оманду, я думал, что сломаются шейные позвонки или же порвутся мышцы на шее. Он же, с садистским изуверством отдал эту команду и, пока мы старательно удерживали шею с головой в таком положении, ходил и каждому поправлял голову! Всей роте! У меня он вздернул подбородок и выкрутил шею так, что казалось, воздух перестанет поступать в легкие! Поляна - великодушный великан, после поправки шеи ротным прохрипел: - Ну, все, еще немного, и я так шеи курам сворачивал. Чуть-чуть осталось! Низкорослый Буга тоже шипел: - Чем больше узнаю комбата и ротного, тем больше люблю Абрамова! - Вот-вот, а я считал Абрамова садистом! - Абрамов по сравнению с ним - добрая воспитательница из детского садика! - А наших взводных я просто люблю, они как феи из снов про Золушку. - Какие сексуальные у тебя сны! - Не надо о бабах! - Точно не надо. Я о них и так постоянно думаю. В строю стояли все, включая старшину. И бывшим солдатам, которые кичились тем, что они два года плац топтали представилась возможность показать себя. Не все сумели это сделать, и Буда маршировал на полусогнутых. Раньше это не особо было видно, а сейчас... Ротному было по фигу. Настоящих сержантов - с лычками из войск почти не было. Поэтому строевой подготовкой занимались все, не взирая на чины и ранги. И так продолжалось два часа, с небольшим перерывом. В курилке, во время перекура, мы вдруг поняли, что смертельно устали. - Никогда не думал, что могу так устать за час строевой. - Маркс Маскутов ("Маркс") перематывал портянки и растирал икры ног. - Не говори, кума, у самой муж пьяница! - худющий Аржаев Саня ("Аржай") снял ремень поясной и разминал поясницу. - Если так все будет продолжаться в таком темпе, то ротный нас задрочит так, что до присяги не доживем, ноги сотрет до самых колен. У меня тогда хер по земле будет волочиться! - Сынок затянулся, с сожалением посмотрел на окурок, раздумывая "забычковать" его до следующего раза или добить. Решил докурить, потом затушил о каблук и бросил в урну. Колька Панкратов, откинулся на скамейку, потянулся как кот на солнце: - Эх, сейчас на гражданке хорошо! Девки ходят! И никто их не окучивает! Потому что я здесь! - Не льсти себе! Как только ты за забор, твои подружки нашли себе новых кавалеров! Гнездо пустым не бывает, его кто-нибудь займет! Проверено уже! - Глушак ("замок" первого взвода) - Поэтому не оставляйте девушек долго без внимания, найдутся иные кавалеры, которые скрасят досуг твоей дамы сердца. Проверено. - Димка сплюнул - У нас кто в части "женатиком" призвался, к концу службы развелись. Не дождались. И плевать, что дети у некоторых были. Любовь на расстоянии только в романах бывает. Как говорят в армии: "Любовь в письмах - как цветы в противогазе нюхать". Вроде и видишь, а толку нет. Поэтому, пацаны, не оставляйте дома своих девчонок. Толку не будет. - Сорок вторая рота, строиться! И мы тут же эхом отозвались: - Первый взвод строиться! Остальные эхом откликнулись. Еще час занятий. Он вымотал все кишки. Мы побросали окурки, одернули куртки. Пошли учиться. Следующие два часа уставов мы восприняли как манну небесную. Когда пришли в лагерь перед обедом, то увидели, что по всему палаточному городку как Мамай прошел со своим войском. Почти у всех были задраны боковые стенки, кое-как закинуты наверх. Постели перевернуты. По лагерю ходили офицеры, и выворачивали наизнанку все, что находилось в палатках. Искали неуставное белье - "вшивники". От слова "вши". Спортивные кофты - "олимпийки", свитера. Почти все оставили. По ночам холодно, а спать под одеялом, сквозь которое просвечивает луна не очень-то тепло. Носки тоже у многих остались. Перед каждой ротой высилась гора вещей, изъятых из палаток. По проходам вышагивал комбат и палочкой заглядывал под перевернутые матрасы, одеяла. Периодически над лагерем звучало грозное, но несколько визгливое комбатовское: - Иппи его мать! Это означало, что комбат в палатке, которую взводные уже обшмонали, обнаружил что-то, на его взгляд, запрещённое. Подбегал офицер, подбирал и нес в общую кучи роты. Комбат ходил вдоль палаток, ковыряясь носком сапога в вещах. И тут возопил: - Курцы! Иппи его мать!!!! В палатках курят! Сожгут весь лагерь к чертовой матери! Иппи! На гауптвахту! Всех курцов! При этом прикуривал очередную сигарету, спичку бросал рядом, пепел стряхивал в палатку. Все это делал машинально, не задумывал. Со стороны смотрел естественно. Это забавляло всех нас. Старун - самый главный курец в батальоне! Каждая рота встала на свое место проведения вечерней поверки. Тем временем осматривали то, что нашли офицеры. - Вот он мой любимый вщивничек! - кто-то вполголоса из третьего взвода проскулил. -Да, и свой я вижу! - Зеленый, вон, твои штаны! И точно, лежали штаны Салимзянова, которые знал весь лагерь. - Носки мои шерстянные! - Как спать-то будем? - Замерзнем! - Заболеем! - И умрем! - подытожил я. Я пока не видел своих вещей, но, что толку. Было понятно, что когда вот так все переворачивали, то найдут. Где курсант прячет? В постели, под матрасом. Больше особо негде. Отдельной кучкой возвышалась посуда, когда-то стыренная из столовой. Туда же попала и посуда, привезенная из дома, кружки, несколько заводских кипятильников, еще больше самодельных кипятильников. Ну, этого-то добра нам не жалко. Еще намастрячим сколько понадобимся. Кусок провода, пара лезвий или пара подков от сапог - без проблем. Нитки у каждого курсанта в пилотке имеются, ну, а щепки или спички для изолятора между лезвиями - не проблема. Вперемешку с одеждой лежали и продукты. Куски черствого хлеба, выглядывал кусок сала, завернутый в тряпицу! Эх, сальца бы сейчас! Перед обедом, желудок "куснуло". Жрать охота! Какие-то банки с вареньем, еще что-то, из далека не видно. Продукты - хорошо. Но это все поправимо. А, вот, теплую одежду -- жалко! - Офицерам, занять свое место в строю! - скомандовал замполит. - Батальон, равняйсь, смирно! Равнение на середину! - замполит пошел на доклад к Старуну - Товарищ подполковник! Личный состав четвертого батальона по вашему приказанию построен! - Вольно! - Вольно! - продублировал замполит. - Товарищи курсанты! Это что же происходит! Вы становитесь военнослужащими, а продолжаете таскать гражданские вещи! - голос комбата разносился над всем лагерем. Сильный голос. - В армии все продумано, и не мне с вами менять заведенные порядки. И если запрещено носить неуставные теплые вещи - не просто так, а с большим умыслом! Строй тихо прыснул от смеха над этим "большим умыслом". - Если кто-то заболеет, то он тут же заразит своего товарища, а так по цепочке, и заболеет вся рота, а то и батальон. Ваши вшивники не стираются, сплошная антисанитария! Еще раз у кого найду неуставную теплую одежду - объявлю пять нарядов вне очереди! И пойдете у меня "через день на ремень"! И я буду приходить и снимать вас с наряда и снова будете заступать. И так пока не сдохнете на тумбочке. Это будет показательная казнь! Чтобы остальным было неповадно! То же самое будет и с теми, кто будет хранить продукты! От продуктов - грязь! Мыши, тараканы. Сплошная антисанитария! Пока вы на занятиях, мышь погрызла - и все. Вы заболели сыпным тифом, лихорадкой, чахоткой, холерой и чумой! И все сразу! Потом чихнули на своего товарища по столу, палатке, строю, и все, он умер! Что я должен буду написать вашим родителям! Они вас отправили учиться как Родину защищать! А, вы? Ипиегомать! Жрёте под подушкой продукты, отравленные мышами и тараканами, носите антисанитарные вещи! Не для того, чтобы закаляться, а для того чтобы потеплее устроиться! Были бы вы американскими солдатами, я бы сам подкинул в часть пару зачумленных мышей, чтобы побыстрее сдох вероятный противник! Ну, а вы? Еще присягу не приняли, а уже нарушаете воинскую дисциплину и стараетесь побыстрее заболеть и умереть! Я вам, как командир батальона, заявляю, что не позволю этого! Вы у меня будете умирать и воскресать на занятиях по физической подготовке! Если мифический Христос это сделал один раз, то вы будете у меня делать многократно, пока это не войдет у вас в привычку Я стоял и усиленно жевал губы, чтобы не заржать. Кто-то сзади уже давился кашлем от смеха. Глаз с наростом у комбата заметно дергался. Переживает Чапаев, нервничает. - Батальон, равняйсь, смирно! - рявкнул комбат - Командиры взводов, старшины рот, выйти из строя на три шага. - те выполнили - Приступить к уничтожению неуставных вещей! Те, у кого был перочинный нож, начали резать вещи. Кто-то из офицеров пытался порвать вшивники. Не всегда получалось. Наступал сапогом на рукав, потом дергал руками. Некоторые вещи были сработаны на совесть и не поддавались. Тогда у курсантов брали нож и резали. - По шву, старшина, режь! - умоляюще просили из строя. - Эх! - разочарованно вторили треску разрываемой материи. - Я этот свитер с девятого класса носил! - А этот мне памятен, потому что я первый раз в нем лишился девственности! Хорошая Мариночка была! Надо будет ей письмо написать! - Ты что даже свитер не снимал? - Не успел! Так хотелось! - Животное! - Да, я такой! Куча вещей была такая, что взводные и старшина уже смахивали пот, а она все еще не кончалась. Бударацкий и Вертков делали основательно. Тропину с Баровым надоело это занятие и они начали сами себя развлекать. Легко, непринужденно, играючи, брали какую-нибудь кофту за рукава, и тянули ее в разные стороны, если она не поддавалась, то упирались подошвой сапога в подошву сапога другого и дергали. Если же и тогда ткань не рвалась, то становились спина к спине, перекидывали кофту через плечо и резко, одновременно нагибались. Ткань хрустела, рвалась под натиском двух капитанов. Нас это здорово забавляло, только Баров схватился за погон. - Бля! Звездочку чуть не сорвал! Тропин стал запихивать вылезшую наполовину звездочку из кителя Барова назад. - Вы ее молотком забейте! - посоветовал кто-то из третьего взвода. - Лучше отверткой закрутите! - Я вам, товарищи курсанты, потом этим молотком буду править звездочки на пилотках, которые вы загибаете форса ради! Или бляхи на животе. - огрызнулся беззлобно Баров. Наконец, удалось, совместными усилиями водрузить звездочку на место. Пальцем Баров погладил звездочку, проверяя все месте, дунул на погон, смахивая несуществующую пылинку, погладил погон. - Ну, вот, из-за вас, разгильдяев, чуть не стал старшим лейтенантом! - Старший лейтенант Баров - звучит неплохо! - кто из строя вполголоса произнес. - Мне больше нравится полковник Баров! - он усмехнулся - Хотя с такими подчиненными можно и старшим лейтенантом стать. Тьфу, тьфу, тьфу! - он трижды плюнул через левый погон, снова, смахнул невидимую пылинку или частицы слюны и снова погладил погон. Еще полчаса продолжалось тщательное уничтожение вещичек, что сберегали тепло нашего тела, комбат, замполит, командиры рот ходили среди вещей, ковыряя носком сапога в куче вещей, выуживая оттуда плохо порезанные. Зёма вытащил тельняшку. Теплая, с длинным рукавом. Все знали, что это Валеры Лунёва. Ротный бросил ее к уничтожителям вещей. - Плохо порезано. Старшина начал кромсать ее. - Эх, я так надеялся, что зашью ее! Знатный тельник был! Я так его любил! - прошипел Лунёв. - Он мне душу грел. Его дядька подарил. А он в нем два раза в рейс ходил! Прямо сказать - исторический тельничек! Надо будет ему писать, чтобы еще выслал. Да, и хрен с ним! Все равно, обзаведусь новым! А комбат -- свинья! - Всегда грязь найдет! - кто-то поддакнул из первого взвода. Вскоре все закончилось, по команде, дневальные унесли изрезанные вещи на помойку, нам приказали в течении пяти минут навести порядок в палатках, мыть руки, обедать. Пока наводили приличествующий порядок в палатке, слышались отдельные реплики: - Где мои сигареты! - У комбата спроси! - Нужны комбату моя "Астра", он болгарские курит! Дневальный! Падла! Кто мою "Астра" упёр! - Хрен его знает! Кто-то из толпы. Спроси у них! - Что я курить буду? - "Стрелецкие" (т.е. настреляешь у кого-нибудь, они же японские -- "цузые") или "БТ"! - Сам "БТ" кури! Периодически раздавались реплики, что у кого-то что-то пропало. А кого винить? Некого. К комбату не пойдешь предъявлять претензии. Сам виноват, не храни, что запрещено. После обеда у роты занятий не было - самоподготовка она же "самочка" или "сампо". Пока шли на свою полянку, наблюдали как сорок третья рота устраивала похороны окурка - "бычка". Кого-то ловят за курение в неположенном месте, или группу товарищей, и дабы впредь неповадно всем было. Так сказать, в назидание потомкам, окурок хоронят. Траурная процессия представляла действительно унылое зрелище. А, кому хота копать? Впереди шла группа могильщиков в количестве трёх курсантов с лопатами на плечо. За ними - четверо с расправленным одеялом. На нём расположен "покойник" Потом - весь остальной взвод, где был "залёт". И вся процессия идёт как положено - строевым шагом, с задержкой. На наше поколение выпало насмотреться на многочисленные похороны на Красной площади. Там рота почётного караула очень красиво шла, сопровождая покойников в последний путь. Рядом шли ротный и взводные сорок третьей роты. - Жаль, что нельзя поближе подойти! - кто-то из наших вздохнул. - Что проще - попадись с сигаретой комбату или замполиту - они тебе устроят такие же "похороны". - Лучше со стороны наблюдать. Тем временем траурная процессия почти скрылась, но было почти видно и хорошо слышно в тишине, что происходит. Сначала вырыли могилу, судя по тому, что тела могильщиков медленно уходили в землю, а потом уже были видны только лопаты, которые выбрасывали землю. Путём группового обсуждения, пришли к выводу, что как положено быть могиле - не менее двух метров. - Прямо мифический "бычок"! Как в "Вие". Бояться, что вылезет из могилы. - И бродить по лагерю, пугая дневальных по ночам. - А, с первыми петухами, снова скроется в могиле. Могильщики сменялись. Ну, вот, вроде, и закончили. Помогая друг другу, вылезли из могилы. Все сняли головные уборы, один из могильщиков произносил траурную речь, прощаясь со своим окурком. Потом другие могильщики тоже говорили проникновенные речи. Жаль, что далеко и не слышно. Ну, а потом, закопали могилу. Из двух веток соорудили большой крест, водрузили на земляной холмик. Взвод построился и прошел строевым шагом, отдавая последние воинские почести покойному окурку. Судя по довольным лицам офицерам, их очень забавляло это действие При этом они курили.. Нам самим было смешно. Но, участвовать не хотелось. Теперь мужики не будут курить там, где их могут поймать. Яма-то была приличная. Глубокая. - С такими "похоронами", глядишь кто-нибудь, и курить бросит! - Да, с такими забегами, что у нас с ротным, надо бросать курить, а то сдохнешь. - Ага, никакой дыхалки не хватает! - Ну, иногда, и курево помогает. - Понятно, когда холодно и есть хочется, тогда - без курева никуда! И согревает и живот не так сводит! - Да, нет, я по другому поводу. - Какому? - У меня сестра, когда училась в мединституте, была у них практика в онкологии. Так там мужика прооперировали. Сделали ему полный наркоз, операция сложная была, и вот, его надо срочно из наркоза вытащить. Сестра объясняла, я ничего не понял, зачем сразу вытаскивать. А, оказывается, что в каких-то наркозах можно только определенное время находится, иначе потом - кранты, помрёшь. Так, вот мужику чего-то, как положено, колят. И по щекам бьют, и растирают, сестра стоит, и понимает, что всё, помирает дяденька. Он, что-то мычит невнятное, а толку-то нет. Анестезиолог, что наркоз делал, почти уже в истерике бьётся. И операция, вроде, как положено прошла, а не выйдет пациент из наркозного сна - по голове не погладят, будут разборки всякие, да, и родственники будут потом беседовать с тобой. А, родственники бывают разные. Если установят, что ошибся врач с наркозом, то и посадить могут! Так, вот анестезиолог в отчаянии кричит лечащему врачу: "Расскажи мне про него!", тот и отвечает: "А, что про него говорить? Курит он с восьми лет!" Анестезиолог хватает сигарету, и прямо в операционной, а там всё стерильно, закуривает! Все в шоке, раскурил сигарету и дует в лицо больному. Тот кашлять начал. Врач ему прямо в руку сигарету суёт! Дядька полежал, потом с закрытыми глазами затягивается. Сначала немного, потом сильнее, полной грудью. Курит. Вроде, как и без сознания, но приходит в себя. Потом сам сел на стол, и всё курит. Все врачи, медсёстры и практиканты в шоке. Только что умирал, а тут сел, ноги свесил, курит и спрашивает: "Здорово! Ну, как всё прошло!" Сестра говорит, что от смеха чуть лампа над операционным столом не упала! Ржали все! Кто-то даже по полу катался, зажав живот, И хирург, что резал и анестезиолог, хлопают мужика по плечу, мол, молодец! Операция прошла нормально! И все кто курил, прямо там и закурили! Сестра не курит, рассказывала, что дым просто висел в операционной, но ей было всё равно. Мужика спасли. А, он и понять не может, отчего все ржут как кони и курят. Потом ему уже рассказали, и он понял. Ну, а потом на него все врачи ходили смотреть, а сестра подготовила доклад по практике и описала этот случай. Её не поверили, созвонились с больницей, и тоже выезжали туда. Никто не мог понять, как это врач додумался. А, он просто руками разводит, и говорит, аи не знал. Ещё минут десять и пациента из операционной можно в морг патологоанатомам везти на приём. Вот, что первое в голову пришло, так он сделал. - Охренеть! - Такого не бывает! - Ещё как бывает! Никто не знает человеческий организм! Так, что-то где-то среднее по району. Погода хорошая была, осеннее солнышко пригревало, хотелось раздеться, позагорать. Нельзя. Это не личное время. Чтобы не испачкать брюки уселись на сумки, кто-то сразу начал засыпать. Поп вытащил моток сталистой проволоки и начал что-то мастерить. - Поп, ты чего? - Пару петель на сусликов поставлю. - Оголодал? - Скучно. - Поп был немногословен, увлеченно собирая нехитрое приспособление. Тут же к нему присоединился Фома, Шкребтий, Хохол. Кто советом, кто делом помогал. Быстро накрутили штук десять петель, попробовали как они скользят. Остались удовлетворенными. Подошло время перерыва. Кто курить, кто курить, а полроты отправилось устанавливать петли на сусликов. На абитуре это было одно из самых главных развлечений. Поп деловито вытащил из кармана хлеб, что прихватил в столовой. Все, кто участвовал, кто просто смотрел, обсуждали попадется или нет. Советовали поглубже заколачивать колышек, к которому крепится петля, чтобы сусёл не ушел. Перекур закончился, рота снова разместилась на своих местах. Стали издалека наблюдать. То там, то сям любопытные зверьки высасывались из своих норок. Некоторые обнаглели, и стояли столбиками, что-то высвистывая, изредка, быстро чесались по бокам и пытались выкусывать что-то на спинке. Видимо блох. - К осени, посмотри, какие спины нагуляли. Жирные! - Супец из них сварганить бы! - Да, и шашлычок тоже неплохо бы! - Вы, что сдурели! Комбат сказал, что огни - враги Варшавского договора, их вообще американцы заслали. Их сначала специально заразили, а потом в Сибирь забросили... - На парашюте с "Челенджера". - Во-во. - Лучше бы батальон баб сбросили, чтобы они меня до смерти изнасиловали. - Они потом заявят, что беременные все от тебя. Что делать-то потом будешь? - Они - враги, значит, напинаю кованным мокрым сапогом в живот и все дела. - С бабами худо и без них никуда. - Мне дед рассказывал про одну дамочку. Сталкивался с ней. Дело в 1945 году. - Он ее того... Ошкурил? - Не ошкурил, "завел за корягу". - Обманул, значит, честную девушку? - Ну, типа того... Но! В интересах Родины! - Ух, ты! И такое бывает! - Расскажи! - Война к концу идет, а дед всю войну провел на охране границы. Сам говорит, что и формальность. Чего границу с Монголией охранять-то. Но и бросить нельзя! Непорядок. Они, вроде, как и с нами, социалистическое государство, но и догляд за всеми нужен. Но, и кормили слабо. Всё для фронта, всё для Победы. И вот решил демаркировать границу. - Чего? Чего с ней сделать? - Уточнить где чья земля. Где наша, а где монгольская. - А-а-а! Ясно. - Ну, вот с нашей стороны поручили это дело деду, он начальником пограничников там был. А от Монголии дочь Чойбалсана, в то время он правил у монголов. - Девочка хоть симпатичная была? - Не спрашивал, но думаю, что бойцам, что служили тогда, она очень глянулась. Ну, вот, они встречаются делегациями у пограничного столба. У монголов не было тогда пограничников, да, и карты были тогда условными, приблизительными. Это наши пограничники охраняли границу. Дочка говорит, что этот столбы должен быть перемещен на пять километров вглубь Советского Союза... - Вот, сука! - Баба, что с нее возьмешь! - Я же говорю - сволочь! - Мой дед говорит, не могу - меня расстреляют. А она свою линию гнет, мол, давай тащи столб пограничный, а то протокол не подпишу. Деду тогда секретная инструкция пришла, мол, вести себя дипломатично, не накалять обстановку, но и спуску не давать. Вот и крутись между молотом и наковальней. Дед тоже упирается рогом, не могу, к стенке поставят, у меня семья, ребятишки сиротами останутся. И так они пару часов. Диалог слепого и глухонемого. Каждый свою линию гнет. И дед потихоньку начинает сдавать позиции, мол, давай так. Я столб оттащу, но мне бойцов кормить надо, форма прохудилась. Она ему пятьдесят овец, да, десяток лошадей, с дюжину полушубков. Дед тогда бойцам своим говорит, тащите столб на пять километров вглубь территории. Все. Столб ставят. Овец перегоняют, лошадей туда же, овчинные полушубки. На новом месте монголы накрывают стол, выпили, хлопнули по рукам, встреча послезавтра через двадцать километров по границе. Только гости уехали, дед команду бойцам, от прежней метки, тащите столб на пятнадцать километров вглубь монгольской территории. Вот так дед и своей земли не отдал и солдаты были накормлены. - Молодец дед у тебя! - Здорово! Полянин Вадик наблюдал за сусликами, как они ныряли в норки и выскакивали из них, нор в петли идти не хотели. Забавные зверьки. Он начал рассказ. - Я ещё мелким был, лет десять, и чего-то с батей поехали в Туву. Не помню то ли к родственникам в гости, или на охоту. Не помню. Это я к слову, что тогда твой дед границу метил между Тувой и Монголией. - Ух, ты! Два связанных рассказа! Может, твой батя "дрючил" дочку того монгольского вождя? - Какого вождя? - Так у нас все кто у власти - вожди. Ленин - вождь? Вождь! Так и тот как его там "Чего-то и где-то там", тоже вождь! - Нет! Батя у меня мамку любит! - Поляна серьёзно покачал головой. Так, вот! Приехали мы к родственникам, они нас потащили на большущее озеро в Туве. Просто огромное озеро! Мы с батей барахло машины сбросили, начали его разбирать, а дядька - местный он, и мужики с ним, что были говорят, мол, обождите малость. Мы в непонятках. А, они говорят, что тувинцы - язычники, попов у них нет, но в духов крепко верят. И для того чтобы всё зашибись было, нужно, чтобы духи одобрили наши стоянку. - Поляна, ты гонишь чертей! - Чтобы духи одобрили? - У них, что запрос в трёх экземплярах подписать, или справку взять? - Да, нет! Слушайте, не перебивайте, а то собьюсь! - Вадик досадливо махнул рукой на болтунов - Так, вот, вокруг озера сопки, ну, холмы такие. И только мы, значит, приехали и стали сбрасывать багаж, на всех сопках суслы появились. Ну, суслики. И не чета местным! - кивок в сторону местных зверьков, что сновали возле своих норок, не желая идти в петли, -- Те, были раза в два или в три поболе нонешних. Из трех таких зверят можно и шапку добрую справить, а сварить, мужикам пятерым поужинать. Вещь! И мясо доброе, мех неплохой, главное, чтобы шкурку сильно не попортить. Либо в глаз из мелкашки, или на петлю как Поп. Так вот. Нужно же духов умаслить, вот мужики местные в чашку- плошку эмалированную выливают полбутылки водки, ломают полбуханки хлеба белого и в гору, на сопку эту, где суслов много. Поднимаются. Хлеб ломают на несколько больших кускманов. Ставят водку на землю в чашке, пиала, хлеб неподалеку укладывают, и вниз. Мы стоим, смотрим, не понимаем, чего дальше-то будет? А, только мужики ушли, суслы из норок вышли, посмотрели. Самый большой суслик, как кошка, такого размера, жирный, спина переваливается с боку на бок, подошел не спеша к пиале с водкой, понюхал, встал столбиком, свистнул что-то по-своему. Потом в лапки взял пиалу, несколько раз лакнул водки, пиалу поставил на место, отошел к хлебу, взял в лапки, погрыз, и в сторону отошел. Водку, значит, закусил. Постоял столбом и брык на бок, спит. Другой сусёл подошёл, полакал водки, хлебушкой закусил, и тоже отвалился на боковую. И так они по очереди. С других сопок потянулись грызуны. Им водки надо пару капель. Поспали, снова по очереди водку лакать, да закусывать... - Поляна, ты звиздишь как Троцкий! - Врешь, Вадик! - Не вру! - Вадик горячился. - Мы с батей тоже поначалу офанарели, какие на фиг духи, мы-то уши развесили, думали сейчас призраки, да, приведения летать будут, места-то глухие, чертовщина всякая может случится! А, тут не духи, а суслики - алкоголики! - Ха-ха! Суслики-алкоголики! Придумать же такое! Сознайся, что сейчас сочинил! Брехун! - Сам ты брехун! - Вадик насупился - Мужики говорили, что житья никому от этих суслов не было. Только приехал, они все припасы растащат, палатку, снасти рыбацкие погрызут в ноль. Могут и проводку у машины подпортить. Короче, житья от них не было. И стреляли их, и травили. А, они словно сатанели, их убивают, а их все больше и больше. А, бешенные они или нет, поди разберись и людей кусали. Вот и пошли к местной шаманке, а та и говорит, что духи озера против, чтобы вы тут были. А, суслики лишь исполняют волю духов. Вот и нужно, чтобы духи разрешили рыбалку - водки и хлеба. Так и туристы и приучили сусликов к водке. Потом еще подливали им водки, да хлеба подкидывали. Они к нам и не лезли. - Ну, ты и врёшь же, Вадик! - Не вру я! А, насчет духов, сам видел, из Байкала вырывается одна река - Ангара. По легенде, она к своему жениху Енисею стремится. И вот там откуда она вырывается в свое течение стоят несколько огромных черных камней, мол, батя - Байкал препятствовал побегу. Так, вот как-то поехали большой толпой на рыбалку туда. Женщины были. Они первыми пошли смотреть. Так, только как они пришли, волны, ветер поднялся, до этого все тихо было. Местные мужики кричат, мол, бабы, уходите, пока не утонули! Оказывается, Ангара женщин не любит, ревнует, что ли, по их поверьям, как только мужик и пришли на эти камни с водкой. Три пальца в стопку, побрызгали в три стороны, потом, немного в воду, выпили, закусили хлебом, хлеб - по воде. И всё! Как бабка пошептала. Полный штиль. Вода ровная, гладкая, тихая! Вот, и что это было? - Это было, что или ты Поляна нам врёшь, или как в России, без водки - никуда. Даже природу споили. Что сусликов, что Ангару. - И пьяному море по колено. - Получается не море, а Ангара. - М-да, уж, дела! - Развёл, ты, Полянин, тут муть всякую, полную мистику! Все занялись своими делами, переваривая историю. И смех и грех. Верить - не верить - дело каждого, но интересно. Не нравится - не слушай, а врать не мешай! Шкребтий с Фомичем спорили. Фомич подтрунивал на Шкребтием как над хохлом: - Спорим, что забрось тебя в тайгу на две недели, и там сдохнешь! - Не сдохну! Я кору с деревьев буду есть! - И ждать когда тебя найдут? - Ага! - Ну, и дурак! Я город буду искать или другое поседение. - Как ты найдешь в тайге город или деревню? - Находи воду - речку, желательно, побольше, и иди вниз по течению. Возле воды всегда люди. Чем больше воды - больше людей. Малые реки впадают в большие. - Тебя послушать, ты так до моря или до океана дотопаешь! Спор стал вялотекущим. Переругивались, но больше для проформы. Каждому хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним. Тут Поп, что внимательно слушал, но, не отрывая глаз от сусликов, сорвался с места с криком: - Есть один! И точно, в пыли, траве, барахтался большой суслик. К нему подбежали. - А, что делать-то? - Не бери голыми руками! - Покусает! - Вдруг он бешенный? - Сам ты бешенный! - Ага, его американцы на парашюте сбросили. - Его еще разными датчиками обвешали и радиостанцией снабдили, чтобы он все секреты передал натовцам. - Комбат же говорил... - Ты его больше слушай! Он мой вшивник сегодня уничтожил! Поп тем временем выдернул колышек, и получилось, что суслик у него как на проволоке собачка. Тут еще одна удавка сработала, и через десять минут у нас было два суслика. - О, Поляна, суслики-алкоголики! - Бля, ты у них спроси где водка, котрой их туристы поят! - Это тувинских суслов водярой потчуют, поэтому, как Вадим говорит, они в десять раз больше чем наши! А, наши такие же трезвые, что и мы! Разве, что ворованный одеколон нюхают! - И что же делать будем с этой горой мяса? - Не на абитуре. Быстро приготовить не успеем. - А что делать-то? - Сделаем своим талисманом. - Ты еще усынови его. - Ага, удочери. Не знаешь же мальчик или девочка. - Ещё в ширинку себе засунь! Пусть орешки твои на зиму себе приготовит! - Лучше старшине засунь! - Или Зёме! - Давай попробуем устроить поединок. - Вещь! - Давай! Так и сделали. Одного суслика назвали Будой, второго - Шарой, как старшину сорок первой роты - Шаровара. Нашли большую коробку. Сначала их стравливали, не снимая удавок, потом, когда "бойцы" разозлились, стали драться, в удавках. Когда снимали с них петли, они пытались укусить, потому что мы мешали их драке. - Давай, Буда! Слева врежь! - Шара, не сдавайся, жми! Мы азартно переживали за бойцов. А те старались изо всех своих суслячьих сил. - Буда, сука! Жми! Буда словно понимал, что за него болеют, "жал". Отскакивал, нападал и рвал Шару, снова отскакивал, визжал, верещал. Совсем как наш старшина. Иногда, казалось, он использовал и запрещённые приёмы, бил лапой и пытался укусить противника в пах. Жестоко, но действенно. Тот отскакивал, кружился, но держался, не сдавался, бился. Крови, несмотря на весь визг и шум у бойцов не было. Опытные попались. Отбивались. Грамотно уходили от ударов и укусов. Подныривали под лапой и зубами друг друга. Шара поначалу защищался, но когда его загнал в угол Буда, рванулся в контратаку. Он встал на задние лапы, подпрыгнул высоко и бросился на спину Буде, выдрал приличный клок шерсти. Буда взвизгнул и отскочил назад, но тут же ринулся в бой. Схватка продолжалась уже пять минут, и никто из бойцов не хотел уступать. Страсти вокруг ринга в коробке также не утихали. Те, кто сделал ставки на суслов, готовы были сами ринутся в бой, помочь сусликам или разбить морды своим противникам, в надежде не проиграть. Сначала над поляной слышался только визг бойцов в коробке, потом же уже подбадривающие крики болельщиков заглушили крик, свист, визг "боксеров". Поединок прервал чей-то крик: - Шухер! Вертков! Попов пинком опрокинул коробку и суслики, забыв про драку и взаимные обиды, кинулись в разные стороны, спрятались в ближайших норках. Духи, по версии Полянина, разбежались, разлетелись по близлежащим норам. Жаль и обидно. Красивый бой был. Интересный! Захватывающий! Мы построились. Сампо закончилось. До отбоя мы обсуждали детали поединка. Так и не пришли к единому мнения кто же одержал победу. Тут же любители спорта решили, что по очкам победу нужно было присудить Буде, но Шара выиграл бы бой по нокауту. Никто никому не должен. Сахар, сигареты, спички, масло, компот с червями, поставленные на кон, остались у своих владельцев. Коллегиально было принято решение, по возможности, повторить поединок с участием новых бойцов. Клички оставить прежние. Может, хоть вот так в сусликовском поединке удастся отомстить какому-нибудь старшине. Так, что Женька Попов целый вечер удостаивался внимания и почета всей роты. Ему удалось оторвать нас от обыденной скуки и рутины. Звериные бои лучше зубрежки уставов: "Дневальный по роте обязан: - Никуда не отлучаться из помещения роты без разрешения дежурного по роте. - Постоянно наблюдать за комнатой для хранения оружия. - Не пропускать в помещение посторонних лиц, а также не допускать выноса из казармы оружия, боеприпасов, имущества роты и личных вещей солдат и сержантов без разрешения дежурного по роте. - Немедленно докладывать дежурному по роте обо всех происшествиях в роте, о нарушении установленных уставом правил взаимоотношений между солдатами или сержантами роты, о замеченных неисправностях и нарушениях требований пожарной безопасности, принимать меры к их устранению. - Будить личный состав при общем подъёме, а также ночью в случае тревоги или пожара, своевременно подавать команды согласно распорядку дня. - Следить за чистотой и порядком в помещениях и требовать их соблюдения от военнослужащих. - Не позволять военнослужащим в холодное время, особенно ночью, выходить из помещения не одетыми. - Следить за тем, чтобы военнослужащие курили, чистили обувь и одежду только в отведённых для этого помещениях или местах. - По прибытии в роту прямых начальников от командира роты и выше, дежурного по части, подать команду "Смирно", а по прибытии в роту других офицеров роты, а также старшины роты и военнослужащих не своей роты, вызывать дежурного по роте. Очередному дневальному запрещено садиться, снимать снаряжение и расстёгивать одежду. Дневальный свободной смены обязан поддерживать чистоту и порядок помещений, никуда не отлучаться без разрешения дежурного по роте, оказывать ему помощь в наведении порядка в случае нарушения установленных воинскими уставами правил взаимоотношений между солдатами или сержантами роты; оставаясь за дежурного по роте, выполнять его обязанности." А тем курсантам, что были на сержантских должностях, нужно было знать еще и обязанности дежурного по роте. Когда строились на ужин, то поневоле сравнивали Бударацкого с сусликом. Его слегка выпирающие верхние зубы и узкое вытянутое лицо придавало некоторую схожесть то ли с лошадью, то ли с сусликом. Короче у Буды появилась новая кличка "Суслик", он же - "Сусёл", также - "Сусл". На ужин подали новое блюдо, невиданное доселе. Прошлогодняя гнилая квашенная капуста с огромными кусками волосатого сала. - М-да, уж! Никто не ел. Брезгливо рассматривали это адское варево, поднимая на ложке и вываливая навесу в тарелку. -Звиздец. - Как это есть? - Никак. - Свинячье варево. - У нас в деревне и свиньи бы есть такое не стали. - Эти станут. - Хоть бы водки дали, чтобы не так страшно было есть такую гадость. - Пей водку - глистов не будет. - Думаю, что мои интеллигентные глисты сами покинут мой истерзанный организм как я только съем ложку этого дерьма. - Не пробуй. Обосрешься прямо в столовой. - Господи, за что такое мучение-то? - Надеюсь, что этот бигус нам дали в первый и последний раз. - Ага, типа испытание перед присягой. - Выдержишь - готов принять присягу. Не выдержишь - не примешь. - У подводников - выпить забортной воды. - А у связистов - ложка гнилой квашенной тушенной капусты с волосатым салом. Б-р-р-р! - Хочу в подводные связисты! - Будешь разматывать кабель по дну морскому? - Ага! Обеспечивать связь между подводными лодками и кораблями, что сверху. - Так и хочется пойти к повару и запихать в него это... Даже не знаю как правильно выразиться. - И не выражайся. Все равно в русском языке нет слов. - Так есть хочется - что жить перехотелось - После этой отравы, даже черви в компоте уже не кажутся такими мерзкими. - Почти родные. - Чую, что к концу КМБ мы всех сусликов в округе переловим, но не с целью формирования олимпийской сборной по суликовскому боксу, а чтобы пожрать их. Червей из компота мы уже выбрасывали не с такой брюзгливостью как раньше. Вечером Лунёв собрал на помойке то, что осталось от его тельника. Так как все было скомкано, то пришлось немало потрудится, чтобы найти все кусочки от любой тельняшки. Не хватало куска от рукава. Валера в двадцатый раз переворачивал кучу тряпок, что некогда согревали души и тела молодых курсантов, уберегая их от простудных заболеваний. - Нет рукава! Где он? - бормотал Валера себе под нос в который раз перебирая кучу. - Спроси у дневальных. Может кто прихватил на тряпки для приборки. - Может быть и такое. - Валера кивнул - Присмотри за тем, что я откопал. - Ладно. Валера быстро мотанулся по лагерю. Почти с мордобоем отобрал у дневального по 44 роте рукав от своего тельника. Новый наряд еще не успел начать убираться, так, что рукав остался в том виде, что его выбросили на мусорку. По их планам, он хорошо должен был вытирать посуду после ужина. Под видом оборудования, не взирая на ехидные замечания, Валера молча сопел в бытовке. Разложил на столе остатки тельняшки, перекладывая кусочки полосатой материи, собирал мозаику. Рядом была развернутая газета, готовая прикрыть его работу. Стежок за стежком, кусочек к кусочку, медленно, тщательно, тельняшка, разодранная в клочья, приобретала первоначальный вид. Наутро Валера показал плод своего ночного труда. Тельняшка была собрана. Лунь постарался, чтобы полоски совпадали. Не везде, не всегда ему это удалось, но то, что была проделана титаническая работа - факт. Стежки были мелкие, аккуратные. Теперь, чтобы вновь ее порвать, нужно было постараться. Очень постараться. Валера ее спрятал в матрас. Распорол, уложил, и вновь зашил. Аккуратно, стежок к стежку, потом замазал пылью шов. На вид он стал старый. Как многочисленные, что были ранее. Выделяло его, что он был ровный, аккуратный, но кто обратит на это внимание? Потом были стрельбы. Для многих это было впервые. Стреляем из автомата! Дети военных, я не исключение, с видом бывалых вояк рассказывали какая отдача у автомата, и чтобы не было больно, приклад надо сильнее вдавливать в плечо. На скорость разбирали и собирали автомат. У всех в школе была начальная военная подготовка. Так, что с этим больших проблем не было. Потом были инструктажи, как говорят в армии "до слёз", по технике безопасности. Устроили зачет по этой самой технике. Расписались в ведомостях. В одной, второй, третьей.. Как правильно ложиться, прижимать пятки к земле. На вопрос к капитану Барову, зачем пятки-то к земле прижимать? Тот ответил просто: - Дабы не портить носки казенных сапог. Тебя убили в бою, товарищ их снял с тебя, и ему хорошо - ты обувь сохранил. - Так ему хорошо, а меня-то убило. - Вот поэтому вы, товарищи курсанты, и учитесь хорошо, чтобы не с вас сапоги снимали, а вы. - Какая гадость! С мертвеца сапоги... - Жить захочешь - снимешь. Ну, а если тебе не нужны - отдай товарищу, что рядом. - подумал - А, также можно продать местному населению или обменять на водку! И еще, товарищи курсанты, когда будете писать письма домой не надо писать так: "Здравствуйте дорогая мама! Извините за плохой почерк. Пишу карандашом, зажатым в зубах на оторванной ноге убитого товарища!" Последние слова утонули в дружном хохоте. Три пробных, три зачетных в мишень. У кого не получалось, материли автомат. Но, как ни странно, почти все успешно попали в цель. Вот, что значит автомат АКМ! Вещь! Так за учебой, борьбой то с голодом, то со сном, ленью и скукой пролетело время, и мы отправились в пеший переход в училище. Или как говорили на "зимние казармы". Ели идти по дороге, получалось, не менее двадцати километров. Если полями, то срезали около пяти километров. Нужно было отправить кого-то в роты. Наряд, попутно отвезти имущество, которое мы не брали с собой. Они уезжали раньше на машинах. От каждого взвода по два человека. К переходу мы готовились. Это было испытание. И каждому хотелось его пройти. Одно дело туристом бродить по полям, лесам, долам, другое - строем маршировать по пересеченной местности. В сапогах, под командованием комбата, присмотром Земцова. Это совершенно иное. И вот вопрос кого отправить? Никто добровольно не хочет ехать на машине. Назначали Бадалова и Куллиева. Они сначала протестовали на русском. Потом перешли на узбекский. Немного я понял, но знакомые маты в свой адрес как "джиляб", "маймун", понял. Но виду не подал. Я - командир, поэтому - вперед! В кузов ГАЗ-66 с дранным брезентовым верхом. На нем возили караул на полигон. Так называемый "второй караул". Первый был училище. А здесь охраняли автопарк, открытую стоянку с законсервированной техникой и склады на случай войны. Здесь же мы узнали, что ГАЗ-66 называют "шишига" и "шишарик". Потому что "шестьдесят шесть" произносят слитно, вот и получается сплошной звук "ши". Да, и вообще в армии, как поняли, всему и вся дают прозвища, либо сокращают. Как сообщил нам по этому поводу полковник Чехоев на занятиях, когда будешь отдавать команду, враг сразу не поймет, скорость передачи команды сокращается. Смысловая нагрузка возрастает. Завтрак был на удивление перед убытием был вкусным. Потом мы убрали палатки, имущество погрузили в машину, развод. И пошли... Шли строем, в колонну по три и пели строевые песни. Погода тоже радовала. Несколько сухих дней, последние дни августа радовали теплом. И пели от души. Громко, во всю ширь легких, пока молодой и твои мечты сбываются. Стал курсантом, прошел испытание -- курс молодого бойца!!! Еще небольшое испытание - пеший переход в Училище! А, потом - Рубикон! Перешел - и все, назад хода нет - ПРИСЯГА! Присяга. Не спеша, с тремя привалами, песнями, какая рота перепоет другую, наш четвертый батальон прибыл в УЧИЛИЩЕ. Кемеровское Высшее Военное Командное Училище Связи (КВВКУС). Дальше первого КПП нас не пускали по прибытию. А сейчас... Ворота откатили, и мы входим и идем по центральной аллее. По диагонали от КПП-1, в самом дальнем углу стоит казарма, в которой нам предстоит жить три года. До этого это была казарма первого батальона. Он сейчас на четвертом курсе, и переместился в общежитие. Там они будут жить по два-четыре человека в комнатах. Вон они, спокойно, снисходительно смотрят на нас. Мы для них - салаги. А для нас - старшие товарищи. Хоть и разделяют нас всего-то три года, но они смотрятся как настоящие офицеры да, и офицеры с ними общаются почти как с равными. Еще долгих три года, и мы станем такими же. Если мы прошли КМБ, то, выучиться сумеем. Казарма наша была "П"-образное сооружение с двумя крыльцами. Левое крыльцо занимала 44 рота на первом этаже, и 43 на втором. Правое крыльцо - 41 - первый этаж, наша 42 - второй. Кабинет комбата в 41 роте, замполита батальона - в 43. У офицеров рот был свой кабинет под табличкой "канцелярия роты". Как заходишь в казарму на этаж, то слева канцелярия, справа - бытовая комната, из нее вход в каптёрку. Прямо по коридору слева - спальное помещение. Возле окон - "взлётка", в конце ее -- спорт уголок. Гири, штанга, турник - перекладина. Напротив взлётки -- само спальное помещение. Двухъярусные кровати. На каждый взвод по одному проходу вглубь, до окон. Койки располагались друг напротив друга. Четыре взвода - четыре прохода. Первая кровать - старшины. Кто на сержантских должностях спали на нижних кроватях. Замкомвзвода - рядом со взлеткой. Надо мной спал Серега Бровченко. На нижней койке - Серега Мазур. У каждой кровати по два солдатских стула. Для формы. Только не вешать на стул, а укладывать установленным порядком. Сначала куртка. Потом брюки. Так, чтобы не помять, стрелки не должны поломаться, потом - ремень, сверху - пилотка. По тревоге нужно быстро одеться. Но при этом Бровченко не должен мне спрыгнуть на шею. Так с ним и договорились, что я встаю ближе к ногам, а Бровкин спрыгивает ближе к изголовью. Пилотку на голову, ремень на шею, брюки, сапоги. Портянки по-"тревожному". Т.е. просто сверху и толкаешь ногу, потом уже одеваешь куртку, и все на бегу. Пока нам это рассказывали в теории. Постигнем и эту нехитрую науку! Дальше по коридору от входной двери, напротив взлётки - тумбочка с дневальным. На тумбочке два телефона. Один внутренний с диском. Другой - без номеронабирателя красного цвета. Прямая связь с оперативным дежурным по училищу. Над тумбочкой помимо стенда с обязанностями, инструкциями для суточного наряда висит ящик. На нем лампочки и кнопки с надписями "проверка", "тревога". Одна из кнопок прикрыта крышечкой и опечатана мастичной, как говорят в армии, на самом деле пластилиновой печатью. Когда вскрываешь оружейную комнату, то предварительно обязан позвонить оперативному дежурному и испросить на это разрешение. Иначе на пульте оперативного загорится лампочка, и он отправит для проверки караул. На случай захвата казармы противником, преступниками, кто охотится за оружием, можно просто нажать на кнопочку и оперативный поймет, что происходит нападение на роту. Также у этого ящика-блока было и еще одно предназначение, как рассказывали, оперативный по Сибирскому военному округу, на чей территории было дислоцировано наше училище, мог со своего пульта, по своему усмотрению, минуя всех и вся, поднять по тревоге любую роту в Сибири. И тогда мы уже не подчинялись своим командирам, а напрямую только командам из Штаба Округа. Было это на самом деле или нет - никто не знал, но если есть ящик с кнопками и лампочками - значит, он нужен. Государство просто так деньги выбрасывать не будет. Например, не дай Бог, взбунтуется какое-то подразделение, или командир с ума сойдет и поведет подчиненных куда-то, тогда-то, может и пригодится эта хрень с кнопками. Командиры тоже люди. Вот и защита от всяких неожиданностей. За спиной у дневального - решетчатая дверь оружейной комнаты. Ключи от нее - у дежурного по роте. Потом - ленинская комната. Столы, стулья, плакаты о Ленине и армии, призывы, что мы должны хорошо учиться, чтобы потом защищать Родину. Плакаты рисовали курсанты, которые учились до нас. Мужественные лица защитников Родины они тоже рисовали. Лица смахивали на полных даунов. Надеюсь, что мы не станем похожими на них. Дальше по коридору - туалет. Умывальник на десять человек, писсуар - наклонный каменный желоб, и пять унитазов. Вмонтированные в цементный пол чугунные унитазы. Или как их называет старшина "очки", с ударением на первую букву. Между очками - небольшие перегородки. Горячей воды в казарме нет, никогда не было, и как нас оптимистически обрадовали, что и не будет никогда. Неприятно, но как-то привыкли обходиться без горячей воды на КМБ, как-то и забылось уже, что она где-то есть, кроме бани, конечно. И началась новая жизнь. Столовая. Наш батальон питался на втором этаже. За столом по четыре человека. Часть стены была огорожена сеткой - клетка. В ней скакали три белки. И кормили лучше, чем на КМБ. Кормили уже по нормам курсантским, а не солдатским. Так, по крайней мере, нам сказали. Возле белок, конечно же, мы собрались. Кто-то стучал по сетке, заставляя зверьков бегать еще быстрее, кто-то пытался забросить хлеб. Четвертый и третий курс смотрели на нас снисходительно. Это были первый и третий батальон, а вот второй батальон - второй курс, старались при каждой возможности нас задрать. Они же уже второй курс! Хотя, как рассказывали остальные батальоны - именно второй батальон был самый задроченный в училище. Командовал вторым батальоном полковник по кличке "баба Лиза". Прозвище свое он получил из-за своей поговорки "Я вам не баба Лиза, а полковник!" Про командование училища нам старшие курсы рассказали, что командовал полковник Панкратов, давно был полковником, а генерала не давали, якобы, из-за случая с автоматом Жука. Был у него первый заместитель полковник Бачурин. Про них двоих все говорили так, что если попался кому-то из двух этих полковников, просто так, доковыряются и впаяют пять суток "губы" с продлением. До столба можно пристать: почему стоишь здесь, почему не побелен, кто разрешил объявлениями обклеить, отчего собакам позволил тебя пометить и прочее. Все от фантазии зависит. Ну, а уж про курсанта-то что говорить. Было бы желание, а нарушений в форме одежды, даже у самого уставного военнослужащего с плаката и то можно нарыть на пять суток. И поэтому курсантская заповедь в училище была такая: "Увидел где-то вдалеке Панкратова или Бачурина - беги!" Про Бачурина говорили также, что у него феноменальная память. Увидел курсанта в самоходе, приезжает в училище, строит все училище, идет вдоль строя и показывает на самовольщика. И все. Такса у Бачурина одна - десять суток "губы". Столько стоила самовольная отлучка. Как учили, что на гауптвахту попадать лучше перед праздниками, тогда выходила "амнистия", и отпускали до срока. Ну, а что такое "самоход", мы поняли очень быстро. Наша казарма находилась в самом дальнем и темном углу, здесь же плиты забора стыковались друг с другом под прямым углом, забираться легче. С другой стороны забора тротуар пролегал выше, и поэтому плиты не сильно возвышались на тротуаром, и легче было перескакивать возвращаясь в училище. Натоптали курсанты дорожку мимо нашей казармы в этот угол и прозвали этот путь "тропой Хошимина". Неподалеку располагалась курилка и мы со страхом и с завистью наблюдали, как курсанты уходили и возвращались из самохода. В нашу сторону они не смотрели. Только выходили из-за угла, смотрели, нет ли офицеров, подходили к забору, прыжок, зацепился руками за край забора, подтянулся, забросил ногу и перемахнул. Кто-то хватался сразу за две плиты. А, спортсменов видно сразу и не только по ладной фигуре. Как они перелазили через забор, они не просто подтягивались, а казалось, выпрыгивали до половины груди над забором, потом они также легко перебрасывали свое тело на ту сторону забора. Возвращение также стоило отдельного описания. Сначала появлялась голова над забором, которая быстро, внимательно осматривала местность, нет ли где офицера, потом перебрасывалась нога в сапоге, и курсант спрыгивал вниз. Кто-то сваливался как мешок с дерьмом, кто-то чуть сгибал ноги и тут же уходил быстрым шагом, на ходу поправляя форму. Ну, а некоторые, преодолевали забор, как на полосе препятствий - переброс тела, упор на одну руку, кувырок через себя, приземление почти бесшумное, и тут же - старт мгновенный. Очень красиво со стороны смотрелось. И мы понимали, что перед нами был мастер самоходов. Ни одного лишнего движения, ни сопения, ни одного лишнего движения. Все училище, включая патрулей, знали о великом пути в самоход - Тропе Хошимина. А в патруль ходят не только курсанты, патрули бывают и солдатами, и начальники патрулей у них не училищные офицеры, а из воинских частей. И у них план - поймать за дежурство не менее пяти самольщиков и вернуть в казарму не менее пяти военнослужащих из-за нарушений формы одежды. За пойманных солдат своей части, командир части тебе "спасибо" не скажет, поэтому соревновались патрули. Курсантские ловили солдат, а солдатские - курсантов и солдат других частей. В Кемерово стояли части ПВО, сухопутные части, в основном - артиллеристы, внутренние войска. Последних никто не любил. Носить ВВ-эшные погоны считалось неприличным. Они не Родине служат, защищают их, а зоны охраняют. Никто в слух не говорил, но у каждого в семье родственники так или иначе попадали под Молох 1937г. Началась подготовка, как говорил капитан Тропин, "великому таинству" -- Присяге. Как человека к какой-нибудь религии, христианству, исламу, так и же к присяге. Ты становишься членом великого Ордена - Армии Советского Союза. Армии, которая всех противников имела "ввиду" с особым пристрастием. Великая Отечественная Война, война во Вьетнаме показала, что дерем всех и вся. Война в Афганистане... ну, ничего, сейчас поднажмем и тоже всех закатаем в асфальт! Главное, чтобы повоевать! Нас же будут готовить к войне! Четыре года! Научимся! Пережили же КМБ, мать его, этот курс! И вот настал день, когда нам выдали оружие! Почти весь батальон отправился на оружейные склады получать автоматы. В каждом ящике по двенадцать автоматов. Валерка Вдовин, разбирая автомат для чистки, глядя на него, вздохнул: - Я бы его сейчас на две бутылки молока и пять коржиков променял бы его! - Лучше на водку! - Нет. Водки не хочу! Молочка бы! - Хватит о жратве! Живот сводит! В роте командиры взводов раздавали оружие, записывали в ведомости, в оружейной комнате карандашом в пирамидах записывали фамилии, где у кого будет стоять автомат, бирки потом изготовим. Потом чистили оружие. Чистоту оружия принимали командиры взводов. Тропин с Баровым в своих взводах делали просто, легко и непринужденно мизинцем ковырялись внутри, потом смотрели на палец, и если им казалось, что оружие грязное, вытирали о подворотничок курсанта. Если грязь оставалась, то белая ткань становилась грязной. Она по любому пачкалась. От оружейной смазки или маслянистой грязи. Так третий и четвертый взвода стояли в грязной и замасленной подшиве. И началась строевая подготовка с оружием. По четыре часа на малом плацу. С оружием при отдании воинской чести, правая рука не прикладывается к головному убору, а левая рука берется за цевье автомата. Почти до автоматизма вырабатывали у нас движения, доклад, текст присяги можно было не читать, каждый его знал наизусть, разбуди ночью - спроси - "отлетит от зубов" на пять баллов. Все знали, что 09.09.1984г. наш батальон будет принимать присягу. 8 сентября - строевой смотр батальона в парадной форме. Присяга принимается в парадной форме для строя. Коля Бударацкий умело дотянул время до седьмого сентября, и тогда наша рота, самая последняя из всех пошла, получать форму. На следующий день - строевой смотр. Китель, брюки, рубашка, галстук, ботинки - для увольнения, погоны, шеврон на рукав, петлицы, эмблемы. Как нам объяснили, эмблемы у связистов самые дорогие. У всех видов и родов войск цена эмблемы не превышали 2-3 копеек за штуку, а у связистов - по семь копеек. Потому что в центре была маленькая красная эмалевая звездочка. Ну, оно и понятно элита же! На кителе, изнутри, в боковых швах, спрятаны, могут доставаться, могут скрываться два крючка. Чтобы не перетягивать парадку, как х/б, ремнем, а по-человечески, все красиво, ровно. И ремни нам выдали на присягу парадные - белые. Они были уже видавшие виды, их нужно было мыть с мылом, чтобы оттереть от грязи, пыли. Пользуясь служебным положением, я отобрал себе ремень без надписей - бирок изнутри. Кто-то, когда-то, давным-давно, написал синей шариковой ручкой свою фамилию и номер военного билета с внутренней стороны ремня. С годами, через тряпичную основу чернила просочились и вылезли синим пятном на внешней белой стороне. Как пришивать погоны, петлицы - понятно. Шеврон - на двенадцать сантиметров ниже плеча. Как раз длина военного билета. Шеврон тоже можно по разному пришить. Можно просто, а можно и с форсом. Это берешь ткань и слой за слоем, смазывая клеем ПВА, через марлю, проклеиваешь. Тогда и шеврон становится толстым, объемным. Торец белый закрашиваешь черным фломастером. На парадку перед присягой, конечно, не стоит это делать. Но некоторые делали. Придаешь усовершенствованному шеврону немного согнутый вид. М-да, смотрится красиво. Жизнь - цепь, а мелочи в ней звенья, нельзя звену не придавать значение. А форма наша военная состоит из мелочей. И нужно сделать так, чтобы все мелочи - звенья были красивы. Тогда и ты будешь смотреться красавчиком, а не чмом. Форма была изготовлена много лет назад, это было видно по тем складкам, которые образовались от долгого лежания на складе. И на всю роту два утюга. Гладили, пришивали, отдирали, снова пришивали всю ночь. Пожалуй, самое неприятное в парадной форме - это "курсовка". Нашивка на сантиметр ниже шеврона пришивается. Означает, на каком курсе ты обучаешься. Одна полоска - первый курс и так далее по нарастающей. И вот эта нашивка смотрится чертовски убого. И называют его "минус", иногда презрительно так называют всех курсантов первых курсов "минуса". Даже хуже чем "ноль", это означает, что ниже плинтуса и ничего еще не видел, не знаешь, службы не прочувствовал, знания твои армейской службы и искусства воевать тоже отрицательные. Обидно это когда ты - минус. Но, все проходит, и с каждым годом курсовок на рукаве будет лишь прибавляться. Вон, в саратовском "хим.дыме", на спец.факультете, вообще обучаются шесть лет, так у них к выпуску курсовок по самый локоть, наверное. Курсовку тоже можно наклеить на большое количество ткани, и тогда она смотрится выпукло. Но хоть и красивый "минус", он и в Африке "Минус". Отрицательное значение. И ещё. С "минусом" на рукаве хорошую девчонку не снимешь. Потому что ты, в их понимании, еще юн, глуп и не видал больших ... за печкой тараканов, -- старая армейская поговорка. Четвертый курс, говорят, зачастую ходит без курсовок, тем самым показывая, что они уже вне времени обучения. И курсанты первых курсов тоже могут использовать эту уловку, только вот курсанта четвертого курса видно, что он скоро станет лейтенантом, а вот курсанта первого курса за версту видно, что он только начал свою военную карьеру. Сержанты отрывали, что криво пришито, потом снова пришивали. Тяжко, сложно, от постоянного недосыпа глаза слипаются, а тут эта парадка! Дошло дело и до фуражки. Все начали заламывать тулью, как у СС-овцев. Так лучше фуражка смотрится, а не как коровий блин на голове. Старший курс научил, берешь вдвоем фуражку, один левой рукой сзади, второй спереди, на правой руке оттопыриваешь два пальца, указательный и средний, и, одновременно, лупишь по "ушам" фуражки. Главное - одновременно! И поля фуражки опускаются вниз, тулья приподнимается, и смотрится очень даже красиво. На наш взгляд. Парадная форма должна быть вообще красавицей, и смотреться в ней ты должен, как новый пятак. Сиять, блестеть! Погоны. Они тряпичные, и при ношении, становятся слегка пожеванными. А, с учетом, что автомат на правом погоне оставляет свой след, то уже априори - некрасиво! Что есть в высшей степени неприлично для курсанта сорок второй роты! Есть несколько выходов. Первый. Наиболее простой. Находишь старую курсантскую фуражку, и вытаскиваешь из нее пружину, благодаря ей, поля фуражки круглые, и не висят на ушах. Надрезаешь погон, по углам со стороны, что ближе к воротнику и вставляешь куски пружины под желтые полосы, что на погонах. Погон лежит ровно, только вот пружины потом отчего- выгибаются внутрь, и ровный погон углами загибается вверх. Второй способ. Вставки в погоны!!!! За вставки в погоны всех гоняли. Но их делали. Погон становился слегка полукруглым, всегда натянутым, и смотрелся просто замечательно. Берется кусок плексигласа, или как его называли в войсках "оргстекло", желательно не очень тонкое, но и не очень толстое. Вырезается подручными средствами заготовка по форме погона. Потом заготовка заворачивается в толстый слой газет, нагревается равномерно утюгом. Обязательно равномерно! Иначе все пойдет насмарку, а, потом эта горяченная заготовка, для придания выпуклой формы, прикладывается к трубе, и быстро сжимается по форме трубы. С трубой тоже нельзя пролететь, Будет слишком узкая труба, тогда и погон будет смотреться нелепо. Толстая же труба, не придаст той изящности, выпуклости форм погону, будет плоский погон, как с пружинами из фуражки. Все постигается опытным путем. Поэтому, отстояв очередь за утюгом, в училище попроще, брали в аренду на ночь у земляков старших курсов, только мест для глажки не хватало, гладили на столах в Ленинской комнате, прибегает курсант, с выпученными глазами: - Дай вставки погреть! И греет. Тонкое оргстекло - поплыла, потекла вставка. Толстое, не равномерный нагрев, она по спирали закручивается. Следующее - сапоги! Те самые, которые нам выдали еще на полигоне, оказывается, если к ним подойти с должной смекалкой, то из них может выйти произведение армейского искусства. Вряд ли у лишенного фантазии гражданского, имеющего все под рукой или в магазине хватит полета мысли, что с сапогами можно сделать такое. Например, будет ли недалекий штатский гладить утюгом сапоги? Никогда! А, почему? Да, потому что ему это и в голову не придет, придать изящество этой грубой обуви! Как гладить? Через марлю, тряпочку? Ха-ха! Я глумлюсь над таким дилетантским подходом в решении столь щекотливых вопросов! Первое, при принятии такого судьбоносного решения, сапоги-то выдаются на год, и если ты запорешь сапоги, то новых-то тебе не дадут. В лучшем случае, выдадут из подменного фонда, которые используют при хозяйственных работах, убитые вусмерть, стоптанные многими поколениями говнодавы, и будешь как последнее чмо. Или покупать за свой счет, что тоже немалых денег стоит. Просить деньги у родителей на сапоги - нелепо. Признаться родителям, что ты -- долбоёб, конечно, можно, но стоит ли расстраивать стариков? А, посему, при глажке сапог, они утягиваются. Если у тебя голенища у сапог широкие, и нога в них болтается, как карандаш в стакане, то тогда один выход - гладить. Берешь две банки сапожного крема. Именно крема, а не ваксы - изобретение Сатаны, одну, а еще лучше две стеариновые свечи. А, вот тут мнения знатоков и любителей глажки сапог разделяются. Первое, можешь исстругать свечу в порошок в банку крема и тщательно все перемешать, либо намазав обильно банку сапожного крема на сапог, пропорция: один сапог -- одна банка сапожного крема. И вот пройдя горячим, раскаленным утюгом по голенищу, быстро трешь свечой по утюгу и снова по сапогу. При этом, обязательно, провел по сапогу, а затем, всенепременно тряпкой очищаешь еще не зажаренные остатки крема. Если только профукал момент - "вспышку", то, все. Утюг безнадежно испорчен на вечные времена, и ховайся куда подальше от суточного наряда, потому что старшина их будет сношать за испорченный инвентарь бытовой комнаты, да, и товарищи тебе не скажут "спасибо", утюгов мало, гладить форму нечем. И поэтому глажение сапог проходило, когда население казармы либо спало глубоким сном или когда был точно уверен, что у тебя все пройдет гладко. Умельцы, набившие руку на глажке очень высоко почитались, не каждому было дано освоить это не простое ремесло, да, и не всем оно и надо было. Например, как мне, что мне приходилось приспускать голенища, делать "гармошку", икры полные, это и даром не нужно. Про "гармошку" на сапогах тоже стоит остановиться. Одно дело, что просто замял голенище сапога, и все. Сверху немного ровно, а внизу - "гармошка". Можно сделать художественную, геометрически правильную гармошку. Голенище вначале размечается на сектора. Они представляют собой ромбики, квадратики, стоящие на угле. Затем пассатижами защипываются - надламываются углы этих геометрических фигур. Придется лишь контур линиям, они сами образуются в процессе эксплуатации, но в тоже время были любители, которые полностью заламывали кубики. Здесь существует опасность, что можно продырявить голенище. Колька Панкратов со своим другом из местных Завалишиным "Завал") умудрились не только погладить сапоги, но и до утра наломать кубики на голенище. Смотрелось очень красиво, но как-то боязно, вдруг офицеры не оценят их изысканного вкуса в армейской обуви, и заставят на присягу топать в подменных гавнодавах? Плюс к утру надо было подстричься, иметь чистый носовой платок. Подшить и погладить х/б. Дел много. Ночь коротка, спишь ты или не спишь - никого не волнует. Задача поставлена, в лепешку разбейся, но выполни. Любой ценой. Как? Никого это не волнует. Утром - подъем, физзарядка, умывальник, завтрак. Все по распорядку. С одной поправкой, что подняли на два часа раньше чем все училище. Снова строевой смотр. Все не выспавшиеся, злые как собаки. То, что ночью казалось, пришито правильно и верно, а также красиво и эстетически привлекательно, за пять минут до строевого смотра кажется убогим, неверным, похабным, не по Уставу. Твою мать!!! Офицеры сейчас порвут всех и вся. Орут все и сразу. Я ору на подчиненных и командиров отделений. "Комоды" -- на подчиненных. Курсанты орут, что они видели в гробу и в половом органе мамы старшины, всю армейскую систему, когда все роты батальона получили парадку вовремя и за два-три дня днем спокойно ее оборудовали, а мы как макаки, в карты проигранные, должны совершать подвиг за одну ночь. И этот подвиг никому на хрен не нужен. Хоть и разделяю их чувства, но рекомендую всем заткнуться. На удивление, строевой смотр прошел спокойно. Отдельные замечания были, но это - мелочи. Те, кто наклеил шевроны и курсовки на ткань были наказаны отрыванием своего художества. Хреново. Ладно бы отдали, так офицеры, кто просто, буднично, как Вертков, Земцов, а кто с издевкой как Тропин, Баров, отрывали слои ткани. Ладно, если отрывались хорошо, у некоторых, они рвались вместе с шевроном, курсовкой. Сами виноваты. Говорили же, что все это можно в отпуск наклеить, но не перед присягой, когда будут трясти как осину. Да, и в отпуск не стоит. Есть такой начальник строевой части в училище подполковник Корнеев. Этот гад редкостный. Он строит отпускников, проверяет соответствие формы уставным требованиям. Вплоть до длины шнурков. И плевать ему, что у тебя билет на руках, что убытие транспорта через пару часов. Не устраивает его что-то, и все - устранять выявленные недостатки. Следующее построение через сутки, в 17.00. Говорят, что наши предшественники, после выпуска, пришли к Корнееву домой, одели противогазы, и ... ввалили ему по самое не хочу. Почти все зубы вынесли. Теперь Корнеев, как Брежнев, говорит с присвистом и причмокиванием, как вурдалак, и много золотых зубов во рту. Но, все это байки училищные, а, может, и правда. Но, то, что Корнеев лютует перед отпуском, знает все училище. Мы его еще в глаза не видели, но уже боялись и ненавидели. Как впрочем, и все курсанты. После строевого смотра - полчаса на устранение недостатков, получить оружие, и на плац. Строевая подготовка и тренировка присяги. Репетиция. Потом снова репетиция. И еще одна. Прохождение торжественным маршем. А, потом еще раз. Все вместе. Всё сначала. Если в училище построение на большом разводе было хоть и по батальонам, но по старшинству курсов. Четвертый курс (первый батальон), потом - третий курс (третий батальон), второй курс (второй батальон), первый курс (четвертый батальон) - мы. То на присяге наш батальон шел первым в училище, первым проходили торжественным маршем мимо трибуны с высоким командованием. Присяга на главной площади города, мы не должны опозориться. Там будет все училище. Там будет полгорода. Сначала было волнение, затем наступила усталость, за ней - равнодушие. Постоянные тренировки, казалось, выбили все эмоции, только усталость и смертельное желание спать, спать, спать. И, вот, построение всего училища на большом плацу, пару напутственных слов, и все училище выдвигается на центральную площадь Славного г. Кемерово. Первыми - сорок первая рота. Через пару кварталов случилась какая-то заминка. И команда по цепочке " На крышки люков не наступать!" Нам-то это было очевидно, но какому-то задроту из сорок первой эта аксиома была неведома. Итог - утащили в сторону. Перелом голени. Присягу будет принимать в больничной палате, пижаме полосатой расцветки. - Интересно ему автомат дадут? - Ну, да, на живот положат! - Кто ему автомат в больницу потащит? - Ага, прикинь, лежит какой-нибудь дедушка с кислородной подушкой, тут толпа военных топает, да, все с оружием. - Тут и пизд...ц дедушке настанет! - Только "ап-ап" успеет прошептать! - Таким идиотам из сорок первой нужно не автоматы давать, а снегоуборочные лопаты. - Почему снегоуборочные, а не совковые? - Совковые - железные, сами убьются, на хрен, да, и других искалечат. Поэтому только из фанеры. Ущерб минимальный, да, и кто вокруг - выживут. - Женька Поп ухмылялся. Вдоль строя прохаживался Земцов. Начищенный, наглаженный, подтянутый, подбородок задран - картинка из "Строевого Устава ВС СССР". Красавец. - Разговорчики в строю. Всем смотреть под ноги. Шепотом предупреждать товарища о грозящей опасности. Не спать на ходу. Думать, просчитывать ситуацию! Не наступать в лужи, масляные пятна. Одним словом - думать. Считать последствия! - вполголоса он инструктировал роту. За внешним его лоском и спокойствием чувствовалась напряженность. Волнуется ротный. Мы все волнуемся. Вот и показалась площадь. Построились. Доклад начальнику училища полковнику Панкратову. И началось принятие присяги. Во рту пересохло. Все стояли не шелохнувшись, ждали, когда тебя вызовут для принятия присяги. Никто не хотел опозорится. Боковым зрением видели как в четвертом взводе сорок первой роты кто-то упал. Не вынес напряжения. - Слабаки.-- кто-то шёпотом за спиной произнес. - Они и присягу-то принять не могут как курсанты. Стоя в строю, а не на больничной койке. - Падают как подрубленные. - Не рота, а группа инвалидов, поступивших в училище по блату. - А, ну-ка! Всем тихо! - уголком губ прошипел я. Тем временем курсанты принимали присягу. Те, кто возвращался в строй, были с потными лицами, пунцовыми щеками. - Поздравляю! - Поздравляю! - Молодец! - Спасибо, парни! Все полушепотом. Мы искренне радовались, что все шло ровно и гладко, как учили. Никто не споткнулся, не перепутал ни текст присяги, ни долго выходил из строя. Это тоже целая наука. Когда стоит колонна по три человека, все с оружием, как правильно, грамотно выйти из строя. Кто-то должен сделать шаг вперед, кто-то шаг в сторону. Тоже не все так просто. И при этом чтобы все было четко, ровно. Не зацепи стволом автомата рядом стоящего товарища. Сложно. Но нужно сделать как нужно! И мы делали. И гордились собой. Мы - курсанты! И кто принял присягу, подписал ее текст, стал полноправным членом огромного коллектива под названием АРМИЯ! Был период в жизни, когда всерьез рассматривал возможность стать археологом. Изучал много литературы. В том числе изучил Библию и Евангелие. С точки зрения истории. Есть там фраза: "Имя мне - легион". Там шла речь о каком-то бесе, что вселился в какого-то мужика, и разговаривал с окружающими, мол, нас много бесов. Легион древнеримский, в зависимости, где дислоцировался, был от двух до шестнадцати тысяч. То есть от полка до дивизии. И мы сейчас становились частью громадной машины - армии. И мы могли все. Пока мы в армии, нам не страшен ни черт, ни дьявол. Самый страшный для нас - командир. Он - вершитель наших судеб. И Бог и Дьявол в одном лице. Вон он ходит Земцов, принимает рапорта у командиров взводов, что взвода приняли присягу. Потом выступили те, кто на трибуне. Вроде и слова банальные, в другой раз и не слушали, а сейчас... сейчас они были обращены к нам - взволнованным, ловящим каждое слово новообращенным. Команда для первокурсников "Разойдись". Подбежали родственники, друзья, к кому приехали на присягу. Цветы, поздравления. Есть возможность размять спину, ноги. Поправить форму. И снова в строй. Прохождение торжественным маршем. Шагает взвод, рота, училище. Кажется, что здание обкома партии подпрыгивает от нашего марша. Стекла дрожат. Идут курсанты! Мы - единое целое, единый организм! Порвем всех и вся! Шеренга держит равнение, колонна держит равнение. И как говорит капитан Баров "квадратно-гнездовым способом" тоже поддерживается равнение. В училище идем аккуратно. Не хватало еще, после присяги, перед первым увольнением свалится в колодец и переломать себе ноги. Тогда вообще неизвестно когда в увал пойдешь. Каптер роты был из моего взвода, бывший солдат Юра Алексеев. В увольнение положено идти в ботинках. Только вот, нет моего размера - сорок пятого. Обидно, аж, до слез. - Юра! Твою мать за ногу! И мне, что теперь в увольнение не идти, что ли? Из-за того, что ты не нашел ботинки? Просил же, как человека, с другими ротами поговори, может, как у нас это заведено, где-то есть то, что ему даром не надо, а он держит! Юра, хоть из бывших солдат, а толковый парень. Без гонора, мы с ним как-то быстро сошлись. - Командир! Замок! Славян! Честное слово - спрашивал. Ну, нет таких лыж на тебя. В каждой роте такие большие ботинки носит только по два-три человека. А у нас в роте - два, да, и то нет их. Вот, самый большой - Егорова, сорок четвертый. Напяль, иначе будешь здесь торчать, вместо увала. Кто-нибудь пробовал натянуть новенькие, ни разу не надеванные армейские парадно-выходные ботинки на размер меньше, на растоптанные, обросшие сухими мозолями ноги? Фиг! Думаю, что когда в средневековье инквизитор придумал пытку "испанский сапог", то вдохновило на это, средневековый каптер, который, сволочь, не мог подобрать своему товарищу по оружию нужную пару обуви! Штаны от парадки быстро все гладили внизу, пока были в сапогах -- помялись. Построение. Инструктаж, который никто и не слушал. И так все уши уже прожужжали. Не пить, не курить на ходу, честь воинскую отдавать и пр. Или как говорят в армии: "Дисциплину не хулиганить! Водку не пьянствовать! Вести себя с честью и достоинством! С гражданским населением вести себя мирно! Милиционеров не обижать!" Кто собирался в увал в одиночку, то, памятуя о дерзком местном населении, одел под рубашку поясной ремень. Чёрт его знает, чем обернется встреча на незнакомых улицах славного города Кемерово. Кто хотел - ушел до утра в увал, кому некуда было идти, или робок в знакомстве с девушками - до отбоя. Поутру все делились впечатлениями от первого увольнения. Некоторые, конечно, врали о своих любовных подвигах. Кто хотел - верил россказням. Я с великим наслаждением снял - содрал эти чертовые ботинки. За сутки научился ходить на внешнем ранте ботинок. Как косолапый медведь. Надев сапоги, я понял, как я их люблю. Готов бегать, прыгать, как в кроссовках! Были бы крылья - взлетел бы! - Я с такой классной девахой познакомился! Рядом живет. Студентка из Политеха! - А, я зашел сначала в пельменную, что на Кузнецком, на углу, выпил стопку водку и съел тазик пельменей. - отрыгнул, помахал рукой, разгоняя запах - до сих пор рыгаю ими. Класс! -- В "Цыплятах табака" кормят как у мамы! Советую, парни! - А, ты, Полянин, чем в своем первом увольнении занимался? - Гурыч толкнул Вадика. - Да, так. - Вадик смутился, попытался уйти. - Ну, давай, давай, колись! - Куда пошел! Иди сюда! - Ну, давай, рассказывай! - Я -- это. - огромный медведь Полянин, смущенно отводил взгляд. - Нашел тетку, которая тебя сначала накормила, а потом изнасиловала? - Нет, сначала изнасиловала. - Лишила девственности Полянина? - Она тебя изнасиловала? - Группой! - В извращенной форме, с особым пристрастием? - С особым цинизмом! - А, это как? - Сейчас Поляна и поведает нам. Ну, давай, не томи! Рассказывай! - Отстаньте. - Ну! Полянина дергали из стороны в сторону, требуя рассказать, как он провел увольнение. Наконец он рассказал: - Я... Я... - Чего заикаешься? - На трамвае катался.-- быстро, глотая слова произнес Вадим. Казалось, что курилка в туалете разрушится от всеобщего смеха. Катался на трамвае все увольнение. Пока не зашли они в парк, оттуда Полянин добрался пешком до училища. Благо, что проезд для курсантов и солдат в общественном транспорте бесплатный. Еще одно проявление заботы государства о своих защитниках. Быстро молва о Полянине и трамваях облетела весь батальон. На Поляну приходили смотреть с соседних рот. Офицеры батальона также рассматривали курсанта Полянина. Для парня из глухой сибирской деревни трамвай казался диковинкой. А, он нам казался диковинкой. Потратить первое увольнение на катание на трамвае! Еды принесли много, и какой там завтрак в столовой! Хлеб, чай, масло. Все остальное - съедим в казарме. Только после занятий нас ждало жестокое разочарование. Пока были на учебе в казарме прошел шмон. Продукты питания исчезли, как сказали дневальные, их выбросили. Часть, они сами признались, слопали, ну, а, "вшивники", которые мы притащили из увольнения, офицеры порезали, и они возвышались большой кучей посреди "взлетки". - Рота строится в центральном проходе! - орал дневальный. - Бля! - тихо, разочарованно произнес Лунёв. - Тихо! - через плечо бросил я. - Что, "тихо"! Что, "тихо"!-- шипел Лунь - Они нашли мой тельник и снова его искромсали! Варвары! Крысы сухопутные! Триста акул Земцову в задницу, кальмарьи кишки! - Еще раз сошьешь. - философски заметил Смок. Валерка еще попытался поворчать, но его быстро утихомирили. Ротный нам прочитал лекцию, что Родина нас обеспечивает всем необходимым, включая питание и теплую одежду. Из строя шепотом раздавались реплики, которые комментировали отдельные высказывания Зёмы. Итогом монолога ротного, а потом и командиров взводов было, что все, что было уничтожено офицерами лишь во благо нас же. От домашней, не сбалансированной пищи - холера, понос, дизентерия, чума, сыпной тиф, водянка мозга, прогрессирующий дебилизм. От "вшивников" -- вши, включая лобковых, импотенция, сибирская язва и снова - прогрессирующий дебилизм, плюс гидроцефалия. И все вместе не позволит выполнить боевую задачу. Жрем мы в антисанитарных условиях, стирать все равно толком не будем, в казарме нет горячей воды. Поэтому нет домашней еде, нет теплым вещам и носкам из дома! А, в противном случае - мы шпионы НАТО и Всемирного Империализма, и оказываем нашим врагам неоценимую помощь в снижении боеспособности нашей армии! Был один интересный момент. Лежали продукты, которые не успели припрятать, стащить. Бударацкий, пользуясь служебным положением, медленно прохаживался, стараясь, не мешать речи ротного. Из третьего взвода зашептали: - Смотри за Будой! На рябом, дегенеративном лице было написано, что он что-то замыслил. Взгляд прикован к куче продуктов. Руки непроизвольно не то, что сжимались в кулаки, а пальцы вытирали ладони. От основания ладони, вниз. Не произвольно, часто. Было видно, что руки потеют. Как кот, который подкрадывается к птице, старшина почти на цыпочках, в сапогах, мелкими шагами шел к куче. Мы почти не слушали Земцова, а следили за Колей. Он боком-боком, как краб, заворожено глядя на кучу, подкрадывался. Когда Земцов отвлек внимание роты, Бударацкий быстро кинулся к куче продуктов, и коршуном схватил коричневый кусок, величиной с большого голубя, и скрылся в проходе между кроватей. - Что за кусок говна Коля украл? - Не знаю. - Это мой шоколад! - Такой здоровый? - Горький, мама с фабрики принесла. Чтобы силы восстанавливать. На полигон же идем! - Мудак старшина! - Чмо! После того как подали команду "Разойдись!", Лунев коршуном кинулся к куче тряпья, выбирая лоскуты драгоценного его сердцу тельника. Каптер Юрка Алексеев рассказал, что Бударацкий кусок горького шоколада собирается подарить своей девушке. Тщательно обтер тряпкой от налипшего мусор и пыли, спрятал в коробку из-под солдатский ботинок, и в ближайшем увольнении готовился подарить. После обеда, на самоподготовке, Боцман уселся за последний стол и начал собирать мозаику. - Брось, Валера! - Купишь новый или пришлют. - Пойдешь в увал, зайдешь в Военторг - там и возьмешь! - Да, как вы понять не можете - тельник этот от моего дядьки - настоящего моремана. Этот тельник море видел. Вещь с историей! Это как в Англии продаются обычные трубки из вереска, по цене пять копеек, условно, конечно, а рядом - по десять рублей. На вид, дядька рассказывал, -- одинаковые. Что подороже, даже страшнее. Но, те, что дорогие, выдавали морякам, и те в море их курили, что придает трубке навсегда неповторимый вкус. Потому что -- море!!! Валера вдохновлено смотрел вдаль. - Море! Казалось, он сейчас видел море. Глаза смотрели вдаль, расширенными ноздрями вдыхал морской бриз, а лицо было покрыто соленой воды. Казалось, что в аудитории послышался шум океана. - Сейчас бы в каюту капитана, с молодой мулаткой! - Свечи оплывают в серебряных подсвечниках. - Легкая музыка. - Юная полуобнаженная мулатка. - На мебели из красного дерева стоят бокалы с коктейлями... - Лучше с пивом. - С шампанским. - С водкой! - Давайте расскажу историю про красное дерево. - взял инициативу в свои руки Правдоха. - Давай. - Гурыч махнул рукой - а то они сейчас подерутся, что лучше пить с мулаткой пиво или водку! - Настоящие моряки пьют только ром! Рыбий глаз! - Лунь уколол себе палец и отсасывал кровь из пальца. - Так вот. - Правдюков начал повествование - У меня папа воевал летчиком, они как-то остановились в замке древнем в Германии. - Захватили, что ли? - Нет, бля, их в гости немцы пригласили на экскурсию. Заодно пожить, пива попить, хозяйскую дочку за титьки подергать!. - съязвил Гурыч. - Эх, пива бы сейчас! - Да, заткнитесь вы уже! Дайте человеку рассказать!!! Правдоха, продолжай! Олег продолжил. - Ну, да, освобождали, рядом аэродром - немецкий автобан, вот и захватили дорогу. Рядом - замок. Роскошный замок был, как отец рассказывал. Только холодно было. Вот они и нашли в строении рядом большое количество красного дерева на просушке. Очень много. Ну, наши летчики и техники стали топить камины им. Повара стали топить печки этим деревом. Долго стояли советские летчики, почти весь запас дерева перевели. - И что? - Дерево сушилось для музыкальных инструментов. Для фаготов. Так вот герр Фагот запретил после войны поставлять фаготы в СССР. - Во, дела! - Ну, и гад этот Фагот! - Обиделся! - А, что ему делать было? - Ну, привез бы пару телег дров, чтобы военные не мерзли, заодно пару флягу шнапса и мяса. - подал голос Поп. - Ага и две телеги шлюх! - Хочу пива, мяса и две телеги шлюх! - Сам говорил, что тебя невеста тебя дома ждет! - Не давите мне на совесть. Её там нет! Я же только мечтаю, а не изменяю!! Хотя... Пиво, мясо и шлюхи... Не устоял бы...Дома устоял бы, а тут - нет! Хочу! Здесь, сейчас и немедленно! - Наши инженеры потом отомстили Фаготу. Сделали противотанковый ракетный комплекс и назвали его "Фагот". - И когда будем фигачить немцев и всё НАТО из "Фагота", мы им припомним, как он нам не поставлял в Союз музыкальные инструменты! - Войну закончим, и все музыкальные инструменты они сами нам будут поставлять по контрибуции! - Видимо, что-то и Гобой нам какую-то гадость сотворил, коль наш военпром сообразил в отместку гранатомет таким же названием. - Ну, да у советских инженеров свой особенный юмор! - Чтобы никто не догадался! - Как в "Операции "Ы" Лунь тем временем собрал из лоскутной мозаики что-то подобие переда, а может, и зада, тельника. Прихватил крупными стежками. Поднял на свет, рассматривая. - Зёма, если ещё раз его найдет, то присвоит тебе почетное звание "швея-мотористка 42 роты". - Лучше бы он не нашел. - На полигон пойдем - там все вшивники пригодятся. Холодно будет! - Как бы офицеры не провели шмон на построении и не отобрали. А, то хана будет. - Это точно. - А, две телеги шлюх это сколько? - Поп, ты из деревни, сколько на две телеги баб поместится? - Ну, это... Телеги бывают разные, бабы тоже. Тощие, толстые, мясистые. - Поп, ты рассуждаешь как о свинине. Мясистая порода или жирная. - Главное, чтобы сиськастые были! - И жопастые! - Мне больше стройные нравятся! - Ну, а также, -- продолжал Швейк, -- как их укладывать. Если просто рассадить по краям телеги - мало. А, если вилами, да, телеги с наращенными бортами для сена или навоза - то много. - Тьфу, Поп! - Шлюх в телегу для навоза! - Две телеги мёртвых шлюх! - Ну, ты и сволочь! - Так их же потом и разгружать придется! - Женька оскаблился во весь свой щербатый рот. - И тоже вилами! На секунду повисла пауза. И многие голоса, не сговариваясь, начали материть Попа. - Это же надо! Такую мечту обосрал! - Пиво, шнапс! И ...две телеги... мёртвых шлюх!!!! Тьфу! - Мерзость! - Мне шлюх жалко! - Прикинь, какую надо яму выкопать, что их там закопать! - Можно и в траншею! - подал снова глосс Поп. - Да, заткнись ты - разрушитель светлой мечты любого советского курсанта! - Две телеги в траншею! - А, тут же выбирай. Любо длинную копаешь, узкую, тогда из укладываешь вдоль. Или короткую, но широкую. Тогда придется поперек. - А, можно и среднею - наискосок! - Да, умолкните уроды! - Начали хорошо - с моря. - не отрываясь от восстановления тельника, подал голос Лунь, -- а, закончили похоронами двух телег мертвых шлюх! Лучше о море! Баба на корабле - к несчастью. - Так, понятно, что к несчастью! Все мужики передерутся. - А, если договорятся, то задрючат её до смерти. - И, опять - мёртвая шлюха! - подал голос Поп. - Да, угомонись ты, Швейк! Ты все разговоры к мёртвым бабам сведешь! - Небось у себя в деревне, ходил по ночам на кладбище, и выкапывал при луне женские трупы, дрючил до первых петухов, а, потом, закапывал. - А. мне живых хватало! Помолчал немного, затем продолжил: - Зато в море хорошо - яму копать не надо! Железяку к ногам, в воду, чтобы не всплыла, а, потом ходу от того места. Дешевые похороны! И ментов рядом нет! Концы в воду! - Поп, я сейчас тебе в рыло дам! - А, что сразу в рыло?! - сделал обиженный голос Женька, продолжая улыбаться, -- Ладно летом, а, попробуй зимой могилу отрой, если мороз под минус тридцать, и снега по пояс. На кладбище снег-то не сдувается как в полях! И земля на метр - как камень. Или выпиливай бензопилой куски, но тогда цепь - в говно, выбрасывать, а, то и не одну. Да, и пилу можно загубить. Либо киркой, да ломом махай, аж, искры в разные стороны. Или углем и солярой отогревай. И землю далеко не отбрасывай, закапывать гроб чем-то надо. - секундная пауза - Лучше в море! Оно всегда жидкое! - Сам ты понос жидкий! - не выдержал уже Лунь. - Море жидкое! Это же надо было сказать такое! - А, что оно - твердое! - Эх, что с вами спорить о море, шкеры сухопутные! - Валера, не отрываясь от работы, махнул рукой. В училище стали отрабатывать действия поротно, побатальонно, в составе всего училища по команде "Тревога". Целая наука, должен вам доложить! Дневальный кричит: - Рота, подъём! Тревога! Но свет не включает, горит дежурное освещение. Те, курсанты, что спят ближе к окнам, бросаются со своими одеялами и закрывают их, в окна заранее вбиты гвоздики. Есть свёрнутая в рулоны бумага, она висит над окнами, но она такая старая, что уже почти не разворачивается, а рвется. Отсюда и появилось выражение: "строиться на подоконниках с простынями" Или "строиться на подоконниках с тумбочками на вытянутых руках"! Через сорок минут, после объявления тревоги, училище должно покинуть расположение. Почему сорок минут? Столько времени летит ракета с ядерным боеприпасом от Америки до Советского Союза. В, частоности, до Кемерово. Ну, а потом, если удар не нанесен по нам, нужно эвакуировать училище, перебазировать его в новое, секретное место. И демонтировать и перевозить аппаратуру, потом монтировать её заново - тяжкий труд. Нашему взводу досталась кафедра радиорелейной связи. Полковник Меркулов, прохаживаясь мимо нас сгорбленной походкой в туристических ботинках, а не уставных, рассказал о задаче, стоящей перед нами. В конце заметил. Если это произойдёт, и придётся перевозить кафедру, то в награждать за этот подвиг будет некого. - Почему, товарищ полковник? - Вы всё умрёте от грыж. Все заржали. Полковник оставался неприступно - суров. Дни становились похожими друг на друга. Множество информации на занятиях, что-то новое в армейской жизни, постепенно вытесняли из памяти прежнею жизнь. Хоть с присяги прошло и не более месяца. Всем уже казалось, что мы живем в казарме целую вечность. И, все, что было раньше - не с нами. Как, иногда, во сне всплывают какие-то образы, говорят, что это рудиментарная память, что-то было с нашими предками, или с тобой, но в иной жизни. Только периодически хотелось выпить. Стакан портвейна или водки. Залпом, вытряхивая последние капли в широко раскрытый рот. Потом выдохнуть, утереть рот рукавом, и, не спеша, закусить черным хлебом. Сначала понюхать его зажаристую корочку, вдохнуть полной грудью приятную горечь. На секунду задержать вдох, потом положить в рот. Сверху - сало, зубок чеснока, штык-ножом отковырять большой кусок говяжьей тушенки, и, с дрожащим желе, аккуратно, чтобы не порезаться, положить в рот. У-у-у-у! Этот сон мне часто снился. Очень часто! Не хронически алкоголик, но очень хотелось выпить. Очень! Я чувствовал вкус водки на языке и в глотке. Мне снился запах портвейна "Агдам". И команда в ухо дневального "Подъём через десять минут!" вырывала меня из объятий Морфея. Оказывается, не одному мне хотелось выпить. Многим, очень многим. Часто слышал от своих товарищей о подобных желаниях. Но, увы, выпить нечего было, а нагрузки, которые возрастали ежедневно, вытесняли мысли об алкоголе. Днём, а вечером и ночью хотелось выпить! Отчаянно хотелось выпить! Так получилось, что Бударацкий всё-таки меня загнал меня "на орбиту". Три плюс два это сколько? Правильно - пять. Пять нарядов вне очереди предстояло мне отпахать. Казалось бы - фигня. Увы. Вроде бы дежурный по роте, не дневальный, не моешь полы, не драишь очки в туалете, не моешь официантом посуду за всей ротой. Но, всё равно, бегаешь как собака за всеми. И гавкаешься со всеми. Как собака. Тут как назло забилась канализация, стоит дерьмо в очках - плавает. Хрен знает от чего. Кто виноват? Что делать? Виноват дежурный пороте, потому что не досмотрел, может, дневальный тряпку вместе с водой спутил в канализацию, а может, кто сапоги чистил в туалете, да, щётка сапожная выскочила, да, улетела. Хрен его знает! И у нас всё стоит, да, в сорок первой, что под нами тоже всё в говне. Ну, этим-то не привыкать! Есть там, конечно, несколько нормальных мужиков. Юрка Пальчиков, Лёха Павленко, да, ещё несколько. Не хочется нам самим в говне ковыряться плавучем, вызвали с грехом пополам сантехников. Они гражданские. Бригадир у них дед старый, да, и двое помощников... Когда они появились, я аж, ахнул. Одного-то я точно запомнил - Вылегжанин. Тот самый с обручальным кольцом. Из-за которого в самоход почти весь батальон абитуры сорвался! И я во главе этой толпы шествовал! Твою душу мать! Закурили. Поговорили. Есть такая возможность для местных. Не поступил с первого захода в училище - устраивайся штатским на работу в училище. Год кантуйся кое-как, а на следующий год снова оформляй личное дело абитуриента в военкомате, и поступай. Только ты уже примелькался в училище. Оброс связями, кто-то из преподавателей, а то и из командиров замолвит перед приёмной комиссией слово за тебя, и ты поступил! А, то, что замолвят - не сомневайся! И ведь поступит женатый самоходчик Вылегжанин! Хитрый жук! После долгих мучений сантехники извлекли из недр труб тряпку. Дневальный смыл! Собака серая! Никто не пробовал спать стоя? А, курсант учиться! Стоишь на тумбочке и шатаешься, всё перед глазами плывёт, глаза закрываются помимо твоей воли. И сон сниться какой-то, а, потом, раз, срабатывает обезьяний инстинкт. Может, он и по-другому называется, но военные придумали, что когда обезьяна с ветки падает, то просыпается, так и курсант. Вывод - курсант произошел от обезьяны! И первым военным на земле была обезьяна, когда взяла в руки палку. Не для того, чтобы сбить банан с ветки, а чтобы отобрать этот банан у другой обезьяны. Или загнать иную обезьяну на пальму, себе за бананом. Покачавшись, какое-то время на тумбочке, курсант падает. Инстинктивно делает шаг вперёд и просыпается. Потом всё повторяется сызнова. И ещё раз и ещё. Пока не научишься спать, не падая. Раскачиваешься из стороны в сторону, но стоишь, спишь. Мозг держит равновесие и мышцы в напряжении, не позволяя тебе осесть. Можно и прислониться плечом к стене. Но, там стенд с документацией суточного наряда, его-то можно и сорвать плечом. Так уже было, кто-то из третьего взвода и сорвал. Грохот был такой, что почти вся казарма проснулась. А, поэтому - учись спать стоя. Некоторые умудрялись так спать, не просыпаясь, и по полчаса. Чтобы не проспать проверяющего или дежурного по роте, то оставляли на лестничной площадке ведро пустое. Вроде, как пол только что помыл, да, забыл убрать. Не знающий проверяющий заденет, открывая дверь в казарму, и тут просыпаешься. Еще один момент способствовал нашему чуткому сну. Есть в армии мастика для натирки полов. Появилась мода натирать ей и лестницы. И блестит, и грязь не так липнет. И скользко. Не привычки можно навернуться. Всё бы ничего, да, как-то кто-то из дневальный проеб...л ведро. Его спизд...ли. Скорее всего, мудаки из сорок первой роты. А, кому ещё больше. В одном подъезде живём, чужие здесь не ходят. Потом пришлось отвлекать внимание наряда из сорок первой, и у них тащить ведро. Нет ведра - не сменишься с наряда. А, вот так, оставаться на вторые сутки без отдыха - не хочется! А, спать хочется всегда! И без нарядов. Не высыпаешься ночью. И всё тут! Есть пять минут - спи! Есть свободные полчаса - выпишься! Главное, чтобы не поймали! Такое ощущение, что вся система в армии направлена на то, что бы всегда хотел спать и тогда у тебя будет одна мысль, не как сорваться в самоход, а спать! Вон, Димка Головнин из первого взвода, что со мной в наряде, так он каждую ночь, когда не в наряде или на работах, рвёт в самоход, потом днём как зомби бродит. Отсыпается как слон на лекциях или на самоподготовке. Как кот. Ночное животное. Лёва Ситников, так тот сделал проще, он познакомился с девахами с местного - училищного узла связи. Позывной у нашего узла связи "Параметр". Девчонки-связистки живут в "Пентагоне" -- ДОС (дом офицерского сотава). Там несколько квартир выделили под общагу. В этом же и соседнем с ним доме живут Баров и Зёма. Лёва рискует, очень рискует нарваться на ротного или взводного. Но, как говорится, охота пуще неволи! Девчонки тоже не против не поспать ночью из-за Лёвкиных заходов. Да, и Лёвы не только там подружки. Худющий как чёрт, а шарится по всей округе, и девчонки сами от него без ума. Вечером прибегают на КПП, и договариваются с ним. Уговаривает он их с полуслова. Молодец! А по мне лучше поспать, чем "мотать" на конец чего-то там. Хотя... Порой очень даже хочется. Но, это когда высплюсь. А, так - сплю стоя, как боевой конь. Отмотав свои наряды вне очереди, понял, что лучше обойтись без "орбиты"! В армии летом можно ходить в шинели, а зимой - в одной куртке. Всё зависит от погоды. И лето бывает холодным, и зима - жаркой. Все дело в головном уборе. Если в мае пойдет снег, то можешь ходить в шинели, но на голове - пилотка. И хоть разбейся о стену, но никто не даст тебе шапку. Не положено. Был приказ о переходе на летнею форму одежды? Был. Никто из-за тебя не будет отменять приказ. Точно также и по зимней форме одежды. В октябре тепло - ходи в шапке. И мозг расплавленный может капать у тебя из ушей, оставляя жирные разводы на погонах. Никого это не волнует. В армии хоть и безобразно - зато однообразно! Капитан Баров нам постоянно втолковывал эту армейскую мудрость. Хоть не наступила еще зима, когда гражданские достают зимнею одежду, вытряхивая, нафталин с кладбищем моли, погибшей за лето, пришло время нам оборудовать шинели. Нам выдали шинели. Сначала выдали всему батальону. Только наш доблестный Бударацкий, традиционно, прозевал "вспышку", и наша рота получила шинели на складе последними из батальона. Вечером. После ужина. Утром - строевой смотр батальона в шинелях. Шинелей со склада привезли по количеству личного состава роты. А, размеры... Размеры были, в основном, одинаковые. Получали "на глаз". Моему взводу повезло. Все-таки, каптер был наш. И получали повзводно. Нам снова повезло. Наш взвод - второй. Чтобы мы под шумок не сорвались в самоход, с ними остались ночевать два взводных - Вертков и Тропин. Юрка Алексеев выдавал шинели под чутким наблюдением Бударацкого. Хоть и просили по размеру, не всегда получалось. В тесной "бытовке" сложно было развернутся, что уже говорить, про примерку шинелей, которые годами лежали на складе. Толстое сукно не разгибалось на сгибах, казалось, что так и будем ходить с полусогнутыми руками. Швейк одел свою шинель. Она была длинная и огромная как по росту, так и по размеру. Шалашом она стояла над ним. Он пошел к Бударацкому чтобы поменять. Но этот козёл лишь завопил, что после четвертного взвода. Поп, не долго думая, попросил у Пинькина его шинель, сверху надел свою. Она и тогда была ему велика, и пошел к Верткову. Слон посмеялся, отвел к Бударацкому, протиснулся с Женькой через третий взвод и коротко приказал старшине: - Поменяй! Когда взводный ушел, Бударацкий зашипел на попа: - Знаешь, что в армии стукачей не любят? Их бьют табуретками и чмырят везде. Я тебе припомню! На! - старшина бросил Попову шинель. Женька стоял и улыбался своей обаятельной щербатой улыбкой. Молча. Это еще больше бесило Колю- соплежуя. - В нарядах сгною! Стукач! И всем скажу, что стукач. - Не надо петь военных песен! - кто-то из третьего взвода крикнул. - Он приходил. А вы его на хрен послали! - Я бы сам бы не стал носить такую шинель! - Конечно! Позорище, а не шинель! - Пирамида Хеопса над головой. В ней умрешь, и никто не заметит. - Кочевникам ее отправить надо, она вместо им сгодится вместо юрты! - Присел, а она над тобой шалашиком. Спи сидя! Бывшие солдаты, а ныне курсанты, оборудовали шинели рядом с нами, рассуждая о достоинствах и недостатках солдатских и курсантских шинелей. - Солдатская шинель - толще. - Точно. Толще. И цвет у нее более коричневый. - Скорее бурый. - А, самое главное, что берешь хорошую щетку металлическую... - Самая классная - с загнутыми зубцами. - Факт! - И начёсываешь шинель. - Как шуба получается. - Ворс стоит, что иголки у дикобраза. - Теплее! - Солдатская толще, теплее. - Но, не такая красивая! - Самая красивая -- это полковничья! Она - черная! Броуновское движение в казарме продолжалось. Подшивали, примеряли. Полы нужно аккуратно подрез