СКАНДАЛ

- Здравствуй. Ты мусор вынес? Ну что ты все сидишь? Я как лошадь бегаю, а ты все сидишь. Мама мне правильно говорила... Ты все занят... Занят... А я должна одна - как лошадь.

- Здравствуй. Ну что ты все кричишь? Мама мне правильно говорила... Я как конь бегаю, а ты все кричишь: "Ты мусор вынес?" Я все занят. Занят!

Муж и жена ругались. Стены, оклеенные в розовый горошек, и посуда на полках гулко отзывались на вибрацию голосовых связок. Шум, сопутствующий битью в пах с обеих сторон, был не кульминацией, а явлением, можно даже сказать, привычным; и нужно заметить, что вопреки создавшемуся первому впечатлению, ссора эта была делом не столь уж обыденным, а являлась в некоторой мере выплеском эмоций, словно подстежка кнутом по тугому крупу лошади, так как муж был не кто иной, как Карл Брю, и сильные впечатления нужны были время от времени его творческой натуре, как подпитка сальной свече. О жене его сказать много нечего, а лишь: жена его была женой Карла Брю и добавить к этому что-либо... разве только, что в возрасте она была моложе своего мужа; была женщиной статной и женщиной с характером.

Со стороны, как это часто бывает, знакомым казалось, что все гладко и муж выносит ведро. Но в действительности Карл Брю, как, впрочем, и его жена, обладал изрядной долей говна. Жена не упускала ни единого момента, чтобы не ткнуть его в это, что служило поводом к новым ссорам.

- Ты заурядица! Заурядица! - кричала жена.- Буду банальной! но другие в твои годы! уже давно в учебниках. А ты как был на обложке, так там и остался!

- Да разбирайся ты хоть немного во всем этом то и не порола бы чепуху дура! Ты! И только ты! гробишь меня! Разве я могу быть гибким в словесности, когда ты вынуждаешь меня на такие грубости!

- Начинается! Скажи, ты хоть раз спросил у меня! Ведь ты до сих пор не решил, кто ты: поэт или писатель? Неужели так трудно выбрать из двух одно?! Я же ведь не блядь какая-нибудь!

- Толстой в мои годы написал книгу! - Да тебе-то о чем! и думать- то! Ты бы хоть имя себе подобрал нехреновое.

- У меня не хреновое имя. И я долго его выбирал. Не выводи меня заткнись зараза.

Жена начала ругаться: - Ну подумайте: я еще и виновата. А твой дядя? Да у вас все в семье чокнутые.

- Не трогай дедушку! Он, между прочим, ветеран!

- Да, я такая! И мне плевать на тебя! Тьфу! Тьфу! Да, да - плевать на тебя! Тьфу-тьфу-тьфу. И на все такое твое! Буду на тебя плевать!

Карл Брю открыл глаза: - О... о... огу... огу... огу... огур... огу-ре-ц... о-г-уре-ц... огу.. р-ец...

- Миша! что с тобой? - вот и жена испугалась, глядя на Карла Брю.

В пункте скорой помощи зазвонил телефон. Лениво двигая домино, санитар взял трубку.

- А... ле? Командир экипажа СП - коренастый мужчина сорока лет, в черных ботинках и желтом пальто, заполнял журнал еловым фломастером. Подняв светлые брови - открывая обзор своим голубым с синевой глазам - спросил санитара:

- ?

- Карлу Брю хуево. Звонила его жена. Просила приехать.

У командира заблестел взгляд: - Я бы сказал, что это совсем даже не обосраться. Включайте лампочки и сигнал! Не каждый день такой праздник! С детства не люблю книжек Карла Брю!

Мигая лампочками и оглушая прохожих мяукалкой, скорая с надписью "MEMENTO MORI" на левом борту мчалась по запарашенным улицам. В капельнице плескался портвейн.