Им было по семнадцать лет - зеленые совсем девчонки, дурилки картонные, которых на летнюю практику после предпоследнего курса технаря затолкали в проводники.
      Люси - небольшого роста, чернявая, смуглая, с носом, который (как впоследствии оказалось) делал ее похожим на Жанну Агузарову. А тогда говорили - на Ахматову.
      Мила (как это ни странно, но так и было) - полная ее противоположность: высокая, белокурая, бледненькая, где-то даже анемичная. Но различались они только по внешности, характеры же их были похожи более, чем у многих сестер. Даже - близнецов. Девицы любили погудеть, похохотать, попридуриваться, и были, в силу малого возраста, абсолютно безответственными.
      Но их, собственно, и не вагоновожатыми направляли.

      Первый рейс прошел скучно, но зато второй, следующий маршрутом с берегов Черного моря до продуваемого всеми ветрами Питера, запомнился им надолго.
      Начинался он как обычно - загрузили пассажиров, проверили билеты, желающим - раздали постельное белье. Час-другой-третий за этими занятиями пролетел незаметно.
      Когда же девицы, освободившись от хлопот, наконец, присели отдохнуть, к ним в купе заглянул высокий симпатичный дядька - настоящий крутой грузин, в традиционной кепке-аэродроме, с черными усами и жгучими восточными глазищами:
      - Добрый вэчэр, дэвочки! Скучаете? А вот, что я вам принес! - с этими словами грузин появился в дверном проеме уже полностью, а в его руках был огромный арбуз.
      - У-у-у-у! - завопили девчонки от восторга.
      Грузин прошел к столику, водрузил на него арбуз, затем подмигнул и, пообещав вернуться, вышел. Через пять минут он появился снова, на этот раз он принес огромный нож, пластмассовую канистрочку и пакет, из которого весело торчала стрела зеленого лука.
      - Миня завут Гочо! - представился он.
      - Люси!
      - Мила! - пискнули по очереди девчонки.
      Гочо, взяв нож, профессионально распластал арбуз, выгрузил из пакет огурцы, помидоры, лук, кучу прянопахнущей зелени, куски копченого мяса, яблоки, груши - словом, все то, чем богаты южные края.
      Быстро рассортировав дары природы по столику так, что получился буйный натюрморт, Гочо взял в руки канистрочку.
      - Это, - улыбнулся он грандиозной белозубой улыбкой, - нэ какой-ныбуд партвейн-мартвейн, это - настоящий грузинский вино. Давайтэ стаканы!
      Вино оказалось прелестным, арбуз - обалденным, все остальное - не менее вкусным.

      Девицы уже слегка захмелели, когда к ним в купе заглянул лысоватый, с пузом, нависающим на спортивки, пассажир. Он неприязненно глянул на развеселого грузина и спросил:
      - Девочки, а чай будет?
      Девочки спохватились - уж давно пора было разносить чай. Хорошо еще, что титан они начали греть еще до того, как появился Гочо. Хлебосольного грузина временно выгнали, дары-пищеблаги переместили на полку, расставили на столе стаканы и принялись за ратный труд.

      Как многие помнят, в стародавние времена, когда все это происходило, к чаю полагались брикетики аэрофлотовского сахара - по два брикетика на нос.
      Но хитрые проводники лишь в крайнем случае выдавали два брикетика, а, чтоб к ним никто не цеплялся, кидали кусочки рафинада прямо в чай - два кусочка.
      Вот этим, разлив кипяток по стаканам, Люси и занималась, Мила тем временем разносила чай по вагону.
      Стакане на десятом одурманенный алкоголем безответственный мозг Люси воспротивился слишком неокономному расходу сладкого продукта и предлжил новый способ экономии - класть не два кусочка, а полтора. Что Люси с успехом и проделала, применив в качестве инструмента собственные зубы.
      Она уже заканчивала осахаривать очередную порцию пойла, как вдруг сзади раздалось вежливое покашливание.
      Люси обернулась, в зубах у нее торчал кусок сахара.
      - Э-э-э... - у входа в купе стоял тот самый лысый с пузом.
      Люси натренированно разгрызла кусок, чисто на автомате булькнула половинки по стаканам.
      - Э-э-э... - снова промычал пассажир, он смотрел на стаканы, в глазах у него светилось глубочайшее изумление.
      - Чего? - спросила Люси.
      - Э-э-э... э-э-э... мне нужно выходить на станции Подкаменской...
      - Ну и выйдете, кто ж вам запретит?
      - Э-э-э... понимаете, она ночью... я боюсь проспать, а будильник - забыл прихватить... понимаете? - толстый говорил смешно, суетливо, как бы извиняясь, и все время разводил руками.
      - А-а-а... - протянула Люси, раздражаясь от того, что придется просыпаться, чтобы высадить этого идиота на каком-то задрипанном полустанке, - ну, разбудим.
      - Спасибо большое! Только, вы знаете, тут в вагоне нет графика движения, не могли бы вы уточнить - во сколько станция будет?
      - Ну, посмотрите в соседнем вагоне, - буркнула Люси.
      - Да ведь и в соседних - тоже нет! - чуть не всхлипнул пассажир, всплескивая руками - ну, чисто как баба.
      - Ладно, я спрошу у начальника поезда. - Люси вновь было принялась за прерванное занятие, полагая, разговор оконченным.
      Поскольку сзади не раздалось ни шороха, он повернулась. Толстый все еще стоял на том же месте и с любопытством наблюдал за ней.
      - Что еще? - недовольно спросила Люси?
      - Э-э-э... - промычал пассажир, хотел что-то добавить, но не стал, лишь развел снова руками, а потом ушел.
      - Псих какой-то! - пожала плечами Люси.

      Отработав "чайную" смену, девицы принялись за свой собственный незаконченный ужин. Тут же появился Гочо, который отирался все время около их купе, прерванный гудеж продолжился.
      Заскочил Шурик Вяльцев - одногруппник, проводник соседнего вагона.
      - Ого! - изумился Шурик, видя великолепие стола, - Девчонки, у вас консервного ножа, случайно, нет?
      - Зачэм, дарагой, кансервы кушать? Захади, витамины кушай, вино пей! - Гочо уже изрядно поднабрался, очевидно, он со своими соседями по купе пил что-то более крепкое, чем вино из канистрочки, и поэтому его щедрая душа жаждала угостить всех знакомых полюбившихся ему девушек.
      Он переводил осоловелый взгляд с одной на другую и все никак не мог решить - которая ему нравится больше.
      Шурик через полчаса покинул радушную кампанию, а по вагонам понеслась весть, что у Людмилок, в третьем, сидит грузин, который крутится как сумасшедший, поит и кормит всех подряд.

      В третий вагон потянулись проводники-стройотрядовцы. По одному, по два, они вежливо спрашивали какую-нибудь бытовую мелочь, и Гочо тут же усаживал их за стол. Появилась вторая канистрочка, потом третья. Пассажиры в вагонах, постепенно остывающих от дневного жара, укладывались спать, а Гулянка все еще не прекращалась. Несколько раз появлялся Толстяк, каждый раз Люси его успокаивала - "Мол, помню". Толстяку же, явно не нравилось, что проводники гудят, но - что он мог поделать?
      Люси задремала в уголочке, а через некоторое время обнаружила, что вся компания уже разбежалась, Милка дрыхнет на верхней полке, Гочо уснул, положив голову на стол, рядом с ним, оперевшись о его спину - неизвестно когда вернувшийся, Шурик.
      Поскольку Люси спать хотела просто неимоверно, она разбудила Шурика, а уж с ним вдвоем, они растолкали Гочо. Тот ничего не понимал, крутил головой, моргал пьяными глазами и все время повторял: "Вах! Вах!"
      Гочу выдворили, а, чтоб он не вернулся, дверь закрыли. Шурик глотнул еще винца и тоже уплелся к себе, а Люси, наконец-то, завалилась спать.

      Проснулась она от громкого стука. Поезд замедлял ход.
      Крайне недовольная, мечтающая послать незваного посетителя на три буквы, Люси подошла к дверям.
      - Кто там еще? - раздраженным, слегка хрипловатым со сна голосом, произнесла она.
      Раздалась знакомое "Э-э-э", и Люси распахнула дверь, твердо зная - что она сейчас сделает с этим занудой.
      Толстяк, переминаясь с ноги на ногу, промямлил:
      - Сейчас какая-то станция будет, это не Подкаменская?
      - Пассажир, я же сказала, что мы вас разбудим! - чуть не заорала Люси.
      - Простите, пожалуйста, я просто подумал...
      - Думаю тут я! - Люси рванула ручку, дверь послушно закрылась.
      Люси зевая, села у окна, чтоб посмотреть - что там за станция. Поезд остановился, постоял пару минут, а потом опять поехал. Мимо люсиного взора медленно проплыло здание станции, на котором ярко светились буквы: "Подкаменская"

      ....

      Так хреново Люси не было еще никогда. Даже тогда, когда ее чуть не отчислили со второго курса.
      Не зная, что делать, он разбудила Милку. Та выслушала испуганную Люси, и тоном мамаши, объясняющей ребенку прописные истины, сказала:
      - Я знаю, что делать... Ты иди буди того мужика, а я сорву стоп-кран. Высадим его и пусть катится на все четыре стороны.
      - Но... как же? - пробормотала Люси.
      - А ты хочешь, чтоб он потом нажаловался на нас начальнику поезда, и нас бы турнули?
      Нет, этого Люси, конечно, не хотела. Поэтому она подравнялась, приободрилась, и, отыскав билет неугомонного пассажира, пошла его будить. Она растолкала мужика, приговаривая:
      - Скорее, пассажир, скорее, стоянка - одна минута!
      Когда мужик со своим чемоданом двинулся по проходу, Милка, стоявшая на страже, нырнула в тамбур, и почти тотчас же раздался скрежет тормозов.
      Девицы открыли дверь, выпихнули пассажира, Милка сделала отмашку флажком.

      Пассажир, растерянно озираясь, возопил:
      - Но где же станция?
      - Там, - махнула рукой Люси, в сторону подавшего сигнал паровоза, - там, мы в конце состава.
      С этими словами она быстро закупорила вагон обратно, и, переглянувшись с Милкой, вдруг захохотала. Смех был довольно истеричным...

      Прошли годы.
      Люси часто вспоминает эту историю, и мужика, стоящего ночью посреди чистого поля, но, отчего-то, ей от этого воспоминания всегда хочется смеяться. Хотя - что уж тут смешного?

      Представьте-ка себя на месте этого мужика!