СИНЕВА

                             Борису Валерштейну

Мы условимся: трупов не будет, отпустим Харона гулять -- пусть напьется, пусть в
дарит по бабам, пусть сходит в кино, черт возьми, -- и пристроимся сами на весла
х, и время покатится вспять, и немного побудем детьми.
Мы с тобою когда-то построили дом -- кто живет в нем теперь?
Мы в иные стучались дома -- говорят, там полно малышни.
Было дело -- ни дня без письма -- как сейчас удается терпеть?
Кто ж мы нынче и как там они?
Что давно мы не виделись, старче, -- плевать: каждый шаг, каждый вздох твой мне 
слышен за тысячу тысяч локтей. Ты молчи, ты тихонько греби, ты под солнцем тогда
шним потей -- может, снова на нас снизойдет синева...
И глаза наши после дождя -- в этот мир, голубой-голубой, в этот легкий пока еще 
груз -- что там думать --  впрягись и тяни, и тяни под гитару про осень, про дож
дь, про любовь, про любовь: вот -- любовь, остальное -- в тени.
Эта тень наплывет чуть попозже, и мир, все темней и темней, ощетинится, зубы оск
алит, такой неживой-неживой, и тогдато не дай тебе бог хоть на миг в этом царств
е теней разлучиться с твоей синевой!
Что давно мы не виделись, старче, -- плевать: каждый шаг, каждый вздох твой мне 
слышен за тысячу тысяч локтей. Ты молчи, ты тихонько греби, ты под солнцем тогда
шним потей -- может, снова на нас снизойдет синева...
И раздуются пусть животы, годовых не вмещая колец, мы, кряхтя, примостившись на 
банках, дележку затеем опять и спихнем мифологию снобам, оставим себе Ингулец --
  может, что-то покатится вспять...

1975