------------------------------------------------------------------------
 Оригинал этого текста расположен в "Сетевой библиотеке украинской литературы"
 OCR: Евгений Васильев
 Для украинских литер использованы обозначения:
 ╙, ╨ - "э оборотное" большое и маленькое (коды AAh,BAh)
 ╞, © - "i с двумя точками" большое и маленькое (коды AFh,BFh)
 I,i (укр) = I,i (лат)
 ------------------------------------------------------------------------

   Присвячу╨ться М.В.Лисенковi



   Широкою  долиною  мiж  двома  рядками  розложистих  гiр  тихо  тече  по
Василькiвщинi невеличка рiчка Раставиця. Серед  долин  зеленiють  розкiшнi
густi та високi верби, там нiби  потонуло  в  вербах  село  Вербiвка.  Мiж
вербами дуже виразно й ясно блищить  проти  сонця  бiла  церква  з  трьома
банями, а коло не© невеличка дзвiниця неначе заплуталась в зеленому  гiллi
старих груш. Подекуди з-помiж  верб  та  садкiв  виринають  бiлi  хати  та
чорнiють покрiвлi високих клунь.
   По обидва береги Раставицi через усю Вербiвку стеляться сукупнi  городи
та левади, не одгородженi тинами. Один город оддiля╨ться од другого тiльки
рядком верб або межами. Понад самим берегом в'╨ться в травi  стежка  через
усе  село.  Пiдеш  тi╨ю  стежкою,  глянеш  кругом  себе,  i  скрiзь  бачиш
зелене-зелене море верб, садкiв, конопель, соняшникiв, кукурудзи та густо©
осоки.
   От стеляться розложистi, як скатерть, зеленi левади.  Густа,  як  руно,
трава й дрiбненька, тонiсiнька осока доходить до само© води.  Подекуди  по
жовто-зеленiй  скатертi  розкиданi   темно-зеленi   кущi   верболозу,   то
кругленькi, наче м'ячики, то гостроверхi,  неначе  топольки.  Мiж  м'якими
зеленими, нiби оксамитовими, берегами в'╨ться  гадюкою  Раставиця,  неначе
передражню╨ здоровi рiчки, як часом маленькi дiти передражнюють старших. А
там далi вона повилась мiж високими вербами та  лозами,  що  обступили  ©©
стiною з обох бокiв. От верби одступились од берега i  розсипались  купами
на зеленiй травi. Скрiзь по обидва  боки  Раставицi  на  покатi  стеляться
чудовi  городи,  жовтiють  тисячi  соняшникiв,  що  нiби  поспинались   та
заглядають поверх бадилля кукурудзи на рiчку; там далi набiгли  над  рiчку
високi коноплi i залили берег сво©м гострим важким духом. В  одному  мiсцi
розрослись чималi вишники, а далi од берега, коло самих хат, ростуть  дикi
грушi та яблунi, розкидавши сво╨ широке гiлля понад соняшниками; а ондечки
серед одного города вгнiздилась прездорова, стара, широка та гiлляста дика
груша, розклала сво╨ гiлля трохи не  при  землi  на  буряки  та  картоплю.
Соняшники заплутались сво©ми жовтими головами в гiллi.
   Серед села Раставиця входить  в  широкий  ставок.  Кругом  ставка  знов
осокори та верби: то стоять рiвною стiною, то збились нiби  в  прездоровий
круглий стовп, то пiшли берегом, наче вирiзаною зверху в зубчики  оборкою.
На ставу нiби плава╨ маленький острiвець з високими  старими  тополями  та
осокорами. На греблi знов у два рядки  видивляються  в  водi  дуже  старi,
товстi, дуплинастi верби, вкриваючи гiллям здоровий панський питель. Нижче
од ставка Раставиця знов повилася мiж зеленими левадами та вербами, а далi
сховалась в дубовий лiс та й утекла в Рось.

   Усi вулицi в Вербiвцi  нiби  зумисне  обсадженi  високими  вербами:  то
поросли вербовi кiлки тинiв. Усе село наче в  розкiшних  алеях.  Як  залл╨
Вербiвку лiтн╨ палке сонце,  як  засипле  ©©  зверху  золотом  та  срiблом
сонячне марево, то вся кучерява долина зда╨ться залитою  буйними  зеленими
морськими хвилями, що десь набiгли з моря, й залили, й затопили долину,  й
скам'янiли, пiднявшись високо вгору. Дивишся й не надивишся,  дишеш  й  не
надишешся тим чистим гарячим та пахучим повiтрям.
   В кiнцi села, коло само© Раставицi, стояла хата  старого  Петра  Джерi.
Невеличка хата насилу свiтилась бiлими стiнами через  густий  рядок  верб.
Коло хати рiс невеликий старий садочок. Вербовий частокiл до самого берега
прийнявся й пустив од себе  широке  гiлля;  вербовi  кiлки,  колись  густо
повтиканi в  землю,  стали  високими  вербами.  Навiть  вербова  кошара  й
вербовий хлiв вже прийнялись на вогкiй землi й були напоготовi  розростись
гiлляками.
   Була недiля. Сонце скотилось на захiд. Починало вечорiть.  За  Джериною
хатою, пiд старою грушею, на зеленiй травi спав молодий парубок, пiдклавши
пiд голову бiлу свиту. Чорна смушева шапка скотилась з  голови  на  траву.
Парубок пiдклав одну руку пiд голову, а  другу  одкинув  на  траву.  Чорне
волосся на головi, чорнi рiвнi брови дуже виразно блищали на бiлiй  свитi.
Запалене лице було гарне, але дуже молоде. Червоний пояс  обвивавсь,  наче
гадюка, кругом тонкого стану. То  був  Джерин  син  Микола.  Гаряче  сонце
заглянуло пiд грушу, обсипало вогнем бiлу сорочку,  чорняве  лице.  Микола
почутив, як сонце припекло в щоку, перекинувся на бiк, лупнув очима i знов
©х заплющив.
   Чу╨ вiн крiзь легкий сон, що якась дiвчина спiва╨ тонким голосом пiсню.
Та пiсня здалась йому крiзь сон якимсь дивом.  Йому  здалося,  що  вiн  не
спить i дивиться вгору на гiлля. Зелений лист на грушi став  скляний.  Вiн
бачить через листя син╨ небо, бачить, як промiння сонця наскрiзь  пронизу╨
кожний листок, як тихий вiтер ма╨ листом. Лист черка╨ться об лист  i  тихо
дзвенить. Вiн чу╨, нiби той голос, та пiсня лл╨ться на його зверху, з того
листя; йому зда╨ться, що спiва╨ кожний листок, вимовля╨ навiть слова, i тi
слова, той голос тихесенько сипляться йому на лице, на руки й на груди, на
саме  серце.  Вiн  роздивля╨ться  на  той  дивний  лист  i   примiча╨   на
самiсiнькому вершечку грушi якусь дивну птицю з золотим та срiбним пiр'ям.
Птиця розпустила широкi крила, розпустила розкiшний, як у павича, хвiст та
все спiвала, та все спускалась нижче по гiллi. З золотих  крил  посипались
огнянi iскри, впади на ярий кришталевий лист, i лист ще краще задзвенiв  i
заспiвав вкупi з птицею. Птиця  спускалась  усе  нижче  та  нижче.  Миколi
заманулось ©© впiймать... Вiн простяг руки, а iскряна птиця знов  пурхнула
вгору на самий вершечок, тiльки iскри посипались на траву, на  його  руки,
на щоки i запекли.

   Микола прокинувсь - i все диво хто його зна  де  й  дiлось.  Перед  ним
блищала зелена левада, млiла проти сонця чиста  вода  в  Раставицi,  а  по
другий бiк рiчки в березi стояла якась кругловида дiвчина,  брала  воду  й
спiвала пiснi.

   Микола вгледiв ©© тонкий стан,  сорочку  з  товстого  полотна,  червоне
намисто на ши©; вгледiв ©© лице з чорними бровами. Дiвчина  витягла  вiдро
води коромислом, вхопила другим кiнцем  коромисла  друге  вiдро,  жваво  й
проворно кинула коромисло на плече й пiшла на згористий берег мiж  рiдкими
вишнями.
   Ще раз обернулась вона, зирнула на рiчку, на його, i вiн ще раз побачив
©© кругле лице, тонкий рiвний нiс, чорнi брови та чорнi товстi двi коси на
головi. Вона все спiвала та спiвала, доки не сховалась на левадi в вербах.

   Микола пiзнав дiвчину й не впiзнав: вона була не вербiвська. Вiн глянув
на той камiнь, де вона стояла, i знов неначе побачив той гнучкий стан,  те
гарне, хоч i запалене на сонцi, лице.
   "Що це за дiвчина? Де вона взялася в  нашому  селi?"  -  думав  молодий
Джеря, надiваючи шапку i перекидаючи свиту через плече. Вiн пiшов до хати,
а та пiсня, а тi чорнi брови не сходили в його з думки.
   Молодий Джеря перейшов невеличкий садок i поза хатою повернув на  двiр.
На призьбi сидiла його мати, Маруся Джериха, вже немолода молодиця, блiда,
з темними очима, з сухорлявим лицем. На Джерисi  була  спiдниця  з  темно©
пiстрi та  сорочка  з  товстого  полотна;  в  не©  голова  була  заверчена
намiткою. Намiтка свiтилась, i через  не©  було  видно  високий  очiпок  з
червоними лапатими квiтками на жовтогарячому полi. Жовтi старi чоботи були
почерненi по самi кiсточки i тiльки халяви ще жовтiли. Чорнi брови здалеки
дуже виразно чорнiли пiд бiлим пружком намiтки. Поруч  з  Джерихою  сидiли
чотири молодицi, позав'язуванi здоровими хустками на високих очiпках.
   Старий Джеря в однiй сорочцi стояв  коло  ворiт,  спершись  на  тин,  i
розмовляв з якимсь чоловiком. Молодицi розмовляли та цокотiли, як птицi на
деревi. Джериха розказувала десятий раз, як ©© син тi╨© недiлi перший  раз
читав апостола в церквi, як розгортав книжку, i як вийшов серед церкви,  i
як став, i як  переступав  з  однi╨©  ноги  на  другу,  як  засоромився  i
почервонiв. Вона, очевидячки, була така рада, що в не© невеличкi  темнi  й
яснi очi так i крутились на всi боки.
   - Господи! скiльки я переносила дяковi курей, скiльки однесла  полотна,
я╨ць, грошей! А все-таки мiй Микола вивчився  читать,  дякувати  господовi
милосердному. Як заспiва╨ мiй Микола в церквi, то я й сама  не  своя.  Б'ю
поклони та молюся та хрещусь... А це недавно я вже казала сво╨му  старому,
чи не час би оженить сина. Я вже старiюсь, час би взять собi невiсточку  в
хату, та не знаю. до кого б оце старостiв слати.
   Молодицi перебрали язиком усiх дiвчат на селi, пересудили й багатих,  i
бiдних, та й спинились на однiй; то була Варка, дочка одного  вербiвського
багатиря, молода й моторна дiвчина.
   Джериха не вважала, що Варка була багатирка, а ©© син був убогий.  Вона
знала, що всi дiвчата водили очима слiдком  за  Миколою,  а  як  вiн  йшов
вулицею, то вибiгали дивитись на його, аж перелази трiщали.
   Сонце било промiнням з-за причiлка. Половина двора  була  вкрита  ясним
червоним свiтом, половина  лежала  в  тiнi.  Микола  вийшов  з  вишника  i
попрямував до хати.

   - За вовка промовка, а вовк i в хату! - промовила мати, вгледiвши сина.
- А ми, сину, оце розмовляли за тебе, бодай не вадило, коли не чув.

   - Про що ж ви розмовляли, мамо? - спитав син.
   - А про те, що тебе час оженить! - сказала мати. I молодицi знов почали
вихвалювать Варку на всi боки.
   - Хвалiть, та глядiть, щоб часом не перехвалили на один бiк, - промовив
Микола й почув, що в його душi луна╨ пiсня  незнайомо©  дiвчини,  а  перед
очима мрi╨ кругле молоде лице з чорними бровами.
   В той час на вулицi мiж вербами затупотiв кiнь. З-за  верби  висунулась
кiнська голова, а за нею зачорнiла висока шапка, зачервонiло повне лице  з
довгими  чорними  кудлатими  вусами.  Над  ворiтьми  блиснули  вирячкуватi
неласкавi сiрi очi. То був осавула. Вiн ©здив  по  кутку  й  загадував  на
панщину.

   - Завтра чоловiки з косами на лан косити овес,  а  молодицi  з  серпами
панське жито жать! - закричав осавула над самою головою в Джерi, не знявши
шапки й не поздоровкавшись з людьми.
   Кiнь з осавулою посунувся далi проз ворота i сховався за вербами. Всi в
дворi замовкли. Нiхто до осавули не привiтався, не кивнув навiть  головою.
Микола тихо промовив:
   - А бодай тобi зацiпило! Кричить мов  скажений,  наче  нам  позакладало
вуха!

   Осавулин голос дав  знать,  що  свято  скiнчилось.  Молодицi  встали  з
призьби, розпрощались i пiшли з двору. Джериха встала й собi пiшла в хату.
Слiдком за нею пiшов i син.

   Джериха скинула намiтку й почала ©© згортувать,  а  згорнувши  намiтку,
помогла синовi складать бiлу празникову свиту дрiбними фалдами.
   Свiт вечiрнього сонця заглянув в  причiлкове  вiкно  i  позолотив  бiлу
скатерть на столi, бiлу. стiну з  понамальовуваними  червоними  та  синiми
квiтками в зеленому листi. Тi здоровi квiтки були багато кращi од  квiток,
що малюють по стiнах дiвчата: ©х малював Микола. Скраю на полицi, рядом  з
горшками, стояла дощечка з невеличким млиновим колесом та ступами.  Микола
зробив ту цяцьку кiскою. Робота була така гарна, така чиста,  колесо  було
так штучно зроблене, наче його зробив справжнiй майстер. Рядом  з  колесом
лежали на полицi Миколинi книжки: граматка, часловець та товстий псалтир.
   Микола вчився читати з великою охотою, прочитав од дошки до дошки ввесь
часловець i псалтир; i  не  раз  в  недiлю  або  в  свято  батько  й  мати
загадували йому читати десятий раз той самий псалтир, самi сидiли  мовчки,
згорнувши руки, зiтхали, нiби й справдi розумiли. Вони  тiльки  знали,  що
там написано все по-божому, а що й до чого написано, того й сам Микола  не
тямив.
   Ховаючи в скриню празникову одежу, мати знов почала мову про  багатирку
Варку.

   - Пошлемо, сину, восени старостiв до  Варки.  В  ©©  батька  ╨  воли  й
корови, а в Варки чорнi брови. Чого ж тобi бiльше треба? Варка привезе  до
нас у хату не порожню скриню. Чи так, сину?
   - Може, мамо, так, а може, й нi. Хто його зна, як воно буде.

   - Чому ж нi? Чим же Варка тобi не до пари?
   - Тим, мамо, що я ©© не хочу сватать.
   - Та чому ж не хочеш? Вона ж, хвалить бога, дiвка здорова, робоча: буде
нам помiч давати.
   - Одчепiться, мамо, з тi╨ю Варкою. Варка  та  й  Варка,  неначе  бiльше
дiвчат нема на селi.
   - Оце, який ти! Неначе мати тобi бажа╨ лиха. Миколу  взяла  досада,  що
мати хвалить Варку, а не ту дiвчину, що недавно брала воду в березi.
   - А кого ж ти дума╨ш сватать? Може, яку убогу? Про мене, бери й  убогу;
але тим не здобрi╨ш, бо й ми убогi.
   Джериха сховала празникову одежу в скриню. затопила в печi й заходилась
варить вечерю. Микола зняв з полицi скрипку i почав  натягать  струни.  Ще
малим хлопцем вiн зробив маленьку скрипочку й сам вивчився грати  козачка.
Тепер вiн уже став музикою, купив собi недорогу скрипку, пiдслухав  усяких
пiсень у других музик i часто грав до танцiв дiвчатам та хлопцям.
   Микола направив струни, повiв смичком - i жалiбна пiсня  розляглася  по
хатi. Вiн почав веселого козачка, а сам смичок знов  повернув  на  жалiбну
думу. Мати слухала, слухала та й сама зажурилась.
   - Не грай, сину, тако© жалiбно©! В мене аж сльози навертаються на  очi,
- сказала Джериха.
   В хату ввiйшов старий Джеря,  високий,  тонкий,  з  сивуватими  довгими
вусами, з нужденним блiдим лицем  та  смутними  очима.  Тяжка  праця  дуже
заранi зiгнула його стан. Глибокi зморшки на  щоках,  на  лобi,  поморщена
темна потилиця од гарячого сонця, грубi руки - все це нiби казало, що йому
важко жилося на свiтi. На його  пальцях,  навiть  на  долонях,  шкура  так
поморщилась та порепалась, нiби потрiскалась на жару. На  лiвiй  руцi  всi
пальцi трусились безперестану навiть тодi, як вiн спав. Скiльки вiн вижав,
перемолотив та перевiяв тими руками хлiба на панщинi за свiй довгий вiк!
   Сонце тихо сiдало за селом. Сiм'я сiла вечеряти  коло  порога  надворi.
Батько й мати все говорили синовi, що восени треба ©м шукать невiстки,  що
вони стали старi, а панщина важка, податi великi.
   Пiсля вечерi Микола взяв свиту й лiг спати на току, на соломi, але його
не брав сон. Вiн лежав лицем просто неба й дививсь на темне небо,  засiяне
зорями, нiби чорне поле пшеницею.  Вечiр  був  темний,  теплий  та  тихий.
Кругом стояли верби, грушi та вишнi, мов виробленi з каменя, а над вербами
розстелялось глибоке темне небо. Густо-прегусто  висипали  зорi  на  небi.
Микола не мiг одiрвать очей од неба, водив очима за  зiрками,  придивлявся
до густо© Квочки, до Воза, до Волосожара, i йому здавалось, що небо  -  то
якась здорова дивна книга, а зiрки - то якiсь дивнi слова, та  тiльки  вiн
не ма╨ хисту ©х прочитать. Вiн вгледiв двi зiрки вкупi, i йому здалось, що
одна зiрка - то його доля, а друга зiрка - то доля тi╨© дiвчини, що  перед
вечором брала в березi воду.
   За рiчкою заспiвали на вулицi дiвчата. Микола схопився,  накинув  свиту
на один рукав, побiг до  рiчки,  перейшов  через  хисткий  мiсток  з  двох
обтесаних деревин, покладених на перехрестях з дрючкiв, з  поренчатами  по
один бiк, i пiшов на вигiн, де пiд вербами збиралася вулиця.
   Дiвчата й хлопцi тiльки що збирались, неначе  птицi  злiтались.  Микола
вгледiв пiд вербами нiби бiлi плями: то бiлiли на  дiвчатах  сорочки.  Вiн
попрямував до дiвчат. Незнайомо© дiвчини не  було  мiж  ними.  Вiн  тiльки
почув, що дiвчата реготались, пригадували якесь чудне дiвчаче ймення i  не
пригадали.
   На нашому кутку в Кавунiв найнялася з присiлка якась  дiвчина,  та  так
чудно ©© звуть на  ймення,  що,  ©й  богу,  нiяк  не  второпаю!  Пригадую,
пригадую, та нiяк не пригадаю! - говорила одна дiвчина до друго©.
   - Може, вийде на вулицю, то й сама пригада╨, - обiзвавсь один парубок.

   Микола догадавсь, що мова мовилась, мабуть, про нову дiвчину на селi, i
почав ждать. Довго спiвали дiвчата, довго гуляли хлопцi, невважаючи на те,
що другого дня треба було рано вставать, ще й на панщину йти, а дiвчина  з
чудним йменням все не виходила. Дiвчата зачiпали Миколу, жартуючи,  а  вiн
усе стояв похнюпившись. Вже  й  вулиця  розлетiлась,  як  i  злетiлась,  а
дiвчина не виходила.  Тихою  ходою  смутний  Микола  подибав  додому;  вiн
вернувся на тiк i заснув мiцним, здоровим, молодим сном, забувши й дiвчат,
i всi зорi на небi.
   Другого дня  зiйшло  сонце,  а  Микола  з  батьком  та  матiр'ю  вже  й
пообiдали. Батько з грабками пiшов косить панський овес, а мати  пiшла  на
панський лан пшеницю жати. Микола, вкинувши  в  торбину  шматок  хлiба  на
полудень, пiшов на панський лан  понад  рiчкою.  Поперед  його  йшла  купа
дiвчат з серпами. Дiвчата вгледiли на левадi кущ  калини.  На  калинi  вже
червонiли кетяги ягiд. Дiвчата кинулись до  куща,  одломили  по  маленькiй
гiлцi червоно© калини з зеленим листям i позаквiтчували собi голови.  Вони
страхались, щоб часом хто не вгледiв, як вони  ламали  чужу  калину.  З-за
верби вийшов Микола, i  всi  дiвчата,  наче  сполоханi  птицi,  знялися  й
побiгли, аж калину погубили по травi.
   Микола догнав дiвчат на перелазi й зараз впiзнав ту дiвчину,  що  брала
воду в березi: впiзнав ©© гнучкий, тонкий стан, чорнi брови, широкий  лоб,
кругле лице i двi товстi коси кругом голови, за котрими  горiли  на  сонцi
червонi ягоди калини мiж зеленим листом.
   Вiн тепер придививсь, що в не© були темнi, як терен, очi i  довгi-довгi
чорнi вi©. Вона глянула на його й опустила вi© на щоки; вi©  зачорнiли  на
молодих щоках, як шовк. На  дiвчинi  була  дуже  бiдна  одежа:  рукави  на
сорочцi були ледве поцяцькованi полiвкою та маленькими блiдими зiрочками.
   Ту дiвчину звали Нимидорою. Пiп був сердитий на ©© неслухняного  батька
й надав його дiтям таких iменнiв, що всi люди на селi нiяк не могли убгати
©х собi в голову, а баба-повитуха нiколи не могла донести в  сво©й  головi
того ймення додому i губила його на поповому порозi.
   Тiй дiвчинi пiп дав iмення Минодора, а люди на селi звали ©© Нимидорою.

   Як тiльки Микола пристав до дiвчат, всi дiвчата заразом так i заспiвали
пiснi, мов пташки весною. Разом з дiвчатами заспiвала й  Нимидора.  Микола
впiзнав ©© тонкий голос i чогось пригадав свiй сон  пiд  грушею.  На  його
серце полилася така радiсть, таке щастя, що вiн не бачив стежки пiд сво©ми
ногами. Йому здалося, що разом з  Нимидорою  заспiвала  калина,  заспiвало
син╨ небо.
   Дiвчата наздогнали ще одну юрбу женцiв, повернули  з  левади  на  шлях,
зайняли постать на панському лану. Микола став жать на сво©й постатi поруч
з Нимидорою.

   Сонце високо пiдбилось вгору; надворi стало душно. Микола  з  Нимидорою
врiзався в високе густе жито, як у лiс, i  почав  з  нею  розмовлять;  вiн
признавсь, що бачив ©©  вчора  ввечерi  в  березi,  i  почав  розпитувать,
звiдкiль вона прийшла в Вербiвку i де вона стала в найми.  Ласкавий  голос
молодого хлопця промовляв до не©, нiби голос рiдно© матерi.  Вона  й  сама
незчулась, як одразу розказала йому про все сво╨ життя.
   - Я родом з присiлка Скряпчинцiв, -  промовила  Нимидора.  -  Моя  мати
вмерла й покинула мене маленькою. Я й не пам'ятаю  сво╨©  матерi:  але  як
почну думати та нагадувать, то менi зда╨ться, що моя мати була  висока  та
чорнява, гарна з лиця, краща од усiх молодиць,  скiльки  я  бачила  ©х  на
свiтi, в доброму намистi, в червонiй  з  торочками  хустцi  на  головi  та
жовтих сап'янцях. I тепер, де вгляджу високу чорняву молодицю  в  червонiй
хустцi та жовтих чоботях, то менi зда╨ться, нiби я побачила  рiдну  матiр.
Як була я малою, то менi було не раз сниться, що моя мати чеше менi  коси,
вплiта╨ червонi кiсники, вбира╨ мене в квiтки та в  стрiчки,  голубить  та
жалу╨ мене. Мiй батько жив недовго й покинув мене сиротою.  Мене  взяв  до
себе дядько.
   Я жила в дядька, доки пiдросла. Дядина моя була  для  мене  дуже  люта.
Вона сво©х дiтей жалувала, давала ©м гостинцi, а мене  все  обминала.  Оце
було ©© дiти пустують, вона на ©х сердиться, а  на  менi  згонить  злiсть.
Вона мене й лаяла гiрше, i била гiрше, нiж сво©х  дiтей.  До  сво©х  дiтей
було ледве доторкнеться долонею, а мене так лусне, що я  не  знала,  де  й
дiтись. Нiколи я не носила ново© одежi, нiколи я не мала  нових  кiсникiв,
ново© спiдничини; латана сорочка все було свiтиться на мо©х плечах. Я було
дивлюсь, як дядина голубить сво©х дiтей, та все думаю про свою матiр: якби
була жива моя мати, вона б мене пожалувала й гостинця менi принесла  б,  i
вишила б менi квiтками сорочку, i накупила б менi стрiчок та квiток.  Було
ляжу спати, плачу та думаю про свою матiр, то  менi  й  сниться  моя  мати
такою, як я собi ©© пригадувала.
   Пiдросла я; мене один чоловiк найняв за няньку за три копи грошей та за
сорочку на рiк. Господи! як я помордувалась з  його  малими  дiтьми.  Було
хазяйка посадить менi на руки опецькувату дитину, а я ще й  сама  опецьок,
сливинь дитина! Трохи не пiдвередилась  тими  дiтьми.  Хазя©ни  пiдуть  на
поле, а мене покинуть дома з дiтьми. Дивлюся я, чужi дiти бiгають, гуляють
в цiцi-баби, в хрещика, купаються, а менi не можна й одступать  од  дiтей.
Господи, як менi хотiлось погуляти та побiгать! Якби була жива моя мати, i
я гуляла б з дiтьми. "Ой мамо моя, доле моя! Нащо ж ти  мене  такою  малою
покинула?"  -  було,  думаю  я.  Я  ввесь  свiй  дитячий  i  дiвчачий  вiк
поневiрялась в чужiй хатi, у чужих людей i не зазнала ласкавого слова.
   Стала я дiвкою й найнялася за  наймичку  в  одного  багатого  чоловiка.
Хазя©ни були люди добрi, та не було менi вiльного часу  нi  поспiвать,  нi
потанцювати, нi сорочок хмелем повишивать. Од ранку до  вечора  робота  та
робота, а прийде нiч, упадеш на голу лаву та й заснеш  як  мертва.  Тiльки
почне на свiт благословиться, хазяйка сама лежить, а  мене  будить  корову
до©ти та до череди гнать. Було вийду на подвiр'я з  дiйницею  -  соловейки
щебечуть, аж садки розлягаються, небо  ледве  почина╨  червонiть.  Я  сяду
до©ти корову, а менi зда╨ться, що я  стою  коло  припiчка;  в  печi  пала╨
полум'я, а я висовую горщик з печi. Дою корову й сплю. Якби була жива  моя
ненька, вона б не будила мене вдосвiта з тепло© постелi.

   Нимидора замовкла й схаменулась, ©й стало чудно, що  вона  розказу╨  за
себе хлопцевi, котрого побачила вперше; але як глянула вона на його  чорнi
очi, то ©й знов схотiлось говорити про свою лиху долю.
   - Яка ти, дiвчино, безталанна! - тихо промовив Микола. -Чи довго  ж  ти
служила в того чоловiка?
   Ласкавий голос зачепив Нимидору за саму душу. "Ой, гарнi ж,  козаче,  i
тво© карi очi, гарнi й тво© чорнi брови! Вони випитають в  мене  всю  щиру
правду!" - подумала Нимидора та й знов почала розказувать.
   - Три роки поспiль служила я в того багатого чоловiка, ще й на  весiллi
в його старшо© дочки за дружку була.
   - От, мабуть, надавали всякого добра дочцi? - промовив Микола.

   - Що надавали, то надавали! Батько по©хав на ярмарок i купив скриню  на
колiщатах,  здорову,  гарну,  зелену,  з  великими   червоними   квiтками.
"Господи! - подумала я. - Ото якби менi така скриня!" Мати справила  дочцi
червонi чоботи, купила шiсть разкiв доброго  рiзаного  намиста  з  срiбним
дукачем. Цiлу пилипiвку ми пряли на скатертi та на рушники. Настала весна.
Ми пiшли на леваду бiлить скатертi та рушники. Вмочаю я рушники, розстелюю
на зеленiй травi, а в мене з очей капають сльози. "Коли ж я собi, - думаю,
- напряду на рушники, та ще й квiтками повишиваю". Чужа мати,  чуже  щастя
тiльки жалю менi завдавало.

   Нимидора  заговорила  про   рушники,   про   весiлля,   схаменулась   i
почервонiла, як польова макiвка. "Ой господи! Що це я верзу парубковi  про
сво╨ весiлля!" - подумала вона; але глянула вона на Миколу, i  його  чорнi
брови знов виманили у не© усю щиру правду.
   - Сиджу я пiд вербою, стережу рушники та крадькома од  хазяйки  вишиваю
хмелем собi сорочку; а на вербi сiла зозуля й почала кувать. "Не куй, сива
зозуле, не кажи менi багато лiт жити! - промовила я. -  Нащо  менi  молодi
лiта та вiк довгий, коли я проживу  його  в  наймах".  Зозуля  пурхнула  з
верби, а з-за верби гукнула хазяйка й почала мене лаять, що  я  не  гляджу
хазяйського дiла, а роблю свою роботу.

   В Нимидори закапали сльози на снiп жита, на перевесло, i тi сльози наче
вогнем впали на Миколину душу. "Серце, козаче! - подумала Нимидора. - Тво╨
ласкаве слово, тво© карi очi чогось нiби стають менi за матiр,  за  брата,
за все, за все, що було менi  на  свiтi  найлюбiше,  наймилiше".  Нимидорi
здалося, що ©й стало легше на гарячому  сонцi  чуже  жито  жати  на  однiй
постатi поруч з Миколою: неначе з неба  повiяло  тихим  холодком  зеленого
гаю.
   - Чи добре ж тобi, Нимидоро, тепер у Кавунiв? - спитав Микола.

   - Де вже воно буде добре  в  наймах!  Кавун  чоловiк  добрий,  та  зате
Кавуниха дуже лиха; гризе мене, як iржа залiзо. Як  тiльки  Кавун  ласкаво
заговорить до мене, то Кавуниха зараз загне менi в батька-матiр. I я боюсь
його ласкавого слова, як огню.
   Микола заранi нажав копу жита й почав жати для Нимидори. Вiн врiзався в
жито далеко од женцiв i все кидав жменi  жита  на  Нимидоринi  купки.  Вiн
забув на той час, що те жито було чуже.
   Женцi вернулися з поля, вернувся й Микола. Джериха наварила  на  вечерю
кулешу. Сiм'я сiла вечерять мовчки; важка праця одняла  од  усiх  розмову;
мати й батько не згадували про Варку, а  Микола  все  думав  про  Кавунову
наймичку Нимидору.

   - Коли б ви, мамо, знали, як чудно звуть Кавунову наймичку, - обiзвавсь
Микола.

   - А як же ©© звуть? - знехотя спитала мати.
   - Нимидора, - сказав Микола. - Сьогоднi вона з нами жала жито на лану.

   - I справдi чудно; я б не хотiла, щоб мою невiстку так чудно  звали,  -
сказала мати так  собi,  навмання.  Син  зморщив  губи,  насупив  брови  й
скрививсь.

   - Чи вийдеш в суботу на вулицю? - спитав другого дня Микола в  Нимидори
на лану.

   - Рада б вийти, та Кавуниха не пустить, - сказала Нимидора.
   - Та ти не питай ©©; хоч вистав вiкно, а на вулицю виходь.
   - Може, й вийду... побачу...  -  сказала  Нимидора.  В  суботу  ввечерi
Нимидора помила миски й ложки, змила добре мителем з  лугу  голову,  трохи
прибралась i ждала поки поснуть хазя©ни. Вона лежала на лавi коло вiкна  й
зумисне трохи одхилила кватирку. Надворi  вже  зовсiм  потемнiло.  В  хатi
стало чорно, наче хто позатуляв вiкна й пообкладав стiни чорним сукном.  В
вiкно блиснули зiрки. Нимидора не спала: сон десь далеко  утiк  од  не©  й
пiшов на очерети та болота. В не© щоки палали  вогнем,  а  серце  кидалось
швидко, а душа холола од страху. В  одсунуту  кватирку  було  чуть  дiвочi
спiви на вулицi. Коли це за двором  хтось  свиснув  раз,  потiм  другий  i
третiй, Нимидора тихесенько встала.
   В не© руки трусились; вона ледве налапала коло сiнешнiх  дверей  засов,
одсунула його й одхилила дверi. Дверi тихо рипнули.
   - Хто там? - закричала спросоння Кавуниха та й  знов  захропла  на  всю
хату.

   Нимидора як стояла, так i скам'янiла. Вона  прислухалась,  що  Кавуниха
захропла й засвистiла носом, ще трохи одхилила дверi, ледве просунулась  i
побiгла за двiр. Там ©© ждав Микола. Вона з розгону наткнулась на  його  й
стиха крикнула.

   - Спить Кавуниха? - спитав Микола.
   - Спить, аж носом свистить, - сказала Нимидора. I вони  обо╨  пiшли  на
вулицю, де виспiвували дiвчата. Тепер Нимидорi здалось, що  вона  пурхнула
на якийсь широкий без краю степ, в син╨ небо i летить на волi, i  сама  не
зна╨ куди. ©й так стало легко, гарно, наче вона вдруге на свiт народилась,
наче ©© рiдна мати встала з домовини й принесла для не© з того свiту  нове
щастя.
   Довго  спiвали  дiвчата  й  хлопцi.  Нимидора  попрощалась  з  Миколою,
повернула до Кавунiв, i знов наче перед нею стало  пекло,  куди  ©й  треба
було вертаться.

   Прийшла вона до хати, хотiла одчинить дверi,  -  дверi  не  одчинялись:
Кавуниха прокинулась, вийшла надвiр, догадалась, що Нимидора на вулицi,  i
засунула дверi засовом.
   Нимидора сiла на призьбi й заплакала, потiм подумала, встала й пiшла на
причiлок. Там був приставлений на горище товстий дрючок, по  котрому  кури
лазили на сiдало. Нимидора, обпираючись об стiну руками, полiзла на горище
по дрючку. Дрючок зiгнувся й трохи не переломивсь. Легко й прудко,  як  та
коза, вона вхопилась за кiнець сволока, вискочила на  сволок  i  крадькома
полiзла на горище. Одна курка крикнула спросоння. Нимидора  спустила  ногу
на драбину й налапала ногою купу  колючок.  Кавуниха  обвiшала  всi  щаблi
колючками. Нимидора поколола собi руки й ноги i почала злiзать в  сiни  по
дверях. Вона стала великими пальцями  на  вершок  дверей,  налапала  ногою
клямку, легесенько скочила на землю, вбiгла  в  хату,  впала  на  лавку  й
заснула, навiть не дрiмавши.
   В  недiлю  вдосвiта  Кавун  встав,  вийшов  в  сiни,  глянув   драбину,
обквiтчану колючками, й крикнув  на  всi  сiни,  аж  Кавуниха  i  Нимидора
прокинулись.

   - На бiсового батька ти оце заквiтчала колючками драбину, неначе молоду
до вiнця! - гукнув вiн до жiнки.
   - Чого це ти розносився з чортами до служби? Перехрести лиш перше лоба.
Хiба не чу╨ш, що до церкви дзвонять, - обiзвалась з хати Кавуниха.

   Нимидора  вхопила  кухоль  з  водою  та  швиденько  дала  драла  надвiр
умиватись.

   - На те заквiтчала драбину, щоб твоя наймичка не бiгала до  хлопцiв  на
вулицю! - промовила Кавуниха.
   - А хоч би й побiгла на вулицю! Аби дiло робила! Хiба ж  ти  дiвкою  не
бiгала на вулицю?
   - А не бiгала.
   - Авже! Не бiгала. Як той чорт, плигала через тини та через перелази.

   - Я була хазяйська дочка, а Нимидора наймичка. Коли найнялася, то нехай
держиться хати, а то яка з не© буде робота  вдень?  Кунятиме  над  роботою
цiлий день.

   - Чи вже ж ти оце вночi бiгала з заступом за колючками?
   - А хоч би й бiгала, що тобi до того? Чого це ти все оступа╨шся за не©,
наче вона твоя жiнка? Я понабиваю на щаблях голок та  шпильок,  не  то  що
колючок навiшаю.

   Кавун замовк, Кавуниха зцiпила зуби та все скоса поглядала на Нимидору,
не говорячи до не© й слова.
   - Не можна менi до тебе на вулицю виходить, - казала Нимидора Миколi  в
недiлю ввечерi.
   - Буду слать до тебе старостiв, коли так; одначе батько й  мати  хочуть
цi╨© осенi мене оженити.
   Нимидора почервонiла й трохи не зомлiла. Вона почала готувать рушники й
одклада зайвi грошi на скриню.
   Настала осiнь. Пан оповiстив, щоб весiлля справляли на селi  заразом  в
одну недiлю, а хто опiзниться, то буде справлять другий раз, через мiсяць.
Старий Джеря й Джериха знов почали вговорювать сина женитись цi╨© осенi  й
слать старостiв до багатирки Варки.
   - Не хочу я сватать Варки, - сказав Микола, - бо маю  собi  дiвчину  на
примiтi.

   - Кого ж ти, сину, ма╨ш на примiтi? - спитала мати.
   - Нимидору, Кавунову наймичку.
   - Яку це Нимидору? Вона не вербiвська? - сказав батько.
   - Вона, тату, з присiлка, сирота, i вже давно служить у Кавунiв.

   - Як же ми будемо брать в свою хату невiстку, коли ми про не© нiчого  й
не чули? - аж крикнула Джериха, бiдкаючись. - Може, вона  якась  приблуда,
бурлачка. Чи то мало тепер вешта╨ться по сахарнях тих бурлак?
   Син почервонiв i розсердився.
   - Ви, мамо, може, й не зна╨те, а я ©© добре знаю: кращо© од не© дiвчини
нема на всьому селi.
   - Ой господи милосердний! - крикнула Джериха й руки опустила, згадавши,
що багатирка Варка не буде ©© невiсткою. - Так, сину, не можна  свататься.
Як же таки можна, не спитавшись броду, та в воду!
   - Про мене, мамо, спитайте броду, - не будете  жалкувать  на  Нимидору:
вона дiвчина здорова, робоча, бо цiлий вiк була в наймах, а  в  наймах  не
можна сидiть, згорнувши руки. ©© дядько живе в присiлку Скрипчинцях.
   Батько слухав мовчки й згодом промовив:
   - Коли ти хочеш ©© сватать, то ми переднiше про не© розпита╨мо в добрих
людей та порадимось, а там, про мене, й сватай, коли  вона  здорова  й  не
ледащиця.

   Сталось так, як бажав  син:  перед  покровою  вiн  заслав  до  Нимидори
старостiв. Одного дня старости обмiняли хлiб, а  другого  дня  Нимидора  й
рушники подавала.

   Перед покровою Джеря з сином пiшов до скрипчинського пана просити,  щоб
вiн згодився пустить Нимидору з Скрипчинцiв. В Скрипчинцях був  свiй  пан,
та ще й небагатий; вiн мав тiльки  один  присiлок  i  з  великою  неохотою
пускав дiвчат замiж у чужi села. Джеря просив, благав, але все  те  нiчого
не помогло. Пан сказав, що пустить Нимидору тiльки  тодi,  як  з  Вербiвки
яка-небудь дiвка вийде замiж у Скрипчинцi. Микола вийшов од пана нi  живий
нi мертвий; вiн пiшов додому, не промовивши нi одного слова,  ходив  цiлий
день, опустивши голову. Якби мiг, вiн, зда╨ться, задушив  би  пана  сво©ми
руками.
   Вже прийшла осiнь. На селi почались весiлля. В церквi  вiнчалось  разом
десять пар молодих. Нимидора стояла в церквi, а в не© сльози текли по лицi
та крапали на намисто.
   На Миколине  щастя,  один  скрипчинський  парубок  посватав  вербiвську
дiвчину. Скрипчинський  пан  згодився  одпустить  Нимидору.  Вся  сiм'я  в
Джеринiй хатi наче ожила. Джериха готувалась  до  весiлля.  Нимидора  наче
знов на свiт народилась.

   Старий Петро Джеря вдягся  в  нову  свиту,  заткнув  за  пазуху  пляшку
горiлки, взяв хлiб пiд пахву й пiшов з одним старостою до  батюшки  годить
вiнчання.

   Батюшка у Вербiвцi був молодий i вже нагнав плату за треби вдво╨.
   Джеря прийшов, поцiлував батюшку в руку, поклав на стiл хлiб,  поставив
пляшку горiлки й почав питать в батюшки, скiльки вiн схоче за вiнчання.
   - Як даси п'ять карбованцiв, то повiнчаю сина, - сказав батюшка.

   - Батюшко! I помилуйте, й пожалуйте! Я чоловiк убогий. Де менi в  свiтi
взяти п'ять карбованцiв? Нехай буде три карбованцi.
   - Не можна, тепер i для нас час  трудний.  Все  подорожчало,  -  сказав
батюшка.

   - Змилосердiться, батюшко! ╞й-богу, не можу заплатить так багато. Нехай
вже буде нi по-мо╨му, нi по-вашому: нехай буде чотири карбованцi.
   - Нема що й говорить. Бери могорич та йди собi додому.
   Джеря взяв могорич i хлiб та й пiшов  з  хати.  Вiн  постояв  у  сiнях,
поговорив нишком з старостою та й знов вернувся в хату.
   - Ну, що скажеш, Петре? -обiзвався батюшка з друго© кiмнати.

   - I помилуйте, i пожалуйте! Треба грошей i на весiлля,  i  на  подушне.
╞й-богу, багато для мене! Нехай буде чотири карбованцi. Це вже й  бог  так
велiв.

   Батюшка подумав, подумав i згодився.
   - Давай могорич, - сказав вiн, - давай  i  грошi.  Джеря  закотив  полу
свити, засунув руку в кишеню, витяг звiдтiль  бiлу  хусточку  з  червоними
пружками, вив'язав з узла карбованцi i поклав на  стiл.  Потiм  вiн  налив
чарку горiлки й почастував .батюшку. Батюшка випив сам i  налив  по  чарцi
Джерi i старостi. Вони випили, довго приказуючи до  чарки,  попрощались  i
пiшли додому.
   Нимидора подякувала Петровi Кавуновi й пiшла в присiлок до дядька, бо в
дядька мали справлять весiлля.
   Старий Джеря й собi  готувався  до  весiлля.  Вiн  купив  десять  вiдер
горiлки: вiсiм вiдер взяв у жида за готовi грошi, а двi вiдрi узяв наборг.
Микола просив батька одiслать кiлька вiдер  до  Нимидориного  дядька;  вiн
добре знав, що у Нимидори нема грошей i що ©© дядько не покладе й шага  на
весiлля.
   В недiлю пiсля вiнчання йшла з церкви Нимидора в квiтках, в стрiчках, з
вишиваним рушником у руцi, весела й щаслива. Кругом не©  вились  дружки  i
спiвали весiльних пiсень.  Просто  з  церкви  вона  пiшла  з  дружками  до
батюшки, до пана, а потiм до Джерi. Як угледiла ©© Джериха, як побачила ©©
рум'яне лице, високий зрiст, то забула навiть на  той  час  про  багатирку
Варку. Пiсля обiду в  Нимидориного  дядька  на  застеленому  столi  стояло
соснове гiльце, обквiтчане колосками вiвса, калиною та барвiнком. На столi
лежав здоровий  коровай,  обтиканий  голубами,  позолоченими  сухозлiткою;
кругом короваю лежали шишки. На  посадi  сидiла  Нимидора,  спустивши  очi
додолу, а кругом стола сидiли дружки й спiвали весiльних  пiсень.  В  хатi
було повнiсiнько людей. Дiти стояли на лавах, на полу, навiть на припiчку.
Дружки спiвали, а Нимидора плакала. Вона згадала свою небiжку-матiр: "Якби
була жива моя мати, в мене коровай був би бiлiший, i  рушники  були  б  не
такi простi, й одежа на менi була б не така дешева.  Не  так  виряджала  б
мене з дому мати, як виряджа╨ дядина".
   Перед вечором  прийшов  молодий  з  боярами,  свашками  та  свiтилками.
Нимидорi стало веселiше, але ©© думка все лiтала  коло  материно©  могили.
Ввечерi дружки почали розплiтать  Нимидорi  косу  й  заспiвали  сирiтських
пiсень: як дочка нiби розмовля╨ з небiжкою-матiр'ю, просить матiр встати з
домовини та подивиться на свою дитину, а мати одказу╨, що  земля  надавила
©й груди, що вона вже не встане з домовини, а тiльки  набiжить  над  селом
бiлою хмаркою, впаде дрiбним дощем, гляне з високого неба на  свою  дорогу
дочку. Нимидора почала прощатись з дядьком  та  з  дядиною,  згадала  свою
матiр, згадала сво╨ сирiтство, свiй важкий молодий вiк  у  наймах,  i  так
заплакала, що за слiзьми й свiту не бачила.
   Ввечерi смерком одвезли молоду в Вербiвку. Як пере©жджала молода  через
вербiвську греблю, хлопцi наставили кулiв, наклали соломи й  запалили.  На
других кутках, де справляли чимало весiллiв,  так  само  йшла  перезва,  i
скрiзь по селi палало полум'я. Усе село нiби палало в час перезви, бо  все
село гуляло на весiллi. В близьких селах думали, що в Вербiвцi пожежа.
   Другого дня, в понедiлок,  не  було  й  панщини.  Все  село  гуляло  на
весiллях. На Нимидору надiли Миколину шапку, шапку оповили довгою червоною
двойчастою стрiчкою, повели молодих до  священика  скривать.  За  молодими
йшли музики, за музиками товпились натовпом чоловiки  та  молодицi.  Ввесь
батющин двiр був сповнений народом, бо в той час заразом привели  скривать
усiх молодих з  села.  В  кожному  кутку  двора  грали  музики,  танцювали
молодицi, доки не вивели  з  поко©в  молодих.  Потiм  приданки  заспiвали,
музики заграли. Народ рушив з двору. Пiднявся такий галас, що вже не можна
було розiбрать, де спiвають, а де грають. Тiльки решета гули  та  бряжчали
серед галасу й гаму, та вискакували з шуму дуже тонкi  жiночi  голоси.  За
двором народ розсипався на всi кутки понад Раставицею, i  музики  й  спiви
молодиць почали одрiзнятись однi од других. I ще  довго  потiм  було  чуть
музики та спiви мiж вербами та помiж хатами.
   В Джеринiй хатi цiлий день грали музики, цiлий день пили та закусювали.
Випили всю горiлку, та ще й не стало; ви©ли цiлу дiжечку солоних  огiркiв,
цiлу дiжечку кисло© капусти, по©ли ввесь хлiб, всi паляницi. Старий  Джеря
витрусив усi кишенi, ще й у шинок на заставу однiс свiй кожух.
   Ввечерi попiд дворами ©здив осавула на конi i загадував усiм на панщину
до току. Крик осавули дав знати людям, що весiлля скiнчилось.  Всi  почали
розходитись, Джерина хата спорожнилась.
   Ввечерi в Джеринiй хатi  ледве  блимав  каганець.  Джериха  й  Нимидора
кинулись прибирать в хатi й перемивати посуд. Весiльний час одразу  вийшов
у всiх з голови. Джеря й Джериха помiркували,  скiльки-то  вони  витратили
грошей  на  весiлля.  Треба  було  заплатить  жидовi,  оплатить   подушне,
нашаткувать другу дiжку капусти. Грошей не було нi копiйки.
   - А що, стара, будемо робить? Чим  будемо  робити  оплать?  -  промовив
батько.

   - Змолотимо та продамо половину хлiба. Цього року, хвалить  бога,  хлiб
вродив дуже добре.
   - А як не стане хлiба, що будемо ©сти? - спитав батько.
   - То заробимо, хiба не ма╨мо рук, чи що? - обiзвався син.
   - А коли ж то  ми  його  заробимо?  Хiба  за  тi╨ю  панщиною  похопишся
заробить? - сказав батько.
   - Бодай ту панщину дiдько забрав  собi  до  пекла!  -  промовив  син  з
злiстю.

   Мати знов згадала про багатирку Варку, згадала  дуже  легку  Нимидорину
скриню й скоса  зирнула  на  Нимидору.  Нимидора  поралась  в  чужiй  хатi
проворно, та якось незручно. В  високому  очiпку,  в  квiтчастiй  здоровiй
хустцi на головi, вона стала молодицею ще вища й показнiша, ©© чимале лице
неначе побiльшало; чорнi брови були нiби намальованi на широкому  чолi.  В
тихо© та добро© свекрухи десь узялися гостренькi пазури та  й  висунулись,
наче з м'яких котячих лапок.
   Задумався  батько,  тяжко  зiтхнувши,  задумався  й   молодий   Микола,
засмутилась i мати. Тiльки Нимидора була щаслива: вона нiби  знайшла  свою
рiдну матiр, свого батька, хату, бо для  не©  вже  не  треба  було  бiльше
поневiряться в наймах у чужих людей.

   - Лягаймо, невiстко, спати, бо завтра треба  вдосвiта  вставать  та  на
панщину поспiшать, - сказала  мати,  стоячи  перед  образами  i  починаючи
хреститься та молитись.

   II_

   Другого дня тiльки що зiйшло сонце, а Джерина сiм'я вже й пообiдала,  й
вийшла на панщину; батько з сином пiшли на панський тiк молотить, а мати з
невiсткою пiшли панськi коноплi тiпать.
   Тiк був, як звичайно на селах на Укра©нi, за панським  садком  в  кiнцi
села i вганявся далеко  в  поле  пiд  гору,  обкопаний  ровом,  обсаджений
високими розкiшними  тополями  та  осокорами.  Ввесь  тiк,  бiльше  як  на
пiвверстви,  був  заставлений  скиртами:  десять  довгих-предовгих   скирт
пшеницi стояло вподовж току; десять менших  скирт  жита  стояло  впоперек;
скирти ярини, довгелецькi ожереди  соломи  тулились  по  закутках,  неначе
дрiбнi вiвцi мiж здоровим товаром.
   День був ясний, сонячний та теплий.  Починалось  бабине  лiто.  Надворi
стояла суша. Небо синiло, як лiтом. Сонце ходило на небi  низько,  але  ще
добре припiкало косим промiнням. Тихий вiтер ледве  ворушився.  Над  полем
миготiло марево.

   Половина листя на вербах вже пожовкла, але на тополях, на осокорах лист
зеленiв, нiби влiтку. Якби не жовте  листя  в  садках,  то  можна  було  б
подумать, що надворi не бабине, а справдiшн╨ лiто.  Тiльки  зелена  низька
озимина навкруги току нагадувала про осiнь. Надворi летiло павутиння.  Все
син╨ небо було нiби засноване бiлим, як пух,  легким,  як  шовковi  нитки,
павутинням. Проти сонця павутиння лиснiло, наче  легка  лiтня  бiла  хмара
порвалася на небi, розпалась на нитки, на тонкi пасма  та  й  полетiла  на
землю. Павутиння летiло пучками, нитками, нiби клубочками,  починками,  то
гнулося великими дугами, то мiсцями стояло  просто,  рiвними,  як  очерет,
стеблами. Воно обснувало тополi, верби, стiжки, тини; маяло  на  вершечках
садкiв, метлялось коло хрестiв та бань на церквi i знов летiло та  летiло;
хто його зна, де воно й бралося.
   Чоловiки стояли рядками на скиртах, хапали снопи  з  довго©  верстви  й
скидали додолу на тiк i снопи, i розв'язь.
   На току гуменний одлiчував снопи для кожного молотника. Довгими рядками
стояли молотники на току, наче закопанi по пояс в жовтiй соломi, i  махали
цiпами. Цiпи блискали на сонцi. Курява стояла над током, неначе починалась
пожежа на току.

   Микола молотив поруч з батьком.
   - А що,  музико,  вигравай  цiпом  пiсля  свого  весiлля!  -  жартували
чоловiки з Миколою.
   Микола глянув на незлiченнi скирти, задумавсь i спитав у батька:
   - Нащо то одному чоловiковi так багато хлiба? Господи!  Чи  вже  ж  вiн
по©сть оце все?
   - Ти б, сину, мовчав. Дивись, он недалеко сто©ть гуменний; вiн почу╨ та
ще й пановi за це викаже. Це ж вiдомий на селi викажчик.
   - Коли б нам, тату, хоч десяту частку однi╨©  скирти!  Ото  ми  були  б
щасливi! - знов промовив Микола.
   - Ой сину, мовчи лишень! Борони  боже,  як  пан  довiда╨ться  про  тво©
слова.

   Микола замовк, а його думка не замовкла.  Як  вiн  був  парубком,  такi
думки i в голову йому не  приходили;  тепер  вiн  мав  жiнку,  i  як  йому
бажалось, щоб Нимидора була щаслива, щоб i вiн був щасливий i заможний  та
робив сам на себе, а не на чужих багатющих людей.
   Зараз за током, коло самого панського садка молодицi на сонцi  били  на
бительнях i тiпали коноплi. Мiж ними Микола впiзнав Нимидору,  впiзнав  ©©
по високому зросту, по новiй квiтчастiй хустцi на головi. Йому  заманулось
пiти до не©, хоч ласкаве  слово  промовить,  хоч  подивиться  на  не©,  та
гуменний стовбичив над душею. Ондечки ви©хав  i  сам  пан  Бжозовський  на
конi, в чоботях з блискучими довгими халявами, з батогом у руцi, в чорному
картузi на головi.
   - Коли ми, тату, перемолотимо оцi скирти? - знов спитав Микола.

   - А тодi, як помремо, - сумно одказав батько, - а як цi  змолотимо,  то
бог уродить другi, може, ще довшi.
   Микола задумавсь i з усi╨© сили так уперiщив снопа, що рипиця луснула i
бич одскочив.

   - Ану, синку, цiпом батька по лисинi, - загукали молотники, смiючись.

   Старий Джеря й Микола ледве встигли змолотить свою частину  до  вечора.
Ввечерi Нимидора з Джерихою принесли в ряднах  одважене  панське  прядиво.
Кожнiй молодицi, дiвчинi, навiть дiвчинцi пани накидали прясти на зиму  по
два пiвмiтки. Як не ставало прядива, то молодицi мусили докладати свого.
   В довгi зимовi вечори та вдосвiта в  Джеринiй  хатi  палали  трiски  та
трусок на припiчку в челюстях. Коло печi  Джериха  та  Нимидора  сидiли  й
пряли панське прядиво. Микола стояв коло лежанки й  м'яв  ногами  коноплi.
Порох од конопель, од мичок тягся в комин,  неначе  дим.  Молода  Нимидора
пряла й спiвала. Вона була зовсiм щаслива: тепер  вона  вже  не  наймичка,
живе в сво©й хатi. Пiсня сама наверталась ©й на думку.
   Микола кинув коноплi, сiв на лавi i задумався. Вiн думав про  те,  нащо
його Нимидора повинна прясти не собi й йому на сорочки  взимку,  а  комусь
iншому...

   Минула зима. Настало лiто,  настали  й  жнива.  Почалась  спека.  Жито,
пшениця й овес - все разом поспiло й присохло. Люди вкрили панський лан  i
хапали панське жито, а людське стояло на пнi. На панському лану вже стояли
полукiпки довгими стайками; на людському полi не видно було нi снопа.
   Микола з батьком одбули три днi панщини, на четвертий пiшли  жати  сво╨
жито, незважаючи на те що осавула звечора знов загадував  на  панщину,  на
згiннi днi; тi згiннi днi, що вся громада повинна була одроблять -  то  за
чередника, то за титаря, котрi були  вольнi  од  панщини,  то  за  якийсь,
вигаданий паном, шарварок, - пан одкладав на жнива, коли було й  без  того
багацько роботи. Людське жито вже сипалось, а  осавула  все  загадував  на
панщину на панський лан, щоб хапати сво╨ жито та пшеницю.
   Микола, замiсть панського лану, вийшов на  сво╨  поле;  вiн  стрiвся  з
людьми i тих намовив жати сво╨ жито. Тiльки що вони  зайняли  постатi,  од
панського лану на конi вже катав конем до них осавула.
   - Чому ви не йдете на лан, сякi-такi? - крикнув осавула.
   Всi мовчали; Микола обiзвався:
   - А тим, що ми вже одробили панщину, - сказав вiн.
   - А згiннi днi хiба забув? - знов крикнув осавула i знов налаяв Миколу.

   - Згiннi днi одробимо восени; он подивись лиш! Наше жито вже сиплеться;
через день, через два воно вже вклякне! - промовив Микола.
   Всi женцi стояли мовчки; в ©х руках наче заклякли жменi жита та  серпи;
всi поглядали то на осавулу, то на Миколу.
   Осавула замахнувсь на Миколу нагайкою. Микола одскочив у жито, пiднявши
серп угору. Осавула круто повернув коня й покатав на панський лан.
   - Боже мiй милосердний!  -  промовив  старий  Джеря.  -  Що  ж  оце  ми
наробили? Буде ж тепер нам!
   Декотрi чоловiки дов'язували снопи, декотрi рушили до  панського  лану.
Коли це на полi з'явився, нiби птиця, панський баский кiнь; на конi  сидiв
пан Бжозовський i лупив коня батогом. Осавула ледве встигав бiгти за ним i
немилосердно толочив жито.
   Всi люди стояли як укопанi,  познiмавши  шапки.  Бжозовський  прикатав,
крикнув як несамовитий на людей, кинувся до Миколи й почав  перiщить  його
батогом. Всi люди позабирали клунки з хлiбом i  поплентались  на  панський
лан. Пан звелiв привести ©х усiх увечерi на економiю. На економi© ©х  усiх
вибили рiзками, вибили й Миколу, вибили навiть старого  Джерю  перед  його
очима.
   Микола вийшов на панський двiр i люто  показав  кулак,  обернувшись  до
панського двора; старий Джеря йшов, низько похнюпивши голову. Обидва  вони
мовчки пiшли додому. Дома вони розказали за все Джерисi й Нимидорi. Мати й
невiстка почали плакати.

   Пишно  викотився  повний  мiсяць  з-за  гори  й  освiтив  ясним  свiтом
Вербiвку. Всi верби було видно, як удень.
   Надворi стало ясно, хоч  голки  визбируй.  Сiм'я  довечеряла  й  сидiла
мовчки на призьбi.

   - Ходiмо, Нимидоро, жито жать! - промовив Микола. - А ви, тату й  мамо,
лягайте спати. Як пропаде жито, що ми будемо зимою ©сти?
   Нимидора встала, знайшла серпи, i вони обо╨ рушили на  поле.  Все  поле
жовтiло проти мiсяця, як удень. Все тiло в Миколи болiло й щемiло,  болiла
й душа йог