к лицу. Как бы хочет закрыть рот. Рот. Губы не гармонируют со всем лицом. Небольшие, жесткие. Когда что-то вспоминает, то они вытягиваются в ниточку. Зубы крепкие, часть зубов из желтого металла, может и золота, а может напыление из нитрида титана. Такими зубами можно проволоку перекусывать. Челюсти тоже хорошо развиты. Весь внешний вид Эмирова говорил о том, что он из породы кровожадных хищников. И перед ним не стоит расслабляться. Этот всегда может нанести удар. Смертельный удар. И вот в нашем "интервью" мы подошли к теме войны и мира. Мустафа начал расписывать, какие сволочи эти русские. Какой в Чечне до этого был порядок. Все работали, никаких бандитов не было. И русских никто не обижал. Жили все дружной интернациональной семьей. На вопрос, участвовал ли он в боях, "Сопка" ответил уклончиво, мол, непосредственно в боестолкновениях он не участвовал. Помогал, де, беженцам, снабжал их продовольствием и гуманитарной помощью. Прямо Мать Тереза, а не бывший уголовник и агент органов безопасности. Ладно, пора брать быка за рога. - Скажите, Мустафа, - начал я спокойным голосом, - вы не встречали в Чечне Грохотова Евгения Николаевича? - Кого?! - мой вопрос был для Эмирова как удар поддых. - Старшего оперуполномоченного майора Грохотова, - уточнил я. - Нет, - произнес неуверенно "Сопка", облизал губы. Потом схватился за свою чашку с чаем. - Интересные вещи он поведал про вас, уважаемый агент "Сопка" из категории особо ценных, - добил я его, но надо наступать дальше, закрепить успех. - Вы же сами очень гордились тем, что отнесены к категории особо ценных. Гордились, Мустафа? В глаза, в глаза смотри! - я крикнул ему в лицо. - Так гордился или нет?! Отвечай! - Да я вас сейчас! - Мустафа начал подниматься. Все ведомственные инструкции запрещают сообщать агенту к какой категории источников он относится, но многие опера используют этот факт для стимулирования сексота. Кстати, в слове "сексот" нет ничего оскорбительного, расшифровывается как "секретный сотрудник". Надо пресечь в корне его попытки к сопротивлению, подавить "бунт на корабле". Сейчас! Немедленно! Иначе все проиграем. - Сядь! Сидеть! - снова крикнул я (смотреть только в глаза, кто кого сильнее!). - И деньги ты, "Сопка", получал немалые. Сидеть! Кому сказано! Так получал?! Может, тебе копии расписок предъявить?! Получал?! Говори! Ну! - Получал, - Эмиров сел, как будто воздух из него выпустили, "сдулся". - И многим было бы интересно узнать, как ты помогал органам в зоне. Благодаря тебе был предотвращен побег. Спасибо тебе за это. Ты об этом помнишь? - я развивал наступление. - Говори, помнишь?! - Да, - голова опускается ниже, а это тревожный симптом. - В глаза смотри, в глаза! Он медленно, нехотя поднимает голову, смотрит в глаза. Взгляд как у затравленного, но не сломленного зверя. Это опасно, очень опасно. - Руки на стол! - снова командую я. Он подчиняется. - В глаза смотреть! Что думал, если ты помогал уничтожать документы учета в КГБ Чечни, так и все? Ты уничтожил лишь статистику, и не более того. А все, что ты писал про своих друзей, осталось. "Рукописи не горят"! - процитировал я классика. - Откуда вы взялись? - он напряжен, но еще не сломлен. - Из п... на лыжах! - парировал я. - Хочу напомнить тебе, как ты устранил своих конкурентов по наркобизнесу Ахметова и Гаджиева. Помнишь, как они тебя пренебрежительно называли "полукровкой" и не подпускали к большому куску, использовали как "шестерку" на посылках. Кстати, они были лидерами нарождающегося чеченского движения за выход из состава России. Помнишь, как их в девяностом арестовали, и именно благодаря твоей информации. Взяли на наркоте. С поличным. Упрятали на много лет. И за это тебе тоже наше огромное "мерси". Помнишь это, Эмиров? Помнишь?! - Да... Все, он мой! По теории, да и на практике, если "клиент" подряд сказал пять раз "да", то значит, он твой! Три раза - это обязательно, а два - контрольные. В данном случае "пережимать" не надо. Можно "сорвать резьбу". Теперь переходим к закреплению контакта. - Сейчас ты напишешь очередное сообщение - про Исмаилова! Что ты мне глазки строишь? Думаешь, нам ничего не известно про три КАМАЗа, которые ты загнал духам во время войны? - я сделал ударение на слове "нам". - Только с учетом твоих прежних заслуг тебя не трогали, "законсервировали", оставили в "спящем" режиме. Неужели ты такой наивный, и полагаешь, что Организация оставит тебя в покое? После всего того, что ты сделал для Конторы, а Контора для тебя? Другого за такие бы шалости с оружием порвали бы, как Тузик тряпку. Или просто "слили" информацию армейским разведчикам. Знаешь, что бы они с тобой сделали? В глаза смотри, - последнюю фразу я сказал уже без "нажима". - Что вы хотите? - все, "клиент поплыл". - Нет, "Сопка", так дело не пойдет. Ты неправильно сформулировал вопрос. Не что Организация хочет, а что ты хочешь? Жить хочешь? - я спрашивал, шипел прямо в лицо, глядя в глаза, между нашими носами было не больше сантиметра. Конечно, я рисковал, его могучие ручищи могли навечно сомкнутся на моей шее. Андрей же недаром суетился с фотоаппаратом, он страховал меня, готовый прийти на помощь. Вот Андрей напрягся. - Хочу! - после секундной паузы, ответ звучит искренне. - Пиши! - я пододвинул ему свой "журналистский" блокнот и ручку. - Про Исмаилова пиши. Только подробненько, очень подробненько, как ты писал про своих друзей-наркобаронов, освободителей чеченской нации от русских оккупантов. "Сопка" начал писать, смахивая пот со лба. Потеет, волнуется, во время разговора он лишь побледнел, но ни капли пота не было. А тут вспотел. Это и хорошо и плохо. Хорошо, потому что проникся мыслью о том, что "попал". Плохо, потому что сейчас он, может, соображает, как выйти, выкрутится. Вот он кинул искоса быстрый, тяжелый взгляд в сторону Андрея, который стоял, готовый броситься на Эмирова, затем "Сопка" посмотрел на меня. Я сидел напротив, курил, пуская струйки дыма в потолок. - Если что-нибудь "выкинешь", какой-нибудь фортель, то больше никто не придет с разговорами. И умирать будешь долго и мучительно. Правда, не знаю, от рук своих "друзей" или от армейских. Так что пиши. Все как в старые времена. - Дай сигарету! - хрипло попросил агент. - Не помню, чтобы ты курил, - я напрягся, это могла быть ловушка. - Завязал давно, да разве с вами бросишь! - уже без злобы, но все равно надо быть начеку. - На, - я бросил через стол сигареты и зажигалку. - Спасибо, гражданин начальник! - в голосе ирония. - Не юродствуй - пиши. - Пишу, пишу, - пробормотал он, закуривая. Потом минут двадцать мы сидели молча. Эмиров писал. Я пил остывший кофе. Андрей как тренированный бультерьер стоял у агента за спиной, готовый пресечь любую попытку к сопротивлению. Археолог хренов. Агент и я курили одну сигарету за другой, скоро кончится пачка. Наконец Эмиров откинулся в кресле. Пододвинул мне блокнот. - Ручку отдай и подержи руки на столе, - бросил я Мустафе, беря блокнот. - Боишься, начальник? - голос насмешлив. - Остерегаюсь. Ты давно не работал с органами, может, кое-что и успел позабыть. - Про вас забудешь! - сожаление в голосе. - Но ты ведь получал удовлетворение от работы? Как моральное, так и материальное. Ведь так? - я начал читать. - Получал, - агент вздохнул. - Так и не жалей! В тайне содеянное, тайно судимо будет. А сейчас помолчи и не мешай мне, заодно не дергайся, посиди спокойненько, руки на столе подержи. Агент не забыл, как писать сообщения. С упоминанием всех подробностей, свидетелей, соучастников Эмиров описал деяния Исмаилова. Наркоторговля, работорговля, переброска оружия в обе стороны, фальшивые деньги и фальшивая валюта. Организация бандформирования, хранение, ношение, изготовление, ремонт оружия, вымогательство, постоянная поддержка связи с чеченскими бандитами, организация переброски боевиков за границу на лечение, отдых и обратно. Весь этот "букет" тянул на пожизненное заключение. Эх, жаль, что я не опер, так бы, глядишь, и повышение заработал. - Хорошо написано, молодец. Теперь еще один момент... - Просто так я работать не буду! - предупредил Эмиров. - А никто и не собирается тебя использовать как идейного, - усмехнулся я. - Пиши расписку, что получил от органов госбезопасности тысячу долларов США. Но сейчас получишь пятьсот. А остальные пять сотен после маленького путешествия. - Куда? - В Чечню. У тебя есть "окно", - Эмиров встрепенулся, - есть, есть, не дергайся, мы знаем. - А что там делать? - Нас отвезешь. Поездка в один конец. Отвез и там оставил. Только если мы пропадем по твоей милости, то извини, ты тоже пропадешь где-нибудь. Сам знаешь правила игры. Можешь попасть на "конвейер". Слышал о таком? - Слышал, - угрюм, что-то соображает. - Ну, вот видишь, играем по-взрослому. Пиши расписку. В том же блокноте он пишет расписку. Я достаю пятьсот долларов. Пять бумажек по сто. Читаю его расписку. Протягиваю деньги. Эмиров берет их, каждую купюру трет, трогает выпуклости, смотрит на свет. - Мустафа, мы не фуфлыжная организация, которая расплачивается фальшивыми долларами, как твои соплеменники в Чечне. - Доверяй, но проверяй! - буркнул он, убирая доллары в объемистых размеров портмоне из дорогой натуральной кожи. - И это правильно. - Когда едем? - он уже настроен на работу, деньги сделали свое дело. - Завтра, часов в семь. - Куда именно едем? - он готов к поездке. - В Чечню, - усмехнулся я. - А там мы уже скажем. - Не боитесь? - взгляд исподлобья. - Не боится только дурак, только потом тебе не долго по земле ходить, если что. Я тебе про это уже говорил. Все, завтра в шесть пятьдесят у гостиницы. - Хорошо знаете, что гостиница принадлежит Исмаилову. Не боитесь оказаться в заложниках? - Посмотрим. В твоих интересах, чтобы с нас волос не упал. - А бумаги, что с ними будет? - забеспокоился Эмиров. - Хоть раз тебя контрразведка подставляла? - Нет, - он не раздумывал. - То-то же. Мы ценим своих людей, и рассчитываем на взаимность. - А что с Грохотовым? Хороший мужик, встретится бы с ним, выпить чарку-другую... - интересуется или проверяет? - Погиб он. На войне погиб. Твои земляки его и убили, - я был жесток, сделал упор на "твои земляки". - Понятно... Жаль мужика. - Мустафа искренне вздохнул. Кто знает, может, он сам и убил Грохотова. С него станется. Зверюга. Напоследок мы проинструктировали его по поводу интервью, что мы якобы брали у него, предлагали, мол, десять долларов, но он отказался. Мы вышли, сердечно, - так, чтобы было видно соседям, - попрощались с Мустафой. После этого обошли два оставшихся адреса, указанные в списке, переданном нам портье. Потом отправились в гостиницу. - Как думаешь, Алексей, а этот Мустафа не сдаст? Бяку не сделает?- Андрей заметно нервничал. - Черт его знает. От этого засранца всего можно ждать - я пожал плечами. - А зачем ты с него стребовал все эти бумаги? - От бумаги вечностью веет. Не помню, кто сказал, но очень верно подмечено. - И что, ты их будешь с собой таскать? - Андрей озаботился. - Эх, Андрей, Андрей! Я же не идиот. Потом шли молча. Андрей отчего-то начал нервничать и потирать то щеки, то подбородок. - Что с тобой? - поинтересовался я. - Понимаешь, Леха, я тут подумал, что надо было мне изменить внешность. Понимаешь, а вдруг мы встретим тех козлов, что захватили и уничтожили нашу группу. - Раньше, Андрей, надо было думать, раньше, хотя... - я посмотрел на него выжидательно. - Что? Ну? Говори! - Андрей напрягся. - Есть старый шпионский трюк, как за пять минут изменить внешность - Как? - Андрей был само внимание. - Очень просто... - я сделал паузу. - Раствор концентрированной серной кислоты очень быстро изменит твой облик до неузнаваемости. - Придурок! - Андрей рассмеялся. Оценил шутку. В номере была проведена уборка. Контрольных меток не было. Также не было контрольных отметок на вещах. Шмон. Вещи были с виду не тронуты, все на месте, но некоторые были сложены немного не так. Мелочь, но неприятно. Хотя мы прекрасно осознавали, что все так и будет. "Территория зла" распространила свое влияние уже за пределы Чечни. Ей уже принадлежала и эта деревня. Надеюсь, что я не увижу, как вся Россия станет частью "Территории зла". Очень на это надеюсь. Очень. Конец второй части  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  1. Дверь закрыли на замок. Потом я разорвал на мелкие кусочки подробное агентурное сообщение и расписку "Сопки". Перед тем как порвать, два раза перечитал сообщение. Несколько раз про себя повторил ключевые моменты: фамилии, установочные данные фигурантов. Для чего? Не знаю, привычка, профессиональная привычка. Хотя, с другой стороны, какая профессиональная привычка, у меня сейчас и профессии-то толком нет. Скажем так, просто привычка. Потом поджег мелкие клочки бумаги, а также три листа, которые были после этого в блокноте. Потом закурили. Эх, хорошо горит! Запах, правда, распространялся по всему номеру. Ножом помешивали, чтобы все кусочки бумаги равномерно сгорели. Потом погасли редкие красные угольки. Пепел растер руками и как во всех пошлых шпионских фильмах смыл в раковину. Стереотип мышления. Но не есть же эту бумагу! Руки вымыл с мылом. Остаток времени мы провели в бездействии. Я попытался уснуть, но не смог. Ворочался с боку на бок. Варианты, варианты, варианты крутятся в голове. Все снова, все сначала. Сейчас хочется вернуться домой. Несколько часов отделяет от решающего шага. Все, что было раньше - так, занятия физическими упражнениями на свежем воздухе. И даже то, что попал я в "переплет", и побывал в роли опрашиваемого в ФСБ, теперь, перед "очередным южным походом", выглядело очень бледно. Территория зла она и есть территория зла. На соседней кровати Андрей тоже ворочался, кряхтел, вздыхал. - Что, не спится? - первым не выдержал я. - Не спится, - тоже приподнялся на локте Рабинович-Коэн. - Мысли? - Они, окаянные, - Андрей сел на край кровати и закурил. Я тоже закурил. Снова вспомнили Кишинев. Отдавая себе отчет в том, что номер мог прослушиваться, говорили, не указывая, что проходили службу, а просто типа работали в Молдавии. Вспомнили забавный случай. В середине-конце восьмидесятых годов в основном использовались пенные огнетушители, а там, где стояла аппаратура связи, обязаны были присутствовать углекислотные. Любая комиссия указывала нам на этот недостаток. Сами прекрасно понимали, что нет у нас этих огнетушителей, потому что не поставили их, но кого это волнует? Пришлось познакомиться с местными пожарными. Договорились с ними, что когда придут вагоны с этими дефицитнейшими огнетушителями, то мы выделяем солдат для разгрузки, а взамен они нам дают огнетушители. А также, что они же будут их по мере надобности заправлять. И так получилось, что отправили на разгрузку трех вагонов с огнетушителями личный состав во главе с лейтенантом Рабиновичем. Он, как было договорено, отложил в сторону пятьдесят огнетушителей, и еще больше двухсот слямзил из-под самого носа пожарных. Как ему это удалось - известно лишь ему самому. Но факт остается фатом. Огнетушителей в нашем батальоне теперь было много, даже с избытком. Часть их поменяли на ЗиПы (запасные части и принадлежности) в соседней бригаде связи, в батальоне охраны Главкомата - на запасные части к автомобилям. В связи с тем, что огнетушители были тогда в великом дефиците, то курс обмена назначали мы сами. И при этом их все равно оставалось у нас в избытке. Не помню, кто первым, но начали мы экспериментировать, как еще и где можно применить эти самые огнетушители. Первое применение - дарю, может кто запатентует. Наливаете сколько надо горяченной воды в ванну. Потом берете небольшой огнетушитель углекислотный, объемом два литра, и выпускаете газ прямо в кипяток. Вода очень быстро остывает, и вы погружаетесь в эту воду. А она насыщена пузырьками, как газировка. Эти пузырьки поднимаются вверх, щекочут тело, массаж первоклассный. Тогда мы еще не знали, что существует такая штука под названием "джакузи", но тогда это было верхом блаженства, особенно нравилось детям. Второй способ применения углекислотного огнетушителя, вытекающий из первого. Кишинев, июль, жара, в тени около +40. Надо и службу нести и пить тоже, ой, как хочется. В трехлитровую банку воды выпускаете углекислоту из огнетушителя, получается очень охлажденный, сильно газированный напиток. По вкусу можно добавить варенье или вино. Но здесь есть маленькая особенность. Не вздумайте газировать вино! Если только не хотите напиться до поросячьего визга. Однажды молодые лейтенанты имели неосторожность, выпив предварительно пол трехлитровой банки вина, подвергнуть газированию оставшиеся полтора литра... После второго стакана все были мертвецки пьяны. Это в России мужики раньше брали банку пива на двоих-троих. А в Молдавии - банку вина. И это была привычная доза для организма. А вот газированное вино очень быстро всасывается в кровь и "вырубает" сознание. Точно также не рекомендую газировать водку. Пьется исключительно легко и приятно, но одной бутылкой можно напоить пять человек. Тоже проверено, дело было на свадьбе одного лейтенанта... Печальный итог известен. Углекислотным огнетушителем очень хорошо остужать напитки. Берешь банку вина, а оно теплое. Может по всем канонам и положено пить теплое вино, но только не летом. Попшикал из баллона на банку со всех сторон, а потом пальцы примерзают к банке. Бойцы стали применять огнетушители по-другому. Главная заповедь часового в мирное время какая? Задержать нарушителя? Ни черта! Главная заповедь часового в мирное время - чтобы печать была целая. Часовой охраняет какой-то склад, хранилище, а оно опечатано мастичной печатью. Звучит-то интересно - "мастичной" печатью. На самом деле, печать-то пластилиновая, и там отпечатаны номер части и номер печати. А во время жары пластилин размягчается и плывет, течет. Тем самым смазывается оттиск печати и создается впечатление, что хранилище, технику, склад несанкционированно вскрывали. Шум, гам, комиссии, проверки. По слухам, некоторые не очень добросовестные прапорщики, чтобы скрыть недостачу, очень активно использовали этот фактор, все сваливая на солдат-часовых. И что только не делали, чтобы уберечь пластилин от растекания!.. И прикрывали, и укутывали, - мало что помогало. И вот тогда солдаты начали остужать эти слепки с печатями с помощью все тех же огнетушителей. Потом их отвозили на зарядку пожарным и снова использовали по своему усмотрению. От командира части до последнего молодого бойца все знали, что это полезное чудо техники у нас появилось лишь благодаря умному, хитрому, изворотливому еврею - лейтенанту Рабиновичу. После этого случая Андрей стал старшим на разгрузке всевозможных вагонов. И в батальоне стало в избытке того, что разгружали солдаты под чутким руководством Рабиновича. Если это были яблоки, то две недели этими яблоками объедались все. Под конец ящик с яблоками поставили у тумбочки дневального, бери - не хочу!.. Все это, посмеиваясь, выкуривая одну сигарету за другой, мы вспоминали. Смех, общие воспоминания, немного помогли нам загнать внутрь страх перед предстоящей экспедицией. Наутро мы встретились возле гостиницы. Нас провожал дежурный портье в национальном костюме, держа руку на рукояти кинжала, внимательно смотрел, как мы садились в "Ниву" суперагента "Сопки". Поздоровались. Андрей сел на заднее сиденье сразу за водителем, я - на переднее сиденье пассажира. Сказать, что мы с Андреем были спокойны - значит соврать. Мелкий нервный озноб бил, руки слегка подрагивали, я готов был бросится на любого, кто стал бы нам угрожать. Сигарету в зубы, ручку стеклоподъемника опустил наполовину. - Поехали! - бросил я. - Поехали, - повторил агент. Через пятнадцать минут подъехали к пограничному, если можно так сказать, пункту. Типичный блок-пост, таких за свою жизнь я видел десятки. Службу несли местные милиционеры. Стоял даже БТР, ствол пулемета был задран вверх и зачехлен. Блок был оборудован по всем правилам военной науки. Даже если бы кто-то и хотел прорваться на большой скорости, не получилось бы. Бетонные строительные блоки образовывали лабиринт, по которому автомобиль мог двигаться лишь со скоростью не более пяти километров в час. Я был напряжен до предела. Спина мокрая, ладони мокрые, пот со лба капает на грудь. Не хватало еще попасться из-за бдительности стражей порядка. Мы остановились перед шлагбаумом. Я по старой привычке посмотрел на часы - семь пятнадцать. Мустафа открыл дверцу машины. - Куда? - голос мой натянут как струна. - Надо отметиться и милиционеров подкормить, - подмигнул агент весело. - Не боитесь, тут у меня все прикормлено. - Три минуты. Время пошло. Ключи от машины оставь в замке зажигания. И без фокусов! - я демонстративно постучал ногтем по циферблату часов. - Буду раньше, - Мустафа был весел и спокоен, вошел на территорию "блока". - Что делать будем? - Андрей облизнул пересохшие губы. - Хрен его знает, что делать, - ждать. Не будет через пять минут - уезжаем на его машине, - я закурил уже третью сигарету подряд. - Куда? - В Чечню. - А если будут стрелять? - Не думаю, что они вспомнят, как это делается. Похоже, что они тут совсем зажирели на этой службе. Через минуту появился Мустафа. - Андрей, а посмотри, у нашего водителя "ствол" сзади, за ремнем. Мустафа начал отвязывать веревку шлагбаума. Пистолетную рукоятку было хорошо видно. - Ты посмотри, у него еще второй болтается подмышкой слева, - подсказал Рабинович. - Ага. Тем временем Мустафа поднял шлагбаум. Проехали. Остановился. Потом агент-водитель снова вернулся пешком назад и опустил шлагбаум, веревку примотал на место. Поехали. Я смахнул пот. Ну и служба, вырезай весь блок за милую душу, никто не пикнет. - Мустафа, а зачем платил, мог спокойно проехать, они же спали, никто и не заметил бы. - Все хотят кушать, в следующий раз они бы мне устроили досмотр с пристрастием. Я потерял бы клиентуру, потерял бы свой имидж, - он сделала упор на последнем иностранном слове с такой гордостью, что мы с Андреем невольно улыбнулись. - А так, - продолжал Мустафа, он же агент "Сопка", - за каждую поездку 10 долларов или рублями по курсу, и все. Сам зашел, сам записался в журнал, положил деньги в стол командира и поехал. Они меня знают, доверяют. Обратно поеду - еще десять гринов отдам. И тоже без досмотра. Всем жить надо. - Исмаилов тоже платит? - Все платят друг другу. Но он раз в месяц отдает три тысячи долларов, и его машины беспрепятственно ездят, когда хотят, и с чем хотят. Если, конечно, колонны идут, то здесь дополнительно платят. Большой бизнес - большие деньги. Тем временем мы вырулили из каменного лабиринта блок-поста и выехали на дорогу. - И часто катаешься в Чечню? - Бывает, - уклончиво ответил агент. - А пистолет тебе зачем? - Бывает, - снова усмехнулся Мустафа. - А второй? - Бывает. Вы же сами знаете, что в Чечне так много бандитов, что впору не на машине ездить, а на танке, - опять съязвил Мустафа. Через триста метров стоял блок-пост, оборудованный уже на чеченской территории. На русском, английском и чеченском языках было написано "Таможня". В российскую сторону смотрел счетверенный зенитный пулемет. Грозная "игрушка", при желании, от нашей "Нивы" через двадцать секунд могли остаться лишь лохмотья жести. Мустафа остановил машину и посигналил. Вышел заспанный чеченец. Форма - смесь милицейского и армейского обмундирования, на голове спортивная шапочка, перехваченная зеленой лентой. В руках автомат со сдвоенными рожками. Калибр 7,62. На поясе - кинжал устрашающего размера: головы, наверное, удобно рубить неверным. Подсумков для запасных магазинов и гранат для подствольника не было, Воин джихада, мать его! Руки зачесались, было желание убить его. Нельзя, Леха, нельзя. Страх бился внутри. Смесь страха и ненависти бушевала во мне. Спокойно, Алексей Михайлович. Ты сюда приехал не для того, чтобы мстить за своих друзей. А лишь за деньгами. Сука ты конченная, Салтымаков, за бабками приехал! А ведь несколько месяцев назад воевал и нехерово воевал. Сука, продал память друзей из-за вонючих денег! Тварь ползучая! Я отвечал сам себе, что когда будут деньги, я помогу, кому смогу помочь. Организую лечение, протезы, и еще много чего хорошего. Сам себя оправдывал в собственных глазах. Но деньги-то Дудаева, заработанные на крови, на костях твоих друзей, братьев, которые прикрывали тебе спину в бою, а ты!.. Все это мгновенно пролетело у меня в голове. Мустафа не глуша двигатель, вышел из машины, расцеловался с таможенником независимой Чечни, вынул из кармана приготовленные десять долларов, передал их. Потом они что-то весело начали обсуждать. - О чем говорят, Андрей? - Спрашивает, кого везет. Мустафа отвечает, что журналистов, будут писать, как военные хреново воевали в Чечне, и поэтому все проиграли. Смеются, что русские никогда не умели воевать, и что через несколько лет вся Россия войдет в состав Ичкерии. Спокойно, Леха, ты разве что-нибудь другое ожидал здесь услышать? - Да нет, ничего нового. Все то же самое! Что еще говорят? - Говорит, что будут брать интервью у пострадавшего населения. Таможенник предлагает взять у него интервью, сейчас, мол, зайдем на пост, и он нам даст интервью, каждому по очереди, нам понравится, будем еще просить, а потом он разбудит своих товарищей, и они нам тоже все по очереди дадут такое интервью, что потом нас с этого поста не выгонишь, потому что мы не видели настоящих мужчин, а женщин здесь не хватает. Просит Мустафу оставить нас ему на пару дней. Ржут как лошади. А Мустафа говорит, что у него договор, не может оставить журналистов, иначе у него имидж будет подпорчен. - Как нам повезло с тобой, Андрей, что Мустафа так хлопочет о своей репутации, а то бы сорвалась вся наша операция в самом начале. - Это точно. Все, попрощались, Мустафа возвращается. - Ну что, куда едем? - Мустафа был весел. - Предлагали вас оставить на блоке... - Знаем, видели, - мрачно сказал я. - Так вы по-чеченски понимаете? - удивился агент. - Нет, но у твоего визави была такая оживленная жестикуляция, что трудно было не понять, зачем он предлагал нас оставить у себя. Они что тут, все педики? - Почему педики?! - оскорбился Мустафа за своих земляков. - Ни у меня, ни у кого не возникает мысли изнасиловать мужчину, а этих так и тянет. - Э, это всего лишь шутка, да и женщин здесь нет, вот так и шутят. - Все равно шутки педерастические у твоих земляков. Надеюсь, ты не такой? - Нет, - он был серьезен. - Куда едем? - Через три километра сверните налево, - ответил сзади Андрей, сверяясь с картой и рассматривая окрестности через окно автомобиля. Дорога была разбита, вся в рытвинах и ухабах. От асфальта остались жалкие заплатки по краям того, что некогда называлось дорогой. Мустафа уверенно рулил по этому полигону, было видно, что не первый раз он едет здесь. Скорость для такого покрытия была высокая - около тридцати километров. Нас подбрасывало на кочках, мотало из стороны в сторону, но наш водитель не обращал на это ни малейшего внимания. Включил магнитофон, оттуда понеслась чеченская музыка, для меня она была как красная тряпка для быка. Не нравится мне творчество чеченских поэтов и музыкантов, ну не нравится. - Мустафа, выключи, - попросил я сквозь зубы. - Не нравится? - ехидно спросил он. - Не нравится, - подтвердил я. - Наслушался в свое время аж до рвоты. - А у меня больше ничего нет. - Значит, поедем молча, без музыки, следи за дорогой. - А что за ней следить, я тут могу с закрытыми глазами ездить! Через некоторое время Андрей подал голос: - А теперь налево, вон за теми соснами будет грунтовая дорога и по ней около пяти километров. - Не поеду! - затормозил машину Мустафа. - Почему? - в голосе моем звучало раздражение, мне еще фокусов агента не хватало для полного счастья. - Вы меня убьете! - Мустафа, ты хоть старый, и тертый жизнью, а дурак! - я рассмеялся и откинулся на спинку сиденья. - На кой ляд нам тебя убивать? Ты верой и правдой служил органам, и еще послужишь, ты сам организовал безопасный переход, и получишь за это деньги! А ну-ка, не шути! - я заметил, как Мустафа полез сзади за ремень. Андрей отреагировал мгновенно, он блокировал голову Мустафы нажав на глаза, и потом, продолжая удерживать голову в таком положении, второй рукой ударил агента по солнечному сплетению, дыхание перебил. "Сопка" начал медленно сползать по сиденью. Я тут же сунул руку сзади за ремень нашего водителя. По карманам прощупал. Документы, деньги. Не то, ага, а вот еще один, во внутреннем кармане. Странно, зачем ему был нужен весь этот спектакль? Мог нас сдать на чеченском блок-посту. Или здесь попытаться убить. Пятнадцать лет по тюрьмам и зонам, и так облажаться?! - Ты его не убил? - поинтересовался я. - Нет, через пару минут очухается. Вытащи его на улицу, - Андрей бесцеремонно вытолкнул Мустафу наружу. Тот упал набок, головой вниз. Я вытолкнул ноги, потом мы усадили его возле колеса, пару раз шлепнули по щекам. Агент начал приходить в себя. - Андрей, ты же несильно его ударил его по солнечному, а он вырубился, и так надолго. С чего это? - Главное не с какой силой бить, а куда! Не забудь, что я ему еще немного зрение испортил, два небольших болевых шока сливаются в один большой, плюс нарушение дыхания. Недостаток кислорода и прочая лабуда. - Где научился? - На мумиях тренировался, - усмехнулся Рабинович. - Ну вот, вроде очухался. Что, дядя, будешь говорить? - А где я? - Мустафа мотал головой, нормальный цвет лица начал к нему возвращаться. - В гробу будешь, на верхней полке, если будешь чудить! - пообещал ему Коэн. - А ну, говори, что за фокусы! Какого черта ты решил, что мы тебя убьем? - А вы себя видели со стороны? - вопросом на вопрос ответил перепуганный агент. - Не понял, поясни, - попросил я. - Когда вы смотрите на чеченца, вы хотите его убить, это у вас в глазах написано. - И все? - Все, - Мустафа вытер пот со лба. - Ну и дурак ты! На, держи, - я протянул ему оба пистолета, предварительно вынув обоймы, затворы передернул, два патрона вылетели в траву. Обоймы бросил в бардачок. - Поехали? Или тебе деньги не нужны? - перешел на деловой тон Рабинович. - Время - деньги. Каждые десять минут - минус сто долларов. Ну, и? - Едем, - Мустафа тряхнул головой. Деньги он любит, это тоже хорошо. Трезвый расчет в данном случае лучше эмоций. Быстро погрузились в машину, тронулись в путь. Теперь уже Андрей сел на переднее сиденье, и, вытянув шею, смотрел за дорогой. Было видно, что Андрей выискивал знакомые ориентиры. Я же страховал Рабиновича от неожиданностей. Меня сейчас интересовал лишь агент. Если бы он выкинул какой-нибудь фортель, я готов был мгновенно блокировать его голову, шею и правую руку. Про себя мысленно несколько раз проработал, как именно я буду это делать. Только дернись, Мустафа. Только дернись, дай мне шанс. Так мы ехали по лесной дороге около часа, было видно, что дорога не пользовалась популярностью у местного населения: почти заросшая травой, колея чуть заметна. Конечно, был шанс нарваться на мину, оставленную как нашими войсками, так и духами с прошлой войны. Как странно говорить о войне в прошедшем времени. Сам воевал совсем недавно, а вот поди-ка, она уже прошла, вернее не прошла, а мы ее проиграли. Вернее даже будет сказать - за нас ее проиграли... - Стой, мужик. Приехали! - сказал Андрей. - Ты уверен? - спросил я у Рабиновича. - Да, уверен, - мой напарник потянулся, взмахнул несколько раз руками, разгоняя кровь. - Так я рассчитываюсь? - уточнил я, доставая деньги. - Да. - На, держи. Пиши расписку, - я протянул деньги Мустафе. - Сейчас, сейчас! - засуетился Мустафа. Быстро, неровным почерком он писал расписку. Потом протянул мне. Я прочитал. Все по форме. Молодец, агент, научился писать расписки! - Вас забирать? - мы явно нравились агенту. - Нет, - отрезал Андрей. - И вообще, мужик, забудь, что нас видел. Мы лишь плод твоей фантазии, - поддержал я его. - Я вас никогда не видел. А может, пистолет купите? - поинтересовался он. - Мустафа. Если бы нам нужно было оружие, то отобрали бы весь твой арсенал, а самого отправили к Аллаху. Все, езжай! - я начинал нервничать. - Понял, понял. Уезжаю. - Он сел в машину и, развернув машину на узкой дороге, поехал в обратную сторону. Мы стояли и курили, пока он не скрылся за деревьями. - Ну что, Андрей, куда дальше? И вообще, за каким бесом мы заехали в эту глушь. Здесь что ли пещера местного Али Бабы? - Нет, Алексей, но не ходить же нам голыми. - Понятно, тут неподалеку небольшой такой тайничок со всякими премудростями еврейского производства, типа телефонов, которые отрывают головенку, пейджеры, вырывающие печень? Ну, веди нас, Сусанин Иван. Знаешь на этот счет анекдот? - Расскажи. - "Приходят немцы в деревню в годы войны и у всех спрашивают, где партизаны. Все молчат. Тут мальчик подбегает и говорит, что он знает. Старший немец: - Ганс, дай мальчику конфетку. Мальчик, ты проведешь нас к партизанам? - Да, дяденьки, немцы, проведу. - Дай, Ганс, мальчику еще конфетку. - А как тебя зовут, мальчик? - Ваня. - Понятно, а как фамилия? - Сусанин. - А папу как зовут? - Иван. - А дедушку? - Иваном, и прадедушку тоже Иваном. - Ганс! Забери у этого поганца конфеты!" - Хороший анекдот. Не бойся, выведу я тебя к тайнику. - Эх, Андрей, Андрей! Кабы мне на прежней службе такой тайничок раскопать, то радости были полные штаны! А сейчас буду осваивать шпионскую технику вероятного противника. - Не шпионскую, а археологическую гуманитарную помощь, - рассмеялся Андрей. Мы шли еще часа четыре. И не потому, что дорога была сложной. Обычная лесная заброшенная дорога. Боялись погони, боялись напороться на засаду, мину, растяжку. Нам повезло, заметили проволоку, натянутую в пятнадцати сантиметрах над землей. Растяжка стояла давно. Проволока успела немного покрыться пятнами ржавчины. Мы не стали испытывать судьбу и смотреть, к чему она прицеплена - к гранате или мине. Стоит, да и пусть стоит. Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно. Если ставят растяжку, то это тоже кому-то нужно. Пусть себе стоит, ждет своего часа. А если за нами "хвост", может она и поможет нам от него избавится. Главное знать и не забывать, что здесь спрятана смерть. По прежнему опыту можно было предположить, что рядом спрятано еще немало килограммов смерти. Чувства обострились. Все как на войне. Я снова на войне. Даже не увидел, а почувствовал, что вот этот кусок порыжевшей травы есть прикрытие мины. Я внимательно осмотрел этот квадрат. Мина противопехотная. Осенние дожди обнажили ее ребристый желто-коричневый бок. Забавно, если бы продолжили наш путь на автомобиле, то могли запросто собрать растяжку или эту мину. Не поехали. С одной стороны - похвальная предосторожность Рабиновича, а с другой - он мог и знать об этих сюрпризах смерти. Не он ли со своими товарищами установил всю эту нехитрую линию обороны? Я посмотрел на Андрея. Он лишь подмигнул мне и пожал плечами. Мол, сам не знаю, как это получилось. Становимся напарниками, некоторые вещи понимаем с полу взгляда, с полуслова. С одной стороны, в условиях боевой обстановки, это даже неплохо, при условии, что он не захочет от меня избавиться. Потом Андрей долго осматривался по сторонам, нашел какое-то дерево, осмотрел его, я увидел маленькую зарубку у корней. Знак, отметина. Еще полчаса подъема в гору. На каждом большом дереве была сделана маленькая зарубка, - вот так, от зарубки к зарубке, мы и двигались зигзагами. Когда я хотел обойти стороной большие заросли кустарника, Андрей предупредил: - Не надо, Алексей, там опасно. Не дурак, понял, что там мины. Хитрые бестии. Видать, немало они нашпиговали там смерти, и Рабинович принимал непосредственное участие в этом. На пути снова встали густые заросли кустарника. Едва была заметна узкая тропинка. Андрей пошел по ней первым. Поднял руку. Для любого военного во всех странах мира это означает "Внимание!" и "Опасность!" Я остановился, тут же присел, военная привычка, начал озираться и напрягать слух и зрение. Тихо, кроме веток кустарника с редкими листьями ничего не увидел. Андрей протянул руку вперед, указывая направление. Вот оно что. Тонкая проволочка пересекала тропиночку, не зная о ней, обойти нет никакой возможности. Зацепил и бах - все твои внутренности на ветках чеченского кустарника. Андрей аккуратно отцепил один конец проволоки от спрятанной гранаты. Потом второй конец проволоки от второй гранаты. Ничего себе! Если мы ставили растяжки, то привязывали один конец к дереву, а второй - к кольцу гранаты, а эти хитрые евреи привязали проволоку к кольцам двух гранат. Двойной взрыв. Двойной эффект. Забавно, если они заминировали всю дорогу на подступах к тайнику, то сколько же они привезли смертоносного железа? И что же нужно так сильно оберегать? И, наконец, как они протащили все это? Небольшая группа профессиональных разведчиков через полмира доставила груз, и никто не удосужился провести качественный досмотр?! Я уже молчу про оперативную работу. А ведь это риск, громаднейший риск. Значит, они что-то замышляли здесь грандиозное. А не просто сбор развединформации о деятельности какого-то там Омар Омара. Пошли вперед. Рабинович сделал шаг вправо, показал пальцем на небольшой холм, потом из-под листвы вынул малую саперную лопатку. Начал копать, остановился, очертил небольшой круг и дальше работал уже руками, понятно, снимает противопехотную мину, последний сюрприз. Аккуратно выкрутил взрыватель, положил его в сторону, потом снял мину. Ладно хоть под ней не оставили гранату без чеки. Я бросил взгляд на мину. "Итальянка". Не содержит металлических частей, миноискатель не возьмет, только собачка или щуп. Такого "добра" было много в Чечне - гуманитарная помощь развитых экономических стран. Там противопехотные мины запрещают, а склады ломятся от них; чтобы не пропадать добру - в Чечню, для защиты прав угнетенных аборигенов от Российской Империи. Уроды буржуазные, что с них взять. Андрей вытянул длинную цепь. Потянули. С шумом-треском отвалилась металлическая пластина, обнажила черный вход в землянку. Прямо не евреи-разведчики, а сборище потомков Монте-Кристо. Вон сколько нарыли! И главное, что не видно вырытой земли. Куда-то далеко оттаскивали. Молодцы! 2. Андрей зажег зажигалку, у входа стояли три свечи - предусмотрительные, мать их за ногу! Квадратное помещение, три на три метра. Стены укреплены бревнами. Вдоль стен стоят ящики. Много ящиков. Некоторые мне знакомы. Ящики с автоматами, нашими, российскими АКСами, с патронами к ним. Все в заводской упаковке, перехвачены металлическими лентами. Ящики с гранатами. Здесь и РГД и Ф-1. Отдельно ящики с РПГ-7 и отдельно ящики с выстрелами к ним. Одноразовые гранатометы. В углу стоял миномет, еще в заводской смазке, обмотанный промасленной бумагой. Мины тоже были представлены в достатке. Большое количество противопехотных, как наших, так и импортных. Были даже и МОН-90 - очень грозное оружие, если им грамотно воспользоваться, то можно было роту противника положить одному человеку. Главное - радиовзрыватели, грамотно расставленные мины и крепкие нервы. А вот и еще одна знакомая игрушка. Ее я видел лишь однажды и то в очень покореженном виде - знаменитый на весь мир переносной зенитно-ракетный комплекс американского производства "Стингер". Таких штучек было две и около десятка выстрелов к ним. С таким арсеналом можно было воевать. Это все я рассмотрел в скупом, колыхающемся пламени свечи, были и еще ящики, судя по маркировке, там были консервы. Мясные и рыбные. Двадцатипятилитровый молочный бидон, а чтобы никто не сомневался в содержимом, на его боку было написано "Спирт". Я не выдержал: - Андрей, вы что, все это с собой притащили? - Нет, конечно, - он рассмеялся. - Все это здесь спрятано давно, периодически лишь происходит обновление. Все это хранится в лесу, у каких-то изделий истекает срок действия, срок хранения, вот тогда и происходит снятие его с хранения, и замена новым. Все как в действующей армии. Не бойся, все это не предназначено для ведения боевых действий с Россией, только для борьбы с террористами. Мы же теперь в одних окопах. Если раньше только мы боролись с исламистами, то теперь линия фронта проходит здесь, - он топнул ногой в земляной пол. - Не вы ли его здесь провели? А то скучно вам одним было воевать, вот и нас припрягли? - я насторожился. - Нет, Алексей, нет. Россия в лице бывшего Союза сама ввязалась в эту войну, когда влезла в авантюру с Афганистаном, а потом - пошло-поехало, только успевай поворачивайся. И это еще только начало, попомни мои слова. Пойдут шахиды-камикадзе, обвязанные взрывчаткой. Которые будут взрывать себя на автобусных остановках, театрах, кафе, ресторанах, школах, на дискотеках. - Тьфу, тьфу, тьфу, сплюнь, дурак. Сглазишь! - я суетливо сплюнул и постучал по ближайшему деревянному ящику, оказалось, что по автоматам. - Мне бы очень хотелось ошибаться, Алексей, но пока что вы вступили лишь в начальную фазу боевых действий с фанатиками. Они же здесь хотели построить исламское государство, но вы помешали. Теперь весь мир поддерживает их. - Ну, так уж и весь мир! - я недоверчиво усмехнулся. - А ты как думал! Штатам и иже с ними западной Европе якобы важно, что вы здесь нарушаете права человека, и плевать, что они бандиты и убивают всех, кто не их веры. А исламский мир включился в войну ради создания очередного государства в Европе со средневековым укладом жизни. Так что как ни крути, а влипла Россия на многие года или годы, как хочешь сделай ударение, сути не меняет. И как бы парадоксально это ни звучало, в этой дерьмовой войне есть лишь один надежный союзник-партнер - Израиль. Не вижу твоего лица, но знаю, что кривишь сейчас морду, а от этого никуда не уйти. В Израиле это давно уже поняли, осталось, чтобы в Москве пришли к этому, и чем быстрее - тем лучше. Для обеих стран лучше. - Ты меня чего агитируешь, чтобы я сейчас поперся в Москву к Гаранту Конституции и объяснял ему, что, мол, бросай все и иди заключай договор "Россия-Израиль - братья навек"? Этого хочешь? Не выйдет. Заканчивай политинформацию, нужно двигать дальше к моему золоту, моей валюте, чтобы потом смотаться подальше от всех этих придурочных террористов с их бредовыми идеями о мировом господстве, от вас - евреев с идеей богоизбранности, от православной церкви, которая считает себя единственно правильной, от всех, к чертовой матери! Будет миллион "гринов", два, три - на жизнь хватит! Давай, бери, что нам надо, чтобы не быть "голыми", и пойдем отсюда. - Алексей, может, хоть пистолет возьмем? - Ага, ты еще Узи возьми. Кстати, есть здесь? - Есть. - Дай хоть посмотреть, а то только в американских боевиках и видел. - Вот, - Андрей подошел и достал из какого-то ящика Узи, замотанный в промасленную бумагу. - Ух ты! - я взял его в руки. - А тяжелый какой! Ты сам-то стрелял из него? - Стрелял, - Андрей пожал плечами. - А вообще-то Узи ужасно непрактичная штуковина. Пятикилограммовый утюг. Система прицеливания чертовски неудобная, верхнее расположение затвора тем более неудобно, - он продемонстрировал как взводится пистолет-пулемет. - Стрелять из него неудобно, а прицельно - и подавно, руки держатся рука к руке, локоть к локтю, рычаг равновесия достаточно маленький. Огромный недостаток - при вставленном магазине, если затвор взведен, затворная рама остается в заднем положении, окошко экстрактора (ну, откуда гильзы выбрасываются) открыто, готово к приему любой грязи и пыли. Кроме основного предохранителя есть еще предохранитель на тыльной стороне рукоятки, который при стрельбе надо плотно зажимать между большим и указательным пальцами, и, соответственно, рука быстро устает. И самый главный недостаток - то, что, несмотря на наличие двух предохранителей, при резком ударе Узи вполне может перезарядиться, а так как боек постоянно в торчащем положении, то вполне может и выдать очередь. Про сложно складывающийся приклад, который вечно открывается не вовремя от любого удара по нему, я уж и не говорю. Рабинович быстро и сноровисто показывал, как перезаряжается пистолет-пулемет, как откидывается приклад, как пристегивается магазин, как его менять. Я попробовал сам. М-да, действительно, не так просто, как в лихих боевиках. - Патроны есть? - спросил я. - Есть. На, - Андрей разорвал упаковку патронов. - Почти как к ПМ, только немного длиннее. - Будешь стрелять? - насмешливо поинтересовался Рабинович. - Нет, конечно, - я со вздохом протянул ему Узи. Мне очень хотелось пострелять из этого оружия, попробовать, как он действительно бьет, почувствовать его отдачу, пристрелять под себя это заморское оружие. В голове всплыла фраза, сказанная в одном кинофильме про Узи: "Им можно деревья рубить!" Имелась в виду его огневая мощь. Андрей почувствовал мое желание, решил утешить немного: - Не переживай так. Приезжай ко мне - постреляешь от души. - Нет уж, лучше вы к нам. Давай, бери свое барахло, и сваливаем отсюда. Засветло надо успеть двинутся. В лесу как-то не очень хочется останавливаться, точно так же, как не хочется ночевать в первой деревне. - Сейчас. Андрей нырнул в темный угол и вытащил поближе ко входу какой-то небольшой ящик. Начал его открывать, потом рыться в нем. - Андрей, а таких тайников по всей Чечне много? - А тебе зачем? - не отрываясь от поисков ответил Рабинович-Коэн. - Просто интересно. - - А ты как думаешь? - Я думаю, что много, и это не самый основной. - Вот и думай как хочешь, а мне не мешай, - огрызнулся мой напарник, и по его тону я понял, что не ошибся. - Ты хоть скажи, что берешь, а то потом влипнем с твоим снаряжением. - Вот, смотри, - Андрей достал несколько упаковок фотопленок одной известной фирмы. У нас все карманы были ими забиты, Рабинович сам настаивал, чтобы я купил именно такие. - Ну, и что? - я был в недоумении. - Смотри и учись, студент! - Рабинович торжествовал. - Если пленку вытащить из упаковки, то полностью она не вытащится, там есть зацеп. Той стороной, где располагается эмульсия, можешь приклеить к любой поверхности. Уходишь и через пять-шесть минут - взрыв эквивалентный ста граммам тротила. - Всего-то? - я был разочарован. - Стоило из-за этого тащиться сюда. Можно было взять под видом оконной замазки пластид. Я, кстати, так его и использовал в своем кабинете. Мне потом хотели это инкриминировать, но умысла не было. И хрен бы кто догадался, только натренированная собака. Да очень опытный сапер. - Тебе мало? - недоумевал Рабинович, явно обескураженный моей реакцией. - Конечно, мало. Что еще можно сделать с твоей "пукалкой"? - Смотри. Нажимаешь на выступ катушки кассеты, она уходит внутрь... - Ну, и?.. - Погоди. Граната становится на боевой взвод, потом кидаешь ее, и при ударе о поверхность она детонирует и взрывается. "Рубашка" из титана с внутренними насечками пробивает "броник". - И все? - Нет, не все! - с вызовом и досадой сказал Андрей. Ему было обидно, что не восторгаюсь я его чудо-техникой. Ничего, я в своей жизни видел штучки и поинтереснее, изготовленные как кустарным способом, так и нашей промышленностью. - Вот, смотри, - он достал батарейку от карманного фонаря. - Этой штуковиной и голову-то толком не пробьешь, разве что в висок зарядить от всей души. Камень лучше, - я откровенно издевался над израильской техникой. - Если ты вдавил на катушках с пленками выступы, а потом не бросил, а аккуратно поставил, закопал, то раскручиваешь вот эту так называемую "батарейку", - Андрей раскрутил ее, - внутри радио-взрыватель. Вытаскиваешь, нажимаешь вот на эту кнопочку и "кассеты" с пленкой взрываются. Понятно? - Почти. Радиус действия радио-взрывателя? - Пятьсот метров. - Радиус поражения осколками от твоих фотопленок? - Максимум двадцать метров. Эффективно - пятнадцать метров. - Не густо, - я был разочарован. - А ты что хотел? - Побольше и подальше. И чтобы мозги по асфальту, - я рассмеялся. - Ну, показывай, что еще там. - Ручки-пистолеты. - На один патрон? - А тебе чтобы не меньше чем у АКСа? - Именно. Калибр? - Два варианта. Первый - "мелкашный" патрон, второй - от ПМа. Но тут поосторожнее, отдача такая, что можешь сильно себя в живот или грудь ударить, а то еще хлеще, "ручка" может полететь и пробить тебе грудную клетку. Надо стрелять с упора. Ну, и сам понимаешь, что грохота будет много, дыма. По опыту, тоже немало. Каждому беру по две ручки. Одна - мелкокалиберная, вторая - "потяжелее". Будут патроны - можешь перезарядить. Да, еще, - без надобности не раскручивай ее. - Боишься, что могу выстрелить? - Нет, патроны отравлены. - Восток, Восток. Все время забываю, с кем имею дело, - я вновь рассмеялся. - Что еще? - Тебе мало? - Мне всегда не хватает времени, денег, патронов и информации. Давай, выкладывай, что на твоей исторической Родине изобрели для борьбы с международным терроризмом! - Изобрели много, только здесь не все представлено, - Андрей усмехнулся. - Нет чего-нибудь такого, чтобы дух типа щелкнул авторучкой, а у него руку вместе с головой оторвало к чертовой матери? - Увы. Есть попроще. - Например? - Яд. - Так его еще нужно в пищу подмешать. И к этой пище подобраться. А то, может, и придется вместе с одного корыта чавкать. Как потом отбрыкаться, что, мол, не голоден? - Есть яды, которыми можно смазать конверт, письмо мамочке написал человек, облизал конвертик, и все, привет родителям. - Отстал, Андрюха, ты от жизни, сейчас есть конверты, где не надо лизать клапан. Оторвал полоску и все, наклеил. - Понял, есть аэрозоли. На открытом воздухе "живет" яд 30 секунд, клиент вздохнул и склеил ласты. А ты все это время не дышишь. - А что в твоей "аптечке" есть сейчас? - Ничего. - Так что же ты умничал? - я был возмущен. - Просто хотел показать, какой я эрудированный, - Андрей рассмеялся. - Ладно, закрывай свою лавочку, и побежали, нам засветло надо пройти максимум расстояния и устроится на ночлег. Ты же не хочешь на первом же этапе экспедиции ночевать в лесу? - Нет, не хочу. - Кстати, коль мы здесь уже, и обратно дороги нет, не мог бы ты мне поподробнее объяснить, где же находятся "сокровища Агры"? - Еще не время. - Не доверяешь? - Еще не время. - А когда наступит это время? - я настаивал. - Немного подожди, выйдем на финишную прямую, и вот тогда... Не обижайся, Алексей, дело в том, что есть приметы, которые вот так, с ходу не объяснить, надо показывать на местности. - Так ты был там? - Мы были рядом. Провели разведку местности, я входил в состав группы, проводившей рекогносцировку, а вот потом нас захватили... - И вы не могли отбиться? Вас была целая группа подготовленных специалистов. Вы же были в этом тайнике? Могли набрать столько оружия, что у ваших грузовиков рессоры бы полопались и полуоси вылетели. Почему? - Леха, сейчас мы с тобой тоже можем взять столько оружия и боеприпасов, сколько сможем унести, но не берем. Почему? - Не можем себя выдать, для нас это означало бы смерть. Верную гибель. - Правильно, для нас тоже тогда это бы означало верную гибель. Плюс ко всему, мы не могли бы выдать себя, сознаться в истинных целях нашей миссии, тем более, что выступали под прикрытием "Красного Креста". - Сколько человек вас брали в плен? - Двенадцать. - Они были вооружены? - Да. - Они были расслаблены? - Относительно, когда обыскали и увидели, что у нас нет оружия, лишь одеяла, палатки, и прочая дребедень, то успокоились... - И вы не могли их прибить? Я так понимаю, что ты выступал в роли "спеца". Неужели ты не мог придушить, сломать шеи, руки-ноги, а потом прибить двух человек? Взять их оружие, и потом начать разбираться с остальными? Твои коллеги тоже могли что-то, не только ручку перьевую держать? - Эх, могли! - Андрей махнул рукой. - Так и что?.. - Команды не было, - Андрей вздохнул. - Я только напрягся, хотел свалить ближайшего, потом прикрыться его телом. Он толстый такой был, жирный, воняло от него нестерпимо, обмотан был пулеметной лентой, что тот моряк в кино про революцию, в руках - ПК, коробка полная, можно было потом всех гадов положить... - Андрей закурил, взгляд был устремлен в пустоту, он снова переживал свое пленение. - И... - я поторопил его. - Начальник увидел, как я напрягся, и покачал головой, мол, не смей. - На что он надеялся? Что духи вот так просто вас отпустят после проверки документов, багажа и груза? Он или дилетант или предатель. - Нет, он просто сразу понял, что дальше будет. Нас и раньше останавливали, но тут же отпускали. Мы не должны были выдать свою принадлежность к Израилю, а уже тем паче к истинной цели нашего визита в Чечню. - Могли бы принять последний бой и погибнуть, чем вот так, как бараны идти на заклание, - я кипятился и не понимал. - Ты когда-нибудь занимался нелегальной работой? - голос Андрея был тверд и сух. - Нет, - я оторопел от перемены тона его голоса. - Тогда ты ничего не знаешь. Ты должен погибнуть, но не выдать себя. Все так и настаивали до конца, что мы были мирными гражданами, поставлявшими гуманитарный груз в пострадавшие районы Чечни. И на всех допросах с пристрастием, сам понимаешь, что это такое, мы отвечали как попугаи одно и то же. А для этого надо иметь большее мужество, чем вступить в последнею схватку и тем самым выдать себя с головой. Откуда у гуманитариев навыки ведения боя? Откуда они знают, как сломать нос человеку, да при этом так, чтобы он умер? Как свернуть шею? Как ударом кулака разорвать печень, перебить гортань, пробить артерию на шее? Или уходить от погони, ставить мины и прочее, прочее, что тебе как оперативному работнику не снилось. - М-да, дела!.. - я был раздавлен длинной тирадой Андрея. - Поэтому мои товарищи сознательно пошли на смерть. Мы знали, что кто-нибудь из нас уцелеет, Родина не даст погибнуть всем, и вот он, выживший, сумеет рассказать, как оно было. Этот шанс выпал мне. - Так что же ты не побежал рассказывать своей Родине, как погибли твои товарищи, а поперся опять назад? Понравилось? - Ты циник? - Я - реалист. Или решил завершить начатое дело, или отомстить моими руками? Давай, колись, - я напирал на Андрея, теперь-то он от меня не отвертится. - В плену во мне что-то сломалось, - Андрей говорил тихо. - Я сам не способен на самопожертвование. Я дико хотел выжить и я выжил... Спасибо тебе, Алексей!.. - Дальше! - я был непреклонен. - Я хочу выйти из игры, только уйти на покой мне просто так не дадут. Жив я или нет, никто толком не знает, я просто пропал без вести. Начнут по каналам выяснять, выйдут на Ставропольское ФСБ, те подтвердят, что я погиб. Другой информации у них нет. Я беру свою часть дудаевского наследства, обосновываюсь где-нибудь подальше от всего этого дурдома, - мир, поверь, такой большой, что при наличии достаточных средств можно надежно спрятаться. Забираю жену, детей, родителей и живу на берегу голубого океана, занимаюсь подводной охотой, плюю в голубое небо, ем ананасы и рябчиков жую, и не жду когда придет последний день. Разве ты не хочешь этого? Я понял, что не совсем готов для этой работы, чтобы вот так погибать, стиснув зубы. Можно было бы все рассказать, и тогда бы тебя убили быстро, без мучений. - Понятно, хотя, насколько я тебя знаю, Андрей, ты до конца не договариваешь, что-то темнишь. Ладно, сделаю вид, что поверил. Сваливаем отсюда. Ничего, кроме этих бесполезных кассет для фотопленки ты взять не хочешь? - Они не бесполезные! - Рабинович возмутился. - Хорошо, сформулирую вопрос по-другому. Что-нибудь еще, что может нам пригодиться, закамуфлированное под невинное оборудование имеется? - Нет. - Если ты не возражаешь, я возьму пару банок тушенки. Вещь длительного хранения, пригодится. - Бери. Я открыл ящик с тушеной говядиной, взял четыре банки консервированного мяса, обтер от смазки. Две банки положил в свою сумку, две - Андрею. То же самое проделал с рыбными консервами. В углу стояла бочка с салом, по крайне мере так было написано на упаковке, но не стал я его брать. Чечены, к сожалению, не едят этот калорийный продукт. Не будем их лишний раз нервировать. А то они публика крайне нервная, сразу за автомат хватаются. Потом мы около часа закрывали вход в тайник, оборудованный спецслужбами Израиля на территории России. И я - бывший старший оперуполномоченный военной контрразведки ФСБ РФ принимал самое активное и непосредственное участие в этом. Я по старой привычке запоминал, как минируется вход, как его открыть, как подойти к этому складу. Нам бы найти такой склад в январе 1995 года в Грозном. Тогда зачастую патронов не хватало, и даже очень сильно не хватало. А тут такое богатство! Вышли снова на проселочную дорогу. Но пошли уже в другую сторону, а не туда, откуда нас привез Мустафа. Сказать, что мы шли расслаблено, нельзя. Это не пеший туризм, когда идешь и любуешься окружающими тебя красотами. И даже не марш-бросок с полной выкладкой, когда в глазах темно, и чтобы не сойти с ума смотришь под ноги, и команда командира: "Вспышка слева!" - лишь шанс поваляться на земле три минуты. Были времена, были! Теперь все иначе. Смотри под ноги, чтобы не наступить на мину или не сорвать чуть заметную в траве проволочку от растяжки. Это могла быть и граната, а могла быть и мина, по типу "МОН-90". Успеешь лишь услышать, как отлетает рычаг от гранаты, а с МОНкой вообще ничего не услышишь. За всю дорогу нам удалось увидеть две проволоки, затерявшиеся в траве. Старая проволока, скоро проржавеет и развалится на куски. Были и участки дороги, похожие на заминированные, но у нас не было ни времени, ни желания разбираться действительно ли это мины или просто бугорки, просто обошли их. Останавливались на привалы. Перекуривали, ноги кверху, чтобы кровь немного оттекла и вперед. Первый день, надо пройти как можно дальше. Дорога лесная вилась на высоте около пятидесяти метров над основной. Нам было видно как там, внизу, стоят блок-посты с чеченскими бандитами, как они останавливают машины, прохожих. Досматривают их. Из-за большого расстояния не было видно подробностей, но нам это было ни к чему. Удалось рассмотреть лишь, что у въезда-выезда в каждую деревню стоит "блок". На каждом таком посту от двух до десяти человек. За пять часов мы прошли "поверху" две деревни. Сэкономили массу времени на проверках, и нас пока еще никто не видел. Пока мы не засветились. Но это не могло продолжаться вечно. Тем более, что нам надо было выходить на отрытую местность и продвигаться в южном направлении. Двигаясь по лесу нельзя было забывать, что и здесь могли быть какие-нибудь местные бандюки. Элементарно, многие кланы враждовали между собой. И многие из них находились в состоянии кровной вражды между собой. Здесь настолько все переплелось, что сам черт ногу сломит, если попытается разобраться во внутритейповых отношениях или междутейповых взаимоотношениях. Приход Дудаева поднял одни тейпы, укрепил их, особенно те, что базировались в горной местности. Тейпы же, где культивировалось обучение, прививалась тяга к знаниям, были разгромлены, изгнаны из привычной среды обитания. Война усугубила положение тейпов с "интеллигентным" уклоном. Прав был тот, кто лучше вооружен, и мог поставить под ружье больше своих соплеменников. Я сам несколько раз использовал междуклановую вражду, получая необходимую информацию, выуживая ее из более слабого тейпа. А также вербовал чеченцев из слабых тейпов. Забрасывал их на территорию сильных, потом артиллерия наносила точечные удары по складам и базам боевиков. Целеуказания выдавали артиллерийским корректировщикам эти самые агенты-разведчики из слабых тейпов. В результате мы уничтожали противника, а агенты получали удовлетворение от кровной мести. Сами они не могли отомстить, кишка тонка, но это становилось возможным нашими руками. Нередко и руководители тейпов стояли у руководства банд. И это не обязательно должен быть старейшина. Времена те минули уже давно. Теперь тот, кто в силе, и является "командиром" своего клана. Мне раз удалось с помощью вот такого артиллерийского налета уничтожить главаря преступной группировки, по совместительству - главу одного уважаемого в Чечне тейпа. Нет человека - нет проблемы. Потом на этот тейп накинулись соседи-кровники, от него мало что осталось. Моя заслуга! Эх, были времена, были! Где-то около шестнадцати часов Андрей сказал, что пора спускаться с гор. Ну, что же, надо, значит, надо. Вперед, вернее - вниз. Спуск крутой, я вонзал пятки в землю, но пару раз все равно проехался на "пятой точке". Андрей тоже тормозил несколько раз тем же местом. Вышли к дороге через большие заросли кустарника. Не выходя из зарослей, огляделись. Вид немного иной, чем сверху, но картина одинаковая. Еще сверху разглядывая пейзаж, ландшафт, стало ясно, что нам не миновать деревню. Как бы ни хотелось, но придется проходить через нее. Обратили внимание, что можно было бы попытаться это сделать с левого фланга, но там вообще не хожено, не езжено. Хотя остатки травы там гуще. Но местный скот там не пасся, пацаны не бегали, машины не ездили. Верный признак минного поля. Можно, конечно, и рискнуть, но это все равно, что сыграть в "русскую рулетку", только в рулетке шансов больше. Если местные не лазят там, значит не один человек и не один баран там остался. Не стоит. Решили, что не будем рисковать. Сейчас, рассматривая в бинокль через заросли кустарника блок-пост, что был установлен на въезде в деревню, мы подсчитывали, сколько там бойцов, что за вооружение, как они себя ведут. Получалось, что на блоке было пять-шесть человек. Вокруг поста носились пацаны, на самом посту несли службу вместе с отцами трое мальчишек лет двенадцати. Все были вооружены автоматами и пистолетами. Так сказать - династия. Передача опыта от старшего бандита-папы к младшему сыну. Кстати, мальчишки несли службу более бдительно, чем их отцы. Они останавливали машины, видимо, не из местного села, потому что многие машины они пропускали беспрепятственно, приветствуя взмахами рук. При досмотре пацаны указывали родителям на что-то, и те уделяли этому внимание. Хреново. Пацаны более наблюдательны. А это не очень хорошо, даже очень нехорошо! Но не век же нам здесь сидеть и ждать, когда эти мальчишки подрастут и станут менее внимательны, как их родители. Мы достали свои "журналистские" удостоверения. Веревочки не должны быть девственно чистыми. Немного земли, самую малость, втерли в шнурки. Потом надели поверх одежды. Я перекрестился. Трижды сплюнул через левое плечо, плевок под ноги. Вперед! 3. Момент выбрали удачный, охранники на посту как раз досматривали очередной автомобиль, в нашу сторону никто не смотрел. Вышли из кустов и двинулись в сторону деревни. Походка непринужденная и немного усталая. Бродят двое умственно неполноценных по территории Чечни и не предполагают, что в любую секунду могут стать рабами кого-нибудь из местных эмиров - полевых командиров. Они так любят себя называть. Когда подходили к посту, как раз закончился досмотр автомобиля. На нас обратили внимание. Ждут напряженно, всматриваясь в лица. Пацаны за спинами родителей ощетинились стволами автоматов. Забавно все это. Сделай шаг в сторону, и родительские спины закроют сектор стрельбы для молодежи. И тогда вперед, атакуй этих гадов! Леха, Леха! Ты не о том думаешь! Ты должен выглядеть журналистом, улыбаться им. Именно улыбаться, а не скалить зубы. Улыбайся. Вот так. Шире, шире, как будто у тебя плохой стоматолог, и ты не можешь иначе! Как там у американцев? Смайл, и еще шире этот самый смайл! Чи-и-и-из, сы-ы-ы-ыр, се-е-е-кс! Господи, как же давно у меня его не было! Живот подводит от страха и голода. В голове всплывает мысль, что при попадании пули в живот на голодный желудок шансов выжить больше. Гоню эту идиотскую мысль от себя прочь. Прочь! Я сюда не для того вернулся, чтобы получить на первом же блоке пулю от бандитов, которые занимаются грабежом на дорогах! Эх, раньше бы двое спецназовцев, вооруженных лишь тремя ножами каждый, раскурочили всю эту богадельню к едреней фене! Почему три ножа? Один всегда можно применить как метательное оружие. Он может сломаться, выпасть, поднимать, искать нет времени. А когда "спец" вооружен двумя ножами, в каждой руке по одному, то он может таких дров нарубить! Пару раз приходилось видеть, что они делали с часовыми врага. Это было нечто! Эх, были времена, были! - Эй, пошевелитесь! - сказал самый важный, самый упитанный, самый здоровый дух. Жесты важные, начальник, кол осиновый ему в сердце! На пальце сверкает золотой перстень, там какой-то камень, что-то большое и блескучее. Терпеть не могу у мужиков украшений, ни цепей, ни колец, ни браслетов. Только часы. Очень хорошие. Дорогие, функциональные часы. - Да, да! - мы ускорили шаг. Идти быстрее и улыбаться так, что рот до ушей, сложно, крайне сложно. Надо смотреть под ноги, вся дорога в рытвинах и ухабах. Подошли, теперь только хорошее настроение и полное расположение. - Здравствуйте! - я первым вступаю в диалог, чувствую, как холодная струя пота бежит между лопаток, скатываясь через пояс брюк в трусы. - Вы кто? - пальцем больно тыкают в удостоверение журналиста на груди. Палец грязен, ноготь обломан, а воняет от них! Как от козлов! Тот, который справа от нас, чешет у себя в промежности. Мыться надо! Козлы! - Мы - журналисты! - продолжаю скороговоркой я. Попутно взгляд на Андрея. Мне худо от того, что вот так, "голый", без оружия беседую с бандитами. А Андрею вообще худо. Весь бледный, пот катится по лицу, на лице застывший оскал, взгляд стеклянный. Нас рассматривали молча, как потенциальных рабов, точно так же, как вы рассматриваете мясо на базаре. Молча прикидываете насколько оно хорошо, куда его лучше использовать - в суп или для котлет. А может, отбивные получатся? С чувством собственного превосходства, уверенные в своей силе, безнаказанности, они обходили нас, трогали на ощупь ткань. И все это молча. Вот это молчание как-то больше всего и вселяло в души ужас, даже не ужас, а панику. Рабинович тоже молчал. Но не от чувства превосходства, а из-за страха. В очередной раз до меня дошло, в какое дерьмо я вляпался. Но только сейчас я не просто это осознал, это дошло до самой последней клетки моего организма. Но надо как-то выбираться из этого положения - мяса на базаре. Нужно взять себя в руки, немедленно. - Господа, мы журналисты, и имеем задание от нашей уважаемой газеты - написать несколько статей о том, как федеральные войска творили здесь бесчинства, и как страдало мирное население. Я старался говорить убедительно, сохраняя при этом достоинство, хотя это было крайне непросто. Страх смешивался с ненавистью. Теперь надо поторопить этих молчаливых мужиков с оружием. - Итак, господа, вы проводите нас к вашему старшему командиру или будете просто стоять и рассматривать нас? - у меня прорезался "командный" голос. Чеченцы наконец-то что-то сообразили и начали переговариваться между собой. Потом молча уставились на нас. Опять двадцать пять. Что делать? Что делать? Господи, что делать? И кто виноват? Сам, дурень, сам виноват, жадность тебя толкнула, теперь жри это дерьмо большой ложкой! Гражданин Мира! Сейчас ты станешь удобрением. Не сразу, сначала поработаешь на этих шакалов, а потом будешь компостом. Тут наконец-то проснулся Андрей. Он что-то им сказал на ломаном чеченском языке, не знаю, что именно, но чеченский я не перепутаю. И то, что Андрей что-то сказал им с акцентом, я понял. Оба-на! "Чехи" активно заинтересовались этой короткой фразой. Посыпались вопросы, Андрей что-то отвечал. Потом перешел на арабский, потом на английский. Полиглот хренов. Если очень не повезет, то Андрея они оставят в живых, в качестве говорящей мартышки, вернее попугая, а меня в распыл. Но, видно, русский еврей с английской фамилией "Коэн" говорил им что-то убедительное, и они его слушали. Не знаю, что именно, но после последней фразы Рабиновича они похлопали его по плечу, потом полезли к нему целоваться. Надеюсь, что он не сказал, что мы гастролирующие гомосексуалисты! Очень на это надеюсь! Потом Андрей что-то сказал, и все вновь обратили внимание на меня. Я же стоял с идиотской усмешкой, даже не улыбкой, а оскалом, не умею я красиво улыбаться! Не умею! Что не дано, того и нет! Ну, морда еврейская, говори только то, что надо! Иногда лучше не договорить чего-то, чем ляпнуть лишнего! Очень надеюсь, что Андрей понимает это! Спокойно, Леха, спокойно! Через оскал вдох и выдох, задержка дыхания, как перед выстрелом. Боковым зрением вижу, что дух вышел из-за моей спины, значит, в случае шухера можно будет его дернуть на себя и прикрыться этим вражьим телом. Есть шанс. Есть ли такой же шанс у Рабиновича - не знаю, ой, не знаю. Главное - веди игру, расслабляй их, Андрюха, расслабляй, притупляй внимание! Стволы автоматов тем временем уже поползли вниз. Ежу понятно, что в случае оказания сопротивления нам живым не уйти, но, может, говорливому Рабиновичу удастся убедить местных духов, что мы хорошие. А Андрей что-то продолжал говорить. Говорил по-прежнему на чеченском. Он даже не говорил, а заговаривал публику. Показывал на окружающий пейзаж, потом что-то спрашивал у них, они отвечали. Есть живой диалог, значит, есть надежда на мирный исход "переговоров". И вот Рабиновичу что-то сказали, и мы двинулись толпой. Самое забавное, что на посту никого не осталось. Абсолютно никого! Даже мальчишки шли рядом с нами. М-да, служба у них! В центре деревни стоял сельсовет, над ним гордо реял чеченский флаг, а посередине этого стяга, как мы говорили - "шакал под луной". Вокруг - грязь, горы мусора. Пацаны сбегали за местным предводителем команчей. Вышел местный командир. Больше всего я боялся, что появится знакомое лицо, хоть и не был я в этих краях, но кто знает... Напрягся, постарался укрыться за спинами окружающих чеченцев, делая вид, что копаюсь в карманах. Искоса, поглядывал на вышедшего. Мужичок-боевичок, обвешанный оружием, преисполненный собственного достоинства. Нет, не встречался он мне во время "Южного похода". Но, правда, это еще не говорит о том, что он меня никогда не видел. Рабинович начал наглеть и стал чувствовать себя как рыба в воде. Он дружески похлопывал по плечам чеченских боевиков. Это мне очень не нравилось, нельзя, ой, нельзя с ними вот так, запанибрата. Прошли внутрь бывшего сельсовета. Мусор повсюду. Ни деревня, ни само здание администрации не пострадали от войны, не видел я тут ни воронок от разрывов, ни останков сожженной бронетехники, ни даже следов от пуль на стенах домов, похоже, что не было тут боев вообще. Вот только мусора в здании этого "штаба" было много. Похоже, что они тут вообще не убираются. Ну, да ладно, я сюда не жить и не служить приехал. Зато кабинет он свой оборудовал как надо! Во всю стену карта Чечни с надписанным грифом "Секретно". Там, где подпись командира, оторван кусок, а где должно быть написано "Утверждаю" - замазано чернилами или фломастером. Ну, понятно, где-то подобрали карту, самим сделать склейку, нанести обстановку - не царское это дело. Ну-ну. Внимательно посмотрел на карту, была нанесена обстановка конца июля 1996 года. Эх, были времена, были! Стол у местного командира был хорош, ой, хорош! Не знаю, где он его достал: старинный стол, массивный, из дерева, покрытый зеленым сукном. Такие, наверное, стояли в тридцатые годы в НКВД и прочих сильных учреждениях. Теперь сукно потерлось, кое-где протерлось до дыр. Стулья разнокалиберные, выбитые окна закрыты мешками с песком, горит керосиновая лампа. Верхний ряд мешков вынут, через него попадает свет и свежий воздух в помещение. Мусора, правда, здесь поменьше, чем в коридоре. Командир уселся, автомат свой положил на стол. Кивнул головой, мол, говорите. Рабинович начал рассказывать что-то предводителю местных боевиков о нашем тяжелом детстве на ломанном чеченском языке, потом что-то сказал на арабском. Не знаю почему, но мне показалось, что это была сура из Корана. Мужик внимательно слушал, кивал, при этом он сохранял солидность. Крепкий мужичина, с первого раза его не возьмешь. Рабинович полез за пазуху и снял с шеи журналистское удостоверение. Я без команды решил ничего не делать. В общих чертах я представлял, о чем говорил Андрей, но подробностей не знал. Командир повертел в пальцах пластиковую карточку удостоверения, особо даже не читая, потом приказал всем, кроме нас, очистить помещение. Еще два часа мы с ним беседовали. Вернее беседовал Рабинович, я лишь суетился вокруг с фотоаппаратом, фотографируя командира. Глядишь, может, и для суда сгодится. Потом нас отвели в дом к заместителю командира. Это нам так объяснили. Разместили в большой комнате. Накормили ужином. Андрей вкратце пересказал то, что он узнал из беседы с предводителем. Получалось, что войны в этой деревне не было как таковой. Военные пришли и просто стояли на блоках. Деревня спокойно их пустила, и до сих пор не жалеет об этом, но с другой стороны их стали презирать соседние деревни, которые оказали сопротивление, за что и получили сполна. Теперь соседи требуют от местных компенсации, что они-то, мол, дрались с русскими, а местные нет, поэтому обязаны компенсировать потери. Сложность заключается в том, что эта деревня из одного тейпа, а соседние - из другого. Восток - дело тонкое, если не сказать наитончайшее. В ходе беседы мы подарили Командиру и заглядывавшим лицам радиозакладки, замаскированные под авторучки и зажигалки. Всего шесть штук. Кто знает, может, пригодится. Ближе к обеду мы вышли покурить во двор. Слышим шорох и шепот: - Эй, русские братья, подойдите сюда! - из-за угла торчит голова, причем явно нерусского "брата". - Чего тебе? - я подошел поближе. - Вы же пойдете в Россию? - продолжил шепотом юноша лет двадцати. - Конечно, у нас там редакция! - я сделал самое невинное лицо, какое только смог. - Передайте ближайшему сотруднику ФСБ... - он полез во внутренний карман. "Так, началось в колхозе утро!" - подумал я. Провокация! Ни один здравомыслящий опер или агент никогда не будет хранить при себе оперативные материалы, тем более вручать их первому попавшемуся журналисту. Тут до России пешком за сутки можно дотопать с большими перекурами и послеобеденным сном. Я схватил провокатора за шею. Но не для того, чтобы придушить, как ни велико было у меня желание сделать это. Просто надо было прощупать его пульс. А заодно и проверить и потоотделение. Человек идет на смертельный риск, сердце должно колотиться как заячья лапка, пот литься ручьем. Ан, нет! И шейка сухая. Правда, жирная, и воняло от него как от козла, и пульс бился ровненько. Была мысль сломать ему нос своим лбом, но я быстро остановился. Нельзя, не место и не время! Смог лишь зашипеть ему в лицо: - Скотина! Мы - представители демократического издания! И в ваши гебешные игры не играем! И как ты мог! Именно ФСБ все это затеяло, а ты стучишь им на своих товарищей! Иуда! Сексот! П-шел вон, собака! - я брезгливо оттолкнул его. - Э, нет! - включился Андрей. - Мы его сейчас отведем к командиру, пусть он его судом шариата судит! Мы ухватили за руки провокатора и потащили его на улицу. За углом стоял "УАЗ" с флажком Чечни. Командир. Он ждал своего подручного, и явно не ожидал увидеть нас. Мы с Андреем бросили провокатора ему под ноги и с самым неподдельным возмущением начали рассказывать местному командиру о гнусном предложении, что сделал нам этот агент ФСБ! Хотелось еще подольше поломать "Ваньку", но нельзя. Лучше не доиграть, чем переиграть! - Очень хорошо, очень хорошо! - по-русски сказал командир. - Вы будете его судить? - с надеждой в голосе спросил я. - Нет, судить мы его не будем! Он это делал по нашему указанию, - командир был горд. Мне понравилась фраза "по нашему указанию". Прямо как "Мы - Николай II". А может у этих ребят кто-то умный сидит в кустах и говорит, что им нужно делать? Не знаю. Тут всего можно ждать. Можно и нужно ждать всякой пакости! Мы с радостью сообщили, что оценили его шутку, но больше так делать не стоит. Наши нежные демократические нервы могут не выдержать, и мы побьем провокатора. Потом вместе пообедали. По ходу обеда договорились, что он сам или его люди за пятьдесят баксов подкинут нас на пятнадцать километров на юг. Все ногами не топать. Около пятнадцати часов выехали. Повез нас тот самый провокатор. Деньги командир забрал сразу и положил их к себе в объемистое портмоне. Нас посадили на заднее сиденье в потрепанный УАЗик с еще сохранившимися военными номерами, рядом с водителем уселся еще один боевик. Когда отъехали от деревни километров на пять, у сидевшего рядом с водителем-провокатором воина затрещала радиостанция, и что-то затараторила на чеченском языке. Боевик откликнулся, что-то сказал, потом обернулся и посмотрел на нас. Я ничего не понимал, но Андрей напрягся. - В чем дело, уважаемый? - я был сама любезность, хотя спина стала мокрой. - Эмир сказал, чтобы вас вернули назад, в деревню, - пояснил боевик. - А в чем дело, он же нас только что отпустил? - Это не он. Эмир приедет утром, он хочет лично с вами поговорить! - недобрая усмешка оскалила эту бородатую морду. - Понятно. Почему бы и не побеседовать с хорошим человеком, заодно у него и интервью возьмем, как он воевал с оккупантами, - я старался быть спокойным. - Он расскажет, как воевал, - голос боевика был театрально зловещ и многозначителен. Водитель развернул машину, и мы поехали обратно. - А как фамилия вашего командира? - Не командира, а Эмира. Это у урусов командиры, которые воевать не могут, только с женщинами способны, а у нас - Эмир! - он был горд. - Его фамилия Толбоев. Зовут Мовсар. После его слов спина у меня взмокла еще сильнее. - А чем он занимался во время войны? - я напрягся, боясь услышать ответ. - Он был главой администрации деревни, - боевик сказал, как называется деревня. Вот теперь мне стало совсем не по себе. Та самая деревня и та сама фамилия. Глава администрации тот самый. И псевдоним сразу же вспомнился "Хвостов". Вот те на! Надо было его "пришить"! Испугался я, мог шум подняться, что прибили главу администрации. Зато сейчас было бы проще. М-да, дела! А может, стоит сделать "рывок"? Я начал оценивать ситуацию. Водителя-то я быстро нейтрализую, он как раз передо мной. А вот с этим боевиком... Деревня уже видна, и блок-пост духов. Нет, не успеем уйти, не успеем! Бля! Обидно! Значит, надо уходить ночью, до встречи с "Хвостовым"-Толбоевым. Не простит он мне, что я участвовал в поимке группы боевиков, ой, не простит! С другой стороны можно и пошантажировать этого духовского командира, бывшего агента ФСБ. А откуда это знает демократический журналист? Откуда? Значит он не журналист, а сам либо агент, либо сотрудник ФСБ. Пусть даже и бывший сотрудник, плевать. Смерть будет избавлением, но наступит она не скоро. Я посмотрел на Андрея. Он сидел бледный, по лицу катился пот. Пока я размышлял, что и как делать, подъехали к блок-посту. Теперь поздно дергаться, надо определяться на месте. Подрулили к сельсовету. На крыльце уже стоял наш старый знакомый. Он радушно улыбался. Мелькнула мысль, что это очередная провокация, и сейчас этот толстяк нас отпустит. Ни фига, нам было объявлено, что мы дождемся утра, и после беседы с эмиром нас отпустят. Обращение стало хуже. На нас уже смотрели как на пленников. Взгляды, пренебрежительные толчки, благо, что не пинали. Даже не пленниками они нас считали, а потенциальными рабами. Плевать им на демократическую прессу и свободу слова, видимо, и провокация была устроена по распоряжению этого эмира. Радиостанции у них были УКВ-диапазона. Чем отличается КВ (коротковолновый) диапазон от УКВ (ультракоротковолнового)? Все просто. "Короткие" волны, отражаясь от ионосферы Земли, способны огибать всю планету. То есть, находясь в любой точке земного шара, можно вести переговоры с этими чеченскими бандитами. Но это лишь теоретически. Но все равно связь на КВ-радиостанциях можно вести на большие расстояния. Они больше и по размерам. УКВ-радиостанции небольшие по размеру, и связь на них можно поддерживать на небольшие расстояния. Если оценивать гористо-холмистый ландшафт данного участка Чечни, то можно предположить, что это максимум десять километров. Тот боевик, который был с нами в машине, разговаривал по радиостанции не с самим эмиром, а с командным пунктом, расположенным в деревне. Над сельсоветом торчала антенна типа "штырь". Самая простая и примитивная антенна. Диаграмма направленности - шар. Будь я у них начальником связи, то мог придумать что-нибудь получше. Смотрим на антенну. Длина антенны составляет четверть длины радиоволны. Чем выше частота, тем меньше длина радиоволны, тем меньше по размерам нужна антенна. Судя по размерам антенны, возвышающейся над крышей сельсовета, то они должны работать на сверхнизких частотах. Допустим, что у них стоит коротковолновый передатчик, на машине тоже можно установить такой же. Они сами говорят, что Толбоев припрется лишь утром. Что это значит? Только то, что до утра надо отсюда "слинять", иначе с нас начнут сдирать кожу лоскутами и очень медленно. Потом перережут горло. Нас привели в тот же дом, где мы были раньше. Только с небольшой поправкой. Мы сидели уже не в самом доме, а в сарае, что рядом. Добротный сарай. Метров десять в длину, пять в ширину. Стены сложены из блоков. Сарайчик недавней постройки. Все новенькое. Одна двойная дверь, расположенная посередине. По три небольших окна на каждой стене. Окна забраны решетками, сваренными из арматурного прута. Если убрать эти прутья, то можно и пролезть. Вдоль стен лежали охапки соломы. Нас со смехом завели в этот сарай и с грохотом закрыли за нами обитую жестью дверь, было слышно, как запирают большой навесной замок. Мы обследовали помещение. Не хотелось думать, что оно может стать нашим последним пристанищем. Помоги нам, Бог! Мы были просто подавлены. Говорить не хотелось, надо было как-то осмыслить ситуацию, в которой мы оказались. И почему-то было чувство, что за нами подсматривают и подслушивают. Надо вести себя естественно. А как тут себя будешь вести естественно, когда ты вот-вот станешь рабом, в самом худшем понимании этого слова? Я сел на расстеленную солому. Потрогал на ощупь стену. Крепкий рукотворный блок, отлитый из цемента. Я разгреб солому у основания, мелькнула мысль, а вдруг там есть что-нибудь типа щели, лаза? Не было там никакого лаза. Только что-то нацарапано. - Андрей, сюда подойди, тут что-то написано, - позвал я того. Мы начали разбирать нацарапанные надписи: "Коротков Сергей Ильич, 1976, в\ч... личный номер... Самара, улица... дом... квартира... телефон..." И самая страшная: "Нас было пятеро мы построили этот сарай. Все умерли. Я один очень болею пытался бежать поймали завтра наверно убьют. Передайте родителям. Прощайте!" Дальше шли установочные данные на остальных, кто был с Коротковым. Недолго же они пожили в этом сарае, если такое ощущение, что никого здесь никогда не было. Мы сидели пораженные. Кто они были, эти пленники? Судя по годам рождения и тому, что были указаны номера воинских частей - солдаты срочной службы. Мальчишки... Нет больше мальчишек... Прощайте, братья, прощайте! Я не сентиментальный человек, но в этот момент мне было до слез жалко этих пацанов. Я еще раз посмотрел на номера воинских частей. Не знаю. Эх, мальчишки, мальчишки! Глотая слезы, я переписал данные к себе в блокнот. Сам себе пообещал, что выберусь, и сообщу родителям этих солдат, где погибли их дети. Эх, дети, для этого ли вас рожали, растили?!.. - Ну, что, Леха, делать будем? - спросил Андрей шепотом, озираясь, как будто рассчитывал увидеть тех, кто мог нас подслушивать. - Сваливать будем. Не думаю, что нас будут подслушивать. - Когда начнем уходить? - Как стемнеет. Сейчас слишком опасно. - Тихо будем уходить или громко? - Андрей был очень напряжен. - Громко это как? - У меня же есть взрывчатка в фотопленках. - Ты в своем уме, умник! Успокойся, насколько сможешь. Тихо с темнотой начнем пилить решетку. - Чем мы ее будем пилить? Пальцем что ли? - Смотри. Я расстегнул пряжку брючного ремня, вытащил ремень, а уже из ремня вынул пилки по металлу с алмазным напылением. Спасибо мужикам, помогли с оборудованием. Дай бог, чтоб эти пилки сработали как надо. Всего их было шесть, с различной конфигурацией и длиной зубьев. Для удобства на концах полотен были сделаны утолщения. Сами полотна были в два раза уже, чем обычные, бытовые. Я лег на солому и стал ждать наступления темноты. Руки за голову, глаза закрыл. Спать все равно не удастся, слишком много мыслей и страшно от всего этого! Есть не хотелось, надо просто отдохнуть, может, что-нибудь полезное в голову придет. Сейчас самое главное, чтобы нас никто не трогал и не переводил в другие помещения, не говоря уже про подвалы. Оттуда бежать было бы уже сложнее. Нас никто не тревожил, а мы не привлекали к себе внимание требованиями, типа, хотим в туалет или требуем суда над чеченскими военными преступниками. Ничего этого не было. У духов своя свадьба, а у нас - своя. Тут в голову пришло, что у духов наши радиозакладки. Собрал сканер. Слушаю. Что-то говорят. - Андрей, ну-ка, послушай, о чем "черти" гутарят. Рабинович взял сканер, долго слушал. - Ничего хорошего. - Подробности. - Ужинают. Попутно обсуждают, что с нами делать. - Они еще не решили? - Как же, не решили! - тон у Андрея саркастичный. - Уже решили. Рабы мы у них. Просто сейчас решают, на каких работах нас использовать. Выдвигаются различные предложения. Обсуждаются. Но ждут эмира. Он примет решение. Также считают, что нужно тщательно скрывать от соседних тейпов, что у них заложники. Отберут. - Понятно, - я вздохнул. Одно дело подозревать, что ты стал рабом, другое - знать наверняка. - Еще есть что-нибудь интересное? - спросил я. Ничего. Жена эмира с младшим сыном собираются завтра, после приезда командира поехать в Россию за покупками. Выделен охранник, он же водитель. Потом снова все по новой. Кого и как использовать. Тебя, кстати, собираются на тяжелых работах заставить работать. Говорят, что ты сильнее и выносливее. - Опять, Андрей, ты отмазался. Еврей везде еврей. Не обижайся - шучу. Стандартное мышление. - Что делать, Леха? - Ничего. Ждать темноты, а там ноги в руки и ходу, насколько позволит обстановка и силы. Молча мы лежали на соломе, уставившись в не побеленный потолок нашей тюрьмы. Будем надеяться, временной. Ворочаясь с боку на бок, дождались, когда стемнеет, по осени темнело рано. Только солнце скрылось за сопкой и все, опустилась темнота. Небо в Чечне низкое, звезды обычно крупные, но сегодня нам везло. Не было ни звезд, ни луны, ни месяца. Низкие тяжелые тучи закрыли небо, лишь бы не было осадков - и все нормально. Тихо уйдем, без шума и пыли. Пока еще что-то было видно на улице, начали смотреть в окна. Поблизости никого, все, кто шарахался во дворе, ушли в дом. Ну, с богом! Выбрали окно, выходящее на огород, и начали пилить прутья. Всего было по четыре горизонтально и пять вертикально. Итого нам предстояло сделать восемнадцать распилов. Наше счастье, что это была обычная арматура. Если бы духи не пожалели денег и выковали эту решетку, то хрен бы мы ее перепилили. Начали! В тишине визг полотен, казалось, раздавался на всю округу. Дело спорилось. Импортные полотна вгрызались в наш мягкий металл как нож в пластилин. От напряжения пот лился ручьем, в глазах плясали огненные пятна. Руки ободрал в кровь, рукав куртки порвал, к черту, быстрее, быстрее! Темп, темп, работаем, Алексей, работаем. Пыль скрипит на зубах. Хочется пить. К черту! Только пилить! Время работает против нас! Только пилить, пилить! Потные пальцы соскальзывают с утолщений, одна пилка у меня сломалась. Не такой уж и мягкий металл. Беру другую, сломанные полотна - в карман, могут и пригодиться. Андрей также трудится рядом. Ему не надо объяснять, какие последствия нас ждут, если не удастся удрать. Можно, конечно, и взорвать к чертовой матери двери этого сарая, взрывчатки еврейской хватит, но это уже совсем крайний случай. А сейчас пилить! Самое неудобное - пилить прутья, расположенные сверху. Толком ничего под ноги не подставить, приходиться вставать на носки, тянуться вверх. Сразу затекают спина и руки, металлическая пыль сыпется на лицо, прилипая к потной коже, стекая по телу, вызывает страшный зуд. Во рту все пересохло, хочется пить. Хр-рум! У Андрея тоже сломалось полотно. Ничего, осталось всего четыре прута. Пилим, Андрюха, пилим! Мы с тобой желаем свалить отсюда, поэтому пилим. Андрей пониже меня ростом, ему нижние прутья, и боковые, до которых он может дотянуться. Мы часто мешаем друг другу. Рабинович несколько раз ударил меня локтем в живот и в бок. Я тоже не остаюсь в долгу, пару раз по голове и по плечу моему напарнику достается. После удара только потираем ушибленные места, никаких извинений, пилим! Остался последний прут. Я быстро его перепиливаю. Если бы существовали соревнования по перепиливанию решеток, то мы бы стали чемпионами. Уф! Рукавом отираю пот с лица. Сваливаем! Андрей более мелкий, подсаживаю его в окно, он прыгает. Слышен грохот тела. Потом шепот: - Давай! Только осторожно, тут куча застывшего цемента! Я ногу подвернул! - Лови! - я выбрасываю сумки. - Отойди в сторону - зашибу! - Прыгай! Я прыгнул, оттолкнувшись посильнее, насколько это было возможно, сидя скрючившись в проеме окна. Упал, перекатился, плечо ушиб-таки. - Живой? - голос Андрея. - Живой. Уходим! Озираясь и останавливаясь в темноте при каждом шорохе, мы медленно продвигались вперед. Сердце бешено колотилось. Казалось, что грудная клетка сейчас разорвется от такого ритма. В ушах кровь играла бешеную какофонию. Мы обошли сарай и вышли во двор, из окон сочился свет от керосиновых ламп. Долго всматривались и вслушивались в ночную темноту. Часовых не заметили. Будем надеяться, что их и нет. Собак в этом доме тоже не держали, что тоже само по себе приятно. Встречаться с огромными, дикими как их хозяева, и не менее кровожадными кавказскими овчарками не было никакого желания. Рядом с крыльцом стояли автомобили. "Нива", два "УАЗа". С учетом того, что их до этого здесь не было, можно было предположить, что все машины исправны. Шепотом мы обсуждали, какую машину взять. Остановились на "Ниве". Машина была переделана. Часть крыши срезана, сзади была установлена турель для пулемета. Самого пулемета не было, жаль. Этакая модификация тачанки времен гражданской войны. Стоило войскам уйти, как эти духи здесь вообще разбушлатились. Непорядок! Дверь автомобиля была открыта. Еще не хватало, чтобы они его сигнализацией оборудовали! Я вытащил из подошвы нож, передал его Андрею, сам вынул нож из часов. Проткнул все четыре колеса у одного УАЗика, Андрей - у второго. То, что ключа в замке зажигания не было, меня особо не смущало. Рядом с полуразвалившимся замком торчал простой тумблер типа "вкл-выкл". Будем надеяться, что это и есть местная альтернатива замку зажигания. Если даже и не сработает тумблер, то как замыкать провода я знаю. Когда послужишь в армии взводным, ротным, будешь знать многие вещи. В том числе, как скручивать провода, когда ключ утерян, или находится бог знает где, а нужно срочно выгонять технику. Андрей вынырнул из-за машины. Отдал нож, я вставил его на место, свой тоже убрал. - Давай, толкай! - я поднатужился и начал толкать машину. - Сейчас я! Секунду! - Андрей начал рыться в сумке. - Чего удумал? - Оставлю подарок им за гостеприимство. - Чего? - меня начинала бить дрожь. - Заминирую дверь. Откроют - и все. Если за нами погонятся, то это поможет их задержать. - На хрен! Надо сваливать! Толкай, там разберемся! - Толкай. Я через секунду! Я догоню! - Андрей скрылся в темноте. - Придурок! - плюнул я и принялся толкать машину. Благо, что не было подъема, машина медленно покатилась вперед. Вот так устраиваются эти евреи, вечно приходится за них вкалывать, сапер хренов! Лишь бы машина завелась! В темноте раздался грохот падающего жестяного ведра! Урод! Тут же раздался скрип открываемой двери. И голоса на чеченском. Враги не спали, быстро выскочили из дома. Где же ты, Рабинович?! Быстрее, быстрее! Я сел в медленно катящуюся машину, ну, милая! Не подведи! Ведь ты же русская машина, и я русский. Ну же, милая! Тумблер вверх, заворчал стартер, схватился! Машина завелась! Так, фары не включаем! Сцепление выжать, первую скорость! Жаль, что не космический корабль! Ну, где же ты, Андрюха! На хрен тебе сдались эти мины-ловушки! Где ты?! Во дворе началась борьба. Несколько человек орали что-то на чеченском. И вдруг крик Андрея Рабиновича перекрыл шум: - Леха! Беги! 4. Второй раз меня просить не надо! Газу, Леха, газу! Вторая передача, третья! Четвертую включать не стал, пусть машина идет "внатяг". То, что сердце колотилось раньше - это ерунда. Сейчас только одна мысль - выжить, выжить!!! Вперед, вперед! Дорогу чуть видно. Кручу руль в разные стороны, пытаясь "нащупать" дорогу. Вперед! Назад! Домой! В Россию! В Омск! В Челябинск! В любую дыру! Но только домой! О, мои бывшие коллеги! На помощь! А-а-а-а-а! Каждая клеточка моего тела вибрирует от паники! Паника парализовала всего меня. Я мчался вперед, вдавливая в полик педаль газа. Господи, помоги удрать отсюда! Господи, помоги мне! Помоги мне! Помоги мне! Черт подери, Господи, помоги мне! Господи, я буду хорошим человеком! Только помоги мне выбраться! Ехать до блок-поста, на котором нас задержали, минут пять, но мне показалось, что прошло не меньше трех часов. Главное, чтобы на "блоке" не начали дергаться, а то мне тогда полный звиздец придет! Господи, помоги, пусть они сейчас сидят и тихо чего-нибудь жрут! Луны не было, а мне еще надо было полавировать между бетонных блоков. Шлагбаума не было. Я попытался представить расположение бетонных укреплений. В голову ничего не лезло. Только паника. Паника вытеснила все мысли. Теперь главное проскочить! Если мне ехать пять минут, то по радиостанции проорать на блоки, чтобы остановили машину - пять секунд! Это значит, что шансы мои супер-супер мизирные. Все равно, что в преферанс объявить "мизер", имея на руках четырех тузов! Господи! По-мо-ги!!! Помоги!!! Несмотря на панику, мышечная память переключила коробку передач на вторую скорость. Пока никого не вижу, но мне надо сделать два поворота! Два поворота! Господи! Вцепился в руль мертвой хваткой. Ногти впились в ладони. Челюсти сжались до хруста зубов. Казалось, что зубы раздавят друг друга. Я не обращал внимания. Не обращал внимания ни на что! Только вперед!!! Только вперед! Впереди было мое будущее. Или моя погибель!.. Только вперед! Подъехал к блок-посту. Надо включать ближний свет, иначе ни фига не получится!!! С трудом отлепил, отодрал руку от руля, щелкнул переключателем. Вперед! Главное, чтобы мотор не ревел, не надо газовать на второй передаче! Мимолетный взгляд на приборную панель. Бензина - полный бак, температура в норме! Как новичок высовываю голову вперед рулевого колеса, грудью налегаю на "баранку". И почему придумали люфт на рулевой колонке! На хрен он мне сейчас нужен! Вхожу в правый поворот, медленно, спокойно, Алексей, спокойно! Слышу, нет, не слышу, а чувствую, как открывается дверь на блоке. Через долю секунду виден падающий свет. Все!!! Звиздец! Полнейший звиздец! Левый поворот. Налегаю грудью на руль, помогаю всем телом, газ на полную катушку. Мотор взвыл, скорость выросла, педаль сцепления в пол, скорость - третья!!! Сцепление бросаю и тут же газ до полика! Вижу, как боевик выходит, лениво машет рукой, остановись! Хуль тебе в рот, обезьяна хренова! Боевик еле успел отскочить. Слышу вопли в спину. Один голос, потом второй. С запозданием очередь мне вслед! Газу, Леха, газу!!! Скорость четвертая и газу, газу. Газу. Теперь я понял, что тогда, до блока, я не боялся, я только сейчас начинал бояться. Я жал на педаль газа, мчался вперед, пытаясь "поймать" дорогу. Только не на обочину!!! Там мины!!! Ноги ватные, живот и низ живота ломит от страха. Спина как деревянная, гениталии, кажется, ушли, спрятались внутри меня, залезли обратно! Если бы в сиденье были бы гвозди, я бы вырвал их задницей, до такой степени она напряглась. Страшно!!! Мне холодно, мне страшно!!! Надо съезжать с дороги. Плевать на мины, если сейчас устроят погоню, то на тракте меня догонят махом. Проселок может меня спасти. Вот она есть маленькая тропка - ходу, Леха, ходу, родной!!! Сбрасываю скорость, лавируя между деревьев. С каждым метром паника уходила, приходил обычный страх. Я остановил машину. Пока повезло, что не нарвался ни на растяжку, ни на мину. Заглушил двигатель. Слушаю тишину. Погони нет, или пока нет. Сердце рвет грудь, дыхание тяжелое. Я с трудом оторвал руку от руля. Затряслись руки, потом все тело, челюсти стучали друг о друга, волны судорог сводили и отпускали меня. Лицо перекашивало, все лицо сразу. Казалось, что все части лица жили собственной жизнью. Кривило рот, глаза дергались, каждый сам по себе, мышцы на шее напрягались, по очереди дергая голову то вправо-влево, то вперед-назад. Мышцы пресса то напрягались до дикой боли, то расслаблялись. Потом я заплакал. Просто заплакал. Я не рыдал, вот так, навзрыд, уже очень давно. Как в глубоком детстве. Я рыдал, упершись лбом в руль. Если бы сейчас кто-нибудь меня захватил, я не смог бы оказать сопротивления. Никакого... Сколько прошло времени я не знаю, но показалось, что целая вечность. Тело и голова стали медленно приходить в норму. Первым желанием было рвануть в сторо