ее. А,
Пик не знает,  что узкоглазый убит, да и про уля  Орика он ничего не  знает:
видел-то его  узкоглазый. А эти двое  -- а,Грип и  а,Урк -- "увязли" плотно.
Летите спокойно. Можешь у Орика взять еще номера бойцов Трэга и Эл-ти.
     Уль  Ир-фа знал все! А ведь ни я, ни  Орик ничего  ему не рассказывали.
Да, политоры действовали, хотя в городе было спокойно. Я подумал, что, может
быть, как фигура -- Ир-фа  посолиднее  а,Тула и даже Орика, что он абсолютно
бесстрашен, этот маленький седоватый политор  с никакой должностью в  жизни,
если учесть, что раньше он бороздил космос.
     Неожиданно  Ир-фа  схватил меня за руку  и показал в  небо,  я  глянул,
обалдел, и  тут  же на нашу  доску, на которой мы сидели,  на  самый краешек
мягко "приземлилась", моментально убрав  крылья, Финия с маленьким  сынишкой
на руках. Высший класс!
     -- Откуда вы, Финия?! -- сказал я. -- Мы  давно здесь сидим. Вы летали,
да, когда мы прибыли?
     --  И вовсе нет, -- сказала она, смеясь. -- Я тихонечко пришла  в клуб,
вижу -- вы сидите. Так же тихо я надела крылышки и...
     -- Где, где вы взлетели?! -- сказал я.
     -- А за помещением клуба.
     -- Прямо с земли?!
     -- Ну да. Я умею ловить поток и с земли.
     --  Потрясающе!  Ир-фа,  а почему вы  не  увидели Финию  своим  третьим
глазом, а? -- спросил я.
     -- Стойка вышки мешает, -- сказал он, и все мы рассмеялись.
     -- Митя, хотите полетать? -- спросила Финия.
     -- О! -- воскликнул я. -- Ужасно хочу! Уль Ир-фа, можно?
     -- Можно, -- сказал он. -- Валяй, малыш. Время есть. Через пять минут я
опять был в воздухе. И опять получилось сразу же, разрази меня гром! Я парил
в свое удовольствие, забираясь высоко в небо;
     я пытался, пока безуспешно,  выполнить  кое-какие трюки,  кося глаз  на
вышку, на Финию и Ир-фа, но они были едва видимы, далеко. Заканчивая один из
кругов,  я поглядел  чуть влево и ахнул: совсем рядом со мной парил  Ир-фа и
улыбался мне. Легко, даже несколько небрежно он выполнил три-четыре трюка, и
я был  просто  потрясен. И  Финия, конечно, была не  простой  орешек, она не
случайно  предложила полетать мне одному, будто Ир-фа -- или старый,  или не
умеет,  но оба они, наверное, прекрасно поняли,  что  возможен розыгрыш.  Мы
вернулись  с Ир-фа на землю  одновременно, и в этот раз  посадка мне удалась
вполне.
     Мы попрощались с Финией, и я "повез" Ир-фа в планетарий.
     -- Надо бы взять с согласия политоров чертежи крыльев, баллончика, брюк
и прочего, -- сказал я. -- Это удобно?
     -- Нет ничего легче, -- сказал Ир-фа.
     --  Скажите, уль  Ир-фа, а это  правда,  что моро --  не политоры, хотя
давно с вами? Будто их привезли?
     --  Ты  будешь у моро, может, они тебе сами расскажут. Глубокий  поклон
Малигату, он великий моро.
     -- И уж конечно его скульптуры нет в вашем музее великих?!
     -- Случись  такое,  Горгонерр просто загрыз бы  скульптора  и директора
музея, забыв о своей элитарности.
     ... На  обеде  присутствовали  все, и Оли тоже.  Орик доставил моро без
приключений.  А Пилли и  папа  действительно поглядели  галерею  великих; он
прихватил  с  собой  фотоаппарат  и  отщелкал  четыре  пленки, хотя  великих
политоров  было куда  больше. Я спросил, были  ли там изображения женщин,  и
Пилли сказала:
     -- А ты думал нет? В элитарной среде у нас демократия.
     --  Да  нет...  -- Я  смутился. --  Я уверен,  что  в жизни  они  есть,
например, ты, Пилли, я думал нет скульптур.
     -- Есть, -- сказала она. --  А  твоего папу я повела туда и с корыстной
целью: там есть моя скульптура.
     Я -- обомлел.
     -- Такая молоденькая и... Это за кулинарное искусство?
     -- Нет, по этому разделу там были звезды похлеще меня.
     -- "Планирование"? -- спросил я.
     --  Нет.  Я  автор  трех работ,  благодаря  которым  корабли  Политории
увеличили скорость в полтора раза. Ну как?
     Она  сказала это, когда  уже  заканчивалось чаепитие,  и  уместно  было
встать из-за  стола. Что я  и  сделал, брякнувшись в дальнее кресло, и долго
молчал. Пилли мне бешено нравилась, но я и думать не думал, что  она великая
женщина. Впрочем, нет, --  она  великая  женщина, решил  я, даже  если бы ее
скульптура не стояла в музее. Великая  -- и все тут. Я это  чувствовал, хотя
вряд ли бы смог объяснить словами.
     После я ненадолго маханул к Латору. Не стесняясь, я долго обнимал его и
гладил его крылья. Лата и Латор были в  восторге от моего подарка -- костюма
и платья, и оба  были очень  смущены. Латор дал мне много корней и объяснил,
как  их  быстро сушить  и  заваривать.  Но конечно, в настоящий  восторг без
всякого смущения  пришла Мики. Крылышко ее прошло,  а уж  с ними она и вовсе
была  похожа  на  ангела:  огромные  ресницы  и  белые  локоны  --  все  как
полагается. Сначала  она  раз пять  пересмотрела все  игрушки,  которые я ей
подарил, потом забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала:
     -- Ты замечательный, хотя у тебя и нет крылышек. Почему?
     -- Потому что я с Земли, а это другая планета.
     -- А папа может до нее долететь?
     -- Нет, -- вздохнул я. -- Это в космосе. Очень далеко!
     -- Нет, он может! -- сказала Мики. -- Папа все может!
     -- Тебе папа  и мама  объяснили, на что ты опираешься крылышками, когда
сама летаешь?
     -- Ни на что. Я просто ими машу.
     -- Мики, -- сказала Лата. -- Я же тебе объясняла.
     -- Ах да, я забыла. Я -- опираюсь -- на воздух...
     -- Ну вот. А когда летишь на Землю -- это космос, без воздуха.
     -- Ну, а как же ты туда летаешь?
     -- На космическом корабле.
     -- А он как летит?
     -- Его сильно-сильно запускают вверх.
     -- И папа, и я можем полететь на эту вашу Землю?
     -- Очень бы хотелось, но я пока не знаю -- когда.
     -- Узнаешь, и  тогда опять приходи к нам, ладно? --  сказала  Мики, и я
сказал, ладно, постараюсь, и мы распрощались.
     Дома царила какая-то подавленность и возбуждение  одновременно.  Звонил
Горгонерр и велел Орику быть  осторожным в путешествии. В Ромбисе и Калихаре
чиновники-управляющие вместе с полицией пытались загнать политоров в  шахты.
Те отказались.  Началась свалка, и в  обоих  городах  по одному управляющему
было  убито. Погиб один полицейский. Стрелять полицейским  было запрещено, и
многие политоры попали в тюрьму. В Лукусе тихо, И Горгонерр перебросил часть
войск оттуда в Ромбис и Калихар, но ни там, ни там, ни в Тарнфиле он пока не
объявил военного положения. А повстанцы молчат. Атмосфера накаляется. Будьте
осторожны.


        Часть 3


        1
     Среди  высоких и прямых  деревьев это  дерево  было  тоже  высоким,  но
корявым, с толстенными ответвлениями,  на которых  вполне можно было лежать,
что я и делал. Рядом, чуть дальше по ветке, которую и веткой-то  не назовешь
из-за толщины,  лежал  с копьем  Олуни;  таких  разлапистых деревьев,  среди
которых шла водопойная тропа  животных,  было  несколько, и на одном из них,
ближе к реке, лежал Культут и еще один  моро, тоже с копьями. Я, разумеется,
был  без копья, как и папа, который еще с одним  моро лежал  на дереве, тоже
расположенном ближе к реке. Мы добрались сюда от поселения почти  в темноте,
и дерево, которое выбрал Олуни, было таким корявым, наклонным и толстым, что
я,  поднимаясь по нему  до нужной ветки, шел иногда  просто как по наклонной
плоскости без  рук, но иногда становился  на четвереньки,  чего, конечно, не
делал Олуни. Эта  охота была  "устроена" отчасти потому, что селению немного
не хватало мяса, отчасти для того, чтобы мм с папой сами увидели охоту моро.
Постепенно  светало,  но  я  очень  боялся,  что   не  хватит  света,  чтобы
сфотографировать эпизоды охоты. Нам уступили дерево, где кабан мог появиться
раньше, чем под деревьями с папой и другими моро. То ли это было сделано для
того, чтобы я уж точно увидел охоту,  то ли потому,  что этим подчеркивалось
мое  преимущественное  право  "великого" охотника,  так  как  никто  из моро
никогда не убивал криспу. Мы лежали с Олуни и ждали.
     ...  Прилетели к моро  мы еще вчера утром. Малигат  и все его поселение
встретили нас как  старых почетных  гостей.  Разумеется,  гордый  Малигат не
принял никакого участия в "обучении"  нового канала связи  "моро -- земляне"
через  "плеер"  (этому  тоже  помогли  Олуни  и Кальтут),  но  вынужденно он
пользовался  "плеером", так  как мудро  понимал, что ни папа, ни я за  такой
малый срок никак не  сможем  овладеть  хоть капелькой  языка  моро. Ближе  к
вечеру Орик и Пилли улетели в Калихар. В домике Орика осталась Оли,
     в час охоты  она,  вероятно, сладко  спала. В первый  день  мы  с папой
немного  поохотились  под водой,  слетав к  морю  на  нашей  машинке.  После
вернулись  и,  пообедав,  слетали на речку  со спиннингами. Папа поймал двух
незнакомых  рыб луффи,  довольно крупных и  вполне съедобных, а я изловил ту
папину "ведьму" -- алабию, очень здоровую.
     ... Голова моя на толстой ветви дерева  лежала возле самой пятки  Олуни
-- так мы договорились. Я лежал тихо, как мышка, распластавшись и прижавшись
к  шероховатой  коре  дерева, -- не  пошевелись. Вдруг  я почувствовал,  как
пальцы ног Олуни  легонько коснулись  моего лба, я поднял  глаза, глазами же
Олуни показал мне вниз и наискосок, и я сразу же увидел кабана, кроме клыков
над самой  его мордой  был чуть задранный  вверх острый рог, такой же,  как,
говорили,  как  третий у буйвола-хурпу. Кабан был  крупный, с очень  светлой
шкурой. Он  поравнялся с  нами,  тронулся  дальше,  и  когда  самую  малость
"отошел" от нас, Олуни откинул руку с  копьем  и метнул его  в кабана, попав
прямо под лопатку (тут я  нажал спуск, и еще несколько раз, под сплошной рев
кабана).  Олуни  тихо  крикнул  что-то  недовольным голосом  и  стал  быстро
спускаться, так как кабан метнулся в чащу  леса. Я "дунул" за Олуни. Видимо,
он был недоволен тем, что не убил кабана сразу. Бежали мы довольно долго, и,
когда я стал уже сдавать, открылась большая лесная поляна с медленно бегущим
по ней  кабаном. Олуни сделал несколько  быстрых  и длинных прыжков и пал на
кабана сверху,  умудрившись  при этом снизу ножом перерезать  тому горло.  Я
дождался,  не подходя  к  Олуни,  когда тот даст стечь кабаньей крови, потом
Олуни  взвалил  кабана на  себя, поманил  меня  рукой,  и  мы  отправились в
селение.
     -- Толстый, -- сказал Олуни. -- Вкусный. Многим хватит мяса.
     -- Ты женат, Олуни? -- спросил я.
     --  Нет, -- сказал он. -- Рано. Я хороший охотник. Вырастут охотники не
хуже меня, племя позволит мне взять себе жену.
     -- Ты будешь ее выбирать?
     -- Я ее уже выбрал. Ее зовут Талиба. Она  из другого племени. Иногда мы
встречаемся с ней, поем, плаваем, едим вкусные  плоды.  Вот глупый  моро, --
добавил он, хлопнув себя по лбу. Тут же сбросил с плеч тушу кабана, выхватил
из-за пояса сетку и мигом исчез в кроне дерева. Вскоре он спустился с полной
сеткой плодов.
     -- Давай, Олуни, съедим по штучке, -- сказал я.
     -- О, конечно! Сколько хочешь. Ты -- гость.
     -- Один я не буду, -- сказал я.
     -- Можно. Ты гость. Прошу тебя!
     Мы вернулись  в  селение,  когда  уже было светло,  потом  вернулись  и
остальные. Им повезло больше: втроем (папа не  в счет) они осилили  крупного
буйвола-хурпу.  Сквозь полусон,  ожидая папу, я  вспоминал  вчерашний ужин в
доме Малигата. Кроме папы, меня и Оли, был сам Малигат, его жена, две дочери
и два  сына.  Когда мясо было съедено  и мы пили  настои  из трав, я встал и
сказал:
     -- Вождь Малигат! Ваш друг Ир-фа кланяется вам (я глубоко поклонился) и
желает вам долгой жизни.  Мне и моему отцу очень нужна была его помощь, и он
помог нам. Спасибо вам за это.
     Едва заметно Малигат кивнул мне и папе.
     --  Будто  бы  есть история о том,  как моро  много-много  солнц  назад
прилетели на Политорию.  А  до этого  моро  жили  совсем на другой  планете.
Расскажите нам об этом, если у вас есть желание.
     Малигат выдержал необходимую паузу и начал,  иногда взмахивая  рукой  и
как бы отмечая наиболее важные места рассказа.
     -- Моро появились здесь очень давно, меня тогда еще не было на свете, и
я  не появлялся  еще  много  веков.  Но раньше  моро  жили  на другом  шаре,
крутящемся в воздухе, а когда прилетели  сюда, то стали рассказывать об этом
своим детям, а те -- своим, как они жили на другой планете. На  той  планете
были  большие  реки, и  озера,  и  леса. У нас были ручные звери с  высокими
рогами, рога у них были большие и пушистые хвосты. Они очень быстро бегали и
могли бежать долго,  от  рассвета до заката. Мы садились на них и ездили  по
всей планете. Мы жили мирно. Охотились,  ловили рыбу и рожали детей. Однажды
случилось такое, чего моро не знали никогда: с неба пошла вода, она  шла сто
дней, и дул очень сильный ветер. Он сломал наши  дома и ломал леса, животные
разбежались и  носились  --  как  безумные. Потом вода с  неба  стала падать
желтой, реки и  озера стали желтыми,  а моро и  звери начали умирать. Мы  бы
умерли все, но тут  с  неба слетели на землю  пять лодок, еще больших, чем у
политоров. Из них вылезли существа размером с вашего кольво.  Эти  существа,
маленькие и убогие, были похожи на  ходячих  рыб с руками.  Их  язык был нам
непонятен.  Они  стали нас  звать  к своим лодкам, но мы не шли.  Тогда  они
толпой  хватали одного  моро  и  волокли его  на  лодку.  Мы  ослабли  и  не
сопротивлялись.  Когда попавших на корабль напоили красной водой и им  стало
легче, моро поняли, что это спасение, и послали гонцов во все племена, и все
моро ушли  к лодкам, падая по  дороге  и умирая, а те,  кто  не умер и выпил
красной  воды,  улетели  вместе с маленькими  рыбами.  Мы летели сто  дней и
оказались на Политории, а  те  лодки, которые  спасли нас,  улетели и больше
никогда не появлялись.  Я не знаю, где была их планета и как они узнали, что
мы погибаем, но они нас спасли. Мы появились  здесь много веков назад, когда
политоры еще  не умели делать воздушные  лодки, и их дома не были похожи  на
теперешние,  а  геллы  умели сердиться,  хотя  очень  нравились  нам. Многие
негеллы  тоже  нравились нам,  но  некоторые -- нет. Они заставляли нас всех
жить в больших сараях и работать на них. Кто отказывался -- тех они убивали.
Однажды  мы собрались  все вместе, разломали  сараи и, сражаясь с политорами
досками и палками, ушли в далекие леса, и они о нас надолго забыли. Когда мы
с ними снова столкнулись, мы  были уже  с копьями, стали,  как умели раньше,
делать металл и копья. Но  они  нас  не тронули. Наверное, в  их книгах было
сказано, что  мы  умрем, но работать на них  не будем. Так  рассказывали мои
предки.
     Все долго молчали. Я выждал время и спросил:
     --  Вождь  Малигат!  А что  говорили ваши предки про других животных  в
лесах планеты Моро? Не было ли  там таких, которые были похожи, ну, на меня,
только, если бы я был шире в плечах, с длинными руками и весь волосатый, как
хурпу?
     -- Да, были. Они назывались обезьяны.
     Я поклонился ему, сел  и больше  ничего не спрашивал. Слушая  речь моро
без "плеера", я был  почти уверен, что их предки, как  и наши, --  обезьяны,
пусть и другие.  Я не спросил у Малигата  (постеснялся) --  не думает ли он,
что моро  произошли от обезьян, а он молчал. Думаю, что он  этого не знал, а
то бы сказал. Он был мудр, и знай это, не считал бы это плохим или зазорным.
     В  тот вечер, когда мы  были гостями Малигата и наконец покинули  вождя
племени, папа  сразу ушел спать (утром предстояла охота),  а мы с Оли  долго
сидели на крылечке ее домика и молча слушали ночной лес, его шорохи и звуки.
Я  глядел на небо и чувствовал, будто я на Земле, вот крылечко, вот рядом...
Натка... Нет, буквально так я не думал, просто уколола  мысль и улетучилась,
как отпрыгнула, рядом была другая  девочка, Оли, и это я чувствовал  острее,
она была не просто красивой, а красивой какой-то, ну,  близкой, что ли,  мне
красотой, -- не знаю, как сказать, -- мне было тепло от Оли и  в то же время
неспокойно, я догадывался, что даже как-то избегаю ее,  вот Пилли я искренне
восхищался,  а Оли... нет, здесь было  нечто совсем другое; иногда,  когда я
глядел на нее, внезапно  что-то сжималось во мне, и мне очень хотелось взять
ее  за руку, за обе руки,  но я  отгонял от себя это  желание, сам толком не
понимая  --  почему.  Из-за  отсутствия  у женщин  этого  третьего  глаза  я
воспринимал  ее почти как девочку с Земли,  и, слушая ее слова  по "плееру",
настолько забывал, что это не  ее голос, что она  ощущалась  мною куда более
близкой, чем, скажем, земная француженка, языка которой я тоже не знал.
     Я вздрогнул -- Оли положила мне голову на плечо, и я долго сидел, боясь
пошевелиться и  чувствуя, как бешено застучало, скачет мое сердце. Не убирая
головы с моего плеча, она прошептала странные, почти напугавшие меня слова:
     --  Сон, скоро  сон, сон, как чужая страна, где страшно и уютно, тепло,
нежно, и  я иногда  летаю, как гелла, со  своими живыми крыльями... Я  часто
вижу во сне Землю, где я никогда не была. Никогда не была. Никогда.
     Она приподняла голову с моего плеча, я почему-то на секунду зажмурился,
вдруг  ощутил  ее  ладони  на  своих  щеках и,  не  открывая  глаз,  тут  же
почувствовал ее мягкие теплые губы на  своих,  и тихо мы поцеловались. Потом
куда-то все  исчезло,  ее ладони, лицо... Полная пустота, скрип ступеней, ее
голос, очень тихий: "Никогда не была... "
     Меня качало, когда через минуту я шел к нашему домику. "Она не с Земли.
Она не с Земли, -- думал я. -- Я  ее никогда не  увижу. Ни-ког-да". И только
засыпая и чуть успокоившись, я подумал: "Не потому ли я ее избегал, прятался
от нее, не искал, чтобы потом не потерять навсегда?"

        2
     Если тот же  а,  Пик  выбирался в  Селим и  звонил в квисторию,  то там
знали,  где  группируются  повстанцы  а,Тула. В этом смысле разведывательные
винтокрылы были не нужны. Но они летали довольно часто, хотя и ближе к морю.
Что  им  было нужно --  неясно.  Что-то чувствовалось  в  этом  тревожное  и
несколько перебило главное: вернувшись с охоты, я  ждал, когда  же выйдет из
своего  домика  Оли,  но  она  не появлялась.  Вдруг  я  снова  услышал  шум
винтокрыла, вскоре он показался,  один,  и завис над "центральной площадкой"
селения.  Тут же заработал мой  коммуникатор,  я решил, что это Орик, но это
оказался командир винтокрыла.
     -- Вы, вероятно, уль Митя? -- спросил он у меня.
     -- Да, -- сказал я, глядя вверх.
     -- Передайте, пожалуйста, Малигату поклон от Ир-фа и спросите, позволит
ли он нам сесть на пару минут.
     Я сбегал к Малигату, он дал согласие, я сказал об этом  винтокрыльщику,
и  тот сел. Вырубив двигатель, он спрыгнул на землю с улыбкой от уха до уха,
а с ним  еще какой-то политор с  большой сумкой в руках. Водитель винтокрыла
подошел ко мне и, положив мне руку на плечо, сказал:
     -- Меня зовут  Фи-лол, привет! Тебе тоже  поклон  от Ир-фа  и вот  этот
сверточек -- держи.
     В  этот момент  почти подошел  и  метрах в  десяти  от нас  остановился
Малигат.  Фи-лол быстро  прошагал к  нему, они положили  руки  на плечо один
другому  и  о чем-то быстро поговорили. Потом Фи-лол вернулся  ко мне, легко
хлопнув меня по спине, бросил на ходу:  "Этот  человек все объяснит  тебе, а
Малигату я сказал" и, вскочив в винтокрыл, "завелся", боком-боком поднялся и
улетел.
     Второй политор направился к Малигату. Они обменялись поклонами, политор
что-то сказал  вождю,  тот  кивнул  и  направился  к  своему  домику, что-то
гортанно крикнув.
     -- Меня зовут Ар-кут,  --  сказал  мне этот политор, --  я  второй врач
клиники, где лежат ваши голубчики -- а,Грип и а,Урк. Сейчас Малигат даст мне
людей и я отправлюсь к  а,Тулу. Насовсем. Там есть больные и, я думаю, будут
еще.
     -- А как поживают наши голубчики? -- спросил я.
     -- Нормально. Как и сказал главный, им лежать неделю.
     -- Они уже в сознании? -- спросил я.
     --  На   три  четверти,  --  сказал  Ар-кут.   --  У   меня  забарахлил
коммуникатор, если можешь, позвони а,Тулу, что я иду.
     -- Мигом. Подбросить вас туда на машине?
     -- Нет, рискованно. Винтокрылы летают.
     --  Судя  по  тому, что  у  а,Тула  есть  лазутчики квистора,  люди  на
винтокрылах и так знают, где а,Тул.
     -- Приблизительно,  и сверху они их  не видят: высокий  и густой лес, а
машина... нет, не стоит.
     Подошли Олуни  и Кальтут, я  познакомил  их с врачом,  они должны  были
проводить его к а,Тулу. Тут же они и ушли, а я связался с лагерем а,Тула.
     -- Команда веселых музыкантов слушает.
     -- Мне бы главного флейтиста.
     -- А это я и есть.
     -- Высокородный? А я сосед.
     -- Еще какой "высокородный". А тебя я узнал.
     -- Я сейчас между водой и вашей командой. Только что к вам отправился с
охотниками политор, который вылечит  кого угодно. Нашли  вы  у себя  второго
болтуна?
     -- Да. Старались вовсю и обнаружили. Привет.
     Только  тут  я развернул  сверточек  от Ир-фа:  это  был полный  чертеж
аппарата для "планирования"! Потрясающе!
     И  тут  появилась  Оли.  Она подошла  совсем близко ко  мне  и, проведя
ладонью по моей руке, ткнула пальцем в лист.
     -- Крылья, -- сказал я. -- Чертеж.
     -- ... Я сегодня летала. Без таких. Ночью.
     -- Махнем на речку? -- сказал я. -- Только папу предупрежу.
     Я захватил снасти, фотоаппарат, лазер. Оли взяла кистевой пистолет, как
у Орика, мы сели  в машину и взлетели. Пролетев над ущельем и первой  к морю
высокой  грядой  скал,  мы нырнули вниз, я повел машину  над  речкой,  и  мы
наконец сели  почти у  моря. Когда  Оли  вышла, я  развернулся  и "вплыл"  в
извилистую  щель в боковой части скального массива;  если идти  мимо, машина
была не видна.
     Я спиннинговал возле самого впадения речки в море, надеясь поймать либо
речную,  либо  даже  морскую  рыбу. Оли фотографировала меня, в  том числе и
тогда  (я просто заорал  ей), когда что-то крупное  село у меня на блесну, и
она, умница, отсняла весь "процесс" вываживания рыбы. Она прыгала, хлопала в
ладошки и радостно  смеялась,  а  я  никуда  не мог  деться  от  собственной
гордости  и никак не  мог ее скрыть. Потом мы разделись, купнулись  у самого
берега и легли позагорать лицом к морю.  Мы молчали, было тихо,  как-то дико
вокруг и жарко. Я попросил  Оли лечь чуточку иначе, чтобы сделать ее портрет
на фоне моря.  Она легла, как я  просил,  я  вывел  трансфокатором  камеру в
положение съемки телевиком и, лежа, стал искать нужную мне точку. Неожиданно
я  увидел с помощью мощного моего телевика какую-то очень далекую точечку на
глади  моря.  Я щелкнул пару  портретов Оли,  передал ей  камеру  и попросил
поглядеть, что это там в море.
     -- Давай. Мы, птицы, видим лучше вас. -- С полминуты она глядела в море
и наконец сказала:
     --  Катер на  воздушной подушке, очень далеко, идет быстро и  именно  к
устью нашей речки.
     -- Пошли, -- сказал я, и мы, на всякий  случай пригибаясь, добрались до
щели, прошли по  ней метров триста к нашей машине, спрятали в нее все, кроме
оружия  и  камеры,  отыскали  годные  скальные  уступы и  начали  медленно и
осторожно подниматься вверх по скалам.  Минут через пять мы уже были наверху
гряды и, когда наконец добрались до обрыва, уже лежа, отыскали удобные щели,
я отдал Оли камеру, она поглядела на море и сказала:
     -- Катер военный. Идет точно к устью. Их трое.
     Через пару минут  катер  этот "вылез" на берег, и из  него  вышли  трое
политоров в морской  форме,  такую я в  Тарнфиле  не видел. Эти  трое быстро
разделись,  искупались  (Оли  отвернулась, купались они  голыми),  выйдя  на
берег, оделись, оделись и улеглись почти под нами.
     -- Отлично, что  их  ждать еще целый час,  отдохнем хоть. Надоело,  все
вода и вода под ногами, -- сказал один.
     -- А как они сообщили, что они будто бы раскрыты?..
     Я положил ладонь на  плечо Оли --  она  поглядела  на  меня. Я приложил
палец к губам,  указал ей рукой на  ее пистолет и  изобразил, что я  немного
отползу, а она пусть  слушает. Тихо  я  отполз подальше, нашел наконец нечто
вроде колодца, спустился в него и вызвал а,Тула.
     -- Великородный?
     -- Еще какой. Это ты, акулий глаз?
     -- Напрягись, -- зашептал я. -- Где двое болтунов?
     -- Ушли ловить рыбу на часок-полтора.
     -- Это не так,  -- зашептал я. -- Я прячусь наверху скалы, километрах в
пятнадцати от моро в сторону Тарнфила,  где скалы у моря прерываются.  Устье
речки. Когда те ушли?
     -- Минут тридцать назад.
     -- Подо мной трое военных  с  катера. Ждут двоих через час,  тех двоих,
которые боятся, что их раскрыли.
     -- Это очень важно. Очень. Спасибо тебе.
     -- Послать вам машину с отцом?
     -- Да. Наши машины прибудут только завтра. Ждем. Я вызвал папу:
     -- Пап, это я. Ты далеко от машины?
     -- Нет, я в поселке.
     -- Помнишь точно дорогу к а,Тулу? Только точно.
     -- Да.
     -- Возьми  вторую машину и гони на просеку к а,Тулу. Лети, сделав левый
крюк, и как можно ниже над скалами, правее тебя могут засечь. Все.
     Сверхосторожно я дополз до Оли. Те, внизу, молчали,  млели на солнышке;
нам оставалось только ждать, не шевелясь. Это было нелегко. Плюс -- жара.  Я
распластался  поудобнее,  вовсе  не  пытаясь заглянуть  вниз,  даже  чуточку
расслабился. Мы лежали  тихо, те, внизу, -- тоже;  я быстренько глянул вниз,
они загорали лицом к земле, жара, их третий глаз был закрыт.  Я тоже  закрыл
глаза, положив  правую  щеку  на  гладкий  камень. Неожиданно левой щекой  я
почувствовал  прикосновение ладони Оли, ладонь легла мягко и чуть тяжело при
этом, и так мы лежали долго и молча, и  сердце мое тукало несколько быстрее,
чем обычно. Время медленно приближалось к моменту прихода а, Пика и а, Капа.
Может,  от застылости и неудобства позы мы с Оли одновременно,  не высовывая
головы, приподнялись на локтях и  стали глядеть на море. Мы  были высоко над
ним, у берега глубина здесь была  немалой,  уходящие под воду скальные камни
были  темными, колыхались водоросли, вода под берегом была слепящей и мутной
одновременно, но мы почему-то уставились на нее. И неожиданно,  и очень тихо
из воды выросли три фигуры в темных костюмах, масках,  ластах  и баллонах, с
пистолетами в руках,  и тут же самый высокий из пловцов вынул трубку изо рта
и  громко  и резко  сказал,  рявкнул:  "Встать!", и  обалдевшие трое военных
вскочили, повернувшись лицом к берегу. Их оружие было далеко, у катера.
     -- Быстро! Кого вы ждете?! Их имена! Ваша цель?
     -- А,Пик и а,Кап. Переброска на подлодку.
     -- Номерные знаки подлодки и имя капитана. Те назвали.
     -- Это вы доставили оружие в Калихар? Мы из морской разведки.
     -- Да.
     --  Кое-кто  из  вашего  экипажа  помогал  полиции  в  Калихаре,  когда
арестовывали политоров с рудников?
     -- Да.
     Глухо щелкнули три выстрела, и те трое сползли по стене скалы на землю.
Повстанцы  оттащили  убитых за выступающий угол скалы, и там же, раздевшись,
оставили свое подводное снаряжение, вернулись и в одних трусиках легли лицом
вниз загорать.
     Подняв голову, а,Тул сказал мне:
     -- Как просматривается берег реки до поворота?
     -- Хорошо, -- сказал я, посмотрев в ту сторону.
     -- Можешь  устроиться так, чтобы была  гарантия, что тебя не заметят?..
Жди их и предупреди нас.
     -- Понял. Они вот-вот появятся.
     -- Оли, -- сказал а,Тул. -- Вы с пистолетом? С бионаводкой?
     -- Да. С таким.
     -- Если что -- не стреляйте,  неизвестно,  кого дуло выберет.  А у тебя
какое оружие? -- спросил у меня а,Тул.
     -- Лазер.
     -- Ага. Выстрел только точечный! Не стреляй без команды.
     -- Понял, -- поглядев вдоль реки, сказал я.
     Оли перевернулась на спину, нашла удобное положение и замерла, глядя  в
небо. Я  ждал этих героев, и, хотя знал, что они  появятся, все-таки немного
поразился, увидев их вдруг,  быстро шедших в нашу сторону. У  каждого в руке
был  пистолет,  и я, перевесившись чуть вниз,  сказал об этом  а,Тулу, а,Тул
приподнял  руку,  мол,  все  понял.  Медленно  они  приближались.  Я  боялся
выглядывать,  вдруг они  меня увидят  и,  даже слыша их  шаги под нами, тоже
сдержался, помня о третьем глазе.
     -- Во,  расшвыряли  форму, --  сказал  один;  они дошли до разбросанной
одежды и сейчас должны были увидеть своих спасителей.
     --  Эй, привет, -- сказал первый.  --  Мы тут, хвала небу! Ну, где ваша
подлодка?
     -- Заснули, -- сказал  второй. -- Разморило. Растолкаем их? Видимо, они
подошли вплотную к а,Тулу.
     --  Пощекочем  им  пятки,  --  сказал первый,  и я  чуть-чуть  выглянул
(правда,  уже с  лазером в руке), зная,  что вряд  ли  они  сейчас  поглядят
наверх. Они стояли над повстанцами, и мне не передать ту скорость, с которой
трое повстанцев вскочили, а  те двое рухнули, получив пару плотных ударов по
челюсти, и "легли", испуганно глядя на знакомые лица и пистолеты.
     -- Вытяните руки вверх,  -- сказал а,Тул. -- Шевельнетесь  -- стреляем.
-- Он отошел к катеру,  принес веревки и тряпку. Связали повстанцы их быстро
и тряпкой завязали глаза.
     --  Ну что? -- сказал  им  а,Тул. -- Там вы  у нас были на примете,  но
точно доказать что-либо мы не могли. Теперь вам все ясно.
     Мы с Оли тихо спустились вниз и вышли из-за скалы. А, Тул подошел к нам
и обнял нас: Оли -- легонько, меня -- крепко и  по-мужски. "Растет ребенок",
--  подумал  я про себя. А, Тул,  ослабив глушитель, выстрелил  в  воздух, и
через  минуту на своей машине подлетел и сел папа.  Мы  помахали  молча друг
другу рукой.  Вдевятером в машине  им было тесновато, а,Тул  нашел в  катере
длинный  конец, катер  они  сбросили  на воду, подвязали конец к его  носу и
"корме"  машины, сели в катер, и папа мягко  взлетел, а вскоре и мы на своей
машине.
     Когда мы прибыли к моро, Пилли и Орик были уже там, и Оли  все подробно
им рассказала. Тут вернулся из лагеря а,Тула папа, и мы отправились обедать.

        3
     Как  оказалось позже, Орик и  Пилли снова  улетают,  но  мы,  трое, уже
ночевать  у моро не будем, нам  на двух машинах, собрав все вещи, предстояло
вылететь  самим... Далее шла инструкция, куда и  как лететь.  Нам  следовало
"перевалить" через  скалы к морю и лететь  направо,  то  есть от Тарнфила, и
лететь километров двадцать  над  береговой  линией вдоль скал, причем лететь
максимально  низко,  чуть-чуть  над  пляжем,  и  не одна  машина  за другой,
гуськом, а  две  рядом, параллельно друг другу. Отрезок до  моря над скалами
следует преодолеть на максимальной скорости, а потом лететь очень медленно.
     -- Как интересно, -- сказал я, засмеявшись. Орик прекрасно понял, что я
просто стесняюсь спросить, почему такая предосторожность.
     -- Катер не  вернулся на подлодку, -- сказал он.  --  Там,  разумеется,
встревожены и будут следить за береговой линией.
     -- Таинственность потрясающая! -- позже сказала Оли.
     --  Ничего  особенного, -- сказал я.  -- Важно лишь  прибыть  туда-то и
тогда-то.
     -- Ага, -- усмехнувшись, сказала Оли. -- "Т у д а -- т о"!
     Действительно,  как-то мы "проглядели", слушая инструкцию,  докуда  нам
лететь.
     Мы  начали прощаться с моро минут  за десять до вылета. Сириус забрался
вождю на колени и  "бодал" головой его в руки и в живот, ласково урча, а я с
явной грустью подумал, что, может, не только не вернусь погостить к моро, но
и вообще не увижу их никогда.
     ... Небо было в тучах, в темноте шел все  же какой-то  неясный свет, мы
мягко взлетели (Оли села со мной) и тут же увидели, как хорошо угадываются в
темноте вершины  деревьев  и  скал.  Мы с  папой резко бросили  наши  машины
вперед.  До  моря  было  рукой  подать,  и скоро мы  снизились над береговой
полосой, прижались  к  пляжу и очень медленно "поплыли"  над берегом вперед;
внизу света было куда меньше, и папа зажег неяркий фонарь, освещая нам путь,
чтобы  не  врезаться  в  какой-нибудь  случайный  камень.  Слева  море  тихо
накатывало на берег, справа были скалы, мы молчали, не знаю, было ли
     что-то таинственное  для  нас в  этом полете  (для  меня  почему-то  не
очень),  скорее,  было  просто  неясно:  сколько лететь, куда,  зачем...  Мы
"плыли"  так  довольно   долго,  луч  горгонерровской  подлодки  с  моря  не
появлялся...  Наконец что-то "загадочное" началось. Перед нами  узкая полоса
берега  вдруг  кончилась,  вновь  продолжившись  впереди  нас  метров  через
пятьдесят, а эта полоса воды перед  нами была и частью моря, и частью узкого
залива,  уходящего вправо глубоко в берег, точнее -- прямо в  скалы; это был
довольно  высокий и очень длинный грот. Нам  ничего  о нем не говорили,  мы,
естественно, выключили моторы,  и тут же в темноте от угла  грота отделилась
темная фигура и со словами "Привет. Все точно" к нам подошел Орик.
     -- Пап! -- сказала Оли. -- Таинственно -- колоссально!
     -- Ну само собой, -- сказал Орик. Он взял с пляжа камешек и кинул его в
воду  -- чуть в глубину грота и посередине его ширины. Неожиданно вода почти
по  всей длине грота  снизу осветилась, потом  как-то вскипела,  и  в  гроте
всплыло огромное тело подводной  лодки. Тут же  заработали  двигатели, лодка
почти вся задним ходом выплыла в  море,  открылся огромный, освещенный снизу
люк,  кто-то крикнул:  "Милости  просим!"; Орик сел  к папе, обе наши машины
взлетели, и  сначала  Орик  с  папой, а потом и  я с Оли мягко  "вплыли" под
небольшим углом в тело лодки и сели в просторном коридоре. Перед нами стояло
четверо политоров: улыбающаяся Пилли, двое в морской форме и... Ир-фа. Я так
обрадовался, что, не сдерживаясь, с  криком "Ир-фа,  миленький"  бросился  к
нему, и мы обнялись.
     -- Как же так? -- сказал я радостно. -- А планетарий?
     --  А  я, раз уж врачи нашли,  что рука  моя ни  к черту, позволяю себе
иногда отдых на пять- десять дней, то ли охочусь, то ли...
     -- Вот именно -- "то ли"! -- сказал я,  радостно смеясь. -- Спасибо вам
огромное за чертеж!
     -- Уль Митя, вернемся к ритуалу, -- сказал Орик, и я смутился. Конечно,
раньше  следовало представиться. -- Уль Владимир, Уль Митя, -- сказал  Орик.
--  Позвольте  вам представить наших  друзей. Капитан Рольт. Его помощник --
Ки-лан.
     Они поочередно положили нам руку на плечо, мы -- им, и папа сказал:
     --  Это  большой  сюрприз. Если  будет  необходимость,  уль  Рольт,  вы
покажете мне  систему управления лодкой, и  я,  если  надо,  пригожусь вам в
качестве второго помощника.
     -- Папа, -- сказал я. -- Это как прикажешь понимать?
     --  Как?  -- сказал  он.  -- Или я не  говорил  тебе? Когда ты  еще  не
родился, я служил в армии, в подводном флоте.
     -- Да-а, -- сказал я. -- Ну и скромность.
     Мы задраились, двигатели заработали, и сразу я ощутил погружение.
     Потом  все мы пошли  куда-то  по  коридору, лодка была  огромной, очень
скромно  оформленной,  никаких даже полос-эскалаторов, и наконец  оказались,
вероятно,  в  кают-компании, где ничего,  кроме  низких  столиков, кресел  и
коммуникатора  видеосвязи,  не  было.  Принесли легкий  ужин,  Сириус вольно
расхаживал по кают-компании, по коленям и рукам присутствующих, и я спросил:
     -- Уль Рольт, это та самая  подлодка,  экипаж которой навсегда разлюбил
бедного Горгонерра? Мне говорили.
     -- Она самая, -- сказал, улыбаясь, Рольт.
     -- И вот она-то и неуловима для остальных подлодок?
     -- Совершенно верно. Наше "поле" не прощупать.
     -- Почему же квистор не построил таких побольше?
     -- Дорога сама система исключения из пространства тела лодки.
     -- Уважаемые земляне, -- сказал Орик. -- Увы, я разрываюсь между делами
и вами. Не знаю, не лучше ли было оставить вас в Тарнфиле, хотя как бы я это
объяснил  Горгонерру? С другой стороны, до вашего отлета на Землю я бы хотел
все же показать  вам Политорию. А с третьей -- показ этот совпадает с  моими
делами и с накаляющейся  ситуацией. Не знаю, право, как мне быть, и  в ту ли
жизнь я вас ввергаю?
     -- В ту, -- сказал папа. -- Вы не только наши друзья, которые хотели бы
и уже помогли нам, но и те самые люди,  политоры, которым посильно хотели бы
помочь мы.
     Это была замечательная,  хоть и краткая, папина речь, точная и к месту,
и которую вряд ли бы осилил я. Орик сказал:
     --  Спасибо,  уль Владимир. Теперь о наших  планах.  В  Лукусе довольно
спокойно. Не  спокойно  в  Калихаре и Ромбисе. Квистор  часть  войск  Лукуса
перекинул туда. В Лукусе появился некоторый избыток нашего оружия, в котором
нуждается  Калихар и Ромбис. Задача  сегодняшней ночи  --  подойти  в  район
Лукуса (хотя он и не рядом с  морем) и забрать оружие,  а  потом перебросить
его в  Калихар, он ближе  к  морю. Потом  мы  сможем прямо с лодки улететь в
Калихар и пожить  там, правда, в несколько накаленной  обстановке. Как вы  к
этому относитесь?
     -- Мы -- за, -- сказал папа.
     --  Отлично.  Калихар -- город, который стоит посмотреть. В этот момент
я, да думаю, что и все, почувствовали несколько мягких толчков по подлодке.
     -- Что это, уль Рольт? -- спросила Оли.
     -- В море не  одна подлодка  Горгонерра. И та, которая потеряла сегодня
катер и  трех солдат, возможно, связывает  это с нашей  лодкой. Мы  будто бы
недалеко от берега, поближе к повстанцам, где именно, они нащупать не могут,
а подойти боятся.  И они ради красивого жеста, веерообразно обстреливают наш
берег  торпедами. Толчки вот отчего: несколько  торпед  шли в нашу зону или,
может, буквально в  нас и мы  их взорвали встречными зарядами. Толчки -- это
обратная волна.
     -- Торпеды, которые прошли мимо нас, -- взорвались на берегу?
     --  Нет,  они  нацелены  только  на  подлодки,  дойдя  до  берега,  они
возвращаются на свою подлодку.
     -- А у противника есть такая же система защиты?
     -- Менее чуткая. Если мы близко -- им ничто не поможет.
     -- А если они ударят с близкого расстояния?
     -- Наш  контрудар не зависит от  расстояния.  Он всегда эффективен, так
как программируется их же выстрелами.
     -- Да-а, квистор дал маху с этой лодкой.
     -- Только в том смысле, что тем нас не найти.
     -- А система безупречного контрудара?
     -- Она была обычной и стала более совершенной уже в море.
     -- Как это удалось? -- спросил папа. -- Вы конструктор?
     -- Я-то конструктор, -- засмеялся Рольт, -- но разработку я сделать  не
сумел. Это сделала -- Пилли.
     -- Да  что  же это  такое?! -- воскликнул  я,  честно, потрясенный.  --
Пилли, ты сверхученый, что ли?!
     -- Ага, -- сказала Пилли. -- Просто гений, обыкновенный. Готовишь обед,
и нет-нет что-то и придет в голову. Ки-лан, заговорив впервые, сказал:
     -- Я рекомендую нашим гостям поспать. Каюты готовы.
     -- Отлично, -- сказал папа. --  Если вы сами не ложитесь и покажете мне
систему управления лодкой, я буду рад.
     -- К вашим услугам,  уль Владимир, --  сказал Рольт, после чего все  мы
встали и разошлись по указанным нам каютам.
     ...  Как  это ни  странно,  я заснул  довольно  быстро, и, когда  Орик,
пообещав, честно разбудил меня, папы в каюте не было. Двигатели не работали,
лодка наша, как я скоро убедился,  всплыла, люк ее, когда  я подошел к нему,
был  открыт, Пилли,  папа  и  Оли были  рядом.  Рольта  и Ки-лана  не  было.
Потихонечку, но я вылез-таки наверх, на большой  борт лодки.  Светало. Перед
нами был берег не далеко,  и я увидел свет фонаря на берегу, толпу политоров
и с десяток машин нашего  типа. Береговая полоса казалась узкой  и крутовато
уходила вверх метра  на два; дальше, кроме леса, метрах в ста впереди ничего
не было видно. Из  нашего люка "выплыли" три катера  и направились к берегу.
Из  машин в катера  политоры стали перегружать оружие,  по цепочке, и  когда
катера  наполнились,  они вернулись  к подлодке  и  их разгрузили. Так  было
сделано три раза. Когда катера разгрузили в третий раз, матрос одного из них
сказал: "Все, еще один рейс". Не знаю, что на меня нашло,  глубокое детство,
что ли, но, когда катера  отходили, я, с криком "Я тоже хочу помочь" прыгнул
в катер и тут же, огромным прыжком, в него свалился папа.
     -- С ума сошел?!  -- рявкнул он. Я опустил голову, но катера мчались  и
уже подходили к берегу. Мы пристроились к цепочке политоров и стали помогать
грузить оружие. Прошло минут пять, и вдруг, как бы подчеркивая мою идиотскую
вольность, со  стороны леса  раздались выстрелы, и все мы мигом  залегли  на
песке пляжа.
     -- Выследили, гады!  -- крикнул кто-то из политоров, и все они поползли
по  песку  к двухметровому  возвышению  над пляжиком и  моментально  открыли
ответный огонь.
     -- Неужели они сняли наш  патруль?! -- крикнул тот же политор, потом он
выкрикнул  несколько  имен и  велел им продолжать вести погрузку  катеров. Я
увидел,  как папа со  своим лазером подполз  к остальным  политорам  и начал
стрелять. Мгновенно  высунется  -- выстрел, высунется -- выстрел. Я оказался
рядом  с ним, он цыкнул на меня, но, конечно, смешно  ему было отгонять меня
вместо того,  чтобы  стрелять, и  он смирился. Помня политорское положение о
лазерах, я, как и папа, стрелял  одиночными выстрелами, хотя лес был далеко,
и залегшего  противника  можно было попытаться "покосить"  лучом. С подлодки
тоже начали стрелять чем-то похожим на навесные разрывные снаряды и довольно
точно:  обернувшись, я  увидел перископ,  с помощью которого они видели,  на
каком расстоянии противник. Огонь с чужой стороны стал ослабевать, тут и там
лежали горгонерровские солдаты,  сраженные огнем с двух точек. Вдруг меня по
щеке  царапнула  пуля  (папа  не  видел),  тут  же  раздался  крик:  "Оружие
загружено",  и мы  с папой скатились вниз и  впрыгнули в  катер. Через  пару
минут мы были на борту лодки. На берегу продолжалась стрельба, с нашей лодки
тоже стреляли, катера мигом разгрузили, и  береговой  катер ушел обратно,  а
наши  три  "заплыли"  быстро в люк. Постепенно выстрелы  прекратились вовсе.
"Они  отступили!" --  закричал кто-то  громко с  берега,  тогда  наша  лодка
"задраилась" и ушла под воду. Пилли, ни слова не говоря,  увидев раньше папы
кровь на  моей  щеке, куда-то быстро утащила  меня,  и  политор  в отдельной
каюте, где было полно колбочек,  лекарств и инструментов, молча мигом промыл
мою неглубокую рану и  наложил нечто вроде пластыря. Позже, в кают-компании,
происшествию со мной была поставлена логическая точка. Среди общего молчания
капитан Рольт спокойно сказал:
     --  Уль Владимир,  я  не  имею к вам никаких претензий. Вы  прыгнули за
сыном,  -- вы отец. Благодарю  вас  за помощь политорам, там, на берегу. Уль
Митя, впредь вы должны знать, что вы на военном корабле, где  все действуют,
подчиняясь только моей команде. Отмечая ваше благородное  рвение, не могу не
сказать, что ваше ранение  никак вас  не  украшает. Все,  все  свободны. Все
стали  расходиться, папа не глядел на меня,  я  дождался, когда  он  выйдет,
подошел к капитану Рольту и, не поднимая головы, сказал:
     -- Не знаю, что на меня нашло. Я искренне прошу вас...
     -- Извиняю, -- строго  сказал он, и мне оставалось только уйти, так как
он ничего не добавил и спокойно молчал.
     -- Ты позоришь меня в глазах чужой высокоразвитой цивилизации! -- позже
как-то  уж  очень  напыщенно  сказал папа.  Я механически уткнулся в  чертеж
Ир-фа, потом  мне это надоело, я лег  на мягкую койку и -- неожиданно уснул.
Меня разбудили,  когда лодка медленно  уходила от  Калихара, и сообщили, что
разгрузка была, пора позавтракать и покинуть лодку.
     Вскоре, за  завтраком, решила  восстановить мое доброе имя Оли (Пилли и
Ир-фа, по ощущению, были тоже на  моей стороне, Орик держался  нейтрально, а
папа, ясное дело, смущенно и строго).
     --  Дорогой капитан Рольт, -- сказала Оли.  -- Могу  ли я высказаться в
защиту уля Дмитрия? Мы покидаем  вас, и не  хотелось  бы увозить с собой или
оставлять у вас некий осадок.
     Все это выглядело крайне тонко  и дипломатично,  и капитан  Рольт, чуть
улыбнувшись, сказал: "Разумеется, разумеется".
     -- Я не мужчина и  не моряк, -- сказала Оли. -- Может, мне простительна
будет  моя логика,  но я  считаю вас  неправым,  уль  Рольт. Вы не  были  на
выгрузке оружия. Возможно, будь вы рядом, уль Митя был бы сдержанней.
     Мне показалось, что  Рольт был несколько смущен  и смотрел на Оли  чуть
застенчиво и с напряженным вниманием.
     -- Я не права?! -- спросила Оли.
     -- Вполне правы, -- сказал он. -- Я принимаю упрек.
     Честно говоря, чувствовал я себя все  же виноватым,  но мне показалось,
что  безотносительно  ко  всему довод Оли  был не  просто  спасительным, но,
пожалуй, и справедливым.
     ...  Осмотрев  внимательно  горизонт,  капитан  Рольт  дал   команду  к
всплытию. Мы всплыли, открылся люк, Пилли и Орик сели в одну машину, папа --
в другую, я  с Оли  --  в третью, Ир-фа обнял меня, сказал, что остается, но
что мы  скоро встретимся в Калихаре, потом короткое прощание, и мы взлетели.
Лодка  на  наших  глазах задраилась  и  ушла под  воду,  а мы на  предельной
скорости прямо над вершинами леса быстро "нырнули" вглубь Политории.
     -- Это даже для меня поразительный и странный город, -- сказал Орик. --
Даже к внешнему виду Калихара я не могу привыкнуть. Это промышленный  город,
окруженный рудниками, точнее, построенный среди рудников. Внешне он похож на
("плеер"  "задумался")...  паука. Да вы  сами  увидите. В Калихаре  нас ждет
отдельный дом, но уже иной,  нежели в  Тарнфиле. Тарнфил изящный  город-парк
для элиты. Калихар -- чуть ли не антипод.
     Тут же "заговорил" коммуникатор Орика -- это был квистор.
     -- Да-да, уважаемый  друг, -- сказал  Орик.  -- Я только что  собирался
звонить вам.  Все в порядке, все живы-здоровы,  мы летим от  моро в Калихар.
Нет, я думаю, Калихар все же  не  опасен  для  наших гостей.  Вас  беспокоит
отсутствие контакта с вашими  людьми,  которых  вы направили в скалы? (Тут я
понял, что и у них есть "код", а это обращение к квистору "уважаемый друг"?)
Вряд  ли они совершенные работники,  да и  как-то так  вышло,  что  они  без
коммуникаторов. Плохая подготовка. А дорога в Селим лесом -- опасна.
     Ваш поклон передам непременно. Да. По-моему, они восхищены  Политорией.
Долгой жизни!
     Оли сказала:
     -- А Сириус, это такое же имя, как Митя?
     -- Да. Так можно назвать и кольво,  и человека, но прежде всего это имя
принадлежит двойной звезде из созвездия Пса.
     -- А что такое "пес"?
     -- Так  иногда говорят  у нас про  собаку  мужского  пола,  а что такое
собака -- я объяснял, помнишь?
     -- Митя, -- сказала Пилли. -- А почему мы не знаем Сириус?
     --  Слишком  далек  от  вас.  Вероятно, ваши  космопилоты ее знают, но,
скорее всего, под другим, вашим именем.
     --  Вот,  начинается,  --  сказал  Орик. Впереди, за лесами  показалось
острие  башни,  постепенно оно росло, и  мне  вскоре стало понятно,  что эта
башня-игла куда  выше башни-иглы,  скажем, квистории.  Но поразительным было
другое  (и  скоро  я  понял,  почему  Орик  сказал  про   Калихар,  что  это
город-паук): от вершин башни во  все стороны вниз расходились  под не  очень
острыми углами "лучи". Причем эти "лучи" отходили не только от самого верха,
но и от участка пониже и еще ниже, "лучей" было много.
     -- Вот под этим "пауком" и стоит Калихар.
     -- Каждый "луч" -- это что? -- спросил папа.
     --  Это  очень  длинный  двусторонний  тоннель.  На  лифтах (их  полно)
основной  башни-иглы поднимаются наверх  рабочие-политоры и  в вагончиках по
"лучам" спускаются прямо в рудники.
     Когда  мы  уже  почти влетели в  Калихар,  я  наконец  ощутил подлинную
величину этого "паука": пространство под ним  и между лучами было таким, что
летать  там на машинах  нашего типа ничего не стоило.  Подчеркивая известное
неспокойствие  в Калихаре, в воздухе  было  полно винтокрылов.  Миновав пару
"лучей",  мы  приземлились  почти  в  центре  Калихара,  возле   отдельного,
небольшой площади по периметру  фундамента,  но  башнеобразного трехэтажного
домика. Он тоже был окружен ажурной высокой  стеною и зеленью за ней; был  и
бассейн с розоватой водой, возле которого мы и сели.
     -- Это и есть наш домик, -- сказал Орик.
     Домик оказался уютным, со всеми удобствами, на второй и третий этаж вел
лифт,  на  площадках против  лифта  были  двери в квартиру, она  была  одна,
трехэтажная.
     Мы разработали "культурную" программу в Калихаре, обедать  сели поздно,
и,  в сущности,  этот день  можно было считать завершенным,  так как  в семь
вечера  и  я,  и   папа,  и  Орик  должны   были  ехать  на  выступление  по
стереовидению.  Пилли  и  Оли  остались  дома,  а  мы трое  на двух  машинах
отправились в  студию. Выступление  было  долгим, но прошло гладко, весело и
вроде  интересно. В маленьком  перерыве Орик позвонил, и  оказалось, что  он
свободен, поэтому, когда мы возвращались домой опять втроем, так получилось,
что в свою машину я сел один. Мы  долетели почти  до нашего  домика, когда я
сказал, что  пусть  они идут домой,  а  я немного полетаю еще  по  вечернему
Калихару, и  Орик согласился, сказав, что  только недолго  и  недалеко.  И я
улетел.  Я сделал несколько малых кругов над  огнями засыпающего  города,  и
неожиданно, сзади, меня догнали две, похожие на мою, машины, они приняли мою
скорость и "сжали" меня с обоих бортов. Водители улыбались и  были в обычной
одежде, вовсе не в  полицейской форме, если допустить, что я  нарушил летные
правила.
     -- Привет! -- сказал один из них, и я ответил:
     -- Привет.
     -- Мы смотрели по телеку твое с отцом выступление, здорово! Я сказал:
     -- Спасибо, что понравилось.
     Я почувствовал какую-то тревогу, к несчастью, лазер был дома.
     -- Выключи свой мотор, -- сказал один.
     -- Хорошая шутка, -- сказал я.
     --  Мы держим  тебя на магнитах,  -- сказал второй.  Они  улыбались, но
ничего приятного в этом не было.
     -- Хорошо,  --  сказал я. --  Я сброшу скорость,  но не  до  конца,  на
Политории тоже, я думаю, есть шутники.
     -- Это мы-то? -- улыбнулся второй. -- Ну, сбрось не до конца.
     Прежде  чем это  сделать,  я врубил мотор на полную катушку и как бы на
несколько  мгновений "проволок" их  машины вперед,  но они  быстро выровняли
общую скорость, и второй сказал:
     -- Ну, вот, не научился водить толком, что ли? -- И опять заулыбался. Я
заметил, что они "завернули" меня в  сторону центра и пошли  на снижение, но
ничего не мог поделать.
     -- Эй, ребята! -- сказал я. -- Это как понимать?!
     -- Летим в гости! -- весело крикнул первый.
     --  В какие это гости?! --  сказал  я  грубовато, но  машины, все  три,
"прыгнули"  вниз, потом сбросили  скорость, и мы  сели у подъезда такого  же
домика, как и наш. Тут же они быстро схватили меня под руки и ввели в дом.
     -- Спрячь машину уля Дмитрия под тент возле бассейна, -- сказал первый.
Мы поехали  на  лифте на самый верх, я так  волновался,  что не знал, что  и
думать. Потом  мы  вошли  в квартиру, второй,  вернувшись, захлопнул дверь и
закрыл на скрытый замок "люк" на нижний этаж. Первый, поставив на пол сумку,
сказал:
     -- Это тебе продукты на несколько дней, малыш. Да ты не волнуйся, когда
все узнаешь, ты все поймешь и успокоишься. Я сказал грубо:
     -- Давайте быстрее  к  делу. Сколько  дней  вы собираетесь  меня  здесь
держать?
     -- Дня три! --  весело сказал второй, быстрым  движением  снимая с меня
коммуникатор.
     -- Это собственность квистории, так что осторожно, -- сказал я. -- Да и
вообще, если я  не буду  отвечать по коммуникатору, меня будут искать, стало
быть -- и вас.
     Я  вдруг  осознал, что не испытываю страха, они меня не убьют,  да и не
собирались, я волновался только за  своих:  как будет им, когда  они поймут,
что я намертво исчез?
     Первый сказал:
     -- А мы не боимся, что нас станут искать. Нас и так ищут.
     --  А что вы натворили, друзья? --  улыбаясь,  и, вероятно, от волнения
чуточку развязно  и  по-хамски  спросил я,  а сам  подумал явную нелепицу: а
чертеж-то Ир-фа у меня под бобочкой.
     -- Что натворили?.. Мы -- повстанцы. Слышал о таких?
     -- Да, конечно, -- сказал я.
     --  Вот  наш  план, и хотя  ты в плену, ты как добрый мальчик,  спасший
политорку  от  криспы, должен помочь нам. Мы будем навещать тебя, продукты и
все  такое, стереосвязь мы, понятное дело, отключим. Телек оставим -- смотри
на здоровье.  Вы, земляне, очень всем понравились. Если  мы  сообщим народу,
что  ты  стал  пленником  правительства, народ  еще  больше  будет на  нашей
стороне. Понял?
     -- Тогда почему меня одного в плен, без папы?
     -- Ну, это уж случайность. Мы видели вторую машину,  там был еще и член
правительства, уль Орик.
     -- Ну и что? Если бы взяли в плен еще и члена  правительства, народ был
бы доволен.
     -- У тебя вроде бы есть голова на  плечах, а?!  -- сказал второй. -- Мы
же  делаем  вид,  что  ты  украден  правительством,  -- понял?  Не может  же
правительство украсть члена правительства?!
     -- Логично,  -- сказал я. -- Но почему вы не могли договориться со мной
и отцом,  будто мы украдены правительством, и  никуда меня не прятать?  -- Я
гнул свою линию.
     Оба они долго и охотно смеялись.
     -- Договориться?! И с улем Ориком тоже? Не смеши нас!
     -- Но меня будут искать! -- сказал я. -- Те же полицейские.
     -- Да ты не беспокойся. Это же игра. Пару дней -- и мы тебя выпустим.
     Вскоре  они ушли.  Высокие окна они закрыли  наглухо -- скрытые  замки,
оставили  только узкие  форточки  наверху  и включили  кондиционеры,  дверь,
уходя, они  закрыли тоже  наглухо.  Телек оставили,  но, когда они ушли и  я
бросился к  нему, он не работал. И они уволокли постельное белье, чтобы я не
разорвал его на полосы и не спустился через форточку вниз.
     --  Малыш, не выбивай, пожалуйста, стекла,  чтобы испортить  нашу игру,
они -- сверхпрочные.
     Я остался  один. Один  на третьем этаже  высокого  домика.  Я  осмотрел
несколько  комнат, мебели  было  мало, и вся она была низкой, конструкцию до
форточки, не шаткую, нормальную, создать было невозможно. Да и чем мне могла
помочь форточка?
     Засыпая  и просыпаясь  (я не спал всю ночь), я размышлял, паниковал, но
размышлял. Я знал лишь одно, что эти двое будут появляться в  девять утра, в
три  дня и  в девять вечера, и еще -- форточка  все-таки открыта. Я забрел в
противоположную первой комнату (она смотрела в сад,  а не на улицу) и решил,
что, может быть, утром проверю, не наврали ли они про прочность стекла, шуму
тут  будет  поменьше.  Прежде  всего -- кто они? Интуитивно я чувствовал  --
никакие не  повстанцы. Дом явно для элиты, никак не для простых людей. А они
им владели и тем более могли держать его пустым. Я  чувствовал, что это люди
из правительства  или о  т  правительства, а  точнее  --  какой-то малой его
группы. Здесь все  наоборот:  не  повстанцы сообщат народу о том,  что  меня
похитило  правительство,  а  правительство  сообщит  народу,  что  я похищен
повстанцами,  как  заложник,  чтобы  повлиять  на  правительство.  И   Орик,
уверенный в обратном, ничего  не сможет опровергнуть, не  выдав себя. И если
меня сложно будет найти  и так будет  продолжаться неизвестно как долго,  то
наш отлет на Землю, домой,  превращается  в  вопрос, помноженный  на "икс  в
степени эн".
     Я ломал голову, как дать о себе знать.  Нет,  черт побери, будь со мной
лазер, который я  не взял, летя на телепередачу, я  был бы вынужден показать
этим  двоим, почем фунт лиха. Ну, хорошо, допустим, я доберусь до  форточки,
-- что дальше? Написать записку? Выкинуть в форточку? Да, авторучка была, но
как  написать  записку?  На  русском языке?  Гадкая была  ситуация, хуже  не
придумаешь.  Конечно,  может  быть,  Орик  и  папа  уже  подняли  тревогу, и
полицейские ищут  меня, как пропавшего, как, может быть, потерпевшего аварию
на машине, но не как украденного. Потом, ближе к утру, когда начало светать,
я  обнаружил, что бессознательно шастаю по  всем комнатам, стараясь  понять,
какую конструкцию я могу создать из  мебели, чтобы в случае чего подобраться
к форточке.
     ...  Их прихода в девять я  едва  дождался. У  меня  было ощущение, что
что-то такое, важное, я от них узнаю.
     -- Зачем столько еды?! -- спросил я, не отвечая на их "Привет".
     -- Ешь на здоровье. Повстанцы -- народ щедрый.
     --  Я  не хурпу, -- сказал я.  -- К тому же, откуда у повстанцев  такая
шикарная еда? Как у высокородных.
     -- Среди нас есть и высокородные. Смотрел телек?
     -- Шиш я смотрел, а не телек! -- сказал я. -- Он не работает.
     -- А что такое "шиш"? -- спросил второй.
     -- А вот что, -- сказал я, показывая фигу. Глаза -- на лоб.
     -- Что же с телеком?  -- сказал первый. -- Попробуем разобраться. -- Он
пошел к телеку, а я сказал второму:
     -- Ну, выкладывайте новости, раз уж телек не работает.
     --  Новости нормальные,  -- сказал он. -- В утреннем выпуске газет  уже
было о  том,  что  ты исчез.  То  же  по телеку заявил твой отец и уль Орик.
Выступил полицейский чин и  заявил, что будет сделано все, чтобы найти тебя,
живого или мертвого.
     -- Дальше, -- сказал я. -- А вы-то, повстанцы, что сделали?
     -- Мы-то? Ну, нам в  газеты и  на стереовиденье не пробиться. Мы просто
разбросали с винтокрылов листовки, что ты в руках правительства и что они ни
на  какую Землю тебя не выпустят, если мы будем настаивать на  своих правах,
тем  более  --  возьмем  в руки  оружие. Через  некоторое  время  по  телеку
правительство опровергло нас, но народ-то верит нам, а не им.
     "Что-то я не видел из окон ни одной листовки", -- подумал я.
     Внезапно  мне  стало чуточку легче,  в принципе  легче. Кто  бы там  ни
заявил, что я их заложник, -- повстанцы или правительство, мои-то уже знают,
что  я жив.  Это главное. И  второе: Орик, конечно, понял, что меня похитили
отнюдь не повстанцы, а его величество квистор.
     -- Похоже, -- сказал я этим, -- раз  дело  сделано и вы настроили народ
против квистора, пора меня и выпустить.
     -- Ну, не так уж и скоро. Если выпустить, то ведь тебя не должны видеть
-- понимать надо.
     Вскоре они ушли,  сказав, что с телеком  завал, а  сами придут  днем. Я
вдруг подумал: "А  одеяла? Их-то  можно  разрезать  и связать "веревки"?"  Я
бросился на кухню: ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни точильного камня. Может,
разбить бутылку и  нарезать  полос осколком. Дальше  начался полный  бред. Я
поставил  в упор от стены три кровати гуськом,  а четвертую -- от третьей --
вверх, к стенке у самого окна.  Потом пошли сплошные  нелады  -- кровати, их
обивка,  были скользкими,  а  четвертая  шла  вверх довольно круто. Тогда  я
заменил одну из трех креслом, но третья кровать подымалась слишком полого, и
от  ее  верха до  форточки  я не  дотягивался. А заберись я  высоко,  фортка
открывалась на меня, если же все соорудить с другой стороны окна -- уже было
не  дотянуться  до самой  фортки. Я  обозлился  сам на  себя,  растащил  все
кровати,  лег на одну  из них в главной комнате, стал думать и -- на тебе --
уснул.
     Когда днем приперлись эти, я от еды и от разговоров отказался и сказал,
что  сплю,  не спал ночь.  Потрясающе, я заснул  при них  (они все  норовили
поговорить  со  мной). Конечно, их не было,  когда я проснулся. Но  вечером,
когда они снова должны были появиться, они не появились до  следующего утра.
Нужны мне они были, как рыбке зонтик, но я все равно  был зол на  них дальше
некуда, причем к этой злобе вовсе не примешивалась мысль: а вдруг они вообще
не  придут,  и я погибну  голодной  смертью?  Наверное, потому, что я поспал
днем, следующая ночь тоже далась мне с трудом, а утром -- колоссально! -- на
кухне я нашел  две пустые металлические банки, довольно высокие  и  неясного
назначения. Так была посрамлена моя "бредятина" с  кроватями,  я (само собой
попробовал  это  на окне, глядящем в  сад) поставил банки  на подоконник,  с
помощью кресла влез на него, а после уж -- и на обе банки: хвала небу, встав
на  цыпочки, я дотянулся до фортки! Во-вторых, я  нашел под одним  из кресел
катушку ниток и подумал, а не спустить ли на нитке из окна на улицу записку.
А как, кто подберет эту записку,  если и  с лицевой  стороны дома был сад, а
его от улицы  отделяла кольцевая  ограда? Ноль сообразительности! А что если
из чертежа Ир-фа я сделаю птичку и,  когда  увижу кого-нибудь на улице, пущу
ее? А?! Вот это уже было похоже на идею!

        4
     Утром, в девять,  эти все же  заявились, опять с едой и  улыбочками.  С
невинным видом я спросил, как их-то зовут,  и  некоторой паузы-заминки  было
достаточно  для меня, чтобы понять: свои  имена они мне врут, хотя, конечно,
среди  шпиков Горгонерра вполне могли быть и безродные. Еще я им сказал, что
жаль, что я не умею читать по-политорски, но может, в три  часа они принесут
мне какую-нибудь  книгу, которую  я  мог бы разглядывать:  все-таки  не  так
скучно. И они пообещали мне книгу и добавили, что  вчера вечером не явились,
так как была важная повстанческая сходка.
     -- Как там дела, на воле? -- спросил я.
     -- Нормально! Правительство в  панике. Народ-то негодует. Правительство
заверяет  всех,  что  не они  тебя украли, --  никто не верит,  и, возможно,
высокородные повысят зарплату рабочим.
     -- Неплохо бы, -- сказал я. -- А вы-то кем работаете?
     -- Мы... в шахтах, -- как-то не сразу сказали они.
     -- Бедные?
     -- Достаточно. Еле перебиваемся.
     -- Тогда почему же вы не на работе?
     -- Бастуем, -- сказал первый. -- Смешной ты!
     -- Понятно, -- сказал я, и на этом мы распрощались до трех.
     Сразу же я сделал птичку из обложки чертежа, довольно аккуратную, чтобы
не  заваливалась в полете и не пошла по кругу. Потом принес две банки к окну
и  стал ждать. Передо мной, собственно, была не улица, а широкая дорожка, по
ту сторону ее на приличном расстоянии друг от друга стояли домики, особнячки
вроде  моего.  Как  и  вчера, так  и сегодня, я  не  видел  ни одного гелла,
пролетающего мимо. Любой гелл помог бы мне, доставил бы записку папе. Тут же
я  опять поймал себя на том, что, видно, я не в  форме: если рассчитывать на
пролетающего гелла,  надо все время стоять на банках: чушь собачья! И  почти
не веря в возможность их появления, я просто стоял у окна. И вдруг я  увидел
на той стороне девочку, она медленно шла по дальней от меня стороне  широкой
дорожки; я  быстро залез  на банки  с птичкой в  руке,  чуть подняв ей клюв,
строго зафиксировал ее двумя пальцами, коротким, резким и точно направленным
движением "послал" ее  в форточку.  Замерев, я следил, как она пролетела над
оградой, медленно  и  плавно снижаясь, упала на той  стороне дорожки,  когда
девочке  до  нее  оставалось  метров пять. Заметила?! Не  заметила?! Девочка
быстро дошла до птички (пожалуй, все же птицы), взяла ее в руки, но не стала
искать глазами,  кто ее пустил; прежде  всего она  почему-то ее  развернула,
потом подняла голову (глядя  прямо на меня!) и вдруг быстро стала пересекать
дорожку в  мою сторону.  Она  приближалась  ко  мне,  я разволновался, вдруг
проявил чудо акробатики: соскочил с банок, поставил  одну на другую и как-то
даже взлетел  на них, чтобы лицо мое было выше нижнего края фортки. Я глянул
вниз, на девочку за  решеткой...  Чудом я не упал --  это  была Оли! Рукой я
быстро поднял ко рту "плеер" и крикнул:
     -- Это я. Только тихо, поняла?
     -- Я вернусь скоро, -- тихо, но  так, чтобы я расслышал, сказала она, и
я расслышал. -- Ты жив?! Ты один?
     Я кивнул. Тупо. Да не в себе я был!
     -- Надолго? Один.
     -- До трех.
     Она кивнула и медленно пошла в ту  сторону, откуда пришла; уже теряя ее
из виду, я разглядел,  как  она пошла очень быстро. Честное слово, я метался
по  квартире, как  тигр  в клетке!  Потом заставил  себя успокоиться, и стал
ждать.  Действительно,  Оли  вернулась  быстро.  Одна.   Я  понял  --   надо
поговорить, и показал ей рукой, чтобы она обошла дом. Она так и сделала. Как
она перелезла высоченную с острыми пиками ажурную решетку -- я  не понял. Но
Оли  перелезла. Теперь она стояла в густющем саду, и  вряд  ли ее кто-нибудь
мог видеть с улицы. Я опять умудрился влезть на обе банки, выглянул в фортку
и сказал ей:
     -- Я заперт напрочь, только форточки.
     Она кивнула и достала из брюк  -- мой  лазер!  Нет, мне  не описать той
скорости,  с  которой  я слетел с окна, схватил катушку ниток, отмотал  себе
запас  и бросил катушку в  окно. Пока я тащил потом очень аккуратно лазер до
форточки на нитке, я все боялся -- вдруг оборвется. Обошлось!
     -- Где они? -- спросил я. -- Папа, Орик... Пилли.
     -- Все улетели к квистору. Хотя это он и затеял. Сколько их, политоров?
     -- Двое. А когда они вернутся? Наши.
     -- К вечеру, к ночи, наверное.
     -- Зачем они полетели? К квистору.
     -- Попросить его повлиять на повстанцев. Игра такая.
     -- Ясно. Теперь уходи, ладно? Я буду ждать.
     -- Ладно. Будь умницей.
     -- Постараюсь, -- сказал я твердо. -- Спасибо... Оли. Она рассмеялась и
сказала:
     -- Поглядывай в это окно! На всякий случай!
     --  Те  будут  в  три, -- сказал  я.  --  Потом  в девять.  Черт, какая
случайность, что ты здесь шла! Даже страшно!
     -- Это не полностью случайность, -- сказала Оли, -- об этом после.
     И она исчезла  в  зелени. Потом мелькнула  над  решеткой. Мысли мои  --
разбежались. Скоро  мои  узнают, где я!  Но как  им вскрыть дом? Или еще  --
вдруг мои явятся, а те здесь?  Я заметался  еще больше, чем  когда ждал Оли.
Может, мне и  не понадобится лазер, но "сработала"  Оли  точно. Смешно,  она
принесла  лазер, не  зная, что  у меня  есть  нитки,  что же, она  надеялась
попасть им в форточку? Хотя, почему бы и нет, если промах не  разбил  бы это
стекло?
     Лазер!  Я  ушел в ту комнату, окна которой выходили  в сад позади дома,
выбрал верный наклон  (чуть сверху вниз)  и коротко нажал спуск --  в стекле
появилась сквозная  дырка. Нормально! Так что лазер? Входят  эти  двое,  два
нажатия курка -- и их нет? Да, это была проблема.  Проблема убийства кого-то
мною. То, что мои враги -- враги всех политоров, ничего не меняло. Они-то не
собирались меня убивать,  более того, я  чувствовал  какую-то нечестность от
того,  что  я мог  сделать это легко: они-то не знают, что я при оружии. То,
что они были врагами моих друзей, да и просто скорее всего профессиональными
убийцами, не меняло дела. Они  свое получат,  и  вовсе не обязательно именно
мне их убивать. Но, когда я понял, что я  просто облегчу задачу Орику,  убив
этих  сам,  да и лишу  Орика  всякого риска для жизни (или  папу, или других
политоров), я  все же вынужден был признать, что  (хотя  эти слова очень  не
точны) я  просто не умею и не люблю  убивать  живое. Вот если  бы эти вынули
оружие, тогда бы  я и думать  не  стал... Вот какие дела,  дорогой землянин,
Митя Рыжкин, куколка ты наша  из научного мира, молекулка! Два года назад ты
решал  задачу  взрослых мужчин, не решил.  Сейчас  ты решаешь  тоже  мужскую
задачу, казалось бы, более простую, но уже ясно, что решить ты ее не можешь.
Тебе  для  этого  необходимо  направленное  на тебя  дуло пистолета,  когда,
возможно, ты сам уже не успеешь выхватить свой лазер.
     Я не понимал толком, как течет время, когда на уровне  окошка в  задний
сад (а я не поглядывал в него, а просто сидел у него), даже точно на  уровне
форточки зависла машина Оли! Она была за рулем, а в форточку змеей скользнул
и плавно как-то сполз на подоконник и на пол... Олуни!
     --  Немедленно домой, -- сказал я Оли. -- Прилетай в четыре, но сначала
пролети с той стороны, я дам  знак. Если  не дам -- лети обратно. Эти  скоро
будут. Правда,  можно вырезать стекло или дверь лазером, но нельзя выдавать,
что у землян есть лазер.
     -- Поняла, -- сказала она, улетая.
     -- Олуни, -- сказал я. -- Как же так, как же это ты?..
     -- Она  прилетела в племя с белым лицом,  -- сказал Олуни.  -- Говорит:
"Митя. Беда". Обратно она летела быстрее копья, а я лежал на дне машины.
     -- Но как же ты, как? -- не унимался я.
     --  Мы с тобой вместе  лежали на дереве,  и  ты  помогал мне не бояться
зверя,  теперь я тебе помогу не бояться зверя. Они отсюда  входят? --  Олуни
показал на дверь.
     -- Да, -- сказал я.
     Он внимательно оглядел комнату с окном на улицу, куда мы перешли, потом
сказал:
     --  Это  не очень хорошо, если я  буду стоять  посередине, а они войдут
один за другим, а не оба сразу.
     -- Может, тебе спрятаться в другой комнате? -- сказал я.
     --  О нет, -- сказал Олуни. -- Я хочу, чтобы они  увидели  меня в лицо.
Оба, вместе. О, я выйду из-за вот этого...  -- Он  указал  рукой  на  пустой
большой шкаф у стены.
     -- Если они войдут вовремя, то скоро. Сейчас почти три!
     Олуни быстро снял с пояса какую-то сумочку и швырнул ее в дальний угол.
Никакого оружия у него, кроме ножа на поясе в ножнах, я не заметил.
     Я  услышал  вдруг,  как хлопнула внизу дверь,  зажужжал лифт; я  сказал
Олуни:
     -- Это они!
     Он встал за шкаф.  Я сел на кровать, вынул и положил под подушку лазер.
Дверь с лестницы в  маленькую прихожую открылась, и оба они вошли в комнату,
улыбаясь, и один из них спросил у меня:
     -- Ну как?
     -- Нормально, -- сказал я, чувствуя, что своим голосом выдаю все.
     Дальше произошло непостижимое. С резким гортанным вскриком Олуни
     сделал шаг к середине комнаты так,  что они  его увидели,  и без всякой
паузы  в  первого  полетел и вонзился  в него нож, а Олуни, пролетев  это же
расстояние на секунду позже ножа, нанес второму страшный удар прямой ладонью
в переносицу;  оба  рухнули почти одновременно.  С бешеной  скоростью  Олуни
схватил свой мешочек, вернулся к этим, достал несколько кусков тряпки, вынул
из  первого  нож, быстро  присыпал какой-то,  вероятно,  целебной, травой  и
заткнул тряпкой  рану. Потом он  вставил им  в рот по кляпу,  связал каждого
веревкой,  а потом еще  их  и между  собой. Пока он занимался кляпами, я без
всякого  желания  обыскал обоих, но не взял ничего, кроме  оружия и каких-то
бумажек, твердых,  которые, возможно, были  их документами.  В сумке с  едой
одного из них я -- как ни странно -- нашел свой коммуникатор.
     ... Ровно в четыре  перед окном со стороны улицы "проплыла" машина Оли,
я сделал ей знак обогнуть дом, она обогнула, зависла у форточки, Олуни легко
подбросил меня  себе на плечи,  кое-как  через  форточку я прожался наружу и
сполз в машину, Олуни в ту же фортку просто скользнул, лег, как и я, на пол,
Оли взлетела, и скоро мы были дома.
     Дома мы долго сидели тихо, потом я сказал:
     -- Ночью надо как-то их забрать, и мою машину тоже. Оли, а как это -- я
увидел тебя не случайно? А?
     -- Нет, случайно,  но только отчасти. Это расчет папы.  Он был  уверен,
что это дело рук людей квистора и скорее всего ты в хороших условиях, в доме
типа нашего, ходи, Оли, до изнеможения среди таких вот домов в центре, гляди
на окна, я думаю, Митя сделает то же самое, будет глядеть. Они сейчас либо у
Горгонерра, либо летят в Калихар.
     Я попросил, и Оли набрала номер Орика.
     --  Папа,  -- сказала она. -- Ты  в квистории? Нет? Уже летите обратно?
Ой, это замечательно! А я встретила здесь...
     -- Привет! -- крикнул я. -- Кто у вас за рулем, не вы и не Пилли? Тогда
водитель не должен выпасть за борт, узнав, что его друг нашелся! Приве-ет!

        5
     Ну, это была встреча! Пилли, Орик и папа очень быстро и бурно затискали
меня. Для Орика и Пилли я уже был "свой", но и как бы "редкое  насекомое" --
инопланетянин  --  читай:  ответственность.  Орик  позвонил  своим  людям  в
Калихаре, объяснил им  ситуацию и где находится этот дом и моя машина, и они
обещали тех двоих молодцов забрать  и отдать повстанцам.  Орик передал им  и
мою  резонную просьбу: когда я "объявлюсь"  живым и  невредимым, пусть в том
доме уже будут валяться целые  и разодранные на  полоски одеяла,  дескать, я
убежал сам, превратив одеяла в "веревки".
     -- А как ты, Орик, представляешь себе реакцию Горгонерра, когда  станет
ясно, что Митя жив-здоров и все прочее? -- сказала Пилли.
     --  Квистор  сообщает  стране,  что мальчика  украли  повстанцы,  а  он
героически бежал. Это лучший вариант. Простите, -- для меня.
     -- Ну, а второй? -- спросила Пилли. -- Худший.
     --   Вдруг   Горгонерр   "вспомнит",  что   я-то,   гид,   первым  несу
ответственность за  землян,  и  заставит по стереовидению  выступить  именно
меня. Народ мне, естественно, не поверит, что Митю  украли повстанцы, --  но
как  быть потом?  Если народ  увидит  меня  среди  своих --  долго  придется
объяснять, что я за птица на самом деле.
     -- Папа, -- сказала Оли. -- А  что если ты скажешь квистору, что Митя и
его отец так травмированы, что ты  предпочитаешь срочно рано утром увезти их
на пару дней на природу. Тогда твое выступление отпадает.
     -- Умница. Но, считай, наши друзья так и не видели Калихар.
     -- Я-то повидал, -- сказал я. -- Город славный.
     -- Но, пап, можно же будет вернуться, лишь бы не ты выступал по телеку,
-- сказала Оли. -- И звони квистору сейчас.
     -- Стоп! -- сказал Орик. -- Владимир, Митя, Олуни, Оли, --  не уйти  ли
вам в другую комнату? Звоню  квистору. Мне не  очень хочется  показывать ему
свое лицо, но важно видеть его.
     ... Этот разговор мы слышали, но, увы, не видели.
     Квистор оказался дома, но, что вы, что вы, Орик, если дело серьезное, я
вас вполне извиняю, можно звонить и домой.
     --  Представляете, уль Горгонерр, нашу  радость, мы прилетаем --  а уль
Митя дома! Дома! Поздравляю и вас, и себя с этим, я бы сказал, счастьем!
     -- О! -- воскликнул после паузы квистор. -- О! Это же феноменально!
     --  Конечно,  --  сказал  Орик.  --  Мальчик  в   руках  повстанцев,  а
правительство ничего не может сделать!
     --  Вот  именно! --  сказал  Горгонерр.  --  Какая удача,  спасибо, что
позвонили. А как мальчик, где он, что с ним было?
     -- Спит. Да и отец спит. Оба они по-разному намучились.
     -- О! Понимаю. Я сам отец. А как произошло спасение?
     -- Героизм  мальчика. Одеяла,  из  них  веревка, в форточку --  и  все.
Укрывали в центре, в хорошем доме.
     -- Потрясающе! А что он говорит?
     --  Почти  ничего.  Мальчик травмирован,  это  ясно.  Обращались с  ним
нормально, но скрывали, когда выпустят.
     --  Нормально?  Как это  не  годится  для, скажем, его  выступления  по
стереовидению!  Что же, он скажет, что повстанцы обращались с ним нормально?
-- удрученно добавил квистор.
     -- Разумеется, так бы и сказал, если бы выступил. Он -- землянин, гость
и  ребенок,  очень  сложно  заставить  его лгать.  Просить  его об  этом  --
несолидно для правительства.
     -- Конечно, конечно, -- бодро сказал квистор.
     -- А судя по  его состоянию, нам всем следует рано утром хоть  на  пару
дней опять уединиться где-то на речке.
     -- Вы думаете, это разумно?
     -- По-моему, простите, квистор, -- сказала Пилли, -- это необходимо. Он
очень измучен и отец тоже,  это их чувство обострено тем, что  они же гости.
Нам крайне неловко!
     --  Да,  вы  правы,  --  уныло сказал  квистор. -- И выступление его  с
положительной оценкой поведения повстанцев отпадает.
     -- Уль Горгонерр, -- сказала Пилли. -- Могу ли я подсказать...
     -- О Пилли, дорогая, конечно!
     -- Вам вовсе не обязательно выступать перед страной самому, это придаст
всему  излишнюю  остроту  и  значимость.  Пусть  выступит  от  квистории, --
простите, вы знаете мой язычок -- какая-нибудь сошка  помельче, а  еще лучше
-- просто диктор с коротким заявлением квистории.
     -- Разумно, -- сказал квистор. -- Вы сама мудрость -- Пилли!
     -- Уф-ф,  --  выдохнул  Орик, когда  разговор  кончился. --  Полегчало.
По-моему,  хотя  я  говорил  больше  тебя,  Пилли,  разговор   выиграла  ты.
Благодарю.
     -- Ай, я мутила воду, -- сказала Пилли. -- Он бы и сам так решил.

        6
     В восемь утра вернулся Орик, мы уже завтракали, и был включен телек. По
телеку выступал  некто,  кого Орик,  подтверждая,  назвал  "мелкой  сошкой".
Заявление его  о моем побеге  было  кратким  и  скоро кончилось. Орик принес
газеты -- там было то же самое. Еще он принес нам телек, палатки, спальники,
закупил еду и прочее, и прочее.
     Мы  вылетели  в  десять. Внизу  я увидел свою  машину возле  бассейна и
просто ошалел от радости:  в ней был --  Ир-фа!  Он уже сидел за рулем, мы с
Оли  устроились сзади, Олуни сел к  папе,  Пилли к Орику  --  и мы взлетели.
Машина Орика была как  бы  главной, и  он, взлетев, "повел" нас за  собой --
высоко  в небо, так что мы  оказались  выше уровня пика центральной башни и,
пролетев над ней, то есть точно над центром города, стали от него удаляться.
Я  догадался, что этот  "маневр"  Орик провел специально для нас с папой, и,
когда мы  проплывали над пиком, я, "вращая" головой, осмотрел абсолютно весь
Калихар и сделал несколько снимков.
     Оли положила руку мне на плечо и сказала:
     --  Я определенно  довольна тем,  что  тебя украли, но  то, что я  тебе
помогла, -- этим я очень довольна. Оч-чень!
     -- Еще бы! -- сказал я. -- Ты вела себя героически!
     -- И теперь... я хоть чем-то  отплатила тебе за криспу, хотя  дисбаланс
остается.   Тут  надо   говорить  о   двух  моих   чувствах,   нормальном  и
атавистическом.
     -- А последнее, это какое?
     -- Идущее от  очень древней Политории. Спаси ты меня от криспы тогда, я
должна была бы стать  твоей рабой. Одно другого стоило бы, но неуютно. Лучше
уж погибнуть.
     --  Успокойся,  --  сказал  я,  чувствуя,  что сейчас "выдам"  шутку не
высшего класса. -- В те далекие времена не стала  бы ты моей рабой, съела бы
тебя криспа, и все тут: лазеров-то не было!
     Оли очень внимательно поглядела на меня.
     --  Я убеждена, что и в те далекие времена ты бы что-нибудь  придумал и
спас меня. Иначе не может быть!
     -- Н-ну... не знаю, -- сказал я, отводя глаза.
     С  других машин нам махали и громко приветствовали:  видимо, уже прочли
газеты или видели телек.
     -- Мне хочется... Я бы взяла твою руку в свою, --  сказала Оли. Я вдруг
сам  взял в свою ее руку и  так  и не отпустил до самого селения  моро, даже
когда  Ир-фа глядел  на  нас третьим глазом  и улыбался.  Нет,  этого  я  не
понимал: если я вернусь на Землю, как я буду  без Оли, Орика, Пилли,  Ир-фа,
Латора... Все было за то, что я потеряю их навсегда, и это не укладывалось в
голове.  Я попытался  уйти  от этих тяжких мыслей и  стал думать  об  адской
машине: как ее, заразу, кокнуть до начала гражданской войны.
     К сожалению, когда мы приземлились у  моро,  Малигата  не оказалось: он
ушел с группой воинов на большую охоту. Мы распрощались с Олуни, обняли его,
я  его обнял крепко и обнимал долго. Тут  же я узнал, что ситуация,  которая
связала  нас с Олуни,  делала меня, спасенного, -- его братом. Но и он  само
собой становился братом мне. Олуни снял с шеи какой-то черно-розовый камешек
на  ниточке (вероятно, его амулет) и повесил на шею мне. Я засуетился, дико,
ну что у  меня было, что? Ничего равного. Но вдруг вспомнил и, обрадованный,
достал  из  малого  кармашка  брюк небольшого  бронзового  льва с  колечком,
родился-то  я  под  созвездием  Льва! Еще я обнаружил ту  катушку,  на нитке
которой я поднимал в фортку лазер;  поразительно, но порвать ее сейчас я  не
мог никак, резким  движением  это  сумел сделать  Олуни,  я привязал льва на
нитку и повесил его ему на шею.
     ...  Мы  снова взлетели и,  перевалив скалы, резко увеличили  скорость,
летя  прямо в  море и очень близко к воде. Заработал коммуникатор Орика,  он
быстро и коротко  с кем-то поговорил,  через  полчаса  мы сбросили скорость,
очень синхронно с  падением нашей скорости впереди нас всплыла подлодка, люк
ее раскрылся, и мы, как утята в заводь, заплыли к ней внутрь. Нас  встретили
капитан Рольт и Ки-лан, и, честное слово, я им был дико рад, позабыв о своем
бывшем проступке. За  обеденным  столом капитан Рольт сказал короткую речь в
мою честь, но прежде всего -- в честь Оли и Олуни.
     -- Рольт,  -- сказал Орик, -- удалось  ли связаться  со всеми  лидерами
отрядов повстанцев?
     -- Да, Орик. Я передал им: каждый, вновь прибывший в отряд, должен быть
приведен кем-то из своих.
     -- Спасибо. А как идет пополнение отрядов?
     -- Очень энергично!
     Неожиданно по единому радиоканалу лодки раздался голос:
     -- Атака воздушных кораблей сверху!
     И  раньше  чем  капитан  Рольт отдал  приказ, мы почувствовали довольно
мощный удар по корпусу лодки.
     -- К погружению! -- приказал Рольт. -- Угол ноль -- три. И тут же голос
по радиоканалу доложил:
     -- Пробоина в верхнем одиннадцатом отсеке. Рольт приказал:
     -- Угол ноль  --  четыре.  Группу  аквалангистов из  шести --  в  воду.
Сварщиков в одиннадцатый отсек. Как?! Один болен?!
     -- Позвольте мне, -- сказал папа.
     --  Уль  Ки-лан, проводите  уля  Владимира в отсек. Сварщики! Еще  один
костюм шестого размера. Угол ноль- пять! Что с обстрелом?
     -- Энергично продолжается чуть за пределами курса.
     -- Смените курс с поправкой на тенденцию обстрела.
     -- Есть, капитан Рольт.
     Несколько минут все молчали.
     -- Как дела у аквалангистов? -- спросил капитан Рольт.
     -- Временная нужная заплата поставлена, капитан Рольт.
     -- Сколько воды?
     -- Осталось ноль- семь. Откачка работает.
     -- При объеме ноль- два сварка возможна?
     -- Вполне.
     -- Приступите вовремя. Как уль Владимир?
     -- Костюм впору, с аппаратом освоился.
     -- Отлично. Доложите результаты.
     -- Слушаюсь, капитан Рольт.
     После некоторого молчания Рольт сказал:
     -- Это значит только одно. Квистор заботится об остальных подлодках. Их
экипажи  должны  пополнить  сухопутную армию, и они велики.  Для меня же это
значит...
     Пилли спросила:
     -- Но это не начало войны со стороны квистора?
     --  Нет,  конечно, -- спокойно сказал  капитан Рольт. --  Просто  зубки
показывает. Неумно с его стороны.
     -- Почему?
     --  Раскрыл  свои карты  на  море.  Вероятно,  теперь  уж дана  команда
остальным подлодкам идти к берегам и  выводить на сушу войска; желая целиком
обезопасить эту  операцию,  он и  велел  попытаться ликвидировать  меня. Или
отвлечь.
     -- Что же дальше? -- спросил Орик.
     -- Те подлодки сюда не пойдут, здесь я их засеку.
     -- А у того берега?
     -- Там мне  будет трудно,  лодок же  с  десяток, а высаживая своих, они
будут  близко к берегу. Мне  сложнее  с маневром. Их войска  выйдут на  сушу
совсем рядом с нашими  повстанцами на том  берегу.  Там  не  очень-то велика
проходимость.
     -- И это плохо для них? -- сказал Орик.
     --  Да.  Поэтому  допускаю,  что квистор  будет  выводить  свои  войска
воздухом, а мы...
     -- А нам следует перебрасывать воздухом же повстанцев.
     -- Прошу передать по четырнадцати каналам: возможен в течение ближайших
дней вылет на северный  берег кораблей квистора,  --  передал по  радиосвязи
Рольт.
     -- Есть, капитан!
     --  В  районе, где несколько групп повстанцев и  где  много  рудников и
наших людей, высадятся войска с подлодок, потом прилетят их  и наши корабли.
Похоже на начало, -- сказал Орик.
     -- И  все-таки  нет.  Пока  не начнем мы или  квистор  не  обрушится на
отряды, близкие к городам, -- это еще не война, -- сказал Рольт.
     -- Очень соблазнительна мысль уля Владимира,  --  сказал Орик. -- Перед
началом найти и ликвидировать машину против геллов.
     -- Это было бы замечательно. Не вижу пока путей. Один вы, Орик, бываете
в квистории, но и ваш вариант я не ощущаю.
     -- И я, -- Орик вздохнул.  -- После этой бомбежки вашей лодки, Рольт, и
ваших выводов я  что-то не очень представляю, куда мы  везем наших друзей --
Пилли, Оли и Ир-фа. Где бы нам разместиться, чтобы они были в безопасности?
     -- Есть вариант, -- сказал Рольт. -- Чуть восточнее  настоящего курса я
знаю лагуну, далеко вдающуюся в берег, с очень высоким барьерным рифом. Сама
лагуна, это как бы затопленная часть очень  узкой и глубокой долины, слева и
справа скалы, по долине протекает отличная речка.
     -- А криспы-тутты там есть? -- спросил Орик.
     -- Нет. Там сухо.
     -- А как там насчет обзора палаток с воздуха?
     -- Какого цвета палатки?
     -- Нейтрального.
     -- Риска почти нет, скорее, теоретический.
     Рольт попросил, чтобы  ему принесли в  кают-компанию  коммуникатор. Это
была большая, сложная  и мощная машина. Я  жалею, что  папа, который  в  тот
момент  занимался сваркой, не  слышал  того, что  слышали Орик,  Пилли, Оли,
Ир-фа и я. В течение двух минут капитан Рольт соединился со всеми остальными
лодками в море и попросил общей беседы.
     -- Отлично, Рольт, мы тебя слушаем... Мы слушаем тебя, Рольт... Привет,
Рольт! -- Понеслось из эфира.
     -- Итак, -- сказал  Рольт,  -- я  обращаюсь ко всем капитанам подлодок.
Известно ли всем вам, что было со мной час назад? С моей подлодкой?
     --  Да,  Рольт,  тебя  пытались достать  сверху, но  достали,  кажется,
частично -- лодка цела. Это так?
     -- Как видите, -- сказал Рольт, -- я жив, да и вообще жаль терять такую
машину.  Как вы думаете, если войны, собственно, нет, почему  именно сегодня
решили меня прикончить?
     -- Не смеши нас, Рольт! Это понятно даже птичке галли.
     -- И все же?! Почему это случилось именно сегодня?
     -- Ты хочешь, чтобы мы выдали тебе тайну?
     --  Это не тайна, если уж  и маленькая птичка  галли знает. Давайте  не
будем играть в пустые игры, мы же военные люди! Или поговорим, или освободим
эфир от обоюдных глупостей.
     -- Рольт, по  известным возможностям, заложенным  в  свойствах наших  и
твоей лодок, ты можешь нам кое в чем помешать.
     -- Вот именно! Сегодня!
     -- Зачем уточнять? Поэтому они и решили тебя ликвидировать.
     -- Теперь это им не удастся. Есть глубины, где меня не достать.
     -- Куда ты клонишь, Рольт?
     -- Никуда.  Я  просто спрашиваю,  понимаете вы  или знаете, почему меня
хотели ликвидировать именно сегодня?
     -- Догадываемся.
     -- Или получили приказ?
     -- Нет еще, но догадываемся.
     -- О чем именно вы догадываетесь?
     -- О том, что ты можешь  крепко нам помешать,  когда мы будем не просто
плавать, а займемся делом.
     --  Во!  -- сказал  Рольт.  --  У  меня  хватает ума не ставить  себя в
дурацкое положение, спрашивая вас, каким именно делом.
     -- Верно, Рольт. Приятно тебя слушать.
     --  Хвала небу, -- сказал  Рольт, -- что в этом, кажется, нет иронии. И
если это правда, то также правда  и то, что мне не хочется вас убивать, хотя
бы потому, что все мы знакомы, а с некоторыми из вас я дружен.
     -- В это можно поверить, Рольт: убивать друзей не очень-то приятно.
     -- Увы, но многих мне придется уничтожить.
     -- Но мы близко к берегу.
     -- Не  будьте детьми. И берег для вас  не  стопроцентное спасение, да и
потом-то -- лодки останутся в море.
     -- Так куда ты клонишь?
     -- Я хочу всего один раз внести разумное предложение. И ответа сейчас я
не жду. Тем более если кто-то из вас вдруг  сразу может дать ответ, приятный
мне, я не хочу ставить его в неловкое положение перед другими -- разговор-то
общий.
     -- Рольт, выкладывай!
     -- Я не то чтобы предлагаю вам сдаться, нет. Я предлагаю вам подумать о
вашем воинском долге (с  акцентом -- перед кем этот долг), вашем долге перед
квистором  или  перед  всеми политорами. Я  глубоко  убежден, что  это очень
разные вещи, и я определил, каков  мой долг. К тому же я убежден, что многие
из вас  еще не  уверены до конца, что  долг,  противоположный моему, --  это
именно его долг. О командах я уже не говорю, там много  простых политоров, и
я не уверен, что они влюблены в Горгонерра. Мне кажется, я сказал достаточно
ясно. Если  я нащупаю  вас,  а вы меня, я буду взрывать  вас не сразу: будет
пять минут после предупреждения,  а до них --  несколько часов, когда  у вас
появится возможность дать кодовый  сигнал: "Перехожу на вашу сторону". Вот и
все. Поскольку  есть понятие воинской чести  по отношению  друг к  другу,  я
полагаю, что давший кодовый сигнал не откажется потом от своих слов. Давайте
прощаться. Хочет ли кто-нибудь что-либо сказать мне?
     -- Мы все поняли, Рольт!
     Капитан Рольт прервал связь, тут же  выяснил, что работы в одиннадцатом
отсеке  закончены и, назвав курс,  скомандовал: "Полный вперед". И,  пока не
вернулся  папа,  Рольт  и Орик  связались  со  всеми группами повстанцев  на
берегу, куда мы шли, и сообщили, что вскоре  может быть высадка с моря войск
противника и пересадка их на летательные машины. Все решайте по ситуации, но
на земле свои летные машины скройте и ждите их пополнения.
     Тут же вернулся папа, тщательно скрывая довольную улыбку.
     -- Благодарю вас, уль Владимир, -- сказал капитан Рольт.
     --  А я -- вас, -- сказал  папа. -- За  возможность хоть как-то  помочь
вам. Ки-лан сказал капитану Рольту:
     -- Уль Владимир обнаружил две лишних детали  и даже один лишний узел  в
сварочном аппарате, не  просто лишних, но несколько снижающих  эффективность
устройства.
     --  Что я  тебе  говорила? --  строго сказала  мне Пилли. -- Со стороны
виднее. С Земли. Разные подходы в технике, чужой взгляд свежее.
     --  Пожалуйста,   Пилли,   переведи   мне  текст  на  чертеже   крыльев
"планирования", который мне подарил Ир-фа, а Оли сохранила, -- сказал я.
     --  Переведу,  --  сказала  Пилли.  --  Сложись  ситуация  при   отлете
благополучной, мы вообще подарим  вам с папой два комплекта крыльев. Кстати,
видишь: идея крылышек проста, а вы на Земле  их не придумали. Другой взгляд.
Обратная ситуация.
     --  Пилли! -- заорал  я, не сумев сдержаться.  --  Это  же гениально --
подлинные образцы! Ты -- добрая фея, Пилли!
     -- Я добрая -- "кто"? У нас вроде нет эквивалента.
     --  Фея,  это,  ну,  такая...  фея.  Как  мне  кажется  --  хорошенькая
женщина... Волшебная.
     -- Я -- красивая женщина! Еще чего -- "хорошенькая".
     --  Да.  Фея  --  это  красивая  и хорошенькая женщина  из  сказок,  и,
по-моему,  она  иногда живет  в лесу.  Хотя в лесу,  скорее, живут маленькие
сказочные существа -- эльфы и гномы...
     -- Но я -- фея, да? Волшебная? Волшебница? -- Да! Сверхволшебница!
     ... Еще в Калихаре, собираясь в это путешествие и  вынимая коммуникатор
из  сумки шпиков, я обнаружил книжку.  Да, книжку. Они, эти шпики,  стояли с
сумкой и книжкой для меня, и  в одного  из них летел нож Олуни. Но все могло
быть по-другому. Не найди меня Оли  и будь  у меня лазер, думаю,  я вынужден
был бы  пустить его в ход.  Чик-чик -- и  тех двоих  нет. А  они  мне книжку
принесли!  Я понимал, это  была  их игра в добрых повстанцев, но все же  они
могли бы ее  и не принести, а принесли, а я бы их... Что-то в этом сочетании
было для меня едким каким-то, с оттенком нытья в душе, неуютным.
     --  Кажется, не один я ломаю голову над машиной в квистории,  -- сказал
мне Ир-фа, и я забыл о шпиках.
     -- Если идти не от захода Орика к квистору,  а от другого политора,  то
от кого, как? -- сказал я.
     -- Надо думать, -- сказал Ир-фа.
     --  Если дверь  в кабинете -- в стене,  в сейфе, то,  скорее всего, она
явно связана с сигнализацией.
     -- В этом можно не сомневаться, -- сказал Ир-фа.
     -- А как  вы думаете,  Пилли, --  сказал папа, -- если машина несколько
разлаживается, но влияние ее поля на геллов так же  сильно в Тарнфиле, то не
может  ли  оно  ослабнуть  на  больших  расстояниях  настолько,  что   геллы
почувствуют, скажем, половинное раскрепощение?
     -- Нет. Если поле все же сильное, передатчики его сохранят.
     --  Машины-передатчики не имеют такого "ухода" за ними, как главная, та
имеет, так сказать,  двух ученых-"врачей",  а  армия  передатчиков  --  нет.
Почему?
     -- Я думаю потому, что  передатчики, как устройства, значительно проще,
грубее и надежней.
     -- Но они соединены  между собой, чтобы охватить всю Политорию?  Они не
только автономны,  но связь идет и от одной к другой? -- спросил папа. Пилли
кивнула.  -- Значит, случись  поломка  одной из  них, это  может привести  к
нарушению всей цепи? Всего луча?
     -- Думаю, да, -- сказала Пилли.
     -- Уль Орик, --  сказал папа. -- На рудниках, на этом  берегу, работают
геллы?
     -- Да, это богатый район, и геллы там обязательно работают.
     --  Значит,  на  каком-то   расстоянии  от  рудника  должна  находиться
машина-посредник?
     -- Разумеется, -- сказала Пилли. -- Но -- поди знай -- на каком.
     -- Орик,  -- сказал папа. --  Есть ли здесь  один-два  ближних рудника,
которые связаны с повстанцами?
     -- Да, конечно, -- сказал Орик.
     -- Рудники -- это стационары? Маленькие поселки?
     -- Да. В них живут и рабочие-геллы.
     -- А ваше появление на руднике нормально?
     -- Как члена правительства и  при  наличии аппарата управления рудником
-- вполне.
     --  А вы  что, допускаете, что в каком-то руднике  аппарата  управления
нет? -- спросил папа.
     -- Да, я это допускаю. Теперь -- вполне.
     --  Тогда вывод такой:  там, где на  руднике  есть  начальство,  можете
появиться и  вы, и я. -- Орик кивнул. -- А ваша связь  с квистором с помощью
малого коммуникатора возможна?
     -- Да, но достаточно ослабленная по силе.
     -- Ясно.  А передатчик  Рольта, с помощью которого он говорил с другими
подлодками, у него всего один?
     -- Уверен, что не один.
     --  Очень  хотелось  бы  "обнаружить"  такой  рудник,  где  начальства,
возможно, уже нет.
     Орик улыбнулся:
     -- Я намерен кое-что выяснить завтра.
     -- И заодно поклянчите у Рольта сильный коммуникатор.
     --  Ир-фа,  --  спросил я.  -- А  в лесах, там, куда мы плывем, -- есть
кольво?
     -- Да. И крупные, -- сказал он. -- Здесь поглуше.
     -- Пилли, я не первый раз на вашем море, но не  видел ни одного паруса,
-- сказал я.
     -- А откуда им взяться? -- сказала Пилли.
     В  ее вопросе что-то  было,  раз  уж она  не спрашивала: "А  что  такое
парус", и я спросил:
     -- А куда им деться?
     -- Все  это было,  --  сказала Пилли.  --  Были  когда-то  и  торговые,
пассажирские,  гоночные,  большие, маленькие, средние.  Но  их  вытеснила со
временем "доска".
     Я прекрасно понял ее: так нужное ей слово оказалось понятным сразу же.
     -- Уль Ир-фа, кстати, в свое время был,  и  не раз, чемпионом Политории
по гонкам на доске с парусом, -- добавила Пилли.
     -- Вы какие-то  уникальные! -- сказал  я. -- Рядом с вами  даже  сидеть
как-то неудобно, честное слово. Все-то вы умеете!
     -- Не думаю, что ваша мама хуже. Даже если она только кормит и поит вас
с папой, то и этого вполне достаточно.
     --  Она у нас -- высший  класс! --  сказал я и  поглядел  на Ир-фа. Он,
улыбаясь, кивнул  мне. Мне не объяснить это словами, но, по-моему, Ир-фа был
великий старик, нечто вроде Малигата на свой  манер. Вот ведь мы минут  пять
говорили о доске под парусом, он был неоднократным чемпионом Политории, но в
разговор не включился. Не то чтобы не сказал, кем он был, а просто не принял
никакого участия в беседе о парусах вообще -- только слушал и улыбался.
     Тут же мы все почувствовали, что подлодка "ускорилась",  и одновременно
появились капитан Рольт и Ки-лан, тащивший большой коммуникатор.
     -- Почти подходим, -- сказал Рольт. -- А вы не почувствовали, что лодка
с полчаса назад сбрасывала скорость?
     -- Ага, -- сказал я. -- А зачем?
     -- Это одна из тех подлодок нашла нас.
     --  Каким  это  образом, милый  Рольт?! -- сказала Пилли.  -- Мы же как
призрак -- бестелесны.
     -- Поздравляю всех. Этот экипаж  принял нашу сторону  и шлет беззвучный
прощальный  поцелуй  Горгонерру,  его  окружению и всем его женам, -- сказал
Рольт.
     Все, как малые дети, обрадован но загалдели.
     Поднявшись к поверхности и прощупав небо, Рольт приказал всплывать, все
мы,  остающиеся на  берегу,  с  новым коммуникатором, Сириусом и всем прочим
направились к выходу.
     Мы  поднялись  на  борт всплывшей  лодки и  увидели чуть  вдалеке берег
(впадения  реки  не было  видно);  море  "дышало",  подымая  и  опуская свою
поверхность, и при опускании впереди нас  обнажались острые зубцы барьерного
рифа. Опять мы распрощались с капитаном Рольтом  и Ки-ланом, сели в машины и
гуськом "выплыли"  в  воздух, сделали прощальный  круг  над  подлодкой,  она
наконец ушла под воду,  а мы  через пару  минут были на правом берегу  реки,
лучше сказать --  широкой  речки;  было ощущение полной  дикости вокруг,  и,
достав каждый свои  пистолеты,  мы начали искать,  чуть удалившись от  моря,
удобные  площадки  для машин и  палаток под склоном  каньона, среди  высоких
густых деревьев:

        7
     Ночью мы слышали, как вдалеке рычали хищники. Через стенки палаток было
легко  переговариваться,  и  Ир-фа  сказал, что это, похоже,  кольво. Сириус
пыжился, зашипел пару раз, а шерсть его вставала дыбом. Ир-фа всех успокоил,
и ночь прошла нормально.
     Утром, за завтраком, возник легкий спор: кто отправится вместе с Ориком
на рудники, или к повстанцам. В принципе разговор об этом завел папа, помня,
видимо, правила поведения на  Земле: в тайге  не оставлять человека  одного.
Ир-фа, улыбаясь, молчал, он-то умел ходить по здешним лесам и один. А  Орик,
который  тоже был  достаточно опытным, сказал, что  все  же  он отправится в
одиночку: Ир-фа  горит желанием поохотиться, и Пилли,  Митю и Оли папа никак
не может оставить одних.
     Я  и папа стали готовить снасти, в воду чего-то лезть не хотелось. Орик
отошел с коммуникатором.
     Чуть  позже он рассказал следующее: на руднике,  расположенном недалеко
от  нас,  произошла  трагедия.  По  явному  недосмотру  управляющего  и  его
помощников  произошел взрыв: погибло  трое  политоров и два  гелла.  Рабочие
предупреждали  о  возможной опасности,  поэтому они  поступили покруче,  чем
просто  отказались  выйти на работу. Управляющий и его  команда -- перебиты,
политоры и геллы ушли в отряд.
     Пилли как-то вся сникла. Мы долго молчали.
     Ир-фа, который, когда мы возились с  папой со спиннингами, собирал свое
ружье, теперь  держал его на  коленях и,  внезапно вскинув его, выстрелил. В
двух метрах от  нас упала птица, пестрая, размером  с глухаря. Ир-фа  встал,
поднял ее и спрятал в ящик-холодильник.
     --  Есть мысль,  --  сказал  папа.  -- Вся  Политория -- в передатчиках
машины, они возле городков, поселков, в лесах,  -- их  же цепочка. А как  их
устанавливали? Это делали осведомленные рабочие, которых потом убивали?
     -- Не знаю, -- сказала Пилли. -- Но это интригующая мысль.
     -- На ваших надземных кораблях военного типа, кроме стреляющего оружия,
-- есть бомбоотсеки?
     -- Конечно, -- сказал Ир-фа.
     -- Ученые садятся в военный корабль, летят по маршруту, и в  означенное
время  нажимается  кнопка,   а  из  бомбоотсека  сбрасывается   "бомба".  Не
взрывающаяся,   но   зарывающаяся  метра   на  два  в  землю.   Вот  вам   и
машина-передатчик. Не скучно?
     -- Продолжайте, -- сказала папе Пилли.
     -- Если выходит  из строя посредник, этим занимаются те же двое ученых,
что и при машине. Орик связывается с квистором. Он, уль Орик, решил провести
здесь инспекцию  рудника.  И что же? Рудник  -- пуст. Лишь  один из  обслуги
управляющего,  полумертвый  политор,  сообщает:  вдруг   взбесились   геллы,
вероятно, рядом где-то было "утеряно" биополе, геллы все начальство перебили
и вместе с политорами ушли к повстанцам.
     -- А что, -- сказал Орик, -- квистор может клюнуть на такое.
     -- Для новых геллов на руднике передатчик биополя следует заменить. Кто
это  сделает? Та же пара  ученых. Словом,  можно ждать  гостей, этих двух. И
даже, допустимо,  в  довольно  точном месте.  Взяв, скажем,  за  центр  этот
рудник, на машине строго по спирали полетать часик, а  то и  меньше,  и даже
мой сигнализатор обнаружит место передатчика.
     --  Да-а,  -- сказала Пилли. -- Противно быть нескромной, но мои  мысли
последних дней витали в этой сфере.
     -- Квистор позволил себе диверсию -- украл моего сына. Я и сын намерены
поговорить о нашем отлете, вряд ли он нам откажет в беседе.
     -- Думаю, не откажет, -- сказал Орик.
     --  Вероятно, ваши фотокамеры способны  снимать  на пленку  не  внешний
облик  предмета, но всего его,  со всеми  потрохами. Вряд  ли  милый квистор
откажет моему сыну сделать в своем кабинете парочку снимков перед отлетом на
память. Так бы мы смогли узнать, есть ли тайный ход в сейфе. Вот и все.
     --  Будем  переваривать  ваше блюдо, уль Владимир, -- сказал  Орик.  --
Спасибо. И спасибо за  земные  кушанья. Очень привлекательные.  Некоторые --
пугают. -- Все смущенно  закивали.  Папе впервые подвернулся случай блеснуть
за завтраком земными консервами. -- Ну, я полетел. Развлекайтесь. Позабудьте
о  мрачном  Калихаре.  Кстати,  уль  Владимир,  дайте-ка  мне  с  собой  ваш
сигнализатор.
     Орик улетел, а мы занялись обсуждением: где ловить. Дикое это место без
нас  и было диким, но достаточно  нам было поставить палатки, как уже  стала
возникать дурацкая мысль, что "возле дома  хуже ловится" и не пойти ли вверх
по речке.  Снарядили спиннинг для Оли, а Пилли сказала, что погуляет с  нами
просто  так. Вскоре мы тронулись, все с оружием, а я еще захватил рюкзачок с
едой  и большой в  ножнах нож -- подарок Малигата. У Ир-фа было ружье,  но и
спиннинг тоже, политорский.
     Мы  прошли  довольно легкой  дорогой по  берегу  километра  три,  стены
каньона стали ниже, менее крутыми, деревья почему-то отступили от воды, река
стала чуть мельче и шире --  было  просторно. С  того берега  в  нашу  речку
впадала  другая,  поменьше,  чуть  ниже  по  течению  от  ее  впадения  были
посередине реки камни.  Ир-фа перебрался на  них и спиннинговал прямо с них,
бросая блесну по течению.
     -- Мы взяли кинокамеру? Заряжена? -- вдруг крикнул Ир-фа.
     -- Да! -- крикнул папа.
     -- Поснимайте старичка! У меня село что-то крупное!
     Все побросали  свои снасти,  папа  достал  из  сумки кинокамеру,  начал
снимать  с  берега, а потом к концу схватки с  крупной  рыбой сам выбрался к
Ир-фа, на  камни.  Рыбина  оказалась  огромной и  мощно  взбрасывалась, пока
Ир-фа,  взяв  камень в руку, не  оглушил ее  на мели основательно по голове.
Папа сумел снять все. Когда они вместе с рыбиной добрели с камней до берега,
я воскликнул:
     -- Братцы! Да это же криспа!
     -- Ага, -- сказал Ир-фа. -- Но речная. Криспа-риста.
     -- Кусается? -- спросил я.
     -- Да,  еще  как,  но  в воде  не  нападает. Это  обычная криспа, давно
попавшая в речку, речной вид.
     По виду  она  тянула  килограммов  на  двенадцать,  и  Ир-фа  несколько
огорченно  сказал, что  ловить  дальше  -- грех,  и рыбы, да и  птицы  у нас
хватит.  Он походил  по  речке,  нашел омуток  с  песчаным  дном,  и  все мы
искупались, а  потом решили перекусить. Кроме еды, взятой с  собой, мы съели
одну Олину луффи и одну папину пирлу.  Ир-фа, ловко их почистив, запек их  в
углях костра, завернув в большие листья.
     Я  сказал папе,  что перейду речку и  чуточку поднимусь  по  впадающей.
Ловил он очень  сосредоточенно и, соглашаясь, кивнул -- я даже не  ожидал. Я
захватил свой  рюкзачок,  чтобы положить  туда фотокамеру; на груди  у  меня
болтался коммуникатор и "плеер", и, идя по  узкому берегу впадающей речки, я
и их засунул в рюкзак. В руках был только спиннинг и лазер. Наверное, вокруг
был  такой покой, что даже, когда я  ушел метров на четыреста, папа  меня не
окликнул. Я,  спрятав лазер в карман, поблеснил немного и поднялся еще вверх
по реке. Снова начал  блеснить, и вдруг произошло что-то непонятное,  просто
ошеломившее, нет, раньше даже -- жутко напугавшее меня: кто-то букваль