накидки  не
существовало. Это было сложная фигурная запись, - мои руки вошли в  ткань.
Элга была безо всего. Подняла лицо, губы ждали.
     Глупо оглянувшись, я поцеловал ее. От нее пахло душной  сиренью.  Она
мне очень нравилась. Мне все очень нравилось. Мне все очень  нравились.  И
директор, и советник, и долговязый режиссер. Он странно одевается. Но  это
ведь ничего. Может же человек  странно  одеваться.  И  напрасно  они  меня
боятся. Это совершенно незачем. Они боятся, потому что  ты  не  инспектор,
сказала Элга. А почему я, собственно, не инспектор? Откуда известно, что я
не инспектор? А потому что Бенедикт все Министерство наизусть знает. Ну  и
правильно, я не инспектор. Может  же  человек  не  быть  инспектором?  Они
решили,  что  ты  специалист-психоэмоциолог  или  волновик.  Боялись,  что
запретишь Спектакли. Ну и глупости, почему  я  должен  запретить  их?  Там
эмоциональный фон выше нормы. Вот они и перетрусили. Дураки.  Они  же  тут
все идиоты - и Бенедикт, и этот гениальный  Витольд,  и  толстый  Герберт.
Подумаешь, фон выше нормы. Это  еще  не  причина,  чтобы  запрещать  такие
чудесные Спектакли. Может же фон быть выше нормы? А собственно, почему  он
выше нормы? Этого я не знаю. Ладно, пусть он будет выше нормы. Я разрешаю.
Все равно они мне все нравятся. И Анна мне очень нравится. Я  наверное  ее
люблю. То есть, тебя я тоже люблю. Я  поцеловал  Элгу.  У  меня  кружилась
голова. Она же дура, сказала Элга. Истеричка. Упросила, чтобы  я  устроила
ее в Дом. А разве не она тебя устроила? Я же говорю: она тебе все наврала.
Дура. Связалась с "саламандрами", бегает к ним на собрания. А что  плохого
в "саламандрах"? Это прекрасные ребята. Они немного заблуждаются, но может
же человек немного заблуждаться? И потом у нее такой приятный отец. Он  ей
такой же отец, как я тебе... И кто он тогда? Муж. Ей зачем-то понадобилось
выйти за него. Муж? Как странно. Значит, она замужем? Но я  все  равно  ее
люблю.
     Мы стояли на  террасе.  Терраса  была  громадная,  темная,  окутанная
зеленью. Элга нажала кнопку, передняя стена опустилась до половины. Хлынул
прохладный воздух. Город  внизу  был  черен.  Мерцали  крыши.  Светлячками
ползли такси. Вдали, в новостройках  подымались  пирамиды  света.  Обещали
дождь с десяти до десяти ноль трех, сказала Элга.  Тропический  ливень.  Я
люблю дождь. И я люблю дождь, сказал я. Я вас всех люблю. И  еще  я  люблю
Августа. Он вытащил меня из воронки для пауков в Синей пустыне. Ты  видела
когда-нибудь  воронки  для  пауков?  А  самих  пауков  ты  видела?  У  них
восемнадцать ног. Я лежал два дня без воды и думал,  что  уже  конец.  Они
сидели вокруг и ждали. У меня губы растрескались. И я люблю  Кузнецова.  А
ты знал Кузнецова? Конечно знал. Мы четыре  года  жили  в  одной  комнате,
каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо. Или  я
это уже рассказывал? Нет, ты этого не рассказывал. Нет, мне кажется, что я
все-таки рассказывал. Ну все равно. Гера - мой друг. Жаль, что его  убили.
Его убили? Говорили - сердце. Да, его убили,  какие-то  сволочи,  фантомы,
нелюди. И еще жаль, что он ошибся. Весь Дом говорит о  Великих  Моголах  и
ничего не происходит. Придется отказаться от этой  версии.  Но  тогда  нам
даже не за что зацепиться. Должен же человек за что-то зацепиться? Вот  вы
зацепились за Спектакли. Кстати, у вас в Доме есть волновой генератор? Нет
у нас генератора, генераторы запрещены. У вас есть волновой  генератор.  Я
это знаю. Если  ты  меня  любишь,  ты  должна  сказать,  что  у  вас  есть
генератор. Но у нас в самом деле нет генератора.
     Разверзлось небо - зашумело, затрещало, загудело  и  рухнуло  ревущим
водопадом, сплошной стеной сумасшедшей воды. Струи  захлестывали  веранду.
Элга протянула обе руки в дождь. Волосы ее прилипли к лицу.
     - Здорово! - крикнула она.
     Метался мокрый плющ  на  стене.  Я  ртом  ловил  воду.  Меня  мутило.
Стремительно тяжелела голова. Из желудка поднимался тошнотворный комок.
     Грохот оборвался. Струи дождя  растворились  в  сыром  воздухе.  Было
тихо, лишь капало с крыш.
     Элга вытерла лицо.
     - Ну и ливень - красота, - сказала  она,  отжимая  волосы.  -  Пойдем
сушиться.
     - Слушай, Элга, - не сдавался я. - Так у вас  в  Доме  есть  волновой
генератор?
     - А? Что? Не знаю - мокрая насквозь.
     Я пощелкал по стеклу аквариума. Пузатые рыбы  устремились  к  пальцу,
таращили пустые глаза. Элга взяла меня за руку:
     - Пошли.
     Между нами в зеленом стекле аквариума совершенно  бесшумно  появилась
аккуратная круглая дырка - вода мгновенно хлынула оттуда струей.
     И сразу же рядом возникла вторая - такая же круглая. Я толкнул Элгу в
бок, подставил ногу. Мы упали. Я старался прикрыть ее сверху. Кобура  была
под мышкой. Элга барахталась, мешала. Я ждал новых выстрелов, их не  было.
Наконец, я вытащил пистолет, дулом фиксировал дверь. Спросил:
     - Где включается свет?
     - Там, - слабо показала она, так ничего и не поняв.
     Свет вспыхнул неожиданно резко. В дверном проеме никого не было.
     - Вставай, - сказал я.
     Элга с трудом поднялась, дико посмотрела на аквариум: на обнажившемся
золотом песке били хвостами, растопыривали жабры толстые, уродливые рыбы.



        8

     Я велел  Элге  ехать  домой  и  молчать.  Она  только  кивала.  Ушла,
оглядываясь.
     Затем я вызвал Боннара.  Он  явился  элегантный,  веселый,  в  облаке
пряных духов. Увидел дырки, присвистнул.
     - Забавная история. Ты видел, кто стрелял?
     - Нет.
     Боннар дугой поднял бровь:
     - Это точно?
     Я не стал отвечать. Меня мутило все сильнее. Бровь опустилась на свое
место.  Боннар  ощупал  края  аквариума  потрогал  влажный  песок,  сказал
задумчиво:
     - Стреляли из "кленового  листа",  в  крайнем  случае  -  "Элизабет",
армейская серия.
     Я не спорил.
     - И стрелял лопух: промахнулся с десяти метров.
     Я опять согласился. Он соизволил обратить внимание на мой вид:
     - Тебе плохо?
     - Подсыпали какой-то дряни.
     Боннар сочувственно причмокнул. Спросил:
     - Великие Моголы?
     - Да! - уверенно ответил я,  хотя  только  что  был  также  уверен  в
обратном.
     - Значит, мы ходим где-то близко, - сказал Боннар. -  Вероятно,  тебе
имеет смысл постоять здесь - он вернется.
     Я показал на дверь:
     - Иди, пока нас не засекли вместе.
     - Я мог бы приказать, - напомнил Боннар.
     - Мог бы.
     Боннар прищурил южные глаза, черные, как маслины. Казалось, сейчас он
воспользуется своим правом, но он сказал:
     - Хорошо. Работай сам. Контроль  через  "блоху".  -  И  ускользнул  в
темный проем.
     Я больше не мог терпеть. Меня выворачивало.  Горло  запечатал  комок,
отдающий желчью. Натыкаясь на стулья, я проскочил  зал,  где  слабый  свет
серебрил головы и плечи неподвижных Дар, в  коридоре  пошел  медленнее:  я
чувствовал себя сосудом, до краев наполненным водой, - боялся расплескать.
     Чем меня напоили - "сыворотка правды"? Или что-нибудь вроде роценона,
который   вызывает   неудержимую   болтливость?   Надо   будет   тщательно
проанализировать разговоры - кому это было надо? Но  все-таки  хорош  этот
Боннар - оставить меня как подсадного, пусть стреляют. Впрочем, винить его
трудно: так принято работать у нас в МККР - если для успеха операции  надо
пожертвовать сотрудником, то жертвуют, не задумываясь. Считается,  что  мы
знаем, на что идем, и нам за это заплачено.
     Я столкнулся с этим уже в первый год работы, когда меня направили  на
Орбитал Венос - станцию во Внеземелье, где исчезли контейнеры с  геофагом.
Там в меня стреляли три раза в день -  утром,  днем  и  вечером.  Ночью  я
отсыпался, замкнув свою каюту  личным  шифром.  А  по  окончании  операции
выяснилось, что меня еще до прибытия  на  Орбитал  сознательно  засветили,
рассчитывая, что группа  Эрлаха,  вывозящая  геофаг  в  малые  страны  для
использования в локальных войнах, постарается  меня  убрать  и  тем  самым
обнаружит себя. В конечном счете так оно и случилось,  но  я  получил  два
пулевых ранения и вдобавок недоверие к оперативному  отделу  МККР  на  всю
жизнь.
     Так что Боннар был не так уж и неправ. Включенный фантом  нацелен  на
реализацию программы. Стрелявший действительно мог вернуться. Но нам нужен
был не он. Брать рядового  фантома  не  имело  смысла.  Кузнецов  каким-то
образом вышел на Великих Моголов. Это - ключ. Но мы  не  знаем,  как  этим
ключом пользоваться. Работаем вслепую. Фантомы  проявляют  себя  только  в
действии. Значит, нужно вызвать их на действия. А это может лишь  старший.
А он не будет этого делать, пока  не  получит  реальных  шансов  захватить
власть. Да, конечно, я бы на его месте так и поступил  -  сидел  бы  очень
тихо, затаился, забился в щель,  ждал  бы,  пока  подчиненные  фантомы  не
пройдут наверх достаточно далеко, в МККР, например. Да, затаиться и ждать.
Никакой активности.
     Меня все-таки вытошнило. Прямо на  пол.  Я  едва  успел  согнуться  -
кашлял и давился, выталкивая изнутри горчайшую зеленую пену. Нет,  это  не
"сыворотка  правды"  и  не  роценон,  от  них,  как  я  знаю,  не   бывает
последствий. Это что-то другое. Желудок содрогался в болезненных спазмах.
     - Стоп! - сказал я себе. -  Но  ведь  кто-то  же  убил  Кузнецова?  И
стрелял в меня. Значит, активные  действия  они  все-таки  ведут.  Почему?
Может, потому, что Кузнецов нашел ключ? Нет. Чихали они на этот  ключ.  Он
ничего не отзывает.
     Концы не связывались. Я зашел в тупик. Оставалось последнее:  а  если
Кузнецов нашел не ключ, а ниточку от клубка всей  этой  истории  -  слабую
такую ниточку - а теперь и ее стараются оборвать. Что тоже  проблематично:
они не могут не знать, что имеют дело с государственной организацией - все
факты, добытые мной или кем-то другим, немедленно передаются в центр.  Нас
просто не имеет смысла убивать. И все-таки нас убивают.
     Во рту жгло так, словно язык  обсыпали  перцем.  Неимоверно  хотелось
пить. Я двинулся в конец коридора, к душевым. Звонко щелкнула дверца лифта
- и сразу же за поворотом кто-то побежал.
     Я нащупал под мышкой рифленую рукоятку пистолета.
     Шаги приближались. Бежал пожилой человек, и это ему давалось нелегко:
он тяжело дышал. Вылетел из-за угла, остановился в растерянности.
     Это был советник.
     Я шагнул к нему, не убирая руки из-за пазухи:
     - Еще раз здравствуйте, господин Фальцев.
     Радужная оболочка его глаз пропала от испуга.
     - Куда-нибудь торопитесь? - заботливо спросил я.
     - Я... я искал вас, - срывающимся голосом сказал советник.
     - Пожалуйста.
     - Мне очень нужно сказать вам, - так, чтобы  никто  не  знал.  Тайно,
понимаете, тайно.
     Я оглянулся. Коридор был пуст. Я убрал руку.  В  конце  концов,  даже
если он фантом, то за моей реакцией ему не  успеть:  пока  он  вытаскивает
пистолет, я его голыми руками положу четыре раза.
     Советник загадочно покивал лицом в красных пятнах:
     - Я хочу вам сказать, что я ничего не знаю.
     - Очень содержательное сообщение. А о чем именно вы ничего не знаете?
     - Ни о чем. Честное слово? Мое дело - финансовое. Я перевожу  деньги,
я оплачиваю счета и больше ничего. Они все решают сами.
     - Кто они?
     - Бенедикт и Витольд. И еще этот... Краб, техник.
     - У вас в Доме есть волновой генератор? - пошел я напрямик.
     - Не знаю, - испугался он. - Похоже, что есть. Наверное есть. Знаете,
ощущение очень близкое...
     - Господин Фальцев, мы же все равно установим, если вы имели  дело  с
волновыми наркотиками.
     Советник выпустил воздух со свистом, как проколотая надувная игрушка.
     - Я пробовал "веселый сон", - обреченно сказал он.
     Я недоверчиво посмотрел на него. История с "веселым  сном"  была  мне
известна. Эти аппараты предназначались для общей анестезии. Считалось, что
они должны полностью снимать болевые явления при операциях, вызывая вместо
них ощущение легкой радости. Но уже в процессе испытания опытных  образцов
было обнаружено, что они обладают  наркотическим  действием  с  длительным
привыканием к наркотику. Аппараты вернули на доработку  -  меняли  спектр,
резонансную частоту - деталей я не помнил. Пострадало человек двадцать - в
слабой форме.
     - Почему сразу не заявили? - спросил я.
     - Я... мне сказали, что во второй раз не  излечивается...  -  упавшим
голосом ответил советник. - И ведь я  контролировал  Дом  через  городской
совет. Мог быть скандал. Но я  хотел  прекратить,  я  серьезно  говорил  с
Бенедиктом...
     - А "саламандры" дали вам понять, чтобы вы не вмешивались?
     Советник осекся и, как черепаха, втянул голову.
     - Смелее, Фальцев, - сказал я. - Вы же сообщаете мне это не из  любви
к согражданам. Вы хотите, чтобы мы избавили вас от "саламандр".  Так?  Кто
конкретно вас доил?
     - Краб, - еле слышно ответил советник. - Но наверное, есть и  другие.
Я не обращался к местным властям, потому что...
     - Понятно. Это все?
     - Все! - Он впервые поднял  на  меня  затравленные  глаза.  -  Чистая
правда.
     - Идите, - приказал я.
     - Я могу быть уверен?..
     - Да, - сказал я. - Закон гарантирует анонимность заявителя.
     - Спасибо.
     Он побрел - весь мятый и поникший, шаркая ногами.
     Я устремился к душевым. Меня не интересовал советник  Фальцев.  Пусть
рэкетом занимается городская полиция. В основном ясно - генератор  в  Доме
выявят, а Дом закроют. Их не спасет ни Бенедикт, ни  "саламандры"  ни  сам
сенатор Голх. Тут - закон. Это хорошо. Значит, я могу  больше  не  тратить
время на Спектакли. Только главное:  искать  старшего  группы.  Нам  нужен
старший.
     Дверь в душевую была заперта, но я сообразил это, лишь сорвав хлипкую
задвижку. Влетел внутрь. Внутри было очень уютно. Посредине душевой,  там,
где каменный пол понижался к  зарешеченному  стоку,  двое  незнакомых  мне
ребят  с  сильно  развитой  мускулатурой   держали   подмышки   обвисшего,
согнувшего  колени  библиотекаря.  Измученное  лицо  его  было  в   свежих
ссадинах, зрачки - глубоко под веками,  в  углах  губ  трепетала  кровяная
слюна. Видимо, шел крупный разговор. Как раз в тот момент, когда я влетел,
третий человек неторопливо и сильно ударил библиотекаря  тяжелым  ботинком
под ребра. Умело ударил. Привычно. Библиотекарь  екнул  нутром,  качнулась
неживая голова, изо рта выпал сгусток крови.
     Я все понял. Было удивительно, как я не  догадался  об  этом  раньше!
Зачем-то мягко и бережно прикрыл дверь. Защемило в груди - их было трое.
     Тот, который бил, обернулся. Так и есть - Краб.
     - Надо же, еще один, - без удивления отметил он.
     Его напарники сразу же отпустили библиотекаря. Он мешком повалился на
мокрый пол. Начали придвигаться ко мне с боков.
     Шумела вода. Почему-то все души у стен были включены. Мелькнула мысль
о пистолете - но одно дело фантомы и совсем другое - мелкие шантажисты.  Я
был  в  этой  стране  частным  лицом  и  вовсе  не  хотел  превратиться  в
центральную фигуру шумного процесса на тему "сотрудник МККР  расстреливает
мирных граждан". У нас  в  отделе  не  одобряли  скоропалительных  огневых
контактов. Из такого процесса меня могли и не вытащить.
     - Не бойся, - ласково обратился  ко  мне  Краб,  встряхивая  обросшие
волосами кисти рук. - Мы тебя не убьем. Мы тебя только изувечим.
     Он еще не кончил говорить,  как  я,  нырнув,  ударил  его  головой  в
челюсть. Краб вскрикнул. Но настоящего удара не  получилось.  На  мне  уже
повисли. Стало  душно  и  тесно.  Грязные  пальцы  с  обкусанными  ногтями
попытались выдавить мне глаз, но я тоже был не новичок: поймал их зубами -
раздался придавленный стон. Каждый из этих ребят был вдвое  сильнее  меня,
но они совершенно не владели боевой техникой и только мешали  друг  другу.
Они вцепились в меня и тут же отпрянули.  Я  стоял  у  стены.  Мой  пиджак
лопнул по шву, а рубашка лишилась всех пуговиц сразу.  Болел  бок  и  ныла
шея. Это были пустяки. Я еще мог работать. Тем более,  что  обстановка  не
подходила для расслабления. Правда, один  из  моих  противников  сидел  на
полу, раскачивался и баюкал сломанную руку, но двое других вполне прилично
держались на ногах. Если бы они были профессионалами, то мне  пришлось  бы
трудно. Но это были дилетанты. Краб, раздув и без того  широкие  ноздри  и
хрипя, сплевывал кровь из прокушенного языка. Второй  парень  -  низкий  и
квадратный - смотрел на меня с явной опаской.
     Дух их был сломлен.
     - Убирайтесь, - я пнул ногой дверь.
     - Ну мы тебя еще встретим, - невнятно пообещал Краб, морщась от боли.
     - Давай, давай, - сказал я.
     - Мы тебя поприветствуем...
     Они подхватили сидящего  и,  не  обращая  внимания  на  его  жалобные
всхлипы, потащили в коридор.
     Я сунул голову под ближайший душ, в холодную воду. Пил, чувствуя, как
оседает внутри горькая пена. Боль в боку  усиливалась.  Наверное,  сломали
ребро. Славный денек выдался. Веселый. Я утерся ладонью и вызвал Августа.
     У него даже голос пресекся от новостей:
     - Ты уверен?
     - Да. Библиотекарь.
     - Дай бог, - сказал Август. - Я  сейчас  свяжусь  с  полицией,  пусть
произведут задержание - согласно всем правилам. Как ты себя чувствуешь?
     - Жив пока, - ответил я, удивленный такой заботой.
     Он и сам, видимо, смутился, потому что торопливо сказал:
     - Полиция будет минуты через три-четыре. Не волнуйся,  Павел.  Теперь
уже все.
     Я и не думал волноваться. Операция шла  к  концу.  Сейчас  приедут  и
заберут библиотекаря. Он несомненно старший. Он даст нам  ключ  и  назовет
остальные группы. Может быть, он скажет нам и слово власти.
     В животе все еще горело. Я зачерпнул воды. Из соседнего душа  торчали
ноги.  Косясь  на  неподвижного  библиотекаря,  я  заглянул  за  кафельную
перегородку. Там лежал Боннар, мелко и часто дышал открытым  ртом,  скребя
пальцами по кафелю.
     Меня словно толкнуло. Я пошарил у него за пазухой, вытащил  пистолет.
"Элизабет" -  армейская  серия.  Из  дула  попахивало  свежей,  кисловатой
пороховой гарью, а в обойме не хватало двух патронов.
     Вот значит так. Была  попытка  к  бегству.  Неудачная  попытка.  Вот,
значит,  какая  получается  каша.  Контрразведка  и  "саламандры".  И  еще
фантомы. Ну что же, теперь ясно. Разгром моей квартиры - это "саламандры".
А вот микрофоны - это уже второй отдел. И  час  назад  на  террасе  Боннар
стрелял не в меня. Он стрелял в Элгу.
     - Получается, что ты фантом, Боннар, - сказал я тихо.
     Боннар сразу же ужасно застонал, не открывая глаз, пощупал волосы:
     - Сволочи, всю голову мне разбили! - Оторвал руку. Она была в крови.
     - Потерпи немного, сейчас будет  врач,  -  сказал  я  ему.  Осторожно
передвинул его - чтобы голова оказалась на возвышении.
     - Где он, да где же он? - в беспамятстве бормотал Боннар.
     Мне было жаль его. В конце концов, он не был виноват ни в чем.
     Теперь  следовало  заняться  библиотекарем.  Он  лежал  лицом   вниз,
обтекаемый спокойной водой. Я его перевернул. Ни документов, ни оружия  не
оказалось. Мокрая одежда неприятно липла. Мне не нравилось его неподвижное
лицо. Я оттянул веко над синеватым белком.
     - Поднимите меня, - ясным голосом сказал библиотекарь.
     Я посадил его. Он открыл  глаза  -  злые,  внимательные.  Негнущимися
пальцами полез в нагрудный карман.
     - Помогите мне. Кто вы - разведка, МККР?
     Я достал  из  кармана  ампулу,  выкатил  белый  шарик  ему  на  язык.
Библиотекарь почмокал облегченно. Вдруг мигнул:
     - Послушайте, надо уходить. Они вернутся?
     Я придавил его плечи. Он сучил ногами по полу. Упер холодную,  мокрую
ладонь мне в подбородок:
     - Они же нас всех убьют! Вы что, не понимаете?
     Оттолкнул меня, пополз на четвереньках. Я схватил его за  шиворот,  и
он ткнулся лицом в струящуюся воду. Сопел, пускал пузыри. Внятно сказал:
     - Идиот! Боже мой, какой идиот!
     - Мне нужен код включения программы, - сказал я.
     Библиотекарь чудом вывернул расплющенное лицо. Смотрел мимо  меня.  Я
тут же хотел оглянуться. Но не успел. Что-то тяжелое и  темное  обрушилось
сверху. Чудовищная боль пронзила затылок. Вспыхнули  разлетающиеся  искры.
Чуть  обернувшись,  я  еще  успел  заметить  темную  фигуру  Боннара.  Он,
оскалившись,  поднимал  надо  мной  сжатые,  дрожащие  руки.  Потом   руки
опустились и свет погас.



        9

             ТЕЛЕТАЙПНЫЕ СООБЩЕНИЯ ПО ВТОРОМУ КАНАЛУ СПЕЦСВЯЗИ
                       (МЕЖДУНАРОДНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ)


     1699.  (Правительственное  сообщение).  2   сентября.   Правительство
республики Ассиаб сообщило,  что  в  ночь  на  второе  сентября  произошло
вооруженное  выступление  сепаратистов  в  провинции  Махатан.  Оно   было
поддержано некоторыми частями национальной армии. К утру второго  сентября
мятежники  овладели  главным  городом  провинции.  Днем  второго  сентября
главарь сепаратистов полковник Сагеш выступил по местному  радиовещанию  с
заявлением об отделении провинции Махатан и  образовании  самостоятельного
государства Маха. Полковник Сагеш обратился к главам государств с призывом
признать  его  правительство.  Одновременно  в  Совет  безопасности   МККР
направлена просьба ввести войска МККР на территорию провинции Махатан  для
разъединения   правительственных   и   сепаратистских   частей.    Просьба
обсуждается в Совете безопасности. Наблюдатели МККР выехали в Ассиаб.


     1700.  (Отдел  информации  МККР).  2  сентября.  В  настоящее   время
большинство   глав   государств    отказалось    признать    правительство
сепаратистов,  возглавляемое  полковником  Сагешем.  Группой  малых  стран
выдвинуто предложение о проведении  в  провинции  Махатан  плебисцита  под
эгидой МККР с целью определения ее государственной принадлежности.
     Президент республики Ассиаб П.Шион заявил, что, по имеющимся  у  него
данным, население провинции Махатан не поддерживает  мятежников.  Законное
правительство прочно контролирует основную территорию страны. Политические
партии республики осудили действия сепаратистов. Утром  третьего  сентября
правительственные войска, сконцентрировавшись  в  долине  р.Апша,  нанесли
удар  по  мятежникам  и  захватили  плацдарм  на  противоположном  берегу.
Согласно последним сообщениям, войска сепаратистов в беспорядке  отступают
в глубь провинции.


     Особое внимание!
     1704. (Сообщения зональных агентств). 2 сентября. Второго сентября  в
республике Бальге был  совершен  государственный  переворот.  В  нарушение
Международного права группа лиц, пришедшая к власти, не обнародовала своей
политической и социальной программы, не сообщила о составе сформированного
правительства и не отвечает на запросы отдела информации МККР. Телефонная,
телеграфная и телексная связь вплоть до каналов МККР  прервана.  Аэродромы
закрыты.    Железнодорожное    сообщение    отменено.     Посольства     и
представительства,  аккредитованные  в  республике  Бальге,  контактов  со
своими правительствами не имеют.


     1705. (Отдел информации МККР). 3 сентября.  Самолет  с  наблюдателями
МККР, посланный в республику  Бальге,  был  встречен  над  ее  территорией
военными истребителями, которые, открыв предупредительный огонь,  вынудили
его покинуть воздушное пространство Бальге.


     1712. (Отдел информации МККР). 4 сентября.  Совет  безопасности  МККР
отклонил просьбу главы сепаратистов полковника  Сагеша  о  введении  войск
разъединения в  провинцию  Махатан  и  предложил  сепаратистам  прекратить
военные действия с целью разоружения под контролем наблюдателей МККР.
     Президент республики Ассиаб П.Шион  заявил,  что  мятежники  отвергли
ультиматум   правительства   о   капитуляции.   Правительственные   войска
продолжают наступление на столицу провинции. Президент Шион заявил  также,
что в освобожденных районах отмечены множественные случаи зверских расправ
сепаратистов с мирным населением.


     Особое внимание!
     1717. (Отдел информации МККР). 4 сентября.  Самолет  с  наблюдателями
МККР, вторично после официального извещения посланный в республику Бальге,
был встречен над ее территорией истребителями ВВС республики. В  ответ  на
радио- и световые сигналы с самолета по  международному  коду  истребители
открыли огонь на поражение,  в  результате  чего  загорелись  оба  ведущих
мотора.  В  пятнадцать  двадцать  две  по  Гринвичу  связь   с   самолетом
прервалась. Пограничные посты воздушного наблюдения сообщили, что  самолет
упал в джунглях на северо-востоке страны.  Судьба  представителей  МККР  и
членов экипажа неизвестна.


     Особое внимание!
     1719. (Оперативный отдел МККР. Только для служебного пользования!). 5
сентября. В ночь на пятое сентября оперативный отдел МККР с помощью боевых
вертолетов "облако" высадил на территорию республики Бальге две  поисковых
группы в составе пяти человек каждая с целью сбора информации о  положении
в стране. Командиры групп - капитан Ж.Майоль (Франция) и капитан  М.Волков
(СССР). Обе группы в настоящее время продвигаются к столице республики.


     1720.  (Правительственное  сообщение).  5  сентября.  Государственная
радиостанция  республики  Бальге  передала  сообщение,  что  в  результате
народного восстания против олигархической  диктатуры  к  власти  в  стране
пришло правительство национального спасения во  главе  с  доктором  Моисом
Шуто. Цель его  -  установление  в  республике  демократических  свобод  и
преодоление экономического кризиса.
     Доктор Моис Шуто заявил, что государственный переворот был  поддержан
подавляющим  большинством  населения   республики.   В   настоящее   время
обстановка в стране налажена. Одновременно доктор. Шуто  заявил,  что  его
правительство  не  потерпит  никакого  вмешательства  во  внутренние  дела
страны. Любые попытки пересечения государственной границы Бальге воинскими
частями или отдельными лицами будут беспощадно  подавляться.  Доктор  Шуто
призвал все государства мира признать возглавляемое им  правительство  как
единственно законное и выражающее волю народа Бальге.


     1722. (Агентство АТН). 5 сентября. Глава сепаратистов полковник Сагеш
опроверг сообщение, что правительственные войска  продвигаются  к  столице
провинции  Махатан.  Он  сообщил,  что  доблестные   войска   независимого
государства Маха прочно удерживают позиции западнее городов Шомол и Барба.


     1723. (Агентство Рейтер). 5 сентября. Рейтер сообщает, что на стороне
сепаратистов провинции Махатан, имеющей общую границу с республикой Бальге
протяженностью   более   четырехсот   километров,    сражаются    воинские
подразделения республики Бальге.


     Особое внимание!
     1724. (Оперативный отдел МККР). Справка. Доктор Моис Шуто,  президент
республики Бальге.  Год  рождения  неизвестен.  Предположительный  возраст
сорок восемь - пятьдесят лет. Окончил институт  нейромедицины  в  Сорбонне
(Франция) по специальности "нейрофизиология".  После  окончания  института
около  четырех  лет   работал   в   государственном   нейрофизиологическом
госпитале. Данные о научных работах за этот период отсутствуют. Длительное
время работал в шестой лаборатории  (руководитель  -  профессор  Нейштадт)
научно-технического  комплекса  "Зонтик",  объект  7131  (биология),  штат
Аризона, США. Был заместителем профессора Нейштадта. До настоящего времени
считался погибшим во время катастрофы в лаборатории.


     Особое внимание!
     1734. (Отдел информации  МККР).  6  сентября.  Две  станции  слежения
близнецы 11 и 12 внешнего пояса безопасности  Солнечной  системы  внезапно
захвачены группой неизвестных лиц. Захват осуществлен изнутри. Акт захвата
установлен техником системы О'Доннелом  (Ирландия),  который  при  попытке
приблизиться к обеим станциям на одноместном катере Т-2 был  обстрелян  из
легких пулеметов. На запросы МККР станции не отвечают.
     Отдел  безопасности  космоса  МККР  отдал  приказ   всему   персоналу
станций-близнецов внешнего пояса Солнечной системы оставаться  на  местах,
заблокировать  выходы  в  пространство  и  не  принимать  никаких  средств
космического  сообщения,  за  исключением  тех,  о  которые  будет   особо
объявлено отделом безопасности МККР.  Командирам  станций-близнецов  отдан
секретный,   не   подлежащий   обсуждению   приказ    разрушить    головки
синхронизаторов наведения ракетных систем.
     Эксперты считают, что ракетные системы станций-близнецов  могут  быть
вручную, силами персонала станций переориентированы на Землю  со  значимой
вероятностью поражения (10-12). В связи с этим боевому  крейсеру  "Скальд"
отдан  приказ  выйти  на  орбиту  внешнего  пояса  и   предложить   лицам,
захватившим станции, сдаться, а в случае отказа или начала боевых действий
с их стороны - уничтожить станции-близнецы 11 и 12 внешнего пояса системы.


     1735. (Агентство Сана).  6  сентября.  Глава  сепаратистов  провинции
Махатан  полковник  Сагеш  официально   заявил,   что   возглавляемое   им
независимое государство Маха подверглось  неспровоцированной  агрессии  со
стороны республики Ассиаб. Исчерпав все возможности мирного урегулирования
конфликта,  правительство  государства   Маха   обратилось   к   соседнему
дружественному  государству  Бальге  с  просьбой  оказать  ему  военную  и
экономическую помощь.  Полковник  Сагеш  подтверждает,  что  сейчас  между
обеими странами ведутся переговоры о включении государства Маха  в  состав
государства Бальге в рамках федерации, так как этническая  общность  обоих
народов не подлежит сомнению.


     Особое внимание!
     1741. (Оперативный  отдел  МККР).  6  сентября.  Сообщение  К.Клодта,
генерального представителя МККР в республике Бальге.
     ...обстановка жесточайшего террора. Не соблюдаются ни гражданские, ни
международные законы. Все члены прежнего правительства и многие  секретари
расстреляны. Военный министр  убит  в  момент  переворота.  Министр  труда
застрелен у себя  дома,  убита  его  жена.  Министр  культуры  укрылся  во
французском посольстве,  солдаты  вытащили  его  оттуда,  и,  несмотря  на
протесты посла, расстреляли у дверей посольства. Английское и мексиканское
посольства, пытавшиеся укрыть беженцев, разгромлены. Судьба  американского
посла неизвестна. Убивают  всех  иностранцев.  Погибли  шведский  режиссер
Олафсон, итальянский спортсмен, чемпион мира по прыжкам в высоту  Лациани,
группа бразильских туристов. По улицам столицы непрерывно курсируют  танки
и бронетранспортеры. Солдаты стреляют без предупреждения. Вчера под нашими
окнами убили женщину, стреляли на спор, она бежала  по  улице  -  убили  с
третьего выстрела. Запрещены все политические партии, профсоюзы, собрания,
демонстрации. Запрещено  собираться  группами  более  трех  человек.  Идут
повальные обыски, конфискуют радиопередатчики. Сжигают книги. Меня  прячут
знакомые, если найдут - их расстреляют. Комендантский час с семи вечера до
семи утра. Идет поголовная чистка  в  государственных  учреждениях,  любой
заподозренный исчезает бесследно. О судьбе арестованных не  сообщают.  Два
дня назад...
     Примечание. Передача  велась  с  гражданской  или  медицинской  рации
направленного действия, усиленной,  видимо,  вручную,  на  передачу  узким
лучом. Начало и конец передачи не фиксировались.


     Особое внимание!
     1743.  (Сообщение  Интерпола).  7  сентября.  Вчера  в  международном
аэропорту Орли  (Франция)  при  попытке  вывезти  за  границу  медицинское
оборудование,  подлежащее  обязательной  регистрации,  задержан  гражданин
Голландии А.Фогт. Багаж  общим  весом  в  четыреста  килограммов  содержал
аппаратуру, по мнению экспертов, аналогичную той, которая использовалась в
шестой лаборатории  научно-технического  комплекса  "Зонтик".  Задержанный
А.Фогт признался, что указанная аппаратура изготовлена по  особому  заказу
фирмой "Медико" (Франция). Заказчиком  ее  является  гражданин  республики
Бальге доктор Реджинальд Камма. Фотороботы доктора Р.Камма с  вероятностью
в 78% совпадают с портретом Моиса Шуто, который возглавил  государственный
переворот в республике Бальге 2 сентября сего года.


     Особое внимание!
     1746. (Отдел информации МККР). 7 сентября.  Группа  лиц,  захвативших
вчера станции-близнецы 11  и  12  внешнего  пояса  безопасности  Солнечной
системы, провела радиопередачу на международных волнах. Лица,  захватившие
станции, утверждают, что ими уже (якобы за сутки) большая  часть  ракетных
систем переориентирована в сектор Земли.  Руководитель  террористов  некто
Ораган заявил, что отныне обе станции  находятся  в  полном  подчинении  у
доктора Моиса Шуто, возглавившего новое правительство республики Бальге. В
случае применения Международным сообществом каких-либо санкций в отношении
республики Бальге или в отношении доктора Шуто, а также в случае нападения
на станции-близнецы 11 и 12 обе станции обстреляют сектор  Земли  ракетами
планетного типа.
     Примечание:  Эксперты  МККР  считают  такую  быструю   переориентацию
ракетных систем станций-близнецов маловероятной.



        10

     -  По  сводке  на  десять  утра  группа  неизвестных  лиц   захватила
Международный экономический центр,  -  прямо  с  порога  начал  Август.  -
Угрожают разрушить систему согласования цен. Полный хаос экономики Земли!
     Он сел - напротив меня,  через  стол.  Симеон  в  черном  полицейском
мундире, перетянутом белыми ремнями, очнулся, как лошадь,  мотнул  длинной
головой, фыркнул, отгоняя сон.
     - Для начала они отключили линии учета валют, - сказал Август.  -  На
биржах  паника.  Каждый  час  простоя  линий  обходится  в  сто  миллионов
долларов.
     - Чего они хотят? - спросил я.
     Август открыл рот, и тут зазвонил  телефон.  Он  взял  трубку,  молча
выслушал и так же молча положил.
     - Они заявили, что  будут  подчиняться  только  доктору  Моису  Шуто,
президенту республики Бальге.
     - Я поеду, - почернел Симеон. Встал - худой, истомленный бессонницей.
     - Куда? - с интересом спросил Август.
     Симеон подумал и сел - очень прямо. Ремни на нем скрипнули.
     - Не понимаю, почему выступления начались именно сейчас, - сказал  я.
- Логичней было бы подождать, накопить сил...
     Август достал из своей папки фотографию, бросил на стол:
     - Полюбуйся.
     На фотографии был снят  библиотекарь  в  своем  вельветовом  пиджаке,
галстук бабочкой. Мне стало тоскливо.
     - Внимательно смотри, - сказал Август. Он был зол и не скрывал этого.
     Фотографию покрывала тонкая штриховая сетка, короткие стрелки в углах
ее указывали на разные части головы и лица. А под ними мелко, от руки были
вписаны цифры.
     -  Фредерик  Спенсер  Нейштадт,  профессор  нейрофизиологии,   бывший
руководитель шестой лаборатории научно-технического комплекса "Зонтик",  -
отчеканил Август. - Данные антропометрической экспертизы подтверждают наши
догадки. Идентификация полная. Вы объявляли его в розыск, Симеон?
     - Считалось, что он погиб, - вяло проговорил Симеон. Прикрыл  мягкие,
фиолетовые веки.
     У него был какой-то отсутствующий вид.
     - Если они получат государственную базу, ну это... -  Август  щелкнул
пальцами, - Бальге,  то  за  год,  пожалуй,  смогут  закодировать  два-три
миллиона человек.
     Я сидел оглушенный.
     Опять зазвонил телефон. Август послушал.
     - Ну вот. Специальный представитель МККР вылетел  для  переговоров  с
доктором.  Шуто.  А  тот,  конечно,  поставил   предварительное   условие:
прекратить все операции против фантомов - не выявлять, не арестовывать. Вы
меня слышите, Симеон?
     - Слышу, - сказал Симеон, не поднимая век.
     - Эти... в МККР согласились. Как же - угроза Земле. - Август  хлопнул
себя по колену. - Я прямо скажу: есть ли фантомы в МККР, я не знаю,  но  я
знаю, что некоторые приветствовали бы фантомов с радостью. Да! Ты,  Павел,
не в курсе - уже сутки, как руководство по операциям против фантомов  взял
на себя Совет МККР. Минуя все  отделы.  Чертова  говорильня!  Теперь  шагу
нельзя ступить без их разрешения.
     Симеон открыл один глаз:
     - Кто вас информирует, Август? Если это не секрет.
     Август посмотрел на него долгим взглядом и, наконец, сказал:
     - Меня информирует консул Галеф. А что?
     - Ничего, - Симеон закрыл глаза.
     - Профессор от нас не уйдет, - сказал  Август.  -  Полиция  проверяет
город - негласно. Междугородное движение такси отменено. Частные машины  -
их сохранилось немного - на учете. Из четырех аэробусных станций - три  на
ремонте, одну мы оставили в качестве ловушки.
     - Он может придти в биомаске, - напомнил я.
     - Хоть в двух! Из города ему не выбраться. Не пойдет же он пешком.
     - Почему "саламандры" его не убрали... - задумчиво протянул Симеон.
     - Это вопрос? - Август поднял бровь.
     - Мысли вслух.
     - Ага! - Август повернулся ко мне. - Мы также ищем остальных -  Элгу,
Анну, Краба. Все они исчезли. Это, между прочим, твоя вина,  Павел.  Зачем
тебе понадобилось лезть в драку? Ничего бы ему не сделали. Ты  должен  был
сказать: Извините, - и закрыть дверь. Голову тебе починили?
     - Все в порядке, - неловко сказал я.
     - Плохо работаем, - голос  Августа  опять  стал  жестким.  -  Сны,  о
которых тебе рассказывала Анна, это приманка. Блесна. Она не фантом. У нее
охранные функции.
     - А зачем нужно охранять профессора? - спросил Симеон.
     - Мысли вслух? - осведомился Август.
     - Нет, вопрос.
     Август смотрел, не мигая, громадными глазами.
     - Послушайте, Симеон, вы очень не хотите сотрудничать с нами?
     - Да, - сказал Симеон.
     - Боитесь военных?
     - Я всего лишь полицейский. И за моей спиной не стоит МККР.
     Август подумал. Пожевал толстыми губами. Принял решение:
     - Ладно. Дальше. Специалисты исследовали аппаратуру в Доме. Волнового
генератора там нет.
     Этого я не ожидал.
     - Вы говорили с советником, с Фольцевым?
     - Да.
     - Нет, о Спектаклях?
     - О Спектаклях не говорили.
     Я коротко изложил свой  разговор  с  советником.  Август  слушал  без
интереса.
     - Все это  хорошо,  Павел,  -  нетерпеливо  перебил  меня  он,  -  но
отношения к  делу  не  имеет.  Честное  слово,  если  бы  там  и  оказался
генератор, то я все равно не позволил бы распылять наши силы. Есть главное
и есть второстепенное.
     - Пошлите кого-нибудь на Спектакль, пусть замерят эмоциональный фон.
     Август заворочался так, что кресло застонало:
     - В конце концов, я начинаю думать, что у тебя идефикс, Павел...
     - Я прошу вас...
     - Ладно.
     Я видел, что он не пошлет. И я чувствовал, что мне не  доказать  ему,
что тихая зараза, которая, как болотный туман,  расползается  из  обычного
Дома, гораздо опаснее всех фантомов.
     Я  подумал,  что  в  принципе  возможно   вообще   не   выходить   из
искусственного мира Спектакля: включить в него производство, науку  -  как
его элемент, и тогда  люди  будут  ездить  на  работу,  полагая,  что  они
находятся не в  такси,  а  в  боевой  колеснице  Древнего  Египта,  и  что
диссертация  -  это  не  диссертация,  а  средневековый  трактат  Фимилона
Аквитанского "О природе и происхождении демонов". Ведь в  каждом  человеке
живет страсть к Игре, и если снять ограничения, сознательно наложенные  на
себя человечеством в своем долгом  и  трудном  пути,  то  Игра  -  всплеск
безудержного веселья, романтики и приключений. Но тогда суррогат знания  и
чувства захлестнет мир.
     Снова раздался звонок. Август поднял трубку и забыл ее положить.
     - Пожалуйста, - растерянно сказал он. - Станция-близнец  одиннадцатая
произвела показательный выстрел в сектор Земли. - Голос его окреп. - А эти
болтуны,  эти  паникеры  из  МККР  настолько  перетрусили,  что  приказали
международным частям покинуть территорию Бальге.
     - Это не трусость, - Симеон так  потер  лицо,  словно  хотел  содрать
кожу.
     - На орбите Марса десяток  тяжелых  крейсеров,  на  самом  Марсе  две
станции ближней защиты, - наливаясь кровью говорил Август. - А эти... мало
того, что вывели войска, они еще завернули "Скальда" - ему оставался  один
день полета, завтра раскатал бы близнецов по всему пространству.  Нет,  вы
послушайте  -  Шуто  потребовал,  чтобы  профессора  Нейштадта   целым   и
невредимым доставили к нему. И сейчас они серьезно обсуждают этот  вопрос.
Кроме советского, кажется, только французский представитель против. Вместо
того, чтобы поднять по тревоге дивизию  "призраков",  накрыть  всю  Бальге
куполом радиопомех, высадить десант и через два часа доставить этого  Шуто
в тюрьму МККР, они, видите ли, вступают с ним в переговоры. Паникеры!
     - Они не паникеры, - снова возразил Симеон.
     Август несколько секунд бешено глядел на него. Рявкнул:
     - Знаю! - и положил трубку. Телефон тут же позвонил.
     - Да! Да! Делаем все, что можем. Нет, гарантировать не могу. А вот не
могу и все. Так и  передайте.  Помощь?  Требуются  детекторы  генетических
кодов  -  двести  или  триста  штук.  Их   можно   снять   с   аэродромных
опознавателей. Ну так получите разрешение! Нажмите на правительство!
     Бросил трубку, повернулся массивным телом:
     - С кем вы, Симеон?
     Тон был чрезвычайно опасный. Я выпрямился.
     - Я ни с кем. Я наблюдатель, - внешне спокойно ответил Симеон.
     Они прямо впились друг в друга глазами. Я был готов ко всему. Я  знал
Августа. Если он решил стрелять, то он будет стрелять.  Его  не  остановят
никакие законы, никакие процессы, никакие скандальные сообщения в газетах.
Поэтому он и занимался особыми акциями. Но Август,  вероятно,  решил,  что
стрелять еще рано - как-то потускнел, сказал брюзгливо:
     - МККР запрашивает, можем ли мы гарантировать, что возьмем профессора
в течение двух суток. На это время они  собираются  растянуть  переговоры.
Понял, Павел, почему начались выступления? Теперь профессор не в коробке у
"саламандр". Теперь он работает на себя. И очень торопится - пока  его  не
захлопнули снова.
     Я молчал. А  что  было  говорить?  Ведь  именно  я,  пусть  невольно,
способствовал освобождению профессора Нейштадта.
     - По-настоящему, следовало бы тебя, отстранить, - Август  не  смотрел
на меня. - Но нет людей. И  нет  времени.  -  Сделал  внушительную  паузу,
придавая  вес  своим  словам.  -  Займемся  Боннаром.  Сегодня  утром  его
обнаружили. Симеон, у вас готова кассета? Давайте!
     Симеон притушил свет. На экране возникло лицо Боннара.  Он  улыбался.
Рядом мигала дата.
     - Ему было двадцать девять лет, - зачем-то сказал Август.
     Я подумал, что мне тоже двадцать девять. Совпадение не радовало.
     Фотографию  Боннара   сменила   длинная   улица   для   промышленного
транспорта.  По  обеим  сторонам   ее   поднимались   гладкие   стены   из
непрозрачного стекла. Камера показала их ничего не отражающую поверхность,
потом - цифровой индекс под выпуклым глазом осветителя.
     - Восточный район города, - сказал Август. - Заводской сектор,  самая
окраина. Линия скоростных перевозок. Не представляю, как его туда занесло.
     Я тоже не  представлял.  На  автоматических  линиях,  за  исключением
ремонтных бригад, людям было запрещено появляться: поток шел  с  громадной
скоростью, защитная автоматика не  гарантировала  безопасность  случайного
пешехода. Только очень серьезная причина могла заставить Боннара забраться
в эту путаницу тоннелей, где каждые  две  секунды  с  ревом  пролетал  над
землей громадный грузовой контейнер.
     - Внешняя охрана его пропустила, - сказал Август  Почему  -  этого  у
автомата  не  спросишь.  Внутренний  контроль   зафиксировал   присутствие
человека на полосе Прибыл дежурный - уже поздно. Сразу вызвали нас.
     Боннар лежал на  мостовой,  ничком,  выкинув  вперед  руки.  Над  ним
согнулись полицейские.
     - Самоубийство? - спросил я.
     - Самоубийство, - сказал Август. - Он бросился между контейнерами.
     - Все-таки он фантом?
     - Да. Здесь мы ошиблись. Мы были обязаны предвидеть тот случай, когда
кто-то из нас окажется фантомом. - Попросил, не оборачиваясь:
     - Симеон, будьте любезны, поставьте зондаж.
     На экране появился  город  -  старые,  еще  кирпичные  дома  бесшумно
исчезали, наезжая друг на друга.
     - Это, вероятно, ретроспекция,  -  сказал  Август.  -  Скорее  всего,
детство. Конец двадцатого века.
     Дома раздвинулись, образуя улицу. По гнутым рельсам прополз  смешной,
железный трамвайчик, скрылся за углом. Из  низкой  подворотни,  размазывая
слезы по круглым щекам, выбежал мальчик лет десяти. Огляделся,  сморщился,
плача, - уткнулся в стенку. Пошел косой дождь -  сильный  и  загадочный  в
своей беззвучности.
     У мальчика подрагивали плечи  под  мокрой  рубашкой.  На  стене  были
процарапаны детские каракули.
     Мне  хотелось  отвернуться.  У   меня   было   предубеждение   против
посмертного зондажа головного мозга: словно подглядывают  за  человеком  в
замочную скважину. Все равно он мало что давал - редко кто  мыслит  ясными
зрительными  образами,  обычно   получается   каша,   которую   невозможно
анализировать.  Правда,  ходили  слухи,  что  с  помощью  зондажа  удалось
раскрыть несколько весьма запутанных дел. Но я бы не  хотел,  чтобы  после
моей смерти из мозга вытаскивали то, что  я  видел  и  чувствовал  в  свои
последние минуты.
     - Возьми "память", сидишь, как глухой, - сказал Август.
     Я без особой  охоты  надел  браслет,  прилепил  на  виски  кристаллы,
интенсивность эмоций поставил на самую низкую.
     На экране под осенним ветром яростно метались деревья -  буря  мокрых
листьев. Временами они становились прозрачными, и тогда открывалась река -
широкая, пустая, в сетке дождя.  По  ней,  отчаянно  дымя,  плыл  курносый
буксир. Река без всякого  перехода  сменилась  местом,  где  умер  Боннар.
Качались непрозрачные стены. Словно он был пьян. На  экране  сменяли  друг
друга то небо, то бетон - Боннар  закидывал  голову.  И  тут  бесконечное,
острое, смертельное отчаяние охватило меня. Были в этом отчаянии и жалость
к себе, и стыд, и страх, и полная безнадежность, и что-то еще такое,  чего
определить было нельзя.
     Снова появилась улица. Мальчик. Каракули на стене. Что-то вроде "Ау".
Плечи вздрагивали от рыданий. Пахло гарью и смертью. Все погибло, не  было
пути назад. Вот сейчас стены качнутся в последний раз и рухнут...
     Зажегся свет.
     - Впечатляет, - кивнул Август. - Чрезвычайно острая передача  эмоций.
У вас, Симеон, отличная лаборатория.
     Я сидел неподвижно. Неужели Август ничего не понял? Или, наоборот, он
понял все, но не хочет говорить при Симеоне. У меня перед  глазами  стояла
отсыревшая, темная штукатурка старого дома, на  которой  камешком,  слабой
рукой, вкривь, было процарапано нелепое и древнее имя - Аурангзеб.
     - Полагаю, что часа через два мы получим  необходимую  аппаратуру,  -
сказал Август. - Ведь у профессора лучевой  передатчик?  Как  вы  думаете,
Симеон, мы сможем воспользоваться армейской базой?
     - Я думаю... - начал Симеон.
     И замер с открытым ртом.
     В прихожей гулко, часто затопали сапоги. Дверь распахнулась с треском
- от удара. В комнату,  толкаясь,  ввалились  солдаты  в  синих  мундирах.
Мгновенно по двое стали около  каждого  из  нас  -  автоматы  наизготовку.
Чувствовалась хорошая школа.
     - Сидеть! - гаркнули мне в ухо.
     Жесткие руки легли на  плечи.  Я  упал  в  кресло,  ощущая  противную
пустоту в груди. Напротив меня, схваченный за локти, медленно опускался на
стул Август.
     Звонко, неторопливо  щелкая  каблуками,  слегка  покачивая  блестящим
стеком, вошел офицер. На плече у него были нашиты желтые молнии. Козырнул,
резко  откинув  два  пальца  от  высокой  фуражки.  Оглядел  нас,  сказал,
высокомерно растягивая гласные:
     - Должен быть еще один. Четвертый.
     К нему сунулся сержант, зашептал в ухо. Офицер брезгливо кивал.
     Август опомнился:
     - Сударь, что это значит?
     - Привезите его, - приказал офицер сержанту.
     Тот опрометью бросился из комнаты.
     - Сударь, - холодно повторил Август, - соизвольте прекратить _э_т_о_.
Я сотрудник Международного Комитета по контролю над разоружением.
     Офицер с подчеркнутым вниманием вперился в него.
     - Неужели? - он картинно поднял брови. Хлестнул стеком  по  сияющему,
черному голенищу. - Выведите их!
     Я впервые видел,  как  Август  растерялся.  Он  теребил  пуговицу  на
пиджаке - оторвал и бросил ее.
     Двое солдат подняли  Симеона.  Он  был  бледен  до  синевы.  Спокоен.
Смотрел в пол. На скулах его горели красные пятна.
     Август, с трудом выдавливая из себя звуки, спросил его:
     - С кем вы, Симеон?
     Симеон обернулся в дверях.
     - Я ни с кем. Я - наблюдатель, - сказал он.
     Его толкнули в спину.



        11

     Видимо, заранее было решено отвезти меня сюда, потому что в  квартире
было прибрано, в ней стояла новая мебель.  В  комнате  работал  телевизор.
Напротив него в мягком кресле сидел уже знакомый мне человек - в  стальном
костюме и смотрел на экран. Тот, что выслеживал. Когда я вошел, он даже не
обернулся.
     Я отправился на кухню. Второй охранник - белобрысый,  что-то  жующий,
отклеившись от косяка, последовал за мной. Я заварил кофе. Настроение было
кислое. Мне ничто не угрожало. Меня просто изолировали на некоторое время.
Пока не найдут профессора. Через пару  дней  отпустят.  В  крайнем  случае
здешнее правительство извинится. Если только  правительство  поставлено  в
известность.
     Кофе был горький.
     Августу тоже ничто не угрожало. Его тоже отпустят.  Он,  наверное,  в
бешенстве. Вышагивает комнату, заложив  кулаки  в  карманы.  Лицо  у  него
малиновое. Он скребет череп ногтями - ищет выход.
     Что касается  Симеона...  Очень  плохо,  если  он  расшифровал  слово
власти. Нет, еще хуже, если он  передал  его  второму  отделу.  А  мог  он
расшифровать слово? Вполне. Оно  держалось  на  экране  целую  секунду.  А
передать военным? Не знаю. Может быть.
     Тонкая чашечка  треснула  у  меня  в  руках.  Кофе  потек  по  столу.
Белобрысый охранник, как пружина, выпрямился на звук. Увидел -  достал  из
коробочки леденец, зачмокал.
     Значит, военные. Второй отдел. Контрразведка. Они, конечно, с  самого
начала знали, кто мы такие и чем занимаемся. Они нам не мешали: они просто
ждали, пока мы не выйдем на профессора. А потом нас отстранили.  Вероятно,
юристы роются сейчас в каталогах, ища  оправданную  законом  формулировку.
Так. Теперь "саламандры". Как это сказал Симеон? Он ведь  очень  интересно
сказал. Почему они не убили библиотекаря? Ну, прежде всего "саламандры" не
знали, что он - это профессор Нейштадт. Они считали его рядовым  фантомом.
Или старшим группы. Иначе бы они вытрясли из него все. Хорошо.  Но  они  и
так из него все вытрясли. По их представлениям. Он  им  просто  не  нужен.
Однако его берегли, убирали каждого, кто  к  нему  приближался.  Например,
Кузнецова. Значит, он им все-таки нужен. Зачем?
     Не хватало какой-то детали, какой-то мелочи, чтобы все встало на свои
места.
     По радио читали сводку новостей. В самом конце текста диктор сообщил,
что группа полномочных представителей Совета  безопасности  МККР  достигла
предварительного соглашения с новым президентом республики Бальге доктором
Моисом Шуто. Подробности соглашения не передавались.
     Я выключил радио. Я желал доктору  Моису  Шуто  провалиться  ко  всем
чертям. Воздух за окном синел. Стиснутый домами  полз  двухъярусный  поток
желтых, прозрачных такси. По тротуару торопились, редкие пешеходы.
     Мне нечем было  заняться.  Я  принял  душ  и  лег  спать.  Белобрысый
охранник сел на стул около кровати. Надолго. Бросил в рот еще леденец.
     Проснулся я от грохота. Уже рассвело. Прямые лучи пересекали комнату.
На полу блестело множество осколков. Оба моих стража с пистолетами в руках
стояли у окна. Оно было разбито и в  раме  его  застряло  тяжелое  длинное
копье.
     Давя стекло ногами, я подошел  к  окну.  Охранники  оглянулись.  Было
такое ощущение, что сейчас они заговорят. Но  старший  лишь  мотнул  мятым
лицом, и белобрысый исчез. Я выглянул. По улице удалялся конский топот. Из
домов выбегали люди. Собралась изрядная толпа.  Белобрысый  влез  в  самую
середину, расспрашивал.
     Я  втащил  копье  в  комнату.  Оно  было  настоящее,  деревянное,   с
треугольным металлическим наконечником,  к  шейке  его  был  привязан  пук
разноцветных лент. Где они его взяли? Разве что в музее.
     - Ала-а!.. - раздался слитный, многоголосый крик.
     Из-за поворота вылетел  с  десяток  всадников.  Нагибаясь  к  гривам,
понеслись вдоль улицы. Каждый держал несколько пылающих  факелов:  швыряли
их в окна - звон стекла и гудящее пламя вырывалось наружу.
     Толпа на мостовой секунду стояла в оцепенении. Вдруг все закричали.
     - Ала-а!... - вопили всадники.
     Люди полезли в парадные, вышибали рамы первого этажа. Улица мгновенно
опустела.  Белобрысый  остался  -  один  посередине   мостовой.   Всадники
приближались. Он помахал передним пистолетом. Кажется, выстрелил. Передний
конник в  шляпе  с  красным  пером  коротко  гикнул  и  проскакал  мимо  -
белобрысый лежал навзничь, из груди его торчало древко.
     Я не помню, как очутился  внизу.  Второй  охранник  кубарем  скатился
вслед за мной. Всадники исчезли. Большинство домов  пылало.  Валил  жирный
дым. Улица заполнялась людьми. Женщины выбегали, прижимая детей  к  груди.
Мужчины торопливо выбрасывали вещи, какие-то медные котлы, сундуки, обитые
железом. Полетели перья из треснувших перин.
     Первым делом я занялся белобрысым.  Он  лежал,  вцепившись  в  древко
посиневшими пальцами. Копье глубоко ушло в грудь. Руки  у  него  были  еще
теплые, а лицо в грязных пятнах - неподвижное.
     Требовались срочные меры. Я схватил за рукав второго охранника. Он  в
это время взваливал на спину здоровенный холщовый мешок.
     - Есть аптечка? Позвоните в "скорую" - из любой квартиры!
     - Пусти! Пусти! - с неожиданной злобой закричал  охранник.  Лицо  его
перекосилось. Он замотался всем телом: - Пусти, тебе говорят!
     - Ваш коллега умер, -  как  можно  внятнее  произнес  я.  -  Вызовите
"скорую", я пока восстановлю сердце.
     - Да пусти же, так тебя и так! - охранник рванулся.
     Тонкая материя легко разошлась. Он по инерции сделал шаг назад, упал.
Мешок лопнул. Полилось  белое  пшеничное  зерно.  Охранник  охнул  и  стал
торопливо собирать его пригоршнями, плача от злости.
     - Здесь есть врачи? - громко спросил я.
     Два-три бледных, испуганных лица обернулись ко мне на мгновение.  Все
что-то делали: тащили, увязывали, складывали. Воздух гудел от раздраженных
голосов. Плакали дети. Я заметил, что одежда на людях какая-то странная  -
матерчатые, грубые куртки, полосатые широкие  панталоны,  кожаные  сапоги,
туфли с металлическими пряжками.
     Улица вместо силиконового асфальта была вымощена  булыжником,  кривые
дома из неоштукатуренного камня тесно лепились друг к другу, а в раскисших
канавах текла зеленая, омерзительная вода.  Оттуда  доносился  невыносимый
смрад.
     Это был средневековый город.
     Худощавый человек во вполне современном костюме протолкался  ко  мне,
показал плоскую, металлическую коробочку, пристегнутую к запястью.
     - Вы звали на помощь? Я врач. Что случилось?  -  Тут  же  присел  над
мертвым, потрогал веки. - Держите!  -  упершись  в  грудь,  сильно  дернул
копье. Обильно пошла кровь. Он достал из коробочки  безыгольный  инъектор,
залил рану пенистой жидкостью. Она быстро уплотнилась,  порозовела.  Затем
он сделал еще одну инъекцию - рядом.
     Ноздри белобрысого дрогнули.
     - Все, - сказал человек, выпрямляясь. - Все, что могу: глубокий  сон.
Остальное в клинике. Черт! Какая сейчас клиника! - Повернул ко мне нервное
лицо. - Наконец-то вижу хоть одного нормального. Вы  можете  сказать,  что
произошло? Все словно с  ума  посходили.  Маскарад  какой-то.  Или  это  -
временной сдвиг, и мы перенесены куда-нибудь в четырнадцатый век?
     Он постучал по стеклу медицинского браслета:
     - Вот - ни одна больница не отвечает.
     Я хотел ему объяснить - не вышло.  Высокий  женский  голос  испуганно
сказал:
     - Ах! - и все умолкло. В гнилом воздухе  повисла  тишина.  И  в  этой
тишине, перекатывая цокот копыт по булыжнику, метрах в двухстах от нас  на
перекресток выехал конный отряд. Всадники  были  в  сверкающих  на  солнце
латах, с опущенными забралами. Железные доспехи покрывали грудь  и  головы
коней. Предводитель их с пышным черным султаном на  шлеме  поднял  руку  в
металлической  перчатке.  Остановились.  Осмотрели.  Охранник,  собиравший
зерно, разогнулся, пшеница посыпалась у него с ладоней.
     - Господи, спаси и помилуй! - отчетливо, на всю улицу сказал кто-то.
     Предводитель махнул  рукой  -  вперед.  Всадники  вразнобой  опустили
тяжелые копья - ниже удил, и затрусили к нам, убыстряя ход.
     - Безобразие! - громко сказал врач за моей спиной.
     Вдруг стало  невероятно  тесно.  Меня  сдавили  так,  что  я  не  мог
вздохнуть. Толпу крутануло водоворотом. Кто-то застонал, кто-то  упал  под
ноги.
     - Да бегите же, идиоты! - изо всех сил закричал я.
     Бежать было некуда. Люди лезли друг на друга. Цокот нарастал. Я чудом
уцепился за карниз, подтянулся, перевалился в  окно  второго  этажа.  Стон
поплыл между крышами. Квартира горела. Сквозь разбитую раму выходил дым.
     То, что внизу казалось мне хаосом и паникой, отсюда таковым вовсе  не
выглядело. Плакали и метались где-то сзади.  А  перед  разряженной  толпой
десятка три мужчин энергично наваливали в  кучу  шкафы,  колеса,  железные
треноги.  Росла  баррикада.  Женщины,  оставив  детей,   помогали.   Врач,
скинувший пиджак, распоряжался, стоя на бочке - топор посверкивал у него в
руке.
     И у многих тоже появились топоры, колья. Толпа ощетинилась.  Передние
всадники, доскакав до баррикады, замялись. В них  полетели  камни,  палки.
Булыжник задел предводителя с  черным  султаном.  Шлем  с  него  свалился.
Второй булыжник ударил ему в лицо, брызнула кровь.  Предводитель  взмахнул
железными руками и пополз с седла. Лошади ржали, вставая на дыбы.
     Мне здесь делать  было  нечего.  Кашляя  от  дыма,  я  перебрался  на
противоположную сторону комнаты и спрыгнул вниз из окна.
     Переулок был пуст. Накренилась, попав в яму,  телега  с  отвалившимся
колесом. В оглоблях стояла низенькая мохнатая лошадь. У клешневатых ног ее
лицом вниз валялся человек, опутанный соломой.
     Итак, это был  Спектакль.  Спектакль,  который  затопил  весь  город.
Вероятно, в Доме  сняли  экранировку  и  поставили  аппаратуру  на  полную
мощность. Не нужно было спрашивать, зачем это понадобилось: в таком  хаосе
никому не было дела до фантомов. Профессор Нейштадт спасал себя  -  открыв
шкатулку Пандоры. Тысячи людей проснулись сегодня в  раннем  средневековье
и, не рассуждая, включились в дикую, безумную игру. Мне стало  страшно.  В
представлениях, шедших в стенах Дома, погибали не люди, а  голографические
изображения их - этим объяснялась вседозволенность, но в городе  игра  шла
всерьез - вон одна из жертв ее лежит недалеко от меня - лошадь косилась на
труп и негромко ржала.
     Никто из участников  Спектакля  не  мог  посмотреть  на  все  это  со
стороны: созданный мир был слишком реален. Вероятно, сознание сохранили те
немногие, кто, как и я, уже участвовал в Спектаклях, или те,  кто  в  силу
профессионального долга обязан был контролировать себя очень жестко,  как,
например, тот врач.
     -  Минуту,  -  сказал  я  себе.  -  А  почему,  собственно,  я   вижу
средневековый город? Конечно, его достраивает мое воображение  -  согласно
сюжету. Но я-то знаю, что его нет.
     Тупая ноющая боль возникла в голове, кровь толчками застучала изнутри
в  череп.  Грязные  уродливые   дома   дрогнули,   посветлели,   заблестел
силиконовый асфальт, появились огни  дневных  реклам.  Боль  нарастала.  Я
терпел Я теперь знал, что мне делать.
     Вместо лошади с телегой у кромки тротуара стояло  такси.  Дверца  его
была отломана. У меня в глазах плыли  разноцветные  круги,  но  я  кое-как
втиснулся в кабину и нажал адрес.
     Больше можно было не сдерживаться. Я отдался Спектаклю. Боль  тут  же
исчезла. Я скакал на коне по разграбленному, дымящемуся городу. То и  дело
попадались убитые. В  шапках  дыма  и  взметывающихся  искр  проваливались
крыши, пылающие головни перелетали через меня.
     К счастью, автопилот был лишен эмоций, следовал точно по  маршруту  и
затормозил в конце его.
     Дом сегодня представлял  собой  высокую,  круглую  башню  из  грубого
кирпича. Ее штурмовали сотни людей - они  лезли  по  лестницам,  срывались
вниз, забрасывали вверх канаты с крючьями на концах. Сверху,  меж  зубцов,
по ним стреляли из луков и лили кипящую смолу. Стоял ужасный шум.
     Ценой сверлящей боли я увидел Дом и вышел из такси.
     Внутри Дома был рай.
     Густое синее небо куполом накрывало горы, поросшие  пушистыми  елями.
На вершинах растопыренными лапами лежал снег, внизу, под  ногами  зеленела
горячая трава. Кое-где блестели озера - круглые, черно-синие, сказочные.
     Я пошел, вдыхая чистый запах смолы. Налетел  ветер,  зашуршали  иглы.
Пестрая птица, клевавшая шишку,  упорхнула  вверх.  Вдалеке,  на  открытом
склоне был виден хутор - два кукольных домика, окруженных забором. Из труб
вертикально подымался сизый дым.
     Тропинка вывела меня на поляну. Там, взявшись  за  руки,  по  пояс  в
траве плясали тролли в  смешных  островерхих  колпачках  -  трясли  белыми
бородами, выбрасывали колени.  Заметили  меня  и  попрятались  в  ельнике,
высовывая испуганные рожицы.
     Впереди  раздавался  лязг  металла.  Я  продрался  туда,  безжалостно
обламывая ветви. Лес кончился. На опушке его яростно  тяжелыми  двуручными
мечами не на жизнь, а на смерть рубились  директор  и  режиссер.  Директор
явно брал верх, выкрикивал "хэк! хэк!" -  наступал.  У  режиссера  по  лбу
текли струйки пота. Он приседал под страшными ударами.
     - Прекратить! - командным голосом крикнул я.
     Они оба обернулись. И тут коварный директорский меч описал  блестящий
полукруг - и режиссер, схватившись за виски,  покатился  под  вывороченные
корни.
     Надсадно дыша, директор шагнул ко мне.
     - Кто таков? - грозно спросил он.
     - Проводите меня в техническую и немедленно отключите  аппаратуру!  -
приказал я.
     - Чей ты раб? На колени, собака! - раздался громовой раскат. Глаза  у
директора побелели от гнева.
     - Потрудитесь выполнять, - сказал я. - Вы рискуете  сесть.  И  не  на
один год.
     -  А  кровью  своей  упиться  не  желаешь?  Вот  он,   огненный   меч
Торгсвельда!..
     Интеллигентной беседы у нас не получилось. Директор то предлагал  мне
склонить голову перед владыкой своим, то грозился изрубить меня на  куски,
то начинал хвастливо расписывать свои подвиги в дальних  странах,  где  он
сражался с великанами и шинковал трехглавых драконов.
     Он, видимо,  начитался  приключенческих  романов.  Я  смотрел  в  его
породистое надменное лицо и  испытывал  сильное  желание  ударить  болевым
шоком.
     Но тут невесть откуда набежала толпа крестьян  в  холщовых  рубашках.
Все дружно стали на колени и начали громко славить  доброту  и  ум  своего
хозяина. Миловидные крестьянки на вышитых рушниках протягивали хлеб,  соль
и тонизирующие напитки. Директор пил и отдувался.
     Я пошел дальше. Техническая была где-то рядом: возвращение в реальный
мир сопровождалось все возрастающей болью. Ели сомкнулись темным шатром  и
разошлись. Передо мной лежало бездонное озеро. Белесые  мхи  отражались  в
черном зеркале его. Напротив его сжатый холмами поднимал свои узкие  башни
замок - мрачный приют тишины и забвения.
     В замок можно было попасть только вплавь. Обходить слишком  долго.  Я
знал, что это голограмма, но не решался. Озеро выглядело зловеще.
     Странное старческое  кряхтенье  раздалось  сзади.  Прижимая  к  груди
широкий светлый меч, из леса  вышел  сгорбленный  карлик,  одетый  во  все
красное. С ужимкой, будто танцуя, приблизился  ко  мне.  Печально  звенели
бубенцы на мягкой шляпе. Протянул меч. Сморщил гнилое лицо.  Захихикал.  Я
взмахнул клинком. Полыхнула беззвучная молния. Озеро разошлось. Я  побежал
по скользким от бурых водорослей камням между водяных стен. Пахло сыростью
и терпким йодом.
     Замок рос на глазах, пока  не  уперся  игольчатыми  башнями  в  самые
облака.
     Я ударил в кованые ворота. Они загудели медным  басом.  Встревоженные
тучи ворон с пронзительным криком понеслись по небу. Чистый и долгий  звук
вплелся в их гам. Я опустил руки. Ясный, радостный голос пел третью сонату
Герцборга - будто протягивал в синеве хрустальную нить.
     Высоко у открытого окна сидела женщина.
     - Рапунцель! - крикнул я.
     Женщина выглянула. Золотой дождь  хлынул  вниз,  солнечными  брызгами
расплескался на замшелых валунах, закипел у моих ног. Я полез, хватаясь за
горячие пряди. Волосы пахли летом, медом, скошенной травой.
     За окном был тесный коридор из  неотесанных,  грубых  каменных  плит.
Коптили железные факелы,  воткнутые  между  ними.  Навстречу  мне,  грузно
ступая, шел дикий зверь с безумными глазами. Голова у него была  медвежья,
а тело, как у ящерицы, покрыто  коричневой  чешуей.  Он  протянул  длинные
синие когти с запекшейся кровью под ними, утробно заурчал - я остановился,
он алым языком облизал толстые  губы.  Глаза  без  зрачков  были  затянуты
бельмам и.
     В этот раз мне будто завинтили в висок раскаленный штопор -  я  узнал
советника.
     И он тоже узнал меня.
     - Инспектор? Зачем вы здесь, инспектор?
     - Дорогу! - потребовал я.
     В узком коридоре было не разойтись. Советник улыбнулся. Так могла  бы
улыбнуться жаба:
     - Не  лезьте  в  наши  дела,  инспектор.  Не  надо.  Тем  более,  что
генератора в Доме нет. Нет его! И значит, нет нарушения закона!
     - Договорились с "саламандрами", Фальцев? Пропустите меня! -  крикнул
я, чувствуя, что больше не выдержу.
     Советник с неожиданным проворством поднял  затянутые  в  чешую  лапы,
наклонил выпуклый фиолетовый лоб. Передо мной опять был зверь.
     - Мяса сладкого хочу! - прорычал он.
     Я не успел увернуться. Лапы его сомкнулись на  мне.  Когти  раздирали
одежду, дохнуло смрадом - я отчетливо увидел  близкое  ребристое  небо,  -
напрягся и вырвался из объятий. Зверь шел на меня, переваливаясь,  выкатив
молочные глаза.
     Я поднял светлый меч. Зверь прыгнул.  Удар  пришелся  в  голову.  Она
распалась надвое. Хлынула темная ядовитая кровь. Вывалился  серый  мозг  -
дымящийся, похожий на гречневую кашу. Я переступил через дергающееся тело.
     Коридор казался бесконечным - поворот за поворотом. Копоть от факелов
забивала горло. Я впал в отчаяние. На обитой железом двери висела табличка
- "Технический отдел". Внутри  что-то  гудело  и  вспыхивало.  Мне  словно
залили в виски расплавленное железо. Глаза заволакивал туман. Я нащупал  в
углу  среди  прочего  барахла  тяжелый  лом  и  с  размаху  ударил  им  по
ближайшему, сверкающему стеклом и никелем звенящему мерцающему агрегату.



        12

     Толпа двигалась  все  медленнее  и  наконец  совсем  остановилась.  Я
наступал на чьи-то пятки. На меня сзади тоже напирали.
     - Почему стоим?
     - Проверяют документы.
     - Нашли время наводить порядок! Тут все с  ума  посходили,  а  они  -
документы.
     - Господин офицер! Когда нас пропустят?
     - Не могу сказать, сударь.
     - Полиция - так ее и растак!
     Меня теснили спинами  и  локтями.  Площадь  не  вмещала  народ.  Сюда
собрались, наверное, со всех окраин. И не удивительно - Спектакль шел  уже
чуть ли не полдня.
     Проверка документов меня  не  радовала.  Несомненно,  искали  нас.  Я
скосил глаза на профессора. Он сильно осунулся, под слезящимися  веками  в
морщинистых мешках скопилась синева.
     - Отпустили бы вы меня в самом деле, - устало сказал он. -  Я  старый
человек, я этого не выдержу. Слово  власти  вам  известно.  Ну  дадут  мне
пожизненное заключение - что толку?
     На левой руке, чуть ниже плеча у него запеклась кровь: зацепил кто-то
из "саламандр".
     - Давайте-ка, я вас лучше перевяжу, - сказал я.
     Он поморщился.
     - Ах, оставьте ради бога!
     Продолговатый  пупырчатый,  как  огурец,  вертолет  с  растопыренными
лапами на брюхе прочертил небо. Тысячи поднятых лиц проводили его.
     - Военные, чтоб их подальше, - сказал кто-то.
     Вертолет приземлился на  крышу  Дома.  Она  еще  слегка  дымилась.  В
верхнем  этаже  чернело  оплавленное  отверстие  -  попадание   податомной
базукой. Они, "саламандры", оборонялись очень упорно. Поставили на чердаке
два пулемета с автоматической наводкой и плотно, веерным огнем закрыли все
пространство над Домом. Десантники сунулись было сверху - и  потеряли  две
машины. Один вертолет стоял сейчас на краю  крыши  -  помятый,  уткнувшись
винтом в ребристое  железо.  Другому  не  повезло  совсем.  Он  рухнул  на
асфальт, вспучив облако пламени, раскидал вокруг горящие обломки  и  тела.
Кажется, из команды никто не спасся. И два взвода, ринувшиеся через пустую
улицу к входной двери, сразу же откатились назад, встреченные  автоматами.
Оставили убитых на мостовой. Правда, военные быстро  опомнились  и  повели
бой по всем правилам: заняли крыши, подвезли базуки, непрерывным послойным
огнем запечатали  окна  первого  этажа.  Непонятно,  на  что  рассчитывали
"саламандры", ввязываясь в бой с  регулярными  частями.  Может  быть,  они
надеялись на фантомов - портативная радиостанция непрерывно  передавала  в
эфир труднопроизносимое слово  из  одних  согласных.  Но  улицы  были  уже
перекрыты. Базуки первым же ударом проломили  стену,  расшатав  здание,  а
вторым напрочь снесли часть крыши вместе с  пулеметным  гнездом.  И  в  то
время,  как  последний  пулемет,  торопливо  захлебываясь,  держал   небо,
десантники ринулись в образовавшийся проход.
     После выстрела базуки я  не  устоял  на  ногах:  опутанная  проводами
мнеморама сшибла меня, и  пока  я  мучился,  выдирая  контакты  из  клемм,
профессор навалился сверху, пытаясь разбить мне голову какой-то железякой.
Я легко стряхнул слабое тело. Он завозился, как червяк, среди проводов.  И
тут Анна, которую ранее не было слышно за стрельбой и  криками,  приказала
мне: "Руки! К стене!" Ее всю корчило. Рот кривился. Платье  было  порвано.
"Брось автомат, тебя повесят", - сказал я. Она,  как  сумасшедшая,  трясла
дулом: "К стене! К  стене!"  Я  подошел  и  вырвал  автомат  из  сведенных
судорогой пальцев. Магазин был пуст. Разумеется. Иначе бы  она  выстрелила
сразу - без дурацких команд. Профессор опять попытался меня ударить,  и  я
опять стряхнул его. У него не  хватало  сил  "Уходи  отсюда,  дурочка",  -
сказал я Анне. Она села прямо на пол, закрыла лицо ладонями, заплакала.  И
тут ударила  вторая  базука  -  по  чердаку.  Стены  качнулись.  С  визгом
пронеслись осколки кирпича. Показалось белое полуденное небо. И дальше был
только  дым,  ныряющие  в  нем  неясные  согнутые  фигуры  и   надоедливая
автоматная трескотня.
     - Почему Аурангзеб? - спросил я.
     Профессор вздрогнул.
     Это была случайность. Выплеск памяти. Детская привязанность к великим
властителям прошлого. Он разглядывал  книжку  с  картинками  и  видел  там
человека на троне. В чалме, с алмазным пером.  -  А  тысячи  других  людей
лежали перед ним ничком. И слоны стояли на коленях.  И  алмазное  перо  он
тоже хотел иметь. И дворец с белыми колоннами. И миллион рабов. Он  вырос.
Казалось,  так  и  будет.  Оставалось  совсем  немного.  Но  все  рухнуло.
Разоружение. "Декларация". Лаборатория погибла.  И  тогда  он  ошибся.  Он
связался с "саламандрами". Они сразу взяли  его  за  горло.  Они  его  так
держали, что он едва мог дышать. Он отдал им всех фантомов в этой  стране.
Просто счастье, что они не догадывались, кто он такой. И они  потребовали,
чтобы он собрал установку. И он сделал это.  Но  он  знал,  что  в  первую
очередь закодируют его самого.
     Профессор замолчал и растерянно улыбнулся. Кожа на лице его собралась
множеством суетливых складок.
     Он был очень старый.
     Мужчина в пижаме, плотно притертый к нам, посмотрел на его плечо.
     - Пулевое ранение?
     - Да, - сказал я тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
     Мужчина воспринял мой тон по-своему, сказал сочувственно:
     - Озверел народ. И откуда они, скажи на милость, берут оружие. Что ям
надо? Живем - слава богу.
     Мужчина сильно пихнул локтем какого-то веснушчатого  гонца,  который,
вставая на цыпочки, вертел цыплячьей, в пухе, головой:
     - Ну ты, подбери сопли!
     Юнец охнул, схватившись за бок.
     - Уматывай, говорю, - мужчина пихнул его еще раз.
     У юнца  выступили  слезы  в  синих  глазах.  Все  отворачивались.  Он
побоялся возразить - полез назад, раздвигая стоящих острым худым плечом.
     - Дом тебе нужен? Пожалуйста, муниципалитет построит.  Машина?  Любой
марки на заказ, - как ни в чем не бывало продолжил мужчина.  У  него  было
хорошо откормленное лицо, выдающиеся скулы и квадратный подбородок.
     - Скажи на милость, чего им не хватает? Вот мне если власть и  нужна,
то только чтоб всех этих профессоров, писателей  пострелять  в  первый  же
день. Самая муть от этой сволочи. Ученых там разных,  инженеров.  Это  они
такую заваруху придумали. - Говоря  это,  мужчина  недобро  поглядывал  на
профессора, на его очки. Тот будто не слышал.
     - Порядок нужен. Чтоб как только кто высунулся - самый  умный  -  так
его сразу палкой по голове. Чтоб, значит, не высовывался...
     - Заваруху эту  устроили  не  от  избытка  ума,  а,  скорее,  от  его
недостатка, - сказал я.
     Мужчина запнулся, хотел сплюнуть  -  было  некуда,  проглотил  слюну.
Спросил, не глядя:
     - А ты, значит, из этих?
     - Из этих, - подтвердил я, жалея, что мы здесь не одни. Я  бы  с  ним
поговорил.
     - Ладно, - после раздумья сказал  мужчина.  -  Запомним.  Еще  придет
время. Передавим всех. Никого на развод не оставим. - Толкнул соседа. -  А
ну пусти! - И уполз в толпу.
     Было жарко. Солнце перевалило через зенит.  Пахло  потом  и  горячими
телами. Какой-то женщине стало плохо. Она закатила глаза.
     - Расступись, расступись! - донеслись повелительные голоса.
     Черепашьим шагом, облепленный стоящими на подножках военными, проехал
санитарный  автобус  с  низкой  посадкой.  На  крыше  его  в   мундире   с
лейтенантскими погонами сидела Элга - курила и стряхивала пепел на головы.
Я не прятался, вряд ли она могла различить  нас  в  толпе.  За  автобусом,
поблескивая  металлическими  эмблемами   на   зеленых   рубашках,   плотно
окруженные солдатами, шли "саламандры" - руки на затылке. Я  узнал  Краба,
сумрачного, перевязанного. Он усмехался.
     - А если я сейчас закричу? - сказал профессор.
     Я пожал плечами. Что он - в самом деле ненормальный,  чтобы  кричать.
Военная контрразведка  -  это  ему  не  "саламандры"  с  их  дилетантскими
штучками. Военные выпотрошат его в два счета, выжмут из него слово власти,
а потом ликвидируют.
     - Если бы знать, что установка даст такую интенсивность,  -  тоскливо
сказал профессор. - Я же как  снял  ограничитель,  так  больше  ничего  не
помню.
     - То есть. Спектакли - это побочный  эффект  кодирования?  -  пытался
угадать я.
     - Нет, - неохотно ответил  он.  -  Это  и  есть  кодирование.  Первая
ступень - без фиксации программы.
     - Разве так бывает?
     - Бывает.
     - А зачем нужна сублимация сознания?
     - Боже мой, вы же все равно не поймете, - раздражился профессор.
     - Кто еще знал о наркотическом эффекте Спектаклей?
     - Все знали.
     - И директор? И режиссер?
     - Да. Я же говорю: все.
     Вот так, подумал я. Все знали и молчали. Страшная вещь -  честолюбие,
лишенное морали.  Я  решил,  что  позволят  мне  или  нет,  но  я  займусь
Спектаклями сразу после фантомов. Если, конечно, останусь жив.
     Последнее было весьма сомнительно. Силы безопасности  слишком  быстро
перекрыли район. При проверке меня, безусловно, опознают. Так  же,  как  и
профессора. У нас нет ни малейших шансов. Пробиться назад сквозь  тысячное
скопление людей невозможно. И наверняка там тоже ждут.
     Проще было сдаться. Я не понимал,  чего  я  тяну.  Шаг  за  шагом  мы
приближались к оцеплению. Улицу перегораживали два  бронетранспортера.  На
каждом был смонтирован  стационарный  генетический  детектор.  Между  ними
сочился узкий  ручеек  людей.  Вот  один  из  бронетранспортеров  отъехал,
освобождая дорогу санитарному автобусу. Я видел  лица  солдат  -  усталые,
хмуро-напряженные. За  оцеплением  в  пустом  пространстве,  как  журавль,
выхаживал длинноногий офицер в синей форме. Вспыхивали  желтые  молнии  на
плечах. Какая-то женщина, одетая, несмотря на жару, в норковую шубу, ловко
поймала его за рукав:
     - Господин капитан, у меня муж в территориальных  войсках.  Полковник
Галеркамп.
     - Ничего не могу поделать, сударыня, - вежливо ответил капитан.
     - Но у меня сегодня  гости!  Доктор  Раббе,  действительный  советник
Пори...
     Она возводила частокол из имен.
     - Весьма сожалею, сударыня. Таков приказ.
     Капитан пытался  освободиться  от  назойливых  пальцев.  Он  совершил
ошибку, вступив в объяснения, чего  бы  никогда  не  допустил  полицейский
офицер, обученный тактике действий на улице. Толпа почувствовала  слабину.
Вскипели возбужденные голоса:
     - Господин офицер! Да что же это такое? Мы уже четыре часа стоим!
     - Мне нужно немедленно пройти, немедленно!
     - Приказ, сударь.
     - А я не желаю подчиняться вашим приказам!
     - Господин капитан, я член муниципального совета!
     - Это издевательство, я на ногах не стою!
     - Хорошие вещи позволяет себе полиция!
     - А это не полиция.
     - Тем более!
     - В порядке очереди, господа! Прошу соблюдать спокойствие!
     - У меня нет документов. Какие могут быть документы, когда черт знает
что происходит!
     Капитан  попятился.  К   нему,   придерживая   дубинку,   заторопился
полицейский  офицер  в  черном  мундире.  Было  уже  поздно.  Цепь  солдат
выгнулась, подрожала секунду, как  тугая  струна,  и  лопнула,  прорванная
человеческой  волной.  Полицейский  офицер  благоразумно  отскочил.  Левый
бронетранспортер попытался закрыть  проход,  заурчал  мотор.  Его  тут  же
облепили сотни  людей.  Покатые  бока  в  грязных  маскировочных  разводах
качнулись раз, другой - под общее ликование бронетранспортер  перевернулся
на бок, еще вращая колесами. Из него на корточках выбирались солдаты.
     -  Назад!  Назад!  -  тонким  голосом  закричал   капитан,   потрясая
пистолетом.
     Он, видимо, привык к беспрекословному  подчинению  в  казармах  и  не
обратил внимания, что полицейские сразу же побежали, даже не пробуя никого
остановить. Пистолет мелькнул над головами, хлопнул  выстрел  и  фигуру  в
синем смяли. Пробегая мимо, я увидел неподвижное тело на сером асфальте.
     Вырвавшись, волна  потекла  медленнее:  будто  не  верили  тому,  что
сделали - разговаривали нарочито громко.
     - Я как выбежал на улицу в пять утра, так больше и не был дома. Может
быть, мои сейчас стоят где-нибудь там. Или - кто знает... Я такое видел...
     - Бью, бью его о ступеньку, он уже хрипеть начал,  а  потом  гляжу  -
господи, это же мой сосед с верхнего этажа, я ж его знаю, мы же  с  ним  в
прошлое воскресенье надрались в "Ласточке". А у него весь затылок  разбит,
кровь течет - думаю: господи, что же это я...
     - Так оставлять нельзя. Все подпишемся. Эксперименты, видите ли. Люди
им, как мусор.
     - И прямо к мэру.
     - Чихал я на мэра! Президенту пошлем. Или пусть наводят порядок или я
стану презирать это правительство.
     Я все время держал профессора за запястье. Он сказал,  хватая  воздух
посиневшими губами:
     - Пустите меня. Я не убегу. Некуда мне бежать.
     Я его отпустил. Он сильно помассировал левую часть груди - сердце:
     - Ну зачем вы тащите меня с собой? Я могу умереть каждую минуту.
     Ему было плохо. У него складками  обвисла  кожа  на  лице  землистого
цвета. Дрожали пальцы.
     - Пошли! - велел я.
     - Нас все равно не выпустят, - безнадежно сказал он, через силу шагая
рядом.
     К сожалению, он был прав.  Впереди,  на  перекрестке,  уже  сели  два
вертолета  и  из  пузатого  нутра  горохом  посыпались  солдаты.  Еще  два
вертолета заходили на посадку. У меня не было никаких иллюзий.  Улица  шла
прямая, как  стрела.  Подворотни  были  закрыты  пластмассовыми  щитами  с
надписью "Полиция". Кое-кто из бежавших пробовал  ломиться  в  парадные  -
бесполезно. Район был блокирован  по  всем  правилам.  Вырваться  я  и  не
рассчитывал. Все, чего я хотел - позвонить.  Мне  обязательно  нужно  было
позвонить и сказать одно-единственное слово.
     - Они нас убьют, - сказал профессор.  И  вдруг  засмеялся,  засвистел
слабым горлом.
     Я испугался - думал он задыхается.
     - Ничего, ничего,  -  сказал  профессор.  -  Просто  вспомнил.  Очень
смешно. Вы знаете, что сенатор Голх - фантом? Да-да, сенатор  Голх,  глава
"саламандр". Я сам его кодировал. Правда,  смешно?  Быть  в  подчинении  у
собственного фантома.
     - Сенатор Голх? Почему же вы его не...
     - Он до дьявола осторожен. Представьте, я его ни разу не видел. То ли
он догадывался а чем-то, то ли просто так - не хотел рисковать. Но  правда
смешно?
     И  снова  засвистел  горлом  -  на  одной  ноте.   Замолчал.   Дорогу
перегораживал новый кордон.
     Лейтенант в синей форме громко сказал:
     - В городе объявлено чрезвычайное  положение.  В  случае  беспорядков
имею приказ стрелять. Проходи по одному!
     Солдаты   держали   оружие   наизготовку.   Злые    и    решительные.
Чувствовалось, что стрелять они будут. Толпа  покорно  затихла.  Подходили
задние, им боязливым шепотом объясняли, в чем дело.
     - Вот и все, - сказал мне профессор.  -  Жаль,  что  так  получилось.
Завидую вам: вас убьют сразу. А меня начнут потрошить. Прощайте, что ли.
     Очередь шла быстро. Лейтенант смотрел документы, если они были, потом
человека  ставили  перед  детектором.  Мигал  зеленый  индикатор   и   его
выталкивали  за  оцепление.  Мною  овладело  какое-то  тупое   равнодушие:
действительно, скорее бы уж все кончилось.
     Лейтенант кивнул профессору: Следующий.
     Он беспомощно оглянулся на меня. Из толпы вышел мужчина,  тот  самый,
который - палкой по голове. Что-то  сказал  лейтенанту.  Лейтенант  поднял
брови:
     - Интересно. Взять его!
     Солдат толкнул профессора вправо, где стоял большой военный фургон  с
непрозрачными стеклами.
     - Я протестую, - еле слышно сказал профессор.
     Солдат лениво и сильно ударил его кулаком в лицо.  Мотнулась  голова,
из угла губ побежала струйка крови.
     - Этого тоже, - сказал лейтенант, показывая на меня.
     Меня подхватили под руки.
     - Стой! Куда! - раздался злой голос.
     Профессор, оттолкнув солдата, бежал  по  пустынной  улице.  Он  бежал
мешковато, медленно, хватаясь за сердце. Непонятно, зачем он  это  сделал.
Ему все равно было не уйти.
     - Стоп! Стрелять буду! - крикнул солдат. Вскинув автомат, дал очередь
в небо. Профессор упал, как подкошенный. К нему подошли двое, перевернули:
Мертв.
     Появился полицейский офицер, подтянутый и строгий.
     - Что за стрельба?
     - Вот эти, - махнул лейтенант.
     Офицер обернулся. Это был Симеон. Наши глаза встретились.
     - Пропустите его, - сказал Симеон.
     - Нарушение законов чрезвычайного положения... - начал лейтенант.
     - Пропустите, я знаю этого человека.
     - Пропустить! -  неохотно  приказал  лейтенант.  Предупредил:  -  Всю
ответственность, капитан, вы берете на себя.
     - Разумеется, - кивнул Симеон.
     Лицо у него было каменное.
     Я прошел за оцепление, каждую  секунду  ожидая,  что  меня  окликнут.
Лейтенант сил безопасности мог и не подчиниться капитану полиции.
     - Его даже не проверили на детекторе, - сказал кто-то сзади.
     Я старался не убыстрять шаги.  Ай  да  Симеон!  Для  него  это  может
кончиться очень плохо.
     Метрах в ста от меня зеленела телефонная будка. Солдаты за руки и  за
ноги потащили профессора к фургону. Я подумал, что  его,  наверное,  можно
спасти, если срочно заменить сердце. Мысль мелькнула и пропала. Мне  нужно
было пройти эти сто метров.
     Телефон, к счастью, работал.  Онемевшими  пальцами  я  набрал  номер.
Трубку схватили на первом же звонке.
     - Консул Галеф!
     - Это я, - сказал я.
     - Наконец-то! Где ты? Я сейчас приеду! - закричал Галеф.
     Из будки мне было видно, как лейтенант ожесточенно спорит с Симеоном.
Симеон с чем-то не соглашался, но лейтенант махнул  рукой  и  трое  солдат
побежали в мою сторону.
     - Слушай меня внимательно, - я торопился.  -  Я  получил  слово.  Это
шестое имя в нашем списке. Понял - шестое.
     - Шестое, - голос у Галефа изменился. - Слава богу. Тут такая каша...
     - Меня сейчас арестуют, - сказал я.
     - Пускай, - ответил Галеф. - Не вздумай сопротивляться. С этой минуты
ты - иностранный подданный. Потребуй связи с посольством или со мной. Все!
До встречи!
     Я отпустил трубку. Она закачалась на шнуре. Мне было плохо.  Из  меня
словно выдернули стальной стержень.  Я  вдруг  вспомнил,  что  двое  суток
ничего не ел, только вчера - чашку кофе. По  мостовой,  стягивая  с  плеча
автоматы, бежали солдаты. Я открыл ставшую  почему-то  очень  тугой  дверь
будки и пошел им навстречу.

ИММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММ╩
╨          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         ╨
╨         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        ╨
ГДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД╤
╨        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ╨
╨    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ╨
ХММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММММ╪