Реклама в Интернет
|
|
Антифонт ковырял
каменистую землю плоским круглым камнем с остро отбитым краем.
Лидер лежал рядом, прикрыв глаза. Ароматный солёный ветер,
который дул здесь всегда и который Антифонт давно перестал
замечать, шевелил травяную одежду Лидера, и казалось, что тот
задремал на нагретых Солнцем камнях, устав вглядываться в
сливающееся с небом море. Да, думал Антифонт, он устал... как и
я... Восемнадцать?.. Да - если мы не сильно сбились со счёта -
восемнадцать лет мы смотрели в эту сине-зелёную
неопределённость, надеясь увидеть... что? Галеру, лодку, плот
на худой конец... Или - огромную волну, которая, не заметив их
островка, пронеслась бы над ним, навсегда избавив двоих его
обитателей от давно перешедшего в отчаяние ожидания... Или
морское чудовище, алчущее свежего мяса... Лидер всегда говорил,
что добычей морского чудовища можно стать только в море; на
берегу же, даже на таком пустынном и окруженном со всех сторон
водой, морские чудовища не опасны: если бы они выходили за
добычей на берег, то мы знали бы многих, кто это видел, а мы
таковых не знаем. Потому что их съели, думал про себя Антифонт,
но возразить Лидеру вслух не решался, не из страха - нет - это
было совсем иное чувство - это была боязнь огорчить дорогого
тебе человека, который привык считать свои умопостроения
непоколебимыми. Странно, но Антифонт совсем не огорчился,
обнаружив утром, что Лидер мёртв. Не огорчился и не
обрадовался. Ему даже показалось на какой-то момент, что он
вообще больше никогда не ощутит в себе этих эмоций, что их выел
из его сердца солёный ветер, что они сгорели в лучах белого
Солнца или умерли, простудившись, в одну из бесчисленных зябких
ночей. Не все их ночи были,
однако, зябкими, - вспомнил вдруг Антифонт. Да, не все. Скорее
наоборот. Во второй год их островного отшельничества, когда они
ещё не устали славить богов за дарованное спасение, в ночь
после удачного дня, установив придуманные Лидером ловушки для
ловли опустившихся на воду чаек и предвкушая жареную птицу на
завтрак, они ели моллюсков у костра и предавались воспоминаниям
о гораздо более обильных ужинах. Лидер и в этом превосходил
Антифонта, и не только потому, что дома был кем-то вроде царя,
вождём достаточно большого племени, и в ту бытность не то что
не знал недостатка в еде, а питался, как и подобает вождям,
весьма сытно и разнообразно, а и потому, что умел так
рассказать о каком-нибудь куске никогда не виданного Антифонтом
яства, что тот, казалось, видел этот кусок и чувствовал его
запах. Сам же Антифонт куска жареной козлятины толком описать
не мог и лишь, смущаясь, сглатывал непрестанно текущую
слюну. Воспоминания об ужинах
перетекли в воспоминания о ночах и о тех, кто по ночам бывал
рядом. Антифонту и тут не особо-то было, что вспоминать -
четыре ночных свидания с пухлой дочкой горшечника на заднем
дворе под навесом... Он даже не рассмотрел толком, как устроено
то, куда он погружал свою налитую плоть... Но Антифонт честно,
как смог, рассказал товарищу обо всех четырёх свиданиях и,
войдя в раж, ещё о четырёх - тех же самых, но представляя себе
другую девицу, стройную и весёлую дочку торговца водой. Врать
больше он побоялся, подумав, что опытный в этих делах Лидер
вдруг уличит его, может, даже нечаянно - спросив о какой-нибудь
пустяковой подробности... Лидер же будто ждал, когда Антифонт
замолчит, и, едва тот дал понять, что окончил рассказ, начал
рассказывать сам. Глаза его горели, лицо всё время меняло
выражение, пальцы рук двигались, помимо воли рассказчика
воспроизводя движения тех давних ночей. Лидер рассказывал
подробно - так подробно, что Антифонт, невольно сопоставляя
собственный небогатый опыт с услышанным, восстанавливая в
памяти собственные ощущения, больше понимал их: тело
горшечниковой дочки представлялось ему теперь более ясно,
нежели когда он сам был почти слит с ней воедино. Лидер
увлёкся. Он всем телом представлял движения любовной игры, его
гортань ревела и клокотала, рассказ уже более напоминал танец
какой-то мистерии, а перед самыми глазами изумлённого Антифонта
возвышался Фаллос Лидера. Фаллос с большой буквы. Дубинка
Геракла. Кадуцей. Нет - правильно - именно Фаллос Лидера. Нельзя сказать, чтобы
этот Фаллос был примечателен особыми размерами или ещё как-то
внешне особо отличался от фаллоса самого Антифонта - нет -
фаллос Лидера был обыкновенным, заурядным, но в глазах
Антифонта, на диком необитаемом острове, обрамлённый могучей
кряжистой надёжной фигурой человека, которому сами боги
назначили быть Лидером, возвышающийся пиком мужской
уверенности, маяком среди унылого и бесконечного океана,
окружённый рыжей курчавой шерстью ловкого воина и прожженого
сердцееда, этот фаллос заворожил Антифонта, и, почувствовав,
что его собственная плоть возбудилась и стала подобна
раскалённому камню, он занервничал и, сославшись на нужду,
побежал к воде. Он долго сидел на
корточках на прибрежной скале. Потом вошёл в воду по грудь и
бродил так долго, время от времени теряя нить ощущений и
проверяя рукой
- плоть упорно стояла каменным идолом, не опадая и не
смягчаясь. Лидер доел моллюсков
и, сидя чуть в стороне от костра, вертел в руках раковины, -
казалось - он что-то
придумал - какое-то новое приспособление, которое должно было
добавить ещё
малую толику комфорта в их дикую жизнь. Его плоть опала, но
мысль суетилась: то
и дело отвлекаясь от раковин, он блуждал взглядом по морю и
острову и почему-то
старался не смотреть на Антифонта, в то время как мысленный
его взор вперился
в юношу безотрывно... Юноша. Антифонту было около двадцати
пяти. Из них пять
он провёл на войне и, не будучи ни царём, ни обозником,
остался жив и даже
не ранен. Убил ли он хоть кого-нибудь за пять лет? Лидер не
знал: о каких-либо
подвигах Антифонта в войске никто ничего не говорил, Лидер
вообще
не был уверен, что слышал это имя до того, как вытащенный им
на камни
этого неуютного острова полузахлебнувшийся молодой воин
сказал, очнувшись:
"Антифонт из Итаки до конца жизни в долгу перед тобой, о
Владетельный
Господин..." Из Итаки, - думал Лидер, - Земляк. Видимо, и на
войну
отправился вместе со мной... Но почему же я его не помню? Ни
по состязаниям
юных борцов и лучников - ещё там, на Итаке, - , ни по
сражениям у стен Трои,
ни по весёлым ночкам с тамошними юными поселянками... При
воспоминании о
молодых женщинах из окружавших Трою деревень, Лидер
почувствовал слабое
сладостное свербение в паху, лёг, завернулся в собственноручно
сплетённое
из высушенных водорослей покрывало, подтянул колени к груди и,
окончательно
погрузившись мыслью и чувством в минувшее, вскоре уснул. Сын
Гипноса был
благосклонен к нему в эту ночь и явился в его сон в облике
одной из тех
мягких белокожих изнеженных троянок, о которых он только что,
перед сном,
вспоминал. Троянка была девушкой и ласкала воина робко,
немного неуклюже,
но в каждом её касании чувствовалось неподдельное восхищение
его героической
статью. Страх перед неведомым, перед мужчиной, смешивался в
ней со страстью,
с желанием. Она содрогалась и замирала каждый раз, когда
округлая вершина
шишки его Кадуцея начинала было погружаться в сочащуюся мякоть
её едва
вызревшего плода. И - странно - он - великий воин и муж,
смеявшийся над
страданиями израненного врага и утолявший жажду плоти своей
визжащими
полонянками, - он боялся сделать ей больно, боялся обидеть это
хрупкое,
почти неземное создание. Но и противиться вожделениям
собственной плоти он
не хотел, а потому, страстно лаская и тиская девушку, осыпая
её плечи и шею
укусами и поцелуями, он кадуцей свой нацелил в соседнюю дверь,
тоже ведущую
в глубь сладкой плоти, но в обход её чуткого стража.
Несколькими
рассчитанными направленными толчками он погрузился в неё, она
вновь замерла,
осознавая это новое внутри себя, он тоже, давая ей осознать, а
после... После Лидер задвигался, опытными сильными мозолистыми
руками направляя движения девушки, правя её телом, как бывалый
кормчий правит огромной галерой при помощи рукояти рулевого
весла. Сон, как всегда, был несколько иррационален, и его руки
вдруг натыкались на, казалось, части его самого - фаллос и
бороду - чуть в стороне от тела его и лица, но в общем сон был
приятен и Лидер был намерен досмотреть - доделать! - его до
конца, до радостного мига освобождения, и он продолжал двигать
чреслами, сжав своими могучими мореходскими ручищами ягодицы
трепещущей всем телом красотки... И вот он уже чувствует семя в
стволе, вот он готов истечь всем собой, пролить весь дождь
своего неба в эту узкую норку неведомого зверька, вот он весь
вдруг растворяется в этом наиприятнейшем из объятий... А-а-а!!!
- кричит Лидер от счастья... А-а-а!!! - страстно стонет троянка
голосом Антифонта и, соскользнув с дрогнувшего копья, на
секунду прижимается к груди Лидера, а потом осыпает его живот
поцелуями, елозя по телу пружинящей губкой курчавой бороды и то
и дело подбираясь усами, губами, ресницами ближе к фаллосу - к
тому, что сейчас только было в ней... в нём... но боясь
прикоснуться. Несколько мыслей бронзой меча сверкнули в голове
Лидера, он их прогнал, он их убрал в ножны, он привлёк голову
Антифонта к своей груди и стал гладить его длинные волосы. Так
вскоре оба уснули. На следующий день долго
молчали и бежали друг друга взгядами. Позже стали говорить о
чём-то незначащем - о корабле, который обязательно придёт, о
возвращении на родину, о сушёном мясе, которого, наверняка,
будет в избытке на том самом спасительном корабле... Но, едва
заговорив о еде, опять замолчали: мысль о еде по неизбежной
аналогии приводила к ночной вспышке... вспышке чего? Слабости?
Силы? Безволия? Что это было - глумление над Порядком,
установленным богами, или торжество этого самого Порядка?
Каждый искал себе оправдания. Каждый винил именно себя в том,
что не остановился, не окликнул ни себя, ни другого, когда
понял, что происходит. А когда надо было это сделать? Когда
тело одного проникло в тело другого? Или же раньше, ещё во
время неуютной заминки за ужином, когда оба - что уж кривить
душой? - поняли, что это произойдёт? Слишком много вопросов.
Весь день бродили по острову, собирали моллюсков, Лидер пытался
наловить рыбы. Когда сели есть, молчание напрягало. Наконец,
Лидер решился, было, что-то сказать, поднял глаза от земли и
улыбнулся Антифонту. Антифонт поймал его взгляд и попытался
ответить улыбкой. Он хотел, чтобы улыбка получилась строгой,
мужской, но при этом доброй и непринуждённой, но вместо этого
вдруг расплылся до самых ушей и подумал, что, наверное,
выглядит со стороны глупым и счастливым мальчишкой. А ещё он
ощутил, что плоть его снова восстаёт. Он растерялся, он
совершенно не знал, что ему делать... Лидер встал и, не убирая
с лица улыбки, шагнул к нему, сел рядом и обнял. Через
несколько минут они робко и с любопытством, как дети, гладили и
трогали друг друга, изредка осмеливаясь поцеловать товарища в
плечо. Они осматривали друг друга удивлёнными, редко моргающими
глазами. Члены их восставали к небу, как Геркулесовы Столпы, и
грозили разорваться, подобно плотно закрытым мехам с бродящим
вином. Вскоре они уже любили друг друга, но теперь - не прячась
от самих себя за масками сна и не закрывая глаз. "Я представляю
Зевса на этом острове, - сказал Лидер, - А ты - Ганимед". "Я
Антифонт", - возразил юноша. С того дня несколько лет их ночи
пламенели любовью и их тела согревали друг друга. Лидер говорил о плоте.
Но невесть откуда приносимого морем топляка едва хватало для
костров, на которых они готовили еду, и то - бывало, что им
неделями приходилось поглощать пищу сырой. Однажды им повезло -
море вынесло на их остров приличный кусок обшивки какого-то
корабля - почти готовый плот. Весь вечер они строили планы
отплытия, всю ночь Антифонту снилось, как они преодолевают на
этом подарке богов бушующее море, противостоя гневу Поссейдона.
А утром, проснувшись, Антифонт обнаружил огромную гору крупных
щепок и спящего сном труженика Лидера с исцарапанными в кровь
руками. В течение нескольких следующих дней Лидер много
рассказывал о соей жене и о сыне, который уже, наверное, вырос
и помогает матери править островом. Лидер был уверен, что жена
до сих пор ждёт его. "Я слишком хорошо её знаю", - говорил он.
Антифонту нетерпелось спросить, почему же тогда Лидер не
воспользовался плотом и не поплыл к жене, которая его так любит
и ждёт, и к сыну, ради которого он даже хотел отказать друзьям
в их просьбе помочь в войне против Трои, но что-то в голосе
Лидера, в его взгляде удерживало эти слова у границы сомкнутых
губ Антифонта: Антифонт догадывался - Лидер не хочет
возвращения. Иногда и сам Лидер почти проговаривался об этом.
"Править островом, где живут лишь два понимающих друг друга
воина, много легче, чем править целым народом и хранить мир с
родственниками и соседями", - сказал он однажды. Антифонт не
знал, что думать и чего хотеть ему самому. Он был молод, и ему
не хотелось провести всю жизнь, питаясь моллюсками на голом
необитаемом острове. Но что-то внутри него понимало и
сочувствовало мыслям и чувствам Лидера и тем самым мешало
по-настоящему сильно хотеть домой. Вся Итака была рядом с ним -
в рассказах Лидера, который, казалось, знал на родном острове
каждую трещинку в стене каждого дома и мог предсказывать, в
каких местах на ровных вытоптанных площадках потекут новые
ручьи после ливня. Но это была не его Итака. Антифонт молил
богов, чтобы они прислали к острову большой корабль: тогда уж
Лидер не сможет противостоять их воле. Но корабля не было. Новое изменение в их
отношениях произошло как-то незаметно для обоих. Однажды
Антифонт просто вдруг понял, что они уже давно просто спят
рядом, что их тела уже не зовут друг друга к любовной игре, а
напряжение собственной плоти воспринимают столь же равнодушно,
как восход Солнца. Лидер стал часто искать уединения, и
Антифонту казалось, что тому тесно даже с ним вдвоём на этом
пустом, как разум младенца, осколке суши среди с виду столь же
пустого Океана. Они уже не могли быть товарищами-любовниками:
Антифонт перенял у Лидера повадки в движениях, манеру говорить,
поворот головы; Антифонт стал слишком похож на Лидера, Лидер
смотрел на него, как в зеркало, и не мог больше любить: он
винил себя слишком во многом, и этот молодой человек всё чаще
напоминал ему обо всех промахах и подлостях, которые Лидер
совершил за свою насыщенную деяниями жизнь. Вскоре спать, а
после даже обедать, они стали врозь - на разных концах острова.
Рана, которую получил Антифонт, порезав ногу об острый край
морской раковины, когда бродил по прибрежному скользкому илу, и
которая долго гноилась и не хотела заживать, вновь сблизила их,
но это уже была близость двух философов - людей молчаливых, с
отсутствующим равнодушным выражением лиц. Стояние на берегу и
вглядывание в сине-зелёную мглу превратилось в бессмысленный
ритуал: ни один из них уже не смог бы ответить, зачем он тут
стоит и что он хочет увидеть. И вот Лидер умер.
Антифонт отложил в сторону плоский камень и встал, чтобы кровь
прошла по жилам слишком долго согнутых в коленях ног. Солнце
светило настолько ярко, что, казалось, хотело изжарить
Антифонта заживо. Он представил в своих руках копьё и мысленно
ткнул в этот гигантский светящийся глаз. Ничего не изменилось.
Он зло усмехнулся и повернулся к Солнцу задом. К Антифонту шли
несколько человек, а за их спинами стоял корабль. Антифонт
расправил плечи и отбросил со лба длинные слипшиеся волосы. - Мы скорбим вместе с
тобой, чужеземец, - сказал старший из подошедших людей
по-гречески, - о смерти твоего товарища. Назови нам его имя,
чтобы мы знали, о ком просить владыку Аида во время совершения
жертвы. Антифонт сдержал в себе
ещё одну злую ухмылку и ответил: - Это Антифонт из
Итаки, мой добрый товарищ. Пусть его пребывание в Царстве Теней
будет не самым безрадостным. - Я бывал на Итаке, -
сказал капитан, - И сейчас плыву туда, но я никогда не слышал
об Антифонте. - Он был лишь одним
среди многих простых ахейцев под стенами неприступной Трои, но
ведь не только герои делают победу. Скажи, - сказал Антифонт, -
ты, бывавший на Итаке, не знаешь ли, кто правит сейчас на этом
острове? И жив ли свинопас Евмей? - В твоих словах, друг,
- отвечал капитан, - а я надеюсь, что ты позволишь мне называть
тебя другом, слышны сила воина и мудрость философа. Я не
спрашиваю у тебя твоего имени - пусть ты откроешь его мне,
когда посчитаешь нужным. Итакой правит царица Пенелопа.
Бедняжка всё ещё ждёт возвращения своего мужа, который ходил с
Агамемноном на Трою, о чём тебе должно быть известно, и который
до сих пор не вернулся, чего ты, возможно, ещё не знаешь. Уже
более года дом царицы осаждают знатные мужи из соседних земель,
добиваясь её руки, но Пенелопа пока неприступна, как Троя. Хотя
народ поговаривает, что и на неё отыщется Конь. О свинопасе я
ничего не знаю, но я приглашаю тебя стать гостем моего корабля,
и ты вскоре сможешь сам справиться о его здоровье. Что ты
ответишь мне, чужеземец... Капитан вдруг осёкся,
назвав Антифонта чужеземцем, и пытливо посмотрел на него. - Почту за честь быть
твоим гостем, господин. - Антифонт слегка наклонил голову, -
Только пусть твои люди помогут мне предать земле тело бедного
Антифонта, и... скажи, на твоём корабле не найдётся лишнего
лука со стрелами?
{Камера пыток}
{Лингвистическое ревю}
{Ссылки}
{Творческий семинар}
{Пух и перья}