И не сказать, что Иван Денисович был человеком тяжелым или нудным. Скорее, он был человеком выносливым и терпеливым. Наружно выражалось это в том, что Иван Денисович договаривал до конца хорошо известные всем поговорки и прописные истины.
"Семь раз отмерь", - произносил он хорошо поставленным голосом и замирал, как бы прислушиваясь. Незнакомый человек мог подумать, что Иван Денисович окончательно погрузился в себя и забыл о второй части нетленной поговорки, поэтому, когда спустя минуту над ухом раздавалось громогласное: "И о-дин раз о-трежь!", незнакомый человек, особенно если он был обременен нечистой совестью, обязательно вздрагивал, тем паче, что Иван Денисович в тот момент, иллюстрируя сказанное, проводил по своему горлу тыльной стороной крупного кухонного ножа.
На деле же был Иван Денисович человеком тишайшим, всегда и всюду шел на уступки, будучи тверд лишь в одном - в вопросах фамильной чести. Едва заметив малейшую холодность, явленную по отношению к нему каким-нибудь троюродным племянником, бросался Иван Денисович восстанавливать родственные узы и раздувать огонь крови, что обычно занимало у него от одного месяца до трех. Естественно, с проживанием Ивана Денисовича на площади охладевшего или замыслившего охладеть.
- Ты что же, племяшь, - с укоризной выговаривал Иван Денисович, - совсем забыл старика? А ведь нас, Скорохутовых, совсем мало осталось. Мы за друга дружку держаться должны!
Пятидесятилетний племяш, только вчера проводивший Ивана Денисовича на вокзал после месячного восстановительного визита, застывал на пороге квартиры с открытым ртом, пока Иван Денисович степенно проходил на кухню,снимая рюкзачок и объявляя, что здесь он проездом и решил взглянуть на житье-бытье племяша, которого он помнит еще обгаженным третьеклассником в коляске.
Остекленевший взгляд племянника свидетельствовал, что шутка о дедушке хотя и застала его врасплох, но явно была не нова.
- Не женился еще? - с грубоватой лаской в голосе осведомлялся Иван Денисович.
Племянник не отвечал, тупо глядя в пол и отрыгивая шампанским, которым накануне отмечал с женой дядюшкин отъезд.
- Ты с этим не торопись. Жену ведь, как работу, на всю жизнь выбирают. Помнишь, как народ говорит: семь раз отмерь...
Тут Иван Денисович укоризненно мотал головой, звучно проглатывал кусок, а потом, икнув, глядел на племянника ясными до идиотизма глазами: - Что - отрежь?
Племянник вжимал голову в плечи и бормотал: - Ну это, чего отмеряли...
- Тц-тц-тц, - Иван Денисович цокал языком с болью и тревогой. - А ты ведь зря, племяш, думаешь, что народ глупее тебя. Народ таких поговорок не придумывает. Нет у русского народа поговорок из одного слова. У русского народа поговорки "Отрежь" нет. Зато у русского народа есть другая поговорка, - Иван Денисович начинал распаковывать рюкзачок, - семь раз отмерь, а уж потом...
На сей раз племянник не рисковал, слушая дядю с выражением Себастьяна, которое тот имел, пока становился святым. И долготерпение обычно вознаграждалось, поскольку сакраментальное "отрежь" доносилось уже из туалета. Племянник не терял времени, тут же набрасывал на себя куртку и улепетывал на работу.
Вечером же, возвратясь в квартиру, по звенящей тишине и застывшим позам домочадцев племянник сразу чуял мхатовскую паузу Ивана Денисовича и тоже замирал, боясь грубым вмешательством порвать нить народной мудрости.
- Из пруда! - доносилось наконец окончание волшебного афоризма, и племяш мог идти на кухню пить чай, поскольку "семеро одного не ждут", и от ужина ничего не осталось.
Ночью супруги лежали под одеялом, затаив дыхание и прислушивались к обрывкам фраз, доносившихся из комнаты сына: "...век учись", "...легко в бою", "... неученье-тьма", "...ума не надо".
Успокоившись и убедившись, что все в порядке, и супруги любят друг друга, Иван Денисович неторопливо зажигал свет и присаживался на краешек кровати с ногами: "А ведь я, Татьяна, Лешку твоего вот таким вот знал. А, кстати, знаешь, в честь кого мы его Алексеем назвали?
- В честь Алексея Тимофеевича Скорохутова, моего деда, - торопился заступиться за жену племянник.
- Эх ты, голова садовая, - накидывая одеяло себе на плечи и ласково щурясь, причмокивал Иван Денисович. - В честь деда, тоже мне. Кровь-то у вас родная. Это он вон Татьяне дед, а тебе он - де-душ-ка... Да, гляжу я на вас, аж завидно, какие вы молодые... Я вот тоже, бывало, всю ночь на танцах, а утром чуть свет на поля, если на работу не хотелось. И не уставал никогда. Тоже мог стариков часами слушать.
Тут Иван Денисович целовал племянника в лоб, потом долго искал выпавшую в постель челюсть, приподнимая то племянника, то его жену.
И лишь найдя пропажу, Иван Денисович окончательно закутывался в одеяло и засыпал.