.

Юрий Черняков Некоторые соображения на троих или Пир во время чумы -Хочу напомнить тему сегодняшней дискуссии, - сказал Кривошеев, почтенный председатель, открывая наш еженедельный пир во время чумы. - Распад Советского Союза. Его глубинные причины и непредсказуемые последствия. При этом он строго посмотрел на Гудронова, третьего постоянного участника нашего симпозиума, и тот послушно встал с места, отставив в сторону недопитый стакан. -Основная причина распада любой супердержавы - сухой закон, - виновато сказал Гудронов и сел. Это верно, хотя и не бесспорно, - поддержал я, - С древнейших времен известно: самая заядлая компания неминуемо распадется, когда больше нечего совместно распить. В результате все расползаются по отдельным пещерам или национальным квартирам, брюзжа и оставаясь недовольные друг другом. Кривошеев сделал театральную паузу, прислушиваясь к томительному бульканью, с которым бутылка расставалась со своим содержимым. -Слушая вас, я все больше утверждаюсь в справедливости своей догадки, - резюмировал он, продолжая пристально следить за динамикой наклона горлышка над своим стаканом. - Удары судьбы, методично обрушивающиеся на головы наших современников и соотечественников, высекают у одних божественные искры таланта, для гармонии делая их еще большими придурками, а других, вроде меня, заставляют обо всем этом не на шутку задумываться. -Уж не хочешь ли ты на этот раз мы разделить нас на талантливых дураков и бездарных умников? - осторожно спросил я. -А что мне остается, если по ночам я с нарастающей тревогой размышляю, кто возьмет верх на этот раз в этом историческом споре, -вздохнул Кривошеев. - Мы или опять вы? Кривошеев, что твой Дарвин. Хлебом не корми, а дай разделить всех присутствующих на классы, виды и подвиды. За что неоднократно бывал бит, в том числе в отделениях милиции. В прошлый раз он разделил все население на тех, кто врет, но свято верит другим, и тех, кто пьет, поскольку не верит никому, тем самым преодолевая аллергию к официальной статистике. А однажды в одной компании, будучи в ударе, он разбил всех мужиков на три вида: одни могут тряхнуть мошной, другие только мошонкой, а третьи - все остальные. Отсюда столь глубокий социальный раскол в современном обществе. На мой взгляд, это позабористее, чем у Маркса с его эксплуататорами и эксплуатируемыми. Тогда я подумал, что за такие слова его вообще убьют, поскольку господа кавалеры в нашей компании тут же справедливо отнесли себя к третьему разряду, но наши сердобольные дамы его отстояли. Кривошеев и этому нашел свое объяснение. Мол бабы всю жизнь мечутся между двумя мужскими началами, уже не зная за что хвататься. И в итоге остаются ни с чем. А Россия начнет возрождаться, как только проблема будет поставлена со всей остротой, как первоочередная. Надо сказать, что Кривошеев не всегда был такой велеречивый и убедительный. До прихода гласности и перестройки он был настолько молчалив и фотогеничен, что девушки робели идти за него замуж, а на собраниях его неизменно зазывали в президиум. Я не поверил своим глазам, когда однажды в разгар развитого застоя увидел его портрет на Доске почета больницы номер 74, среди нянечек, урологов и хирургов. В ординаторской мне разъяснили, что Кривошеев был единогласно избран "Больным года". Он не проронил ни одного осуждающего слова, когда во время операции ему забыли сделать анестезию. И его фотография будет там красоваться вплоть до подведения итогов в следующем квартале, хотя самого скоро выписывают. Теперь о том, почему Гудронов произнес свой тезис о распаде великой страны не с душевной болью, а с виноватым видом. Хотя в Беловежской пуще никогда не бывал и никаких судьбоносных документов отродясь не подписывал. До перестройки Гудронов был известен скорее, как ортодоксальный трезвенник- одиночка. И запил лишь в ответ на приснопамятное постановление "О дальнейшем усилении борьбы с пьянством и самогоноварением". Началось все в цеховой курилке, где, слушая наши привычные сетования на трудности по исполнению основной статьи дохода госбюджета, Гудронов от сопереживания настолько вошел в наше положение, что вдруг явственно увидел в табачной дымке, как во дворе ближайшего магазина "Продукты" разгружают ящики с молдавским портвейном. Видение быстро рассеялось, но он успел разглядеть на этикетках количество градусов, цену, а также сроки реализации. Мы подняли его на смех, а он вызвался прямо сейчас отправиться туда, чтобы занять очередь. На другой день еще до обеда остановился главный конвейер. Возле его рабочего места образовалось нечто вроде стихийного митинга. Все требовали от доморощенного экстрасенса информации, где сегодня, к примеру, выбросят тот же ╚Солнцедар╩, и куда потом сдавать посуду. Наконец заводская администрация была вынуждена вмешаться, чтобы прекратить саботаж, заодно разоблачив шарлатана. Все расступились и притихли, когда директор спросил, глядя Гудронову прямо в глаза: коли ты у нас такой провидец, не скажешь ли, где можно сейчас достать армянский коньяк "Юбилейный"? Гудронов послушно закрыл глаза, уйдя в себя, и через минуту сообщил слабым голосом номер магазина и название микрорайона. Туда сразу же отправилась директорская "Волга", которая вернулась через час с ящиком искомого напитка. После чего директор заперся в своем кабинете с парторгом, профоргом и главным инженером, велев отключить все телефоны, чтобы срочно обсудить создавшуюся на предприятии нетерпимую обстановку. Вскоре о Гудронове начали писать в газетах, будто он лечит от всех болезней, предсказывает будущее и обладает даром внушения. И он уволился по собственному желанию, чтобы на родном заводе заработал, наконец, главный конвейер, хотя его долго уговаривали остаться и никак не хотели отпускать. Потом Гудронов пропадал неизвестно где два года, а когда объявился, весь исхудавший и донельзя озабоченный, рассказал нам под большим секретом и постоянно оглядываясь, что с ним стряслось. Оказывается, его шурин служил в Кремле телохранителем, и здоровые силы в руководстве страны, узнав об этом, решили использовать феномен Гудронова в долговременных целях. Для этого позапрошлым летом шурин отвез его в Завидово и спрятал его там в зарослях малины. А на закате, когда Объект Охраны во время прогулки справлял под кустиком вечерний моцион, Гудронов внезапно возник из-за ближайшего дерева и, приятно удивившись, спросил дорогу до станции. Затем, не давая опомниться, стал горячо рассказывать про то как народ устал в ожидании перемен. Объект вместо ответа стал синеть и хрипеть, пытаясь позвать на помощь. На что Гудронов, искренне спохватившись, попытался ему помочь, но возникший из-под земли шурин силой оттащил его, чтобы обеспечить безопасный отход, и только потом вызвал врачей и охрану. Через три месяца советский народ и все прогрессивное человечество получило передышку в виде траурной пятидневки. Потом это пришлось повторить еще два раза, поскольку ощутимых сдвигов не наблюдалось, а народ все больше изнывал в ожидании. Каждый раз, читая заключения медицинских комиссий, Гудронов рвался в либеральные редакции с опровержениями, но в последний момент на самом пороге его перехватывали все те же здоровые силы, давая понять, что страна не выдержит очередного переписывания своей многовариантной истории. Кончилось тем, что завсегдатаи Завидово стали отпихиваться от высших постов в партии и государстве, а вместо себя подставили молодого, предсказуемого и с положительными анализами. Мир облегченно вздохнул, отойдя от края пропасти, как Гудронов отошел от большой политики, посчитав свою миссию выполненной. Только этот, предсказуемый, оказался не так прост. Первым делом он сменил охрану, а потом сразу ввел пресловутый сухой закон. Вот тогда-то Гудронов, не вынеся разочарования, запил горькую. Чтобы залить чувство вины за недоделанную работу. Той же ночью после его рассказа мне приснилось, будто я всенародно избранный Объект Охраны, только отдыхаю не в Завидово, а в Сочи. Иначе говоря, возлежу на полированном лежаке из красного дерева и размышляю, что делать с моим народом, уставшем от моих реформ. И тут подбегает ко мне запыхавшийся Гудронов, он же мой министр обороны в фуражке с высокой тульей, которая меня всегда раздражала, и докладывает, будто к нам через океаны летят ╚Минитмены╩ и ╚Поларисы╩ с разделяющимися боеголовками. И сразу мой адъютант, чем-то похожий на Кривошеева, подсовывает мне мой ядерный чемоданчик. А я начинаю отнекиваться в том смысле, что как-то неудобно творить мировую историю, будучи в одних плавках. И тут набежали советники, помощники и спичрайтеры, и стали горячо убеждать, что пока мой имиджмейкер меня причешет и повяжет галстук, эти чертовы головки как раз исчерпают свое подлетное время. Я не выдержал и заорал на них, сам себе во сне удивляясь. Мол неужто не понимаете, если я нажму на эти чертовы кнопки, то никто во всей Галактике не встрепенется, заметив наше отсутствие! Некому будет всплакнуть, поскольку до сих пор не установлен с ними контакт! Раз друг Билл такая сволочь, почему я должен на него равняться? Пусть хоть они там у себя в Калифорнии уцелеют, а после покаятся, когда их проклянут собственные дети. Или, ладно, памятники им поставят. Зато внуки потом снесут... И тут я проснулся весь в слезах, и до утра не мог сомкнуть глаз. -Итак, запомните. Или запишите. Союз начал разваливаться, - продолжал Кривошеев, прохаживаясь, - как только вера в светлое завтра стала сменяться уверенностью в завтрашнем дне. Которая трансформировалась в светлую мечту, что сегодня вечером нас обманут более изящно и непринужденно, чем утром. При этих словах Гудронов выразительно захрапел, а Кривошеев оскорблено замолчал, скрестив руки на груди. Это означало, что пришла пора расползаться по своим отдельным квартирам, брюзжа и оставаясь недовольными друг другом.