на
"губе" суток трое, ну, в  отпуск зимний можешь  задержаться и не поехать. А,
то и  вообще  вылететь из училища  в  войска. Но, желание  женской ласки  не
останавливало желающих.
     Рядом проходила  тропа  Хошимина,  которая звала,  манила.  Вечером,  в
курилке, из  окон  было  видно,  как  наши  старшие  товарищи  из  различных
батальонов устремляются в город, потом возвращались оттуда.
     Иногда  устраивали офицеры засады на тропе, но  никого ещё  не  ловили.
Прячась в  тени, подобно  опытным  охотникам, ждали  когда  зверь выйдет  на
тропу,  но  зверь-курсант  верхним  чутьём  чуя  опасность  уходил запасными
тропочками.
     А, то и вообще были случаи, которые  передавались из  уста в уста,  как
внештатный  начальник  гауптвахты капитан  Вытрещак,  по кличке "Вася, вытри
щёку",  одел  курсантскую  шинель  и  встал   возле  забора.  Вот  очередной
самоходчик  собирается  спрыгнуть  с  забора,  Вася протягивает к нему руки,
вроде, как помочь, но тот видит, что не друг его ждёт. С удивлением опознает
Васю и воплем:
     - Бля! Вася, вытри щёку! На! Держи!
     Спрыгивает с забора,  и уже в полёте, со всей дури  бьет  его по голове
бутылкой портвейна, что нёс в казарму. Бутылка была  не слабая, 0,7 литра. У
капитана была на голове шапка офицерская с курсантской  кокардой.  Она-то  и
спасла  его голову  от  разрушения. Ну,  и, наверное, долгий  опыт службы  в
армии, также привнёс в безопасность свою толику.
     Например, мозг ссыхается, а кость утолщается. Короче, Вася, выжил, даже
сознание не потерял. Только принял  портвейн из  разбившейся бутылки за свою
кровь  и долго  и  истошно орал. Прибежал  в медсанчасть за первой  помощью.
Когда  его  обтёрли  и  успокоили,  что  кроме  шишки  на голове, безнадёжно
испорченной формы, даже сотрясения мозга нет. Видимо, оттого, что и мозга-то
нет. Сотрясать нечего. Один  мозжечок остался.  Налили ему  немного  спирта,
вкололи укол от столбняка, и отправили восвояси.
     Так  вот,  первым  в самоходе  "залетел"  бывший солдат, а ноне курсант
Егоров. Его быстро вычислили, Вертков пришёл ночью и пересчитал по головам и
иным конечностям спящих. Нет Егорова.
     Меня  как "замка" подняли.  Я тёр глаза  и божился, что  не знаю где он
прячется. Но, когда дежурному по роте было сказано, что он поутру вылетит из
училища  как  пробка  из  шампанского  -  быстро, шумно,  показательно,  тот
сознался, что Егоров ушёл около двадцати трёх. И оставил адресок, если будет
возможность,  отправить  за  ним дневального,  в случае  шухера.  Съездили с
Вертковым на шальном, заблудшем трамвае на Южный, в частном секторе отыскали
нужный дом,  и подняли довольного Егорова. И девчонка у него была хорошая...
Я бы сам с такой познакомился. Она, дурёха, цеплялась за него, как будто его
на расстрел уводят. Плакала, заламывала руки.
     Как ночью добираться?
     - Егоров, твой залёт воин? - Вертков строго спросил.
     - Мой! - тот лишь понуро кивнул головой.
     - Ну, тогда лови такси, и вези нас в казарму.
     Егоров  долго стоял у обочины, пытаясь кого-нибудь остановить. Никто не
останавливался. Пошли пешком.
     Ну,  а  поутру, Вертков  подал  рапорт  о  "подвигах"  Егорова,  и того
отправили дослуживать в войска. Было печально смотреть, хоть и не в ладах  я
с ним был,  когда, он перешил погоны, черные,  с двумя  жёлтыми  полосками и
буквой "К" (курсант), на чёрные с буквами "СА" (Советская Армия).
     Все подходили и  прощались  Было  жалко. Егоров  сам с трудом сдерживал
слёзы в глазах.
     - Жалко парня. - сидя в курилке мы обсуждали Егорова.
     - Я даже предлагал ему соврать Зёме, что, мол, девчонка беременная!
     - Да, я  видел как она  за ним убивалась, будто  мы гестаповцы, поймали
партизана и сейчас поведём пытать, а потом расстреляем. - я хмуро плюнул под
ноги.
     - Так Егоров сказал, что ему плевать на девку. Лучше уж снова в войска,
чем жениться на ней!
     - Офигеть!
     - Не говори!
     - Я думал, что у него любовь.
     - Ага, любовь! Просто "шишка" зачесалась.
     Следующим "залётчиком" был Колька Панкратов. Этого вычислил дежурный по
училищу. Тоже путём подсчёта конечностей спящих.
     Как Коля не "мазался", мол в соседнем батальоне, печатал  фотографии  у
земляков,  и  его  "зёмы"  клялись  и божились, целовали  "Устав  внутренней
Службы", что Колька был с ними. Не верили ему и всё тут!
     Но, до конца не пойманный, значит - не самоходчик.
     Сидели  на сампо  уныло. Не прошло и недели, как  снова может уйти член
нашего взвода. Думали как Панкрата отмазать. Предлагали  всякие предложения,
в том числе и сходить, переговорить с  кем-то там. Поручиться за Кольку. Но,
как-то малоубедительно всё звучало.
     Шкребтий Юра вкрадчиво произнёс:
     - После окончания же мы все в Афган поедем?
     - Ну, поедем, и что?
     Народ недоумевал.
     -  Коля,  ты напиши  рапорт,  что,  осознал.  Обязуюсь больше такого не
повторять. А, после окончания училища направить служить в Афганистан.
     - Мысль! Молодец, Юрок! - Фомич хлопнул маленького, по сравнению с ним,
Шкребтия.
     - Ну, ты, Бандера, и загнул!
     - Ну, ты и еврей!
     - Когда хохол родился - еврей заплакал!
     -  А,  этот  с Западной  Украины! Значит,  католический еврей! То  есть
хохол! Запутался совсем!
     - Не забудь добавить, что обязуешься в Афгане смыть свой позор кровью!
     - Лучше вражеской!
     - Бля! Это настолько по-идиотски звучит, что, пожалуй, и сработает!
     - Может сработать!
     - Так, что в рапорте писать, сознаться, что в самоходе был?
     -  Если  ты  идиот, то  сознавайся, а  так,  просто  напиши,  что ходил
печатать фотки для ротной стенгазеты в соседний бат.  Вот это  и  признавай.
Тут, вроде, как  и  идейная хрень. Активист, комсомолец, ударник. Ради этого
дела общественного по ночам не сплю. Ну, да, нарушил, что после отбоя пошёл.
Попался, вот за это  и не казните, меня добрый дяденька начальник училища, а
отправь после  выпуска  исполнять интернациональный  долг  в горно-пустынную
местность с жарким климатом.
     -  Ну,  ты  и  загнул!  "Добрый  дяденька  начальник  училища"!   Нашёл
добренького полковника Панкратова! Ха!
     - Это, так, для образа.
     - А, это мысль!
     - А, может, пойти к нему на приём и сказать, что ты его родственник?
     - Не надо. Тогда точно выгонит. Образцово-показательно расстреляет,  то
есть выгонит из училища! Перед строем, на большом разводе спорят погоны.
     - На фиг такой позор! Лучше сразу застрелиться.
     -  Да уж, позор на всю  жизнь! Погоны сорвать! До гроба не отмоешься от
этого.
     Помолчали. Каждый мысленно представил как это стыдно. Не дай Бог!
     На том и порешили.  Колька  сел писать  рапорт, мы  все  ему  помогали,
только  раза  пятого  одобрили  вариант   рапорта.  Кратко,  ёмко,  понятно,
доходчиво.
     Так как командира взвода у нас штатного не было, я подписал внизу:
     "Ходатайствую по существу рапорта курсанта Панкратова." Подпись, дата.
     - Пиши аккуратно!
     - Твой почерк потом хрен кто разберёт!
     - Да, стараюсь я! - огрызался я, тщательно, чтобы было понятно, выводил
буквы.
     И,  действительно,  Кольку оставили.  Чёрт знает, что сработало, но его
оставили. Мы даже обсуждали, представляя,  как  принесли начальнику  училища
рапорт панкратовский, подписанный всеми, тот прочитал. И скупая командирская
слеза  скатилась  по полковничьему лицу. Он ее  смахнул  и  начертал  резко,
размашисто резолюцию, мол, оставить  курсанта Панкратова  служить,  а  потом
отправить в ДРА, для выполнения интернационального долга.
     Публично    был    наказан    суточный    наряд,    который    допустил
несанкционированный выход  Кольки из казармы в  ночное время суток. Панкрату
отмерили  пять  нарядов  вне очереди.  Тяжело,  конечно,  но не  смертельно.
Главное,  что  остался  он  учиться  и  служить. А,  всё остальное - ерунда.
Разберемся!
     И  ещё.  На  негласном  совете  роты,  в  курилке, было  принято  такое
соломоново решение. Если хочешь идти в  самоход - через окно. Наряд суточный
не подставлять.
     Старун  пообещал,  что  если  кто  из наряда выпустит  самовольщика  из
казармы, то  вместе с ним, вылетит из училища. Ну,  а на месте дежурного или
дневального по роте мог оказаться каждый.
     Казарма старой постройки. Потолки высокие. Второй этаж. Примерно, как в
нормальном панельном доме - третий этаж. Что делать?
     Если связать простыни, то можно и попробовать.
     Теперь  уже делали хитрее. В  каптёрке брали подменку, в  ней  ходили в
самоход.  Форма должна лежать  на  стуле,  когда  "по  ногам" считают, также
обращают внимание  на наличие формы и сапог. Под  одеяло - свёрнутую шинель.
Их никто не считает.
     Двое  товарищей,  а  то и трое, держат простынь, любитель женского пола
спускается вниз. Тут есть и несколько способов спуска.  Просто обвязаться, и
товарищи тебя спускают вниз. Второй способ, когда, просто держишься, и  тебя
также спускают. И когда простыни держат, а ты спускаешься, перебирая руками.
     Из третьего взвода Ильгиз Сакаев и Олег Иванов решили сходить за забор.
Стали вдвоём сразу спускаться вниз, где-то на уровне потолка  первого этажа,
пола второго этажа, увидели в кустах притаившегося дежурного по училищу.
     - Шухер! Дежурный по училищу!
     Иванов отпускает руки, падает вниз, сверху на него - Сакаев.
     Подрываются  и,  Сакаев,  поддерживает  Иванова,  тот  сильно  хромает,
устремляются в  подъезд родной роты. Залёт,  конечно. Но, палево конкретное,
если сейчас дежурный поднимется и пересчитает по головам...
     Дежурный по училищу, вместо того, чтобы рвануть вслед за хромающей и не
очень фигурами, пытается поймать кусок  простыни, что ещё свисает сверху. Он
даже поймал её.  Но четверо молодых  могучих  курсанта  стали  поднимать  её
наверх. Заодно втягивая внутрь и дежурного по училищу.  Протащив часть пути,
поняв, что-то отчего тяжело, кто-то выглянул наружу.
     - Оху...ть! Дежурный!
     - Бросай!
     - Это  моя  простыня! Не дам! Старшина потом голову снимет, когда бельё
менять.
     - Поднимем, а потом простынь отберём!
     - Бросай на хрен!
     - Я тебе свою отдам! У меня зёма каптёр - договорюсь!
     Дежурный слышал все эти переговоры, и понял, что если сейчас его втянут
наверх, то потом, могут и отпустить, а лететь  почти с десятиметровой высоты
- страшновато. Отпускается сам. Пустая простыня взлетает наверх, исчезает  в
темном проёме окна.
     Дежурный  по училищу  бежит  наверх, в  нашу роту. Но,  там всё чинно и
благородно. Суточный наряд не спит, драит казарму, не покладая рук.
     - Кто сейчас вбегал?
     - Никто!
     У дежурного  и дневальных честные,  удивленные лица. На все  расспросы,
угрозы,  увещевания, снова  угрозы, наряд  стоит  на своём. Никого  не было.
Может, вам, товарищ подполковник всё это примерекалось?
     А, вы уверены, что это  окна нашей роты были, а не соседей через стенку
- сорок третьей? Точно?
     Кто вас пытался втащить в окно на простыне? Это точно? Может, вам того?
Нехорошо?  Водички принести?  Да, никто над вами  не издевается1 Есть! Никак
нет! Всё поутру доложим командиру роты!
     Дежурный просчитал всю роту дважды. Все на месте.
     Что-то, бурча под нос, дежурный удалился прочь.
     История  на  этом  не  заканчивается.  Примерно  через час, по-прежнему
томимые любовной лихорадкой, Сакаев и Иванов вновь  решили  испытать судьбу.
Но, явно это был не их день.
     Дежурный снова встал в засаду,  и  не ошибся в  своих расчётах. Он тоже
был когда-то курсантом. И тоже ходил в самоход. Он  - опытный! Он знает!  А,
ежели  чего советский  курсант  захочет,  то  добьется  и  по  фигу ему  все
препятствия!
     Первым полез Сакаев.
     - Ты - первый! Если и полечу вниз, то на тебя! - Олег был категоричен.
     И, вот уже когда они были на том же месте, что и первый раз, из темноты
вышел... дежурный по училищу!
     Теперь первым вниз  с матами шёпотом  полетел Ильгиз, за ним -  Иванов.
Товарищи  наверху  не стали ждать,  затащили  моментально  связку  простыней
наверх, захлопнули окно.
     Сакаев  и  Иванов, со  вновь ушибленными  коленями,  рванули  в  родную
казарму. Сакаев, по пути выдернул кол, что придерживал трубы, приготовленные
для  ремонта  казармы. С  ужасным  грохотом,  звоном,  трубы  раскатились  ,
дежурный,  чтобы  остаться  с  целыми  ногами,  остановился.  Этого  времени
хватило, чтобы  двое хромых,  поддерживая друг,  как два  раненных пингвина,
ушли от погони. Доковыляли до родного этажа. Там  их дневальные бегом, почти
на руках, дотащили до кроватей.
     Спустя  секунд  тридцать  появился в дверях... Правильно,  дежурный  по
училищу! Он был красен от злости и обиды, полон решимости довести до конца и
поймать самоходчиков.
     Грохот от раскатившихся труб разбудил многих курсантов,  и они, лениво,
жмурясь  на свету,  почесывая  различные  места, медленно  брели  в  туалет.
Справить нужду, да, перекурить.
     Дежурный  буйствовал, бушевал. Сначала потребовал  разбудить  старшину,
потом замкомвзводов. Ну, а потом уже и всю роту.
     Ничего  не  понимая,  все  построились  на "взлетке",  старшина  провёл
перекличку. Все на месте.
     Во  время поверки  дежурный  по  училищу  ходил  вдоль  строя,  пытаясь
опознать кто же там парашютировался в темноте. Не смог.
     Потом   обратился  с  пламенной   речью,   призывая  выйти  добровольно
самовольщиков. Ага! Ищи дурака!
     Кто-то уже не выдержал:
     - Товарищ подполковник! Вы завтра днем спать будёте, а мы учиться целый
день! Ну, не ходят  в  нашей роте  в самоходы. Вы в соседней роте  спросите.
Может, это они ходили?
     -Ага! Они это могут!
     - Нас постоянно путают.
     - Точно! Они ходят в  самоходы,  а нас проверяют. Их проверьте, товарищ
подполковник!
     -  А,  может, вы  сами  в темноте трубы  развалили, споткнулись,  а нас
сейчас всё свалить желаете?
     Дежурный аж подпрыгнул  на месте.  Но, ничего  он не мог ни сделать, ни
сказать.  Нет  самоходчиков, а трубы  раскатаны.  Радченко  за такие вещи по
голове не погладит!
     Поорав  ещё минут десять, дежурный удалился.  А  Сакаев с  Ивановым еще
несколько  дней  ходили  в  конце  строя  походкой  Паниковского,  заботливо
поддерживая друг друга.
     Вся  рота  тихо  смеялась над  ними,  ничего не  говоря  офицерам.  Те,
пытались учинить разбор  полётов, но так как  нечего было  предъявить, то  и
разбора  не  получилось.  По  указанию  комбата,  с  каждой   роты  выделили
курсантов, и они закатили раскатившиеся трубы назад.
     Сакаев пытался сослаться на слабое  здоровье,  но его с Ивановым быстро
отрядили в команду. Никто не  заставлял идти во второй раз. Тогда бы и трубы
были на месте.
     На этом злоключения Ильгиза не закончились. Через неделю, когда  колени
поджили, и походка перестала быть вихляющей как у старой  шлюхи из портового
города, Курсант  Сакаев снова отправился в ночной поход к своей даме сердца.
Снова, связка простыней,  три человека держат простыни....  И опять дежурный
по училищу в засаде...
     И...  Это уже не  смешно.  Но, Сакаев  бросает  простыню,  и ...  опять
падает. На этот раз падает в полной темноте на колени.
     Дежурный  с  криком:  "Стой! Стрелять буду!" бросается за ним. Дежурный
вытаскивает пистолет!
     Но, Сакаев не  прост! Его так просто не возьмёшь, даже с пистолетом! Он
бросается прочь от дежурного. Походка привычно вихляющая. Но! Выучка Земцова
она и  есть и  никуда  не уйдёт! Что - что,  а бегать  мы научились! Ильгиз,
подобно зайцу  делает  круг через  малый плац, чипок, автомобильную кафедру,
потом становится на свой же след, и возвращается в казарму...
     И  как  прежде,  врывается в  казарму дежурный, а там...  Тишина.  Спит
казарма, дневальные  мирно трут пол и зеркала в бытовке, очки в туалете  уже
надраены. Все спят.
     Тот кричит что-то невнятное. Оно и понятно, он же не бегает по утрам на
физзарядке с капитаном  Земцовым. И поэтому не способен  на такие длительные
забеги!
     Снова "Рота! Подъём! Строиться на взлётке! Форма одежды - свободная!"
     Курсанты подрываются.  Все  сонные.  Злые. Сколько можно  уже по  ночам
подрывать! Заколебали уже эти дежурные!
     Ищите самоходчиков в других ротах. Их дрочите! Задрали уже!
     Всё почти все бурчат  под нос, выстраиваясь на поверку. Сакаев давно же
раздевшись, взъерошив короткие волосы, с сонным, пох...стическим видом стоит
в  строю. Всех проверили. Все  на месте. Даже  и кого не было, кто-то должен
был  проорать  "Я".   Казарма  маленькая,  на  такую   "китайскую"  роту  не
рассчитано. Наши взводные офицеры, мало, что знали всех курсантов по голосу,
подстраховывались, вызывали курсанта, он выходил из строя,  и шёл в спальное
помещение.  А, этот... Даже, если бы  и не  было Сакавева, он бы и  не понял
этого. В ту ночь человек десять было  в самоходе. Дежурный ещё побегал вдоль
строя, вглядываясь в лица,  в надежде опознать бегуна. Не  нашёл. Так и ушёл
не солоно хлебавши.
     У Сакаева не на шутку разболелись колени. Что делать? Тащить в санчасть
- дежурный тоже  не дурак. Сопоставит всё, и поймёт.  Сакаеву для  анестезии
налили одеколона.  Буквально заставили  выпить. Он не хотел, но, что делать?
Надо, Ильгиз, надо! Поутру у него поднялась температура.
     Думали- придумали.  Когда  рота  спускалась на физзарядку утром,  а  на
построении присутствовал командир третьего  взвода капитан Тропин, то он сам
видел, как  на  лестнице курсант Сакаев поскользнулся, и  упал. Курсанты его
подняли.  Лицо  бледное, мокрое от пота.  Что делать? Конечно, же, несколько
курсантов подхватили товарища и под руководством командира  взвода отнесли в
медсанчасть.  Ну, а там... Вызвали "Скорую",  отвезли  в  больницу. КОЛЕННЫЕ
ЧАШЕЧКИ БЫЛИ СЛОМАНЫ!!! И Сакаев с такими переломами уходил от погони!
     Все, кто был в курсе  его  подвигов, были восхищены и поражены. Ильгиза
положили   в   городскую   больницу   на   две  недели.  Где   этот   хитрый
курсант-первокурсник,  познакомился с медсестрой,  и...  Закрутил  небольшую
любовь! Молодец Мужик!
     И продолжились самоходы! Если посмотреть с тыльной  стороны  на здание,
то  чёрные  полосы  от  следов  - дорожки. От поддонника  до низа. Зачастую,
приходилось  подниматься  наверх по  простыням. Офицеры караулили у входа  в
казарму или же особо вредный  дежурный по роте стоял. Некоторые  сержанты из
сорок  первой  роты   также  старались   выслужиться   и  пытались   сдавать
самоходчиков из сорок второй роты. Вот такие они люди! Уроды! Чмыри! Гондоны
и пидарасы! Не все, конечно, но  были, были... Ключко поощрял стукачество, в
отличие от ненавидимого нами Земцова.
     Как-то утром Земцов построил роту, принял доклад. Скомандовал:
     - Курсант Лучшев!
     - Я!
     - Выйти из строя!
     Олег Лучшев из третьего взвода вышел, чётко развернулся лицом к строю.
     -  Так,  вот, товарищи  курсанты! Сегодня  курсант  Лучшев находился  в
самовольной отлучке!
     - Никак нет, товарищ капитан! - Олег стоял как рак красный.
     - Я  знаю,  товарищ  курсант!  Я  констатирую этот факт!  Но,  не я вас
поймал! Не командиры взводов вас  не поймали! А, вас заложили! Так, товарищи
курсанты!  Запомните!  Я  - ненавижу  стукачей! Выйди из строя и доложи  при
всех!  Это  - настоящий поступок,  а бегать ко мне и закладывать товарищей -
стыдно и  позорно! Я  запрещаю  ходить ко мне  ябедничать на товарищей! Если
узнаю, что  кто-то бегает к комбату, замполиту или ещё к кому-то, а я узнаю!
Накажу сурово!  Со всей пролетарской  ненавистью  и жестокостью! Беспощадно!
Вплоть до отчисления из училища! Всем понятно?
     -  Так  точно!  -  не   стройно   ответила  рота,  пораженная  тирадой,
наполненной гневом Земцовым.
     - Не понял. Не слышу. Всем всё понятно?
     - Так точно! - рота ревела уже.
     - Курсант Лучшев!
     - Я!
     - За слабую строевую подготовку лишаю вас очередного увольнения!
     - Есть лишение увольнения! - отдал честь Лучшев.
     - Вам всё понятно, товарищ курсант?
     - Так точно!
     - Встать в строй!
     - Есть!
     Чётким строевым шагом Олег встал в строй.
     Рота  потом  ещё несколько дней обсуждала поступок Земцова. То, что это
был поступок, никто не сомневался. Вот так, отрубить стукачей от себя. Раз и
навсегда. Это вызывает уважение. Конечно  он нас е..ёт и в хвост  и в гриву,
но  поступает как мужик! Вернее, как настоящий офицер. Это поневоле вызывает
уважение.
     В отличие от той же сорок первой роты, где стукачество было возведено в
ранг обязательных вещей.
     Сорок первая особо в  самоходы не ходила, хотя и размещалась на  первом
этаже,  открывай окно, и вот она, в трёх  метрах -  тропа Хошимина. Но, нет.
Все боялись, что  поутру товарищ заложит  ротному.  Конечно, Зёма  далеко не
сахар в меду, но после его гневной речи, мы его зауважали. Крепко зауважали.
     Тем временем  всё  шло  своим чередом. Учёба,  самоподготовка,  наряды.
Изнуряющая обстановка с  дураком Бударацким. Этот деградант, имея под  рукой
график дежурных по роте, это когда, кто  командир, по очереди ходит дежурным
по роте,  каждую  вечернею поверку спрашивает  кто  от каждого взвода идёт в
наряд. Всего получалось  четыре  человека.  Дежурный.  Два дневальных и один
"официант".  Тот, кто накрывал на роту в  столовой,  потом мыл посуду за всю
роту. Должность хлопотная, но, кому-то надо  было кормить нашу роту. И так в
каждой роте училища.
     Получалось, что  четыре  взвода,  от каждого по одному человеку. Мы, на
сержантских должностях, спокойно  распределили между собой график - очередь.
А, Коле Бударацкому было  лень смотреть. Поэтому, он просто поднимал голову,
а, стоял он как правило, напротив Бугаевского из моего взвода, либо Муратова
- "комода" первого взвода.
     Вот  и  зашли  они "на орбиту". Бугаевский  и Муратов. "Через  день  на
ремень".
     Вечером сменился  с  наряда  часов  в  двадцать. С  утра как вся  рота.
Зарядка, утренний осмотр, завтрак, потом учёба до обеда.  Потом  четыре часа
на  подготовку к наряду, и  снова в наряд. А, на занятиях, никого не  е...ёт
был в наряде, болел, или ещё  какая-то уважительная причина. Ладно, если ещё
тема не  секретная, можно взять  у  товарища  конспект, и ночью  переписать,
изучить учебник, что-то спросить. Никто не  откажет.  А, вот, если секретная
тема... То.. хоть волком вой. Никто  тебе не вытащить  секретную  тетрадь, и
учебник  секретный  в  казарму  не  притащит.  Это  -  табу!  Могут  вкратце
рассказать о  чём речь шла,  но подробности,  да кто же их помнит. Это  надо
учебник  или конспект смотреть. Зачастую многие конспекты представляли собой
"график засыпания". Это когда  поначалу слушаешь, а потом засыпаешь на ходу,
и ручка медленно, но неуклонно сползает вправо вниз. Просыпаешься, либо тебя
в бок толкают, и снова пишешь, пишешь, а потом... снова, вправо, вниз.. Если
аудитория большая, где сидит вся рота, а то  и несколько рот, то тогда  есть
возможность  залезть  под парту,  где  тебя не увидит препод, и спокойненько
продрыхнуть всю  лекцию.  Особенно хорошо  спать на "Истории КПСС" и  прочей
гуманитарной фигне.
     Хорошо  быть  гуманитарием.  Например, замполитом. "Мели,  Емеля,  твоя
неделя!"  А, вот попробуй поспать на физике,  когда лекции  читает начальник
кафедры грозный Матвеев. Или на высшей математике, когда Кубрак читает.
     Что у  одного, что  у  другого была задача  - внести в наши головы свой
предмет.
     Мне-то благо,  что всё это было повторением, да, ещё  в усеченном виде.
Термодинамику  по  физике в училище  проходили, так,  боком, вскользь,  зато
тщательно раздел по электричеству - тщательно. По высшей математике тоже всё
относительно.  В  гражданском ВУЗе этот  предмет  более углубленно  студенты
"грызли".
     А, каково  было парням  из сельской  местности,  когда  они  торчали  в
нарядах из-за  старшины,  а потом должны  были докладывать  на семинаре  или
писать  контрольную  работу.  Вот  и  получалось,  что из-за  бездельника  и
дуролома Буды, страдали толковые парни.
     Старшины пользовались привилегиями со стороны командования. Держи  роту
за горло, а экзамены ротный  сдаст.  Но, старшины -  выходцы из войск других
рот  грызли гранит. Пусть у них не очень-то получалось, а  старшина наш  был
любителем прохалявить занятия. То, что он на всех лекциях спал бессовестно -
отдельная тема.
     Преподаватели его  уже просто  загоняли на  последние ряды, а некоторые
выгоняли с лекций.
     Ему это понравилось, и  он  начал просто  приводить роту  на занятия, а
потом идти в казарму, и под видом важных дел  "давить массу" в каптёрке. Всё
бы ничего, но и  приобщил  к этому пагубному делу  и своего каптёра  - моего
подчиненного Юру Алексеева. Мол, Бог  не выдаст, а свинья не съест. То есть,
ротный прикроет.
     Ротный  ротным,  но когда  ты  туп  как  пробка,  и даже  представители
национальных  республик.  Плохо  говорящие  по-русски,  на  семинарах  более
толковы, чем ты,  то у преподавателей  как-то закрадываются сомнения о твоих
умственных способностях.
     Тем более, что многие занятия нужно было "брать задницей". Например, ту
же самую  Азбуку Морзе, и  тренироваться  в  классах, принимая  и  передавая
группы  на  время,  постоянно   требовалось  наращивать  скорость  приёма  и
передачи.
     Закончилось тем, что Бугаевсому до чёртиков надоело быть "на орбите", и
он как-то нашёл где-то искусственный цветок и воткнул его себе в куртку, под
пуговицу.
     Заходит ротный в расположение. Дневальный:
     - Рота! Смирно! Дежурный по роте, на выход!
     Буга   несётся,  за  несколько  шагов  переходит  на  строевой  шаг   и
докладывает:
     -  Товарищ   капитан!   Во  время  Вашего  отсутствия  происшествий  не
случилось! Рота занимается согласно распорядка дня! Дежурный по роте курсант
Бугаевский! - чётко шаг в сторону.
     Молодцеватая выправка. Ни дать, ни взять - красавец.
     Зёма:
     - Вольно!
     - Рота, вольно! - орёт в сторону спального помещения Хохол.
     -  А,  это,  что,  товарищ курсант? - ротный  пальцем задевает  цветок,
торчащий у дежурного по роте.
     -  Для  меня,  товарищ  капитан, каждый  наряд как праздник! - радостно
рапортует ему Бугаевский.
     Ротный смотрит на него и понимает, что у Серёги  явно  "крыша съехала".
Ему уже всё по х..ю. В глазах читается и в его посеревшем от усталости лице.
А, у него ключи  от оружейки, где много-много автоматов, и немало  патронов.
Пусть и в цинках, на случай войны,  но, если  сорвётся курсант, то много дел
может натворить. Не сразу его  выкуришь из укрепленного  помещения, да,  еще
вооруженного до зубов. А, может, и с собой что-нибудь сделать. Лют, конечно,
Земцов, но не дурак, далеко не дурак.
     Отпустил Бугу дальше нести службу  и зашёл  в  каптерку,  там  старшина
сидел.  Минут  через  пять комроты  вышел  к себе  в  канцелярию, а  за  ним
Бударацкий с листами наряда.
     - Бугаевский! Дежурный!
     - Я!
     Буга снова подходит строевым  шагом к старшине, как и ротному,  и чётко
рапортует, что прибыл по его приказанию. Цветочек на месте.
     Буда, выдирает цветок, кидает на пол, топчет в припадке ярости.
     - Ты,  что, ротному жаловался? Да, ты знаешь,  со  стукачами в  войсках
делают?
     - Никак нет! Не жаловался!  - Буга безмятежно улыбается, глядя  в глаза
старшине.
     Ему уже всё  равно. Он на грани чего-то там. Или спать  сейчас упадёт и
будет ему по фигу на всех, или кому-нибудь в морду даст. На "губу" отправят,
а там всё равно отоспится.
     И думает Серёга, что дёрнись, старшина, и зубы я тебе  выставлю. Вокруг
собрались  многие  курсанты.  Кто-то просто  из  любопытства,  а  наш  взвод
понимал, что возможна драка.
     Бывшие  солдаты  тоже подтянулись. Они,  по  привычке  были  на стороне
старшины роты.
     Ну, что же драка, так драка. Давно ничего не было. Дело было у тумбочки
дневального.  Дневальным  стоял  на  тумбочке  Андрюха Кириллович,  он  тоже
напрягся. Этот не подведёт. Олег Алтухов тоже продирался сквозь зевак. Взвод
подтягивался. Данданов Женя, просто  так, между делом снял ремень с пояса, и
аккуратно,  просто так, не для драки, туго намотал его  на  руку, вроде  как
бляху начистить, а, кто знает, может кому-то и еб...ло.
     Старшина  ещё  не  видит, что происходит  вокруг, и продолжает орать на
Сергея:
     - Так, что же вы ему сказали?
     - Доложил, что наряд для меня как праздник! - Буга по-прежнему улыбался
самой, что ни на есть поху...ской улыбкой.
     - Ты знаешь как он меня еб..л! Ты знаешь?! А, ..
     Но не успел он закончить, как дежурный по роте ему докладывает:
     - Никак нет, не знаю!
     - Он мне  такого  наговорил!  А, всё  потому  что вы,  товарищ курсант,
стукач!
     - Я - не стукач! - Буга начал краснеть, адреналин в кровь попёр, улыбку
стёрло.
     Мгновение и уже не улыбка, а оскал  воина перед дракой, и весь красный.
Буда не успокаивается, сам себя распаляет, накаливая обстановку вокруг.
     Благо, что Тихонов подошёл:
     - Спокойно. Спокойно! Не стучал Бугаевский. Не стучал! Я сам всё видел.
А, то,  что  он  много по нарядам  ходит, так, это всё поправимо. Правильно,
старшина? -  и  уже  более настойчиво,  обращаясь  к старшине  -  Правильно,
старшина? - пытается его увести в каптёрку.
     - Ты, что?! Ты куда меня тянешь?  -  Бударацкий  пытается вырваться  из
объятий Тихонова
     -  Потом, потом, Коля,  я  тебе объясню. Всё  объясню! Пошли! - Тихонов
настойчиво толкнул старшину в сторону каптёрки.
     И уже на ходу, обернулся ко всем:
     - Что стоите? Разойдись! Ничего не будет.
     -  Чего не будет?  - Бударацкий снова  пытается  вырваться  из  объятий
Тихонова.
     - Идём, идём, ничего уже не будет. И Слава Богу! Что ничего не будет.
     Мы обступили Бугу.
     - Молодец, Хохол!
     - Это ты здорово с цветком придумал!
     - Всё, Серёга, сойдёшь с "орбиты"!
     - Да,  ладно! - Буга отмахивался от нас -  Надоело уже всё! Как в карты
проигранный.
     - Справедливость восторжествовала!
     - Ты сам-то понял, что сказал? Справедливость в армии?
     - Ну, ты и сказал!
     - Спасибо Земцову.
     - Ну, да, быстро врубился, что происходит.
     - И помог.
     Когда  в  выходные  нет увольнений,  а  у  нас их  нет,  то  становится
тоскливо. В армии самая большая проблема - Большая Скука.
     Из-за самоходов взводные, а сейчас и ротный почти всё время  проводят с
нами. Построения каждый час. Поверка. И не просто, а кого зовут, тот выходит
из  строя. Не  смотаешься  за  забор.  Только  вот  скоро  в  клубе какой-то
запиленный  фильм. Благо, что хоть не объявил ротный спортивный праздник. На
улице - хмарь,  дождь.  В такую погоду  поспать  бы.  Но,  ротный  запретил.
Выспишься днём - ночью на приключения потянет. Тоска.
     - Рота, строиться! - кричит дневальный.
     Выходит Зёма. В своих трусах и кроссовках.
     - Ну, сейчас устроим забег по центральной аллеи под дождём!
     - Я только форму постирал и погладил!
     - Задолбал уже он уже этими кроссами!
     - И так уже лучше всех в училище бегаем!
     - Значит, так, рота!  -  начал  Зёма, прохаживаясь пружинистым шагом  -
Устроим поединок по боксу! Мигаль, Дива!
     - Я!
     - Я!
     - Выйти из строя! Вы - рефери! Три раунда по три  минуты! Кто победит -
увольнение. Прямо сейчас! Ну, что согласны?
     - Так точно!
     Казалось, что окна вылетят от нашего восторженного рёва!
     Порвём ротного! Это же счастье-- набить ему морду за все издевательства
над нами!
     Нам тогда было по семнадцать - восемнадцать лет. И как наивны мы были!
     Но, вперёд!
     И  начались поединки! Ротный легко уходил  от всех атак, поддевая легко
то корпус,  то  голову  курсантов.  А,  иногда, и  заканчивалось  нокаутом и
нокдауном.
     Сам я в азарте кинулся на Сергея Алексеевича в атаку. Передо  мной было
уже пятеро, которых он победил, он вытирал лоб и грудь от  пота. Дышал ртом.
Ага! Значит, можно! Значит, нужно! Отомстить за все обиды, что накопились  у
меня  на него!  У  всей  роты!  Не фиг нас  дрочить! Сейчас я тебя  достану,
капитан!
     Мы закружились в танце, пытаясь обнаружить брешь в обороне  противника.
Делали ложные выпады, я уклонился, ротный ушёл красиво, незаметно в сторону.
Был вот здесь, ан, и нет его!
     Есть у меня друг Костя Подоляко. Он несколько месяцев ходил в секцию по
боксу. Пока нос не перебили  на тренировке. Кое-что показывал. Здесь  же  не
уличная драка!
     Делаю  ложный выпад правой, корпус наклоняю влево, сейчас, думаю, хук с
левой, да печени!
     Бля! Сижу на  заднице на полу и мотаю головой.  Ничего не понял! Рефери
считает надо мной!  Чего считаешь?! Да,  я сейчас,  этого  ротного  порву!!!
Пытаюсь встать, но снова сажусь на свою пятую  точку, кручу головой, пытаясь
прийти в сознание. Слышу как вдалеке:
     - Девять, десять! Всё!
     Меня  поднимают,  поддерживая за руки, расшнуровывают перчатки.  Другой
претендент на победу уже рвётся в бой.
     Придерживаясь за стены бреду в умывальник, разглядываю харю.
     Ротный приложил меня в  нижнею челюсть слева. Синяк  будет.  Зубы целы.
Несколько раз открыл рот, подвигал челюсть  вправо-влево. Всё на  месте! Но,
как красиво, быстро и незаметно! Я оценил его мастерство!
     Из спального помещения слышны подбадривающие крики болельщиков, а потом
грохот  мебели.  Судя  по разочарованным  вздохам  и  стонам,  победа  опять
осталась за ротным.
     Стрельнул сигарету, посмотрел  через мутное  стекло и дождь, там  виден
кусочек  улицы.   Эх,  свобода!   Воля!  Набил  бы  ротному   -  получил  бы
"увольняшку".
     Через  минуту  заходит  очередной поверженный.  У  того большая красная
шишка на лбу. Видя наши взгляды, поясняет:
     - Когда летел, о тумбочку шарахнулся.
     - А, куда он тебе попал?
     - По печени зарядил. - потёр ушибленный бок.
     Умывается.
     - Славка, есть курить?
     - Сам стрельнул. - кивок в сторону Балмина из первого взвода.
     - Не дам! Если я всех буду угощать кого Зёма нокаутировал, у меня пачка
сигарет за полчаса разойдётся! Не дам! Свои курите!
     - Я оставлю! - сделал пару глубоких затяжек, отдал бычок.
     - Спасибо.
     - Да, ладно! Жаль, что Зёма выиграл. В увольнение хочется.
     - А, всё-таки, он дал нам шанс набить ему морду! Не получилось.
     - Если  он с Мигалем бился или с Дивой, то, может, что и получилось бы.
А, с нами он как со щенками разделался. Да, уж.
     - Но, дал шанс.
     - Факт.
     - Ненавидите? Есть претензии - одевай перчатки. Бей!
     Из  спального  помещения   снова  разочарованный  стон.  Опять  курсант
проиграл.
     - Всё, я пошёл! - Балмин решительно направился на выход.-- А, то у меня
с вами никаких сигарет не хватит!
     В  этот  раз ни у  кого  не  получилось справиться с  ротным и  пойти в
увольнение. Зато было  о чём поговорить целую неделю. Даже нашлись стратеги,
кто тщательно  разбирали каждый бой. Все  искали  брешь в обороне Земцова. И
думала рота, кого из бойцов готовить для боя с командиром роты. Были горячие
головы, которые говорили, что у ротного свинчатка в перчатках. Нельзя же вот
так всех укладывать на пол!
     Но, те, кто  побывал на  полу знали, что  только  спортивное мастерство
привели к честной победе.
     Появилось  желание  победить.   А,  что  для  этого   надо?  Правильно!
Тренироваться! Тренироваться! Тренироваться! И не  только бокс, но и просто,
общефизическая подготовка! Перекладина есть в углу "взлётки",  там же штанга
с "блинами", гантели.
     И  вечерами  подтягивались,  делали подъем переворотом, склёпку  и  пр.
Вечером в этом спортивном уголке было много народу. Никто никого не торопил,
но  спортивные снаряды не простаивали. Впереди зачёт  по  физо. Не сдашь - в
отпуск не поедешь. Всё прозрачно и понятно.
     Серёга  Сухих из моего  взвода, старается. Он и так по физо - отличник.
Полностью оправдывает свою  фамилию и кличку  "Сухой". Как заведённый делает
подъём переворотом.
     Многие уже бросили свои дела, считают.
     - Сколько уже?
     - Сорок четыре!
     - Ух, ты!
     - Смотри, опускается полностью на вытянутые руки!
     - Серёга! Голова не кружится?
     - Хватит!
     - Дай другим покачаться!
     Когда уже перевалило за девяносто, все, кто были, с восхищением считают
хором, поддерживая Сухого!
     После  сто первого  раза, Серёга спрыгнул с перекладины, как  положено,
руки вперёд, ноги вместе, с небольшим сгибанием в коленях.
     Все зааплодировали. Это стоило уважения.
     Здоровяк  Валерка  Будаев  ("Буданыч")  из  четвёртого  взвода, пытался
сделать склёпку на перекладине. Раскачивается. Раз, другой, третий, сильнее.
Ещё сильнее, не получается, срывается упражнение.  Ничего, он упорный. Снова
подтягивается,  и раскачивается.  Раз, другой. Скрипит  перекладина...  И...
Срывается  с  растяжек, и Валерка, уже хорошо  раскачавшись,  вперёд ногами,
благо, что в сапогах летит в стену...
     Всё происходит быстро. Кто видит наблюдает  как Буданыч медленно, ломая
лыжи, что стояли у  стены, ломает стену, а она двойная из ДСП,  и почти весь
входит в стену. Вернее, уже в сорок четвёртую роту, что была за стенкой.
     Шум был такой, что все побросали свои дела. Прибежали.
     - Что случилось?
     - Буданыч решил в самоход через стенку свалить.
     - Вообще у мужика крыша съехала от спермотоксикоза!
     - Чего ржёте! - Валерка  висел в стене  -  Помогите! А, то уж мочи нет!
Да,  погодите вы, не  толкайтесь! - это  уже к  сорок  третьей роте, которая
пыталась его вытолкнуть или втащить.
     - Валера, смотри, сапоги спиз...т!
     - Ага, эти из сорок четвёртой могут!
     - Или штаны снимут, и того... Отъимеют. Они тоже в увал не ходят!
     Общими  усилиями вырвали  Валеру из  плена.  Осматриваем  дыру,  с  той
стороны тоже курсанты.
     - О, привет!
     - Привет!
     Забавно, вот так общаться. Объясняли парням, что произошло. Посмеялись.
Для них это тоже было полной неожиданностью, когда лыжи слетают с креплений,
с грохотом падают, потом стена ломается, и  из дыры чьи-то сапоги и объёмный
зад. Что за дела такие?
     Ноги  дергаются. Некоторые предлагали, проверить карманы, может, курево
есть, а то мелочишка какая завалялась.
     Потом  поняли,  что всё не  просто  так, и надо с ним определяться. Или
толкать  в сорок  вторую  роту, или к себе тянуть. А,  он  брыкается. Думал,
поди,  что с  него сапоги сымают. К  человеку  с полным расположением. А  он
брыкается!
     Перекладину быстро  поставили  на  место.  Только  пользоваться ей надо
аккуратно - полы сгнили, и  плохо  держали растяжку.  Зато, некоторые быстро
смекнули,  что   перекрытия  деревянные,  и   поэтому  можно  спрятать   там
что-нибудь. Например, вшивник, спиртное, или ещё что-нибудь, что запрещено в
армии.
     Пришёл  Баров  -  ответственный  по  роте  до  отбоя.  Осмотрел   дыру,
перекладину, поломанные лыжи.
     - Ну, что, Будаев, стоимость лыж  удержим с  твоей получки в стократном
размере!
     - Почему в стократном? Товарищ капитан, я же не виноват!
     - Это тебе кажется, что не виноват! А, если сегодня ночью война? Как же
мы без лыж будем наступать, а?
     - Какие лыжи?
     - Осень же на дворе!
     - А, что, по-твоему,  мы должны наступать без лыж? А,  если наступление
затянется  на несколько месяцев?  -  Баров, как  всегда  издевался, в  своей
привычной манере. - Вот, если  не погибнешь, то и будем высчитывать деньги с
тебя в пользу государства  или  "Фонд озеленения  Луны", а ещё  в Фонд Мира.
Тогда и войны не будет. Наступать не будем. Лыжи не понадобятся.
     Поутру  доложили ротному,  тот  -  комбату.  Приходила целая  комиссия.
Сначала во главе с комбатом, он всё, как всегда, засыпал пеплом от сигареты,
потом  приходил полковник Радченко со своей свитой. Наряд вешался. Не просто
порядок наводить, а особенный, так, чтобы всё сияло.
     Старун заглянул  в несколько тумбочек, перевернул  несколько  кроватей,
нашёл несколько носков, попутно "отодрал" ротного.
     Наряд  заправил кровати,  убрал сигаретный пепел  после  комбата, затёр
пол.  Пришёл  Радченко. Осмотрел  дыру в стене.  Долго сокрушался  по поводу
поломанных лыж. Приказал списать, получить новые. Долго  обсуждал со свитой,
а может, стоит удержать стоимость  лыж с денежного довольствия курсантов или
ротного.
     Как наряд рассказывал,  Баров,  прямо как в воду смотрел. Но,  ротные и
взводные,  настойчиво  объяснили  уважаемой  комиссии, что сие  происшествие
стало возможным  лишь  потому,  что казарма гниет.  И  в этом  вины  нет  ни
курсантов,  ни  офицеров,  может,   недогляд   тыловых  служб?  Радченко,  с
украинским акцентом поворчал по поводу, что слишком умных набрали взводных и
ротных, поэтому и казарма разрушается. Надо бережно относиться к  вверенному
имуществу.
     А, казарма действительно начала разрушаться. Канализация между вторым и
первым этажами постоянно забивалась. И в сорок первой роте часто были потопы
из фекалий, что шли от нас. То же самое и в сорок третьй.
     Трубы  завозили,  складировали за  нашей казармой,  планировали  ремонт
летом.
     Между казармами нашего  -  четвертого  батальона  и  второго  батальона
меняли трубы. Осень, по ночам ледок схватывает землю свежевырытую.
     А, как батальон пройдётся несколько раз по этой земле, то размесит  всё
в  грязь,  и  растащит  эту  грязь по всей  дороге.  Потом пачкает  крыльцо,
ступени, в казарму несёт.
     Батальон строится перед казармой,  чтобы идти на самоподготовку. Комбат
идёт  по  дороге.  Ноги  разъезжаются  у  подполковника,  он  машет  руками,
балансирует, чтобы не плюхнутся в эту размазню.
     Весь батальон, затаив дыхание, гадает, упадёт или нет. Не упал..
     - Батальон, смирно! Товарищ подполковник...
     -  Иппиегомать!  Вашу мать! Отставить  самоподготовку!  В  казарму!  За
тряпками!  Мыть дорогу! Иппиего мать!  Выполнять! Всех  сгною на  губе, если
через час не будет чисто!!!
     И  вот,  четыреста курсантов  в темнеющих  кемеровских сумерках,  драят
дорогу! Кто-то таскает воду, кто-то трёт  дорогу. Также драят крыльца. Через
час  не успели,  зато через три часа дорога была  чистая!!!  Отмыли тряпками
дорогу. Так, что по ней  ходит  было  страшно.  Испачкаем!  Сбегали куда-то,
спёрли несколько  досок,  умельцы  из  батальона, сколотили их,  перебросили
через землю, чтобы больше не наступать, не таскать грязь.
     На наши упражнения на свежем  воздухе, сбежалось  смотреть всё училище.
Такого ещё не было! Дорогу тряпками!!!! Как бы  этот дурной опыт не переняли
другие комбаты!!! А, то и САМ начальник училища!
     Но,  всё  имеет  свои  последствия. Каждый  поступок,  каждое  действие
находит свое отражение в будущем.
     Утро.  Батальон  уже пришёл в  физической зарядки.  Сорок  вторая  рота
построилась  на улице  на завтрак. В темноте  стоит комбат. Только  нечеткая
тень,  да,  огонёк  сигареты  выдаёт его  присутствие. Затягивается  он  так
глубоко, что  видно часть его лица. Благо, что вовремя  заметили, подсказали
старшине. Ладно, Коля  --  старшина - дурачок  местный. А,  с комбатом  кому
охота связываться! Этот-то дурак отменный!
     - Рота! Равняйся! Смирно! Равнение налево!
     На полусогнутых, плохой из старшины строевик, подошёл к комбату:
     -  Товарищ  подполковник!  Сорок  вторая  рота  построена  на  завтрак!
Старшина роты младший сержант Бадарацкий!
     - Вольно! - лениво махнул Старун.
     - Вольно! - продублировал старшина.
     Комбат  засунул сигарету в рот,  до этого он прятал её  в левом кулаке,
когда  отдавал  честь и  принимал  доклад. Правая  рука  с  сигаретой, левая
заложена за спину,  стоит,  приподнимаясь, покачиваясь на носках  сапог.  То
вверх, то вниз.  Вверх-вниз,  Закладывает правую руку за спину.  Вверх-вниз.
Сигарета перемещается из одного угла рта в другой.
     - Медленно  как-то  строитесь, сорок вторая  рота! Медленно!  С  ленцой
выходите из  роты.  Некоторые,  даже  успели  покурить,  смотрю. Я, вот  так
понаблюдаю, да, проведу с вами занятия по построению на улице. На скорость.
     - Угу! Если мы будем выбегать, так казарма завалиться. - кто-то шёпотом
в строю прокомментировал речь комбата.
     - Как в самоходы бегать, так резво. Вон, всю стену под окнами исчертили
своими  сапогами!!!  Сорок  первой  роте  сломали  подоконники.  Альпинисты,
иппиегомать!!!  Скоро  стёкла  ломать начнёте!!! А, как построиться быстро -
так не получается у вас!  Ну, ничего! Скоро я до  вас  доберусь! У вас самая
"залётная" рота в батальоне! Я вам вольницу-то закручу, что через зад будете
дышать. Старшина!
     - Я! Бегом до столовой! Чтобы протряслись и  подумали стоит ли ходить в
самоходы!
     И бегом мы отправились завтракать.
     Комбат тем временем прохаживался в тени, наблюдая  как роты  выходят на
построение.
     Сорок  третья  вывалилась.  Следом  за  ними  вышел дневальный  по роте
курсант Килин. Отошёл  в тень, курит. Из-за  суеты не видит комбата. А, он у
него маячит за спиной, в тени.
     - Килин!!! Иппиегомать! Курец! Попался!
     Килин подскочил на месте! Сигарету в урну.
     - Товарищ подполковник! - заикаясь, начал дневальный.
     - Рота вышла на завтрак! Дневальные  обязаны!  Подчёркиваю -  ОБЯЗАНЫ!!
Наводить порядок, а не курить по утренней прохладе! Расслабились вы  там,  в
сорок третьей роте! Ну, ничего! Я до вас доберусь! Устроились сорок вторая и
сорок третья на  втором этаже!  Как у Христа за пазухой!  Что стоишь?  Бегом
марш! Сейчас приду и проверю. За что отвечаешь? За лестницу?
     - Так точно!
     - Вот с лестницы и начну! Чего стоишь?
     - Есть!
     Испуганный Килин рванул наверх со скоростью бурундука.
     Комбат  вые..ал  сорок третью роту. Потом повторил эту  же  процедуру с
сорок четвертой ротой, сорок первой.
     Комбат  зашёл  в  подъезд,  где  располагались  сорок  третья  и  сорок
четвертая роты.
     Дверь в  сорок четвёртую роту открыта. Комбат достал сигарету, прикурил
от своего же окурка. Окурок бросил на пол.
     Дневальный стоит на тумбочке, ни жив,  ни  мёртв. Комбат ещё не вошёл в
расположение роты, но вот, он! Перед дверью стоит. Как приведение.
     Дневальный  уже  почти  поднял руку,  чтобы отдать  честь  и закричать,
срывая голос на фальцет:
     - Рота! Смирно! Дневальный по роте на выход!!!
     Но Старун, словно  издеваясь, стоит перед  порогом роты, покачиваясь на
носках. Вверх-вниз,  руки заложены  за спину,  сигарета  совершает привычные
движения из одного угла рта в другой, фильтр изжеван в тряпку.
     Покачавшись, "Чапай"  грозит дневальному пальцем и  направился  вверх в
сорок третью роту.
     Ну, а  там... А, там добросовестный дневальный Килин протёр лестницу, а
она по моде была до этого натёрта мастикой... Осень, утро, от открытой двери
тянет морозцем... Ледок затянул ступени...
     Комбат поднялся на восемь ступеней. Потом подошва сапога заскользила.
     Василий Иванович начал выписывать пируэты, чтобы не упасть. Он хватался
за стены, перила, воздух, пытаясь удержать равновесие. Только законы физики,
увы, действуют и в армии тоже...
     Комбату удалось развернуться на сто восемьдесят градусов. И!!!... Бумс!
Бух-бух-бух!!!
     С воплем:
     - Килин! Блядь!
     Комбат рухнул на задницу...
     Все  восемь  ступеней  комбат скользил  за  своей  командирской попе по
обледенелым,  обильно  натёртым   ступеням...  Комбат   пытался  остановить,
замедлить своё скольжение вниз. Хватался  за  перила, стены,  воздух. Но....
Как в предыдущих попытках - безуспешно.
     Внизу, он схватился за перила. По силе инерции, его развернуло направо.
     Комбат въехал, перескочив порог, в расположение сорок четвёртой роты.
     Дневальный  сделал  то, что к  чему он долго готовился внутренне, чётко
приложив руку к головному убору:
     - Рота! Сми-и-и-ирно!
     - Иппиегомать! - было ему ответом от комбата.
     - Рота вольно! - опешил дневальный.
     Подбежали  к комбату, помогли подняться.  Ни на  секунду  не переставая
материться, комбат охал, ощупывая свой зад.
     - Иппиегомать! Килин! Сгною! Расстреляю! Запорю! На орбиту!  На  "губу"
до выпуска!!! Отчислю! Иппиегомать!
     Помогли комбату добрести до медсанчасти.
     У комбата оказался сломан копчик. Или как в батальоне говорили:
     - Килин комбату хвост поломал!
     Хлопали по плечу, благодарили. Три недели комбат был на больничном. Всё
это время Килин трясся, отомстит  ему комбат или нет. Какую изощренную пытку
он придумает. Сколько суток Килину придётся провести на губе, и поедет ли он
в отпуск? А,  может, вообще за увечье - поломанный  хвост, вообще выгонит из
училища?! Все  ходили  и  утешали  Килина. Угощали  сигаретами,  в  чипке  -
сладостями. Знаменитость и уважаемый человек!
     Но, надо  отдать должное комбату, он  не стал мстить.  Просто  вышел, и
строго настрого приказал, чтобы лестницы, крыльцо были всегда были чистыми и
СУХИМИ!
     Началась подготовка батальона к ПЕРВОМУ КАРАУЛУ!
     Первый раз  нам  предстояло заступить в караул. Первый караул -  это  в
самом училище.  Второй караул - в учебном  центре. Плюс наряд  по столовой в
училище. И служба на трёх КПП.
     Первый караул -  это  шесть постов. Первый пост - у Знамени  Училища. С
одной  стороны - красота. В тепле. Только ты  стоишь  напротив  оперативного
дежурного  по  училищу и дежурного  по училищу. Мимо тебя  ходят  по первому
этажу и начальник училища и все его заместители. Они тебе честь отдают, а ты
принимаешь положение "смирно" и "равнение направо", в сторону проходящих. Не
очень-то хорошо.
     Начальник караула - капитан Вертков. Я  - помощник  начальника караула.
Начальники отделений - два разводящих и один выводной на гауптвахте.
     Одно хорошо,  что наша  рота ещё и по столовой заступает, значит, можно
покушать повкуснее.
     Только  предшествовало   этому   длительная  подготовка.  Теоретическая
подготовка.  Знание  обязанностей  в  карауле.  Чем  часовой  отличается  от
караульного.  Что  запрещается  часовому.  Как   действовать  при  различных
ситуациях.  Например, стоишь  ты  на посту, а тебе приспичило в туалет.  Ну,
всё, больше мочи нет. Просто  хоть  в штаны  делай!  А,  запрещено  часовому
отлить, а то  и того больше! Что  делать-то?  А, несение караульной службы в
мирное время - выполнение боевой задачи! Это тебе не в тапки ссать!
     Вызываешь  разводящего с подменой. Тот берёт под временную охрану пост,
пока ты гадишь за углом. Товарищ тебе потом за это "спасибо" не скажет.
     Курить тоже охота, а два часа нельзя! Поймают - получишь по полной. Как
сказал капитан Баров, в своей манере по этому поводу:
     - Полетели светлячки  поеб...ся,  да, на окурок напоролись! Так, что  и
вам товарищи, курсанты, не советую  курить на  посту, можно с поста сразу на
гауптвахту загреметь под охрану своих товарищей.
     - Сразу - не получится. Нужно, что бы врач согласовал!
     - Военный врач, на то он и  военный врач. Ему командир прикажет, так он
тебя признает годным.
     - А, если, например, у меня гайморит? Что, тогда делать?
     - Гайморит - не геморрой! Но, тоже неприятно. Поэтому -  не курите, ибо
это вредно, как для здоровья, так и губительно для вашей дальнейшей карьеры,
а, пока, -- службы!
     - Товарищ капитан,  а  что делать, если на посту пожар? Часовому нельзя
отвлекаться, а,  тут пожар? Понятно, что в караулку  доложить, а  дальше что
делать-то?
     - Ссыте  на печать,  ребятки!  Чтобы  потом  установили, что пожар  был
изнутри  склада  или  хранилища,  а не снаружи, и  что печать цела. Никто не
взломал дверь,  и  вы не проспали нарушителя поста.  Тогда  не  посадят,  а,
может, и наградят... Орденом Сутулого с закруткой на спине!
     Нам не сильно-то улыбалось скакать  по  вводным в  карауле, поэтому, по
совету  старших  товарищей, решили обезвредить на ночь Верткова.  Как? Очень
просто - димедрол. Пару-тройку  таблеток в  чай, и всё! Начкар  благополучно
дрыхнет всю ночь на радость всем окружающим!
     На караульном городке разбирали все возможные случаи. В том числе, если
часовой не уверен, что перед ним находятся проверяющие или смена караула. Он
обязан принять все меры, чтобы удостовериться в этом.  Ну, а для этого можно
спросить что угодно, что известно коллективу.
     Бадалов усмехнулся своей азиатской улыбкой:
     - Ну, всё, разводящие,  вешайтесь! Я  вас  такими вопросами задолбаю, и
если не ответите - расстреляю.
     - А,  на хер тогда тебя вообще  менять-то? -  Мазур  спокойно  на  него
смотрел - Поставили тебя на пост, да, и забыли. Пришли через сутки, ты к нам
навстречу выскочишь, с хлебом-солью! Умник с инициативой выискался!
     - А, ещё просто  можно сделать.  В  Уставе же просто написано, что если
нет возможности поменять, типа, все погибли, командир роты тебя  сменит. Вот
и  прикинь,  мы  уже через сутки сменились, а  потом  посмотрели,  а  одного
автомата нет!  Идти на пост не имеем права, мы  уже не караул! Вот и Зёму за
тобой отправим!
     - Ну, тогда я ротному всё расскажу, он вам глаз на жопу натянет!
     Через  посты  проходила  ещё  одна тропа Хошимина, по которой  курсанты
ходили  и возвращались из самохода. Но,  когда  заступал первый курс  в свой
первый караул, все завязывали ходит  этой дорогой. У  страха  глаза  велики,
может, сдуру  пристрелить, и  ему ничего  не будет! А,  у тебя полные  штаны
страха. Да, ещё и в грязь положит. На  фиг! В это время  возрастала нагрузка
на других направлениях.
     В  караул  выдавались  патроны определенной  серии. Они  не совпадали с
теми, которые  давали  на  учебные стрельбы. Если  курсант спросонья или  по
забывчивости  выстрелит при  разряжении, заряжании оружия, то  фиг ты патрон
заменишь!  И начнутся  проверки,  объяснения,  никто за  это  по  голове  не
погладит, в том числе и начальника караула. Все получат на орехи!
     Поэтому, не известно  какими правдами или неправдами, какими путями, но
по училище  бродило  не  больше десяти  патронов заветной караульной  серии.
Взводные передавали их друг другу как самое ценное, что было у них.  Обычных
патронов у каждого офицера  -  как  у  дурака  махорки. А, вот  "караульные"
патроны -- очень, очень мало!
     И пошли мы в первый караул! Сказать, что не волновались - мало сказать!
Потели как на экзамене при поступлении!
     Каждому  выдали по сто двадцать патронов  -  четыре рожка. В караульном
помещении  в  опечатанном  сургучом  ящике  есть  ещё  по  три  БК  (боевому
комплекту) на  каждый  автомат.  И  гранаты.  По пять  штук  на  каждое лицо
караула. А,  также есть там  же и гранаты оборонительные - Ф-1. Но, эти, ну,
на фиг! Нужно ещё самому  не попасть  под эти осколки! Будем надеяться,  что
обойдётся, и не будем держать мы оборону от врагов!
     И потопали мы  на  развод  суточного  наряда. В 18.00 на большом плацу.
Дежурный  по  училищу  подходит  к  каждому,  осматривает,  опрашивает  его.
Обязанности, и что  запрещается часовому. Весь развод  уже  устал. Четвёртый
курс уже откровенно  разговаривает между собой, кажется, что ещё  немного, и
он закурит прямо на плацу.
     Дежурный по  училищу сам  нервничает. Ему неуютно,  что в его дежурство
заступает первый курс. Он сам не будет спать, а постоянно быть в напряжении.
     И  вот, он подзывает  начкара и показывает  ему бумажку.  Там пароль  и
отзыв. Два города, например, "Вологда - Владивосток".  Это, если не дежурный
по училищу  придёт проверять ночью,  чтобы допустили  иное лицо в караульное
помещение.  Вертков  мне  потом  сказал  этот  пароль. На всякий  случай.  Я
заметил,  что в армии все готовятся  к смерти. Не осознанно, но, страхуются,
что  вот я умру,  погибну, чтобы дальше можно было  выполнять задачу,  а  не
терялись как слепые щенки. Наверное, в этом есть свой смысл.
     Пусть мне и  не положено  знать этот пароль,  но,  с  одной  стороны --
доверие от командира, а с другой, он возложил на меня ответственность, что в
случае чего, я полностью несу ответственность за караул.
     - Что хорошо в карауле,  так это, то,  что Зёма  не достанет и старшина
тоже!
     - Старшина - точно, а Зёма, если захочет, то и здесь нас достанет!
     - Я же имею право не пускать ротного в караульное помещение?
     -  Конечно, имеешь,  но  обязан доложить о  прибытии  начкару, а  тот -
запустит.  Если   не  запустит,  то  он  ему  назавтра  штык-нож  загонит  с
проворотом.
     - Надеюсь, что обойдётся!
     - Да, тебе в карауле хватит всего, что и про Зёму забудешь!
     - Хоть и начало октября, а на зимнею форму не перешли,  вот в пилотке и
будешь мёрзнуть на посту.
     - Да, уж, холодно!
     - Вот-вот и я про то.
     - Уши отваляться!
     - Хоть бы дождя не было!
     - Да, нет, небо, вроде чистое.
     - Дождя не будет, а будет холодно!
     - Ладно, разберёмся!
     За  разговорами  подошли к караульному  помещению, там маячил  часовой,
охраняющий вход в караулку.
     Вертков сходил в  караульное помещение. Переговорил со старым начкаром,
махнул нам  рукой.  А,  принимали мы  караульное  помещение  и караул,  у...
четвертого курса!
     Конечно,  они  не драили помещение, всё было медленно  и  лениво.  Мол,
салаги, не суетитесь! И так всё нормально!
     Посты также быстро сдали. Через каждый час - доклад с постов, что всё в
порядке. Задержка в пять минут - дежурная  смена несётся на выручку. Поэтому
часы сверили.
     Всё шло нормально. Отправили людей с термосами за ужином. Своя же рота!
И порции побольше и мыса  не пожалели! Других обсосали,  но своим-то! Святое
дело! Так делали все. Своих подхарчить всегда надо! Остальные - обойдутся!
     Был и термос  с чаем...  Я принёс Верткову ужин  и  чай. Ложкой в ложке
размололи в пыль три таблетки снотворного. В кружку. Сахара побольше. Своего
не жалко! Лишь  сладко бы  сладко почивал  ночью командир, и нас не  дрочил,
вводными,  типа  пожар  на третьем  посту. И  тогда дежурная  смена  хватает
огнетушители в караулке, по штуке в  руку и несётся как ошпаренная на  пост.
Где имитирует тушение пожара.
     Кушай, наш любимый командир, пей чай, и через час спать укладывайся!
     Мы сами были в предвкушении, что ночь пройдёт спокойненько.
     Через стекло,  что было между комнатой начкара и  комнатой бодрствующей
смены, наблюдали как Вертков флегматично жуёт невкусный ужин.
     Ну, же... ну!!! Чай!!! Мы все глаза проглядели! Готовы были орать как в
театре кричат звезде сцены: "Просим! Просим!!!"  Или:  "Пей до дна!  Пей  до
дна!"
     Вертков пригубил  чай, потом закурил и вышел на улицу, покурить. Кружку
с чаем взял с собой.
     - Я тоже люблю сигарету с чаем или кофеем выкурить. - я пожал плечами.
     Через минут  пять начкар  вернулся  в  помещение. Отдал грязную посуду,
поблагодарил за ужин.
     Мы вышли покурить на улицу. Там стоял часовым Блохин Серёга.
     - Серый, что Вертков делал?
     - Ничего не делал.
     - По секундам расскажи, что он делал!
     - Да, я откуда знаю!
     - Я изображал,  что усиленно несу  службу. Хрен его знает, может, какую
вводную подбросит,
     - Хорошо, что ты видел?
     - Ну, курил он.
     - Понятно. Чай пил?
     - Нет не пил!
     - Откуда знаешь?
     - Да, он как вышел, так сразу и вылил его.
     - Тьфу, ты!
     - А, что случилось? Чай плохой был на ужине?
     - Нормальный  чай!  Не  переживай, оставили  тебе и  смене на постах  и
пожрать и чаю тоже!
     - Хитрый Вертков!
     - Почуял Слон что-то!
     - Опытный!
     - На мякине проведёшь!
     - А, может, кто и вложил!
     - Могли и вложить. Тут ухо востро держать надо!
     - Правильно,  в курилке  обсуждали,  как усыпить Борю,  где  снотворное
достать, вся рота слышала, мог и враг подслушать!
     - Жаль!
     - Ладно! Скоро смена постов! Будет ночь вводных!
     И была ночь вводных! И нападение  на караульное помещение отражали и на
пост с огнетушителями бегали. Всё было!
     Кого меняли  с  постов, рассказывали, кто где  курил, кто  где мочился,
так, чтобы незаметно было.
     Валерка Лунёв, с первого поста пришёл:
     - Задолбался я на этом посту! Больше  не  ставьте меня в караул туда! Я
серьёзно говорю! Ни покурить, ни  походить. Да, и вставки в погонах достали!
- он  содрал с  себя  китель,  начал  вытаскивать  вставки из погон -  Плечо
отваливается, как  будто  топором  рубанули. Да,  и погон пачкается. Достало
уже!  Стоишь как манекен, и  лупишься на оперативного, а он на  тебя. То  он
книжку  читать  начинает,  так можешь немного плечами подёргать, чтобы кровь
разогнать! Нет! Всё  на  первый  пост я больше хочу! Ну, на фиг это тепло  и
уют. Все ходят  и  пяляться на  тебя как на зёбру в зоопарке, а ты им  честь
отдавай!  Я, там, правда, небольшую щель между плиток  в стене  нашёл.  Туда
потихоньку, чтобы оперативный не увидел, пододвинулся, благо, что  подставка
для часового широкая, и туда, так тихо, рукоятку от затвора автомата вогнал.
Чуть  опустился, он и повис на стенке. Плечо  немного  отдыхает. Дежурный по
училищу  припёрся. Что-то  ходит по  коридору туда-сюда,  не сидится  ему  в
"аквариуме" вместе  с оперативным. Сидели  бы, да, в  шахматы играли. Бродит
туда-сюда, на  меня поглядывает как  голодная  собака на кость. И чего-то ко
мне ломанулся.  Соскучился, блядь такая! Ну, я  чуть  вперёд дёрнулся, чтобы
затвор из  стенки вытащить.  А, он  не  вытаскивается!  Я  дёрг, дёрг.  Чуть
сильнее!  Ну, думаю,  сейчас обвалю на себя полстены и  Знамя училищное тоже
под  руинами  погреблю, а  меня потом тут  же  у этой  стенки и расстреляют.
Благо, что и  кабинет особиста почти напротив. Далеко  ходить не нужно.  Но,
выдернулся автомат, быстро повис на  плече. Я  валенком  прикинулся,  смотрю
прямо перед собой, то  есть на оперативного дежурного. Дежурный  по  училищу
подходит ко  мне  и  осматривается,  вроде  даже  как  принюхивается.  Потом
спрашивает: "А, ты здесь случаем,  не куришь?"  А, мне что делать?  Говорить
нельзя. Может, он меня, сука проверяет, а потом  вызовет Верткова, и скажет,
что я Устав нарушаю.  Мотаю  головой. В Уставе ничего  же  не написано,  что
головой  мотать нельзя.  Может,  я мух отгоняю  как кобыла на пастбище.  Кто
знает. А, этот  всё ходит! И находит недалеко от меня хороший такой "бычок".
Нажорный такой! Его ещё курить - не перекурить!  На двоих точно  хватило бы!
Поднимает его. Нюхает! Я чуть с "полки" не упал.  Ну, думаю, сейчас заныкает
и потом  покурит! А, он,  оказывается, проверял, не свежий ли  это бычок! Я,
что  идиот?  В  первый караул,  на первом посту  и  курить! Там  полный штаб
офицеров! Начальник училища на месте! Бачурин на месте! Оперативный не спит,
а я у Знамени с сигаретой в зубах! Но, значит, курят часовые по ночам, когда
оперативный  дрыхнет,  а  дежурный по  училищу  по  ротам бродит,  проверяет
службу! И это надо учесть тем,  кто  будет заступать на первый  пост! Но,  я
братцы,  как хотите, не пойду  туда больше! Хоть куда, только не туда!  Хоть
"ковбоем" в столовую
     Как словом, так и делом, пришёл дежурный по училищу. Помяни чёрта, он и
появится! Он обязан  проверять  несение  службы караулом не реже двух раз за
дежурство.  Один  раз  ночью,  другой - днём.  Ночка выдалась ещё та! Нам от
Верткова досталось, а  тут  этот  дежурный  со своими  взводными! Глаза  уже
слипаются! Спать охота!
     Этому дежурному вздумалось проверить несение службы  на постах. И пошли
мы с ним и  караульным Матвеевым. И надо же было так сложиться,  что Бадалов
стоит на посту.
     - Ну, всё,  сейчас  Умид  начнёт  спрашивать родословную Земцова, чтобы
убедиться, что  это  мы. А, потом дежурный по училищу  нам матку на  изнанку
вывернет! - шепчет Мотя.
     -  Я  Бадалычу  сам  всё выверну!  В другой  раз пусть  строит  из себя
защитника Родины, мать его!
     - Стой, кто идёт?! - крик из темноты.
     - Помощник начальника караула с проверяющим! - отвечаю я, вглядываясь в
темноту.
     Ни фига не видно, куда он заныкался?
     - Помощник начальника караула ко мне! Остальные на месте!
     Иду на пост, понять не могу, где Бадалов. А, он встал за угол  и оттуда
выглядывает одним глазом.
     - Умид, не выделывайся, дежурный по училищу пришёл караул проверять. Не
надо долго нас мариновать!
     - Понял! - Умид сделал уставное лицо - так пойдёт?
     - Пойдёт! - кивнул я.
     - Продолжить движение! -- скомандовал я подполковнику и Матвееву.
     И тот потопал  вперёд. И ничего не скажешь. Оба мы -- при исполнении. И
у нас сто двадцать патронов и автомат. А, у него ПМ с шестнадцатью патронами
в кобуре.
     - Курсант Бадалов! Временно сдать пост! Курсант  Матвеев, принять  пост
под временное наблюдение!
     - Есть!
     - Есть!
     Дежурный как  увидел узбека, так  начал  его атаковать  вопросами.  Что
находится под охраной,  какими печатями опечатывается, где  границы поста  и
прочее...
     Но, Бадалов - парень умный и грамотный. Всё  выучил, от зубов отлетало,
как от стены горох. Молодец!
     Дежурный остался тоже довольным.
     Утром пришёл ротный. Конечно же его запустили  в караульное  помещение.
Он обошёл всё, пообщался с Вертковым.
     Только  всё  успокоилось,  Вертков  сам   начал  кемарить,  а  мне,  по
распорядку разрешалось немного поспать, прибыли комбат с замполитом.
     Эти тоже походили, засунули весь нос где им было интересно.
     Старун по  привычке  дымил везде.  Но, окурки  не  бросал  где  попало.
Аккуратно тушил о  свой  каблук и  кидал в урну. Пепел, правда, сорил везде.
Но, не орал своё привычное: "Иппиегомать! Курцы! Сниму с наряда!" Потому что
это  - не  суточный наряд в казарме,  а  караул!  И  назначается приказом по
училищу.  И  не  подчиняется  временно комбату.  Прикажет  начкар,  выполняя
команду сверху, и возьмём под охрану и  комбата, и кого  угодно! Да, и зачем
по пустякам  мучить людей мелкими  придирками. Вот отстоит он свое, придёт в
казарму, сдаст  оружие, и всё,  комбат, он - твой! Можешь объявить несметное
количество нарядов, даже на "губу"  засунуть. Ты там хозяин.  Ну,  а здесь -
почётный  гость.  Да,  уважаем,  знаем,  что  вернёмся в казарму, и снова ты
можешь кричать всё,  что хочешь. А,  мы, выпучив глаза,  будем орать: "Есть!
Так точно! Никак нет! Ура!"
     Когда все проверяющие ушли,  перебив сон,  выпил  крепкого  чая,  вышел
покурить на улицу.  Время к  обеду. Бодрствующая  смена пошла в столовую  за
пищей.
     Там  уже были многие  из  караула. Кто покурить,  кто глотнуть  свежего
воздуха, уж больно был спёртый воздух в караульном помещении.
     - Не думал, что караул так тяжело.
     - Не говори. Наряд в казарме - ерунда по сравнению с караулом.
     - Ладно, сейчас  осень. Неприятно, пережить можно. А, что зимой  будет?
Холодно. Сибирь всё-таки. Как мороз даванёт, так ни один тулуп не спасёт.
     - Одно дело стоять два часа на посту сейчас. А, зимой и ночью.
     -  Это здесь, в  городе  всегда теплее,  а  вот  во втором  карауле,  в
Ягуновке!
     - Ага, особенно на вышке.
     - По  автопарку  можешь погулять, спрятать  от  ветра  куда-нибудь, а в
мороз на вышке.
     - Не бойтесь, парни, когда мороз под тридцатник и ниже - ветра нет. Всё
стоит и трещит.
     - Что трещит-то?
     - А, всё! Деревья, здания. Собственные яйца. Всё. И тишина. Особенно за
городом.
     - Не пугай. Мне уже холодно от твоих слов!
     - А, у вас, что дома такого не бывает?
     - У, нас  в Украине, тепло. Самое большое зимой  -  5. Если чуть ниже -
всё, школы закрывают,  стихийное  бедствие.  Троллейбусы не  ходят,  трамваи
стоят. Техника иначе устроена. Для  высоких температур, а не для низких. Ну,
а про такие морозы, только в программе "Время" показывают, где какая погода.
     - Ага, знаю я эту технику для жарких стран! - я сплюнул табак, попавший
на язык. - У меня дед крановщиком после войны всю жизнь проработал. Два раза
со своим краном падал. Один раз, когда в  сорокаградусный мороз одна из опор
башенного  крана подломилась, и он со всей высоты завалился. Благо,  хоть на
дом, что  строили. Комиссия приехала, стали разбираться, опору выдернули, на
экспертизу.  Оказалось, что какой-то  мудак  в снабжении напутал и прислал в
Сибирь вот такой жароустойчивый кран.
     - Ну, а морозоустойчивый, как пить дать - в Среднею Азию!
     -  Не знаю. - я  пожал плечами  - Дед говорил, что еще удивился, отчего
такой слабый калорифер в кабине. Почти не  греет, да, ещё из-за этого стёкла
замерзают.  Сами  делали  обогреватели,  да, устанавливали.  А,  попробуй на
такого  дурака  такую тяжесть подними-ка!  А, всё, оказывается, просто было.
Напутали. Могли люди погибнуть от такого распиз...ва!
     - А, представь, Славка, что какой-нибудь строитель в Средней Азии очень
удивился, когда обнаружил своей кабине огромный обогреватель! На улице жара,
да, ещё такая бандура под ногами болтается!
     -  М-да, уж.  У нас в стране всё  как  в армии  -  квадратное катаем, а
круглое носим!
     - Точно! Главное - ничему не удивляться!
     - Если будешь удивляться,  так и останешься,  полжизни  стоять,  открыв
рот, пытаясь переварить, что вокруг-то происходит.
     - В армии проще. Тормозишь - зайдёшь "на орбиту". По нарядам полетаешь,
и перестанешь удивляться, и отобьёт охоту  раз и навсегда пытаться понять, а
что  же вокруг происходит, и зачем  это  нужно, а можно, ведь,  всё  сделать
короче и правильнее.
     - Ага, как в том анекдоте:  "Товарищ курсант,  возьмите лом и подметите
плац!"  "Но, ведь  можно  всё сделать быстрее и качественнее, если я  возьму
метлу!" "Я не хочу, чтобы  вы это делали быстро и качественно! Я хочу, чтобы
вы заеба...сь!"
     Вот и  подошёл к  концу первый караул в  нашей службе. Сдавать патроны,
снимаешь пилотку, вытаскиваешь один патрон из магазина и тыльной частью его,
выколачиваешь все остальные в пилотку. Потом вставляешь в деревянные плашки.
Там отверстия уже насверлены. Вставил, смотришь все ли на месте. Нет патрона
- всему караулу кранты. Пока не найдёшь -будешь искать.
     У всех всё на месте.
     Ну, вот и  караульное  помещение  блестит, патроны на месте,  часовых с
постов  своих поменяли. Казарма  - дом  родной! Оружие чистить потом  будем!
Ужин, и подготовка ко сну!!!!
     Но  не всё так просто в армии. Вроде после караула спать, но распорядок
дня есть  распорядок  дня!  Хоть ты  и  смертельно  устал,  но ты  в  строю.
Долбоебизм армейский? Привыкай, ибо ты - в армии!
     Вот  и ответственный  по роте  капитан Баров  в своей ироничной  манере
командует:
     - В  21.00  всем  собраться  в районе  программы "Время"  для просмотра
телевизора!
     - Товарищ капитан! Разрешите не смотреть! Я постирать хотел форму!
     -  Товарищ курсант, надо чувствовать пульс и биение времени -  смотрите
программу "Время"!
     - Ну, товарищ капитан...
     - Брысь к телевизору!
     - Есть!
     Сиди, подшивайся, болтай с товарищем, но ты  обязан находиться  в курсе
всех  событий в стране и мире. Газеты особо  никто не  читает. Пока не видит
дневальный и замполит, выдираются из подшивки  и, сидя на очке, читаются. А,
что могут писать в "Красной Звезде"? Укрепляй боеспособность нашей Родины?
     Мы и так её повышаем. Учимся. Службу  несём, В самоходы умеренно ходим.
Правда, начали выпивать... Для дезинфекции.
     На  улице  холодно.  Одним  чаем  уже  не  согреешься перед сном, после
вечерней прогулки.
     Бутылка одеколона на троих
     На  гражданке  мужики  берут  бутылку водки  на троих,  а у  нас флакон
одеколона.
     Путём  многочисленных  проб и ошибок, пришли  к выводу,  что  лучше сей
продукт потреблять в чистом виде.
     При смешивании  оного с  водой, он  становится белым как молоко, иногда
выпадает осадок,  что тоже  не есть  аппетитно и пользительно  для  здоровья
употребляющих.
     В  роте появились эстеты, предпочитающие "Шипр" "Русскому лесу". Кто-то
зациклился  на  "Саше".  Ну, а  "Тройной",  если появлялся в  военторговском
магазине, покупали  не  глядя. Пожалуй - самое лучше  изобретение  советской
парфюмерной промышленности!
     Флакончик с парфюмерной жидкостью выливался на  троих, чокались, выдох,
не дышать! В рот!  При этом желательно, чтобы он сразу прокатился в желудок!
Не в рот, а потом, подержав, проглотить! Так  можно и слизистую рта спалить,
а, также, с непривычки, и блевануть недолго.
     Проглотил, потом, не водой! Ни к  коем случае! А,  то пойдёт реакция, с
выделением  газа, и  тоже  можно побежать в  туалет, будет  полоскать.  Надо
чего-нибудь в  рот кинуть, пожевать.  Хлебушек подойдёт. А, вот, потом  уже,
можно и чайку горяченького пошвыркать. Ну, а уже  после этого и на  вечернею
прогулку и поверку.
     На прогулке, в  поздней осени  -  ранней сибирской  зиме, и песни лучше
поются строевые на улице!
     Лёвка Ситников,  порой пытался хулиганить, когда  старшина отсутствовал
на  прогулке,  кто-то  из  "замков"   проводил.   Лёва  орал  из  репертуара
Розенбаума: "Нинка как картинка с фраером гребёт" или ещё  что-нибудь в этом
роде. Рота охотно подпевала. "По долинам и по взгорьям" уже всем до чёртиков
надоела.
     Подошли к казарме. Перед поверкой  есть несколько минут. Можно на улице
покурить, можно и в казарму подняться. Перекрывая голоса роты, крик Фила:
     - Сорок  вторая рота, предупреждаю, если кто-то  у  меня ещё раз сопрёт
одеколон - накажу! И так, чтобы потом без обид было!
     Мелкое  воровство из тумбочек - бич казармы. То пасту зубную уведут, то
ещё  что-нибудь.  Мелочь,  конечно  копеечная, но неприятно.  Мало того, что
самому может  не  достаться то,  что  тебе  очень  сейчас  нужно,  например,
одеколон  после  бритья, а  то  и  зубы  почистить нечем.  Так ещё взводный,
проверяя тумбочки, обнаружит, что из "мыльно-рыльных" принадлежностей у тебя
нет.  Будет  отчитывать.  Многие  делали  так, в  ящик, разделенный  на  две
половины(моя и соседа)  клали мыло, что  Родина выдавала, типа "Банное" ,  а
тем, что сам пользовался - вниз тумбочки.
     В курилке смеясь, обсуждали, как Сынок поймает и накажет воришку?
     - Наверное, капкан поставит?
     - Вряд ли. Там места мало.
     - Мышеловку?
     - Тоже мысль. Главное, чтобы взводного он не поймал в эту мышеловку или
Зёму.
     - Я бы посмеялся по этому поводу.
     - Посмотрим.
     Через несколько дней, в курилке мы спросили у Филатова:
     - Ну, что поймал вора, что у тебя из тумбочки что-то тырил?
     - А, зачем мне ловить его? - Фил хитро подмигнул - Пусть милиция ловит,
ей за это деньги платят!
     - Так, что ты сделал?
     - Как  что? Очень  просто. Я наказал  вора.  Повадился у меня  какой-то
алкаш  одеколон  воровать.  Мне из  дома  как-то прислали хороший  "О  Жён".
Спёрли. Я целых два дня ходил,  обнюхивал роту. Не унюхал. Купил простецкий!
Опять  "ушёл". Третий флакон. Три бутылки  за неделю! Достало!  Вот  тогда и
объявил роте, что накажу вора.
     - Мышеловку поставил?
     -  Ни фига! Я  в бутылку от  одеколона помочился  и положил в тумбочку.
Бутылка  ушла... Теперь  уже  два  дня лежит  флакон с одеколоном. Никто  не
трогает!
     Мы заржали!
     - Молодец, Сынок!
     - Надо же было додуматься!
     - Представляю, как кто-то хлебнул!
     - И, ведь молчит!
     -  А,  что ему  к Филатову  прибежать  и  морду  бить, что он  его мочи
хлебнул?!
     - Тьфу!
     - Долго думал?
     - Долго! - признался Филатов - Поначалу думал, заряженный конденсатор в
тумбочку  положить.  Думаю, ну,  шарахнет  его несильно. А, дальше? Долбанёт
правую руку, он левой туда  полезет, и, назло,  сопрёт  очередной флакон! А,
тут уж, наверняка! Слышали вчера грохот?
     - Когда?
     - Ночью?
     - Нет, я сплю как убитый!
     - Я тоже сплю.  Хоть из пушки над ухом стреляй, только команду "Подъём"
слышу.
     - Вара Крохалёв в самоход пошёл.
     - И что?
     - Пошёл как все нормальные - через окно. Ну, а сами знаете Кроху!
     Ну,  да, Валера  Крохалёв,  ростом  под два  метра,  футболист. Весь  в
мышцах, да, и масса под девяносто, а то и  больше килограммов. Плюс бокс ему
тоже очень нравился. Так что "Кроха" был далеко не кроха!
     - И что дальше?
     -  Спускаем  мы  на простынях  его.  Он  тяжеленный  зараза! Потихоньку
стравливаем,  спины уже  занемели. Темно.  Не видно. Где  он  там.  Вроде по
простыням уже всё, вот-вот должен спуститься. Шёпотом кричим: "Ну,  ты скоро
там?"  А, он: "Да,  всё...".  Ну,  мы  дружно  отпускаем  простынь!  Грохот,
казалось, что на большом плацу было слышно.
     - А, что было? "Всё!" Так всё!
     - Он не  успел договорить. Хотел сказать, что всё, первый этаж начался.
Ну, а мы отпустили, так он, считай, с потолка сорок первой роты,  костями об
их подоконник! И смех  и грех! Он сразу  через  забор! Под  утро пришёл,  за
бочину держится. Думали, что рёбра сломал. Сбегал в медсанчасть, сказал, что
с брусьев на зарядке сорвался. Доктор сказал, что ничего страшного. Ссадина,
и всё. Небольшой ушиб. Помазал зелёнкой, и отправил.
     - Знаю  я этого доктора.  У  него кроме зелёнки ничего  нет.  Он всё ей
лечит. И простуду и ссадины. Шаман, а не доктор!
     Перешли на зимнею  форму одежды. Стали постоянно ходить  в  шинелях. На
занятиях нет гардеробов, раздевалок. Всё своё ношу с собой. Так вот и берёшь
шинель, сворачиваешь её  "конвертом",  и, если большая аудитория, в стол или
рядом  на скамью. А, зачастую - на заднею парту или под себя  укладываешь. И
началась в роте,  батальоне  эпидемия. Стали пропадать  хлястики от шинелей.
Видимо, кто-то где-то проеб...л хлястик, и  спёр у товарища. Что делает тот,
у которого исчез хлястик? Правильно - ворует у ближнего своего. И есть такая
армейская мудрость--  заповедь:  "Нае..и ближнего своего, но не  возрадуйся,
ибо опомнившись, он наеб..т тебя дважды!"
     У всех появилась мания  прятать хлястики от  шинелей. Их снимаешь после
построения, и одеваешь на построение. Оставишь на пять  минут свою  шинель с
пристёгнутым хлястиком  на  пять минут, и всё... НЕТ  ХЛЯСТИКА!  Все  вокруг
свои. Все с  одного взвода, роты.  Никто ничего не видел. К шинели  никто не
подходил. Вообще  никто  не подходил. И при чём  все  видели, что никого  не
было! Не может же быть  так, что один хлястик всем понадобился. Этот предмет
нельзя поделить на всех, им можно только единолично обладать.
     Вот все  видели, что  никого не было, а хлястик улетучился! Мистика! Не
бывает такого? Ещё как бывает! Никто не знает, как и когда, но бывает!
     Старшина, взводные,  ротный  за нарушение  формы  одежды драли  жёстко,
вплоть до  внеочередных нарядов.  Поэтому  все тряслись за эти  хлястики как
свой любимый орган в организме.
     Да, и самому неудобно ходить, как чмо неуставное, когда нет хлястика.
     Поэтому подключались  знакомые  парни со  старших курсов, они доставали
хлястики. У  некоторых  сзади были хлястики от  солдатских  шинелей. Они  по
цвету  не  подходили,  бурые,  а  что делать? Лучше  пусть будет такой,  чем
никакой.
     И  пусть  через  месяц у  каждого в  нашем  взводе было  по  три-четыре
хлястика, но всё равно, снимая шинель - отстёгивай хлястик.
     Хлястиками можно было торговать.  За деньги вряд ли получится, а вот за
пачку сигарет -  с  удовольствием или на флакон  одеколона! Булочка из чипка
тоже сойдёт за твёрдую валюту.
     С наступлением  холодов, у  многих начались  проблемы  со здоровьем. Не
простудные заболевания, а  начинали "цвести". Любой  порез,  любая царапина,
нарыв, прыщик превращались в  "розочку". Огромный  нарыв, а то  и  фурункул.
Акклиматизация,  или как говорят ещё "не  климат  здесь".  Не уходить же  из
училища из-за этого.
     Не миновала такая участь и наш взвод.
     У  худющего  Смока приключилась  такая беда.  На  бедре вскочил  чирей.
Просто  огромных  размеров. Ему  было  больно  ходить,  что же говорить  про
занятия по физо и зарядку.
     - Сходи в санчасть.
     - Был уже. - -Смок досадливо отмахнулся, помогая умастить  больную ногу
в  курилке, морщась при каждом движении  -  Зелёнкой  помазали, сказали, что
через два дня пройдёт.
     - Уроды!
     - Надо оперировать! - решительно заявил Валерка Вдовин.
     - Как? Лезвием?
     - И не только!
     - Ты умеешь?
     - Видел. - уклончиво он ответил.
     Как же не  помочь товарищу в этом деле? Всё понятно. Если надо, значит,
надо.
     Приготовили банку из-под  майонеза.  У  больного  конфисковали флакон с
одеколоном. Несколько ножей  перочинных  обработали одеколоном, выдрали клок
ваты из матраса, на палочку, пропитали  в одеколоне, подожгли, лезвия  ножей
подержали в пламени огня. Пациенту  в зубы  его собственный поясной  кожаный
ремень. Чтобы  не орал сильно. Серый Бровкин сзади приобнял -- зафиксировал.
Валерка смазал рану одеколоном. Потом, как ставят банки на спину? Держат под
банкой  горящую  вату,  выталкивая воздух,  создавая в  банке вакуум.  Так и
здесь. А, потом -- резко на чирей!
     Этот огромный фурункул начал расти на  глазах, он вылазил из ноги, рос,
рос и ... Лопнул, обдав внутренности банки смесью гноя и крови.
     - Бр-р-р-р!
     - Как бы меня не вырвало.
     - Бе! Какая гадость!
     Смок дёрнулся.
     - Тихо! Тихо! Сиди! - Бровченко ещё сильнее прижал пациента к себе.
     - М-м-м!!!! - застонал Смок, сильнее вгрызаясь в ремень.
     -  Это ещё  не  всё!  -- сказал  доктор  Вдовин, снимая банку с  гноем,
обтирая рану одеколоном.
     А, рана  была ужасна. Выболело прилично, глубже кожи, в  мышце выболело
уже. Ямка была приличная.  Кто-то  не выдержал,  умчался в  туалет,  зажимая
горло и рот, чтобы не стошнило прямо в спальном помещении на чью-то кровать.
     -  Ты,  и ты  -  Вдовин командовал -  берите ножи. Видите головки белых
стержней? Они вышли немного вверх вместе с гноем. Их банка высосала.
     - Видите?
     - Видим.
     -  Каждый берёт по такому  стержню, и медленно, чтобы не порвать, тащим
вверх. Главное  - чтобы  не  оборвались, а  придется разрезать. А, это я  не
видел. А, ты - терпи! - это уже к больному.
     - Он не видел!!! М-м-м-м! - сквозь ремень мычал подопытный.
     - Ну, терпи, казак, атаманом будешь!
     И  начали  тянуть эти стержни. Они  были большими.  Каждый  около  трёх
сантиметров,  а  по  центру,  так вообще  со  спичечный коробок - около пяти
сантиметров.  Гадость первостатейная! Смок дергался,  извивался.  На  помощь
Бровченко пришёл ещё один медведь - Полянин. Смок уже и не извивался, потому
что почти не дышал. Эти два "санитара" так его скрутили.
     Как  только  вытащили эти глубоко сидящие "корни" гнойника, как из трёх
отверстий, где сидели "корни", обильно хлынула кровь.
     - Одеколон! - крикнул врач.
     - На!
     Валера вылил всю бутылку  в рану. Кровь смешивалась с одеколоном, текла
по ноге на пол. Смок уже бился, стараясь избавиться от раны. Окружающие дули
на  ногу,  пытаясь  остудить  её и  тем самым снять болевой  синдром.  Когда
одеколон   кончился,  взяли   индивидуальный  перевязочный   пакет  и   туго
забинтовали ногу.
     Отпустили  Смока,  он медленно вынул ремень изо рта. На нем  были видны
следы зубом. Он почти насквозь был прокушен.
     - Как ты?
     - Садисты!
     Только и сумел произнести пациент.
     - Как чувствуешь себя?
     - Нормально. -  голос осип -  Думал,  что  слона  рожу  от боли. Просто
пизд...ц  был.  Но, как  только  корни выдернули,  так  сразу  и  полегчало.
Отпустила боль. А,  когда одеколоном залили,  думал,  что сознание  потеряю.
Изверги. Вдовин, ты, скотина, эту операцию в гестапо что ли видел? Зверская!
Фашист недобитый!
     -   Ему,   наверное,   на  день   рожденья   книжку  подарили   детскую
"Паталогоанатомия на дому".
     - Вряд ли. Скорее "Любительская вивисекция".
     - Нет. В третьем бате наблюдал. К другу пришёл, а они там как раз такое
и проделывали. Тот-то  повыше  тебя был, так его  четверо  кое-как удержали.
Потом ему одеколона налили, чтобы спал лучше.
     Пол роты наблюдало за операцией. О кудеснике - исцелителе Вдовине молва
быстро  разошлась  по  роте  и батальону. Несколько  раз приглашали  его  на
операции.  Но  у некоторых  "розочки"  высыпали на лице,  за них  Валера  не
брался. Они выбаливали, оставляя большие ямки на лице.
     Ефанов быстро пошёл на поправку, шрам на ноге остался, в виде ямки.
     Тем  временем, общими усилиями  курсантов роты, перекладину переставили
чуть дальше.  Закрепили, укрепили как можно прочнее. Будаеву строго настрого
запретили  делать склёпку. Да, и остальные также старались не  испытывать на
прочность  этот спортивный снаряд.  Остаться  в  казарме  без перекладины  -
ничего хорошего.  Сухой периодически  подходил  к  снаряду и  тренировался в
количестве и качестве подъёмом переворотом.
     И  этим  самым заразил многих  в роте.  Одним  из  таковых  был  Витька
Николаенко из третьего взвода.
     Он как многие  тренировался.  В трусах, прыгает на  перекладину и пошёл
делать  подъемы,  только  один  раз с матом,  криком, полным ужаса, свалился
перекладины, даже не просто  свалился,  а рухнул.  Кулём.  В  верхней точке,
отпустил руки, и  чуть не проломил  пол. Лежит, орёт и  зажимает пах руками.
Думали, что всё, помирает Никола!
     Вся рота вокруг Витька.
     Пытаются  перевернуть  его  на спину. А  он не даётся, лежит и на  боку
крутится вокруг оси, не отпуская руки от паха.
     - Витёк, ты что?
     - Что случилось?
     - Да, блядь не вой ты!
     - Скажи, что произошло.
     Между приступами нестерпимой боли, Николаенко просипел:
     - Х..й на перекладину намотал!
     Вой  смеха. Именно не  ржач, а настоящий  вой. Рота  смеётся,  Витёк  с
опухшим ЭТИМ САМЫМ катается по полу и воет уже в полный голос.
     Кое-  как одели  Николу, отнесли санчасть,  сам-то он не мог  идти,  не
отпускал руки от паха.
     После обеда Витя появился в роте. Его окружили.
     - Ну, как, Витёк?
     - Х...й не оторвало?
     - Он теперь у тебя будет как у Фила? По колено или до пола?
     - Будешь с Филом меряться? Кто кого победит?
     - Фил победит. У него природный, а у Николы - искусственно вытянутый!
     - Может и Фил  в детстве  за забор зацепился, когда  в  соседний сад за
яблоками ладил?
     - Стоять-то будет?
     - Да, нет, всё! Так, сувенир спереди! Длинный и бестолковый!
     - Будешь задницу подтирать, когда бумаги под рукой не будет!
     - Отстаньте! -  только Витя отмахивался, немного прихрамывая,  и слегка
согнувшись.
     - Чего тебе там делали?
     Долго Витю  уговаривали  рассказать.  Он  только краснел  и  уходил  от
разговора. Но каждый день ходил в медсанчасть.
     Потом, сильно краснея, рассказал, что ему там делают ванночки. И делает
медицинская сестра!
     Народ опять потешался над его болячкой. Бился в истерике от смеха.
     - Витя, она его купает?
     - Сама укладывает и поглаживает?
     - Витя, а головку с шампунем детским моет?
     - Ага, специальным, который без слёз для малышей!
     - Да, нет, у него теперь головка большая. В горлышко трёхлитровой банки
не пролезет. Поэтому - обычный шампунь!
     - Порошок стиральный!
     - С хлоркой! Чтобы блондином стал!
     - В руках держит? Убаюкивает?
     - Тот-то, наверное, увеличивается в размерах?
     - Богатырь?
     - Отвалите! Сволочи! Дураки! Идиоты!
     Витя,  стыдясь  своей травмы, уходил  от толпы и  курил в  одиночестве,
пунцовый  как  варённый  рак.  Ненадолго,  на   период  лечения,  к  Виктору
привязалась  кличка "Никола - вытянутый  х..й" или "Длинный х...й". Кому как
нравилось.
     Приближался   праздник   -  7   Ноября  -   День  Великой   Октябрьской
Социалистической Революции!  А, это значит, что всё училище начало готовится
к торжественному параду на центральной площади славного города Кемерово.
     Как любил говаривать капитан Баров:  "Группа советских войск в Кемерово
должна  пройти  торжественным  маршем  по   улицам  города,  чтобы  поселить
священный ужас в сердца и души горожан!"
     И началось! Снова коробки  поротно. Каждый  батальон старается. Старшие
курсы поменьше. А, для нас - это  первый  парад,  поэтому и топаем усиленно.
Ломаем  лёд  каблуками.  Но, ходим,  ходим.  Вечером, после  самоподготовки.
Вместо личного времени. При свете фонарей.  Ходим. Земцов лично присутствует
на всех тренировках, взводные офицеры тоже все рядом. Когда шутят, а когда и
матом, не стесняясь в выражениях подсказывают кому и как  идти. Им, понятно,
не  хочется  выглядеть командирами стада баранов, которые и толком-то ходить
не могут. Остальные роты батальона тоже тренируются.
     Но, глядя  как  получается,  у нас  и у  них,  понимаем,  что у  нас-то
лучше!!! Значит, не зря все эти мученья и тренировки! Не зря!!!
     Тренировки в составе училища! Командует тренировками полковник Абрамов!
Наш комбат на абитуре!

     Для  него  был  установлен  микрофон,  чтобы старый  полковник не  рвал
голосовые связки, а ему всё по фигу!
     У него  хорошо  выработанный командный голос.  Его и без микрофона весь
плац, всё училище слышит!
     Сначала приветствие. Отрабатываем побатальонно и в составе училища. Ну,
это   проходит   более-менее   нормально.   Потом   перекатисто   "Ура!"   с
сопровождением головой проходящего мимо начальника училища.
     С этим тоже быстро получилось.  А,  вот с прохождением!  Условие  одно.
Какая  рота  быстро  и  качественно  проходит  -  свободны.  А,  у  кого  не
получается... Будет доходить через руки и ноги. Старая армейская мудрость! И
снова и снова роты заходят на круг.
     Абрамов кричит,  материт на весь  плац все и  вся,  невзирая  на чины и
звания.   Особенно  достается  командиру   сорок  четвёртой  роты   капитану
Бережному:
     - Капитан! Ты выпрямись! А, идёшь, как будто коромысло проглотил!
     А, он сутулый был и немного косоглазый. Как-то рота шла на полигон, это
в  предыдущем  наборе батальона, он  сбоку роты. И тут со  встречной  полосы
"Жигули" выскакивают.  Водитель  кого-то  обгонял, а  в  конце  манёвра,  не
справился с управлением и на колонну курсантов.
     Бережной быстро сообразил, оттолкнул ближайших курсантов, и принял удар
машины на  себя. Его  отбросило. Вот он и стал сутулым, и  глаз стал косить.
Сам он мужик был неплохой, хитроватый, но не пакостливый.
     А,  Абрамову  плевать  на  прежние  заслуги.  Ему  нужно чтобы  училище
смотрелось на параде  достойно. И  не было  стыдно начальнику училища  перед
властями областными, городскими, да,  и просто  перед горожанами, кто придёт
на  праздник.  Нас же  по  телевизору  местному будут  показывать!  И  чтобы
какая-нибудь  шеренга в коробке "прыгала" сбившись с ноги! Такого не  должно
быть на параде! Потому что это - ПАРАД!
     - Ногу! Ногу выше поднимайте!  -  кричит какой-то  роте полковник - Да,
что вы как бабы беременные идёте! Боитесь обосраться или родить на ходу? Это
не строевой шаг, а семените на месте! Как говно или виноград  топчите!  Выше
ногу! Да, не шире шаг! Куда, на хрен, спешите! Выше ногу! Вот так! Вот так!
     И старый полковник, легко, в шинели прыгает на трибуну, туда, где стоят
командиры, и, откинув полу шинели,  задирает ногу сантиметров на восемьдесят
от земли, и чётко шагает по этому бордюру.  Училище  с  восхищением, страхом
смотрит на него.
     Страх, потому что  на этой полке  уже снег, ледок, поскользнется старый
полковник. А лететь там метра четыре, и костей  потом  не соберёшь! Не будет
старого полковника.
     А,  Абрамова  в училище любили и уважали.  Он не рисовался, был краток,
эмоционален, лишний раз  по пустякам  не  придирался, не  выслуживался перед
начальством. Поэтому и любили. Считали его настоящим офицером. А, это многое
значило. Авторитетный полковник  он! К  нему можно, как говорили, можно было
подойти  за советом. Как по учёбе, жизни, службе. Даже, если считаешь, что с
тобой  командиры поступили несправедливо,  можно подойти, посоветоваться. Он
или сам постарается разобраться, восстановить справедливость, или что-нибудь
присоветует. У полконика Абрамова было остро развито чувство справедливости.
Не часто встретишь такого не только в армии, но и в жизни!
     Раз за разом всё меньше оставалось рот на плацу. Нашу роту отпустили из
батальона первой. Не зря мы потели! Ой, не зря!
     И вот, праздник - 7 Ноября!
     С  утра -  праздничный завтрак. Потом - парад, а затем, кому повезло --
увольнение! Первое увольнение с присяги!
     Так, что день - замечательный! Те, кто  остаётся в казарме могут съесть
праздничный обед  товарища, что  в  увольнение, а также и  масло и  сахар за
ужином!
     Парад... На улице, хоть и холодно, но все в возбуждении, не чувствуется
мороз. Пар  валит от  каждого  курсанта. Смахиваем с  погон и плеч небольшой
снежок, обмахиваем с автоматов.
     С приходом  зимы все курсанты переходят на "зимнею" стойку, или иначе -
"пингвинья".  Руки  немного  согнуты,  и от туловища  отведены,  колени тоже
согнуты и разведены. Чтобы холодная одежда по минимуму касалась тела. Хочешь
согреться  -  есть  способ.  Набираешь  полную грудь  воздуха,  задерживаешь
дыхание  и  молотишь  себя одновременно  по  бокам. Сразу  тепло. Только вот
сейчас не тот случай.  Пар валит с нас от волнения. Главное  - не подкачать,
или по-нашему - не обосраться!
     Вот  и  центральная  площадь  города Кемерово, там,  где  мы  принимали
присягу. Пока время есть - рассматриваем девчонок.
     - Жаль, что поближе их не рассмотреть!
     - А, что толку-то рассмотришь? Она по уши укутана!
     - Вот по весне, когда она сами раздеваются! И уговаривать не надо!
     - Да, и ещё капрон с ног снимают!
     - Да! Так медлен-н-но! Мед-ле- н- н- но!
     - Да вы достали уже! Сейчас парад будет!
     - Парад-то от нас никуда не уйдёт, а вот девчонки уйдут!
     - Эти уйдут - другие появятся!
     - Когда они ещё появятся!
     - По весне и появятся. Весной щепка на щепку лезет!
     - А, мне, что до этого времени хрен на узел завязать, что ли?
     И тут подали команду.
     Как прошёл парад? Замечательно! Для первого раза.  Никто  не сбился, не
поскользнулся. Волновались, спина мокрая, когда свернули за  угол с площади,
и подали  команду "Вольно!". Остановились,  сняли шапки,  пар валил.  Голова
мокрая от пота. Уф! Получилось!
     Увольнение для тех, кто достоин.
     Холодно,  правда на улице, мороз крепчает, но, разве мороз  кого-нибудь
пугал в увольнении? Он пугает на полигоне, физо, а увольнении... НИКОГДА!
     Но,  перед  увольнением  торжественное  построение,  и  тем,   кто   на
сержантских  должностях присвоили звание  "младший сержант"!  Две  лычки  на
погон!
     Красота! Когда ушли в увал, сели подшивать новые погоны, новоиспеченные
сержанты.
     Кто-то свалил в самоход, кто-то спал. Короче - настоящий выходной!
     К вечеру стали подтягиваться из увольнения.
     Те, кто похитрее и  умнее, то пришли  чуть раньше из увольнения. Многие
были поддатые. Ответственным по роте был капитан Баров.
     Из его взвода  пришли с опозданием трое Базлов, Лучинин и Фадичев. И не
просто пришли, а чуть стоя на ногах, и "выхлоп" был на километр.  Они как-то
прошли через КПП незамеченными. Наверное, не дыша.
     Кто хитрее и под "газом", то пришли на час раньше, когда Барова не было
в  роте.  Быстро  сдали  форму,  разделись,  и  легли  спать.  Очень.  Очень
порядочные курсанты!
     Вот  только   "залёт"  в   политический  праздник  приобретает  окраску
политического преступления.
     -  Как  напились? Где,  когда, сколько,  при  каких  обстоятельствах? И
последний вопрос. На ху...я?!
     - Товарищ капитан, -- заплетающимся языком Сашка  Базлов - Мы, это шли,
в  библиотеку, а  тут мужик выходит  навстречу,  и пристал как банный  лист,
чтобы выпили с ним. Ну, мы и это. По полстакана пива.
     -  Ага!  Я служу в армии,  когда ты ещё  пешком под  стол на игрушечном
танке  ездил! Эту сказку про то, как иду я в увольнении,  никого не  трогаю,
выбегает мужик, бьёт мне в морду.  Падаю, а он мне выливает насильно бутылку
водки, и убегает! А, когда эта версия разваливается, то  как  ученица, после
лишения девственности, отвечает, что  только  полстакана пива! Но, наверное,
оно было с дихлофосом. Или карбофосом! А,  то  и с  карбидом.  Оттого  я так
рыгаю и пукаю! Они шли в библиотеку!!!! Вы ещё и идиоты!
     Баров рычал как тигр, но по-своему.
     Все пойманные им "залётчики" были из его взвода.
     -  Идиоты!  Сумчатые макаки! Облезлые  ослы!  Прыщи  бородавчатые!  Вам
только по  деревьям  лазить! Пойти во  второе увольнение в жизни!  Напиться!
Попасться! Это же  надо было до  этого додуматься вообще! Это ваше последнее
увольнение!  Если  доживёте  до  выпуска! И я  сам, а  не умру  от инфаркта!
Обещаю,  что  я этого вам не забуду, товарищи  курсанты! Эти трое беременных
слонов по окончанию училища будут командирами взводов подводных верблюдов на
базе  торпедных катеров!  Завтра они  будут копать окоп для стрельбы с  коня
стоя! А, сейчас! Курсанты- пьяницы! Выйти из строя! - те вышли  - Одеть ОЗК,
получить противогазы, и 2 круга по центральной аллее! Замкомвзвод, командиры
отделений этих верблюдов, выйти из строя! Контролировать!
     - Товарищ капитан! Там же холодно!
     - ОЗК сломается и порвётся на морозе!
     - Что не доходит  через голову  - дойдёт через руки и  ноги! Не  можете
думать головой - будете думать задницей на морозе! Знали, что пить - нельзя?
Знали! Вот теперь - бегайте! А,  насчёт ОЗК... Сломаете, порвёте!  Удержим с
получки в стократном размере! Бегом марш!
     Трое курсантов  мотали круги по аллее. С каждым шагом выходил алкоголь.
И трезвели.
     Сержанты   тоже  зверели.  Холодно.  Пританцовывая  на   месте,  матеря
"залётных",  пытались их поторопить пинком  под зад, когда те пробегали мимо
их, чтобы побыстрее уйти в тёплую казарму.
     Но, в ОЗК бегать  тяжело. А, когда на тебе одета шинель, а сверху - ОЗК
- вдвойне тяжело.  На  ногах -  бахилы  от  ОЗК  которые  скользят на лёгком
снежке,  ледке.  И  скорость  перемещения падает. Каждый  шаг  -  литр  пота
алкогольного и мат сержанта, который стремиться уйти с мороза.
     Аллея  - пятьсот  метров,  полный круг  -  километр.  Два  круга -  два
километра.
     Когда  те пришли  с пробежки по морозу в  ОЗК,  а  сержанты  четвёртого
взвода, злые как собаки, Баров построил свой взвод.
     И устроил шмон во взводе.
     Он  в ярости  переворачивал  постели,  отстёгивал подмастрасники -- это
кусок брезента  или старой плащ-накидки, который крепился на завязках. Чтобы
казённый матрас не  рвался о кроватную сетку. Под  ними, как правило прятали
носки, вшивники и прочее запрещенное, чтобы оно было небольших размеров.
     Также  на  перевёрнутые   постели  полетело  содержимое  тумбочек.  Все
запрещённые предметы,  продукты  питания,  летело  в отдельную  кучу.  Взвод
смотрел и сопел. Все понимали, отчего командир взвода в бешенстве. Никто ещё
не видел капитана таким.
     Потом  дневальный  принёс топор. И  Баров  этим топором  рвал вшивники,
носки.  Или  как  часто  говорили  "сифак".  Баров  тут  же  окрестил  носки
"спидоносками".
     Несколько  журналов, невесть, как попавших в казарму с  полуобнаженными
красотками, тоже он разрезал. Всё бросил в одну кучу, топором перемешал:
     - Дневальный! Выброси эту кучу дерьма на помойку! Не в туалет, а  прямо
на мусорку! Выполнять!
     - Есть!
     Дневальный унёсся, роняя по дороге мелкие клочки тряпок и бумаги.
     -  Ну, а  теперь,  товарищи курсанты,  -- обращаясь к своему взводу - в
армии, всё, что не параллельно и не перпендикулярно - валяется. Вам всем час
времени  на  наведение  порядка.  Через  час  сержанты  докладывают  мне,  я
проверяю. И радуйтесь, что  сейчас холодно. Не дай Бог, вам, ещё раз кому-то
только подумать о выпивке - будете  копать окоп полного профиля для стрельбы
с коня стоя!  Вопросы? В  письменном  виде,  в  трёх  экземплярах. Не слышу,
товарищи курсанты. Вопросы есть?
     - Никак нет!
     Взвод  начал  наводить  порядок,  матеря  в  лицо "залётчиков".  А, кто
сказал,  что коллективная ответственность отсутствует? В  армии  она  есть и
будет.
     Зато  впредь  всем  наука.  Хочешь  выпить  -  подумай,  а,  может,  ты
подставишь  своих товарищей? Ну, а товарищи тебя будут в следующий раз лучше
прикрывать, чтобы самим не подставиться.
     Не  только "залетели"  трое  с  УСН  (употребление спиртных  напитков),
Валерка Лунёв пришёл с обмороженными ушами.  Честь и гордость курсантская не
позволила  ему  опустить "уши" (клапана) у шапки, вот он ходил по городу. А,
чуть прозевал, и всё! Через полчаса в казарме они  у  него  стали по размеру
как огромных чебурека, малиново-чёрного цвета.
     Баров посмотрел, покачал головой.
     - Надо менять фамилию. На Чебурашкина  или Слоникова. Летом хорошо - не
жарко будет. Пизд...ц полный.  Чего стоишь? Бегом  в санчасть!  Миронов! Дай
сопровождающего! Наберут в армию идиотов!  С одними  мучаешься  два года,  с
другими - двадцать пять лет! Блядь! Ну, что за рота! В увольнение сходить не
могут!  Кто нажрётся как дитё малое! Кто уши отморозит! Если  ещё кто-нибудь
придёт с  отмороженными ху..ем и яйцами - не удивлюсь.  Скажет, что  пытался
переспать  со снежной бабой! Стадо ебану...ых  носорогов, а не рота!  Где их
только  понабрали?  И  всех  идиотов  сгрузили в сорок  вторую  роту!  Прямо
селекция  какая-то.   Неестественный  отбор!   Весь  четвёртый  батальон   -
эксперимент! Но,  сорок  вторая рота  - это просто какая-то роты вурдалаков,
которая только и делает, что  пьёт кровь у  командиров, закусывая  водкой  и
обмороженными  ушами!  Во всех вселился дух злой! И всех надо сжечь! Тьфу! С
этой бандой с ума сойду скоро! А, до пенсии так далеко! Не доживу!
     Вечером ещё один сюрприз -  общеучилищная вечерняя поверка. Всё училище
строится, и проходит поверка поротно, потом докладывается ответственному  по
батальону,  а  тот   уже  -  ответственному  по  училищу.  Ответственные  по
батальонам - замполиты. Праздник-то политический, вот они и бдят...
     Пока шла поверка, курсанты четвёртого курса - первый батальон на шинели
от первого  КПП несли тело.  Руки и  ноги качались в такт  движения. В свете
электрических прожекторов  это  смотрелось страшно. Неужели убили? По  строю
побежали разговоры.
     - Убили?
     - Да, ну, на фиг!
     - Посмотри, он не шевелится!
     - Чую, ночь веселая будет!
     -  Если первый бат  сейчас  поднимется  в город,  может, и  всё училище
двинутся. Тогда от города могут только головёшки остаться.
     И тут тело, которое трое его сотоварищей тащило на шинели, шевельнулось
и проорало в ночной морозной тишине:
     - Витёк! Мы куда идём? Давай в общагу к девкам!
     Училищный  строй  одобрительно заржал.  Понятно. Никого не убили  и  не
избили. Просто напился мертвецки курсант. Благо, что не замёрз!
     Бачурин - ответственный по училищу:
     - Смотрите, товарищи  курсанты, на этого негодяя!  Стыд  и  позор!  Его
привезла милиция!
     По  строю  пошёл гневный  ропот.  Ладно,  напился,  но чтобы тебя менты
привезли и бросили возле КПП! Позор тебе, курсант!
     - Обещаю, -- продолжил Бачрин  - что после окончания училища, он поедет
служить  туда, где вода привозная  и  вертолёт бывает по  праздникам!  Чтобы
трупы вывезти! Запомните, товарищи курсанты, это мерзостное зрелище!
     Утром  комбат построил батальон. Боцман стоял с ушами, забинтованными и
обклеенными пластырем. Огромные  уши.  Клапаны  у  шапки  опущены, чтобы  не
мёрзли  обмороженные  уши.  А,  сами  забинтованные  уши были похожи  как  у
Чебурашки,  только белые. А, так как они  ещё и  закрывали  слуховой проход,
Валерка   плохо  слышал.  Рота  над  ним  потешалась.  Но,  построение  было
необычное. Залёт в сорок  второй роте. Комбат и раньше к нам не совсем ровно
дышал, ну, а теперь совсем озвереет.
     Весь развод  комбат неиствовал по поводу пьяных курсантов. И такие были
только в нашей роте. Точно знаю,  что в сорок первой были такие. Ещё пьянее.
Или  не попались, или ответственный скрыл их.  Ну, наши-то, после  забега по
аллее, на поверке уже стояли трезвые как стёклышко.
     Комбат всем "залётчикам" объявил, что с ними надо делать - нужно,