ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОЧЕВИДЕЦ

6972 год от рождества Христова, если это кому-нибудь интересно. Над осенним городом, с его сырыми ржавыми листьями, уже голыми парками и седеющими клумбами, не торопясь, тускло светится серо-розовое вечернее небо. От утреннего дождя всего-то памяти: холодные лужи да сырость земли.

Ночью легко пишется, хорошо читается; тишина наполнена до своей половины ходом часов, гулом далекого грузовика или просто вкрадчивой возней автоматической ручки на початом листе. Изредка начнет барабанить дождь, но тут же раздумает.

Утром опять - знакомый шорох атмосферных осадков, и лимонные лапы каштанов в три приема спускаются в расходящиеся круги вс╦ тех же луж. Может быть, это и лирика, но вот кое-кому эта погода вот уже где... Он тут - по соседству, за стенкой. Сидит за пыльными столом, при лампе, пишет в рыжую тетрадь.

Проклятый дождь меня доканает, а ведь нужно выйти, подышать; засиделся я дома - уж пятые сутки безвылазно. Вс╦ чай да чай, письма да писанина, стало надоедать.

Имя мое Норман Оттис и в свои 53 я работаю в Центральной Библиотеке города. Сторожем. Еще иногда, в порыве энтузиазма (люблю щеголять терминами), смахиваю пыль с фолиантов (вот опять) в архиве. Живу я хорошо, один. Имею машину - двухместный "Эксхейл-700", вот уже год как на капремонте. Работу свою люблю и днями торчу в подземном архиве, ищу, читаю, размышляю и вс╦ такое. Ну и полно об этой цивиьлной пакости! Чертова слякоть.

Вернулся с мокрыми плечами и ногами. Проливной - зонт весь до нитки. Сходил к Фактору Зурину, взял пару кассет и понюшку табака, а по пути заглянул в "Музыкальный Мир" (какая банальщина!). Еще пять лет назад все сытились под новомодный моторный "грэппл" - все без исключения, даже старые вешалки! - а нынче музыкальный мир трется от "грайнда". Лязг и сутолока, пыль и прыщи... А мне бы что-то из пятидесятых: "Симн Гоулли Силлз", или Капро, или Остовцева сорок седьмого года. От хрена уши. Вс╦, старикан вываливается из эпохи. Купил газетку. Так я и знал: очередные выборы, неподвижный секс, системы "Трампет", грипп на Балканах, спасем фламинго, грайнд-тридцать, сниму квартиру, продается сектор зоны, вездесущий азот, шахматные поединки, весело, Стэнли Рум против, погода будет, кокаин, Лондон, ясно. Давно хотел вкратце описать историю конца шестого тысячелетия и вот, в этой же газетке, фельетон. "Мысли в эпоху скуки". Сейчас, сейчас... так... так... полагаясь на... повсеместно... тупейший стиль!.. так-с... Ливия, Палестина... смешение и до этого смутных расс... государственный штиль перед президентскими... баллотировались... позже... чем раньше, тем... они... падение роста преступности... курорты Индокитая... кто кого. Да. Довольно древнее, но меткое название нынешних лет - Эпоха Скуки. Так говорят даже в Лиге Разрешения Нот, т.е. официально. Вс╦ давно произошло, вс╦ уже было, кругом проторенные дорожки и указатели. После известного Инцидента исследованиям космоса приснилась хана. Человечество повзрослело, никто не сердится, медведи еще не вымерли, шлюхи еще в доступной цене, нефтяной кризис кое-как рассосался, одного юного негра назвали Виссарионом - я читал где-то. Скука и импотенция; короче говоря - неподвижный секс. Мода мне нравится: женщины с голыми животами и закрытой спиной, в длинных юбках-змеях, мужчины носят двойной пробор и узкие пиджаки синих оттенков, а еще популярны ткани из полусинтетики "под металлик". Вот, пожалуй, и вс╦.

Книг читают мало, редко. Один я в этом городе настоящий библиофил (если не ошибаюсь). В архиве есть даже древнейшая поэзия - "и весь в черемухе овраг!". Вот так. Я прочел Бауда, Евангелия, Хронику войны третьего тысячелетия (Центральная Америка и Бразильские секторы), философа Ницше ("Сумерки Божества"), Роллингса и много всякого другого. Старина вообще влечет меня. А что делать, коль слава и почет обошли первооткрывателя, перешагнули его, оставив лишь старые хроники бедняге. Да, да - это я! Я! Мне было тогда тридцать шесть лет от роду (никто не оценит моего стиля, даже журналист-литератор за стеной). Я искал отдушину от Скуки в старых рукописях. И вот день громыхнул и настал. Библиотекарь Норман Оттис откопал дневник из дивного, мифического 1991 года - боже мой, словно вчера я разбирал эти пляшущие оплесневелые от концентрата буквы! Да, я опубликовал в местном журнале свою статейку об этом. Мою идею очень недорого купили два бизнесмена - Ноф и Мол, и вот с того года колесо и покатилось. (Я опять волнуюсь, как школьник).

Четыре, всего четыре звонких буквы. Мое дитя, проданное на потеху гражданам, мое открытие, мобилизованное во имя и на благо, а на деле - на ярмарку миллионеров и эстетов. Пустяки, в прошлом.

Зона. Я прочел это слово в дневнике давно ушедшего в прах чистого русского из 20 века - Мирона Напорова. Сразу Скука вокруг меня развалилась. Я увидел вспышку внутри моей собственной пыльной пустоты. Этот чудесный человек из пограничья двух веков открыл нечто простое и в то же время ускользающее. Какую родственную душу я обрел, читая строки, написанные рукой моего нового знакомого! Он не допускал, что Земля ухитрится дотянуть до 70-го века, но вот он я, усвоивший его опыт и его силу духа.

Он узнал об этой тайне в 34 года и хранил молчание всю свою жизнь, оставив лишь дневник с синими линованными листами в уже неопределимой на цвет обложке. Не знаю, почему я предал (точное словцо!) огласке его тайну. Может быть, оттого что я совершенно одинок в этом мире.

"Я совершенно одинок в этом мире, нет сомнений. Ничто не являлось мне абсолютным приютом или, хотя бы, убежищем. Всегдашнее чувство, что никто меня так не поймет, кроме меня самого стало основой моего... (тут неразборчиво)". И далее мой предок пишет, что "вс╦ произошло неслучайно. Хотя внешние детали кажутся случаем, за этим стоит что-то большее. Условно я назвал это постмодерновым словом "Зона". Есть такие места (территории, области, районы, участки суши), где вс╦ пропитано Великой Тайной, и вс╦ иное, чем обычные его двойники за пределами этих мест. Тайна дает особые едва видимые или же настойчивые знаки, с ней можно говорить напрямую - через ощущения и волю. Е╦ язык во всем, что находится в Зоне: в вое ветра, в степном сером сухостое, в стрекоте кузнечика, в птице на ветви, в камне или луже. У каждого где-то есть свое место, своя Зона. Я думаю, что коллективное сознание таких районов или избегает, или не улавливает. Тут индивидуальный подход". Сейчас я перечитываю это и кажется, будто писал дневник я сам.

"Поначалу я испытывал при посещении Зоны чувство странности всего. Потом и вс╦ сильнее - чувство страха. Надо освоиться и побороть страх, подружиться с ним. Тогда, возможно, тебе позволится уловить что-то новое, совсем нездешнее, не поддающееся словам и стандартным чувствам. Смерть воспринимается иначе, философия умирает..."

"Зоны могут кончаться во времени, разрушаться. Тогда вместо них остаются просто пустырь, свалка, поле или сельская дорога. Вероятно, зоны могут быть кругом - в лесу, в городе, в горах, в Антарктике, даже в океане. В этих местах ты окунаешься в вечность или же они тебя выталкивают прочь..." "Есть особый Путь, которым следует входить и двигаться в Зоне. Есть знаки и правила, но это вс╦ - условности для мозга, новое описание. Я уже увидел в этом своем открытии смысл моей жизни. У меня есть Зона, пусть несколько жесткая, скрытная и надменная, - с человеческих мерок, - но принявшая и понявшая все мое бесконечное одиночество".

Удивительный парень! У меня неотступное ощущение, что он не написал главной, страшной тайны, своего личного достижения, которое сквозит знанием через все строки манускрипта. Я был очарован его искренностью и сдержанностью, я встал на его сторону. Тайна уже захватила меня.

Я искал вс╦ лето и, не знаю, случайно ли, под осень нашел что-то похожее. Место за городом, у старых скал, неподалеку от высыхающего с каждым годом ручья. Да, это и по сей день моя личная Зона. По иному я е╦ и не называю, к чему? Вс╦ оказалось правдой и я до краев наполнился радостью.

Разбитные Ноф и Мол (один из них оказался эксцентричным миллиардером) быстро раскрутили маховик с моей робкой подачи. И вот имя Мирона Напорова появилось в газетах, журналах, по телесети, а неизменный второй абзац статей посвящался скромному первооткрывателю - семь строк о Нормане Оттисе, испытавшем на себе. Меня донимали и узнавали ровно год. Помню пирушку в мою честь к меня дома: Фактор Зурин с женой Ольгой, сосед-литератор, молчун с умными глазами, курящий трубку Лео Вендер, музыкант (классика 45-го века) и шутник Ко Уэм, племянник Руслана Мади, который сейчас шишка в Кардиффе. Меня таскали на телестудию, я давал сотни автографов, но волна прошла сквозь меня, дальше - к модным берегам Австралии. Открылось (специалистами) множество зон, больших и мелких. Их продавали и продают по частям: места для релаксации, отдых для души, сектор в Зеландии под ранчо, платное шоссе, пришедшееся (увы) на три мили зоны. Обо мне никто теперь и не помнит. Дневник принес мне неплохой доход на аукционе, до сих пор я пожинаю проценты в купленном особняке (три этажа и разваливающийся чердак). Всюду зоны и мистические огороды с вдохновениями вместо томатов и зелени. А весь дневник у меня здесь, под сердцем. Я вс╦ тот же, а вот зоны стали обычным делом, шум утих. Эпоха Скучищи...

Дождь опять. Надоело вс╦, чувствую, что хватит уже - вс╦. Какие-то идиоты орут за окном, праздник сегодня что ли? Жизнь прожита, Норман Оттис в свою очередь тоже заканчивается. Историю тысячелетия я писать не буду; вообще я не терплю истории - цепь однобоких условностей. Надоело. "Стэнли Рум скупает огромные зоны к северу от...", ну-ну. Куда я не хочу, так это в прошлое. Наверное, Мирон узнал что-то о Времени, о его смехотворной сущности. Нет... Мысли путаются, скоро полночь. С меня вс╦ началось, но мною не заканчивается. Чертова слякоть! Как писали в доисторические времена - финита ля комедия.

В городе осень, а три молодых собаки играют и грызутся как-то очень по-весеннему, очень солнечно. Ночью умер сосед - старика Нормана остановил разрыв сердца. Он в последнее время был хмур и мрачен, синоним теперешней погоды. Готовился к уходу? Наверное, да. У меня никогда не было своей Зоны, поэтому я его плохо понимал. Хотя и лучше всех прочих, ведь двое разных одиночек в чем-то очень близки. Я не хочу разбираться во всех скрытых мотивах и затемненных деталях. Но, как говорил Свифт, - настоящая рукопись всегда найдет себе лучшее место сохранения. Сторож Норман Оттис нашел такое место - библиотечный архив в подземелье, никем посторонним не посещаемый, пыльный и скучный. И что с того, что кому-то известна тайна сходства древнего Мирона и ещ╦ более древнего лица, работавшего в библиотечной тени? Напоров подружился со смертью, он продолжал свой опыт и, очевидно, совсем недавно получил нужный ответ или просто результат. Разрыв сердца, скромный некролог в местной прессе, распродажа незавещанной зоны, отпечаток профиля на условной в этом случае могильной плите. Никто не знал робкого Н.Оттиса, никто не видел его рыжей тетради. И что с того?

Всю ночь шелестел невидимый дождь, шептал страдающим бессонницей об одиночестве жизни, подталкивал светлые сны к дальнему пределу, молчал, глядя в окно на занимающихся любовью, а для тусклых сновидений попросту отсутствовал. Ранним утром весь асфальт белел от кленовых листьев, где-то капало с крыши, подавал отдаленный голос пассажирский экспресс. Сколько дней дождя, сколько печальной воды и вот, посреди созревшего утра развернулся розово-золотистый яркий солнечный свет. Лужи стали ещ╦ зеркальнее, а в одной сверкнуло из-за отражения дома ослепительное, вс╦ то же самое Солнце.