душа моя! Я только хотел быть с вами откровенным. У меня принцип - ни в коем случае не связываться ни с какой разведкой. Однако мне кажется, что чутье меня не обманывает: вы не похожи на шпиона. Он взглянул на стол и обнаружил на нем узкую вазочку с тремя пунцовыми тюльпанами: - О ла-ла! Вы в этом доме, кажется, понравились не только мне! Но тут его взор упал на закуски и пузатенькую бутылочку шамбертена, и тюльпаны были тотчас же забыты. - М-м... Недурно! Это то, что в рекламном деле называется "экстра", душа моя. Кроме тюльпанов и шамбертена, стол украшала горка паштета из дичи с орехами, нарезанная тончайшими лепестками салями и пахучий салат из сельдерея. - Прошу, ваше сиятельство! - церемонно сказал Кортец по-французски и широким жестом указал на стул. - Не зная, что вы любите, я решил положиться на свой вкус. - И мой, месье! - добавила Мадлен, посылая Джейку сияющий взгляд. - Да, я советовался с Мадлен, - сознался Кортец. - Она была бы неплохой, хозяйкой... - Благодарю вас, мадемуазель, - сказал Джейк и сел за стол. Мадлен повернулась, чтобы уйти, но ее остановил Кортец: - Как там у Барб? Все сделано, как я велел? - Рагу изумительное, месье! - с напускным восторгом пропела Мадлен. - А подливка?.. - Сливки, вино, коринфский изюм и корица, месье. Все так, как вы любите. От предвкушаемого удовольствия Кортец раздул ноздри. - Люблю поесть, душа моя! Гублю себя! Врачи запретили, но не могу! В жратве я романтик... А относительно Пентагона и прочего вы не думайте. Если даже вы шпион, я не стану доносить на вас русским. Мне на них наплевать. Но выгоню вас обязательно. Если же вы честный жулик - помогу, ибо ваша затея мне нравится. В таких делах я тоже романтик. - Мистер Грегг сказал: "Педро Кортец умеет увлекаться и не теряет при этом головы", - льстиво произнес Джейк. - Старый плут! Он меня хорошо знает! - воскликнул Кортец, наливая в рюмки вино. - Я никогда и ничего не пью, месье. Но с вами выпью с удовольствием. - За Ивана Грозного и за его библиотеку! - воскликнул Кортец и понюхал вино. - Экстра! Они выпили и закусили ломтиками салями. - Возьмите паштету, Джейк, - предложил Кортец, - он сделан по моему сценарию. И вообще, во мне погиб величайший в мире кулинар. Да-да! Однако блаженное состояние, в которое сейчас погрузились все семь пудов существа месье Кортеца, не лишало его способности мыслить практически. - Итак, - произнес он, - вы уверены, что найдете легендарную византийскую библиотеку? - Я в этом не сомневаюсь, месье... - Я понимаю, что это ваша профессиональная тайна, и не прошу указывать точные координаты древнего тайника, Джейк. Но я пальцем не шевельну, если не буду знать, что это дело верное... Попробуйте салат. Это чисто французское блюдо. Джейк потянулся к салату. - Благодарю, месье... Я тоже не пустился бы в столь далекий и рискованный путь, если бы не считал это дело верным. - Я вам уже сказал, ваше предложение мне нравится. Но я все же вынужден повторить свой вчерашний вопрос, - промямлил Кортец с набитым ртом. - Что у вас есть? Титульный лист старинной книги и план тайника на нем?.. Но почему вы решили, что это план именно того тайника, где захоронена книжная коллекция?.. - Я могу заверить вас, месье, что знаю, где находится книжный тайник Ивана Грозного. Но я получил строгую инструкцию от мистера Сэмюэля Грегга никому не открывать координаты тайника до тех пор, пока не прибуду в Москву... Кортец засмеялся недобрым смехом: - Вот это конспирация! Значит, вы хотите, чтобы я отправился в Россию с завязанными глазами?.. - Вы все узнаете, как только мы с вами попадем в Москву, - тихо, но твердо ответил Джейк. - Ага! Теперь моя очередь задать вам ваш же вопрос, - хмуро сказал Кортец: - Значит, вы мне не верите?.. - Я вам верю, месье, но я связан условиями... - Мистер Грегг знает, где находится тайник? - Нет... - А вы читали когда-нибудь русские материалы, касающиеся библиотеки Грозного? - Да, - все так же безмятежно и вежливо ответил Джейк. - Что вы читали? - Труды русских археологических съездов, книгу профессора Белокурова, статьи профессора Соболевского, Кобеко, Забелина и, наконец, недавно опубликованную в русском журнале "Наука и жизнь" статью профессора Игнатия Стрелецкого, - залпом выпалил Джейк, торжественно и независимо глядя на Кортеца. Тот присвистнул: - Солидная эрудиция... И тем не менее не все верят, что библиотека Грозного существовала. Многие считают, что это миф, легенда... Вам об этом известно? Джейк Бельский насмешливо посмотрел на Кортеца: - Мне наплевать на всю эту болтовню, месье. У меня в руках документ, которому я верю больше, чем всем ученым сорокам... Кортец с минуту пристально глядел в кошачьи глаза последнего отпрыска рода Бельских. - Я восстановил на вашем пергаменте записи, сведенные вами, и прочел их, - сказал наконец он. Джейк внезапно преобразился. Презрительно оглядев Кортеца, он резко отчеканил: - Прочли и ни черта в них не поняли. Не так ли, месье Кортец?.. - Да, именно так, мистер Бельский, - ошеломленный его тоном, произнес Кортец. - И никогда не поймете, пока я не приведу вас на место и не скажу: "Вот здесь!" Вы еще не вступили в дело, а уже хитрите... - Я не хитрю! Я хотел проверить, не морочит ли меня ваш бандит Грегг, - заревел Кортец. - Вы не знаете, какую штуку он со мной уже сыграл! - Знаю. Коптское евангелие... Но здесь вы имеете дело со мной, а не с ним! - все еще резким тоном сказал Джейк. - А почему я должен вам верить больше, чем Греггу? Джейк пошел к дивану и, усевшись, сказал спокойно: - Хорошо. Я вам сейчас объясню французскую надпись на пергаментном листе. Но знайте, месье Кортец, если вы захотите устранить меня из этого дела, я провалю вас. И, кроме того, я найду вас даже в Антарктике, даже на втором спутнике Земли... Он не кончил. Кортец уже хохотал во все горло, взявшись за живот, как пузатый фавн на картине Рубенса. - Вы молодец, Джейк! Вы мне нравитесь! Ха-ха-ха!.. Он уселся рядом с Джейком и, внезапно оборвав смех, сказал деловым тоном: - Ну, хватит болтать. Выкладывайте ваши боярские секреты. А насчет устранения... Запомните: из этого дела я кое-кого устраню, но только не вас... Джейк немного поморгал, полез во внутренний карман и достал какой-то листок. - Я переписал французскую надпись на титуле пергамента, а потом стер ее. Вот точная копия надписи. - Он протянул листок Кортецу. - Если хотите, сличите с тем, что вы восстановили. Кортец прочел: "Эжени! Вы взглянули в глаза древней мудрости. Она здесь, где мы с вами стоим. Она сокрыта рядом с прахом святого Кирилла. 400 лет она хранится в земле. Но я подниму ее из гроба. Записи моего предка помогут мне. Эта мудрость даст Вам вечную молодость. Вы много лет будете такой же прекрасной, как сейчас. Все в вашей власти, Эжени. Вечно Ваш Платон Бельский". - Да, кажется, все правильно. Но я не умею разгадывать ребусы, душа моя, - сказал, пожав плечами, Кортец и вернул листок Джейку. - "Древняя мудрость"... "Прах святого Кирилла"... "Вечная молодость"... Что все это значит? И кто это написал?.. Джейк на минуту задумался. - Видите ли, месье... - проговорил он. - Мой предок боярин Иван Дмитриевич Бельский чем-то провинился перед царем, и Грозный сослал его в древний монастырь на далеком севере России. Там он умер и там был похоронен... Умирая, он просил положить в его гроб книгу, подаренную ему Грозным. Это была византийская антология Агафия, титульный лист которой я принес вам, месье... - Тысяча и одна ночь! - пробурчал Кортец. - Что-то вроде этого, месье, - вежливо согласился Джейк. - Монахи неохотно положили в гроб опального боярина книгу со светскими эпиграммами, тем более, что некоторые из этих эпиграмм были совсем нескромными... - А, черт! Я с удовольствием почитал бы их! - прервал Кортец. - Боярин Бельский был погребен в том же монастыре, в склепе, где уже покоились останки других Бельских, сосланных в этот монастырь в разные годы... Там, в гробу боярина, книга Агафия пролежала сотни лет, пока наконец один из Бельских, князь Платон, брат моего отца, однажды не вздумал навестить могилы своих предков... - Сентиментальность? - Нет, это был очень странный человек, месье... У нас из рода в род передавалась легенда, что византийская царевна Зоя привезла вместе со своими книгами какой-то древний индийский свиток, на котором был начертан рецепт снадобья, возвращающего молодость и продлевающего жизнь на многие десятки лет... - Я так и знал, что без чертовщины здесь не обойдется! - скептически поджав губы, произнес Кортец. - В русском народе греческая царевна слыла колдуньей... - Это пикантно. Я слыхал, что она к тому же была очень мила, - мечтательно сказал Кортец и провел в воздухе пальцем какую-то округлую линию. - Мой дед любил князя Платона и посоветовал ему порыться в монастырской гробнице Бельских. - Интересно! - воскликнул Кортец. - А знаете, душа моя, вы не в ту сторону поехали... - То есть как это? - не понял Джейк. - Вам надо было написать увлекательный сценарий для кинофильма в трех сериях и отвезти в Голливуд. Миллионов вы не заработали бы на нем, но сотню тысяч отхватили бы наверняка. Я знаю. Промышлял когда-то... Но к делу. Что же нашел в таинственной гробнице ваш дядя? - Он нашел там антологию Агафия. Титульный лист ее с планом тайника, где захоронены книги царевны Зои и Ивана Грозного, и с шифрованной греческой надписью вы уже видели. - С шифрованной! - воскликнул Кортец. - А у вас есть ключ к этому шифру? - Мой отец расшифровал запись боярина Бельского. - А князь Платон? - Он тоже расшифровал... - Вот как?.. Продолжайте... Кстати, как попала книга Агафия к вашему отцу? Джейк плутовато улыбнулся: - Чтобы узнать это, вам, месье, придется выслушать любовную историю, которую я вчера обещал вам рассказать. - "Декамерон"! День четвертый, новелла шестая! - тоном конферансье пророкотал Кортец. - Андреола любит Габриотто... - Вы угадали, месье... Жена моего отца, прекрасная Эжени, полюбила князя Платона. Он был старше ее на двадцать лет и боготворил ее... Объяснились они, как это потом выяснилось, в том самом монастыре, где нашел византийскую книгу мой дядюшка. Здесь князь Платон подарил своей возлюбленной самое дорогое, что у него было - византийскую книгу, - и сделал на титульном листе надпись по-французски... Вы ее видели, месье. - Это насчет святого Кирилла и вечной молодости? - Да. Князь Платон бредил тогда таинственным индийским рецептом. - Зачем же он отдал книгу, где был план тайника и шифрованное указание, как найти библиотеку Зои и Грозного? - с недоумением спросил Кортец. - Я полагаю, что эта парочка не собиралась разлучаться, месье, - объяснил Джейк. - У него ли была книга или у нее, ничего не менялось. Возможно, что искать целебный рецепт они собирались вдвоем... Кортец с минуту подумал. - Чем же все-таки окончились поиски вашего дяди в монастыре? - Ничем, месье, - уверенно ответил Джейк. - Ему помешала революция. А лист из книги Агафия со всеми записями попал в руки мужа очаровательной Эжени и был потом вывезен из России. - Что сталось с князем Платоном? - анкетным тоном спросил Кортец. - После революции он пропал без вести где-то в глухой российской провинции... Скорее всего, попал в сумасшедший дом, месье. Отец был уверен, что у его брата в голове каких-то винтиков не хватало. - А Эжени? - По имеющимся у меня сведениям, до двадцать пятого года она проживала в Москве. Есть адрес... Все это мы уточним в Москве, месье. Джейк замолчал и, стараясь не моргать, выжидательно глядел на Кортеца. Он был похож сейчас на тихого, благонравного школьника, который отлично ответил урок и ждет либо пятерки, либо каких-нибудь каверзных вопросов. Учитель, то есть Кортец, сказал: - Главного вы мне все же не сказали... Где находится тайник с библиотекой Грозного? Джейк усмехнулся (это была усмешка школьника, который чувствует себя умнее учителя). - Вы плохо читали французскую надпись, месье, - снисходительным тоном сказал он. - Даже не прибегая к греческой шифровке боярина Бельского, по одному имени святого, упомянутого в надписи князя Платона, можно установить местонахождение тайника. Кортец взял со стола пергаментный лист и углубился в изучение французской надписи. - "В обители святого Кирилла..." - вслух прочел он. - Где это?.. - В любом справочном киоске Москвы вам дадут точный адрес этой "обители", месье, - уклончиво ответил Джейк. - Вы не человек, а уж! - хмуро сказал Кортец. "А вы удав..." - хотел ответить Джейк, но передумал и сказал: - Я вырос в Америке, месье... - Это сразу видно... Но не в этом дело, а в том, что ваш дядюшка, сумасшедший он или нет, раньше нас с вами узнал адрес тайника. Не так ли? - Так, месье. Но одного адреса, видимо, мало. Надо иметь еще план, вот этот чертеж... А чертеж выскользнул из рук князя Платона как раз в тот момент, когда он собирался запустить руки в подземелья монастыря... Потом началась революция, пришлось скрываться... - А дальше? - Дальше?.. Если бы он хоть что-нибудь нашел, это было бы такой научной сенсацией, что мы наверняка услышали бы о ней, месье... Не забывайте, что о библиотеке Грозного идут споры уже более сотни лет и ищут ее столько же... Джейк говорил с пафосом. Кортец опасливо поглядывал на него: "Черт его знает! А не психопат ли он, как его дядя?.." Но, уловив наблюдающий взгляд Джейка, искоса брошенный в его сторону, "потомок великого конкистадора" успокоился: "Нет! Это стопроцентный американский пройдоха..." - Ладно! - решительно сказал он. - Когда мы получим справку, о которой я говорил, я изложу вам наш план действий. Но уже теперь могу сказать, что мы с вами поедем в СССР как туристы - это сейчас модно. Русские охотно пускают к себе целые батальоны туристов и даже позволяют им свободно разъезжать по всей стране. - Это очень хорошо, месье! - А деньги у вас есть? - Есть, но мало, - вздохнул Джейк. - Мистер Грегг был не очень щедр... - Вот это уже не по-американски, - сказал Кортец, поджав мясистые губы. Он подумал с минуту. - Ну ничего, раз уж я вступил в это дело, то вытяну из мистера Грегга все, что нам будет нужно. ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ КНИГА НА КУЗНЕЦКОМ МОСТУ О московских улицах написано немало книг и очерков, и мы ничего не откроем читателю, напомнив, что некоторые московские улицы по сей день именуются валами, хотя никаких валов на них нет уже сотни лет, а различные "ворота" давным-давно превратились в обыкновенные перекрестки и площади. К таким же "филологическим" памятникам старины можно отнести и Кузнецкий мост - маленькую узкую московскую улицу, расположенную в самом центре столицы. Здесь когда-то через речку Неглинку был переброшен мост, подле него проживали кузнецы. А сейчас Кузнецкий мост "заселен" главным образом магазинами. Особенно много здесь и в крохотном проезде МХАТ - продолжении Кузнецкого моста - книжных магазинов: букинистических лавок, магазинов Москниготорга, киосков... Здесь торгуют книгами с лотков, а совсем недавно торговали даже с рук. Еще в 1956 году на Кузнецком мосту, подле большого магазина подписных изданий, как войско Самозванца у стен Лавры, стояла толпа любителей книг, и ловкие спекулянты в этой толпе втридорога перепродавали "дефицитные" книги, а заядлые книжники обменивались "новинками". Но что творилось на Кузнецком мосту по воскресеньям!.. "Сорочинская ярмарка" и "Ярмарка в Голтве", только слившиеся и, так сказать, укрупненные!.. Книжное "чрево Парижа" в центре Москвы!.. В огромной толпе, запрудившей оба тротуара между Петровкой и Пушкинской улицей, можно было найти все: "Приключения Рокамболя", "Фацетии" Поджо Браччиолини с "номерными вставками" и без таковых, романы обоих Дюма (отца и сына); стихи Есенина и Гумилева; антологию японской поэзии; книги Бальзака, Гоголя, Мопассана, Чехова, Драйзера, Диккенса и даже Поль де Кока; сочинения Конан Дойля и его бесчисленных литературных "наследников" (кстати, мало похожих на своего прародителя, как ильфо-петровские "дети лейтенанта Шмидта" походили на своего нареченного отца). Как на традиционные охотничьи рынки, сюда, на Кузнецкий мост, съезжались и сходились по воскресеньям любители книг, Здесь, в разношерстной толпе, вы могли встретить знакомого, которого не видели несколько лет. Здесь бывали люди самых разнообразных профессий: электрики и кондитеры, отоларингологи и парикмахеры, пивовары и сталевары, инженеры и рабочие, писатели и журналисты, владельцы мощных книжных коллекций и люди, делающие лишь первые шаги на этом благородном поприще. У многих из них дома на книжных шкафах и над тяжелыми полками висели надписи, похожие на скрижали ветхого завета: "Дом без книги то же, что тело без души... О прохожий, не лишай души мое тело!" Цицерон "Отруби себе руку, если она отдаст из дому книгу"... Мой папа "Не прикасаться!.. Грозит смертью!"... (Нарисованы череп и кости.) Главэнергосбыт Большинство завсегдатаев книжной толкучки в будни заняты и потому лишены возможности посещать магазины, где ценные книги появляются и исчезают со скоростью падающих звезд. Таких обычно выручают книги, накопленные еще в эпоху Сойкина и Сытина папашами и дедушками. За "Петербургские трущобы" Крестовского, романы Генриха Сенкевича и тому подобные "книжные россыпи" они могут получить здесь любую "упавшую звезду". Вместе с книжными "монополистами" сюда приходила и молодежь: студенты, ученики ремесленных училищ, старшие школьники. Тут же шныряли и какие-то подозрительные личности, которые, наметив подходящего клиента, непременно брали его за пуговицу, отводили в сторонку и вполголоса предлагали приобрести какую-либо "падающую звезду", пригревшуюся у них за пазухой. Были среди этих типов и своего рода "профессора", повидавшие книг не меньше, чем любой квалифицированный букинист. Услыхав имя Стефана Цвейга, например, и название "Книги о вкусной, здоровой пище", они тотчас же безапелляционно определяли: "Эквивалент!.." Это означало, что произведения замечательного австрийского писателя и поваренная книга котируются на Кузнецком мосту как издания редкие и равноценные. Зато книги Тургенева, например, по сравнению с сочинениями какого-нибудь нового автора, выпускающего каждую субботу по толстому роману о шпионах, оказывались здесь "неэквивалентными": за том плодовитого автора-детективщика полагалось отдать вместе с Тургеневым еще и подписку на Шиллера. Разумеется, это говорило только о вкусах некоторых посетителей толкучки и ни о чем больше. Среди книжных ловкачей были и очень экзотические экземпляры: перепродав сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке такие обычно "шли на таран" и по причине острой малограмотности отчаянно перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а Куприна - с Купером. Один из них даже получил здесь кличку "Фенимор Куприн" за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу, рекламировал ее так: "Это же "Яма"! Знаменитый роман Фенимора Куприна!.. - и, понизив голос, добавлял многозначительно: - Запрещенный..." На груди Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда согревались несколько "запрещенных романов", которые никто и никогда не запрещал... Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза темными очками, он, как Человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени приговаривал сиплым баском: "Меняю "Деньги" на деньги... - и пояснял: - "Деньги" - это знаменитый роман. Автор Эмиль Золь..." Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны, сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили книжников "пройти" и "не нарушать". Солидные книжные магнаты, приехавшие на собственных "Победах", кряхтя от неудовольствия, "проходили", но продолжали "нарушать", а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро исчезали в парадных, где и завершали свои коммерческие операции. Так продолжалось двадцать лет, пока наконец книжная толкучка не стала темой для эстрадных юмористов, смешивших публику анекдотами о "Дюме с камелиями" и о книгах Шпанова, продающихся "на вес"... Однако вовсе не до смеха было начальнику отделения милиции, на территории которого стихийно возникала и благополучно процветала книжная толкучка. На первых порах этот начальник решил выловить Фениморов Куприных... Тщательно ознакомившись с характеристиками комсомольцев своего района, он созвал бригадмильцев в большой зал ЦДРИ и, побеседовав об общих задачах в борьбе с хулиганами и хищниками, неожиданно спросил: - Кто из вас бывает по воскресеньям на книжной толкучке на Кузнецком мосту? Прошу поднять руку... Последовала пауза. Комсомольцы переглянулись. Некоторые не совсем решительно подняли руку - таких оказалось одиннадцать человек. Этого было вполне достаточно. - Попрошу товарищей, поднявших руку, задержаться в клубе на несколько минут, - сказал начальник отделения и добавил: - А остальных благодарю за внимание. Собрание считаю закрытым. С оставшимися книжниками-бригадмильцами начальник отделения заговорил о книжной толкучке. К его удивлению, почти все комсомольцы явно погрустнели, узнав, что скоро уже не смогут выменивать интересные книжки у таких же, как и сами они, бескорыстных любителей литературы. Но в то же время все согласились, что Фениморов Куприных надо "изъять из обращения" немедля. И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был молодой техник Иван Волошин. Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, не раз видел, как тот менял "Деньги" на деньги. Сегодня, заметив быстро промелькнувшие Темные очки, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз Человек-невидимка торговал уже не "Деньгами", а романом с очень странным названием. Волошин слышал, как Фенимор Куприн, подойдя к толстому мужчине в светло-сером габардиновом костюме, конфиденциально сообщил ему: - "Блеск и нищета куртизанки Нана". Знаменитый запрещенный роман... Габардиновый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он пожал плечами и сказал опорным басом: - Вы что-то путаете, милейший. "Блеск и нищета куртизанок" - это роман Бальзака. А "Нана" - роман Золя. - Не волнуйтесь, гражданин, - с достоинством обнищавшего испанского гранда ответил Фенимор Куприн, - я знаю, что "Нану" написал Эмиль Золь, а "Куртизанок" сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно. - Ах, вот оно что! - удивился толстяк. - Но откуда вы взяли, что романы Бальзака и Золя кто-то запрещал? - Это как раз неважно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине, - не сдавался Фенимор Куприн. - Пальчики оближете. Оперный бас хотел возразить еще что-то, но Фенимора Куприна уже тянули за рукав: - Сколько?.. - Полторы сосны... - Бери третью половину. - Хо-хо! Поищи, посвищи... Иван Волошин стоял совсем рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его за руку и пригласить в отделение милиции, но вдруг заметил, что с Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он даже снял очки и устремил вдаль пристальный взгляд. Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место, выкрикивая на ходу: - Меняю "Голову профессора Доуэля" на "Всадника без головы"! - Есть "Идиот", нужен "Милый друг"!.. - Меняю "Тридцатилетнюю женщину" на "Куклу"! Но что же все-таки заметил в нестройных рядах охотников за книгами "орлиный глаз" Фенимора Куприна? Тут автор должен на время оставить бравого бригадмильца Волошина и анекдотического типа Фенимора Куприна и обратить внимание читателя на фигуру, совершенно нетипичную для книжной толкучки... Талантливый советский поэт, умерший в тридцатых годах и писавший исключительно прозой, в одной своей повести сказал: "Странность, помноженная на странность, дает естественность. А что может быть естественнее случайности?.." Вот такая случайность и привела в то воскресенье маленькую и круглую, как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто, Клавдию Антиповну Куликову, на Кузнецкий мост, где Иван Волошин охотился за Фенимором Куприным. С кошелкой, наполненной французскими книжками Ламартина, Вийона, Верлена и других подобных авторов, Клавдия Антиповна уже побывала в книжной лавке писателей, но там ей объявили: - Иностранных книг не берем. И, лишь взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из ее вместительной кошелки, товаровед задумался. Книга была необычная: толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами, она не имела верхней крышки переплета и титульного листа. Тем не менее опытный товаровед сразу же понял, что перед ним какая-то редкость. "Пергамент... Язык древнегреческий... Гм!.. Надо показать Алексею Васильевичу..." - подумал он и пригласил старушку в кабинет директора. Алексей Васильевич Симаков умер недавно, в 1956 году, но тридцать лет своей трудовой жизни он отдал книгам. Это был один из тех букинистов, которых шутя называют "академиками". Пожалуй, не было ни одной книги, изданной в дореволюционной России и в Советском Союзе, которая не побывала бы в руках у Алексея Васильевича. Случалось, что к нему попадали и редкие, ценные книги. В этом случае он всегда помнил один незыблемый закон советских букинистов: место ценной, редкой книги не на прилавке, а в музее или в государственном книгохранилище. Взяв в руки древнегреческую книгу с пожелтевшими пергаментными листами, Симаков тут же разъяснил Клавдии Антиповне, что ей следует отнести старинную книгу в Государственную библиотеку имени Ленина. При этом он растолковал старушке, как попасть в Ленинскую библиотеку, и даже снабдил ее запиской к заведующему рукописным фондом. Старушка отправилась в путь, но прошла лишь квартала два и вдруг наткнулась на серьезное препятствие: как новое море, разлившееся по воле человека там, где раньше был обыкновенный асфальтовый тротуар, встала перед Клавдией Антиповной густая толпа. Бедная старушка с трудом пробивалась через подвижное скопище книжных болельщиков. А тут еще какие-то мужчины, старые и молодые, стали пугать ее и оглушать страшными вопросами: - Шпионов нет ли, мамаша? Клавдия Антиповна в ужасе крестилась: - Что ты, сыночек! Какие такие шпиены? Но вот к ней подошла девушка в зеленом шелковом плаще. - Это они про книжки спрашивают, бабушка, - смеясь, пояснила она. - Книжки у вас есть? Старушка подозрительно огляделась: - А зачем им мои книжки?. - Купить хотят, бабушка. Здесь книжный рынок. Клавдия Антиповна подумала и сказала: - Книжки есть. Да я их в магазин несу и в библиотеку. Обступившие старушку книжники зарычали, как целый хор "варяжских гостей": - Успеешь в магазин, бабка. Ты их нам покажи. Старушка была очень удивлена: - Да как же это? Прямо на улице?.. Девушка улыбнулась и хотела уже отойти, но вдруг услыхала: - Да и не русские они. Французские книжки. Книжников будто струей из шланга обдало, они сразу же утеряли всякий интерес к старухе и к ее кошелке. Но девушка вернулась и спросила: - А какие у вас французские книжки? Я читаю по-французски. - Да не знаю, доченька. Я в них ничего не понимаю. Книжки ведь не мои, чужие. И как раз в эту минуту перед Клавдией Антиповной возник Фенимор Куприн... Нужно сказать, что женщинам всего мира Фенимор Куприн предпочитал именно таких старушек, в кошелках которых иной раз можно было откопать старинные романчики, за которые даже букинисты рисуют в накладных трехзначные цифры... Фенимора Куприна несколько смутило, что книжники отхлынули от старушки, хотя вблизи не было ни одного милиционера. - Ой, какие интересные книги! Продайте их мне, бабушка! - услышал он восклицание девушки и понял, что пикировать надо немедленно. Сняв темные очки, он строго спросил: - Это на каком же законном основании вы, гражданочка, покупаете книги в неуказанном месте? Девушка оторопела и положила книги обратно. - Я только хотела спросить, - испуганно пролепетала она. - Здесь французские книжки, а я... Брови у Фенимора Куприна полезли вверх, а усы опустились вниз. - Французские? - разочарованно опросил он. - Ну, тогда конечно. Этот товар никому не нужен. - Да нет уж! - решительно заявила Клавдия Антиповна, запахивая кошелку. - Я в магазин пойду, как мне велено. А вот эту старинную книгу в библиотеку снесу. Мне за нее много денег дадут. Фенимор Куприн весь превратился в слух. - Это что ж за книга такая? Про любовь или, обратно, приключения?.. - Да уж и не знаю, гражданин хороший, какая она есть, - деловито и не без хвастовства ответила Клавдия Антиповна, - а только мне вот записку дали и сказали: "Несите, мол, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в библиотеку, потому как она очень ценная и у нас денег не хватит, чтоб ее купить". - Вот тебе и на! - радостно воскликнул Фенимор Куприн. - Да ведь это ко мне записка! Я и есть главный начальник над всеми библиотеками. Старушка и девушка - одна растерянно, другая с удивлением - глядели на "главного начальника над всеми библиотеками". - Ну, вам прямо повезло, мамаша, что вы меня повстречали! - с довольным видом продолжал Фенимор Куприн. - Ведь сегодня воскресенье, а мы по воскресеньям не торгуем... то есть отдыхаем вообще... А что у вас за книга такая, разрешите взглянуть? Старушка торопливо порылась в кошелке и вытащила толстую старинную книгу без верхней крышки. Фенимор Куприн недоверчиво повертел ее в руках: - Тоже нерусская? Гм!.. И в плохом состоянии... Девушка стояла тут же. Подошел и Волошин. Через плечо Фенимора Куприна он старался разглядеть книгу, но не менее интересно было ему посмотреть, что будет жулик делать дальше. - Это моей бывшей барыни книга, Евгении Феликсовны. Она сказывала, что книге этой больше тысячи лет, - многозначительно произнесла Клавдия Антиповна. - Это конечно, - глубокомысленно изрек Фенимор Куприн, уже уяснивший, что старинную книгу надо отнять у старушки во что бы то ни стало. - Да-а... В старые времена люди были очень некультурные. С книгами обращаться не умели. И вот пожалуйста... - показывая девушке книгу, презрительно продолжал Фенимор Куприн. - Переплет начисто отчекрыжили, а в титульный лист небось селедку завернули. Эпоха древняя, народ несознательный. А теперь куда она годится?.. Сколько за нее, к примеру, взять можно? Слезы! Правильно я говорю, барышня? Девушка уже заметила наблюдавшего за Фенимором Куприным юношу в голубой тенниске. Его насмешливый взгляд был устремлен на болтливого жулика. Девушке стало смешно, и она прыснула в кулак. Но юноша строго посмотрел на нее и приложил палец к губам. - Книга без переплета - это все равно что невеста, стриженная под бокс, - резюмировал Фенимор Куприн. - Но поскольку вас, мамаша, ко мне послал с запиской мой друг и товарищ, то извольте, я могу купить ее у вас, но только по номиналу, то есть по государственной цене... Он перевернул книгу, однако, к своему удивлению, не увидел на плотной коже переплета никакой цены. - Гм!.. Номинал не обозначен... В общем, я, как опытный товаровед, могу оценить ее в двенадцать рублей и тридцать восемь копеек. Получайте деньги, мамаша, и поспешите в молочную за сливочным маслом... Фенимор Куприн сунул книгу за пазуху и полез в карман за деньгами. Старуха растерянно поглядела на девушку, потом на Фенимора Куприна. Девушке очень хотелось вмешаться и прекратить наглую комедию, которую разыгрывал у нее на глазах явный жулик. В этот момент сзади к Фенимору Куприну подошел Волошин и протянул ему свою бригадмильскую книжку. - А такую книжку вы когда-нибудь читали, гражданин? - спросил он. Фенимор Куприн, видимо, уже не раз читал такие книжки. - В чем дело?! - завопил он. - Я честно покупаю у гражданки ее книгу! Волошин взял его за руку: - Пройдемте в отделение... Но Фенимор Куприн быстро и крепко ударил его по руке и метнулся в сторону. Волошин бросился за ним и на ходу засвистел в милицейский свисток. Однако Фенимор Куприн знал, как нужно в толпе уходить от милиции: он нагнулся и стал петлять под ногами у книжников, будто что-то искал. Его никто не задерживал. Так он добрался до ближайшего подъезда и юркнул в него. Кто-то кивнул Волошину на подъезд. Он ворвался туда, но услыхал лишь, как гудит лифт. Лифтера не было. Увидев двух вбежавших в подъезд милиционеров, Волошин быстро обрисовал им наружность убежавшего жулика и послал во двор одного милиционера. - Он может выбраться через какую-нибудь квартиру и черный ход. В этот момент где-то наверху послышались голоса и хлопнула дверь. - Так и есть!.. Волошин попросил второго милиционера остаться в подъезде, а сам помчался вверх по лестнице, отмахивая по две-три ступеньки. На верхней площадке он увидел пустую кабину лифта с приоткрытой дверью. Фенимор Куприн исчез... "Значит, через верхнюю квартиру перемахнул во двор, - подумал Волошин. - Но через какую? Тут их три". Он, не раздумывая, позвонил в первую и угадал. Дверь открылась, и на пороге появился солидный мужчина в пижаме. - В чем дело?! - раздраженно спросил он. Волошин показал свою книжку и быстро объяснил: - Скрылся жулик. Украл ценную книгу. К вам заходил?.. Мужчина в недоумении оглянулся, за ним стояли испуганные домочадцы. - Опять двадцать пять! Только что один бригадмилец уже промчался через нашу квартиру в погоне за каким-то жуликом... Волошин протиснулся в переднюю: - Простите, но я вынужден... Где он?.. Скорее! - Пробежал на кухню, а потом на лестницу черного хода, - сказал мужчина в пижаме. - Ход на чердак здесь? - Забит. - Благодарю!.. Волошин выбежал из кухни и по черной лестнице помчался вниз. Уже добежав до второго этажа, он услыхал голос милиционера: - Товарищ бригадмилец! Здесь он! Задержан! Волошин увидел Фенимора Куприна. - Книга! Где старинная книга?! - крикнул он и, не ожидая ответа, запустил руку за пазуху жулика. Книга была там. Волошин вытащил ее. - Вы не имеете права! Я купил ее! - заорал Фенимор Куприн. - Я буду жаловаться! Уже спокойно Волошин сказал милиционеру: - Доставьте его в отделение, товарищ старшина. А я найду старуху, у которой он выудил эту книгу. Он побежал к воротам. Толпы книжников, как кучевые облака, все еще блуждали по тротуарам: ни милицейские свистки, ни погоня за жуликом не могли их рассеять. Волошин пробрался на то место, где он оставил старуху и девушку в зеленом плаще, но ни той, ни другой не нашел. Несколько раз он прошел по тротуарам, зорко поглядывая по сторонам. Старуха и девушка исчезли бесследно... Волошин решил отправиться в отделение. К своему удивлению, он нашел там, кроме Фенимора Куприна, и девушку, которая хотела купить у старухи французские книги. - Наконец-то! - обрадованно воскликнула она. - А я пришла как свидетельница. Этого жулика надо хорошенько проучить. - А старушка где? - спросил Волошин. - Видали?! Потерпевшая даже не явилась! А меня приволокли! Безобразие! - завопил Фенимор Куприн. - Гражданин Феклин, помолчите! - спокойно приказал дежурный. - Я не знаю, где она сейчас, - стала объяснять Волошину девушка. - Ее буквально за руку уволокли в сторону, когда началась кутерьма с этим жуликом. Я только слышала, как какой-то тип крикнул ей: "Уходи, бабка! Его поймают, тебя по судам затаскают!" - и потащил старуху в толпу. Как хорошо, что вы спасли эту книгу! Ее непременно нужно сдать в Ленинскую библиотеку. - Книгу нельзя никуда сдавать, гражданка, - официальным тоном произнес дежурный, оторвавшись от акта, который он составлял. - Это вещественное доказательство. - Ничего, сдадим потом, - успокоил девушку Волошин. - Но как нам найти старушку? Ведь она потерпевшая, она владелица книги, которую мы спасли. Девушка пожала плечами: - Не знаю... Дежурный по отделению записал ее показания. Выяснилось, что девушку зовут Тася (Анастасия), а фамилия ее Березкина и что она студентка французского отделения Института иностранных языков. Волошин и Тася вместе вышли из отделения милиции и направились к площади Свердлова. По дороге они говорили о книгах, о шахматах, о боксе. Со смехом и с возмущением Тася вспоминала, как Фенимор Куприн на ее глазах "покупал" у старухи древнюю книгу. Ей было жалко бедную старушку. - Давайте найдем ее! - предложила Тася. - Что ж, попробуем, - охотно согласился Волошин. - В конце концов, это по моей вине старуха лишилась своей книги. А книга, по всем данным, идейная. - Какая? - удивленно опросила Тася. Он улыбнулся: - Это у меня привычка. Все хорошее я называю "идейным", все плохое "безыдейным". - Ах, вот как! Ну, тогда, если не хотите быть "безыдейным" бригадмильцем, найдите старушку, - наставительным тоном сказала Тася. ПРОФЕССОР СТРЕЛЕЦКИЙ Прошла неделя после происшествия на книжной толкучке, а новый знакомый позвонил Тасе Березкиной всего один раз. Он рассказал, что обошел все московские букинистические магазины, торгующие иностранными книгами. Он надеялся, что старушка с кошелкой все же снесла свои французские книжки букинистам и тогда по накладной можно было бы узнать ее фамилию и адрес. Но никто не приносил в эти магазины книг, названия которых Тася ему сказала. Ничего не могли сказать о старушке и в книжной лавке писателей. - Бедный! - воскликнула Тася. - Вы, наверное, замучились. Все магазины обошли!.. - Нет, не очень замучился, - беспечным тоном ответил Волошин. - В Москве всего лишь... два букинистических магазина берут и продают безыдейную иностранную литературу. У него были лукавые глаза. Тася не видела их, но знала, что они сейчас такие. Он пригласил ее сходить в кино, но Тася отказалась: приближались экзамены. Отойдя от телефона, она села на диван и задумалась над книгой, вспомнила шапку каштановых волос, четкий профиль с длинноватым "гоголевским" носом, веселые карие глаза... "Любит книги... Увлекается боксом и шахматами... Бригадмилец... Любопытный парень"... Через неделю Иван Волошин снова позвонил Тасе. В его тоне уже не было обычного спокойствия и шутливости. - Нам необходимо встретиться немедленно, - торопливо сказал он. - Чрезвычайное происшествие с нашей древней "библией"... - Что случилось? - Нас обоих хочет видеть профессор Стрелецкий. Это знаток древней литературы. Итак, старинная книга уже попала в руки ученых. - Хорошо. Когда мы должны к нему явиться? - Сегодня в любое время. Он ждет нас... Они условились встретиться через полчаса в Александровском сквере напротив обелиска. Тася пришла в сквер почти вовремя, опоздав всего лишь на двадцать минут. Молодой бригадмилец мрачно буркнул: - Салют! Идемте... - В отделение? - смеясь, спросила Тася. - Я по дороге расскажу, что знаю. Профессор живет недалеко, на Волхонке. У Волошина был озабоченный вид. Он шагал так, что Тася едва поспевала за ним. - Дело о покушении гражданина Феклина мошенническим путем присвоить книгу, принадлежавшую неизвестной гражданке, приостановлено из-за отсутствия потерпевшей, - стал он объяснять Тасе, подражая языку милицейских протоколов. - Но по ходу следствия вещественное доказательство, то есть старинная книга, было передано на экспертизу профессору Стрелецкому Игнатию Яковлевичу. Этот ученый установил, что книга имеет большое... ну, как бы это сказать... культурное значение как памятник древней литературы... - Да, но мы с вами тут при чем? - спросила Тася. - Если книга ценная, пускай отдадут ее в Ленинку, и все... - Нет, не все. Мы с вами только звено в цепи. Профессор хочет найти пропавшую старушку. И мы должны ему помочь. Шире шаг, Настенька! - Я не Настенька, а Тася, - с обидой ответила девушка. - Жалко! Настенька хорошее русское имя. - Идейное? - Вполне... Они прошли кремлевским сквером и, миновав Каменный мост, через маленький старинный Лебяжий переулок вышли на Волхонку. - Здесь, - остановившись, сказал Волошин и указал на высокий дом. Им открыла пожилая женщина в белом пуховом платке, накинутом на плечи. Внимательно посмотрев на Волошина и Тасю, она сказала: - Игнатий Яковлевич вас ждет. Он в кабинете... Волошин постучал в дверь кабинета. Кто-то высоким фальцетом прокричал: - Войдите! Они вошли в большую, высокую комнату, уставленную книжными шкафами и шестиярусными стеллажами. Кроме книг, здесь были лишь письменный стол и кожаные кресла. Но и они, то есть стол и кресла, также были завалены книгами: старыми, пожелтевшими, в кожаных переплетах с медными пряжками, книгами новыми, еще пахнущими типографской краской, книжечками миниатюрными, которые можно спрятать в рукаве, книжками среднего формата и огромными, как надгробные плиты, инкунабулами. Это была скорее библиотека, чем кабинет... Здесь были собраны тысячи книг. Одни из них чинно стояли на полках, другие вповалку лежали на креслах, третьи Монбланами высились на письменном столе, а некоторые просто стопками стояли на паркетном полу подле полок. Видимо, у хозяина этой библиотеки хватало времени снять с полки, просмотреть или прочитать нужную книгу, но водворить ее на место у него уже не хватало ни духу, ни времени... Но где же он? Где хозяин этой библиотеки?.. - Я здесь! Здесь, молодые люди! Сейчас я к вам сойду! - пропищал кто-то тоненьким голоском позади них. Только тут Волошин и Тася заметили стремянку, на верхней широкой ступеньке которой сидел с книгами на коленях маленький человечек в больших стариковских очках. Это и был профессор Стрелецкий, ученый с мировым именем, арабист, автор многих трудов по древнерусской литературе и знаток литературы древнего Востока. Ему недавно исполнилось семьдесят лет, но он весь светился, блестел, подрагивал, как ртутный шарик. Со стремянки он не сошел, а скатился... Своей белой вздыбленной шевелюрой, пышными приглаженными усами, бритым лицом и острыми, наблюдательными глазами он напомнил Тасе какого-то композитора, которого она видела на фотографии в журнале. Но какого, она никак не могла припомнить. Стрелецкий сунул Тасе и Волошину маленькую сухую руку и сказал: - Бригадмилец Иван Волошин и студентка Анастасия Березкина. Очень приятно! - Бригадмилец - это моя побочная профессия, - сказал Волошин. - Знаю! Знаю! - воскликнул профессор. - Вы техник-электрик и большой любитель книг. Все знаю!.. А вы будущий педагог и знаток французского языка, Настенька. Правильно? - Она не Настенька, а Тася, - стараясь избежать взгляда девушки, сказал Волошин. - Тася! Чудесное имя! - с восторгом воскликнул Стрелецкий и повел своих гостей к письменному столу. - Садитесь! Гости недоверчиво поглядели на кресла, заполненные книгами, и остались стоять. - Ах, книги! - воскликнул Стрелецкий и беспомощно оглянулся. - Маша! Машенька! - позвал он. В дверь заглянула жена Стрелецкого. - Там кто-нибудь есть? Принесите стулья. Профессорша сокрушенно покачала головой и ушла. - Вы знаете, зачем я позвал вас, друзья мои? - спросил профессор, остановившись перед Тасей. - Нет, я не знаю, - тихо сказала она. - Мы немного догадываемся, - поправил ее Волошин. Домработница внесла стулья. Тася и Волошин сели, но Стрелецкий остался на ногах. Заложив большие пальцы в карманы жилетки, он засеменил по кабинету, то удаляясь к двери, то возвращаясь к столу. "Григ!.. Эдвард Григ! - вспомнила Тася. - Вот на кого похож лицом этот маленький старик". - Произошло совершенно необыкновенное, невероятное событие! - заговорил тонким, дребезжащим, взволнованным голосочком Стрелецкий, путешествуя по кабинету. - Невольно вы приоткрыли завесу над тайной, которая волнует вот уже много лет целые поколения ученых... Волошин и Тася переглянулись. - Да, да, друзья мои! Не удивляйтесь. Стрелецкий схватил со стола толстую старинную книгу и поднял над головой (Тася узнала в ней ту самую книгу, которую старался выудить у старушки на Кузнецком мосту Фенимор Куприн). - Эта книга есть не что иное, как антология византийских поэтов пятого века. Составителем ее был один из интереснейших представителей византийской культуры - Агафий, ученый и поэт... Тася уже с интересом смотрела на старинную книгу. Листая ее и любуясь, Стрелецкий вновь засеменил по кабинету, потом положил книгу на стол и продолжал: - Она сама является большой ценностью. Но... - Стрелецкий умолк и остановился перед Тасей. Он посмотрел на нее гипнотизирующим взглядом. Казалось, он сейчас протянет вперед руку повелительным жестом и скажет: "У вас в сумочке тринадцать рублей двенадцать копеек, билет на метро, флакончик с духами "Белая сирень" и паспорт серии СХХ за номером 705532, выданный пятидесятым отделением милиции"... - Но, - снова многозначительно повторил профессор, - сейчас нас интересует уже вопрос, откуда она взялась, как вынырнула из тьмы веков, где была погребена, захоронена сотни лет назад... Тася и Волошин переглянулись, они ничего не поняли. Стрелецкий, как он ни был взволнован, все же заметил это. - Бедные мои воробышки! - воскликнул он сокрушенно. - Вы ничего не понимаете! Вы уже с опаской поглядываете на старого профессора и думаете: "А не спятил ли старичок с ума?.." - Что вы! Мы очень заинтересованы! - сказала Тася и посмотрела на молодого бригадмильца. - Правда? - Истинная правда! - подтвердил Волошин. - Я жду, что вы, профессор, расскажете нам какую-то интересную историю. - Да! Да! Да, друзья мои, я расскажу вам совершенно удивительную историю библиотеки Ивана Грозного. ПРОПАВШЕЕ СОКРОВИЩЕ Профессор Стрелецкий остановился посреди комнаты и задумался: история, которую он собирался рассказать своим молодым гостям, была столь необычна, что надо было подумать, с чего начать и как ее изложить. - Вы, очевидно, знаете, - сказал наконец Стрелецкий, - что царь Иван Четвертый был культурнейшим человеком своей эпохи: он много знал, много читал и писал. Одна только его переписка-полемика с князем Курбским дает представление об Иване Васильевиче как о крупном русском государственном деятеле, о просвещенном, талантливом писателе-публицисте своего времени... К сожалению, до нас дошли лишь отдельные документы из архива Грозного. Весь же архив Ивана Васильевича вместе с его богатейшей по тем временам библиотекой до сих пор еще не найден... - Не найден?! - с волнением переспросила Тася. - Нет, милая девушка, не найден... - качнув своей львиной гривой, ответил маленький профессор. - Особенно приходится пожалеть, что не найдена библиотека Ивана Васильевича. Нам известно, что эта библиотека была редчайшим в мире собранием древних рукописных книг и свитков, европейских книжных уникумов и раритетов. Кроме книг и свитков греческих, египетских, индийских, персидских, там были также собраны Иваном Васильевичем и древнерусские рукописные и первопечатные книги, напечатанные еще до Ивана Федорова. Вполне возможно, что в библиотеке Грозного сохранился и подлинник замечательного памятника древней русской литературы - "Слова о полку Игореве"... Волошин весь превратился во внимание. Тася слушала Стрелецкого с горящими глазами, ее щеки даже зарумянились от волнения. - Но начало этой замечательной сокровищницы древних культур было положено не самим Иваном Васильевичем, а его бабкой, византийской царевной Зоей Палеолог, получившей в Риме униатское имя Зоя-Софья, а, затем, после того как она вышла замуж за дед Ивана Грозного, великого князя московского Ивана Третьего, названной Софьей... Профессор Стрелецкий подошел к книжной полке, протянул руку и вытащил какую-то пухлую книжку, на черном переплете которой были изображены золотые короны, окруженные белыми цветками, похожими на ромашки. - Это одна из пяти книг современного большого исторического романа. В нем описаны события, происходившие на Московской Руси во второй половине пятнадцатого века, - сказал Стрелецкий, листая книгу с таким видом, будто он не решил еще, цитировать ему эту книгу или нет. - Автор попытался воспроизвести портрет Софьи Палеолог, этой своеобразной личности, сыгравшей в пятнадцатом веке немалую роль в борьбе за единое и независимое русское государство. Иван Волошин пригляделся к переплету книги и вдруг сказал: - Я читал это сочинение, профессор. Каюсь, все не одолел, но про царевну Зою прочел... - Ах, вот как! - воскликнул Стрелецкий, испытующе глядя на Волошина. - Про Зою я запомнил только то, что она беспрестанно, чуть ли не сорок лет подряд, говорила про себя: "царевна провослявна", "царевна маля-маля разумей русски", что она была папской шпионкой в Москве, отравила своего пасынка и... да, кто-то в книге назвал ее "гнидой"... Тася испуганно глядела на Волошина. Она не знала, понравится ли такая явно ядовитая характеристика греческой царевны профессору Стрелецкому. Но тот весело рассмеялся и поглядел на бригадмильца с дружелюбным юмором. - К сожалению, это так, друг мой, - сказал он. - Автор романа почему-то невзлюбил царевну Зою, обрисовал ее зловредной дурочкой и даже не постеснялся чужими устами прилепить ей обидный ярлык "гнида"... А между тем она была далеко не дурочкой и уж никак не агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий, хотела укрепления централизованной царской власти в Москве, она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к престолу своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных турками в те годы. Зоя-Софья, несомненно, считала, что придет время, когда русские воины во главе с полувизантийским царем освободят от турецкого ига балканских славян и близких им по религии греков. Вот почему она настояла, чтобы российским государственным гербом стал герб Византии - двуглавый орел... Стрелецкий уже заволновался, зажегся; он бегал по комнате, размахивая книгой с ромашками, и, очевидно, обращался ко всем читателям этой книги. - Этот герб был потом опозорен тупыми русскими самодержцами. Но ведь на знаменах Суворова, на знаменах русских полков, разгромивших турецких захватчиков в Болгарии, в Молдавии, на Кавказе, был именно этот герб... Как же можно называть "гнидой" женщину, искренне любившую свою родину, женщину, желавшую, чтобы сын ее или внук освободил дорогую ее сердцу Византию и родину отца - балканскую Морею?.. Но почему же вся ее деятельность была направлена на возвышение Москвы, а не Рима? Почему даже сам этот автор пишет об унижениях, которые терпела Зоя в Риме?.. Он отложил книгу, уже спокойно зашагал по кабинету и заговорил: - Нельзя отрицать, что автор сообщил читателю много интересных и ценных сведений. А вот с цареградской царевной ему не повезло. Он рассказал нам все, что касалось ее наружности, но ни словом не упомянул о больших культурных ценностях, привезенных ею в Москву, о богатейшем собрании манускриптов древнего мира, служивших украшением книгохранилища византийских царей и константинопольских патриархов до нашествия турок... Нигде ни единым словом автор не упоминает, как тревожилась Зоя о величайших ценностях древней культуры, как вызвала из Италии зодчего Аристотеля Фиоравенти для того, чтобы обнести Кремль вместо деревянных стен каменными высокими крепостными стенами, а под Кремлем создать целый подземный город с тайниками, потайными ходами и лестницами. В одном из этих подземных тайников она захоронила свои книжные сокровища. Теперь она была спокойна: ни набеги татар, ни постоянные пожары в деревянной Москве не угрожали древним свиткам и книгам... - Как это интересно! - воскликнула Тася. - А я ничего об этом никогда не слыхала! - К сожалению, об этом мало кто знает, милая девушка, - добрым, отеческим голосом сказал Стрелецкий. - А те, что знают, всегда торопятся объявить это легендой, апокрифом. - Но под землей сыро, профессор! - резонно заметил Волошин. - Никакая библиотека долго в земле не пролежит... - Очень дельное замечание, юноша! Но я могу вас успокоить. Наш замечательный архитектор академик Щусев в свое время ознакомился с записями Фиоравенти и доказал, что под Кремлем действительно был сооружен книжный тайник и при этом выложен особым камнем, не пропускающим никакой сырости, так называемым "мячиковым камнем"... Вот почему, друзья мои, мы уверены, что библиотека царевны Зои уцелела и перешла к ее внуку, к царю Ивану Васильевичу Грозному... Но после смерти Грозного никто и никогда не мог отыскать эту замечательную библиотеку, хотя мы почти точно знаем место в подземельях Кремля, где она была захоронена царевной Зоей "на вечное хранение"... Знаем мы также примерно, из каких книг и рукописей состояла эта библиотека. В одной только своей переписке с Курбским Грозный цитирует многих древних авторов. И, уж конечно, цитировал он их не с чужих слов, не понаслышке. Стрелецкий подошел к полке и взял толстую книгу: - Но вот профессор Сергей Белокуров, знаменитый библиофил!.. Это его книга "К истории духовного просвещения в Московском" государстве XVI-XVII веков", тире, "Церковные или светские книги были в библиотеке московских государей XVI века", вопросительный знак... [подлинное название книги профессора С.Белокурова] Название косноязычное, но не в нем суть... Так вот, этот умник профессор не поленился, перерыл всю литературу, относящуюся к библиотеке Ивана Грозного, и "доказал", что никакой библиотеки у того не было, что Зоя-Софья ничего с собой не привезла и что все доказательства существования культурной сокровищницы русского народа - это либо бред сумасшедших, либо фальсификация истории... Тася уже с негодованием смотрела на книгу Белокурова. Ей так понравилась загадочная история библиотеки Грозного, что каждого, кто развенчивал эту чудесную тайну, она уже считала своим врагом. Волошин же взял в руки книгу Белокурова и внимательно стал ее листать: - Интересно! Надо почитать, Настенька... - А я и читать ее не стану! - сердито сказала Тася. - Правильно, Тасенька! - воскликнул Стрелецкий. - Это желчный реакционный писака, не любящий русский народ... Вы, юноша, вот это лучше почитайте! - Стрелецкий указал на другую старинную книгу. - Это один из сборников летописей Троице-Сергиевской лавры... - Он быстро раскрыл книгу на нужной ему странице. - Вот: "При державе великого князя Василия Ивановича..." Это отец Грозного "...повелением его прислан из грек монах Максим... Бе же сей Максим Грек велми хитр еллинскому, римскому и словенскому писанию. На Москве егда же узре у великого князя в царской книгохранительнице книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в греческой земле, ни где он толико множество книг не сподобися видети..." [воспроизводится подлинный документ] Стрелецкий отложил книгу. Его взгляд горел, пожалуй, так же ярко, как костер, на котором жгли протопопа Аввакума. - Так гласит древняя летопись. А профессор Белокуров покопался в писаниях Максима Грека и с кислым видом объявил: "Да... действительно, переводил для великого князя какие-то книжонки, а фактической справки по вопросу о библиотеке не представил..." Тася была возмущена до глубины души: - Не понимаю! Почему наши издательства выпустили такую чушь!.. Волошин пододвинул ей книгу Белокурова и, ехидно улыбаясь, указал на год издания: "1899"... Тася покраснела и чуть не швырнула в него ненавистную книгу. - Но в фальсификаторы попал не только древний летописец, но и профессор Юрьевского университета Дабелов. В 1820 году в городе Пернове он случайно нашел часть списка библиотеки Грозного. Этот список, по свидетельству ливонца Ниенштедта, составил пастор Веттерман в Москве в шестнадцатом веке... Но профессор Белокуров без всяких доказательств объявил этот список подделкой... [здесь приведены подлинные факты и имена] Голос Стрелецкого звенел, Тася смотрела на него с восхищением. Она чувствовала, что уже любит этого старика, как родного отца... Даже спокойный, уравновешенный Волошин залюбовался гневным и страстным лицом Стрелецкого. "Хорош старичок!.. Сурикова бы сюда или Репина", - подумал он. - Кто же, в таком случае, фальсификатор, друзья мои? - спросил Стрелецкий. - Белокуров умер... Мертвые сраму не имут... Но его последыши остались... Кто они?