трудового народа, - сказал Генрих и неожиданно резко швырнул в меня записной книжкой. Я поймал. - Ознакомься и выбери, чем будешь заниматься. Чем быстрее, тем лучше. - Быстро только кошки родятся, - пробурчал я, перелистывая страницы. Предложений было много. Даже слишком много. - Это какой-то бум, - поднял я глаза на Генриха. - Они все с ума посходили? - Это не бум, - самодовольно улыбнулся Генрих, от чего ожили его тщательно подбритые усики. - Это правильно организованная рекламная кампания. После истории с захватом заложников на обменном пункте мне гораздо проще стало убеждать клиентов в твоей квалификации. - Они все - заложники? - уточнил я. - Или терраристы? В любом случае - пошли они к черту. Мне что-ни будь попроще... Я все-таки первый день на работе. - А где ты был сегодня утром? - осведомился Генрих, - Я тебе звонил, а там только этот автоответчик твой... И дурацкая фраза <А вы уверены, что попали туда, куда надо?> Придумай что-нибудь поостроумнее... Так где тебя носило? - Я был в милиции, - ответил я и потянулся, с удовольствием наблюдая за тем, как лицо Генриха становится озабоченным. - И что на этот раз? Куда ты влип? - спросил Генрих, ослабляя узел галстука, словно ему не стало хватать воздуха. - От чего мне тебя отмазывать на этот раз? - Расслабься, - посоветовал я. - Я чист как стеклышко. Со мной консультировались. - Они там совсем обалдели, - покачал головой Генрих. - Что уж, больше консультироваться не с кем? Ты уж им наконсультируешь... - Продолжая качать головой, он ушел к себе и пять минут спустя позвонил, хотя вполне мог крикнуть - обе двери были распахнуты. - Ты не врешь? - с надеждой спросил Генрих. - Ты и вправду никуда не успел влезть? - Расслабься, - повторил я. - Я консультировал двенадцатое отделение. Завтра пойду в тринадцатое. Они записались ко мне в очередь на всю неделю. - Болтун!.- в сердцах сказал Генрих и бросил трубку. Его рассерженное состояние продолжалось минут пять, потом Генрих поднялся (мне был слышен скрип кожаного кресла) и вышел из своего кабинета. Он постоял в коридоре, выдерживая необходимую паузу, и только потом просунул в дверь ко мне лысеющую голову. - Ты выбрал себе дело? - сухо поинтересовался он. - Номер пять, - ответил я с дивана. Под этой цифрой в списке Генриха значился некий бизнесмен, который с некоторых пор озадачился вопросом: <Что делает жена, когда мужа нет дома?> - Достойный выбор, - прокомментировал Генрих - Когда собираешься приступать? - Ближе к вечеру. - Совсем хорошо, - озабоченные складки у переносицы разошлись, и Генрих даже изобразил нечто вроде улыбки. - Не люблю, когда нарушается режим. Работа должна делаться постоянно и равномерно. Я скорчил гримасу, символизирующую мое отношение к этому заявлению юриста. Мне б ближе к сердцу старая поговорка о том, что постоянный и равномерный труд отрицательно сказывается на здоровье коней. Генрих как-то заметил по этому поводу, что у нас существенно различные менталитеты. Я удивленно поднял брови и сказал, что, по-моему, менталитет - это такая болезнь и что я уж наверняка ею не страдаю. Генрих не без злорадства согласился. - Итак, - продолжал вещать Генрих, стоя в дверях моей комнаты. - Сегодня вечером ты будешь занят по работе. А как насчет того, чтобы в субботу культурно развлечься? Отметить твое возвращение к людям? - Разве я был в джунглях? - обиженно спросил я, но тут же подумал, что, пожалуй, так оно и есть. - В субботу в клубе <Ультра> выступает... - Генрих наморщил лоб, вспоминая имя гастролера. - Ну этот, грузин... Не Кикабидзе, другой. Муладзе, что ли? - Ты собираешься идти в <Ультру>? - ехидно спросил я. - А врач тебе разрешил посещение концерта? - Все нормально, - отмахнулся Генрих. - Я навел справки. Муладзе не опасен для моего здоровья. Сложности с посещением ночных клубов возникли у Генриха с пару месяцев назад, когда очередная двадцатилетняя пассия затащила его в <Ультру> на концерт какого-то московского певца, о котором Генрих до того памятного вечера ничего не слышал. Но афиши висели по всему городу, билеты были чертовски дорогими, и Генрих решил что мероприятие достойно его персоны. Он забронирова самый ближний к сцене столик, что едва не закончилось для него трагически. Для Генриха, а не для столика. Певец, в соответствии с последними тенденциями шоу-бизнесе, оказался сексуально сориентирован совсем другую сторону, нежели большинство мужского населени? Вдобавок, он оказался чертовски раскрепощенным. И уж во время второй песни, раздевшись по пояс, запрыгнул Генриху на колени, продолжая раскрывать губы и иногда даже попадать в фонограмму. Помимо того, что у юриста не вызвало особой радости само пребывание заезжего певца гомосексуальных радостей на его коленях, гастролер к тому же тянул килограммов на восемьдесят с гаком. И еще от него пахло убийственной смесью женского парфюма и мужского пота. Через минуту такого кайфа Генриху стало плохо с сердцем. - Я наводил справки, - повторил Генрих. - Этот грузин не прыгает на пожилых юристов, как тигр на антилопу. К тому же я больше не буду садиться так близко к сцене. Одного раза достаточно. Так ты пойдешь? Само-собой, с дамами. Я с Полиной, а ты с Лен... - Генрих вспомнил слишком поздно о моем запрете. Я сделал зверскую рожу и схватился пятерней за левую сторону груди, что одновременно означало сердечную недостаточность от генриховских оговорок и желание вытащить оружие из наплечной кобуры (если бы она была на месте), чтобы как следует шугануть юриста из моей комнаты. Генрих все понял и махнул рукой на меня и на перспективу совместного проведения субботнего вечера. Но, как оказалось, ненадолго. Минут через двадцать он позвонил мне из своего офиса и вкрадчиво проговорил: - Костя, но если ты до субботы помиришься со своей... То тогда давай прошвырнемся в <Ультру>, ладно? Я повесил трубку. Что это еще за слово <помиришься>? Я с ней не ссорился. Мы просто обозвали друг друга всеми мерзкими словами, какие только знали, и разошлись в разные стороны. Я, правда, позже хотел вернуться, потому что вспомнил еще несколько эффектных выражений... Но вспомнил выражение ее глаз, когда мы последний раз смотрели друг на друга в упор... Нет, спасибо. К таким не возвращаются. 12 В шесть часов вечера я и мой клиент, тот самый ревнивый <номер пять> из списка Генриха, встретились в небольшом кафе в центре Города. Я получил инструкции, фотографию супруги клиента и двести долларов задатка. Мне надлежало заполучить доказательства супружеской неверности в виде фотографий, аудио, или видеозаписей. Сам клиент объявил жене, что уехал на две недели в Турцию, но на самом деле засел в одной из городских гостиниц, выжидая моего сигнала, чтобы лично накрыть неверную жену. - Надеюсь, вы не планируете двойного убийства в состоянии ревности? - сразу спросил я. - А это посмотрим по обстоятельствам, - мрачно буркнул клиент. На том и договорились. Час спустя я наблюдал за молодой женщиной, выходящей из косметического салона. Было достаточно заглянуть ей в глаза, чтобы понять - долго работать над этим делом мне не придется. Собственно говоря, одной лишь фотографии этих глаз хватило бы для приступа бешеной ревности у мужа. Просто порнография какая-то, а не глаза. Крутое трехиксовое порно. Так что в одиннадцать вечера я уже поставил <Оку> у своего подъезда и выключил мотор. Две <полароидовские> кассеты были отщелканы, - а в квартире моего клиента установлены два диктофона - в спальне и в зале. Завтра я собирался поработать видеокамерой, потом отсортировать материал и представить его заказчику. И понаблюдать за его лицом. Я едва успел войти в квартиру, снять ботинки и убрать в шкаф сумку с фотографиями, как в дверь позвонили. Я посмотрел в <глазок> и громко сказал: - Даже и не думай. Она снова нажала кнопку звонка. - Возвращайтесь в семью, девушка, - посоветовал я. Еще один звонок. - Займитесь чем-нибудь общественно-полезным, в конце концов! Она снова жмет на кнопку. Наивная, она надеется оказаться более упрямой, чем я?! - Ну и что тебе нужно? - холодно спросил я, все-таки отворив дверь и глядя на Ленку сверху вниз. - А войти можно? Я изобразил на лице глубокое возмущение подобными намерениями. - Скажи <спасибо>, что я открыл тебе дверь! - Спасибо, - кротко произнесла она, потупив взгляд, и это было словно удар в солнечное сплетение. Весь мой словарный запас, унесло с попутным ветром в Африку. Я стоял, смотрел и молчал. Я молчал, когда она прошла в квартиру, включила свет в комнате и уселась в кресле, поджав ноги под себя. Женщины. Иногда просто не хватает слов. Как, например, сейчас. Ничего, я про себя отсчитал от десяти до одного, глубоко вдохнул и прикрыл дверь. Не защелкивая замок, чтобы в нужный момент моя бывшая подруга могла легко и быстро покинуть квартиру, роняя отнюдь не скупые слезы на линолеум. По крайней мере я надеялся, что все сложится именно так. И чем скорее, тем лучше. В противном случае... И случай вышел действительно противный. Она взяла инициативу в свои руки. - Ты ничего не хочешь мне сказать? - прозвучал тихий голосок. Вот тебе и раз. Меня моментально поставили в положение обороняющейся стороны. Далее все могло развиваться по следующему сценарию: <Ты ничего не хочешь мне сказать?> - <А что я должен тебе сказать?>. <А ты не знаешь?> - <Понятия не имею!> - <А мог бы что-нибудь придумать... Или ты уже совсем отупел? Или ты не помнишь, о чем именно мы говорили в последний раз?> Волей-неволей придется доказывать, что не отупел и не обеспамятел. А доказывать свою невиновность - это уже не в моем стиле. Я предпочитаю презумпцию невиновности: доказывайте мою вину сами. А не сможете... - Так ты ничего не хочешь мне сказать? - Ничего? Ха-ха, это гораздо больше, чем ничего, но по преимуществу матом, - выпалил я, надеясь, что фраза убьет ее наповал и заставит выбежать в слезах из квартиры через незапертую дверь. Но она пропустила мою тяжелую артиллерию мимо ушей. Фу, обычная мужская Грубость. Когда им нечего сказать, они начинают ругаться. Козлы. - Ты решил? - Это уже был второй вопрос, и увиливать больше я не смог. Я сел напротив Ленки, уставился на нее в упор и членораздельно произнес: - Что еще я должен был решить? - Ты должен ответить на мое предложение. - О Господи, - вздохнул я. - Ты что, с одного раза не понимаешь? Она посмотрела мне в глаза, и я отвел свой взгляд первым. В последнее время я многое понял насчет пресловутой <войны полов>. Я стал понимать мужчин, которые все споры с женщинами начинают и заканчивают оплеухой. Причем они очень торопятся влепить женщине оплеуху. Ведь если хотя бы на секунду замешкаться - это конец. Женщина переговорит, переплачет, переласкает.,. Или просто проведет ноготками вдоль вашего позвоночника. И добьется своего. Так что единственный способ победить - это оплеуха. На Ленку у меня рука не поднималась. И я проиграл, я был вынужден заново слушать все ее доводы, все ее жалобы, всю эту лирику, которая в совершенно невообразимых количествах произносилась маленькими губками (бледно-розовая помада), принадлежавшими будто и не медсестре, а какой-нибудь сочинительнице любовных романов из южноамериканской жизни. 13 Это началось довольно давно. Года два назад. Я и Ленка оказались соседями по лестничной площадке. Если совсем точно, то соседями были с одной стороны я, а с другой - Ленка и ее муж. То, что произошло дальше, мне казалось совершенно естественным - достаточно поставить рядом толстенького лысоватого Ленкиного мужа и... Ну, я, конечно, не эталон мужской красоты. Но на лестничной площадке конкурентов у меня не было. Примерно с год наши отношения развивались вполне нормально, то есть без огласки. Ленкин муж стал часто ездить в командировки, и нас это устраивало. Веселенькое было время. Если бы не таинственный доброжелатель, настучавший на нас, это время, возможно, длилось бы и до сих пор. Романтика запретных встреч, кайф наставления рогов супругу, адреналин в крови... При воспоминании о тех месяцах мне кажется, что при соприкосновении ладоней - моей и ее - проскакивала электрическая искра, ввергавшая нас в состояние кратковременного помешательства на любовной почве. Сейчас это кажется сном. Сейчас это кажется несбыточным идеалом, мечтой. Но это было. Что бы в данный момент ни говорили я и она. С Ленкиным мужем даже пришлось подраться. Я победил, но особенного проку в этом не было. Посрамленный и оттого еще больше полысевший муж перестал ездить в командировки, сидел целыми днями дома и бдил. Самое печальное, что он действительно любил Ленку. Какие чувства к нему испытывала она, - этого я не знаю. Скорее всего бурных страстей там не было уже давно. И вряд ли они вообще были. Но чем меньше она любила его, тем настойчивее он пытался ее вернуть. Вскоре он сообразил, что сидеть дома и изображать из себя негатив Отелло - это не выход. Жену надо было возвращать по-другому. Он не мог стать моложе, выше и красивее. Но он мог стать богаче. И Ленкин муж выбрал именно этот путь к сердцу женщины. Мы с Ленкой не сразу поняли его коварство. Он опять начал пропадать в разъездах, предоставляя нам неограниченное время для развлечений. Мы даже начали забывать о нем, когда наступил сентябрь. А вечером первого сентября Ленкин муж вернулся домой. Вернулся, чтобы сделать заявление. Он сообщил жене, что за последние месяцы сумел сильно <подняться> в той коммерческой структуре, где трудился. Поднялся до такой степени, что его отправили создавать филиал этой самой структуры в Питере. Повышение по службе сопровождалось подарком от фирмы в виде двухкомнатной квартиры на Васильевском острове и служебной <Волги>. Дальнейшая перспектива сулила еще большие материальные блага, которые Ленкин муж весьма красноречиво и подробно расписал. Закончил он тем, что задал вопрос: <Если хочешь поехать со мной в Питер, то ты должна раз и навсегда покончить с походами <налево>. В противном случае ты останешься здесь и больше не получишь от меня ни копейки>. Расчет оказался точным - Ленка крепко задумалась. Ей хотелось поехать в Питер, ей хотелось быть женой преуспевающего бизнесмена... А с другой стороны был я. В таком задумчивом состоянии она и навестила меня тогда - хмурая, без косметики, с волосами, стянутыми сзади в пучок простой резинкой. Она изложила мне ультиматум своего мужа. - Что скажешь? - последовал вопрос. Я был слишком легкомысленно настроен в тот вечер. Я улыбался. - Дело твое, - сказал я. - Хочешь ехать с ним - поезжай, я не обижусь... - Что? - Тонкие брови удивленно выгнулись дугой. - Ты так легко меня выпроваживаешь?! Мне казалось, у нас были достаточно серьезные отношения! Ты говорил... - Чего только не скажешь в определенные моменты взаимоотношений с женщинами, - перебил я. - Мне с тобой было хорошо, тебе со мной - тоже неплохо. Но ситуация изменилась - сейчас тебе выгоднее выбрать не меня, а мужа. Питер, квартира, машина - все это на дороге не валяется. Или ты собираешься всю жизнь работать медсестрой? Ведь твое медицинское заочное образование накрылось, кажется, в прошлом году? - В позапрошлом, - уточнила Ленка. - Тем более. Лови свой шанс, поезжай с мужем... - напутствовал я ее. - Можешь его не любить, но хотя бы делай вид, что любишь, иначе ваша семейная жизнь превратится в длинный сеанс боев без правил. - И это все, что ты можешь сказать? - презрительно прищурилась она. - Ты, гад, даже не пытаешься удержать любимую женщину! Ты пальцем не пошевелил, задницу с дивана не приподнял! Я-то, дура, была готова послать мужа к чертовой матери и... - Ты хотела предложить мне жениться на тебе? - уточнил я. - Мы как-то обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что из меня не может получиться нормальный супруг. С моей работой, с моим образом жизни... - Хватит болтать! - взорвалась Ленка. - Хватит придумывать отговорки. Тебе просто наплевать на меня, да? Да? - Судя по твоему лицу, - заметил я, - ты очень хочешь, чтобы я ответил <да>. Я окажусь полным ублюдком, ты - невинно пострадавшей. Можно будет броситься мужу на шею и оплакивать загубленную любовь. А потом с чистой совестью ехать в Питер. Этого ты хочешь? - Знаешь, чего я хочу? - она уже почти кричала. - Врезать тебе чем-нибудь тяжелым по башке! После этого разговор продолжался еще очень недолго, сопровождаясь резкими жестами и движениями с обеих сторон. А потом она заплакала и убежала домой. Я представил, как она рыдает на плече мужа, а тот довольно улыбается и гладит ее по голове, говоря: <Ну вот видишь... Я же тебе говорил. Тебе нужен только я...> Мне стало противно. Нервы у меня в тот вечер расходились настолько, что сразу же после ухода Ленки я достал из холодильника начатую, бутылку водки, смешал с томатным соком и выпил. Это была плохая идея. Когда я размешивал красную смесь в своем стакане, я успокаивал себя тем, что никакой трагедии не произошло. На самом деле Ленка сразу решила ехать с мужем в Питер и пришла лишь для того, чтобы выслушать мои просьбы остаться, а потом послать меня к черту. Но просьб не было, и она, обидевшись, устроила обычную бабью истерику. Тоже мне, метод... Реветь два часа кряду, как будто от этого что-то изменится. Вот у мужчин более практический подход - если возникает сложная проблема, выпиваешь водки, забываешь проблему и ложишься спать. Никакого стресса, никаких истерик. Все чинно и спокойно. Так я думал, прежде чем выпил свой первый стакан. Потом мне стало тепло и грустно. Я стал думать о том, какая я сволочь. Ленка приходила ко мне в надежде, что ей предложат любовь до гроба и новый штамп в паспорте, а ее жестоко и цинично обломали... Какая же я скотина! После второго стакана я стал вспоминать наши лучшие дни, проведенные вместе с Ленкой, и чуть позже обнаружил, что глаза у меня наполнились слезами. Мне стало совсем грустно и очень жарко. Затем я решил, что ехать в Питер с обновившимся мужем будет для Ленки лучше, чем связываться со мной. Я бы никогда не смог обустроить жизнь этой женщине... И никакой другой женщине тоже. Так я перешел к оплакиванию своей никчемной жизни. Я оплакивал ее потом шесть дней кряду. Я мог бы заниматься этим и дольше - я знаю людей, которые занимаются этим годы и даже десятилетия. Настоящие профессионалы. Но мне помешали. Меня заставили умыться холодной водой, протрезветь и вынести из квартиры пустые бутылки. И заставили меня не Генрих и не Ленка, и даже не капитан Панченко вместе со своим белобрысым компаньоном. Меня заставил это сделать мертвый Паша Леонов. Павел Александрович. Не знаю, много ли добрых дел он совершил при жизни, но вот фактом своей смерти он уж точно одно доброе дело совершил. Он вытащил меня из пьяного безвременья. Много недель спустя, уже зная гораздо больше о покойном Павле Леонове, я стал задаваться вопросом: <Если бы Леонов знал, что потом случится, вытащил бы он меня из той драки или бросил бы валяться там на полу, да еще врезал бы пару раз по почкам?> Не знаю, не знаю... Но уж пить со мной на брудершафт он бы точно не стал. Кстати, я бы тоже не стал с ним пить. По ряду причин, из которых стремление к здоровому образу жизни было отнюдь не главным. И еще: мне не стоило давать ему тогда свои визитные карточки. Ни шестнадцать, ни пятнадцать... Ни одной. За окнами сгустилась тьма, которую кое-где пробивали бледные звездочки. Мы сидели друг напротив друга, и можно было даже ничего не говорить. Мы просто смотрели: я на нее, она на меня. Казалось, что в этом нет никакого смысла, потому что мы знали друг друга целую вечность, но... Но это уже была другая Ленка, не принадлежащая мне. И, наверное, это был уже другой я. - Этого хочет любая женщина, - говорил я. - Чтобы муж ночевал дома, чтобы в этом доме был достаток... Вряд ли бы ты получила это со мной. - У меня эта больница уже вот где, - Ленка провела ладонью по горлу. - Может, я буду с мужем в той фирме работать... Или другую работу найду - в Питере ведь возможностей гораздо больше, чем здесь... - Большой город, большие возможности, - согласился я. - Тебе нужно ехать. Твой муж не дурак, он все сделал правильно... - Я знаю, - кивнула она. - Это наш шанс - и мой, и мужа... - Тебе нужно ехать, - повторил я. - Я знаю... - тяжелый вздох, и ее ладони закрывают лицо. - Только... - Что? - Я все равно тебя люблю. Она отняла руки от лица, и по ее глазам я понял, что и от меня ожидается аналогичное признание. - Ну, - переведя взгляд на ковер, сказал я. - Ты мне тоже всегда нравилась... - Мне тяжело уезжать и оставлять тебя здесь. Я уже сейчас скучаю... - Я тоже, - ответил я, и отчасти это было правдой. - Может, я буду иногда приезжать? - с надеждой спросила она. - Скажем, на выходные? Вроде как к подруге в гости... - Муж у тебя не дурак, - напомнил я. - Придумаю что-нибудь другое, - с неожиданной легкостью сказала Ленка. - Не хочу тебя терять... Мы сидели друг напротив друга, а потом внезапно она очутилась у меня на коленях. Вкус ее губ был прежним, и это оказалось гораздо лучше, нежели все, что у нас было в последние недели перед приездом Ленкиного мужа... Потому ли, что теперь к вкусу ее губ примешался горький аромат грядущего прощания? Потому что это был последний раз? Потому что и я, и она хотели запомнить этот вечер? Я запомнил. Я очень хорошо все запомнил. Ее ласковые пальцы, ее гладкую кожу, ее горячие бедра... И она заплакала, когда все было завершено. Потом я долго сидел в кресле, выключив свет в комнате, закрыв глаза и отключив свое восприятие окружающего мира. Темнота, тишина, усталость. И вроде бы все пришло в норму. Все потихоньку восстанавливалось. Я не пью уже второй день. Я снова взялся за дело. Генрих мною доволен. Мы больше не враги с Ленкой. Вот они, кубики, из которых складывается пирамида моего ежедневного существования. Все пришло в норму. Все сложилось заново. Можно сидеть, закрыв глаза, и ни о чем не думать. Через какое-то количество времени я услышал, как надрывался телефон. Я снял трубку. Звонил Гарик. Сказал, что зайдет ко мне в гости. Голос у него был какой-то усталый. - Много работаешь? - сочувственно спросил я. - Возможно, - ответил Гарик. - Так я зайду? Ты будешь дома? - Куда я денусь. Вот так. Скоро ко мне придет старый приятель. Еще один кубик в пирамиду. Все понемногу налаживается, все возвращается на круги своя. Я не видел Гарика уже месяца два, а тут он вдруг решил ко мне наведаться. И все в один день. Все один к одному - все становится как раньше. Ну, с учетом Ленкиного отъезда, почти как раньше. Я все еще сидел в кресле и блаженствовал. И не знал, что через несколько минут пирамида, которую я считал заново возведенной и вполне устойчивой, начнет стремительно разваливаться, внося в мою жизнь хаос, боль, отчаяние... Началось с Гарика. 14 Он вошел ссутулившись чуть больше, чем обычно. Пожаловался на дождь и поставил раскрытый зонт сушиться на кухне. - Как твои дела? - спросил он тусклым утомленным голосом. - Как работа? - Все по-прежнему, - не без гордости сказал я. В тот момент я был доволен возвращением к нормальной жизни. Иногда отсутствие перемен - это просто здорово. - Тебе везет, - отозвался Гарик. - Не то что мне. У меня все меняется семь раз на дню, начальство скучать не дает, жена тоже... Одна отрада - послали в прошлом месяце на курсы в Москву, как на курорт съездил. Знай себе спи на этих самых лекциях... Хоть пришел немного в себя. - А выглядишь ты все равно не очень, - заметил я. - Ну так - фыркнул Гарик. - Я уж десять дней как вернулся. Меня тут быстро довели до прежнего состояния! - Он недовольно тряхнул головой. - Ну да черт с ними со всеми! Я к тебе по делу... - Хорошо, - сказал я. - Ничего хорошего, - немедленно отозвался Гарик. - Перестань скалиться, дело на самом деле противное. И срочное. А то стал бы я к тебе тащиться по дождю в одиннадцать часов вечера! - Уже одиннадцать? - Я посмотрел на часы и убедился, что Гарик прав. - Ничего себе! Как быстро время летит... - Это уж точно, - недовольно пробурчал Гарик. - А я, между прочим, дома еще не был. У нас совещание закончилось в половине девятого, потом кое-какие оперативные материалы просматривал... - Зашел бы завтра, - любезно предложил я. - Что уж так себя изводить? Это же не вопрос жизни и смерти, в конце концов... - Ошибаешься, Костя, - сказал он. - Именно вопрос жизни и смерти. - Чьей смерти? - недоверчиво улыбнулся я. Общение с Ленкой настроило меня на благодушный лад. Я забыл о существовании такого слова - <смерть>. Гарик любезно восполнил провал в моей памяти. - Сейчас расскажу, - уклончиво ответил Гарик. Прежде чем приступить к обещанному рассказу, он с наслаждением стянул с шеи галстук и бросил его на ковер. - Так-то оно лучше, - пробормотал он, расстегивая пуговицы рубашки. - А то прямо задыхаюсь с этой удавкой... - Так что там насчет жизни и смерти? - напомнил я. - С этим, как всегда, большие проблемы, - усмехнулся Гарик. - Не уживаются они друг с другом. Так вот, Костя... Помнишь, был такой деятель - Артур? Торговал наркотиками, нанял нескольких милиционеров в качестве <крыши>... - Незабываемая личность. Ему осталось не то семь, не то восемь лет исправительных работ. - Семь, - уточнил Гарик. - Лучше, если бы восемь. Хотя и это вряд ли его исправит. А с чего ты вдруг вспомнил про него? Снится по ночам? - Мне уже давно ничего не снится по ночам, - признался Гарик. - Полное отключение. Провал, а через секунду звонит будильник. И так каждую ночь... - А при чем здесь Артур? - снова напомнил я. - Ты что-то слишком часто сбиваешься, Гарик... Это неспроста. - Усталость, - вздохнул Гарик. - Так вот, Артуру этому осталось сидеть еще семь лет. Ты его помнишь, и он тебя тоже не забыл. - Приятно, - сказал я. - Приятно, что человек, получивший от тебя по морде, потом всю жизнь хранит эти воспоминания. Иначе я бы считал, что моя жизнь проходит зря. - Тогда с Артуром тебе повезло: он помнит все. И кто кому врезал по морде, и кто кого отправил париться на зону... - А откуда ты знаешь - помнит он или нет? - удивился я. - Ты что, ездил к нему в гости? Отвозил передачку? - Возможно, придется к нему съездить, - задумчиво проговорил Гарик. - Попробовать поговорить с ним... Если он захочет. Видишь ли, Костя... Вчера вечером в городское управление внутренних дел пришел факс из того исправительно-трудового учреждения, где содержится наш общий знакомый Артур. - Жалуются на его поведение? - предположил я. - Угадал. Он пишет письма. - А разве это запрещено? - Нет, если отправлять письма по официальным каналам, то есть с прохождением тамошней цензуры и так далее... Он попытался переправить на волю письмо через одного солдата охраны... Но тот засыпался, и письмо перехватили. - И что там Артур такого написал, что ты приезжаешь ко мне в одиннадцать вечера, вместо того, чтобы ехать домой отсыпаться? - А я уже сказал, - Гарик пристально и печально посмотрел на меня. - Он тебя помнит. Больше того: он испытывает к тебе сильное чувство. Чувство ненависти. И хочет отомстить. - Мало ли что он хочет! У него есть семь лет на то, чтобы изжить в себе ненависть и возлюбить всех ближних и дальних... - Ну нет, - Гарик отрицательно помотал головой. - Он не собирался ждать семь лет, он хочет все сделать сейчас... - Бежать собрался? Так пусть там в колонии принимают меры, раз такое стало известно... - Дослушай, пожалуйста, до конца! - не выдержал Гарик. - И когда ты дослушаешь, то сразу перестанешь веселиться! Я посмотрел на его напряженное лицо, на нахмуренные брови, на собравшиеся у глаз морщины и тут же перестал веселиться. - Письмо было адресовано некоему знакомому Артура по имени Рома. Знакомый живет здесь, в Городе. Из письма следует, что некоторое время назад Артур заказал твое убийство, - медленно проговорил Гарик и замолчал, ожидая моей реакции. Я тоже молчал, потому что орать от страха, плакать и лезть под диван было бессмысленно. - И что дальше? - спросил я. - Угу, - Гарик одобрительно кивнул. - Я боялся, что ты примешь это близко к сердцу, но ты среагировал нормально. - Близко к сердцу?! Ты боялся, что я приму это близко к сердцу? А как же еще мне это воспринимать?! Это же меня собираются убить, а не продавца из винного магазина! - Это точно, - согласился Гарик. - Про продавца там ничего не написано. А ты поспокойнее, сдерживай себя. Ведь пока еще ничего не случилось... - Когда случится, будет поздно беспокоиться. Я буду очень спокойным и очень неподвижным трупом. - Тоже верно, - не стал возражать Гарик. - Таким образом мы пришли к золотой середине: не впадать в панику, но и не игнорировать это сообщение... Так вот, Артур пишет, - Гарик раскрыл свой <дипломат>, вынул листок бумаги и принялся зачитывать, предварительно водрузив на переносицу очки. Это старило его еще лет на пять. - Артур пишет: <Спасибо тебе большое, Ромка, что не отказал в просьбе и связался с нужными людьми. Бабок не жалей, потому что это дело принципа, и я сколько хочешь могу проплатить, лишь бы этот гнида загнулся.> Как понимаешь, гнида - это ты, - любезно пояснил Гарик, отрываясь от листка. - И дальше: <В том месте, про которое я тебе писал в прошлый раз, бабок должно быть много, тебе хватит отдать кому надо. Что останется, твое. Еще раз повторю, не экономь, найди серьезного мужика, который все сделает как нужно. Чтобы этот мужик выполнил все мои условия, про которые я написал. Это для меня сейчас самое основное, больше ни про что не могу думать. Не будет мне покоя, пока не расплачусь с этим гадом...> Гад - это тоже ты, Костя. - Спасибо, я догадался. - Я встал и подошел к окну. Позвоночник вдруг оказался во власти суетливых холодных мурашек, руки тоже потеряли покой, и я едва свел их на груди, сложив вместе и сжав пальцы в кулаки. - Вот ведь, блин, неуловимый мститель! Ну и что теперь? Что теперь ты предлагаешь делать? Хотя... - я повернулся к Гарику - Раз письмо перехватили, то никакого заказа не было! Рома так ничего и не узнает. - Ты невнимательно слушал, - сказал Гарик, и его глаза за стеклами очков были серьезны как никогда. - Артур пишет: <-..чтобы этот мужик выполнил все мои условия, про которые я написал>. Понял? - Какие условия? О чем это он? - Да плевать на условия! - не выдержал Гарик; - Я тоже понятия не имею, что там за условия! Ты о другом подумай: <Про которые я написал>! Это не первое письмо, понял? Это второе или третье письмо, которое Артур написал приятелю! Он в прошлых письмах написал и про эти чертовы условия, и про все остальное! И те, предыдущие, письма дошли до адресата. Их не перехватили, понял? - И что? - Я неподвижно стоял у окна, а мурашки попросту вгрызались в меня. Я все понял, но хотел, чтобы это произнес Гарик. Быть может, я все-таки понял неправильно? Дай Бог, чтобы я понял неправильно... - Это значит, - сказал Гарик, - что Рома получил поручение организовать твое убийство месяц назад. Или полтора месяца назад. У него было достаточно времени, чтобы найти исполнителя, договориться до условиям и так далее... - И так далее, - бездумно повторил я за Гариком. Куда уж далее... - Поэтому, - продолжал Гарик, - я, честно говоря, удивлен, что ты до сих пор еще жив. 15 Это странное чувство: еще десять минут назад я считал, что мое повседневное существование покоится на солидном фундаменте дружеских и деловых связей, что это существование в достаточной мере предсказуемо и нормально, Гарик сообщил, что это не так. Моя жизнь висела на тончайшей, тоньше паутинки, нити, и некто уже прогуливался вокруг с остро наточенным клинком, лишь выбирая момент, чтобы сделать одно-единственное движение. Все стало в один миг другим. Все оказалось очень ненадежным. Я стоял у окна и смотрел, как Гарик сидит в моем кресле и негромким усталым голосом пытается меня успокоить, подыскивает какие-то аргументы... Его ноги были обуты в мои старые клетчатые тапочки, рядом на ковре свернувшейся змеей валялся галстук... И это могло быть последним, что я видел в своей жизни. Я вздрогнул и отошел от окна. А потом поплотнее задернул занавески. На всякий случай. - Само собой, - продолжал говорить Гарик. - Мы это просто так не оставим. Даже не потому, что ты мой друг. В письме указывается на состав преступления - подготовка убийства группой лиц. Мы знаем заказчика и знаем посредника, Рому. А это гораздо больше, чем обычно удается узнать при расследовании заказного убийства. Обычно убийца оставляет следы, и тогда от него уже устанавливается связь с посредником и дальше... В твоем случае все наоборот, - Гарик неожиданно усмехнулся. - Впрочем, меня это не удивляет... - Ты забыл еще одно отличие от обычного заказного убийства, - чуть раздраженно заявил я. - Само убийство еще не произошло. - Ах да! - Гарик деланно вытаращил глаза. - Действительно... Так вот. Костя. Мы просто обязаны принять меры по этому письму. Кстати, твой друг Артур уже сидит в изоляторе. - А Рома? - Рома на свободе. Мы его не трогаем. Установили за ним слежку. - Надеетесь, что он выведет вас на убийцу? - Надеемся. И тебе тоже советуем надеяться. - А если у вас ничего не выйдет? Если все уже договорено и оплачено, и Роме больше не надо встречаться с исполнителем? - Ну ты спросил, - Гарик покачал головой. - Если уже все... То сам понимаешь... Могу дать тебе охрану. - Спасибо, не надо, - сказал я. Опыт говорит о том, что в случае, когда человека очень хотят убить, его не спасет никакая охрана. Со второго, с третьего, с десятого раза - но это случится. Пуля снайпера, мина под сиденьем автомобиля, десять граммов пластида в почтовом ящике, выстрел из гранатомета <муха> в лобовое стекло... Есть много способов. И как бы ни была хороша охрана, но это живые люди, и в этом их главная слабость. Во-первых, они тоже делают ошибки. Во-вторых, их также можно превратить из живых в мертвых, как и главную мишень покушения. И я не хотел отправляться на тот свет в компании приставленных Гариком охранников. Я привык решать свои проблемы сам. Правда, на этот раз проблема могла оказаться мне не по зубам. - Давай подумаем, как киллер может тебя подловить, - сказал Гарик. - Какие у него ориентиры. Твой домашний адрес и адрес твоей конторы. Обычно жертву ловят в одном из этих двух мест: у подъезда и у офиса. Значит, тебе не нужно появляться дома и на работе. - Генрих меня убьет, - сказал я и уже секунду спустя понял, что сказанное звучит слишком легкомысленно. В моей ситуации. - Что еще может быть у киллера? - продолжал рассуждать Гарик. - Твоя фотография. Бреешься наголо и отпускаешь бороду. И в любом случае тебе не помешает и бронежилет. Я без особой радости выслушал его предложения. Перспективы не радовали. Я должен был неопределенное количество времени где-то прятаться, да еще эта борода... - Вы же можете полгода за этим Ромой ходить, - сказал я. - А мне все это время прикажешь находиться на нелегальном положении? Да я с ума сойду! - Жить захочешь - выдержишь, - оптимистически заявил Гарик. - А если не таскаться за этим Ромой, а подловить в темном переулке, врезать пару раз по почкам... - Гений! - ласково сказал Гарик, и его прищуренные глаза в этот момент лучились добротой как на картине художника Жукова <Ленин разговаривает с детьми>. - Так он тебе и раскололся! Ты не видел личного дела этого Ромы, а я видел. В нем сто десять килограммов веса и метр девяносто роста. Он тебя погладит по головке, и головка оторвется. Тот еще тип. Мы поставили его телефон на прослушивание, мы будем <пасти> его двадцать четыре часа в сутки. Мне кажется, это более эффективный метод, чем прыгать на Рому в темном переулке. А потом ходить к врачу лечить собственные почки. И еще... Я звонил в колонию, где томится Артур. Насколько я понял, тамошнее начальство тоже пытается надавить на Артура, чтобы он раскололся по полной программе. - Ты думаешь, Артур знает имя убийцы? - с сомнением спросил я. - На то и посредник, чтобы заказчик и исполнитель не знали друг друга. - Я тоже так думаю, - согласился Гарик. - Но если Артур расколется и даст показания, хуже не будет. Наоборот - будет лучше, чем пугануть Рому. Но только вряд ли Артурчик заговорит, ему же сразу накинут срок за организацию убийства... Так что Рома - наша главная надежда. А от охраны ты зря отказываешься. Я махнул рукой. - Ну вот, - подытожил Гарик - Хорошо мы с тобой посидели, поднял я тебе настроение... Пора мне домой. Хотя... - он посмотрел на часы. - Начало первого. Черт. Жена меня убьет. - У нас с тобой схожие проблемы, - усмехнулся я. - Но ты по крайней мере знаешь, откуда ждать удара. - Пожалуй, я не поеду сегодня домой, - рассудил Гарик. - Уже нет смысла. Слишком поздно. Считай, что сегодня ночью я буду твоей охраной. Только принеси сначала что-нибудь пожрать... - Поэтому я и отказываюсь от охраны, - сказал я, направляясь на кухню. - Защитят, не защитят - это еще вопрос. А вот уж обожрут наверняка. - Не причитай, - донесся до меня голос Гарика. - Голодный милиционер хуже сытого бандита. По себе знаю. 16 Я заснул той ночью под убаюкивающие звуки Гарикова голоса - рассказ о каком-то там милицейском совещании подействовал не хуже снотворного. И наутро проснулся я тоже от произнесенных Гариком слов. - Спокойствие, - сказал он, тряся меня за плечо. - Это всего лишь я. Пора сматываться отсюда... И минут через двадцать мы вышли из квартиры. Гарик настороженно крутил головой, стараясь усмотреть возможную опасность, но обнаружил лишь Ленку, которая вышла из лифта и удивленно уставилась на меня. - Ты куда-то уходишь? - Ну... - начал я было длинное вступление, во время которого можно было бы придумать приемлемое объяснение, однако Гарик энергично вмешался в начавшийся разговор. - Константин Сергеевич уезжает по делам, - эти слова сопровождались неслабым толчком, направившим меня к лифту. - Куда это ты еще уезжаешь? - Ленкин голос принял подозрительно высокие тона. - А я думала, что ты захочешь со мной попрощаться, ведь скоро мы уезжаем... - Константин Сергеевич уезжает в другой город, - немедленно ответил Гарик. - Что? - удивился я. - В какой еще город? - возмутилась Ленка. - Ты что, не можешь себя прилично вести больше одного дня?! Я вижу, тебе на меня наплевать! - Мне надо... Я потом! - успел я выкрикнуть, прежде чем Гарик впихнул меня в кабину лифта и нажал кнопку первого этажа. - Черт, - с досадой буркнул я, когда двери уже закрылись и кабина пошла вниз. - Какого хрена ты ляпнул про другой город? - Умник! - презрительно покосился на меня Гарик. - А что, нужно было ей все рассказать? Про убийцу, про гостиницу, в которую ты едешь? Чтобы она потом на каждом углу трепалась: <А вы знаете, Костя Шумов скрывается от наемного убийцы! В такой-то гостинице, в таком-то номере! Но это большой секрет!> Этого ты хотел? - Теперь она меня снова ненавидит, - скорбно констатировал я. - У вас что-то серьезное? Нет? Собираешься жениться? По глазам вижу, что нет. Значит, тебе плевать на ее ненависть. Что тебе дороже - собственное здоровье или комплексы какой-то девчонки? По глазам вижу, что здоровье. Так что я все сделал правильно, - довольный собой, сказал Гарик. - Между прочим, тебе надо съезжать из этого дома. Идеальное место для киллера. Я уже придумал четыре точки для засады в вашем подъезде. Двери лифта раздвинулись, Гарик первым шагнул вперед, деловито осмотрелся и сказал: - Уже пять. Ага, вот и шесть. Нет, тебе определенно надо переезжать. На месте киллера я бы... - Не увлекайся, - попросил я. - Ты мне вчера уже испортил настроение, так не продолжай это дело и сегодня. - Хорошо, - кивнул Гарик, выходя из подъезда на улицу. - Вот тебе сразу семь и восемь. А вон с той крыши хорошо было бы из снайперской... Он довел меня до такого состояния, что мне померещился отблеск на линзе оптического прицела на той самой крыше, Я даже шарахнулся в сторону. - Ты что? - удивился Гарик. - Рано дергаешься. Я тебе скажу, когда можно начинать. Мы сели в его машину, потому что мою <Оку> Гарик объявил номером десять. - Пришлю ребят, чтобы внимательно осмотрели твой тарантас, - пообещал он - на предмет наличия взрывного устройства. А потом они машину оттранспортируют туда, куда тебе нужно... Кстати, а куда тебе нужно? Куда тебя везти? Я задумался. - У нас есть ведомственная гостиница, - предложил Гарик, - и я мог бы оформить тебя свидетелем, нуждающимся в защите. Отправил бы тебя к себе на дачу, но там камин не доделан, околеешь ночью. Уж заморозки начались... - Отвези меня в двенадцатое отделение, - попросил я. - Это еще зачем? - удивился Гарик. - Странное место ты выбираешь для конспиративной квартиры... - Мне там надо закончить кое-какие дела, прежде чем я лягу на дно, - пояснил я. - А то нехорошо получится... - Ты опять влип в историю, - сочувственно произнес Гарик. - Какую статью тебе шьют на этот раз? - Никакую. Просто при мне случилась пьяная драка в одном баре... А потом одного мужика, с которым мы познакомились тогда, сбила машина. Вот и вся история. - Познакомились в процессе пьяной драки? - уточнил Гарик, увидел мой утвердительный кивок и неодобрительно заметил: - Ну и знакомых ты себе заводишь! И что, насмерть сбило твоего знакомого? - Угу, - кивнул я. Оказывается, смерть стала моей постоянной спутницей. Вчера должны были похоронить Павла Леонова, а сегодня впору резервировать участок на кладбище для собственной персоны. Но мы еще посмотрим. Найдет коса на камень. Гарик высадил меня около двенадцатого отделения милиции и умчался в ГУВД. А я вошел в здание и направился к уже известному мне кабинету Панченко. В коридоре на лавочке сидел розовощекий молодой человек. Я прошел мимо, не обратив на него особого внимания. Мало ли кто сидит по стенкам в отделениях милиции. Его лицо даже не показалось мне знакомым. Вот насколько я был невнимательным. 17 - Это не займет много времени, - пообещал Панченко и сдержал слово. Я подписал свои показания, касающиеся той ночи в баре и дальнейшего своего общения с Леоновым. Текст был составлен Панченко по мотивам моего устного рассказа и в принципе соответствовал реальным событиям. Панченко лишь выделил все те места, где говорилось об употреблении Леоновым алкогольных напитков. Теперь покойный выглядел хроническим алкоголиком, и его смерть под колесами неизвестного автомобиля предстала вполне обычным делом. Я положил листы бумаги на стол Панченко и спросил: - Насколько я понял, версия об убийстве отпала окончательно? - Совершенно верно, - не без сожаления подтвердил Панченко. - И даже Серега не раскрутил Рафика с компанией? - У Рафика с компанией стопроцентное алиби. Это во-первых. А во-вторых, они не были знакомы до того вечера. Остается лишь версия несчастного случая, причем виноват как водитель, скрывшийся с места происшествия, так и Леонов, находившийся в состоянии алкогольного опьянения и переходивший дорогу в неположенном месте. Вот и все. Дело закрыто. Леонова вчера похоронили. А вам, Константин, спасибо за сотрудничество. - Он важно приподнялся из кресла и пожал мне руку. - Какой прок в моем сотрудничестве, раз Рафик тут ни при чем? - Ну, - загадочно улыбнулся Панченко. - Не одно, так другое. Пришли к этой Миле на квартиру, а у нее на туалетном столике коробка с таблетками валяется. Сами понимаете, не аспирин. А у Рафика у этого незарегистрированный ствол. Так что ваши усилия были не напрасны. Очень вам признательны. Кстати, - Панченко снова заулыбался, - Серега передает вам привет. Я ему рассказал, что это вы тогда были в обменном пункте, и он вас очень зауважал. - Я недостоин, - вяло сказал я. Вот так - машешь лопатой направо и налево, пугаешь людей до полусмерти и сам попутно пугаешься, а толку - ноль целых ноль десятых. Несчастный случай. И теперь еще Серега меня зауважал. Да, такое кого хочешь доконает. - Пожалуй, пойду, - я поднялся со стула, еще раз пожал Панченко руку и пошел к двери. - Кстати, - сказал капитан мне в спину. Это уже становилось традицией. - Что? - обернулся я. - Там в коридоре не сидит такой пацан лет восемнадцати? - Когда я к вам шел, то сидел. А сейчас... - я открыл дверь и выглянул в коридор. Молодой человек сидел на прежнем месте. Он резко вскинул голову, встретился со мной взглядом и резко, словно разочаровавшись, отвернулся. - И сейчас тоже сидит. - Он меня уже затрахал, - сделал интимное признание Панченко. - А в шею его вытолкать как-то неудобно... - Вам неудобно? - удивился я. - Ну так попросите Серегу. Мне кажется, он такого слова - <неудобно> - вообще не знает. - Не то чтобы лично мне неудобно, - пояснил Панченко. - Вообще неудобно его отсюда выпроваживать. А сам он не уходит. Я в коридор выйти не могу - сразу ко мне кинется и начнет свое... - А кто это? - Я был уже заинтригован. - Что это за жуткий тип, пристающий к капитанам милиции? - А вы не узнали? Определенное сходство есть. Особенно подбородок... Не поняли? Это сын Леонова. - А-а-а, - глубокомысленно протянул я. Сразу в памяти возникло лицо Леонова с той паспортной фотографии - она мне запомнилась лучше, чем живое лицо Павла. Потом на него наложиласъ только что виденная физиономия парня, и стало понятно, что сходство действительно есть, и, пожалуй, главное - это тяжесть в нижней части лица, массивный подбородок, почти прямоугольный. - Кажется, я вам говорил, - продолжал Панченко. - Леонов разошелся с женой, та занялась бизнесом... А сын учится в военном училище. - И что ему от вас надо? - Да он просто помешался, - махнул рукой Панченко. По его лицу можно было сделать вывод, что Леонов-младший крепко достал его за последнее время, и Панченко просто счастлив пожаловаться кому-то на свою беду. - Жена Леонова, та нормально все восприняла. Она-то знала, что муж сильно закладывал... А сынок, тот уже несколько лет живет в другом городе - сначала Суворовское училище, потом военное... Слегка идеализирует папу. - В чем это выражается? - Он мне все уши прожужжал, что это был не несчастный случай, а убийство. Доказательств никаких, за что убили - тоже непонятно. Просто заладил одно и то же - убийство, убийство, убийство... Сидит здесь уже второй день. Пытается хоть кого-то убедить, но его все посылают, - злорадно усмехнулся Панченко. - Если вам не трудно, Константин, возьмите этого юношу под ручки и выведите проветриться на свежий воздух. Расскажите ему о той ночи, расскажите, как его папа напился и устроил драку... Вы же последний человек, который видел Павла Александровича живым. Вам и карты в руки. Ну, - Панченко сделал умоляющее выражение лица. - Очень вас прошу. Раскройте юноше глаза... - Неблагодарное это дело, - вздохнул я. - Раскрывать глаза... Хорошо, я попытаюсь. - Вот и славно, - обрадовался Панченко. - Будут у вас проблемы, заходите, я в свою очередь помогу... И Серега тоже! - Ну-ну, - с сомнением пробормотал я. - Между прочим... Вы говорили, что Леонов работал в ФСБ. Было такое? - Было, - подтвердил Панченко. - А что такое? - Значит, ФСБ организовало похороны Леонова? - Нет, - Панченко почесал в затылке, его круглое лицо стало задумчивым. - Мне кажется, все устраивала жена Леонова. А от ФСБ на похоронах даже никого не было. Это я точно знаю, я был на похоронах, думал спросить эфэсбэшников, не было ли угроз Леонову по прошлой работе... А тех никого не было. Ни одного человека. - Это не похоже на ФСБ, - сказал я. - Если он ветеран... - Мне потом все объяснили, - перебил Панченко. - Леонов не считается ни ветераном, ни пенсионером ФСБ. Он там работал, а потом его уволили. Причем за что-то нехорошее. Выгнали, понимаете? Может, за пьянку, может, еще за что... Так что к ФСБ он уже давно никакого отношения не имеет. - Давно? - С девяносто шестого года, - уточнил Панченко. - Так мне сказали, по крайней мере. Ну что, вы идете выгуливать Леонова-младшего? - Иду, иду, - обреченно кивнул я и вышел из кабинета. 18 Он сделал вид, что совсем не замечает меня. Просто сидел и смотрел в стену. На стене висело объявление с призывом оказать посильную материальную помощь семье погибшего при исполнении служебных обязанностей младшего сержанта Волошина. Рядом был приколот листок бумаги, извещавший членов садового товарищества о необходимости внести членские взносы за текущий квартал. - Вот видите, - сказал я, и молодой человек вздрогнул от неожиданности. - Жизнь продолжается. Младшему сержанту Волошину земельный участок под огород уже не нужен, но остальные будут продолжать сажать картошку. - Зачем вы мне это говорите? - Юноша едва не сжал кулаки, настроившись дать мне достойный отпор. - Что вам от меня нужно? - Просто чтобы ты понял: жизнь будет продолжаться и после смерти отца. - Что вам от меня нужно? - Он повторил свой вопрос и не изменил тона: напряженность, подозрительность, недоверие. - И кто вы такой? - Я немного знал твоего отца. По-моему, это достаточный повод, чтобы ты со мной поговорил. Молодой человек смерил меня настороженным взглядом. Кажется, я не произвел на него положительного впечатления. Обычная история, со мной так часто происходит. - Вы что, из ФСБ? - спросил парень, нахмурив темные брови. - Нет, а разве у твоего отца были знакомые только из ФСБ? Он не ответил на мой вопрос: предпочитал спрашивать сам. - И где вы познакомились? - В баре. В ту самую ночь... - я развел руками. - К сожалению. Парень неожиданно вскочил с лавки и шагнул ко мне. Я вдруг понял, что Леонов-младший будет покрупнее и меня, и своего покойного отца. Пришло время насторожиться мне: учитывая настроение парня, я мог ожидать попытку врезать мне по морде. С криком: <Так это ты напоил моего папу!> Однако все было не так. Леонов-младший схватил меня за ладонь и стал трясти. Вероятно, это называлось <дружеское рукопожатие>. - Так это вы! - едва ли не с радостью сказал он. - Мне рассказывал следователь про вас, и я хотел с вами познакомиться, поговорить... Собирался сегодня вечером вам позвонить, просить о помощи, потому что они тут вообще... - Парень сжал губы и покачал головой, что должно было означать самую негативную оценку работы двенадцатого отделения милиции. - Давай выйдем на улицу и все обсудим, - предложил я. - Что толку здесь сидеть? - Это правильно, - согласился Леонов-младший. - Тут бесполезно чего-то добиваться! Они хотят побыстрее прикрыть это дело. Списали все на несчастный случай! Козлы! Последнее слово было сказано чересчур громко, и я поторопился вывести молодого человека наружу. На улице было прохладно, и это слегка остудило пыл юноши. Он застегнул свою кожаную куртку и надвинул на брови кепку. Потом бросил презрительный взгляд на двенадцатое отделение милиции. - Им не нужна правда, понимаете? - сказал он. - Им нужно приемлемое объяснение. Они его придумали, а меня послали к черту! - Слушай... - Я взял парня под руку и повел в сторону от отделения милиции. - Тебя как зовут? - Юра, - нехотя буркнул парень. - Это в честь Андропова... Он тогда был председателем КГБ, когда я родился. Отец в его честь меня назвал. - Значит, Юрий Павлович, - сделал я вывод. Парень и вправду был зациклен на гибели отца, и вне зависимости от просьб Панченко, Леонова-младшего стоило вывести из этого состояния. - В военном училище учишься, да? - спросил я, изображая живой интерес. - Учусь, - подтвердил Юра. - А вы частный детектив? - Да так, - постарался я не заострять на этом факте внимания. - Надолго тебя отпустили из училища? - На неделю. Вы действительно частный детектив? С лицензией и все такое прочее? И давно вы работаете частным детективом? - Я уже на пенсию собираюсь, - весело сказал я. - Где остановился в городе? У матери? - В отцовской квартире, - ответил Юра, и по тону его голоса я вдруг понял, что у меня очень мало шансов отвлечь его от мыслей об отце. Практически ни одного. Но тем не менее я продолжил: - А почему не у матери? - Она... - начал Юра и запнулся. Несколько секунд он шел молча, потом вытащил из кармана куртки пачку сигарет и закурил. Ему понадобилось три или четыре затяжки, чтобы собраться с мыслями. - Она как милиция, - с горечью проговорил Юра. - Она считает, что отец напился пьяный и попал под машину. - А разве нет? - осторожно спросил я. - Разве это было не так? Сигарета выпала из его пальцев. Юра повернулся ко мне, и его лицо стало в этот момент лицом обманутого ребенка. Удивление, непонимание, обида, боль - все это выплеснулось на меня. - Зачем вы так говорите? - дрожащим голосом произнес он. - Вы же знаете, что это не так! Ведь вы-то знаете! - Я? - Теперь пришла моя пора удивляться и не понимать. - Что я знаю? - Вы же знаете, что это было убийство! - Юра. - Я снова схватил парня за рукав и потащил прочь от автобусной остановки: Юра слишком громко говорил, и на нас стали обращать внимание. - Юра, ты что-то путаешь... тебя неправильно информировали. - Я произносил эти слова, а сам пытался сообразить: <Кто мог такое сказать? Панченко? С какой стати? Что за бред?!> - Я ничего не путаю. - Юра отрицательно помотал головой. - Кто тебе такое сказал? - Никто мне не говорил, я и так знаю! Я отпустил рукав Юриной куртки и в замешательстве остановился. Смысл происходящего уже находился за гранью моего понимания. Я глубоко вздохнул, посмотрел в серое осеннее небо, потом перевел взгляд на взволнованного Юру и негромко, стараясь произносить слова как можно отчетливее, спросил: - С какой стати ты решил, что твоего отца убили? И почему ты думаешь, что мне об этом что-то известно? - Ну как же! - Юра смотрел мне в глаза, а его руки лихорадочно рылись в карманах куртки, что-то там отыскивая, причем с такой скоростью и с таким усердием, будто от этой находки или потери зависели судьбы мира. Хотя, возможно, это было и так. Для Леонова-младшего мир сузился до размеров одного-единственного события - гибели отца. - Ну что там у тебя? - не выдержал я в конце концов. - Вот. - Он протянул ко мне руку и медленно разжал кулак. На ладони лежала смятая картонка прямоугольной формы с отпечатанными на ней буквами. Я и с закрытыми глазами смог бы сказать, что там написано. - <Константин Сергеевич Шумов. Услуги частного детектива. Полная конфиденциальность. Рабочий телефон. Домашний телефон.> Предположительно в карманах пальто Павла Александровича Леонова той ночью находилось еще пятнадцать таких карточек. Надо же было так упиться. - И что с того? - сказал я, чувствуя некоторое облегчение. Он мог вытащить из кармана что-нибудь и похуже. Не знаю, что именно, но я ни секунды не сомневался в способности Юры Леонова неприятно удивить меня. Не вышло у мальчика. И славно. Хватит с меня неприятных сюрпризов. Один Гарик чего стоит с его рассказами о письмах Артура. - Что с того? - повторил я, уже чуть насмешливо. - Это моя визитная карточка. Я знаю, что они были у твоего отца. Я сам их ему подарил. С полтора десятка. О чем это говорит, Юра? Всего лишь о том, что я был пьян. Извини, но твой отец тоже. - Вы не поняли, - торопливо выпалил Юра. - Это не то, что вы подумали. - Неужели? - продолжал я измываться над юношей. - Разве это не визитная карточка? - Послушайте меня, пожалуйста, Константин Сергеевич, - очень серьезно попросил Юра. - Как вы думаете, откуда эта карточка? - Эта карточка была в кармане пальто твоего отца, - устало произнес я. - Я угадал? - Черта с два! - торжествующе выкрикнул Юра мне в лицо, и я слегка опешил. - Эта карточка была приколота кнопкой к стене в квартире моего отца! Она была там, а вовсе не в пальто! Он сунул мне визитку под нос, и я увидел едва заметную деталь, которая тем не менее многое изменила. Если бы на карточке не было маленькой дырочки вверху посередине, я не сделал бы того, что я сделал. Но там была маленькая дырочка. И я стал слушать Юру Леонова. Стал внимательно его слушать. 19 Однако прежде всего я отступил на шаг назад и сказал: - Ну-ка, кончай орать. Может быть, в военных училищах это считается нормальным разговором, однако у нас, штатских, это называется диким воплем. Держи себя в руках. - Как же я буду держать! Когда вы говорите... - Еще тише. Парень собрался с силами и замолчал. - Так-то лучше, - оценил я его старания. - Теперь давай обоснуемся в какой-нибудь забегаловке, перекусим и все такое прочее. На улице слишком холодно, чтобы орать друг на друга. Останешься без командного голоса. - Пойдемте, - согласился Юра. - Я ведь только позавтракал, а потом весь день просидел в милиции... Когда он это говорил, то напоминал уже не рассерженного мужчину, как две минуты назад, а скорее чуть растерянного ребенка, которого забыли покормить. - Надо было селиться у матери, - посоветовал я по дороге в кафе. - Она бы уж не забыла о трехразовом питании. - Ха! - с сомнением отозвался Юра. - Это вряд ли. Мама теперь вся в делах. Бизнесвумен. У нее продовольственный магазин и десять киосков. Ей не до моего трехразового питания... - И еще она думает, что Павел Александрович спьяну попал под машину, - напомнил я. - Вероятно, у нее есть основания так думать. - Давайте сначала что-нибудь поедим, - предложил Юра, - Иначе я не выдержу и снова начну орать... Сначала мы наткнулись на пивной бар, в котором был обеденный перерыв, потом на пельменную, где выстроились в длинную очередь гремящие собранной за день мелочью бомжи. В ресторан <Ханой> я Юру не повел, потому что с некоторых пор с вьетнамской кухней у меня связаны не самые лучшие воспоминания. В конце концов мы оказались в небольшом подвальчике, где по стенам висели многочисленные фотопортреты Аллы Пугачевой на разных стадиях ее карьеры, в разных нарядах и париках, с разными мужьями и в разных эмоциональных состояниях, от меланхолии до истерики. - Что-нибудь согревающее? - осведомился я у Юры. - Кофе, - скромно пожелал он. Я пожал плечами и себе тоже взял кофе. Мы были единственными посетителями, и специально для нас бармен включил стереосистему. <Старинные часы> грянули из динамиков в тот самый миг, когда я подносил чашку к губам. Чуть не пролил кофе себе на брюки. Юра на музыку не обратил никакого внимания. Он торопливо набивал желудок и, вопреки нашей договоренности, стал говорить, еще не доев свой кусок пиццы. - Я про эту карточку в милиции не говорил, потому что видел, как они торопились закрыть дело. Им не нужны такие детали... - А это случайно не ты сам ту дырочку проколол? - невинно осведомился я. Юра едва не поперхнулся. - По глазам вижу - не ты, - торопливо сказал я. - Ладно. Будем соображать. Я дал твоему отцу не то пятнадцать, не то шестнадцать визитных карточек. Отец положил их в карман и пошел домой. Как утверждает капитан Панченко, не доходя двухсот метров до дома, твой отец был сбит неизвестной машиной. А теперь ты говоришь, что одна визитка находилась в квартире отца, прикрепленная кнопкой к стене. Нестыковка. Кто-то из вас двоих неправ. Или ты, или Панченко. - Ясное дело, что Панченко! - воскликнул Юра. - Другого ответа я не ждал. А теперь докажи. - Доказываю, - Юра сыто рыгнул и отодвинул тарелку. - Отец имел привычку записывать все телефонные номера карандашом прямо на обоях, на стене рядом с аппаратом. Туда же он кнопками прикалывал визитные карточки и номера телефонов, записанные на отдельных бумажках. У него там получился такой столбик - на полметра. И самой последней в этом столбике была ваша визитка, Константин Сергеевич. - А милиция навещала квартиру твоего отца? - Да. Было такое мероприятие. - И они эту визитку не заметили? - Так они ведь ничего такого не искали. Они зашли, в две минуты осмотрели квартиру и ушли. Их больше всего обрадовало, что на кухне стояли одиннадцать пустых бутылок из-под водки. Это они зафиксировали. Я же говорю: им было нужно удобное объяснение. Пьянство. - Извини, но твой отец действительно выпивал. Мягко говоря, - напомнил я и, прежде чем Юра успел что-то возразить, вернул разговор к визитным карточкам. - Так что же у нас выходит теперь, с этой дырявой визиткой? - А выходит вот что, - Юра был рад изложить свои предположения. - Отца сбили не по дороге домой. Его сбили, когда он уже побывал дома после всех ваших приключений и шел куда-то... Но не домой. - То есть, - продолжил я... - Он пришел домой, прицепил на стену мою визитку, почистил зубы и снова куда-то потащился? В пять утра? - В пять утра, - кивнул Юра. Я посмотрел на его тяжелый подбородок и невольно вспомнил Леонова-старшего, с его презрительно опущенными уголками рта... Куда, интересно знать, черти понесли этого человека в пять утра, после основательного мордобоя в баре и не менее основательной попойки?! - Минутку, - сказал я. - А что, собственно, доказывает эта твоя карточка с дыркой? Пусть Панченко ошибается и твоего отца сбили, когда он шел из дома, а не домой. Ну и что? Где тут убийство? - Это только начало, - Юра сжал пальцы в кулаки и придвинулся ко мне ближе. Он излучал необоримую страсть, страсть к разоблачениям, страсть к выяснению скрываемых истин, страсть к темным загадкам. Хороший мальчик. Его единственный недостаток заключался в том, что Юра Леонов не знал: в этом мире выяснение скрытых истин и разгадывание темных загадок стоит слишком дорого. Я старый, измученный жаждой лентяй был в курсе действующих расценок. И я постарался просветить юношу. Пока у нас было время. - Юра, - вздохнул я, насадив на зубчик пластмассовой вилки черную оливку. - А зачем тебе вообще это нужно? Сам понимаешь, отца ты не воскресишь... - Да-да, - подхватил Юра. - Жизнь продолжается... Вы мне уже это говорили. - Ну так что? Разве я не прав? - Немного правы, немного нет. Вы правы, что отца уже не воскресишь. Он уже прожил свою жизнь. А я свою - еще нет. И мне придется говорить еще лет сорок-пятьдесят, когда меня будут спрашивать о моем отце: <Он умер. По пьяному делу попал под машину. Такое вот несчастье>. Я не хочу так говорить! И я не верю, что отец был настолько пьян и не смог увернуться от машины - в пять утра, когда дороги практически пусты, когда звук работающего мотора слышен издалека... - Веришь ты или не веришь, но фактов, говорящих об убийстве, нет, - перебил я. - Карточка ничего нам не дает. Панченко схалтурил при расследовании, но это ничего не меняет! Был наезд. - Было убийство, - упрямо повторил Юра. - Факты? - Как вы думаете, - впиваясь в меня глазами и словно гипнотизируя, прошептал Юра. - Как вы думаете, Константин Сергеевич, какого хрена мой отец попросил у вас полтора десятка визитных карточек? Не одну, не две, а полтора десятка! Даже семнадцать, если быть точным! - Я не очень хорошо помню. - Юра продолжал меня гипнотизировать, и я предпочел смотреть на Пугачеву в розовом балахоне. - Я тоже был слегка под мухой... Не помню, зачем я дал твоему отцу столько карточек. Скорее всего я просто выгреб из карманов все, что у меня было... - Он должен был как-то вам объяснить, - настойчиво повторял Юра. - Что он вам говорил при этом? Вы сказали: <На, возьми на память мою визитку>. А он? Он попросил: <Дай-ка мне с десяток...>? - Может, и так, - неуверенно проговорил я. - Что-то он говорил... Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем... Мы собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают? - Запиши мой адрес, - сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому. Более доверительно, совсем по-дружески. - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов за час до своей гибели. А я? Что я ответил? <Записываю>? Нет, не так. <Записываю, Паша!> Нет, не так. Что-то другое. И вообще, если я записывал его адрес или телефон, то где я это все записал? На чем? Стоп... - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Паша Леонов, чуть покачиваясь из стороны в сторону. - Разве что пальцем, - радостно отвечаю я, выставляю указательный палец и глупо хохочу. Это тем более глупо, если учесть, что через короткий промежуток времени один из нас будет мертв. И это буду не я, я останусь жив, и самым надежным доказательством тому станет моя головная боль, пронизывающая череп от виска до виска. Если болит, это значит, что ты еще жив. 20 Мы стояли у перекрестка и трясли сцепленными в рукопожатии ладонями. Долгое и пьяное прощание. Машин не было, светофоры мигали разноцветными огоньками совершенно напрасно. Город еще не проснулся. Мне всегда нравилось это время суток, я ощущал собственное превосходство над десятками тысяч людей, которые в этот миг лежат под одеялами, отключившись от внешнего мира. А я - нет. Я начеку. Я бодрствую. И еще - особый, бодрящий холодок предрассветных часов, даже если перед этим ты не спал около суток. В тот раз удовольствие было подпорчено тем, что выпил я слишком много. Может, потому так долго и не решался выпустить ладонь Павла - чтобы не свалиться. Да еще лицо - после драки я чувствовал на себе словно гипсовую маску, обхватившую лоб, скулы и челюсти. То еще ощущение. - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов, покачиваясь из стороны в сторону. Он походил на опытного боцмана, что уверенно стоит на палубе судна, попавшего в шторм. Корабль качает, но как бы ни ходила ходуном палуба - Паша стоит. Надо просто пошире расставить ноги и презрительно скривить губы, чтобы стихия осознала свое бессилие. - Адрес? - пробормотал я чуть растерянно. - А чем? - Свободной рукой я неуклюже похлопал себя по карманам, скорее для проформы, чем в действительных поисках чего- то пишущего. - Нету... Разве что пальцем, - ответил я весело, показал Паше указательный палец и глупо засмеялся. - Тогда я твой запишу, - сделал контрпредложение Павел. - Хотя... - Он наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли обдумывая. - У меня-то тоже нечем записать! - И он захохотал. - Вот, блин, приплыли! Два деятеля! Как алкаши прямо! Даже ручки в кармане нет! - Стоп, - Осенившая меня мысль сверкнула в мозгу словно вспышка молнии. - Не надо никаких ручек. У меня есть кое-что получше... - Фломастер? - спросил Павел, и в этот момент я понял, что он пьян немного сильнее, нежели я про него думал. Мой алкогольный пик пришелся где-то на час ночи, а Паша усердствовал с двух до половины четвертого. Или даже до четырех. Так что мне полагалось быть более трезвым и соображать быстрее и четче. Что я и попытался сделать. - У меня же... - Я попытался достать визитные карточки одной рукой, но запутался в недрах кармана. - У меня же есть эти штуки... - Я осторожно разжал пальцы правой руки и отпустил руку Павла. - Визитные карточки у меня есть, - вспомнил я заветное слово. - Да ну? - удивился Леонов. - Ни хрена себе! А у меня вот таких штук нету... - Я тебе свои подарю, - пообещал я. Пустив в ход обе руки, я все-таки вытащил наружу перехваченную резинкой тонкую стопку визитных карточек. Затем последовали долгие попытки вытолкнуть пальцем одну карточку, но ни к чему путному это не привело. Раздосадованный, я в конце концов стянул резинку, ухватил пальцем несколько карточек - то ли две, то ли три - и протянул их Павлу. Руки у меня чуть дрожали, и задача отделения одной карточки от остальных была столь же невыполнимой, как если бы меня в трезвом состоянии попросили разделить человеческий волос на сорок равных частей. - Ну-ка, - Павел заинтересовался карточкой и поднес ее почти к самым глазам. - Почитаем, что написано... Шумов Константин Сергеевич... Частный... Предприниматель, что ли? - Как бы не так, - обиженно сказал я. - А, частный де-тек-тив, - по складам произнес Леонов, осознал прочитанное и изумленно уставился на меня. - Правда, что ли? Черт! - Правда, - гордо заявил я, продолжая ощущать легкую качку, словно во время несильного землетрясения. Три балла по шкале Рихтера. - Черт! - прочувствованно сказал Леонов - Надо же! - Всегда к вашим услугам, - произнес я и хотел было поклониться, но потом решил, что это слишком рискованно: можно потерять равновесие. - Там есть телефоны, домашний и рабочий. Так что звони... - Само собой, - отозвался Леонов. - А знаешь, ты чертовски вовремя мне попался. - Да-ну? - Честное слово. Мне как раз было нужно... - Леонов вдруг оборвал фразу. Некоторое время я вежливо молчал, ожидая, когда мой новый знакомый соберется с мыслями, однако, судя по выражению лица, Леонов унесся в такие заоблачные высоты или, напротив, такие запредельные глубины, что вытащить его обратно можно было лишь каким-нибудь радикальным методом, типа удара в челюсть с размаху. Я посмотрел на леоновскую челюсть, и мне стало жалко свой кулак. Я уже намеревался потихоньку отойти с перекрестка, оставив Леонова в компании мигающих светофоров, но тут Павел вздрогнул, икнул и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом. - Ты вправду частный детектив? - спросил он с неожиданной подозрительностью. - Ты не мент? - Паша, - страдальческим голосом произнес я. - За что ты меня так обижаешь? Разве ты видел когда-нибудь, чтобы мент так пил, как я сегодня с тобой? - Нашел аргумент, - фыркнул Леонов. - Они еще и похлеще закладывают. Вот тут на днях... А, ладно. Не будем о прошлом. Короче, - хмуро посмотрел он в мою сторону. - Это хорошо, что ты не мент. Хотя кто-то мне говорил, что все эти частные сыскари - из бывших ментов. А ты нет? Ну, нет так нет... Извини, Костя, - он хлопнул мне по плечу, и я едва не сел на асфальт. - Не хотел тебя обижать, но и разочаровываться в тебе не хочу. Н-да... - Он вдруг засучил рукав пальто, отыскивая на запястье часы. - Времени многовато уже... - Потом его мутный взгляд перешел на визитную карточку, сжатую в его же руке. - Ага... Слушай, а у тебя только одна такая? - Нет, - гордо сказал я. - У меня их до фига. Всегда с собой таскаю. Раздаю разным людям. Это же моя реклама, мать ее... - Вот и раздай мне, - предложил Леонов. - Штук десять дай. Я себе возьму, знакомым раздам... Вот и реклама тебе будет. - Запросто, - согласился я и протянул оставшиеся визитки. Леонов попытался схватить их, но промахнулся. Тогда я шагнул поближе и лично вложил свои визитные карточки в карман его светло-серого пальто. И еще хлопнул по карману, чтобы карточки провалились поглубже. - Готово, - отрапортовал я Леонову. - Спасибо, Костик! - горячо проговорил Леонов. - Вот так настоящие друзья - ничего не жалко! - Ничего, - кивнул я. - Будут проблемы - звони! - У меня проблем этих - по горло, - вздохнул Леонов. - Я потому у тебя карточки и беру. Потом тебе позвоню, Костик. А может, кто из моих знакомых тоже позвонит. Я с ними поговорю... - Только не все сразу! - предупредил я. - У меня же не шесть рук. Я десять дел сразу вести не могу! - Да там одно дело, - постарался успокоить меня Леонов. - Если я уговорю... А она, может, и не согласится... Но надо уговорить. - В этот момент он перешел на едва различимый шепот, и до моих ушей доносилось бормотание типа: <Договориться бы надо, чтоб всем... Частный детектив - это не хрен собачий... Ментам веры нету... Сегодня поговорю, а потом... Не хрен собачий... Только чтобы все сразу, а не я...> У меня вновь возникло сильное желание оставить Павла наедине со своими путаными мыслями, а самому направиться домой. И вновь Леонов пришел в себя за пару секунд перед тем, как я готов был повернуться к нему спиной. - Горе тут у меня, Костик, было, - неожиданно признался Леонов. - Может, поможешь разобраться с горем? - Запросто, - сказал я. - У меня работа такая. - А у меня нет работы, - с еще более неожиданной грустью заявил Леонов. - Меня выгнали с работы. Пинком под зад. Сволочи. - Понимаю, - кивнул я. - Сокращение производства... Заводы стоят, кони дохнут. Экономический кризис и как с ним жить. - Ты что за чушь несешь? - строго спросил Леонов. - Какое производство? Какие заводы?! Меня же не с завода выгнали... У меня такая работа была... - Его лицо стало спокойным и безмятежным, словно Господь Бог только что выполнил все его заветные желания. - Какая была работа, какая была жизнь! И вот куда все прикатилось! Тьфу! - Безмятежность исчезла с его лица, и секунду спустя я уже не мог поверить, что видел что-то еще, кроме той презрительна гримасы, что вновь оккупировала лицо Павла Леонова. Внезапно он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь. Я смотрел на удаляющееся светло-серое пальто и думал о том, что каждый человек - это загадка, разгадать которую не по силам никому, и в первую очередь это не под силу пьяному частному детективу, которого мучает боль в разбитом лице, сухость во рту и странный зуд внутри головы. Хотелось отвинтить крышку черепа и хорошенько почесать. Метров через пятнадцать Леонов обернулся и крикнул: - Я тебе позвоню. Костя! Скоро позвоню! Я молча помахал рукой в ответ, наблюдая, как Леонов, решительно засунув кулаки в карманы пальто, идет по тротуару. Двигаться по прямой Павел после выпитого не мог и потому выписывал замысловатые зигзаги, то приближаясь к проезжей части, то, напротив, топча ботинками прямоугольные площадки мертвенно-серого цвета, бывшие еще полтора месяца назад зелеными газонами. Он уходил, уходил... Пока не ушел совсем, оставив после себя множество вопросов и ни одного ответа. 21 - Примерно так это и было, - сказал я Юре и откинулся на спинку кресла. Переживать заново весьма насыщенный событиями кусок своей жизни - это вам не шутка. Я чувствовал себя выжатым как лимон. При всем том я вовсе не был уверен в точном соответствии моего рассказа действительным событиям. Туману в моей голове поубавилось, связь между различными эпизодами стала более очевидной. Однако вряд ли я сумел вспомнить все, сказанное Леоновым-старшим в ту ночь. Тем более что говорил он не слишком понятно, рассуждал вслух о каких-то вещах, очевидных ему, но абсолютно не ясных мне. Я вспомнил его слова: <Частный детектив это не хрен собачий>. Но вот зачем ему понадобился частный детектив? Темный лес. Впрочем, Юру мой рассказ воодушевил. Каждый сомнительный момент в моем повествовании он трактовал в пользу своей версии о преднамеренном убийстве отца. - Вот! - едва не завопил он - Вот видите! - Ничего не вижу, ничего не слышу, - отозвался я, скептически наблюдая за очередным приступом юношеского энтузиазма. - Он вам сказал: <Помоги мне разобраться с горем>, пояснил Юра. - Вот если бы <Горе> было кличкой, тогда бы я поверил, что речь может идти об угрозах твоему отцу... Я, конечно, был нетрезв, но у меня сложилось впечатление, что горе - это именно горе, а никакой не головорез. А уж что именно за горе... - я развел руками. - Он еще что-то говорил о своих знакомых, которым собирался раздать мои визитки. Может быть, это у них были проблемы? В любом случае, мы уже не узнаем, кого и что твой отец имел в виду... - Я узнаю, - решительно произнес Юра, морща лоб, - обязательно узнаю. Это же моего отца убили. Не вашего. - Юра, за что твоего отца уволили из ФСБ? - попытался я сменить тему разговора. К тому же мне и самому было интересно. - Какая разница? - Юноша мгновенно переменился в лице, сосредоточился, нахмурился, замолчал. - Ты не знаешь? - забросил я удочку. - Отец, наверное, не говорил тебе... - Он говорил, - тут же отозвался Юра. - Он мне говорил. И не за пьянство, как думают те кретины из милиции. И как думаете вы. У него просто вышли разногласия... - на пару секунд Юра замялся, но потом снова вспомнил заученную конструкцию и выдал ее мне. - Из-за разногласий с руководством по вопросам организации оперативной работы. - Это отец тебе такое сказал? - уточнил я. - Да, он мне сказал! - Юра по моему примеру уставился на фотопортрет Пугачевой в розовом балахоне. Я подумал, что если бы я занимался расследованием смерти Павла Леонова, то в первую очередь запросил бы ФСБ о службе Леонова-старшего в этой славной организации. К счастью, я не занимаюсь таким расследованием. - Все теперь думают про отца, что он был обычным алкашом, - тихо проговорил Юра некоторое время спустя. - Но это не так! Он начал пить уже после увольнения, когда ушел со службы и не мог найти новую работу. Он переживал! - Послушай, если ты хочешь убедить всех, что твой отец был хорошим человеком, - то для этого не обязательно доказывать, что он был убит. И хорошие люди попадают под машину. И хорошие люди бывают слегка <под мухой>. И главное - если ты любил своего отца и уважал, его, то продолжай это делать и после его смерти. Безо всякой сыщицкой самодеятельности. И перестань постоянно морщить лоб, иначе к двадцати годам он у тебя весь будет в морщинах. - Пусть будет, - ответил Юра. - Я слишком молодо выгляжу. Меня и так Василисой Прекрасной дразнят. Заколебали уже. - Хочешь выглядеть взрослым? - усмехнулся я. - Могу сказать тебе по секрету - это не решает ни одной проблемы. Важно не только выглядеть взрослым, но и поступать соответственно. Взрослый мужчина в твоей ситуации отправился бы к матери и постарался ее утешить. - Утешить? - с сомнением хмыкнул Юра. - Да она... - Она наверняка умеет притворяться, как любая бизнесвумен. Но ты должен помнить, что погиб не просто твой отец. Это был и ее муж. Что бы она ни говорила... - Я собирался поехать к матери, - неохотно признался Юра. - Только попозже. Или завтра утром. А сегодня я еще пороюсь в бумагах отца, может, там найдутся какие-то намеки, какие-то записи... - Не переусердствуй, - сказал я. - Может, поедете со мной? - предложил Юра. - Вместе посмотрим? Я отрицательно покачал головой. За разговором как-то позабылось, что я теперь остался без дома, что на меня объявлена охота и каждый миг может стать для меня последним. Какой-нибудь ветеран чеченской войны, не сумевший акклиматизироваться в мирной жизни, подойдет ко мне со спины и выстрелит в затылок. От таких мыслей мне стало не по себе. Я оглянулся на дверь кафе, но не увидел там никого подозрительного. - Видишь ли, - я перевел взгляд на Юру и увидел разочарование на его лице: парень явно рассчитывал на более активную помощь с моей стороны. Но с какой стати? Разве я давал повод для этого? Черта с два. - Видишь ли, у меня сейчас хватает своих проблем, - проговорил я и понял, что это звучит как плохая отговорка. - Честное слово, - добавил я. - У самого такие проблемы возникли, что... Одним словом, сейчас мне не до того. - Тогда я позвоню вам вечером домой и расскажу новости, если они будут, - предложил Юра. - Меня не будет дома. - Тогда я позвоню завтра утром вам на работу... - Меня не будет на работе, я... - Все понятно, - жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. - Вам наплевать на то, что случилось с моим отцом. - Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на дно, а не гонять вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! - Это было сказано чуть резче, чем следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать бесконечные рассуждения - <А может быть...>, <А если...> и так далее. К тому моменту я очень хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества назойливого курсанта. О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов. - Эх вы! - бросил он мне с презрением. - Я-то думал, что вы не такой, как они. Я-то думал, вы мне поможете! - Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи. Придумывать какие-то вещи сверх этого - уже не по моей части. Делать из мухи слона и превращать обычный наезд в мировой заговор - тоже не мой профиль. Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в училище, - посоветовал я. - Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать жизнь своего отца. Она уже закончилась. - У меня нет девчонки, - мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику. - Так заведи. - Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, - буркнул Юра- Я тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. - А вот не надо! Я все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай! - Ради Бога. - Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж действительно: не место портит человека, а человек место. Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, - стараясь зацепить меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя бы одной фразой. - Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и не с коньяком - а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться? Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как минимум. Я спрашивал у соседей - отец вышел из запоя за четыре дня до смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным. - Я видел, - устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова произносились, падали в пустоту и исчезали. - Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки, то есть вынужденно... Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать. Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя... Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только пиво... И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар провести время до утра, а потом направиться куда-то... И после того как он попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а затем пошел на ту самую встречу... И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу... Но его там убили! Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга. Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома, предупреждения Гарика - все это было главным для меня в тот момент. Это заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе. Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос Аллы Пугачевой: <Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь...>. Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя <Ока> осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из классиков: <Главное прочь, а там все равно>. 22 И это было хорошо - запереться на ключ В гостиничном номере, задернуть шторы, лечь на кровать и закрыть глаза. В этом был кайф. Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной здесь дезинфекции. В конце, концов, гостиница именовалась не <Метрополь> и не <Хилтон>, а <Колос>, лет десять назад ее название звучало еще более прозаично - Дом колхозника. К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в Город на соревнования. Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор, предлагавших <досуг для состоятельных господ в любое время суток>. В Городе заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на <ура> расходились водка и презервативы. А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так просто - получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться в номере, лечь и закрыть глаза. Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка... Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне казалось, вполне заслуженный. Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги от клиента. Впрочем,, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А попадется один, наймут другого. Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с выбритым затылком: <Какие проблемы?> Ну а далее - возможны варианты. Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем. Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо. Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была <Санта-Барбара>. До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего <Самсунга>, опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства. Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную <Барбару>. А еще говорят, что в стране нет стабильности. Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть. И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить. Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать. Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни. Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр. Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос: - Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью. - Игоря, пожалуйста. - Кто его спрашивает? Я назвался. - Минуточку, - сказали мне в трубке, - подождите. Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше. 23 - Откуда ты звонишь? - быстро спросил Гарик. - Нет, не называй, - тут же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. - Это безопасное место? - Относительно. - Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой. - Что-то случилось? - Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось. - Артур, письма... - перечислил я ключевые слова, - Это? - Да-да, - торопливо подтвердил Гарик. - Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров... - Больше никаких новостей? - Как тебе сказать, - Гарик на несколько секунд замолчал. - Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя. Быть может, сегодня вечером все это кончится. - Возьмете киллера? - Слушай. - недовольно сказал Гарик. - Давай не будем обсуждать это по телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы. - Может, нам встретиться? - предложил я. - Сидел бы ты в своем подполье, - высказал пожелание Гарик. - Без тебя разберемся... - Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс дела, - умоляющим голосом попросил я. - Или я сейчас приеду прямо в Управление! - Не надо! Лучше сделай вот что... Часа через полтора я поеду обедать. Знаешь куда? Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте. - Приеду один, - пообещал Гарик. - Прослежу, чтобы никого за собой не притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня открыли сезон охоты... Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается. Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше, чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника. Вот что значит выдержать паузу. 24 Гарик ждал меня в ресторане <Комета>. Приятное место для того, чтобы провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в <Комете>. Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков. - Тебе везет, - сказал он, как только я уселся напротив него. - Пока это не очень заметно, - возразил я. - Можешь пояснить свое утверждение? - Ты все еще жив, - заметил Гарик, и возразить на это было нечего. - Это действительно аргумент, - кивнул я. - Что-нибудь еще? - Еще, - пообещал Гарик - Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права. Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло. - А более конкретно? - попросил я. - Сегодня утром Роме звонил киллер, - сообщил Гарик. - Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль. - Где будут встречаться? - Места встречи не назвали, сказали: <Там, где в прошлый раз>. Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, - Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, - тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера. - У тебя большие планы на сегодняшний вечер, - осторожно заметил я. - Есть такое дело, - согласился Гарик. - Помощники не нужны? Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой. - Так это же все из-за меня, - напомнил я. - Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право. - Какие еще у тебя права? - сквозь зубы выдавил Гарик. - Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность. - Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, - сказал я. Словосочетание <если бы ты не вычислил киллера>, по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу. Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул. - Теперь-то все ясно, - продолжил я. - И я хочу тебе помочь взять киллера. Это, если хочешь, дело принципа. - Не хочу, - буркнул Гарик. - Придется раскрыть твоему начальству глаза, - вздохнул я. - Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной - незаконное прослушивание и прочие подвиги... - Ну ты и сволочь! - сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом. - Да еще какая! - согласился я. - Ну что, я еду с тобой вечером? - Едешь, едешь, - отмахнулся Гарик. - Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке. Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого: - Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится? - Если я буду ждать, - сказал я, - боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно. - Я придерживаюсь противоположного мнения, - возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. - Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, - он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. - Но и она, как правило, остается несбывшейся. Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи. Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать. - Говоришь, надежда? - иронически хмыкнул я, - Эх ты, а еще милиционер. Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты - надежда... Кисейная барышня. - Пошел вон, - еле сдерживаясь, процедил Гарик, - Или я заколю тебя этой вилкой! Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души. Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны. Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение, порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки. Когда темная неизбывная грусть поселяется в зрачках шестнадцатилетнего пацана, только что преданного другом или брошенного девчонкой, - это нормально, потому что это ненадолго. Это будет вскоре вытеснено новыми впечатлениями, подаренными жизнью. Когда же такое выражение имеют глаза сильного мужчины, движущегося от тридцати к сорока, имеющего за своей спиной победы и поражения, взлеты и падения, это пугает. Это означает... Это означает многое. И когда я думаю об этом, я прихожу к выводу, что неспроста так много людей имеют привычку носить темные солнцезащитные очки даже в те дни, когда солнце светит не так уж и ярко. Какие уж тут надежды. 25 Гарик сумел задействовать в вечерней операции две машины и четверых милиционеров. В половине одиннадцатого Рома вышел из подъезда и сел в красный задастый <Вольво>. Отблески уличных фонарей скользнули по крыше и бокам автомобиля, когда он стремительно вынесся со двора. Мы наблюдали за этим событием сквозь окно <шестерки>. Гарик проводил <Вольво> взглядом и меланхолично проговорил: - Вот смотрю я и думаю - быть посредником при наемных убийцах занятие куда более прибыльное, чем спасать всяких дураков от этих убийц. Был бы как Рома, ездил бы на <Вольво>, не стрелял бы полсотни до получки... - Говорите, говорите, товарищ капитан, - жизнерадостно отозвался водитель, крепкий молодой парень по имени Леха. - Я как раз только что диктофон включил! - и он громко засмеялся. - Ты лучше дави на газ, извозчик, - хмыкнул Гарик. - Не отрывайся от коллектива. <Коллектив> состоял из собственно Роминого <Вольво>, шедшей за ним в некотором удалении <Дэу> с тремя оперативниками и нашей <шестерки>. Из <Дэу> по рации сообщали направление движения, и Леха мог себе позволить отстать от <Вольво> на сотню метров. Он вел машину с каким-то особым шиком, то и дело подрезая зазевавшихся <чайников>, пролетая перекрестки на последних секундах зеленого света, закладывая крутые виражи на поворотах. <Шестерка> во время таких маневров издавала звуки, присущие скорее не произведению волжских автомобилестроителей, а какому-то инфернальному существу, волей мага запертому в оболочку машины. Гарик морщился и ворчал, что это не оперативное мероприятие, а какие-то <американские горки>, но я видел, что ему нравится такая езда. Меня же больше занимало другое. - Итак, Рома встретится с киллером и передаст ему деньги, - начал я - Они расходятся, тут выскакиваешь ты, Гарик, и командуешь <Руки вверх!>. А что дальше? - Дальше они поднимают руки, - уверенно сказал Гарик. - А что ты с ними будешь делать? Какое обвинение ты им предъявишь? Один мужчина передал другому деньги. Ну и что? Может, это старый долг. А отдавать долги - еще не преступление. - Это точно! - поддакнул Леха. - Мне Тихонов уже месяц как сотню должен. Пора сажать, товарищ капитан? - На дорогу смотри, - посоветовал Гарик. - И меньше думай о деньгах. - Я знаю, - не успокаивался Леха. - Деньги - ничто, их количество - все. - На дорогу смотри! - рявкнул Гарик и тут же едва не сонным голосом обратился ко мне: - Так что ты там говоришь? Что мы не найдем, за что прижать Рому и киллера? - Вот именно. Если только киллер окажется таким идиотом, что явится на встречу, увешан