Илья Иосифович Варшавский. Лавка сновидений --------------------------------------------------------------- ЛО изд-ва "Советский писатель", 1970 Редактор Т.Д.3убкова Сдано в набор 20/ХI 1969 г. Подписано в печать 24/III 1970 г. Тираж 30000 экз. Издательство "Советский писатель", Ленинградское отделение, Ленинград Невский пр. 28 OCR BPT, 1999 г. --------------------------------------------------------------- Аннотация И. Варшавский известен читателям по книгам "Молекулярное кафе", "Человек, который видел антимир" и "Солнце заходит в Дономаге". "Лавка сновидений" - сборник повестей и рассказов, написанных в том же жанре, который лишь условно можно причислить к научной фантастике. Автор не занимается прогнозированием достижений науки, предоставляя это делать ученым. Его интересуют моральные, этические и социальные проблемы, связанные с научным прогрессом. Многие из его рассказов полемичны. Иногда - это полемика с теми буржуазными социологами, которые видят в тотальной автоматизации панацею от бед капиталистического строя, иногда с теми, кто бездумно стремится все кибернетизировать, не останавливаясь даже перед вмешательством в биологическую сущность человека, а иногда и с некоторыми собратьями по перу, считающими, что все земные проблемы будут сами собой решены при установлении контактов с внеземными цивилизациями. Здесь читатель найдет рассказы и смешные и грустные. "Евангелие от Ильи" - это пародия на современное мифотворчество, пытающееся представить Христа в качестве космического пришельца Последний раздел книги во многом автобиографичен. Это - воспоминания автора, в прошлом - моряка и инженера-судостроителя. Посвящение Люле ИЛЬЯ ВАРШАВСКИЙ ЛАВКА СНОВИДЕНИЙ Фантастические повести и рассказы Советский писатель Ленинградское отделение 1970 ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИЛЬИ Петля гистерезиса ОБЫКНОВЕННАЯ ФАНТАСТИКА Поездка в Пенфилд Утка в сметане Побег Старики Ограбление произойдет в полночь Лавка сновидений Тараканы Контактов не будет Любовь и время Второе рождение НА ГРАНИ ФАНТАСТИКИ Ветеран ========================================================  * ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИЛЬИ *  ПЕТЛЯ ГИСТЕРЕЗИСА Хранитель Времени был тощ, лыс и высокомерен. На его лице навсегда застыло выражение, какое бывает у внезапно разбуженного человека. Сейчас он с явным неодобрением глядел на мужчину лет тридцати, расположившегося в кресле напротив стола. Мощные контактные линзы из синеватого стекла придавали глазам незнакомца необычную голубизну и блеск. Это раздражало Хранителя, он не любил ничего необычного. Посетитель обернулся на звук открывшейся двери. При этом два блика - отражение света настольной лампы - вспыхнули на поверхности линз. Хранитель, не поворачивая головы, процедил: - Принесите мне заявление... э... - Курочкина, - подсказал посетитель, - Курочкина Леонтия Кондратьевича. - Курочкина, - кивнул Хранитель, - вот именно Курочкина. Я это и имел в виду. - Сию минуту! - Секретарша осторожно прикрыла за собой дверь. Курочкин вынул из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. - Разрешите? Хранитель молча указал на пепельницу. - А вы? - Не курю. - Никогда не курили? - спросил Курочкин просто так, чтобы заполнить паузу. - Нет, дурацкая привычка! - Гм... - Гость поперхнулся дымом. Хранитель демонстративно уткнулся носом в какие-то бумаги. "Сухарь! - подумал Курочкин. - Заплесневевшая окаменелость. Мог бы быть повежливее с посетителями". Несколько минут он с преувеличенной сосредоточенностью пускал кольца. - Пожалуйста! - Секретарша положила на стол Хранителя синюю папку с надписью: "Л.К.Курочкин". - Больше ничего не нужно? - Нет, -ответил Хранитель, не поднимая головы. - -Там, в приемной, еще кто-нибудь есть? - Старушка, которая приходила на прошлой неделе. Ее заявление у вас. - Экскурсия в двадцатый век? - Да. Хранитель поморщился, как будто у него внезапно заболел зуб. - Скажите, что сейчас ничего не можем сделать. Пусть наведается через месяц. -Она говорит... - неуверенно начала секретарша. - Я знаю все, что она говорит, - раздраженно перебил Хранитель. - Объясните ей, что свидания с умершими родственниками Управление предоставляет только при наличии свободных мощностей. Кроме того, я занят. Вот тут, - он хлопнул ладонью по папке, - вот тут дела поважнее. Можете идти. Секретарша с любопытством взглянула на Курочкина и вышла. Хранитель открыл папку. - Итак, - сказал он, полистав несколько страниц, - вы просите разрешения отправиться в... э... в первый век? - Совершенно верно! - Но почему именно в первый? - Здесь же написано. Хранитель снова нахмурился: - Написано - это одно, а по инструкции полагается личная беседа. Сейчас, - он многозначительно взглянул на Курочкина... - вот сейчас мы и проверим, правильно ли вы все написали. Курочкин почувствовал, что допустил ошибку. Нельзя с самого начала восстанавливать против себя Хранителя. Нужно постараться увлечь его своей идеей. - Видите ли, - сказал он, стараясь придать своему голосу как можно больше задушевности, - я занимаюсь историей древнего христианства. - Чего? - Христианства. Одной из разновидностей религии, некогда очень распространенной на Земле. Вы, конечно, помните: инквизиция, Джордано Бруно, Галилей. - А-а-а, - протянул Хранитель, - как же, как же! Так, значит, все они жили в первом веке? - Не совсем так, - ответил ошарашенный Курочкин. - Просто в первом веке были заложены основы этого учения. - Джордано Бруно? - Нет, христианства. Некоторое время Хранитель сидел, постукивая пальцами о край стола. Чувствовалось, что он колеблется. - Так с кем именно вы хотите там повидаться? - прервал он, наконец, молчание. Курочкин вздрогнул. Только теперь, когда дело подошло к самому главному, ему стала ясна вся дерзость задуманного предприятия. - Собственно говоря, ни с кем определенно. - Как?! - выпучил глаза Хранитель. - Так какого черта?.. - Вы меня не совсем правильно поняли! - Курочкин вскочил и подошел вплотную к столу. - Дело в том, что я поставил себе целью получить неопровержимые доказательства... ну, словом, собрать убедительный материал, опровергающий существование Иисуса Христа, - Чье существование? - Иисуса Христа. Это вымышленная личность, которую считают основоположником христианского учения. - Позвольте, - Хранитель нахмурил брови, отчего его лоб покрылся множеством мелких морщин. Как же так? Если тот, о ком вы говорите, никогда не существовал, то какие же можно собрать доказательства? - А почему бы и нет? - А потому и нет, что не существовал. Вот мы с вами сидим здесь в кабинете. Это факт, который можно доказать. А если б нас не было, то и доказывать нечего. - Однако же... - попытался возразить Курочкин. - Однако же вот вы ко мне пришли, - продолжал Хранитель. - Мы с вами беседуем согласно инструкции, тратим драгоценное время. Это тоже факт. А если бы вас не было, вы бы не пришли. Мог ли я в этом случае сказать, что вы не существуете? Я вас не знал бы, а может, в это время вы бы в другом кабинете сидели, а? - Позвольте, позвольте' - вскричал Курочкин. - Так же рассуждать нельзя, это софистика какая-то! Давайте подойдем к вопросу иначе. - Как же иначе? - усмехнулся Хранитель. - Иначе и рассуждать нельзя. - А вот как. - Курочкин снова достал сигарету и на этот раз закурил, не спрашивая разрешения. - Вот я к вам пришел и застал вас в кабинете. Так? - Так, - кивнул Хранитель. - Но могло бы быть и не так. Я бы вас не застал на месте. - Если б пришли в неприемное время, - согласился Хранитель. - У нас тут на этот счет строгий порядок. - Так вот, если вы существуете, то секретарша мне бы сказала, что вы просто вышли. - Так... - А если бы вас не было вообще, то она и знать бы о вас ничего не могла. - Вот вы и запутались, - ехидно сказал Хранитель. - Если б меня вообще не было, то и секретарши никакой не существовало бы. Зачем же секретарша, раз нет Хранителя? Курочкин отер платком потный лоб. - Неважно, - устало сказал он, - был бы другой Хранитель. - Ага! - Маленькие глазки Хранителя осветились торжеством. - Сами признали! Как же вы теперь будете доказывать, что Хранителя Времени не существует? - Поймите, - умоляюще сказал Курочкин, - поймите, что здесь совсем другой случай. Речь идет не о должности, а о конкретном лице. Есть евангелические предания, есть более или менее точные указания времени, к которым относятся события, описанные в этих преданиях. - Ну, и чего вам еще нужно? - Проверить их достоверность. Поговорить с людьми, которые жили в это время. Важно попасть именно в те годы. Ведь даже Иосиф Флавий... - Сколько дней? - перебил Хранитель, - Простите, я не совсем понял... - Сколько дней просите? Курочкин облегченно вздохнул. - Я думаю, дней десять, - произнес он просительным тоном. - Нужно побывать во многих местах, и, хотя размеры Палестины... - Пять дней. Хранитель открыл папку, что-то написал размашистым почерком и нагнулся к настольному микрофону: - Проведите к главному хронометристу на инструктаж! - Спасибо! - радостно сказал Курочкин. - Большое спасибо! - Только там без всяких таких штук, - назидательно произнес Хранитель, протягивая Курочкину папку. - Позволяете себе там черт знает что, а с нас тут потом спрашивают. И вообще воздерживайтесь. - От чего именно? - Сами должны понимать. Вот недавно один типчик в девятнадцатом веке произвел на свет своего прадедушку, знаете, какой скандал был? Курочкин прижал руки к груди, что, по-видимому, должно было изобразить его готовность строжайшим образом выполнять все правила, и пошел к двери. - Что ж вы сразу не сказали, что вас направил товарищ Флавий? - крикнул ему вдогонку Хранитель. x x x В отличие от Хранителя Времени создатель наградил главного хронометриста таким количеством волос, что часть из них, не уместившаяся там, где ей положено, прозябала на ушах и даже на кончике носа. Это был милейший человек, излучавший доброжелательность и веселье. - Очень рад, очень рад! - сказал он, протягивая Курочкину руку. - Будем знакомы. Виссарион Никодимович Плевако. Курочкин тоже представился. - Решили попутешествовать? - спросил Виссарион Никодимович, жестом приглашая Курочкина занять место на диване. Курочкин сел и протянул Плевако синюю папку. - Пустое! - сказал тот, небрежно бросив папку на стол. - Формальности обождут! Куда же вы хотите отправиться? - В первый век. - Первый век! - Плевако мечтательно закрыл глаза. - Ах, первый век! Расцвет римской культуры, куртизанки, бои гладиаторов! Однако же у вас губа не дура! - Боюсь, что вы меня не совсем правильно поняли, - осторожно заметил Курочкин. - Я не собираюсь посещать Рим, моя цель - исторические исследования в Иудее. - Что?! - подскочил на стуле Плевако. - Вы отправляетесь в первый век и не хотите побывать в Риме? Странно!.. Хотя, - прибавил он, пожевав в раздумье губами, - может, вы и правы. Не стоит дразнить себя. Ведь на те несколько жалких сестерций, которые вам здесь дадут, не разгуляешься. Впрочем, - он понизил голос до шепота, - постарайтесь прихватить с собой несколько бутылок пшеничной. Огромный спрос во все эпохи. Только... - Плевако приложил палец к губам. - Надеюсь, вы понимаете? - Понимаю, - сказал Курочкин. - Однако мне хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать на некоторую сумму для приобретения кое-каких материалов, представляющих огромную историческую ценность. - Например? - Ну хотя бы древних рукописей. - Ни в коем случае! Ни в коем случае! Это как раз то, от чего я должен вас предостеречь во время инструктажа. Лицо Курочкина выражало такое разочарование, что Плевако счел себя обязанным ободряюще улыбнуться. - Вы, наверное, первый раз отправляетесь в такое путешествие? Курочкин кивнул. - Понятно, - сказал Плевако. - И о петле гистерезиса ничего не слыхали? - Нет, не слышал. - Гм... Тогда, пожалуй, с этого и нужно начать. - Плевако взял со стола блокнот и, отыскав чистую страницу, изобразил на ней две жирные точки. Вот это, - сказал он, ткнув карандашом в одну из точек, - состояние мира в данный момент. Усваиваете? - Усваиваю, - соврал Курочкин. Ему не хотелось с места в карьер огорчать такого симпатичного инструктора. - Отлично! Вторая точка характеризует положение дел в той эпохе, которую вы собираетесь навестить. Согласны? Курочкин наклоном головы подтвердил свое согласие и с этим положением. - Тогда можно считать, - карандаш Плевако начертил прямую, соединяющую обе точки, - можно считать, что вероятность всех событий между данными интервалами времени лежит на этой прямой. Образно выражаясь, это тот путь, по которому вы отправитесь туда и вернетесь обратно. Теперь смотрите: предположим, там вы купили какую-то рукопись, пусть самую никчемную, и доставили ее сюда. Не правда ли? - Да, - сказал заинтересованный Курочкин, - и что же? - А то, что эту рукопись археологи могли разыскать, скажем, лет сто назад. - Плевако поставил крестик на прямой. - О ней были написаны научные труды, она хранится в каком-то музее и так далее. И вдруг, хлоп! Вы вернулись назад и притащили ее с собой Что это значит? - Минуточку! - сказал Курочкин. - Я сейчас соображу. - И соображать нечего. Вся цепь событий, сопутствовавших находке рукописи, полетела вверх тормашками, и сегодняшнее состояние мира изменилось. Пусть хоть вот настолько, - Плевако намалевал еще одну точку рядом с первой. - Как это называется? - Постойте! - Курочкин был явно обескуражен. Ему никогда не приходилось раньше думать о таких вещах. - А называется это петлей гистерезиса, - продолжал Плевако, соединяя линией крестик с новой точкой. - Вот здесь, внутри этой петли, существует некая неопределенность, от которой можно ожидать всяких пакостей. Ну как, убедились? - Убедился, - упавшим голосом сказал Курочкин. - Но что же вы рекомендуете делать? Ведь я должен доставить какие-то доказательства, а так, как вы говорите, то и шагу там ступить нельзя. - Можно ступить, - сказал Плевако. - Ступить можно, только нужно очень осмотрительно действовать. Вот поэтому мы категорически запрещаем ввозить туда оружие и ограничиваем путешественников валютой, а то, знаете ли, всякая блажь может прийти в голову. Один скупит и отпустит на волю рабов, другой пристрелит Чингисхана в цветущем возрасте, третий рукописи какие-нибудь приобретет, и так далее. Согласны? Курочкин был согласен, но от этого легче не стало, Экспедиция, которую он предвкушал с таким восторгом, поворачивалась к нему оборотной стороной. Ни оружия, ни денег в далекой от современной цивилизации эпохе... Плевако, видимо, угадал его мысли. Он встал со стула и сел на диван рядом с Курочкиным. - Ничего, ничего, - сказал он, положив руку ему на колено, - все не так страшно. Вашу личную безопасность мы гарантируем. - Как же вы можете ее гарантировать? - Очень просто. Что бы с вами ни случилось, обратно вы вернетесь живым и невредимым, это обеспечивается законом причинности. Петля гистерезиса не может быть больше некой предельной величины, иначе весь мир провалится в тартарары. Раз вы существуете в данный момент, значит существуете, независимо от того, как сложились дела в прошлом. Ясно? - Не совсем. А если меня там убьют? - Даже в этом случае, если не припутаются какие-нибудь особые обстоятельства. Вот в прошлом году был такой случай: один настырный старикашка, кажется палеонтолог, требовал отправить его в Юрский период. Куда он только не обращался! Ну, разрешили, а на следующий день его сожрал... этот... как его? .. - Плевако сложил ладони, приставил их ко рту и, выпучив глаза, изобразил захлопывающуюся пасть. - Неужели динозавр?! - дрожащим голосом спросил Курочкин. - Вот-вот, именно динозавр. - Ну и что же? - Ничего. В таких случаях решающее устройство должно было дать толчок назад на несколько минут до происшествия, а затем выдернуть путешественника, но вместо этого оно дернуло его вместе с динозавром, так сказать, во чреве. - Какой ужас! - воскликнул Курочкин. - Чем же это кончилось? - Динозавр оказался слишком большим, чтобы поместиться в камере хронопортации. Ошибка была исправлена автоматическим корректором, бросившим животное снова в прошлое, а старикашка был извлечен, но какой ценой?! Пришлось менять все катушки деполяризатора. Они не выдержали пиковой нагрузки. - Могло же быть хуже! - сказал потрясенный Курочкин. - Естественно, - согласился Плевако. - Мог перегореть главный трансформатор, там не такой уж большой запас мощности. Несколько минут оба молчали, инструктор и кандидат в путешественники, обдумывая возможные последствия этого происшествия. - Ну вот, - сказал Плевако, - теперь вы в общих чертах представляете себе технику дела. Все оказывается не таким уж сложным. Правда? - Да, - неуверенно ответил Курочкин, пытаясь представить себе, как его, в случае необходимости, будут дергать из пасти льва. - А каким же образом я вернусь назад? - Это уже не ваша забота. Все произойдет автоматически по истечении времени, если только вы не наделаете каких-нибудь глупостей, грозящих катастрофическим увеличением петли гистерезиса. В этом случае ваше пребывание в прошлом будет немедленно прервано. Кстати, на сколько дней вы получили разрешение? - Всего на пять дней, - сокрушенно сказал Курочкин. - Просто не представляю себе, как за это время можно выполнить всю программу. - А просили сколько? - Десять дней. - Святая простота! - усмехнулся Плевако. Нужно было просить месяц, получили бы десять дней. У нас всегда так. Ну ладно, теперь уже поздно что-нибудь предпринимать. Становитесь на весы. Курочкин шагнул на площадку весов. Стрелка над пультом счетной машины показала 75 килограммов. - Так! - Плевако набрал две цифры на табуляторе. - Какая дата? - Чего? - не понял Курочкин. - В когда точно хотите отправиться? - Тридцатый год нашей эры. - Тридцатый год, тридцатый год, - промурлыкал Плевако, нажимая клавиши. - Координаты? - Координаты? - Курочкин вынул карманный атлас. - Пожалуй, что-нибудь вроде тридцати двух градусов пятидесяти минут северной широты и... - Он нерешительно пошарил пальцем по карте. - И тридцати пяти градусов сорока минут восточной долготы. Да, пожалуй, так! - Какой долготы? - переспросил Плевако. - Восточной. - По Гринвичу или Пулкову? - Гринвичу. - Отлично! Координаты гарантируем с точностью до трех минут. В случае чего, придется там пешочком. Понятно? - Понятно. Плевако нажал красный клавиш сбоку машины и подхватил на лету выскочивший откуда-то картонный жетон, испещренный непонятными знаками. - Желаю успеха! - сказал он, протягивая жетон Курочкину. - Сейчас подниметесь на двенадцатый этаж, отдел пять, к товарищу Казановаку. Там вам подберут реквизит. А затем на первый этаж в сектор хронопортации. Жетон отдадите им. Вопросы есть? - Вопросов нет! - бодро ответил Курочкин. - Ну, тогда действуйте! x x x Курочкин долго бродил по разветвляющимся коридорам, прежде чем увидел дверь с надписью: 5-й отдел ВРЕМЕНА И НРАВЫ - Товарищ Казановак? - спросил он у человека, грустно рассматривающего какую-то тряпицу. Тот молча кивнул. - Меня сюда направили... - начал Курочкин. - Странно! - сказал Казановак. - Я никак не могу понять, почему все отделы могут работать ритмично, и только во "Времена и Нравы" сыпятся посетители, как в рог изобилия? И никто не хочет считаться с тем, что у Казановака не две головы, а всего лишь одна! Смущенный новой для него интерпретацией свойств рога изобилия, Курочкин не нашелся, что ответить. Между тем Казановак отвел от него взгляд и обратился к девице лет семнадцати, сидевшей в углу за пультом: - Маша! Какая же это набедренная повязка древнего полинезийца?! Это же плавки мужские безразмерные, двадцатый век. Пора уже немножко разбираться в таких вещах! - Разбираюсь не хуже вас! - дерзко ответила девица. - Как это вам нравится? - обратился Казановак непосредственно к Курочкину. - Нынешняя молодежь! Курочкин изобразил на своем лице сочувствие. - Попробуйте снова набрать индекс, - продолжал Казановак. - Тринадцать эм дробь четыреста тридцать один. - У меня не десять рук! - огрызнулась Маша. Вот наберу вам копье, потом займусь повязкой. По-видимому, дела, которые вершил отдел "Времена и Нравы", были под силу только мифическим десятируким, двуглавым существам. Однако не прошло и трех минут, как получивший и копье и повязку Казановак снова обернулся в сторону Курочкина: - Чем могу служить? - Мне нужно подобрать реквизит. - Куда именно? - Иудея, первый век. На какую-то долю секунды в бесстрастных глазах Казановака мелькнула искорка одобрения. Он придвинул к себе лежавший на столе толстый фолиант и, послюнив палец, начал листать страницы. - Вот! Курочкин подошел к столу и взглянул через плечо Казановака на выцветший рисунок, изображавший человека в длинном лапсердаке, с ермолкой на голове, обутого в старинные штиблеты с резинками. - Ну как, смотрится? - самодовольно спросил Казановак. - Боюсь, что не совсем, - осторожно ответил Курочкин. - Мне кажется, что это... несколько более поздняя эпоха. - Ага! - Казановак снова послюнил палец. - Я уже знаю, что вам нужно. Полюбуйтесь! На этот раз на рассмотрение Курочкина был представлен наряд бухарского еврея. Однако и этот вариант был отвергнут. - Не понимаю! - В голосе Казановака прозвучала обида. - Какой же костюмчик вы себе в конце концов мыслите? - Что-нибудь... - Курочкин задумался. - Что-нибудь, так сказать, в библейском стиле. Ну, скажем, белая холщовая рубаха... - Холщовых нет, - сухо сказал Казановак, только синтетика. - Ну, пусть синтетика, - печально согласился Курочкин. - Еще что? - Дальше - хитон, тоже желательно белый. - Что такое хитон? - поинтересовалась Маша. - Хитон это... Как вам объяснить? Такое одеяние, похоже на плащ, только свободнее. После долгих поисков в одном из каталогов было обнаружено нечто белое с капюшоном, закрывающим лицо и снабженным прорезями для глаз. - Подходит? - Как будто подходит, - нерешительно подтвердил Курочкин. - Маша, набери! Маша набрала шифр, и лента транспортера доставила откуда-то снизу аккуратно перевязанный пакет. - Примерьте! - сказал Казановак, разрезая ножиком бечевку. Глаза, прикрытые контактными линзами, в обрамлении капюшона выглядели столь необычно, что Маша захохотала: - Ой, не могу! Умора! - Ничего смешного нет! - одернул ее Казановак. - Очень практичная одежда для тамошнего климата. И головного убора не нужно, защищает от солнечных лучей. Не хотите, можете откинуть на плечи. Хитончик - первый сорт, совсем новый. Наклейку разрешается сорвать. Курочкин нагнулся и отодрал от подола ярлык с надписью: "Театральные мастерские. Наряд кудесника. Размер 50, рост 3. 100% нейлона" - Так... - Казановак оглядел его с ног до головы. - Какая обувь? - Сандалии. Выбор сандалий не представлял труда. По совету Маши остановились на толстых рубчатых подошвах из пластика, украшенных позолоченными ремешками. - Носочки свои оставите или подобрать? - спросил Казановак. - Нет, сандалии носят на босу ногу. - Кальсоны, трусы или плавки? - поинтересовалась Маша. - Не знаю, - растерянно сказал Курочкин. - Может быть, лучше набедренную повязку? - Можно и повязку. А вы умеете ее повязывать? - Тогда лучше плавки, - поспешно ответил Курочкин, устрашенный перспективой прохождения инструктажа у такой решительной особы. - Как хотите. - Переодевайтесь! - Казановак указал ему на кабину в глубине комнаты. - Свои вещички свяжите в узелок. Получите их после возвращения. Спустя несколько минут Курочкин вышел из примерочной во всем великолепии нового наряда. - Ну как? - спросил он, поворачиваясь кругом. - Впечатляет! - сказала Маша. - Если б я ночью такого увидела, честное слово, родила бы со страха. -- Ну вот, - сказал Казановак, - теперь - индивидуальный пакет, и можете смело отправляться. - Он пошарил в ящике стола и извлек оттуда черную коробочку. - Получайте! - Что тут? - поинтересовался Курочкин. - Обычный набор. Шприц-ампула комплексного антибиотика, мазь от насекомых и одна ампула противошоковой сыворотки. На все случаи жизни. Теперь все! - Как все, а деньги? - спросил обескураженный Курочкин. - Какие еще деньги? - Полагаются же какие-то суточные, на самые необходимые расходы. - Суточные? Казановак почесал затылок и углубился в изучение какой-то книги. Он долго вычислял что-то на бумаге, рылся в ящике стола, сокрушенно вздыхал и снова писал на бумаге колонки цифр. Наконец, жестом ростовщика он выбросил на стол горсть монет. - Вот, получайте! На четыре дня - двадцать динариев, - Почему же на четыре? - День отбытия и день прибытия считаются за один день, - пояснил Казановак, Курочкин понятия не имел, что это за сумма. - Простите, - робко спросил он, - двадцать динариев - это много или мало? То есть я хотел спросить... в общем я не представляю себе... - Ну, копей царя Соломона вы на них не купите, но прокормиться хватит, - ответил Казановак, обнаружив при этом недюжинное знание экономической ситуации на Ближнем Востоке в эпоху римского владычества. - Все? - Еще две бутылки водки, - попросил Курочкин, вспомнив совет Плевако. - Если можно, то пшеничной. - Это еще зачем? Курочкин замялся: - Видите ли, - сказал он лживым голосом, - экипировка у меня очень легкая, а ночи там холодные. - Маша, одну бутылку! - Но почему одну? - вступил в пререкания Курочкин. - Не такие уж там холодные ночи, - резонно ответил Казановак. Расторопная Маша принесла и водку. Курочкин поднялся и растерянно оглянулся по сторонам. - Извините, еще один вопрос: а куда все это можно сложить? - Маша, достань чемодан! - Нет, нет! - поспешно возразил Курочкин. - Чемодан-это не та эпоха. Нельзя ли что-нибудь более подходящее? - Например? - Ну, хотя бы суму. - Суму? - Казановак придвинул к себе справочник. - Можно и суму. Предложенный ассортимент сумок охватывал весь диапазон от необъятных кожаных ридикюлей, какие некогда носили престарелые гувернантки, до современных сумочек для театра из ароматного пластика. Курочкин выбрал голубую прорезиненную сумку с длинным ремнем через плечо, украшенную шпилями зданий и надписью: "Аэрофлот". Ничего более подходящего не нашлось. - Теперь, кажется, все, - облегченно вздохнул он. - Постойте! - закричала Маша. - А грим? Вы что, с такой рожей в первый век собираетесь? - Маша! - Казановак укоризненно покачал головой. - Нельзя же так с клиентом. Однако все согласились, что грим действительно необходим. Казановак рекомендовал скромные пейсы, Маша настаивала на длинной прямоугольной ассирийской бороде, завитой красивыми колечками, но Курочкин решительно потребовал раздвоенную бородку и локоны, ниспадающие на плечи. Эти атрибуты мужской красоты больше гармонировали с его нарядом. Маша макнула кисть в какую-то банку, обильно смазала клеем лицо и голову Курочкина и пришлепнула пахнущие мышами парик и бороду. - Просто душка! - сказала она, отступив два шага назад. - А они... того... не отклеятся? - спросил Курочкин, выплевывая попавшие в рот волосы. - Можете не сомневаться! - усмехнулся Казановак. - Зубами не отдерете. Вернетесь, Маша отклеит. - Ну, спасибо! - Курочкин вскинул на плечо сумку и направился к двери. - Подождите! - остановил его Казановак. - А словари, разговорники не требуются? - Нет, - гордо ответил Курочкин. - Я в совершенстве владею арамейским и древнееврейским. - Тогда распишитесь за реквизит. Вот здесь и здесь, в двух экземплярах. x x x - Ничего не забыли? - спросил лаборант, высунув голову через форточку, какой раньше отделяли кассиров от остальных представителей грешного человеческого рода. - Сейчас проверю. - Курочкин открыл сумку и в темноте нащупал пачку сигарет, зажигалку, индивидуальный пакет и бутылку. - Минуточку! - Он пошарил в поисках рассыпавшихся монет. - Кажется, все! - Тогда начинаем, лежите спокойно! До Курочкина донесся звук захлопнувшейся дверцы. На стене камеры зажглось множество разноцветных лампочек. Курочкин поудобнее устроился на гладкой холодной поверхности лежака. То ли от страха, то ли по другой причине, его начало мутить. Где-то над головой медленно и неуклонно нарастал хватающий за сердце свист. В бешеном ритме замигали лампочки. Вспыхнула надпись: СПОКОЙНО! НЕ ДВИГАТЬСЯ, ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА! Лежак начал вибрировать выматывающей мелкой дрожью. Курочкин машинально прижал к себе сумку, и в этот момент что-то оглушительно грохнуло, рассыпалось треском, ослепило через закрытые веки фиолетовым светом и, перевернув на живот, бросило его в небытие... x x x Курочкин открыл глаза и закашлялся от набившегося в рот песка. Приподнявшись на четвереньки, он огляделся по сторонам. Прямо перед ним расстилалась мертвая, выжженная солнцем пустыня. Слева, в отдалении - гряда гор, справа озеро. Несколько людей, казавшихся отсюда совсем маленькими, копошились на берегу. Курочкин встал на ноги, отряхнулся и, прихватив сумку, направился к озеру. Хождение в сандалиях на босу ногу по горячему песку оказалось куда более неприятным делом, чем это можно было себе представить, сидя в уютном помещении отдела "Времена и Нравы". Песок обжигал, набивался между ступнями и подошвами, прилипал к размякшим от жары ремешкам, отчего те сразу приобретали все свойства наждачного полотна. Курочкину пришлось несколько раз присаживаться, вытряхивать песок из сандалий и обтирать ноги полою хитона, раньше чем ему удалось добраться до более или менее твердого грунта на берегу. Его заметили. Весь облик человека в странном одеянии, с сумкой на плече, идущего журавлиным шагом, был столь необычен, что трое рыбаков, чинивших на берегу сеть, бросили работу и с интересом наблюдали за приближением незнакомца. - Уф! - Курочкин плюхнулся рядом с ними на песок и стащил с ног злополучные сандалии. - Ну и жарища! Поскольку эта фраза была произнесена по-русски, она не вызвала никакого отклика у рыбаков, продолжавших разглядывать экипировку путешественника во времени. Однако Курочкин не зря был представителем науки, ставящей радость познания выше личных неудобств. - Мир вам, добрые люди! - сказал он, переходя на древнееврейский, в надежде, что чисто библейский оборот речи несколько скрасит дефекты произношения. - Шолом алейхем! - Шолом! - хором ответили рыбаки. - Рыбку ловите? - спросил Курочкин, соображая, как же лучше завести с ними разговор на интересующую его тему. - Ловим, - подтвердил высокий, широкоплечий рыбак. - Как уловы? План выполняете? Рыбак ничего не ответил и занялся сетью. - Иаков! Иоанн! - обратился он к сыновьям. - Давай, а то дотемна не управимся! - Сейчас, отец! - ответил тот, кого звали Иаковом. - Видишь, с человеком разговариваем! - Ради бога, не обращайте на меня внимания, - смутился Курочкин. - Занимайтесь своим делом, а я просто так, рядышком посижу. - Ничего, подождет, - сказал Иоанн, - а то мы, сыновья Зеведеевы, и так притча во языцех, с утра до ночи вкалываем. А ты откуда сам? - Я?.. Гм... - Курочкин был совершенно не подготовлен к такому вопросу. - Я... в общем... из Назарета, - неожиданно выпалил он. - Из Назарета? - В голосе Иоанна звучало разочарование. - Знаю я Назарет. Ничего там нету хорошего. А это тоже в Назарете купил? - ткнул он пальцем в нейлоновый хитон. - Это? Нет, это в другом месте, далеко отсюда. - В Ерушалаиме? - Да. Иоанн пощупал ткань и присоединился к отцу. За ним неохотно поплелся Иаков. Курочкин глядел на лодки в озере, на покрытые виноградниками холмы и внезапно почувствовал страх. Невообразимая дистанция в два тысячелетия отделяла его от привычного мира, который казался сейчас таким заманчивым. Что ожидает его здесь, в полудикой рабовладельческой стране? Сумеет ли он найти общий язык с этими примитивными людьми? Стоила ли вообще вся затея связанного с нею риска? Он вспомнил про старичка, проглоченного динозавром. Кто знает, не ждут ли его самого еще более тяжкие испытания? Мало ли что может случиться? Побьют камнями, распнут на кресте. Бр-р-р! От одной мысли о таком конце его пробрала дрожь. Однако теперь уже поздно идти на попятный. Отпущенный Хранителем срок нужно использовать полностью. - Скажите, друзья, - обратился он к рыбакам, - не приходилось ли вам слышать о человека по имени Иисус? - Откуда он? - не поднимая головы, спросил Зеведей. - Из Назарета. - Твой земляк? - поинтересовался Иоанн. - Земляк, - неохотно подтвердил Курочкин. Он не мог себе простить, что выбрал для рождения такое одиозное место. - Чем занимается? - Проповедует. - Не слыхал, - сказал Зеведей. - Постой! - Иаков перекусил зубами бечевку и встал. - Кажется, Иуда рассказывал. В прошлом году ходил один такой, проповедовал. - Верно! - подтвердил Иоанн. - Говорил. Может, твой земляк и есть? Курочкина захлестнула радость удачи. Он и мечтать не мог, что его поиски так быстро увенчаются успехом, и хотя это в корне противоречило его научной концепции, в нем взыграл дух исследователя. - Иуда? - переспросил он дрожащим от волнения голосом. - Скажите, где я могу его увидеть. Поверьте, что его рассказ имеет огромное значение! - Для чего? - спросил Зеведей. - Для будущего. Две тысячи лет люди интересуются этим вопросом. Пожалуйста, сведите меня с этим человеком! - А вон он, - Иаков указал на лодку в озере, сети ставит. Может, к вечеру вернется. - Нет, - сказал Иоанн. - У них вчера улов хороший был, наверное в Капернаум пойдут, праздновать. - Ну сделайте одолжение! - Курочкин молитвенно сложил руки на груди. - Отвезите меня к нему, я заплачу. - Чего там платить! - Зеведей поднялся с песка. - Сейчас повезем сеть, можно дать крюк. - Спасибо! Огромное спасибо! Вы не представляете себе, какую услугу оказываете науке! - засуетился Курочкин, натягивая сандалии и морщась при этом от боли. - Вот проклятье! - Он с яростью отбросил рифленую подошву с золочеными ремешками. - Натерли, подлые, теперь жжет, как крапива! Придется босиком... Сунув под мышку сандалии и сумку, он направился к лодке, которую тащил в воду Зеведей. - Оставь здесь, - посоветовал Иаков. - И суму оставь, никто не возьмет, а то ненароком намочишь. Совет был вполне резонным. В лодке отсутствовали скамейки, а на дне плескалась вода. Курочкин вспомнил про единственную пачку сигарет, хранившуюся в сумке, и сложил свое имущество рядом с тряпьем рыбаков. - Ну, с богом! Иоанн оттолкнулся веслом и направил лодку на середину озера. - Эй, Иуда! - крикнул он, когда они поравнялись с небольшим челном, в котором сидели два рыбака. Тебя хочет видеть тут один... из Назарета! Курочкин поморщился. Кличка "назаретянин", видно, прочно пристала к нему. Впрочем, сейчас ему было не до этого. - А зачем? - спросил Иуда, приложив рупором ладони ко рту. - Да подгребите ближе! - нетерпеливо произнес Курочкин. - Не могу же я так, на расстоянии. Иоанн несколькими сильными взмахами весел подвел лодку к борту челна. - Он ищет проповедника, земляка. Вроде ты видел такого... -Видал, видал! - радостно закивал Иуда. - Вон и Фома видел, - указал он на своего напарника. Верно, Фома? - Как же! - сказал Фома. - Ходил тут один, проповедовал. - А как его звали? - спросил Курочкин, задыхаясь от волнения. - Не Иисус Христос? - Иисус? - переспросил Иуда. - Не, иначе както. Не помнишь, Фома? - Иоанн его заали, - сказал Фома. - Иоанн Предтеча, а не Иисус. Все заставлял мыться в речке. Скоро, говорит, мессия придет, а вы грязные, вонючие, вшивые, как вы перед лицом господа бога вашего такие предстанете? - Правильно говорил! - Курочкин втянул ноздрями воздух. Запахи, источаемые его собеседниками, мало походили на легендарные аравийские ароматы. - Правильно говорил ваш Иоанн, - повторил он, сожалея, что мазь от насекомых осталась в сумке на берегу. - Чему же он еще учил? - Все больше насчет мессии. А этот твой Иисус что проповедует? - Как вам сказать... . - Курочкин замялся. - Ну, он в общем проповедовал любовь к ближнему, смирение в этом мире, чтобы заслужить вечное блаженство на небесах. - Блаженство! - усмехнулся Фома. - Богатому всюду блаженство, что на земле, что на небесах, а нищему везде худо. Дурак твой проповедник! Я б его и слушать не стал. Курочкина почему-то взяла обида. - Не такой уж дурак, - ответил он, задетый тоном Фомы. - Если бы он был дураком, за ним не пошли бы миллионы людей, лучшие умы человечества не спорили бы с церковниками о его учении. Нельзя все так упрощать. А насчет нищих, так он сказал: "Блаженны нищие, ибо их есть царствие небесное". - Это как же понимать? - спросил Иаков. - А очень просто. Он пояснял, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому человеку попасть в рай. - Вот это здорово! - хлопнул себя по ляжкам Иоанн. - Как, говоришь? В игольное ушко?! Ну, удружил! Да я б такого проповедника на руках носил, ноги бы ему мыл! Богатый опыт истории научного атеизма подсказал Курочкину, что его лекция об основах христианского учения воспринимается не совсем так, как следовало бы, и он попытался исправить положение. - Видите ли, - обратился он к Иоанну, - философия Христа очень реакционна. Она - порождение рабовладельческого строя. Отказ от борьбы за свои человеческие права приводил к узаконению взаимоотношений между рабом и его господином. Недаром Христос говорил: "Если тебя ударят по левой щеке, подставь правую". - Это еще почему? - спросил Зеведей. - Какой же болван будет подставлять другую щеку? Да я бы как размахнулся! - Непротивление злу, - пояснил Курочкин, один из краеугольных камней христианства. Считается, что человек, который не отвечает на зло злом, спасает тем самым свою душу. Немудрено, что ослепленные этим учением люди шли на смерть во имя господа бога. - На смерть? - усомнился Фома. - Ну уж это ты того... заврался! - Ничего не заврался! - запальчиво ответил Курочкин. - Сколько народа гибло на аренах Рима! Если не знаешь, так и не болтай по-пустому! - Зачем же они шли на смерть? - Затем, что во все времена человек не мог примириться с мыслью о бренности всего сущего, а Христос обещал каждому праведнику вечное блаженство, учил, что наше пребывание на земле - только подготовка к иной жизни там, на небесах. - Н-да! - сказал Иуда. - Дело того стоит! А чудеса он являл какие-нибудь, твой Христос? - Являл. Согласно преданиям, он воскрешал мертвых, превращал воду в вино, ходил по воде, как по суше, изгонял бесов, на него сходил святой дух. Все это, конечно, реминисценции других, более отдаленных верований. - Чего? - переспросил Иуда. - Как ты сказал? Риме... - Реминисценции. - А-а-а! Значит, из Рима? - Частично христианство восприняло некоторые элементы греческой и римской мифологии, частично египетского культа, но в основном оно сложилось под влиянием заветов Моисея, которые являются тоже не чем иным, как мистификацией, попыткой увести простой народ от... - А твой Христос чтит закон Моисея? - перебил Иаков. - Чтит. - Значит, праведный человек! Прошло еще не менее часа, прежде чем Курочкину удалось удовлетворить любопытство слушателей, забывших о том, что нужно ставить сети. Багровый диск солнца уже наполовину зашел за потемневшие вершины гор. Курочкин взглянул на запад, и два ярких огненных блика загорелись на его линзах. Сидевший напротив Иаков ахнул и отшатнулся. От резкого движения утлая ладья накренилась и зачерпнула бортом воду. С криком "Так я и знал!" Курочкин вскочил, но, запутавшись в балахоне, полетел вперед, боднул в живот Зеведея, пытавшегося выправить крен, и все оказались в воде. Леденящий ужас сковал не умеющего плавать Курочкина. Однако не зря Казановак комплектовал реквизит лучшими образцами швейной промышленности. Необъятный балахон из нейлоновой ткани надулся исполинским пузырем, поддерживая своего владельца в вертикальном положении. Вскоре, осмелевший от такого чудесного вмешательства судьбы, Курочкин даже начал размахивать руками и давать советы рыбакам; как совладать с лодкой, которая плавала вверх килем. В конце концов, подтянутый багром Фомы христов следопыт снова водрузился в лодку, направившуюся к берегу. В общем, все обошлось благополучно, если не считать потерянной сети, о которой больше всего горевал Зеведей. - Скажи, - спросил он, нахмурив брови, - если ты знал, что лодка перевернется, то почему не предупредил? Я бы переложил сеть к Иуде. - Я не знал, честное слово, не знал! - начал оправдываться Курочкин. - Ты же сам сказал, - вмешался Иоанн, - крикнул: "Так я и знал!" Курочкин взглянул на здоровенные кулаки рыбаков, и у него засосало под ложечкой. - Видишь ли, - дипломатично начал он, обдумывая тем временем какое-нибудь объяснение, - я не мог тебя предупредить. - Почему? - Потому что... потому что это тебе бог посылал испытание, - нахально вывернулся Курочкин, - испытывал тебя в беде. - Бог? - почесал в затылке Зеведей. Кажется, аргумент подействовал. - Бог! - подтвердил, совершенно обнаглев, Курочкин. - Он и меня испытывал. Я вот плавать не умею, но не возроптал, и он не дал мне утонуть. - Верно! - подтвердил Иаков. - Я сам видел, как этот назаретянин шел в воде и еще руками размахивал, а там знаешь как глубоко? - Гм... - Зеведей сокрушенно покачал головой и начал собирать сучья для костра. Солнце зашло, и с озера поднялся холодный ветер. У промокших рыбаков зуб на зуб не попадал. Один лишь Курочкин чувствовал себя более или менее сносно. Спасительная синтетическая ткань совершенно не намокла. Зеведей разжег костер и, приладив перед огнем сук, развесил на нем промокшую одежду. Его примеру последовали Иоанн и Иаков. - А ты чего? - Спасибо! - сказал Курочкин. - Я сухой. - Как это сухой? - Иоанн подошел к нему и пощупал балахон. - Верно, сухой! Как же так? Курочкин промолчал. - Нет, ты скажи, отчего ты не промок? - настаивал Иоанн. - Мы промокли, а ты нет. Ты что, из другого теста сделан?! - А если и из другого?! - раздраженно сказал Курочкин. Он все еще испытывал лихорадочное возбуждение от своего чудесного спасения. - Чего вы пристали?! - Так чудо же! Курочкину совсем не хотелось пускаться в объяснения. Запустив руку в сумку, он нащупал бутылку водки, отвинтил пробку и, сделав основательный глоток, протянул ее Иоанну. - На, лучше выпей! Тот поднес к огню бутылку и разочарованно крякнул: - Вода... Сейчас бы винца! - Пей! - усмехнулся Курочкин. - Увидишь, какая это вода. Иоанн глотнул, выпучил глаза и закашлялся. - Ну и ну! - сказал он, протягивая бутылку Иакову. - Попробуй! Иаков тоже хлебнул. - Эх, лучше старого тивериадского! Прикончил бутылку Зеведей. Вскоре подъехал челн с Фомой и Иудой. Они тоже присели у костра. После водки Курочкина потянуло в сон. Прикрыв глаза, он лежал, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение счастливо миновавшей опасности. В отдалении о чем-то совещались рыбаки. - Это он! - взволнованно прошептал Иоанн. - Говорю вам, это он! По воде, как по суше, это раз, пророчествует - два, воду в вино превращает - три! Чего вам еще! - А взгляд светел и страшен, - добавил Иаков. И впрямь он, Мессия! Между тем слегка захмелевший Мессия сладко посапывал, повернувшись спиной к огню. Во сне он наносил с кафедры смертельный удар в солнечное сплетение отцам церкви. Никаких следов пребывания Иисуса Христа в этой крохотной стране не обнаруживалось. x x x На следующее утро, чуть свет, Фома с Иудой отправились в Капернаум. Зеведей с сыновьями остались ждать пробуждения Курочкина. Тот, продрав глаза, попросил было чаю, но рыбаки о таком и не слыхали. Пришлось ограничиться глотком воды. За ночь натертые ноги распухли и покрылись струпьями. Ступая по горячему песку, Курочкин поминутно взвизгивал и чертыхался. Не оставалось ничего другого, как соорудить из весел подобие носилок, на которых Иоанн с Иаковом понесли Мессию, державшего в каждой руке по сандалии. Весть о новом проповеднике из Назарета распространилась по всему городу, и в синагоге, куда доставили Курочкина, уже собралась большая толпа любопытных. Его сразу засыпали вопросами. Не прошло и получаса, как Курочкин совершенно выбился из сил. Его мутило от голода, однако, судя по всему, о завтраке никто не помышлял. - Скажите, - спросил он, обводя взглядом присутствующих, - а перекусить у вас тут не найдется? Может, какой-нибудь буфетик есть? - Как же так? - спросил пожилой еврей, давно уже иронически поглядывавший на проповедника. - Разве ты не чтишь закон Моисея, запрещающий трапезы в храме? Или тебе еще нету тринадцати лет? Однако старому догматику не под силу было тягаться с кандидатом исторических наук. - А разве ты не знаешь, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? - ловко отпарировал эрудированный Курочкин. - Как он вошел в дом божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам. Осия, глава шесть, стих шестой, - добавил он без запинки. Блестящее знание материала принесло свои плоды Молодой служка, пощипав в нерешительности бородку, куда-то отлучился и вскоре вернулся с краюхой хлеба. Пока Курочкин, чавкая и глотая непрожеванные куски, утолял голод, толпа с интересом ждала, что разверзнутся небеса и гром поразит нечестивца, - Ну вот!-Курочкин собрал с колен крошки и отправил их а рот. - Теперь можем продолжить нашу беседу. Так на чем мы остановились? - Насчет рабов и войн, - подсказал кто-то. - Совершенно верно! Рабовладение, так же как и войны, является варварским пережитком. Когда-нибудь человечество избавится от этих язв, и на земле наступит настоящий рай, не тот, о котором вам толкуют книжники и фарисеи, а подлинное равенство свободных людей, век счастья и изобилия. - А когда это будет? - спросил рыжий детина. Курочкин и тут не растерялся. Ему очень не хотелось огорошить слушателей огромным сроком в двадцать столетий. - Это зависит от нас с вами, - прибег он к обычному ораторскому приему. - Чем быстрее люди проведут необходимые социальные преобразования, тем скорее наступит счастливая жизнь. - А чего там будет? - не унимался рыжий. - Все будет. Построят большие удобные дома с холодной и горячей водой. Дров не нужно будет запасать, в каждой кухне будут такие горелки, чирк! и зажегся огонь. - Это что же, дух святой будет к ним сходить? - поинтересовался старый еврей. - Дух не дух, а газ. - Чего? - переспросил рыжий. - Ну газ, вроде воздуха, только горит. Слушатели недоверчиво молчали. - Это еще не все, - продолжал Курочкин. - Люди научатся летать по воздуху, и не только по воздуху, даже к звездам полетят. - Ух ты! - вздохнул кто-то. - Прямо на небо! Вот это да! - Будет побеждена старость, излечены все болезни, мертвых и то начнут оживлять. - А ты откуда знаешь? - снова задал вопрос рыжий. - Ты что, там был? Толпа заржала. - Правильно, Симон! - раздались голоса. - Так его! Пусть не врет, чего не знает! От громкого смеха, улюлюканья и насмешек кровь бросилась Курочкину в голову. - Ясно, был! - закричал он, стараясь перекрыть шум. - Если бы не был, не рассказывал бы! - Ша! - Старый еврей поднял руку, и гогот постепенно стих. - Значит, ты там был? - Был, - подтвердил Курочкин. - И знаешь, как болезни лечат? - Знаю. - Рабби! - обратился тот к скамье старейшин. Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти? Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой: - Да будет так! - Ну, это уже хамство! - возмутился Курочкин. - Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов! - Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! - раздались голоса. Дело принимало скверный оборот. - Ладно, - сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. - Я попробую, но в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили. В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу. Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины. Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти. - Вот, привел целителя! Где твоя дочь? - Умерла моя дочь, мое солнышко! - запричитал Иаир. - Час назад отдала Ягве душу! - Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла. - Неважно! - сказал Симон. - Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит? - Там! - Иаир указал рукой на закрытую дверь. - Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль! - Иди! - Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. - Иди, и только попробуй не воскресить! Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол. Симон сквозь щелку наблюдал за ним. "Кажется, влип! - подумал Курочкин. - Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!" Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение. - Ну что там?! - кричали жаждавшие чудес. - Скоро он кончит?! - Сидит! - вел репортаж Симон. - Сидит и думает. - Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! - предложил кто-то. Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты. - Эх, была не была! - Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати. - Ой! - вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. - Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел! Толпа благоговейно затихла. Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую. Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты. Внезапно его осенило... x x x Когда спустя несколько минут Курочкин вышел из комнаты, где лежала Рахиль, у него был совершенно измученный вид. Рукой, все еще сжимавшей пустую ампулу, он отирал холодный пот со лба. - Будет жить! - сказал он, в изнеможении опускаясь на пол. - Уже открыла глаза! - Врешь! - Симон заглянул в комнату и повалился в ноги Курочкину: - Рабби!! Прости мне мое неверие' - Бог простит' - усмехнулся Курочкин. Он уже начал осваивать новый лексикон. Субботний ужин в доме Иаира остался в памяти Курочкина приятным, хотя и весьма смутным воспоминанием. Счастливый хозяин не жалел ни вина, ни яств. По случаю торжества жена Иаира вынула из заветного сундука серебряные подсвечники. Курочкин возлежал на почетном месте, с лихвой компенсируя вынужденный пост. Правда, от ночи, проведенной на берегу, у него разыгрался радикулит, а непривычка есть лежа вынуждала приподниматься, глотая каждый кусок. От такой гимнастики поясница болела еще больше. Воздав должное кулинарному искусству хозяйки и тивериадскому вину, Курочкин отвалился от стола и блаженно улыбнулся. Его потянуло проповедовать. Все присутствующие только этого и ждали. Начав с чудес науки, он, незаметно для себя, перешел к антивоенной пропаганде. При этом он так увлекся описанием мощи термоядерного оружия и грозящих бед от развязывания атомной войны, что у потрясенных слушателей появились слезы на глазах. - Скажи, - спросил дрожащим голосом Иаир, неужели Ягве даст уничтожить все сущее на земле?' Как же спастись?! - Не бойся, старик! - успокоил его уже совершенно пьяный Курочкин. - Выполняй, что я говорю, и будет полный порядок! Все хором начали уговаривать проповедника навсегда остаться в Капернауме, но тот настойчиво твердил, что утром должен отправиться в Ерушалаим, потому что, как он выразился, "Христос не может ждать". Утром Иоанн с Иаковом разбудили Курочкина, но тот долго не мог понять, чего от него хотят. - Ну вас к бесу! - бормотал он, дрыгая ногой и заворачиваясь с головой в простыню. - Ни в какой институт я не пойду, сегодня выходной. Верные своему долгу апостолы принуждены были стащить его на пол. Курочкин был совсем плох. Он морщился, рыгал и поминутно просил пить. Пришлось прибегнуть к испытанному средству, именуемому в просторечии "похмелкой". Вскоре перед домом Иаира выстроилась целая процессия Во главе ее были сыновья Зеведеевы, Иуда и Фома. Дальше, на подаренном Иаиром осле, восседал Курочкин с неизменной сумкой через плечо. Рядом находился новообращенный Симон, не спускавший восторженных глаз с Учителя. В отдалении толпилось множество любопытных, привлеченных этим великолепным зрелищем. Уже были сказаны все напутственные слова, и пышный кортеж двинулся по улицам Капернаума, привлекая все больше и больше народа. x x x Слава Курочкина распространялась со скоростью пожара. Однако он сам, целиком поглощенный поисками Христа, оставался равнодушным к воздаваемым ему почестям. "Что ж, - рассуждал он, мерно покачиваясь на осле, - пока пусть будет так. Нужно завоевать доверие этих простых людей. Один проповедник ищет другого, такая ситуация им гораздо более понятна, чем появление пришельца из будущего". Толпы увечных, хромых и прокаженных выходили на дорогу, чтобы прикоснуться к его одежде. Тут обнаружились новые свойства великолепного хитона. От трения о шерсть осла нейлоновая ткань приобретала столь мощные электрические заряды, что жаждущие исцеления только морщились и уверяли, что на них нисходит благодать божья. Вскоре такое повышенное внимание к его особе все же начало тяготить Курочкина. Жадная до сенсаций толпа поминутно требовала чудес. Больше всего ему досаждали напоминания о манне небесной, которой бог некогда обильно снабжал евреев в пустыне. Нарастала опасность голодного бунта. Даже апостолы, и те начали роптать. В конце концов, пришлось пожертвовать двадцатью динариями, выданными Казановаком на текущие расходы. Отпущенных денег хватило только на семь хлебов и корзину вяленой рыбы. В одном начальник отдела "Времена и Нравы" оказался прав: финансовая мощь его подопечного далеко не дотягивала до покупки копей царя Соломона. Возвращавшийся с покупками Иоанн чуть не был растерзан голодной свитой, которая во мгновение ока расхитила все продовольствие. При этом ему еще надавали по шее. - Что делать, рабби?! - Иоанн был совсем растерян. - Эти люди требуют хлеба. - Считать, что они накормлены, - ответил Курочкин. - Больше денег нет! В одном из селений путь процессии преградили несколько гогочущих парней, которые тащили женщину в разодранной одежде. - Что вы с ней собираетесь делать? - спросил Курочкин. - Побить камнями. Это известная потаскуха Мария. Мы ее тут в канаве застукали. Чувствительный к женской красоте, Курочкин нахмурил брови. - Хорошо, - сказал он, не брезгая самым грубым плагиатом. - Пусть тот из вас, кто без греха, первый кинет в нее камнем. Демагогический трюк подействовал. Воинствующие моралисты неохотно разошлись. Только стоявшая в стороне девочка лет пяти подняла с дороги камень и запустила в осла. На этом инцидент был исчерпан. Теперь к свите Курочкина прибавилась еще и блудница. Недовольный этим Фома подошел к Учителю. - Скажи, рабби, - спросил он, - достойно ли таскать с собой шлюху? На кой она тебе? - А вот освобожусь немного, буду изгонять из нее бесов, - ответил тот, искоса поглядывая на хорошенькую грешницу. Так, в лето от сотворения мира 3790-е, в канун первого дня опресноков, Леонтий Кондратьевич Курочкин, кандидат исторических наук, сопровождаемый толпой ликующей черни, въехал верхом на осле в священный город Ерушалаим. - Кто это? - спросила женщина с кувшином на голове у старого нищего, подпиравшего спиной кладбищенскую стену. -Се грядет царь иудейский! - прошамкал безумный старик. x x x В Нижнем городе процессия остановилась. Симон и Фома предлагали сразу же отправиться в Храм, но измученный жарою Курочкин наотрез отказался идти дальше. Он прилег в садике под смоковницей и заявил, что до вечера никуда не двинется. Верующие разбрелись кто куда в поисках пропитания. Нужно было подумать о пище телесной и проповеднику с апостолами. После недолгого совещания решили послать Иуду на базар, продавать осла. Иоанн с Иаковом пошли на улицу Горшечников, где, по их словам, жила сестра Зеведея, у которой они надеялись занять несколько динариев. Курочкин перетянул живот взятой у Фомы веревкой и, подложив под голову сумку, уснул натощак. Иуде повезло. Не прошел он и трех кварталов, как следовавший за ним по пятам человек остановил его и осведомился, не продается ли осел. Иуда сказал, что продается, и, не зная, как котируются на рынке ослы, заломил несуразную цену в двадцать пять сребреников. К его удивлению, покупатель не только сразу согласился, но и обещал еще скрепить сделку кувшином вина, Простодушный апостол заколебался. Ему совсем не хотелось продешевить. Почесав затылок, он пояснил, что это осел не простой, что на нем ехал не кто иной как знаменитый проповедник из Назарета, и что расставаться за двадцать пять сребреников с таким великолепным кротким животным, на которого несомненно тоже сошла крупица благодати божьей, просто грех. Покупатель прибавил цену. После яростного торга, во время которого не раз кидалась шапка на землю, воздевались руки к небу и призывался в свидетели Ягве, ударили по рукам на тридцати сребрениках. Получив деньги, Иуда передал осла его законному владельцу, и коммерсанты отправились в погребок обмыть покупку. По дороге новый знакомый рассказал, что служит домоправителем у первосвященника Киафы и приобрел осла по его личному приказанию. - Зачем же ему осел? - удивился Иуда. - Разве у него в конюшне мало лошадей? - Полно! - ответил домоправитель. - Полно лошадей, однако первосвященник очень любит ослов. Просто мимо пройти не может спокойно. - Чудесны дела твои, господи! - Иуда вздохнул. - На что только люди не тратят деньги! Уже было выпито по второй, когда управитель осторожно спросил: - А этот твой проповедник, он действительно святой человек? - Святой! - Иуда выплюнул косточку маслины и потянулся к кувшину. - Ты себе не можешь представить, какой он святой! - И чему же он учит? - поинтересовался управитель, наполняя кружку собеседника до краев. - Всему учит, сразу и не упомнишь. - Например? - Все больше насчет рабов и богатых. Нельзя, говорит, иметь рабов, а то не попадешь в царствие небесное. - Неужели? - Определенно! - Иуда отпил большой глоток. А богатые у Ягве будут, вместо верблюдов, грузы возить. В наказанье он их будет прогонять сквозь игольное ушко. - Это когда же? - А вот скоро конец света настанет, появится ангел такой... термо... термо... не помню, как звать, только помню, что как ахнет! Все сожжет на земле, а спасутся только те, кто подставляет левую щеку, когда бьют по правой. - Интересно твой пророк проповедует. - А ты думал?! Он и мертвых воскрешать может. Вот в субботу девицу одну, дочь Иаира, знаешь как сделал? В лучшем виде! - Так... А правду говорят, что он царь иудейский? - А как же! Это такая голова! Кому же еще быть царем, как не ему? Распрощавшись с управителем и заверив его в вечной дружбе. Иуда направился на свидание с Курочкиным. После выгодно заключенной сделки его просто распирало от гордости за свои коммерческие способности. Он заговаривал с прохожими и несколько раз останавливался у лавок, из которых бойкие молодые люди выносили товары. Он было решил купить мешок муки, но от него только отмахнулись: - Не знаешь разве, что конец света наступает? Кому теперь нужны твои деньги?! - Деньги - всегда деньги, - резонно ответил Иуда и зашагал к садику, где его ждали товарищи. На улице Ткачей ему попался навстречу вооруженный конвой под предводительством его нового знакомого, окруживший связанного по рукам Курочкина. x x x Первосвященник Киафа с утра был в скверном настроении. Вчера у него состоялся пренеприятный разговор с Понтием Пилатом. Рим требовал денег. Предложенный прокуратором новый налог на оливковое масло грозил вызвать волнения по всей стране, наводненной всевозможными лжепророками, которые подбивали народ на вооруженное восстание. Какие-то люди, прибывшие неизвестно откуда в Ерушалаим, громили лавки, ссылаясь на приближение Страшного Суда. А тут еще этот проповедник, именующий себя царем иудейским! Коварный Тиберий только и ждал чего-нибудь в этом роде, чтобы бросить в Иудею свои легионы и навсегда покончить с жалкими крохами свободы, которые его предшественник оставил сынам Израиля. Открылась дверь, и вошел управитель. - Ну как? - спросил Киафа. - Привел. Пришлось связать, он никак не давался в руки. Прикажешь ввести? - Подожди! - Киафа задумался. Пожалуй, было бы непростительным легкомыслием допрашивать самозванца в собственном доме. Слухи дойдут до Рима, и неизвестно, как их там истолкуют. - Вот что, отведи-ка его к Анне, - сказал он, решив, что лучше подставить под удар тестя, чем рисковать самому. - Слушаюсь! - И пошли к бен Зарху и Гур Арию, пусть тоже придут туда. Киафе не хотелось созывать Синедрион. При одной мысли о бесконечных дебатах, которые поднимут эти семьдесят человек, ему стало тошно. Кроме того, не имело смысла предавать все дело столь широкой огласке. - Иди! Скажи Анне, что я велел меня ждать. x x x Когда связанного Курочкина вволокли в покои, где собрались сливки иудейских богословов, он был вне себя от ярости. - Что это за штуки? - заорал он, обращаясь к Киафе, в котором угадал главного. - Имейте в виду, что такое самоуправство не пройдет вам даром! - Ах, так ты разговариваешь с первосвященником?! - Управитель отвесил ему увесистую затрещину. - Я тебя научу, как обращаться к старшим! От второй пощечины у Курочкина все поплыло перед глазами. Желая спасти кровоточащую щеку от третьей, он повернулся к управителю другим боком. - Смотри! - закричал тот Киафе. - Его бьют по щеке, а он подставляет другую! Вот этому он учит народ! - На моем месте ты бы и не то подставил, дубина! - пробурчал Курочкин. - Тоже мне философ нашелся! Толстовец! Допрос начал Киафа: - Кто ты такой? Курочкин взглянул на судей. В этот раз перед ним были не простодушные рыбаки и землепашцы, а искушенные в софистике священники. Ему стало ясно, что пора открывать карты. - Я прибыл сюда с научной миссией, - начал он, совершенно не представляя себе, как растолковать этим людям свое чудесное появление в их мире. - Дело в том, что Иисус Христос, которого якобы вы собирались распять... - Что он говорит? - поинтересовался глуховатый Ицхак бен Зарх, приложив ладонь к уху. - Утверждает, что он мессия по имени Иисус Христос, - пояснил Киафа. - "Кто дерзнет сказать слово от имени моего, а я не повелел ему говорить, тот да умрет". Второзаконие, глава восемнадцатая, стих двадцатый, - пробормотал бен Зарх. - Значит, ты не рожден женщиной? - задал новый вопрос Киафа. - С чего ты это взял? - усмехнулся Курочкин. - Я такой же сын человеческий, как и все. - Чтишь ли ты субботу? - Там, откуда я прибыл, два выходных в неделю. По субботам мы тоже не работаем, - Что же это за царство такое? - Как вам объяснить? Во всяком случае, оно не имеет отношения к миру, в котором вы живете. - Что? - переспросил бен Зарх. - Говорит, что его царство не от мира сего. Как же ты сюда попал? - Ну, технику этого дела я вам рассказать не могу. Это знают только те, кто меня сюда перенес. - Кто же это? Ангелы небесные? Курочкин не ответил. Киафа поглядел на собравшихся. - Еще вопросы есть? Слово взял Иосиф Гур Арий. - Скажи, как же ты чтишь субботу, если в этот день ты занимался врачеванием? - А что же, по-вашему, лучше, чтобы человек умер в субботу? - задал в свою очередь вопрос Курочкин. - У нас, например, считают, что суббота для человека, а не человек для субботы. Допрос снова перешел к Киафе. - Называл ли ты себя царем иудейским? - Вот еще новость! - Курочкин снова пришел в раздражение. - Глупее ты ничего не придумаешь?! Управитель дал ему новую затрещину. - Ах так?! - взревел Курочкин. - При таких методах следствия я вообще отказываюсь отвечать на вопросы! - Уведите его! - приказал Киэфа. x x x Понтий Пилат беседовал в претории с гостем, прибывшим из Александрии. Брат жены прокуратора Гай Прокулл, историк, астроном и врач, приехал в Ерушалаим, чтобы познакомиться с древними рукописями, находившимися в Храме. Прислуживавшие за столом рабы собрали остатки еды и удалились, оставив только амфоры с вином. Теперь, когда не нужно было опасаться любопытных ушей, беседа потекла свободней. - Мне сказала Клавдия, что ты хочешь просить императора о переводе в Рим. Чем это вызвано? - спросил Прокулл. Пилат пожал плечами. - Многими причинами, - ответил он после небольшой паузы. - Пребывание в этой проклятой стране подобно жизни на вулкане, сегодня не знаешь, что будет завтра. Они только и ждут, чтобы всадить нож в спину. - Однако же власть прокуратора... - Одна видимость. Когда я подавляю восстание, всю славу приписывает себе Люций Вителлий, когда же пытаюсь найти с иудеями общий язык, он шлет гонцов в Рим с доносами на меня. Собирать подати становится все труднее. Мытарей попросту избивают на дорогах, а то и отнимают деньги. Недоимки растут, и этим ловко пользуется Вителлий, который уже давно хочет посадить на мое место кого-нибудь из своих людей. - И все же... - начал Прокулл, но закончить ему не удалось. Помешал рев толпы под окнами. - Вот, полюбуйся! - сказал Пилат, подойдя к окну. - Ни днем, ни ночью нет покоя. Ничего не поделаешь, придется выйти к ним, такова доля прокуратора. Пойдем со мной, увидишь сам, почему я хочу просить о переводе в Рим. Толпа неистовствовала. - Распни его! - орали, увидев Пилата, те, кто еще недавно целовал у Курочкина подол хитона. Распятие на кресте было для них куда более увлекательным мероприятием, чем любые проповеди, которыми они и без того были сыты по горло. - Распни!! - В чем вы обвиняете этого человека? - спросил Пилат, взглянув на окровавленного Курочкина, который стоял, потупя голову. Вперед выступил Киафа. - Это наглый обманщик, святотатец и подстрекатель! - Правда ли то, в чем тебя обвиняют? Мягкий, снисходительный тон Пилата ободрил совсем было отчаявшегося Курочкина. -- Это страшная ошибка, - сказал он, глядя с надеждой на прокуратора, - меня принимают тут не за того, кто я есть на самом деле. Вы, как человек интеллигентный, не можете в этом не разобраться! - Кто же ты есть? - Ученый. Только цепь нелепейших событий... - Хорошо! - прервал его Пилат. - Прошу, - обратился он к Прокуллу, - выясни, действительно ли этот человек ученый. Прокулл подошел к Курочкину. - Скажи, какие события предвещает прохождение звезды Гнева вблизи Скорпиона, опаленного огнем Жертвенника? Курочкин молчал. - Ну что ж, - усмехнулся Прокулл, - этого ты можешь и не знать. Тогда вспомни, сколько органов насчитывается в человеческом теле? Однако и на второй вопрос Курочкин не мог ответить. - Вот как?! - нахмурился Прокулл. - Принесите мне амфору. Амфора была доставлена. Прокулл поднес ее к лицу Курочкина. - Как ты определишь, сколько вина можно влить в этот сосуд? - Основание... на... полуудвоенную высоту... - забормотал тот. Как всякий гуманитарий, он плохо помнил такие вещи. - Этот человек - круглый невежда, - обратился Прокулл к Пилату, - однако невежество еще не может служить причиной для казни на кресте. На твоем месте я бы его публично высек и отпустил с миром. - Нет, распни его! - опять забесновалась толпа. Курочкина вновь охватило отчаяние. - Все эти вопросы не по моей специальности! закричал он, адресуясь непосредственно к Пилату. - Я же историк! - Историк? - переспросил Прокулл. - Я тоже историк. Может быть, ты мне напомнишь, как была укреплена Атлантида от вторжения врагов? - Я не занимался Атлантидой. Мои изыскания посвящены другой эпохе. - Какой же? - Первому веку. - Прости, я не понял, - вежливо сказал Прокулл. - О каком веке ты говоришь? - Ну, о нынешнем времени. - А-а-а! Значит, ты составляешь описание событий, которые произошли совсем недавно? - Совершенно верно! - обрадовался Курочкин. - Вот об этом я вам и толкую! Прокулл задумался. - Хорошо, - сказал он, подмигнув Пилату, - скажи, сколько легионов, по скольку воинов в каждом имел Цезарь Гай Юлий во время первого похода на Галлию? Курочкин мучительно пытался вспомнить лекции по истории Рима. От непосильного напряжения у него на лбу выступили крупные капли пота. - Хватит! - сказал Пилат. - И без того видно, что он никогда ничему не учился. В чем вы его еще обвиняете? Киафа снова выступил вперед. - Он подбивал народ на неповиновение Риму, объявил себя царем иудейским. Прокуратор поморщился. Дело оказывалось куда более серьезным, чем он предполагал вначале. - Это правда? - спросил он Курочкина. - Ложь! Чистейшая ложь, пусть представит свидетелей! - Почему ты веришь ему, в не веришь мне?! - заорал Киафа. - Я как-никак первосвященник, а он проходимец, бродячий проповедник, нищий! Пилат развел руками. - Такое обвинение должно быть подтверждено свидетелями. - Вот как?! - Киафа в ярости заскрежетал зубами. - Я вижу, здесь правосудия не добьешься, придется обратиться к Вителлию! Удар был рассчитан точно. Меньше всего Пилату хотелось впутывать сюда правителя Сирии. - Возьмите этого человека! - приказал он страже, отводя взгляд от умоляющих глаз Курочкина. x x x Иуда провел ночь у ворот претории. Он следовал за Курочкиным к дому Киафы, торчал под окнами у Анны и сопровождал процессию к резиденции прокуратора. Однако ему так и не удалось ни разу пробиться сквозь толпу к Учителю. В конце концов, выпитое вино, волнения этого дня и усталость совсем сморили Иуду. Он устроился в придорожной канаве и уснул. Проснулся он от жарких лучей солнца, припекавших голову. Иуда потянулся, подергал себя за бороду, чтобы придать ей более респектабельный вид, и пошел во двор претории, надеясь что-нибудь разузнать. В тени, отбрасываемой стеной здания, сидел здоровенный легионер и чистил мелом меч. - Пошел, пошел отсюда! - приветствовал он апостола. - У нас тут не подают! Смирив гордыню при виде меча, Иуда почтительно изложил легионеру свое дело. - Эге! - сказал тот. - Поздно же ты о нем вспомнил! Теперь он уже... - Легионер заржал и красочно воспроизвел позу, которая впоследствии надолго вошла в обиход как символ искупления первородного греха. Потрясенный Иуда кинулся бегом к Лобному месту... x x x На вершине холма стояло три креста. У среднего, с надписью "Царь иудейский", распростершись ниц, лежал плачущий Симон. Иуда плюхнулся рядом с ним. - Рабби!! - Совсем слаб твой рабби, - сказал один из стражников, рассматривая снятые с Курочкина доспехи. - Еще и приколотить как следует не успели, а он сразу того... - стражник закатил глаза, - преставился! - Со страха, что ли? - сказал второй стражник, доставая игральные кости. - Так как, разыграем? - Давай! Иуда взглянул на сморщенное в смертной муке бледное лицо Учителя и громко заголосил. - Ишь, убивается! - сказал стражник. - Верно, родственничек? - Послушайте! - Иуда встал и молитвенно сложил руки. - Он уже все равно умер, позвольте нам его похоронить. - Нельзя. До вечера не положено снимать. - Ну, пожалуйста! Вот, возьмите все, только разрешите! - Иуда высыпал перед ними на землю деньги, вырученные за осла. -- Разрешить, что ли? - спросил один из стражников. -- А может, он и не умер еще вовсе? - Второй служивый подошел к кресту и ткнул копьем в бок Курочкина. - Пожалуй, помер, не дернулся даже. Забирай своего родственничка! Между тем остальные продолжали рассматривать хитон. - Справная вещь! - похвастал счастливчик, на которого пал выигрыш. - Сносу не будет! Потрясенные смертью Учителя, апостолы торопливо снимали его с креста. Когда неловкий Иуда стал отдирать гвозди от ног, Курочкин приоткрыл глаза и застонал. - Видишь?! - шепнул Иуда на ухо Симону. - Живой! - Тише! - Симон оглянулся на стражников. - Тут поблизости пещера есть, тащи, пока не увидели! Стражники ничего не заметили. Они были целиком поглощены дележом свалившихся с неба тридцати сребреников. Оставив Курочкина в пещере на попечении верного Симона, Иуда помчался сообщить радостную весть прочим апостолам. Курочкин не приходил в сознание. В бреду он принимал Симона за своего аспиранта, оставленного в двадцать первом веке, но обращался к нему на древнееврейском языке. - Петя! Петр! Я вернусь, обязательно вернусь, не может же Хранитель оказаться такой скотиной! Поручаю тебе, в случае чего... Пять суток, отпущенных Хранителем, истекли. Где-то, в подвале двадцатиэтажного здания мигнул зеленый глазок индикатора. Бесшумно включились релейные цепи. Дьявольский вихрь причин и следствий, рождений и смертей, нелепостей и закономерностей окутал распростертое на каменном полу тело, озарил пещеру сиянием электрических разрядов и, как пробку со дна океана, вытолкнул Курочкина назад в далекое, но неизбежное будущее. - Мессия!! - Ослепленные чудесным видением, Иоанн, Иаков, Иуда и Фома стояли у входа в пещеру. - Вознесся! - Симон поднял руки к небу. - Вознесся, но вернется! Он меня нарек Петром и оставил своим наместником! Апостолы смиренно пали на колени. * Между тем Курочкин уже лежал в одних плавках на диване гостеприимного заведения Казановака. Его лицо и лоб были обложены тряпками, смоченными в растворителе. - Ну, как попутешествовали? - спросила Маша, осторожно отдирая край бороды. - Ничего. - Может, вы у нас докладик сделаете? - поинтересовался Казановак. - Тут многие из персонала проявляют любознательность насчет той жизни. - Не знаю... Во всяком случае не сейчас. Собранные мною факты требуют еще тщательной обработки, тем более, что, как выяснилось, евангелисты толковали их очень превратно. - Что ж, конь о четырех ногах и тот ошибается, - философски заметил Казановак. Он вздохнул и, тщательно расправив копирку, приступил к составлению акта на недостачу реквизита. - Что там носят? - спросила Маша. - Длинное или короткое? - Длинное. - Ну вот, говорила Нинке, что нужно шить подлиннее! Ой! Что это у вас?! - Она ткнула пальцем в затянувшиеся розовой кожицей раны на запястьях. И здесь, и здесь, и бок разодран! Вас что, там били? - Нет, вероятно поранился в пути. Казановак перевернул лист. - Так как написать причину недостачи? - Напишите, петля гистерезиса, - ответил уже поднаторевший в терминологии Курочкин,  * ОБЫКНОВЕННАЯ ФАНТАСТИКА *  ПОЕЗДКА В ПЕНФИЛД Современная сказка - Пожалуй, я лучше выпью еще коньяку, - сказал Лин Крэгг. Подававшая чай служанка многозначительно взглянула на Мефа. Тот пожал плечами. - Зачем вы так много пьете, Лин? В вашем положении... - В моем положении стаканом больше или меньше уже ничего не решает. Вчера меня смотрел Уитроу. - Теперь мы справимся сами, Мари, - сказал Меф. - Оставьте нам кекс и коньяк. Он подождал, пока служанка вышла из комнаты. - Так что вам сказал Уитроу? - Все, что говорит врач в подобных случаях пациенту. Вы не возражаете? - Крэгг протянул руку к бутылке. - Мне, пожалуйста, совсем немного, - сказал Меф. Несколько минут он молча вертел в пальцах стакан. - Вы знаете, Лин, что труднее всего бывает находить слова утешения. Да и не всегда они нужны, особенно таким людям, как вы. И все же поймите меня правильно... Ведь в подобных случаях всегда остается надежда... - Не нужно, Эзра, - перебил Крэгг. - Я не понимаю обычного стремления друзей прибавить к физическим страданиям еще и пытку надеждой. - Хорошо, не будем больше об этом говорить. - Вы знаете, Эзра, - сказал Крэгг, - что жизнь меня не баловала, но если бы я мог вернуть один-единственный момент прошлого... - Вы имеете в виду ту историю? Крэгг кивнул. - Вы никогда мне о ней ничего не рассказывали, Лин. Все, что я знаю... - Я сам старался ее забыть. К сожалению, мы не вольны распоряжаться своей памятью. - Это, кажется, произошло в горах? - Да, в Пенфилде. Ровно сорок лет назад. Завтра - сорокалетие моей свадьбы и моего вдовства. Он отпил большой глоток. - Собственно говоря, я был женат всего пять минут. - И вы думаете, что если бы вам удалось вернуть эти пять минут?.. - Признаться, я постоянно об этом думаю. Меня не оставляет мысль, что тогда я... ну, словом, вел себя не наилучшим образом. Были возможности, которых я не использовал. - Это всегда так кажется, - сказал Меф. - Возможно. Но тут, пожалуй, особый случай. С того момента, как Ингрид потеряла равновесие, было совершенно очевидно, что она полетит в пропасть. Я достаточно хорошо владею лыжными поворотами на спусках и еще мог... - Глупости! - возразил Меф. - Вся эта картина придумана вами потом. Таково свойство человеческой психики. Мы неизбежно... - Нет, Эзра. Просто тогда на мгновение меня охватило какое-то оцепенение. Странное фаталистическое предчувствие неизбежности беды, и сейчас я готов продать душу дьяволу только за это единственное мгновение. Я так отчетливо представляю себе, что тогда нужно было делать! Меф подошел к камину и стал спиной к огню. - Мне очень жаль, Лин, - сказал он после долгой паузы. - По всем канонам я бы должен был теперь повести вас в лабораторию, усадить в машину времени и отправить путешествовать в прошлое. К сожалению, так бывает только в фантастических рассказах. Поток времени необратим, но если бы даже сам дьявол бросил вас в прошлое, то все события в вашей новой системе отсчета были бы строго детерминированы еще не существующим будущим. Петлю времени нельзя представить себе иначе, как петлю. Надеюсь, вы меня поняли? - Понял, - невесело усмехнулся Крэгг. - Я недавно прочитал рассказ. Человек, попавший в далекое прошлое, раздавил там бабочку, и от этого в будущем изменилось все: политический строй, орфография и еще что-то. Это вы имели в виду? - Примерно это, хотя фантасты всегда склонны к преувеличениям. Причинно-следственные связи могут быть различно локализированы в пространстве и во времени. Трудно представить себе последствия смерти Наполеона в младенческом возрасте, но, право, Лин, если бы ваша далекая прародительница избрала себе другого супруга, мир, в котором мы живем, изменился бы очень мало. - Благодарю вас! - сказал Крэгг. - И это все, что мог мне сообщить философ и лучший физик Дономаги Эзра Меф? Меф развел руками: - Вы преувеличиваете возможности науки, Лин, особенно там, где это касается времени. Чем больше мы вдумываемся в его природу, тем сумбурнее и противоречивее наши представления о нем. Ведь даже теория относительности... -Ладно, - сказал Крэгг, опорожняя стакан, - я вижу, что действительно лучше иметь дело с Сатаной, чем с вашим братом. Не буду больше вам надоедать. - Пожалуй, я вас провожу, - сказал Меф. - Не стоит, тут два шага. За двадцать лет я так изучил дорогу, что могу пройти с закрытыми глазами. Спокойной ночи! - Спокойной ночи! - ответил Меф. x x x Крэгг долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Его сильно покачивало. В доме непрерывно звонил телефон. Открыв наконец дверь, он в темноте подошел к аппарату. - Слушаю! - Алло, Лин! Говорит Меф. Все в порядке? - В порядке. - Ложитесь спать. Уже двенадцать часов. - Самое время продать душу дьяволу! - Ладно, только не продешевите. - Меф положил трубку. x x x - К вашим услугам, доктор Крэгг. Лин включил настольную лампу. В кресле у книжного шкафа сидел незнакомый человек в красном костюме, облегавшем сухощавую фигуру, и черном плаще, накинутом на плечи. - К вашим услугам, доктор Крэгг, - повторил незнакомец. - Простите, - растерянно сказал Крэгг, - но мне кажется... - Что вы, уйдя от одного литературного штампа, попали в другой? Не так ли? - усмехнулся посетитель. - К сожалению, вне этих штампов проблема путешествий во времени неразрешима. Либо машина времени, либо... я. Итак, чем могу быть полезен? Крэгг сел в кресло и потер лоб. - Не беспокойтесь, я не призрак, - сказал гость, кладя ногу на ногу. - Да, но... - Ах это?! - он похлопал рукой по щегольскому лакированному копыту, торчавшему из-под штанины. - Пусть это вас не смущает. Мода давно прошедшего времени. Гораздо удобнее и элегантней, чем ботинки. Крэгг невольно бросил взгляд на плащ, прикрывавший спину незнакомца. - Вот оно что! - нахмурился тот и сбросил плащ. - Что ж, вполне понятный вопрос, если учесть все нелепости, которые выдумывали о нас попы на протяжении столетий. Я понимаю, дорогой доктор, всю грубость и неуместность постановки эксперимента подобного рода, но если бы я... то есть я хотел сказать, что если бы вы... ну, словом, если бы такой эксперимент был допустим с этической точки зрения, то вы бы собственными глазами убедились, что никаких признаков хвоста нет. Все это - наглая клевета! - Кто вы такой? - спросил Крэгг. Гость снова сел. - Такой же человек, как и вы, - сказал он, накидывая плащ. - Вам что-нибудь приходилось слышать о цикличности развития всего сущего? - Приходилось. Развитие по спирали. - Пусть по спирали, - согласился гость, - это дела не меняет. Так вот, мы с вами находимся на различных витках этой спирали. Я - представитель цивилизации, которая предшествовала вашей. То, чего достигла наша наука: личное бессмертие, способность управлять временем, кое-какие трюки с трансформацией, - неизбежно вызывало в невежественных умах людей вашего цикла суеверные представления о нечистой силе. Поэтому немногие сохранившиеся до сего времени представители нашей эры предпочитают не афишировать своего существования. - Ерунда! - сказал Крэгг. - Этого быть не может! - Ну, а если бы на моем месте был пришелец из космоса, - спросил гость, - вы поверили бы в реальность его посещения? - Не знаю, может быть, я поверил бы, но пришелец из космоса не пытался бы купить мою душу. - фу! - На лице незнакомца появилось выражение гадливости. - Неужели вы верите в эти сказки?! Могу ли я - представитель воинствующего атеизма, пугало всех церковников, заниматься подобной мистификацией? - Зачем же тогда вы - здесь? - спросил Крэгг. - Из чисто научного интереса. Я занимаюсь проблемой переноса во времени и не могу без согласия объекта... - Это правда?! - Крэгг вскочил, чуть не опрокинув кресло. - Вы могли бы меня отправить на сорок лет назад?! Незнакомец пожал плечами. - А почему бы и нет? Правда, с некоторыми ограничениями. Детерминизм причинно-следственных связей... - Я это уже сегодня слышал, - перебил Крэгг. - Знаю, - усмехнулся гость. - Итак, вы готовы? - Готов! - Отлично! - Он снял со своей руки часы. - Ровно сорок лет? Крэгг кивнул. - Пожалуйста! - Он перевел стрелки и застегнул ремешок на руке Лина. - В тот момент, когда вы захотите начать трансформацию, нажмите эту кнопку. Крэгг взглянул на циферблат, украшенный непонятными знаками. - Что это такое? - Не знаю, как вам лучше объяснить, - замялся незнакомец. - Человеку суеверному я бы сказал, что это - волшебные часы, физику был бы ближе термин - генератор поля отрицательной вероятности, хотя что это за поле, он бы так и не понял, но для вас, дорогой доктор Крэгг, ведь все равно. Важно, что механизм, который у вас сейчас на руке, просто средство перенестись в прошлое. Надеюсь, вы удовлетворены? - Да, - не очень уверенно ответил Крэгг. - Раньше, чем я вас покину, - сказал гость, - мне нужно предупредить вас о трех существенных обстоятельствах: во-первых, при всем моем глубоком уважении к памятникам литературы, я не могу не отметить ряд грубых неточностей, допущенных господином Гете. Приобретя с моей помощью молодость, Фауст никак не мог сохранить жизненный опыт старца, о чем, впрочем, свидетельствует его нелепое поведение во всей этой истории. В нашем эксперименте, помолодев на сорок лет, вы лишитесь всяких знаний, приобретенных за это время. Если вы все же хотите что-то удержать в памяти, думайте об этом в период трансформации. Во-вторых, вероятно, вы знаете, что физическое тело не может одновременно находиться в различных местах. Поэтому приступайте к трансформации в той точке пространства, в которой находились в это время сорок лет назад. Иначе я не отвечаю за последствия. Вы меня поняли? Крэгг кивнул головой. - И наконец, снова о причинно-следственных связях. В старой ситуации вы можете вести себя иначе, чем в первый раз. Однако, к чему это приведет, заранее предсказать нельзя. Здесь возможны... э-э-э... различные варианты, определяемые степенью пространственно-временной локальности все тех же связей. Впрочем, вы это уже знаете. Засим... - он отвесил низкий поклон. - Ах, Сатана! Я, кажется, здесь немного наследил своими копытами! Это, знаете ли, одно из неудобств... - Пустяки! - сказал Крэгг. - Прошу великодушно извинить. Сейчас я исчезну. Боюсь, что вам придется после этого проветрить. Сернистое топливо. К сожалению, современная химия ничего другого для трансформации пока предложить не может. Желаю успеха! Крэгг подождал, пока рассеется желтоватое облако дыма, и подошел к телефону: - Таксомоторный парк? Прошу прислать машину. Улица Грено, дом три. Что? Нет, за город. Мне срочно нужно в Пенфилд. * - Въезжаем в Пенфилд, - сказал шофер. Крэгг открыл глаза. Э_т_о б_ы_л н_е т_о_т П_е_н_ф_и_л_д. Ярко освещенные окна многоэтажных домов мелькали по обе стороны улицы. - Вам в гостиницу? - Да. Вы хорошо знаете город? Шофер удивленно взглянул на него. - Еще бы! Мне уже много лет приходится возить сюда лыжников. Из всех зимних курортов... - А вы не помните, тут на горе жил священник. Маленький домик на самой вершине. - Помер, - сказал шофер. - Лет пять как похоронили. Теперь тут другой священник, живет в городе, возле церкви. Мне и туда случалось возить... По всяким делам, - добавил он, помолчав. - Я хотел бы проехать по городу, - сказал Крэгг. - Что ж, это можно, - согласился шофер. Крэгг смотрел в окно. Н_е_т, э_т_о б_ы_л р_е_ш_и_т_е_л_ь_н_о д_р_у_г_о_й П_е_н_ф_и_л_д. -А вот - фуникулер, - сказал шофер. - Теперь многие предпочитают подниматься наверх в фуникулере. Времена меняются, и даже лыжный спорт... - Ладно, везите меня в гостиницу, - перебил Крэгг. Мимо промелькнуло старинное здание ратуши. Стрелки часов на башне показывали два часа. Крэгг узнал это место. Тут вот, направо, должна быть гостиница. - Приехали, - сказал шофер, останавливая машину. - Это не та гостиница. - Другой здесь нет. - Раньше была, - сказал Крэгг, вглядываясь в здание. - Была деревянная, а потом на ее месте построили эту. - Вы в этом уверены? Шофер пожал плечами: - Что я, дурачить вас буду? - Хорошо, - сказал Крэгг, - можете ехать назад, я тут останусь. Он вышел на тротуар. - Приятно покататься! - сказал шофер, пряча деньги в карман. - Снег сейчас превосходный. Если вам нужны лыжи получше, советую... - Хватит! - Крэгг со злобой захлопнул дверцу. ...В пустом вестибюле за конторкой дремала дежурная. - Мне нужен номер во втором этаже с окнами на площадь, - сказал Крэгг. - Вы надолго к нам? - Не знаю. Может быть... - Крэгг запнулся. - Может быть, на несколько дней. - Покататься на лыжах? - Какое это имеет значение? - раздраженно спросил он. Дежурная улыбнулась. - Решительно никакого. Заполните, пожалуйста, карточку. - Она протянула ему белый листок, на котором Крэгг написал свою фамилию и адрес. - Все? - Все. Пойдемте, я покажу вам номер. Где ваши вещи? - Пришлют завтра. Они поднялись во второй этаж. Дежурная сняла с доски ключ и открыла дверь. - Вот этот. Крэгг подошел к окну. З_д_а_н_и_е р_а_т_у_ш_и в_и_д_н_е_л_о_с_ь_ _ч_у_т_ь л_е_в_е_е, ч_е_м е_м_у с_л_е_д_о_в_а_л_о б_ы - Эта комната мне не подходит. А что рядом? - Номер рядом свободен, но там еще не прибрано. Оттуда выехали только вечером. - Это неважно. - Да, но сейчас нет горничной. - Я сказал, что это не имеет значения! - Хорошо, - вздохнула дежурная, - если вы настаиваете, я сейчас постелю. Кажется, это было то, что нужно, но кровать стояла у д_р_у_г_о_й с_т_е_н_ы. Крэгг подождал, пока дежурная расстелила простыни. - Спасибо! Больше ничего не надо. Я ложусь спать. - Спокойной ночи! Вас утром будить? - Утром? - Казалось, он не понял вопроса. - Ах, утром! Как хотите, это уже не существенно. Дежурная фыркнула и вышла из комнаты. Крэгг отдернул штору, передвинул кровать к противоположной стене и, погасив свет, начал раздеваться. Он долго лежал, глядя на узор обоев, пока блик луны не переместился к изголовью кровати. Тогда, зажмурив глаза, он нажал кнопку на часах... x x x "Если вы хотите удержать что-то в памяти, думайте об этом в период трансформации". ...Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие. Когда ей удалось стать второй лыжей на снег, она вскрикнула, обрыв был всего в нескольких метрах. Она поняла, что тормозить уже поздно, и упала на левый бок. Большой пласт снега под ней стал медленно оседать вниз... Крэгг проснулся со странным ощущением тяжести в голове. Лучи утреннего солнца били в глаза, проникая сквозь закрытые веки. Он перевернулся на бок, пытаясь вспомнить, что произошло вчера. Кажется, вчера они с Ингрид до двух часов ночи катались на лыжах при лунном свете. Потом, в холле, она сказала... Ах, черт! Крэгг вскочил и торопливо начал натягивать на себя еще не просохший со вчерашнего дня свитер. Проспать в такой день! Сбегая по лестнице, он чуть не сбил с ног поднимавшуюся наверх хозяйку в накрахмаленном чепце и ослепительно белом переднике. - Торопитесь, господин Крэгг! - На ее лице появилось добродушно-хитрое выражение. - Барышня вас уже давно ждет. Смотрите, как бы... Крэгг в два прыжка осилил оставшиеся ступеньки. - Ингрид! - А мой совет: до обрученья не целуй его! - пропела Ингрид, оправляя прическу. - Садитесь лучше пить кофе. Признаться, я уже начала думать, что вы, раскаявшись в своем безрассудстве, умчались в город, покинув обманутую Маргариту. ...Когда ей удалось стать второй лыжей на снег, она вскрикнула... - Не знаю, что со мной случилось, - сказал Крэгг, размешивая сахар. - Я обычно так рано встаю. - Вы нездоровы? - Н-н-нет. - Сожаление об утерянной свободе? - Что вы, Ингрид! - Тогда смажьте мои лыжи. Мы поднимемся наверх в фуникулере, а спустимся... - Нет!! - Крэгг опрокинул чашку на скатерть. - Не нужно спускаться на лыжах! - Что с вами, Лин?! - спросила Ингрид, стряхивая кофе с платья. - Право, вы нездоровы. С каких пор?.. - Там... - Он закрыл глаза руками. ...Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие... - Там... пни! Я... боюсь, Ингрид! Умоляю вас, пойдем назад по дороге! Мы можем спуститься в фуникулере. Ингрид надула губы. - Странно, вчера вы не боялись никаких пней, - сказала она, вставая. - Даже ночью не боялись. Вообще, вы сегодня странно себя ведете, Еще не поздно... - Ингрид! - Перестаньте, Лин! У меня нет никакого желания тащиться три километра пешком под руку со своим добродетельным и трусливым супругом или стать всеобщим посмешищем, спускаясь в фуникулере. Я иду переодеваться. В вашем распоряжении десять минут, чтобы подумать. Если вы все это делаете против своей воли, то еще есть возможность... - Хорошо, - сказал Крэгг, - сейчас смажу ваши лыжи... x x x ... - Согласен ли ты взять в жены эту женщину? .. .обрыв был всего в нескольких метрах. Она поняла, что тормозить уже поздно, и упала на левый бок... - Да. - А ты согласна взять себе в мужья этого мужчину? - Согласна. - Распишитесь... Церемония окончилась. - Ну? - прикрепляя лыжи, Ингрид снизу взглянула на Крэгга. В ее глазах был вызов. - Вы готовы? Крэгг кивнул. - Поехали! Ингрид взмахнула палками и вырвалась вперед... Крэггу казалось, что все это он уже однажды видел во сне: и синевато-белый снег, и фонтаны пыли, вырывающиеся из-под ног Ингрид на поворотах, и красный шарф, полощущий на ветру, и яркое солнце, слепящее глаза. Впереди одиноко маячила старая сосна. Ингрид мелькнула рядом с ней. Д_а_л_ь_ш_е в с_н_е_г_у д_о_л_ж_е_н б_ы_л т_о_р_ч_а_т_ь п_е_н_ь. ...Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие... Ингрид вошла в правый поворот. В правый! Крэгг облегченно вздохнул. - Не так уж много пней, - крикнула она, резко заворачивая влево. - Все ваши страхи... - Взглянув на ехавшего сзади Крэгга, она потеряла равновесие. Правая лыжа взметнулась вверх. Крэгг присел и, оттолкнувшись изо всех сил палками, помчался ей наперерез. Они столкнулись в нескольких метрах от обрыва. Уже падая в пропасть, он услышал пронзительный крик Ингрид. Дальше весь мир потонул в нестерпимояркой вспышке света. - Вот ваша газета, доктор Меф, - сказала служанка. x x x Эзра Меф допил кофе и надел очки. Несколько минут он с брезгливым выражением лица просматривал сообщения о событиях в Индо-Китае. Затем, пробежав статью о новом методе лечения ревматизма, взглянул на последнюю страницу. Его внимание привлекла заметка, напечатанная петитом и обрамленная черной каймой. В номере гостиницы курорта Пенфилд скончался известный ученый-филолог, профессор государственного университета Дономаги, доктор Лин Крэгг. Наша наука потеряла в его лице... Меф сложил газету и прошел в спальню. - Нет, Мари, - сказал он служанке, - этот пиджак повесьте в шкаф, я надену черный костюм. - С утра? - спросила Мари. - Да, у меня сегодня траур. Нужно еще выполнить кое-какие формальности. - Кто-нибудь умер? - Лин Крэгг. - Бедняга! - Мари достала из шкафа костюм. - Он очень плохо выглядел последние дни. А вы его вчера даже не проводили! - Это случилось в Пенфилде, - сказал Меф. - Кажется, он поехал кататься на лыжах. - Господи! В его-то годы! Вероятно, на что-нибудь налетел! - Вероятно, если исходить из представлений пространственно-временного континуума. Ах, Сатана!.. - Ну, что еще случилось, доктор Меф? - спросила служанка. - Опять куда-то задевался рожок для обуви! Вы не представляете, какая мука - натягивать эти модные ботинки на мои старые копыта! УТКА В СМЕТАНЕ Откровенно говоря, я люблю вкусно поесть Не вижу причины это скрывать, потому что ведь от гурмана до обжоры, как принято нынче выражаться, дистанция огромного размера Просто я считаю что каждое блюдо должно быть приготовлено наилучшим образом. Возьмем, к примеру, обыкновенный кусок мяса. Можно его кинуть в кастрюлю и сварить, можно перемолоть на котлеты, а можно, потушив в вине с грибами и пряностями, создать произведение кулинарного искусства К сожалению, в наше время люди начали забывать, что еда - это прежде всего удовольствие Увы, канули в Лету придорожные кабачки, где голодного путника ждала у пылающего очага утка, поджаренная на вертеле. Кстати, об утках: уверяю вас, что обычная газовая плита дает возможность приготовить утку ничуть не хуже, чем это делалось нашими предками. Просто нужно перед тем, как поставить ее в сильно нагретую духовку, обмазать всю тушку толстым слоем сметаны. Если вы при этом проявите достаточно внимания и не дадите утке перестоять, ваши труды будут вознаграждены восхитительной румяной корочкой, тающей во рту Многие считают, что утку нужно жарить с яблоками. Глупости! Наилучший гарнир - моченая брусника. Не забудьте положить внутрь утки, так сказать в ее недра, несколько зернышек душистого перца, немного укропа и лавровый лист. Это придает блюду ни с чем не сравнимый аромат. Был воскресный день, и я только посадил утку в духовку, как раздался звонок в передней. - Это, наверное, почта, - сказала жена - Пойди открой. У меня очень обширная корреспонденция. Не буду скромничать. Как писатель-фантаст, я пользуюсь большой известностью После выхода книги меня буквально засыпают письмами. Пишут обычно всякую галиматью, но я бережно храню все эти листки, чаще всего нацарапанные корявым почерком со множеством ошибок, храню потому, что ведь это, что ни говори, часть моей славы. Когда ко мне приходят гости, особенно собратья по перу, я люблю достать папки с письмами и похвастать ими. К сожалению, дело не всегда ограничивается посланиями. Мне часто звонят по телефону. У меня уже выработалась особая система уклоняться от просьб "уделить несколько минут для очень важного разговора". Все это или графоманы, или восторженные юнцы, принимающие всерьез то, что я пишу. Хуже, когда они являются без предварительного звонка, Тут, хочешь не хочешь, приходится тратить на них время. Иногда мне даже всучивают рукописи, которые я, признаться, никогда не читаю. Держу некоторое время у себя, а потом отвечаю по почте, что, дескать, замысел не лишен интереса, но нужно больше обращать внимания на язык и тщательнее работать над сюжетом. Как-то все-таки приходится заботиться о своей популярности. Итак, я пошел открыть дверь. Это был не почтальон. Переминавшийся с ноги на н