Реклама

Na pervuyu stranicu
Arhivy Minas-TiritaArhivy Minas-Tirita
  Annotirovanniy spisok razdelov sayta

Ms. Twinkle

The Matrix has you,
или самодеятельный опыт различения духов в "Черной книге Арды"

       Как-то раз я сидела на собрании одной католической благотворительной организации, на котором как раз объявили набор добровольцев в одну перуанскую миссию - глухую деревню где-то горах, население - несколько сот жителей, считая с ламами и прочими козами, врачей нет, продовольствия нет, грамотности нет, есть только инфекционные заболевания. Руководившая собранием монахиня Хуана (она-то меня на него и привела) сказала: "Учтите, дамы и господа, нам требуются не столько знатоки катехизиса, сколько люди с медицинским образованием и желанием ухаживать за больными, и требуются в первую очередь теплые вещи, консервы и медикаменты, а также буквари и детские книги. У нас там сугубо практическая┘ миссия". Когда я спросила: "Хуана, а как насчет сугубо миссионерской миссии?", Хуана ответила, что такая миссия у них сидит в университете. То есть да, в Мадриде, в холле одного из университетов, стоит их столик, на столике табличка - Cristianos presentes. Мы, христиане, здесь. "На наш взгляд, рассказ о христианской вере необходим в Испании. Кроме того, католиком сейчас быть немодно, многие боятся быть осмеянными за "реакционные взгляды", и мы хотим, чтобы такие люди знали, что они не одни", - сказала Хуана. Там, в Перу, умирают без хлеба насущного. Здесь уже можно думать о хлебе духовном, на который, оказывается, упал спрос. Зато есть предложение - подходите к столику с вопросами. Я спросила: "И сколько народу подошло?" - "Два человека", - с гордостью ответила монахиня. "Негусто для активного марша под хоругвью", - заметила я. "Это два человека, - сказала Хуана. - И это наша песчинка в общую гору. Мы будем знать, что ее принесли именно мы".
       Возможно, этот аргумент и побудил меня припасть к клавиатуре. Обычно я чуждаюсь пафосных выступлений, но, видимо, статья пройдет по разряду именно таких. Потому что пафосно заявлять: "Я христианка!", и не менее пафосно восклицать: "Ангел света?! Посмотри на него - Сатана!" (хотя я вовсе не из Domini canes, и мое филологическое образование при различении духов тянет не на черно-белого доминиканского брата, а на черно-белого далматинского дога).
       И я с грустью вижу, что сознательное утверждение христианской точки зрения легко связывается с патетикой в наше время. Что ж, обмирщение культуры стало необсуждаемой данностью: психоанализ заменил исповедь, гуманизм потеснил христианское милосердие, "общечеловеческие" ценности - евангельские, а симулякр - знак. Сетовать на то, что теоцентричный космос Средних Веков к нашему времени превратился в космос антропоцентричный, а христианское мировоззрение стало одним из возможных, и к тому же - признаемся честно - периферийных в современном обществе, - значит сетовать на неумолимость процесса, превращающего кипящую воду в пар. Выбор вероисповедания из заботы государственной обратился в проблему глубоко личную, нравы смягчились, человечество на место идеологий земного тела церкви ("Отвоюем у неверных Святую Землю!") водрузило идеологии светские, и жаждущая коммунального просветления и однозначных истин паства набилась в колонны, чеканно шагающие навстречу светлому будущему коммунистов, национал-социалистов, капиталистов, республиканцев-демократов и пр. (в моем личном бестиарии они сгруппированы под рубрикой "Продавцы легкого счастья").
       Впрочем, для христиан мало что изменилось в поднебесной, и описанный Августином Град Божий продолжает странствовать в мире. И поскольку каждый, принявший крещение во имя Отца, Сына и Святого Духа, лично предстоит началу вечному, неизменному и от века себе равному, его не должно интересовать, что в окружающем политкорректном мире теперь принято веру именовать догматизмом, погруженное в мочу распятие на очередном бьенниале - инсталляцией, рубание топором икон и исписывание их непотребными надписями - актуальным искусством. Его не должно интересовать, что теперь "главаря разбойничьей шайки величают "полевым командиром", а саму шайку - "вооруженным формированием", ведьмы стали "народными целительницами", людоеды - "лицами, практикующими каннибализм"┘и даже самый обычный дурак стал теперь "представителем интеллектуального большинства" (М. Успенский. Кого за смертью посылать). Потому что время собирать и разбрасывать камни, идти узким путем подражания Христу или исполняться фарисейского самодовольства, говорить или молчать, - осталось временем личного выбора и личной ответственности перед Богом. Я, например, очень боюсь этой ответственности, и всегда вздыхаю в ответ на слова Иисуса - "бремя Мое легко". Поэтому пошучу с грустным весельем: а как, интересно, называть теперь дьяволопоклонников? Представителями оппозиции Перводвигателю? Лицами нетрадиционной религиозной ориентации?
       Не могу сказать, что приступаю к делу в порыве вдохновения. Скорее, статья будет для меня чем-то вроде послушания.
       И еще: мое начинание может в какой-то степени извинить лишь то, что я собираюсь сказать очень неприятные слова о книге, оставляя в стороне личное мнение об авторах.
       Так вот, у авторов "Черной хроники" получилось написать книгу, в которой говорит "темнозрачный адских пропастей начальник", книгу, которая - как раз в силу первого обстоятельства - сдвинула и продолжает сдвигать мозги многим из малых и немалых сих. Но, с моей точки зрения, ответственность за такой шаг - личное дело, во-первых, малых сих, у которых есть свобода выбора - карабкаться вверх или с кликами облегчения скользить вниз, и, во-вторых, личное дело авторов "Черной хроники", их духовников (если авторы крещеные), и смотрящего на них Бога (вот это уже, боюсь, от вероисповедания и наличия такового не зависит). Моя статья будет о книге и об образе автора - т.е. фигуре, которая проецируется текстом произведения в результате реконструкции фоновых знаний, пресуппозиций и намерений автора, если хотите, это виртуал, вырастающий из текста при контакте с читателем. Как известно любому филологу, образ автора и личность реально существующего автора могут не совпадать и даже не накладываться друг на друга. Так, например, многие критики были убеждены, что Достоевский совершил преступление Ставрогина, а на Блока вешались с криками "Светлый рыцарь!" экзальтированные дамы. Кроме того, художественный текст автономен, и смыслы, извлекаемые из него при интерпретации, заложены в него помимо авторской воли. Это другая аксиома филологической герменевтики, так что я прошу не принимать моих изысканий за реконструкцию реальных намерений авторов книги "Крылья Черного Ветра". Как я уже сказала, мне до них нет дела, я анализирую текст. По правде говоря, авторам уже поздно подавать голоса - книга с момента опубликования отделилась от их замысла и ведет самостоятельное существование, строя свой собственный диалог с читателем. Это, кстати, тот самый риск вторичного творения, творения, о котором авторы "Черной книги" так много толкуют.
       Сделаю также несколько оговорок.

       Оговорка ╧1.
       "Черная Книга" - текст не философский, а художественный. Так что, с одной стороны, мы не можем искать в нем, по пунктам, а) онтологию; б) гносеологию; в) аксиологию в систематично изложенном виде. Более того, художественный текст имеет право подавать философские понятия в метафорическом виде, не выстраивать четкую номенклатуру терминов, допускать их многозначность, опускать и скрывать за фигурой умолчания, намеками и аллюзиями некоторые понятия, поддерживать концепцию не только "экcплицитно", т.е. декларируя определенные идеи, но и с помощью системы образов и композиционно, в том числе и вкладывая в уста персонажей высказывания, совпадающие, не совпадающие и частично совпадающие с авторскими, и т.д. и т.п., я не буду здесь читать курс "Введение в литературоведение". Но - но! и здесь попрошу внимания, господа! - во-первых, в тексте "Черной книги" есть собственно философские фрагменты (прежде всего связанные с космогоническим мифом, а также с устройством Арды как сотворенного мира), и вот эти фрагменты могут быть проанализированы с философской точки зрения. Во-вторых, даже при наличии мест и понятий, допускающих различные прочтения, концепция книги (в том числе и философская, если таковая имеется, а "Черная книга", как уже было сказано, на философию претендует) должна быть целостной и в глобальном виде непротиворечивой, она должна быть извлекаема и поддаваться интерпретации. У Толкиена, например, она строится: основной философский христианский стержень (основы мироздания, границы познания и отношения мир - Творец) и дохристианская этика "праведных язычников" (идея соотношения частного блага со всеобщим и с Абсолютом + очищенная и идеализированная идея долга древних германцев). У Достоевского, например, философская концепция тоже извлекаема: высказывания героев противоречивы и могут быть равно акцентуированы как истинные и близкие к авторским - но противоречия составляют целое на уровне сверх-истинного и сверхценного, в той точке, где параллельные сходятся - в Христе. А если подобное извлечение концепции невозможно, значит, это неудачная концепция.

       Оговорка ╧2.
       Наверное, мне следует также оговорить наличие двух версий "Черной книги Арды", а также наличие книги под названием "Исповедь стража". Что касается собственно "Черной книги", то я в состоянии высказаться по поводу философских идей как в издании 1995 года, так и в нынешнем. У меня много вопросов к обоим текстам. Скажу сразу, что в мою задачу не входит анализ их сходств и различий, потому что - с моей точки зрения - существо "черноардической" философии не изменилось к 2000 году. Но об этом см. ниже. Что касается "Исповеди стража", то я, конечно, не могу не приветствовать скептицизм автора (Н.Некрасовой). Я также искренне порадуюсь, если автора "Исповеди" ждет спокойное будущее религиозно-нравственного мэйнстрима, а работа над текстами "Черной книги" превратилась для нее в окончательное и бесповоротное прошлое. Но: а) я ничего не могу поделать с тем фактом, что "Черная книга Арды" написана в соавторстве, и потому должна и буду говорить об авторах во множественном числе; б) у меня очень много вопросов к главному герою "Исповеди стража" Галдору, а значит, и к создателю персонажа. У меня так много вопросов к Галдору, что, во-первых, я не сумею их все вынести в эту статью, а во-вторых, мне сдается, что Галдор, в таком умонастроении, в каком он покидает пределы повествования, идет по краю бездны и близок к погибели.

       Оговорка ╧3.
       По причине очевидной скудости познаний в теологической области (да и в филологической тоже, как убедили меня опыты приближения к очередной диссертации) я не дерзну подробно рассуждать о высоких богословских материях навроде соотношения essentia и potentia в человеке, или о вопросе совпадения haecceitas и essentia в Боге. Сознавая собственное невежество, в области теологии я ограничусь вопросами первичными и элементарными, ответить на которые позволяют даже мое невеликое знание Предания и духовной литературы.

       Оговорка ╧4.

       Киса, грузный, пятидесяти лет мужчина, мутным взглядом оглядел Кукушкина.
       - Интеллигент? - спросил он.
       - Западной ориентации, - гордо ответил Кукушкин.
       - Значит, идиот, - заключил Киса. - Поди, ни жизни ни смерти не знаешь?
       - Только из кино, - ответил Кукушкин.
       - То-то и оно, - пробурчал незнакомец.

Ю.Мамлеев. Живое кладбище ("Черное зеркало").

       Цель моей статьи - сугубо информационная. Я не ставлю своей целью никого убедить или обратить в христианскую веру. Вера есть акт волящего разума, как говаривали русские религиозные философы, ее принятие или отторжение зависят от разума и свободной воли каждого конкретного человека. Что касается разума, то мои суждения не универсальны и не обладают привилегией абсолютной истинности, ибо я исхожу из определенного, а значит, ограниченного круга посылок - из истин веры, запечатленных в Писании и в суждениях Отцов и Учителей Церкви. Более того, я ни в коем случае не говорю здесь за всех христиан или за какую-то их группу - то, что я пишу, во многом является моим личным мнением и моими личными выводами, которые профессионально связанные с теологией люди могут, вполне возможно, критиковать как непрофессиональные. Я прошу понимания православных читателей, когда буду в дальнейшем цитировать в основном католических авторов: они как-то "роднее" католику-Толкиену, с текстами которого полемизирует "Черная Книга". Я также прошу понимания православных читателей, когда буду титуловать Западных Отцов и Учителей в соответствии с установлениями Католической Церкви: возможно, во мне говорит ученый, уважающий традицию и стремящийся стать над разногласиями конкретных школ и направлений - ведь вы же не будете опускать обозначение ученой степени человека, указанной на визитке, на одном только основании, что не принадлежите к академическим кругам.
       Ну что ж, теперь настало время технического обслуживания. Как же выглядит "Черная Книга Арды" в контексте христианских воззрений?

1. The Matrix is everywhere,
или
Внутри Королевства Кривых Зеркал

       Сергей Калугин сказал как-то одну замечательную вещь (свободно цитирую по записи на диске "Несло"): реальность невероятно пластична, и если человеку без жестких координат внутри головы (как он говорил, человеку нецерковному) прочитать, к примеру, Кастанеду, то крышу может снести, и человек будет жить в мире Кастанеды. Или начитается такой человек Климова, и будет жить в мире жидо-масонского заговора. Или, про себя думала я, слушая Калугина, человек будет жить в мире социализма - как наше старшее поколение. Или в мире Матрицы. Есть ряд книг, обладающих особой мозголомной пробойностью, кстати, книги Толкиена явно входят в их число. Так вот, "Черная книга" тоже способна активно взаимодействовать с личной реальностью человека, и наличие большого числа людей, живущих в мире "Черной хроники", меня убеждает: да, Вы правы, Сергей, пластична реальность, чрезвычайно пластична. И когда я задумалась над причинами - почему этот текст так психически активен? - я снова услышала Сергея Калугина, который четко выдал рецепт пьянящего и сносящего крышу коктейля "Черной Хроники" (Калугин, правда, говорил о теософах, но уж больно подходит к случаю): извечная тяга человека к возвышенному, густо замешанная на гордыне и абсолютном невежестве. Так что сдается мне, что авторы "Черной книги", заявляя в предисловии к первому изданию, что, мол, "у сказителей нет мечей", немного лукавят. У этих сказителей есть меч, и я сейчас буду по порядку называть имена этого оружия.
       Итак, первое имя черного меча - невежество. Прежде всего, это невежество авторов "Черной Хроники". Судя по всему, они черпали свои знания о христианстве и богословской традиции из какого-то "Словаря атеиста", причем составленного под личной редакцией Иосифа Виссарионовича Сталина, да еще и 1937 года издания. Мало того, мне сдается, что авторы "Черной книги" не в ладах еще и с историей философии. Это и невежество читателей, принимающих за чистую монету мешанину недопонятой философии, агрессивного бунтарства и жесткого максимализма. Чтобы распутать клубок, я буду рассматривать основные философские темы "Сильмариллиона", приводить их традиционную христианскую трактовку, и сравнивать с высказываниями полемизирующих с собственными знаниями авторов "Черной книги". Занимаясь этим, я позволю себе не пестрить текстие сие излишними ссылками и огромными цитатами, и не по лени, братие, а оттого что основная часть вопросов подробно освещена в грамотной (на мой взгляд) статье Павла Федорова.

1. Творение

       Вдруг левая голова вспыхнула, покраснела и плюнула в правую голову, но, поскольку тело было, по существу, единым, левая голова, Арнольд то есть, почувствовала, что плюнула в самое себя.
       - Браво, браво! - захохотал труп. - Вот ведь как все мудро устроено во Вселенной.
       - Не ерничайте, мой ангел, - прервал его Павлуша. - Не думаю, что вам будет приятно выслушивать ваше прошлое.

Ю.Мамлеев. Крутые встречи ("Черное зеркало").

       Христианское богословие настаивает на догмате "творения из ничего", creatio ex nihilo, т.е. единоличном сотворении Богом всего сущего без чьего-либо участия, посредства, помощи и вмешательства, исключительно по Божьему произволению. Бог есть Абсолют, но Абсолют творящий - причем сознательно и исключительно из добрых побуждений. До акта Творения не существовало ничего - ни духов, ни материи.
       Если мы обратимся к текстам Толкиена, и прежде всего "Сильмариллиона", то увидим ту же идею: Эру - Абсолют и Творец ("The One only has no limits" - "Только Единый беспределен"; "There exists Eru (The One); that is, One God Creator, who made (or more strictly designed) the World, but is not Himself the World" - "Есть Эру (Единый), то есть Единый Бог Творец, который сотворил (точнее говоря, замыслил) мир, но Который не есть часть этого мира". Morgoth's Ring, p.330) *
       Далее, от создания Айнур до слов "Ea! Да будет!", Эру Илуватар является единственным лицом, который Создает все существующее в теологическом смысле этого слова, т.е. дает Вселенной бытие (Being): "Therefore I say: Ea! Let these things Be! And I will send forth into the Void the Flame Imperishable, and it shall be at the heart of the World, and the World shall Be" ("И потому я говорю: Эа! Да обретут эти вещи бытие! И я вышлю в Пустоту Неугасимое Пламя, и будет оно сердцем мира, и мир станет"). Согласно тексту "Сильмариллиона", Эру сотворил и Мир, Эа, т.е. Вселенную, и обитель для своих Детей, т.е. Арду: "And amid all the spelndours of the World, its vast halls and spaces, and its wheeling fires, Iluvatar chose a place for their habitation in the Deeps of Time and in the midst of the innumerable stars" ("И среди всех чудес мира, его просторных обителей и пространств, и кружащихся огней, Илуватар избрал место для их пребывания в Глубинах Времени и среди бесчисленных звезд").
       Вот почему не стоит обижаться на слова Илуватара, что, типа, все имеет начало во мне, и с этим, как ни тужься, ничего поделать нельзя ("And thou, Melkor, shalt see that no theme may be played that hath not its uttermost source in me" - "И ты, Мелькор, увидишь, что нельзя сыграть темы, которая не имела бы своего начала во Мне"). В обращенных к Мелькору словах речь идет о Музыке Айнур, и подразумевается, конечно, Сотворение мира и мера участия Айнур в его упорядочивании (sub-creation, в терминологии Толкиена). С таким раскладом действительно ничего поделать нельзя, поскольку Эру является единственным существом, которое обладает способностью передавать, дарить Бытие разумным существам и миру в целом, т.е. не отдельным его частям, в виде камешков, витражей и животных, а как глобальной системе, способной к развитию по своим собственным законам, в том числе и к приумножению камешков, витражей и животных благодаря природным законам, которые олицетворяют Валар, или деятельности других разумных существ. Иными словами, Илуватар единственный мог сделать разумных существ и Вселенную такими, какие они есть, т.е. дать им определенную сущность, а потом поддерживать все это хозяйство в существующем виде.
       У Толкиена эта замечательная способность Эру передается метафорой Негасимого Пламени (Flame Imperishable), которое, с одной стороны, всегда с Илуватаром ("Yet he found not the Fire, for it is with Iluvatar" - "Но он не нашел Пламени, ибо оно с Илуватаром"), а с другой стороны, является основанием бытия всего существующего ("I will send forth into the Void the Flame Imperishable, and it shall be at the heart of the World, and the World shall Be", а про Айнур сказано: "I have kindled you with the Flame Imperishable" - "Я возжег вас от Негасимого Пламени"). Поскольку каждое существо и каждая вещь имеет в себе это Негасимое Пламя, а Пламя всегда с Илуватаром, то и все сотворенное в какой-то мере всегда с Илуватаром, и потому оно действительно имеет подлинное начало в нем и только в нем.
       Подобная вездесущность и всеприсутствие Илуватара - он и сам по себе существует, да еще и остальных существ наделил некой частью от себя - имеет свое основание в христианской теологии. Как же взаимодействует бытие Бога и бытие сотворенного существа?
       Св. Фома Аквинский, отвечая на этот вопрос, разделяет понятия сущности и существования: одно дело являться чем-то определенным, а другое - иметь определенный срок жизни. Сущность Бога и сущность человека (и любого сотворенного существа) разительно отличаются, и у Толкиена совершенно правильно сказано, что Эру и Мир, им созданный, - разные вещи, (Morgoth's Ring, p.330), и неоднократно заявлено, что Эру - вне Творения. Но одно дело - сущность, а другое - существование. Согласно "Сумме теологии" Св. Фомы, Бог существует сам по себе, а вот остальные существа - нет. Они участвуют в Божественном бытии, приобщаются к нему (на метафорическом языке Толкиена, как бы возгораются от сердцевины Его пламени). Лишь об одном Боге можно сказать, что Он не может не существовать, в то время как все конечные существа отличаются от Него своей экзистенциальной нестабильностью, поскольку ни у одного из них сущность не предполагает обязательного существования. "Необходимо сказать, что все, что ни существует, существует через Бога. Если же какая-либо вещь имеет бытие по участию, его же имеет как причину. Бог же есть самосущее Существование, Ipsum Esse Subsistens, которое может быть лишь единственным. Таким образом все, что не есть Бог, не имеет собственного бытия, но участвует в нем." (S.Th., I, Q.44, a.1)
       Таким образом, всякое Бытие - это Бог, и каждый человек носит в себе Бога, поскольку и насколько он существует. Именно в этом смысле душу называют "искрой Божией". Такая мысль может показаться странноватой для разума: в самом деле, как может одно Существо находиться в другом и одновременно находиться за его пределами, а это другое сохранять свою полную самостоятельность в отношении воли и поступков? Но на то уж Он и Господь Сил, трансцендентный творению, непостижимый и всемогущий, чтобы устраивать Свое присутствие во Вселенной невероятно и дивно. Католические теологи называют связь Творца и человека "естественным союзом": Бог и неизмеримо выше нас, и, в то же время, всегда таится в нашей глубине. Поэтому в аскетической и мистической литературе приняты две основные метафоры духовного пути: метафора восхождения (отсюда символ горы, на которую взбирается ищущий "осияния" и просветления) и метафора нисхождения вглубь, в самый центр души (символика семи концентрических покоев в доме человеческой души у Св. Терезы Авильской, книга Moradas).
       Что касается толкиеновских текстов, то он неоднократно подчеркивал, что это прежде всего эльфийские легенды, и легенды дохристианские. В философии эльфов Эру - действительно вне созданного мира, поскольку эльфы ощущают Его присутствие лишь через эстель - надежду, что все замыслы Творца будут им во благо, а не во зло, и им, в отличие от христиан, еще не дано твердого обетования Царствия Небесного и не явлен Христос: в его природе Бог и Человек слились, и это чудо подарило новое ощущение присутствия Творца в мире.
       А теперь внимание, важное объявление!
       Товарищи! Никогда и ни при каких обстоятельствах не путайте: Карден с карданом, Башляра с Бодрийяром и - самое главное! - никогда не путайте Творение и творчество. Это совершенно разные вещи.
       Бог христианского учения (равно как и Эру Илуватар в текстах Толкиена) действительно Единственный Творец всего сущего, причем просто потому, что Он единственный умеет и может это делать. Еще раз повторяю, что титул Творец по отношению к Богу обозначает Того, кто дал некий космогонический старт миру и может дарить самостоятельное бытие разумному существу, а вместе с бытием, кстати говоря, и возможность творчества. В мире Толкиена (и в нашем мире тоже) каждое существо занимается благоустройством этого мира, т.е. творчеством (иначе говоря, оно "творит" в обыденном смысле слова): Валар творят рельеф, пейзаж, зверушек и растушек, поскольку они и Арда уже наделены Бытием в акте Творения. Творят и дети Илуватара - каждый в меру своих природных склонностей. И не зря, не зря у Толкиена Майяр - это младшие Айнур, а никакие не создания Валар, не зря Эру упрекает Ауле созданием гномов: "Why hast thou done this? Why dast thou attemt a thing which thou knowest is beyond thy power and thy authority? For thou hast from me as a gift thy own being only, and no more; and therefore the creatures of thy hand and mind can live only by that being, moving when tou thinkest to move them, and if thy thought be elsewhere, standing idle? Is that thy desire?" ("Зачем ты так поступил? Зачем пытаться делать то, что, как ты сам знаешь, не в твоих силах и не в твоей власти? Ибо ты получил от меня в дар лишь свое собственное бытие, и ничего более; и потому творения твоих рук и разума смогут жить лишь твоей жизнью, и будут двигаться, если только ты решишь их подвинуть, а ежели твоя мысль отлетит от них, они будут стоять праздно. Этого ты хотел?")
       Только Илуватар может наделять участвующих в нем существ свободой воли и самостоятельным разумом. Для христианской теологии только Бог может создать человека по своему образу и подобию, наделив его разумом, волей и памятью, запечатлев этой триадой духа образ Пресвятой Троицы (Св. Августин, De trinitate).
       Если читатель принимает во внимание все вышесказанное, некоторые эпизоды "Черной книги" не могут не вызвать у него недоумения.
       Я даже не буду въедливо привязываться к пассажу, повествующему о сотворении Мелькора, в издании 1995 года: "Из Эа и Тьмы силой разума своего и воли своей создал Эру первого из тех, кого нарек он Айнур. Но, взглянув на него, ужаснулся Эру, ибо увидел в нем воплощение всего, о чем хотел забыть, чего не желал видеть. Не был первый из Айнур ни частью разума, ни частью замыслов Эру". Это, что называется, no comments, причем даже не философского характера, а элементарно логического. Если Эру замыслил Мелькора, а потом его создал, то как могло получиться, чтобы обдуманное и буквально "сделанное" по мысли Эру существо оказалось не частью его замыслов? Риторический вопрос, правда? Недаром этот достаточно странный пассаж сразу же привлек внимание Галдора-стража.
       Видимо, авторы что-то такое заподозрили, и подобных заявлений в новом издании не допустили, заменив их размышлениями самого Мелькора о своей нелегкой судьбе. К этим размышлениям я еще вернусь в главке о свободе воли. А сейчас я хотела бы обратиться к тому, что осталось в "Черной книге" неизменным - к манипуляциям с понятиями "творение" и "творчество".
       Начнем с несчастной ящерицы-саламандры, которую по воле злобного Эру чуть было не загасили что в первом, что во втором издании. Читать про гнев Илуватара из-за создания ящерицы по меньшей мере странно, потому что Валар никто не запрещал самостоятельное творчество, sub-creation, т.е. создание растений, животных и прочего-прочего, более того, это их прямая обязанность - придавать очертания миру, to shape the world. Что касается не менее загадочных и странных слов Эру "Этого не было в Замысле", то я к ним вернусь в главке о промысле и свободе воли, а здесь лишь замечу, что было бы крайне наивно представлять себе Божественный замысел о мире как инвентарный каталог. Подобными представлениями о Замысле авторы "Черной книги" обязаны лишь самим себе, а не Толкиену и не теологам, которые о Божественном Провидении имеют совершенно другое мнение.
       Что касается истории создания гномов, в которой авторы "Черной книги" усмотрели еще одну причину для обвинения Эру в самодурстве и тиранизме, то в ней речь идет не о попытке творчества (которая, повторим, похвальна сама по себе), а о попытке творения, т.е. попытке создать не просто живое существо, а существо, наделенное свободой воли и разумом. Как я уже говорила, Ауле, по мысли Толкиена, физически не мог вложить в гномов разумную душу - не в его это компетенции, а Илуватар, из доброты и сочувствия, наделил его големов душой. Так что речь шла не о запрете на самостоятельное творчество, а об исправлении ущербного и дурацкого.
       Так что когда Гортхауэр (будущий Саурон) "Черной книги" обращается к Ауле с пламенной речью, диалог этот нуждается в комментарии:

       "Ауле все ниже клонил голову.
       Он - Творец Мира.
       Но и ты - творец! Ты - Мастер!
       Он создал нас. Нет своей воли у молота, не измыслит нового наковальня: мы - лишь орудия замысла Единого."

       Потому что Саурон путает Творение (в теологическом смысле, как подачу самостоятельного бытия вселенной) и творчество (как создание новых вещей в уже запущенной в бытие действительности), а про реакцию Ауле я уж вообще не говорю - не читал этот Вала катехизиса, иначе бы не сидел безгласно.
       Следовало бы осилить катехизис (с минимальным количеством философских трактатов) и Галдору-, который задается очень странным вопросом: "А вдруг все же Валар тоже творят живое?" Ведь он читал по меньшей мере "Сильмариллион", где сказано, что Валар не принимали участие только в создании Детей Илуватара, а все остальное в Арде - результат их творческой деятельности. Так кто же, по мнению Галдора, сотворил животный мир? Более того, согласно тексту "Сильмариллиона", именно неспособностью творить живое или подобное живому Моргот отличается от прочих Валар.
       Кроме того, Галдор забывает, что "живое" - это более широкое понятие, чем "разумное", которое в него включается, но его не исчерпывает. Живое, как наделенное душой, имеющее цикл жизни, - это и человек, и животное, и растение. Средневековые теологи говорили об иерархии живых форм, которую венчает человек, наделенный разумной и волящей душой (anima intellectiva). Такая же душа есть и у ангелов, в случае Толкиена - у Валар, и она, как и человеческая, является даром Эру. Логично предположить, что тот, чью душу сотворили, подарили, сделать то же самое для своего творения не может, но может создать лишь что-то, что в иерархии бытия стоит ниже его на ступень, например живых животных, у которых есть так называемая чувственная душа (anima sensitiva) или растения, у которых есть, соответственно, anima vegetativa. Так что живое живому рознь.
       Хотя, конечно, не читали катехизиса и путаются в философских категориях не персонажи, а авторы "Черной книги", которые впали в печальное заблуждение относительно многозначности слов "творец" и "творение". Впрочем, у них для такого заблуждения есть повод: им нужно оправдать деяния Мелькора, представив их как борьбу с тиранией, запрещающей именно творчество, и, самое главное, сделать возможным конкуренцию Бога и падшего ангела - обосновать, что люди созданы именно Мелькором. Отсюда и все сдвиги относительно Толкиеновской концепции: Ауле "Черной книги" мог сотворить гномов, а Майяр там не младшие Айнур и создания Илуватара, а создания респективных Валар. Так что сотворение разумных существ в "Черной книге" представлено именно как творчество, а не уникальная способность Илуватара, и Эру - он не выше Валар, а просто чуть покруче, чем Мелькор, только характер у него отвратительный. То-то радуется Сатана, читая себе апологию - все за него сделали: и Бога представили злобным гадом и тираном, и гордыню падшего ангела, тщетно пытавшегося сравниться с Господом в мощи, обрисовали как защиту законных прав потребителя.
       Однако со всем тем возникает вопрос: даже если наделенные разумом существа сотворены Богом, и только Богом (как у Толкиена дети Илуватара называются именно так, потому что ни один из Айнур не имел части в их создании), и свобода воли - Его исключительный дар, то откуда тогда берется злая воля? И если Бог - это Бытие, а мир таки существует, то откуда в мире зло?
       Или, как хитроумно спрашивает Галдора адепт Моргота Борондир:

       "- А откуда злу взяться, если, по-вашему, Илуватар от начала благ? Ведь сказано - "нет ничего, что не имело бы своего начала во мне". Значит, и зло Мелькора, если он - Зло, тоже от Илуватара идет. Или, может, его Зло - на самом деле не такое уж и зло? А? Не так ли? Ведь "не может быть помыслов, кроме тех, что идут от меня"? - Он с усмешкой смотрел на меня."

       Ну что ж, пусть усмехается.
       Потому что христианское богословие не было бы богословием, если бы не сумело ответить на этот вопрос, причем ответить много-много веков назад.
       Итак,

2. Добро и зло

       Медведь моргнул своими двумя глазами.
       - Ну вот, миша, миша, вспоминай ад, тогда дам колбасы, - и Паша встал, держа в руках батончик колбаски.
       Медведь потянулся к ней.
       - Нет, нет, вспоминай!
       Двухголовый и труп, взявшись за руки, в экстазе веселья и забвенья, подошли поближе, чтоб послушать.
       - Вспоминает, - проурчал вдруг Павел, придерживая колбаску. - Но смутно, смутно┘ Вот вспоминает существо одно┘ Детоеда┘ Да, да, - развеселился Павлуша, - именно детоеда┘ В огне утроба его┘ Миша, миша, не возвращайся┘ Сник, не хочет вспоминать: больно. Ну ладно, жри, - и Павлуша бросил в пасть медведю колбасу.

Ю.Мамлеев. Крутые встречи ("Черное зеркало").

       Согласно Исидору Севильскому, "зло не создано дьяволом, но "найдено" им (malum a diabolo non est creatum, sed inventum); зло - ничто, ибо без Бога ничто не было создано, а Бог не творил зла┘" (Сад демонов. Словарь инфернальной мифологии, с.121).
       Фразу следует понимать следующим образом: Бог есть абсолютное Бытие, и Он же есть абсолютное Добро, высшее Благо. В самом деле, каковы могут быть намерения Бога как подателя бытия? Только сообщение своего Бытия, каковое и есть Благо и Добро. Bonum diffusivum sui, добро сообщаемо - этот неоплатонический принцип в христианском Откровении переводится как "Бог есть Любовь" в Евангелии от Иоанна.
       Из этого следуют три важных вывода.
       Первый: Бог есть Абсолют, но абсолют не нейтральный с моральной точки зрения, Он есть Добро.
       Второй: Бог не есть отстраненный от творения абсолют, безразличный мирозданию. Он есть Абсолют сообщаемый, "вмешивающийся" в мир самим своим существовованием, поддерживающий мир в бытии, и уже этим оценивающий его как благо.
       Третий: для христианского учения Добро не субъективно. Оно объективно, абсолютно и "завязано" на онтологию. Это значит, что все, что существует, - благо.

       Итак, что же есть зло? Ведь если посмотреть вокруг, явно не все из существующего покажется нам хорошим.
       Если добро=бытие, логично предположить, что Зло - это недостаток бытия, отсутствие того, что "должно быть" внутри бытия и действия, зло - это полная противоположность тому, чем Бог является и тому, что Он делает. Весь логический кунштюк состоит в том, что "зла "нет", ибо оно налично лишь как "нетость", как не-полагание соответствующего блага" (С.С. Аверинцев. "Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к Средневековью", в сб. "Из истории культуры Средних веков и Возрождения"). Иными словами, зло есть умаление бытия, его отсутствие и извращение.
       Получается, что хорошо то, что существует надлежащим образом, согласно своей сущности. Для человека же благо его существования определяется следованием моральному закону, т.е. выбору между добром и злом. Моральный закон не заложен непосредственно в природу человека, он рассматривается как объективное обязательство, сознательно принимаемое или отвергаемое, послушание здесь возможно лишь в результате свободного выбора. Но так как природа существа, сознательного и свободного, непосредственно соотнесена с божественными Разумом и Волей (Бог есть Творец всякого естества), то моральный закон естественен, природен. Исполнять или не исполнять его - зависит от нашей воли, но не исполнение его скажется на нашей природе, личности, жизни - она станет ущербной, как бы изгрызенной злом. Так что снова мы возращаемся к идее онтологического добра, добра, вписанного в нашу жизнь так, что в идеале обе эти идеи совпадают так же, как совпадают в своем предвечном Образце. Я не случайно говорю - в идеале, потому что сейчас мы очень далеки от идеала по причине первородного греха, изрядно подпортившего нашу природу, сбившего моральный компас (это называется "удобосклоняемость человека ко злу"), и вообще сделавшего благое, праведное существование идеалом, а не нормой жизни.
       Из всего сказанного о зле нужно сделать следующие выводы.
       Первый: зло - не абсолют. Абсолютное зло - это абстракция ума, потому что оно в прямом смысле слова не существует.
       Второй: зло не субъективно. То есть мы можем иметь личные точки зрения на то, что хорошо и плохо в данный момент, но в плане объективном зло обязательно отразится на вещи или на личности как ее разрушение или ущербность.

       Конечно, все это легко и просто в метафизике, а в реальной жизни пойди разберись, где зло, а где добро. Но, с другой стороны, Иисус никогда не говорил, что жить - это просто, а не ошибаться - легко. Святой Апостол Павел, например, не питал никаких иллюзий по этому поводу, и писал к Римлянам: "все согрешили и лишены славы Божией" (3, 23), и еще: "Бог верен, а всякий человек лжив" (3, 4).
       Теперь о дьяволе.
       Если применить максиму бытие=добро к дьяволу, то окажется, что дьявол тоже участвует в бытии и добре, но как-то криво и парадоксально: "дьявол совершенен в своей бытийственности, полученной им от Бога, а то, что он сам превращает свое совершенство в противоположность, есть проявление его свободной воли, которая сама по себе - высшее из совершенств" (Аверинцев, там же). "Согласно мнению Григория Великого, разделяемому многими позднейшими богословами, дьявол пребывает в опасной для него близости к полному небытию: он "отступил от своей высокой сущности, и поэтому с каждым днем становясь все более несовершенным, он приближается к небытию" (Моралии, 14:18)" (Сад демонов, с.112). Дьявол, таким образом, оказывается сам себе врагом. Он каждый день теряет в силе, растрачивая ее на злые дела и злые помыслы, обращая свое бытие во зло, а значит, уничтожая его.
       Если же мы отправимся на поиски Добра, Зла и Абсолюта, онтологического и морального, у Толкиена, то мы не найдем, наверное, в "Сильмариллионе" формулировок в стиле Св. Фомы Аквинского: Добро - это то-то, Абсолют - то-то. "Сильмариллион" - художественное произведение, которое исходит из каких-то философских посылок, основывается на концепциях, но не обязано их декларировать. Практически то же самое можно сказать о текстах и комментариях, изданных Кристофером: Толкиен, как я уже сказала, имеет целостную и четкую картину мироздания, которая моделирует христианский космос и христианскую метафизику, и потому не затрудняет себя изложением аксиом. Толкиен из них просто исходит. Как это проявляется в текстах?
       То, что Эру - Абсолют и Творец, уже понятно. Толкиен также исходит из мысли, что все, созданное Эру - благо (бытие=добро), т.е. он считает, что у добра есть онтологические характеристики, а значит, оно не субъективно, а имеет твердое основание в Абсолюте: "Matter was wholly good in origin. It remained a 'creature of Eru' and still largely good, and indeed self-healing┘" ("Материя изначально была совершенно благой. Она осталась "творением Эру" и до сих пор соотносима с идеей блага и самоисцеления", Morgoth's Ring, p.344).
       Кроме того, Толкиен основывается на том, что моральный закон естественен, природен. Сотворенное существо может ошибаться и склоняться ко злу, но его подлинная, не искаженная злом природа не подскажет ему плохого, потому что изначально сотворена как благая и к добру устремленная: "Desire. The Elves insisted that 'desires', especially such fundamental desires as are here dealt with, were to be taken as indications of the true natures of the Incarnates, and of the direction in which their unmarred fulfillment must lie" - "Желание. Эльфы считали, что "желания", в особенности столь основополагающие, как эти (речь идет о нежелании расставаться с телом и неприятии идеи смертности души - прим. Twinkle), следует рассматривать как стремления истинной природы Воплощенных существ, причем стремления к реализации незапятнанной искажением природы" (M.R., p.343).
       И конечно, в своих характеристиках Моргота, Сатаны мира Арды, Толкиен также основывается на основных положениях христианской философии. Так, Моргот предстает в текстах как падший архангел, стоявший высоко, выше всех собратьев, и низко павший через гордыню. Держа в уме тождество Бытие=Добро, чрезвычайно легко понять слова Толкиена о том, что Моргот растратил свою силу на зло, причем растратил невосполнимо: "In the powers and knoweledge of all the other Valar he had part, but he turned them to evil purposes, and squandered his strength in violence and tyranny"("У него была часть в силе и знаниях всех других Валар, но он обратил их во зло, и растратил свою силу, чиня насилие и притеснения"). Совершая злые дела, он уничтожал и подтачивал собственное бытие. Именно в силу того, что Моргот всецело обращен ко злу, т.е. к разрушению и сведению на нет всего существующего, он не может приумножать бытие, не может быть подателем жизни и ее подлинным устроителем, как остальные Валар, которые действуют во благо и находятся в гармонии с миром: "┘naught that had life of its own, nor the semblance of life, could ever Melkor make since his rebellion in the Ainulindale before the Beginning: so say the wise" ("┘Мелькор не мог сотворить ничего имеющего самостоятельную жизнь или подобие таковой жизни после своего мятежа в Айнулиндале до начала веков: так говорят мудрые").
       Именно это Гостю "Черной книги Арды" следовало сказать Собеседнику в ответ на рассуждения того о "чрезмерной антропоморфности" Толкиеновского Моргота, именно это простенькое тождество следовало поднять на щит, а не разевать варежку на словоплетство старого софиста:

       " - Есть и другое объяснение: Мелькор утратил силу потому, что обращал ее во зло, - в голосе Гостя уже нет прежней жесткости; скорее, это любопытство: и что вы, уважаемый Собеседник, ответите на это?..
       - Такое объяснение возможно только если рассматривать Валар не как Стихии или проявления Силы, а как невероятно могущественных людей. Огонь разве перестает быть огнем во время лесного пожара? Разве он становится слабее от того, что уничтожает дом, тем самым причиняя зло?"

       Потому что здесь речь идет не о природном явлении, которое, кстати, подчиняется закону сохранения энергии (так что огонь погаснет в любом случае), а о магическом существе, которое "функционирует" нормально только в том случае, если живет по законам своего естества.
       Исходя из вышесказанного, странными кажутся и некоторые реплики других персонажей "Черной книги":

       "- Сестра моя, - заговорила Йаванна мягко и печально, - зло поглотило душу его, ни искры добра не осталось в нем".

       На это можно только возразить, что в таком разе Мелькор исчез бы из бытия. Боюсь, что эта Йаванна явно не посещала воскресную школу, а вот толкиеновская Йаванна такого бы не сказала, потому что она вместе с Толкиеном читала катехизис и слушала историю философии в Оксфорде.
       Но вернемся, как говаривали гуманисты эпохи Возрождения, ad fontes.
       Для христианского богословия понятия бытия и добра тесно связаны с понятием "устроенности", или, как говорили древние, "космоса" - гармонии, иерархичности и упорядоченности. Так, Св. Фома Аквинский в "Сумме Теологии" много пишет об иерархии сотворенных форм, об иерархии причинности и о способах воздействия одного существа на другое - словом, обо всем, что таинственным образом выстраивает механику мироздания. Дьявол же является для разрушителем христианского космоса: он "опрокинул бы все человеческие вещи, если бы их не удерживала на своем месте Божья воля" (Вир, "Об обманах", гл. 21, ╖ 3)" (цит. по Сад демонов, с.112).
       В текстах Толкиена Моргот - также разрушитель, а в Morgoth╢s Ring он описывается как одержимый нигилизмом "демиург" (правда-правда, Толкиен пишет о его nihilistic madness), который все хочет переустроить по-своему, а поскольку ничего из этого, естественно, не выходит, хочет все и всех уничтожить. При этом его разрушительной власти положен очень четкий, и очень теологический предел: Моргот, как и дьявол, ничего не может поделать с материей, которую он может лишить формы (понимаемой в теологическом, томистско-аристотелевском смысле как некое начало, определяющее и актуализирующее сущность вещи), но уничтожить в конечном смысле, т.е. свести к абсолютному небытию, не может - ведь Бытие, как уже было сказано, только у Бога: "Thus, as "Morgoth", when Melkor was confronted by the existence of other inhabitants of Arda, with other wills and intelligences, he was enraged by the mere fact of their existence, and his only notion of dealing with them was by physical force, or the fear of it. ┘He was aware, at any rate originally when still capable of rational thought, that he could not "annihilate" them (Melkor could not, of course, "annihilate" anything of matter, he could only ruin or destroy or corrupt the forms given to matter by other minds in their subcreative activities): that is, destroy they being; but their physical life, and incarnate form became increasingly to his mind the only thing that was worth considering. ┘Melkor could do nothing with Arda, which was not from his own mind and was interwoven with the work and thoughts of others: even left alone he could only have gone raging on till all was levelled again into a formless chaos, And yet even so he would have been defeated, because it would still have "existed", independent of his own mind, and a world in potential" - "Так, став "Морготом", Мелькор столкнулся с другими обитатателями Арды, с их независимыми разумом и волей. Сам факт их существования приводил его в бешенство, и он считал физическую силу или запугивание единственным способом строить с ними отношения┘ Тем не менее, он осознавал (по крайней мере, в начале, когда еще был способен к рациональному мышлению), что он не может полностью их уничтожить, то есть свести к полному небытию (конечно, Мелькор не мог уничтожить в полном смысле слова материю как таковую, он мог только уничтожить или исказить форму, приданную материи другими существами в процессе творчества); но физическая жизнь сотворенных существ, их воплощенная форма постепенно становились единственным предметом, занимавшим его мысли. ┘Мелькор ничего не мог поделать с Ардой, которая не была его единоличным творением - его работа и мысли переплетались в ней с замыслами других. Предоставленный самому себе, он смог бы разметать все до состояния бесформенного хаоса, но и здесь его бы ожидало поражение: ведь хаос в каком-то смысле, но "существовал" бы независимо от его воли - как потенциально возможный мир" (M.R., p. 395-6). Любо-дорого посмотреть, с какой точностью оперирует Толкиен категориями аквинатовской, основанной на философии Аристотеля схоластики: четкое противопоставление материи и формы (грубо говоря, исходного материала и организации), акта и потенциальности (материя есть возможность мира, а форма - его актуализация), бытия вещи как дара Божьего и формы вещи как результата творчества.
       Однако сейчас время не для философских штудий, а для важного вопроса: а способен ли дьявол к творчеству, т.е. к созданию вещей? Вот, например, в "Черной книге" Мелькор постоянно что-нибудь мастерит.
       Так все-таки, может дьявол (или Моргот) создать, к примеру, горшок? Или витраж? Или скрипку? Ведь он же сплошной разрушитель?
       Богословие отвечало, что может. Но христианское богословие не было бы богословием, если бы не противопоставило подлинное творчество и созидание тому, что делает с вещами дьявол.
       Для начала нужно было "различить Божественные чудеса - и иллюзии, творимые дьяволом, для чего схоласты изобрели терминологическое противопоставление: miracula - mira. Дьявольские mira - результат его господства над формами, но не над сущностью вещей: "Дьявол может образовывать [formare - слово creare применительно к дьяволу тщательно избегается] различные формы (multis modis formas) и представлять их глазам или чувствам, - утверждает Альберт Великий, - и чувства волей-неволей (volens-nolens) воспринимают эти объекты" (Сад демонов, с.238).
       То, что действительно для области сверхъестественного - способность создавать и видоизменять формы вещей в рамках "творческой деятельности" (subcreative activity) - действительно и для области естественно производимых вещей, а именно витражей, книг, камушков и скрипочек. Недаром Средневековье именовало дьявола Artifex Mirabilis, Великим Искусником, а народные верования приписывали ему авторство и copyright самых различных архитектурных, музыкальных и скульптурных проектов, от мостов через реку до трудновыполнимых скрипичных пассажей. Но вопрос остается вопросом: в чем тогда проявляется разрушительность его деятельности?
       Богословие отвечает, что в подобных случаях (фабрикация витражей, камушков и скрипочек) "нигилизм" дьявола проявляется не столько на уровне физически-материальном, сколько на уровне метафизическом, а именно на уровне, где проживают философские категории цели и этика. Другими словами, весь вопрос - в целеполагании, в направленности того или иного действия и в предназначении того или иного предмета. Если он служит злым целям, то предмет в конечном счете становится орудием зла, а значит извращения даденых вещам сущностей, а значит умаления бытия, а значит разрушения. Другими словами, Сатана нормально функционирует в области "ремесленного" производства, дело лишь в том, что все им сделанное - не к добру, ох, не к Добру (прошу простить метафизический каламбур). А самое обидное для дьявола - это то, что очень часто его злобные целеполагания оказываются обращены во благо человечеству, и заслуга эта целиком и полностью принадлежит Господу нашему, и Деве Марии, и всем Его святым, так что ура и слава небесному воинству, и дуля лживому супостату.
       Что касается Моргота, то Толкиен, судя по всему, ограничился теологически выверенной характеристикой этого персонажа как разрушителя и лжеца, и уделил мало внимания фабричному аспекту его существования. На случай же, если кому-то захочется представить Моргота за наковальней, верстаком или станком (а почему бы и нет, все ж таки Великий Искусник), Толкиен оставил четкие указания об истинных целях этого супермастерового: "┘his endeavour [is] always to break wills and subordinate them to or absorb them into his own will and being, before destroying their bodies" - "┘его цель - сломать волю и подчинить существо, поглотив его своей волей и своим бытием, а потом уничтожить тело жертвы". И все тут. А уж как Моргот будет уничтожать тело и подчинять волю, через камушек ли, аль через скрипочку, или через приятственного чтения книжульку, - это его сугубо личное дело.
       Теперь настало время сказать о Красоте.
       К теологическому тождеству следует прибавить и Красоту, и тогда оно будет выглядеть так: Бог=Бытие=Добро=Любовь=Красота. В абсолюте доброе и красивое совпадают. Злое не может быть истинно красивым. То есть оно может казаться таковым, причем ущербность вещи или внешности может вовсе не проявляться в плане материальном. Речь опять-таки идет о цели. О том, чему служит данный предмет. Так, если прекрасная античная статуя используется в ходе дьявольского ритуала, то она не может считаться истинно прекрасной, потому что злое целеполагание бросает на ее совершенные формы свой мрачный отблеск. Вот почему с теологической точки зрения дьявол может казаться красивым, но таковым не является. Я говорю "с теологической точки зрения", потому что с тех пор, как романтики и символисты растиражировали идею конфликта этического и эстетического (т.е. несовпадения доброго и красивого), с современной точки зрения дьявол (и Моргот) могут считаться красивыми, если, конечно, они сочтут нужным такое обличье на себя надеть. Что же касается текстов Толкиена, то, как уже было сказано, Толкиен в своих оценках Моргота жестко теологичен, и потому никак не может назвать падшего ангела прекрасным. У него просто язык не поворачивается. Кроме того, в "Сильмариллионе" главное слово принадлежит эльфийским ученым, и не просто ученым, а мудрым ученым. Мудрые же, как известно, способны видеть сущность вещей, а раз так, то Моргот, по сущности своей безобразный, какой бы облик ни надел, видится им существом безобразным, ужасным и мерзким.
       В "Черной книге" понятию красоты уделено много внимания, но и в этом вопросе авторы, на мой взгляд, не справились с философской задачей - потому что она потребовала от них знания вопроса.
       Что касается красоты Мелькора и красоты им созданного - тут, я надеюсь, все понятно. Это кажущаяся, не сущностная красота. На самом деле, и Моргот, и все им созданное - безобразно. Так что когда майа Суула называет прекрасным то, что Моргот устроил в Средиземье ("- Но... как же... - Суула приподнялся, взглянул беспомощно, - ведь это же прекрасно! Всеотцу угодна красота, он не мог..."), это следует понимать следующим образом: 1) Моргот уже основательно свернул бедняге мозги; 2) несчастный, что бы с ним ни сделали потом, - уже не жилец. Сатана сожрал его.
       Далее, о творческих метаниях майар Весенний Лист и Охотника. Я не совсем понимаю, откуда авторы "Черной книги" почерпнули идею сопряжения Красоты и Пользы: "Мера для всех творений - Замысел и Польза. В том, что создаю я, нет пользы. Но они красивы - посмотри!.." Как я уже говорила, и у Толкиена, как и в богословии, концепция прекрасного - телеологическая, т.е. красота связывается прежде всего с целью (злой или доброй). Кроме того, Валар Толкиена не могут воспротивиться созданию прекрасного (полезного или бесполезного, на чей-либо взгляд), потому что истинная Красота - она онтологична и самодостаточна, и в оправданиях не нуждается, ибо приумножает благо, любовь и бытие. Иными словами, истинно прекрасное всегда наделено целью - служить добру.
       Но в концепции красоты, которая используется в "Черной книге", есть еще один важный смысловой момент: красота там связана исключительно с динамикой. С изменением. Со становлением. И с незавершенностью. "Безукоризненная правильность и равновеликость делает лицо мира похожим на мертвую застывшую маску". Если рассуждать на бытовом уровне, то авторы, судя по всему, терпеть не могут античное искусство (оно, как известно, все насквозь статично и симметрично, сходите сами в Эрмитаж). А если задуматься чуть поглубже, выходит следующее. Сотворенный мир находится в состоянии становления и незавершенности перманентно - это аксиома. Поэтому обвинять творение в застылости и мертвости - это не по адресу, тут авторы "Черной книги" опять недодумали, недосчитали и недосмотрели. Так каков же истинный адрес их обвинения? Завершенной может быть лишь Красота абсолютная. Или красота Абсолюта. Т.е. Бога. А Бог авторам "Черной книги" не нравится - отсюда и подвижки в системе понятий: все, что так или иначе напоминает в Арде об Эру (Валар, Валинор), - все это описывается как мертвое, застывшее, неживое, омертвевшее в симметрии, "застывшее равновесие", "неизменное". А как же иначе? Все мы живем внутри системы понятий европейской культуры, сформированной теологией (сомневающихся отсылаю к работам Юлии Кристевой), затронешь одно - изменится все, так что подобные концептуальные штучки очень и очень симптоматичны.
       Но вернемся к проблеме Добра и Зла. В "Черной книге", если присмотреться, онтологический абсолют есть - это нечто, что называется словом "тьма" и пишется со строчной буквы. Насколько я понимаю, подразумевается под этим некая творящая сущность, безличная и безликая, не плохая и не хорошая, т.е. этически нейтральная. Можно, наверное, соотнести эту Тьму с плеромой гностических систем, но в любом случае гностической системы как системы в "Черной книге" я не вижу (подробнее см. статью Федорова): не вижу вражды с материальностью, гностического предопределения (в том смысле, что некоторые люди изначально обречены гибели), специфической иерархии увязания в материи духовных существ, хотя есть идея спасения через особое знание. Одним словом, есть элементы, нет целостного учения.
       Добро и зло в "Черной книге" - понятия относительные, насколько я понимаю, у них нет онтологического обоснования, определенного персонажа-носителя зла - тоже нет, как оно пришло в мир - тоже не сказано, но настойчиво связывается с некоей Пустотой. Меру добра и зла нужно искать в себе:

       "Не его - себя должны судить мы, лишь будучи справедливым к себе можно получить право говорить о неправоте другого. Если не познаешь меру добра и зла в себе - как сможешь понять, что есть добро и зло для мира?"

       Если честно, мне это не очень понятно: на основе каких критериев предлагается оценивать меру собственной греховности и объем личной праведности? Вообще-то я всю жизнь читала в соответствующей литературе, что как раз для таких целей культура (чаще всего представляющая ее конфессия) вырабатывает моральный закон, который, правда, может разниться от культуры к культуре. А христианство стало великой религией в том числе и потому, что поставило нравственные устои и заповеди над культурными различиями: для Христа "несть ни иудея, ни эллина". Так появилась универсальная концепция блага, сформулированная как на метафизическом уровне, так и на этическом - как система норм поведения. В любом случае, для познания меры добра и зла в себе необходимы очерченные извне нравственные критерии, которые предусматривают для человека возможность совершенствования.
       Следует ли понимать "Черную книгу" так, что моральный закон не един для всех и не может быть сформулирован однозначно (как в христианстве, например)? Что нет единой концепции блага? Есть "просто жизнь". Нет правых и виноватых, праведников и грешников.
       Впрочем, в тексте "Черной книги" есть прозрачный намек на этический эталон - это Мелькор. Возможно, авторы станут говорить, что это у них "нечаянно вышло", но настойчиво проводимых аналогий Мелькора с Христом не увидит только слепой. Здесь и мотив распятия, и "что должен, делай быстрее", и "время надежды, время веры, время (тут правда не любовь, как ожидается - Twinkle) мудрости", и "двенадцать учеников из кланов", и, самое главное, не в бровь а в глаз, в сцене поединка с Унголиант цитируется всем известное, всеми любимое, облеченное ангельской музыкой в "Синем" Кисьлевского - 1-е Коринфянам, Апостола Павла Послание. Я его, с вашего позволения, процитирую так, как оно должно звучать: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая, или кимвал звучащий". Все дело в том, что над цитируемыми в "Черной книге" евангельскими строками веками, да что там, тысячелетиями, умилялись и плакали наши предки, и благоговейно преклоняли колена, слушая чтения из Евангелия в церкви. За этими строками - такой психологический пласт, что одна лишь маленькая аллюзия пробуждает в нашей культурной памяти бездну эмоций. И все положительные. А кроме того, эти строки, в силу своей "культурной заряженности", моментально проецируют веру в истинность сказанного. И не надо говорить, что типа так не было задумано. Евангелие - это не текущая статья в "АиФ", и не модный по-мо романчик, его слово - страшное оружие, обоюдоострый клинок, как говорили Отцы Церкви. Так что не в бровь а в глаз.
       Что касается освещения проблемы Добра и Зла в "Исповеди стража", ограничусь цитатой:

       "Когда я учился в Аннуминасе, нам преподавали не только старые прописные истины, но и учили смотреть на мир по-новому, ибо мир меняется, и мы постоянно приближаемся к его пониманию - а, стало быть, и к пониманию Замысла Единого. Ибо в развитии мир все полнее открывается нам. И вот тогда я услышал очень любопытную мысль от одного из наших молодых бакалавров. А именно - то, что было изначально, было не Добром или Злом в том виде и в том понятии, которые мы имеем сейчас. Это было нечто иное, непротиворечивое в самом себе. Потом, с падением Мелькора, появилось Зло. И только потом было создано Добро, как противовес Злу. И потому и то, и другое не может не бороться друг с другом и не перетекать одно в другое, ибо они друг без друга не существуют. Они двуедины. И ныне я все более склоняюсь к этой мысли..."

       Зря склоняетесь, батенька. Третий - он завсегда лишний. Чем вам не нравится идея изначального добра? А ваш дружок был еретиком из манихеев или прочих катаров. Но не будем вдаваться в вопрос генезиса ересей.
       В любом случае, к мировоззрению Толкиена и христианству такое понимание добра и зла отношения не имеет. К чему имеет, скажу ниже, когда буду говорить о гордыне и о природе Моргота. Впрочем, можно сделать еще одно приближение к проблеме добра и зла у Толкиена и в "Черной книге", через символический ряд. Боюсь, все уже догадались, какой ряд я имею в виду.

3. Тьма, Свет, Равновесие и незаслуженно обиженн(ая? ое? ый?) Void.

       Иногда местный пастор - был и такой, ко всеобщему изумлению, похлопывал Колю Фа по плечу и звал в приход. Но приход, и весь мир, и все, чтобы в нем не находилось, Коля Фа уже не мог воспринять как реальность, тем более на толчке сидел молчаливый карлик, прыгавший в окно.

Ю.Мамлеев. Коля Фа ("Черное зеркало").

       Наличие в текстах Толкиена начинающихся со строчной буквы слов Darkness, Light и Void, а также появление в тексте "Черной книги" начинающихся со строчных же букв слов Тьма, Свет, Не-Тьма, Не-Свет, Пустота, и примкнувших к ним Равновесия и Двойственности, вызвали массу вопросов, вопросы вызвали массу споров, а все в целом произвело на свет великое недоумение пытавшихся дознаться, что к чему.
       Начну, как всегда, с христианских воззрений. Наверное, я не открою никому секрета, когда скажу, что ни "тьмы", ни уж тем более "пустоты" и прочих "равновесий" среди христианских богословских категорий вы не встретите. Со "светом" история несколько другая, и она заслуживает рассказа.
       Есть, есть в философии такие понятия, как "метафизика света", "люминофания", "мистика света" и так далее. Для православной церкви актуально понятие "нетварного света" (еще называемого Фаворским), которое было обосновано видным богословом Св. Григорием Паламой. За подробным рассказом о них могу отослать к книге М.Элиаде "Азиатская алхимия", главе "Переживание мистического света", и к работе В.Н.Лосского "Мистическая теология Восточной Церкви".
       Скажу кратко, что видение и переживание света, "люминофаний", как говорит Элиаде, характерны для религиозного опыта, причем не только христианского. Христианская мистическая теология Фаворского света основана прежде всего на евангельском эпизоде Преображения Господня: "По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, И преобразился перед ними: и просияло лице Его как солнце, одежды же Его сделались белыми как свет" (От Матфея, 17, 1-2). "Большинство Отцов Церкви считало, что свет, явленный апостолам, был нетварным и божественным, и Палама отталкивается от их рассуждений, развивая свою точку зрения. Для него этот Свет в силу своей природы является проявлением, неразлучно присущим Богу, он существовал до начала времен и сотворения мира и неоднократно был явлен во время ветхозаветных теофаний. И на горе Фавор изменения коснулись не Христа, но апостолов; они, удостоившись благодати, увидели Христа в Его истинном облике и были ослеплены божественным светом" (Элиаде, указ. соч., с.364). "Для Паламы, - пишет Владимир Лосский, - божественный свет является необходимым предварительным условием мистического опыта. Он есть зримая форма божественного (курсив мой - Twinkle) и тех сил, с помощью которых Господь обращается к достигшим чистоты сердца и открывается им" (цит. по Элиаде, там же).
       Я не случайно взяла в курсив часть фразы, потому что здесь нужно четко разделять две вещи: 1) собственно явление, представшее апостолам, а также многим святым людям после них; 2) то, в какой форме они его увидели. То, что апостолы видели, воспринимали и переживали как свет, являлось истечением божественных энергий. "Паламиты учили, что Свет Фаворский (свет, воссиявший на горе Фавор во время преображения Господня, виденный учениками Христа и подвижниками, не есть ни сама сущность Божия (ибо энергия сообщима человеку, существо же Божие - несообщимо), ни тварное вещество (ибо иначе тварь обожалась бы через себя саму), но - присносущая энергия сущности Божией, отличная от самой сущности, но неотделимая от нее", писал в одной из своих работ А. Ф. Лосев.
       Иными словами, проявление Бога в мире может быть увидено как свет, но Бог в принципе не сводим к этим видениям и впечатлениям, а является некой особой сущностью, не поддающейся пониманию, описанию и определению через какие-либо зрительные или умозрительные впечатления. Deus ineffabilis est, Бог неизъясним, повторяли христианские богословы вслед за прославленным автором трактатов Ареопагитического корпуса: "Подобает, между тем, Ей (имеется в виду Бог - прим. Twinkle) как всеобщей причине приписывать все качества сущего и еще более подобает их отрицать, поскольку Она превыше всего суща; и не надо при этом считать, что отрицание противоречит утверждению, так как Она намного первичней и выше умалений, выше всякого и отрицания, и утверждения" (Дионисий Ареопагит. "О мистическом богословии". Санкт-Петербург, "Глаголъ", 1995. С.345). Сказать, что "Бог не есть Свет", будет столь же правильно, как сказать "Бог есть Свет", и столь же правильно, как "Бог не есть ни Свет, ни не Свет". Вот такая вот беда с языком, но ничего не поделаешь - границы естественного познания суть границы естественного познания, и до Бога на разуме не доедешь.
       Итак, мы говорили о непосредственном переживании божественного опыта как зримого света. Тем не менее, когда говорится о "мистике света", в этот термин может вкладываться еще одно значение: наличие в духовных текстах образных и символических рядов со "световой" лексикой. Действительно, так уж повелось, что архетипический образ света связывается, в том числе и в христианской традиции, с понятиями божественного и благого - отсюда основные метафоры "осияния", "просветления" и т.д. Естественно, подобные обозначения не имеют никакого отношения к оптическим явлениям навроде света солнца, звезд, луны или же электрического освещения. Это иносказательные именования различных духовных состояний, степеней совершенства, нисхождения благодати и т.д. Главный источник такой лексики - Библия.
       Наличие и обилие метафорических именований в Писании, конечно, объясняется многими причинами, но если я начну о них говорить, мы надолго обратимся к проблемам библейской экзегезы, а это не входит в мою задачу. Поэтому ограничусь короткой лингвистической справкой: у древних языков, на которых записывались книги Библии, были большие проблемы с абстрактной лексикой. Выработка собственно теологической, философской в современном смысле слова терминологии длилась веками, а для католицизма богословие возвелось в статус научного знания стараниями Св. Фомы Аквинского (13 век), который адаптировал к нуждам христианского вероучения Аристотеля, и профессиональные теологи перестали прибегать к метафорам света, сияния и т.д. и т.п., и стали рассуждать в терминах "благо", "форма", "материя", "актуальность", "потенциальность", "первопричина" и т.д.
       Таким образом, получается, что слово "Свет" в христианской традиции никогда не было обозначением некоей самостоятельной сущности, отличной от Бога и вступающей в самостоятельные отношения с какими бы то ни было другими сущностями.
       Теперь вернемся к многострадальной "тьме". Как уже было сказано, слово "свет" стало обозначением ключевого для православной мистики понятия - нетварного Фаворского Света. "Тьме" повезло меньше, и она не заняла столь крепких позиций в богословском лексиконе, хотя эта метафора также относится к числу самых употребительных. Противопоставление света и тьмы, игра значениями этих слов - очень распространенное явление в духовной литературе.
       Если мы обратимся к конкретным случаям употребления метафор "свет" и "тьма" в христианских текстах, то выявятся определенные закономерности. Одна из них - лингвистическая: чем меньше лексических средств в распоряжении автора, тем больше значений "вешается" на одно слово. В большинстве случаев значения распределялись следующим образом: метафоре "света" соответствовали понятия божественного, благого, сущего, упорядоченного, а также мудрости и знания, в то время как метафоре "тьмы" - понятия злого, греховного, неупорядоченного (вслед за неоплатониками называемого также "меон"), невежества и незнания. Как заметил бы лингвист, эта оппозиция - неравноправная, и строится по принципу: наличие свойства - отсутствие свойства. Иными словами, то, что обозначалось словом "тьма", не только было лишено самостоятельности, но и полагалось либо как нечто ущербное, либо как зависимое в самой сути своей от изначального поврежденного или пока отсутствующего качества. И здесь снова мы видим, насколько жестко вся система христианских метафор нанизана на общий и единственный метафизический стержень: существует (действует, имеет место быть) только абсолют, который хороший, а то, что плохое или недоделанное, - не существует, а отсутствует там, где должно находиться хорошее.
       Именно это представление положено в основу толкования начальных стихов Книги Бытия у Св. Августина в 12 книге "Исповеди".

       "В начале сотворил Бог небо и землю.
       Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.
       И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
       И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы." (Бытие, 1, 1-4).

       Св. Августин, предваряя все возможные толкования слов "свет" и "тьма" в этих стихах (а он предлагает их множество), отрицает всякую самостоятельность и предсуществование стоящих за метафорой "тьмы" явлений: "Земля же "была невидима и неустроена" (Св. Августин пользовался другим латинским переводом Библии, itala - прим. Twinkle); не знаю, что это за глубокая бездна, над которой не было света; она была лишена всякого вида, почему и велел Ты написать "тьма была над бездной". Что это означает, как не отсутствие света? Где был бы свет, если бы он был? Он находился бы над всем и все озарял. А так как света еще не было, то что означает присутствие тьмы, как не отсутствие света? Над бездной, следовательно, находилась тьма, ибо под ней света не было; это как со звуком: там, где его нет, там молчание. А что значит "там молчание"? То, что там нет звуков." (Блаженный Августин. Исповедь. Москва, "Гендальф", 1992. С.350).
       Св. Августин в этом согласен с другими Отцами и Учителями Церкви, которые говорили: "Итак, спрашивает ум, тьма создана одновременно с миром? она старше света? несмотря на то, что она по свойству своему ниже, она первенствует. - Темнота, ответим мы, не существует сама по себе: это явление, вызванное отсуствием в воздухе света" (Василий Великий. Шестоднев, 2, 5) (цит. по Бл. Августин, указ. соч., с.491).
       Как можно заметить, Отцы Церкви переносили логику естественных явлений на метафизические понятия, объясняя их взаимодействие. Св. Августин предлагает следующее толкование начальных строк Книги Бытия: "безвидная и пустая земля", "бездна", покрытая тьмою (мраком) - это созданная Богом исходная материя, из которой и был "сделан" мир. У этой материи нет формы, нет организации, и она не существует согласно какой-либо сущности. Согласно мнению Св. Августина, "тьма", подобно отсутствию света в естественном мире, обозначает отсутствие у первоначальной материи формы и организации: "прежде чем Ты придал форму и красоту этой бесформенной материи, не было ничего: ни цвета, ни очертаний, ни тела, ни духа" (Бл. Августин, указ. соч., с.350). "Земля невидимая и неустроенная" и "мрак над бездной" изначает у бл.Августина мир до его организации, при которой началось и его дифференцирование. Предшествуя всякой форме, материя лишена всяких признаков, и определенных, и определяющих. Тем не менее, она не "ничто", поскольку это материал для создания мира организованного" (Указ. соч., с.491) Тем не менее, Св. Августин не считает такое толкование единственно возможным, и принимает и другие, например: "Только тут та разница: под "землей невидимой и неустроенной" следует понимать материю телесную, еще не оформленную, а под "тьмой над бездной" - духовную материю до того, как был положен предел ее чрезмерной расплывчатости и она была озарена мудростью" (Указ. соч., с.365). Не буду более подробно останавливаться на толковании начальных библейских стихов, об этом гораздо лучше сказал сам Св. Августин: и о том, как можно понимать "небо", которое было создано вместе с "неустроенной землей", и как множественно можно интерпретировать фразу "Да будет свет", и о многом другом. Я хочу вернуться все к той же многострадальной "тьме".
       Дело в том, что смысловая нагрузка метафоры "тьмы" не исчерпывается этими толкованиями. Я не случайно сказала выше, что с "тьмой" связывают представления о злом или неустроенном "в большинстве случаев". И я не случайно привела цитату из Ареопагитик про то, что "в применении к Богу отрицания не противоречат утверждениям, ибо Бог выше и всякого отрицания, и утверждения". Что это значит? Наверно, все уже догадались: если про Бога можно сказать, что он Свет, то про Него с равным успехом можно сказать, что Он - Тьма.
       Я хочу сказать, что в христианской традиции к Богу приложим и "темный" символический и образный ряд, и поэтому в исследовательской литературе существуют понятия как "мистики света", так и "мистики тьмы" - применительно, повторю, к символике, использованной в духовной литературе. Одним из самых авторитетных авторов этого направления является Св. Дионисий Ареопагит, создатель отрицательной, или апофатической теологии (см. об этом подробнее В.Н. Лосский, "Мистическая теология Восточной Церкви"). Ее основанием является созерцательный, мистико-аскетический опыт, который заключается в последовательном отрицании всех возможных представлений о Боге, в результате чего ищущий знания о Всевышнем приходит к особому состоянию просветленного созерцания, которое парадоксальным образом является полнейшим неведением. Оно называется "неведением и невидением", потому что к Богу действительно не приложимы никакие наши идеи и представления, Он выше их. Для человеческого разума Бог является областью совершенного неведения, "тьмы", "сумрака", но, в то же время, в мистическом созерцании Он открывается как знание особой, божественной природы, или "свет". В трактате "О мистическом богословии" Св. Дионисий выражает парадоксальность этого явления через оксюморон, сопряжение противоположных понятий, и прибегает к метафорам "пресветлого сумрака" и "сияния божественной тьмы":
       "Молимся о том, чтобы оказаться нам в этом пресветлом сумраке и посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания и знания, что невозможно ни видеть, ни знать, ибо это и есть поистине видеть и ведать; и - чтобы Пресущественного пресущественно воспеть путем отъятия всего сущего, подобно создателям самородно-цельной статуи изымая все облегающее и препятствующее чистому восприятию сокровенного, одним отъятием выявляя как таковую сокровенную красоту" (Дионисий Ареопагит. Указ. соч., с.351).
       В католической традиции продолжателем этого учения стал испанский мистик Св. Хуан де ла Крус (или, как его еще называют в русских изданиях, Св. Иоанн Креста), за пристрастие к "темной символике" именуемый "ночным мистиком". В его трактате "Темная Ночь" (Noche Oscura) божественная мудрость именуется "лучом тьмы", rayo de tiniebla, потому что подлинное знание о Боге одновременно и ослепляет разум, и просвещает его.
       Итак, получается, что в христианском богословии и литературе "тьма" не является некоей самостоятельной сущностью, которая предшествовала бы Богу или творению, и не является особым порождающим началом.
       Что же до наличия в христианском учении подобного черноардической Пустоте понятия, то излишним будет говорить, что его нет и быть не может - оно было бы попросту лишним в достаточно стройной системе.
       Теперь о "равновесии между Тьмой и Светом". Оставляя на потом свои вопросы к этой странной для меня концепции, скажу лишь, что идея равноправия между какими-либо творящими, борющимися или поддерживающими мироздание сущностями также глубоко чужда христианству, которое в своей философии четко ориентировано на единственный Абсолют. О недопустимости представлений о каком-либо "равновесии", и тем более равновесии между добром и злом, читаем у Апостола Павла: "И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, что мы так учим? Праведен суд на таковых" (К Римлянам, 3, 8). И еще: "Что же скажем? оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? Никак" (К Римлянам, 6, 1).
       Что ж, настало время рассмотреть значения слов Darkness, Light и Void у Толкиена (про равновесие у Толкиена я говорить, по понятным причинам, не буду - у Толкиена такого понятия не вообще). В принципе, принимая во внимание соответствие его модели мироздания христианской, такой анализ представляется излишним, как излишни были бы для концепции устройства Арды всякие самостоятельные Светы, Тьмы и прочие Пустоты. Кроме того, "Сильмариллион", основной для анализа текст, - произведение художественное, и, еще раз повторю, Толкиен не ставил себе целью воспроизвести в нем положения формального богословия. Поэтому искать в "Сильмариллионе" полного соответствия библейской символике и метафорам - занятие дурацкое, и к тому же не очень правильное: у "Сильмариллиона" и у Библии немножечко разные статусы и немножечко разные авторы. Я имею в виду даже не то, что Толкиен - не Моисей, а то, что Толкиену, в отличие от Моисея, не соавторствовал Святой Дух. И хотя методы толкования, разработанные для богодухновенных книг Писания, стали основой современной герменевтики, их применение к "Сильмариллиону" может показаться неуместным и пародийным.
       Тем не менее, уйти от свето-темной баталии вокруг Толкиена я, наверно, не смогу. А чтобы не оказаться в непоправимо идиотском положении, я максимально ограничу "перекрестное" толкование, т.е. интерпретацию метафорической лексики "Сильмариллиона" с помощью смыслов, извлеченных для Писания.

       Итак, light (Light).
       Образ света относится к числу архетипов, и как всякий архетип, имеет очень большую символическую нагрузку, а значит, это слово может употребляться в тексте в самых разных значениях, причем совершенно не обязательно, что автор будет сохранять ему "сквозные" значения через все повествование, т.е. всю дорогу употреблять его для обозначения определенных явлений. Это совершенно нормально для литературы самых разных жанров. Более того, автор может ставить себе задачей как раз избежать определенности обозначения, чтобы сохранить для читателя свободу интерпретации - хочешь, понимай под этим словом одно, хочешь другое, хочешь третье. Символ-архетип лучше всего подходит для выполнения этой задачи: оно, как архивированный файл, содержит в себе огромное количество смысловой информации, и "вздуть" этот архив гораздо проще при обычном чтении, а не при анализе, ведь читателю не нужно никаких специальных знаний - они у него есть как у носителя языка и определенной культуры.
       Тем не менее, в тексте "Сильмариллиона" прослеживается закономерность в употреблении слова Light (или с прописной буквы, light): оно в основном связывается с положительной оценкой, и со значениями, эту оценку несущими. Так, слово "свет" может обозначать свет физический (свет луны, солнца, свет Деревьев Валинора), причем в подавляющем большинстве контекстов свет для Арды рассматривается как благодатный дар. Слово light может иметь и переносные значения, которые, в силу вышеуказанных причин, довольно трудно вычленять из контекста в каждом конкретном случае. Попробую перечислить основные смысловые ассоциации: свет связывается с бытием ("for Iluvatar made visible the song of the Ainur, and they beheld it as a light in the darkness" - "ибо Илуватар сделал песнь Айнур видимой, и они узрели ее как свет во тьме"; "And suddenly the Ainur saw afar off a light, as it were a cloud with a living heart of flame; and they knew that this was no vision only, but that Iluvatar had made a new thing: Ea, the World that Is" - "И вдруг Айнур увидели вдали свет, словно бы облако с живым огненным сердцем; и они поняли, что это не просто видение, и что Илуватар создал новое - Эа, Мир Сущий"), и, в полном соответствии с богословскими воззрениями, с подателем бытия, Илуватаром (о Варде сказано, что "the Light of Iluvatar is still on her face" - "свет Илуватара был на ее лице"), а также с его способностями это бытие дарить, т.е. с властью над сотворенным миром и его изменениями (о Мелькоре сказано, что "he began with the desire of Light" - "он начал с желания Света"), с радостью ("their hearts rejoiced in light" - "сердца их возрадовались в свете"), с блаженством и спасением (люди, пришедшие в Белерианд, искали легендарный Light in the West, Свет на Западе).
       Таким образом, оказывается, что в "Сильмариллионе" слово "свет":
       а) не обозначает никакую отдельную и не зависимую от Илуватара творящую сущность;
       б) в большинстве контекстов несет положительную оценку.
       в) не обнаруживает никаких специфических, не свойственных христианским воззрениям, значений.

       Перейдем теперь к слову void (Void).
       Как нетрудно заметить, до момента сотворения мира все, что окружает "место нахождения" Илуватара, называется словом void, пустота:

       "the places of the dwelling of Iluvatar were filled to overflowing, and the music and the echo of the music went out into the Void, and it was not void" (''места обитания Илуватара'' были переполнены [музыкой], и музыка и эхо музыки излились в Пустоту, и она перестала быть пустотой);

       о Мелькоре говорится: "He had gone often alone into the void places seeking the Imperishable Flame; for desire grew hot within him to bring into Being things of his own, and it seemed to him that Iluvatar took no thought for the Void, and he was impatient of its emptiness" ("Он часто уходил один в пустоту в поисках Неугасимого Пламени; ибо возгорелось в нем желание дать Бытие своим собственным созданиям: ему казалось, что Илуватар не думает о Пустоте, и ее незаполненность наполняла его нетерпением");

       о миге, когда Айнур было дано Видение мира, говорится: "But when they were come into the Void, Iluvatar said to them: 'Behold your Music!'" ("Но когда они вышли в Пустоту, Илуватар сказал им: "Вот ваша Музыка!");

       и о самом видении: "And he showed to them a vision, giving to them sight where before was only hearing; and they saw a new World made visible before them, and it was globed amid the Void, and it was sustained therein, but was not of it" ("И он показал им видение, и дал им зрение там, где раньше был лишь слух; и они увидели новый Мир, ставший зримым для них, и он был как шар в Пустоте, и висел в ней, но был не из нее").

       Я не случайно взяла в кавычки слова о "месте нахождения" Илуватара. Действительно, в "Сильмариллионе" о сотворении мира рассказывается языком сугубо телесным, с помощью метафор времени и пространства (для Илуватара и Айнур есть "до" и "после", передвижения и нахождение в каких-то очерченных границами местах) и метафор человеческого тела (у бестелесных духов есть "руки", "ноги", "глаза" и т.д.).
       На самом деле, с богословской точки зрения, подобные представления к Богу, ангелам и сотворению неприменимы: Бог существует непознаваемо, до сотворения никакого времени и пространства не было, а все, что в Библии раскладывается на так называемые "дни творения", так это и вовсе метафора, облегчающая нам восприятие, потому что то, что происходило до становления видимого мира, нам не постичь никаким манером - чувственное у нас восприятие, ничего не попишешь. С точки зрения теолога рассказ "Сильмарилиона" - трогательная попытка облегчить понимание необвыкшему абстракциям уму. Св. Августин писал о том, что язык Библии, также изобилующий "телесными" метафорами, внятен и простецам, и ученым, однако человека никто не избавляет от необходимости совершенствоваться в понимании библейского слова, и отбрасывать "детские" представления:
       "┘рассказ возвещающего слова твои, который послужит многим говорунам, струит узенькой струйкой потоки чистой истины, откуда каждый в меру своих сил извлекает один одну истину, другой другую, чтобы затем влачить ее по долгим словесным извивам.
       Один, читая и слушая эти слова, представляет себе Бога как бы человеком или хотя бы неким громадным телом, которое наделено неограниченной силой; по неожиданному и внезапному решению Он создал вне себя, как бы на расстоянии, небо и землю, два больших тела, одно вверху, другое внизу, где все и находится. Когда они слышат: "Бог сказал: да будет это, и стало так", то они думают о словах, имевших начало и конец, прозвучавших во времени и умолкнувших; они умолкли, и возникло все, чему повелено было возникнуть. Таковы и другие, подобные же мнения, подсказанные привычкой к телесному" (Бл. Августин, указ. соч., с.376).

       Толкиен, хоть и декларировал свое нежелание следовать "формализованной теологии", осознавал, что никакая художественность не в силах оправдать этот "детский сад" (Илуватар сказал, и все пошли куда-то наружу, да еще и с песней), и что дозволительно в Библии (в которой Святой Дух обращается ко всему человечеству и учитывает все мыслимые градации восприятия и понимания на всем протяжении человеческой истории и развития научного знания), то может не пройти в тексте, под Библию стилизованном. Поэтому "художественность" своих описаний Толкиен многократно обставил переписчиками и повествователями: типа это все эльфы рассказали, потом явно спохватился, что эльфы выходят несколько┘ э-э┘ придурковатыми┘ наверное, это они детишкам рассказывали, думал Толкиен, а потом - эврика! - это все они рассказывали средневековому англосаксу Эльфвине, у которого явно неладно было с Плотином и прочими неоплатониками.
       Так вот, если отрешиться "телесного", и проследить глобальные смысловые соответствия между "Сильмариллионом" и Библией, то получится следующее.
       В начале, как известно, Бог сотворил небо и землю. Св. Августин предлагает понимать эти слова так: "небо" - это "небо небес", которое "Бл. Августин толкует различно: а) жилище (Domus), обитель умопостигаемых существ; б) разум светлых духов, населяющих эту обитель; в) место, где пребывает и сам Бог┘" (Указ. соч., с.490). А "земля" - это, как уже было сказано выше, первичная материя творения, лишенная формы ("света"), и потому "пустая и безвидная".
       "Сильмариллион", как известно, начинается с момента сотворения Айнур (согласно мнению Св. Августина, в Библии сотворению бестелесных духов соответствует стих "да будет свет, и стал свет"). Однако затем в повествовании возникают "жилище" Илуватара (dwelling of Iluvatar), о сотворении которого не было никакой речи, и тот самый злополучный Void, который вне этого жилища как раз и располагается, и в котором активно тусуется Мелькор, жаждая обращения пустоты в бытие.
       Не могу знать, руководствовался ли Толкиен "Исповедью" Св. Августина при написании "Сильмариллиона" (что читал, это точно, для западного человека "Исповедь" - программное произведение, навроде "Войны и мира"). Однако почему бы не провести параллель между "жилищем" Илуватара и "небом" начальных стихов Писания?
       И почему бы не сопоставить Толкиеновский Void с "безвидной и пустой" материей (в понимании Св. Августина), лишенной формы и организации, из которой и был создан мир? По своим характеристикам первоматерия очень близка к "пустоте", она, согласно мнению неоплатоников, - практически "ничто": "прежде чем Ты придал форму и красоту этой бесформенной материи, не было ничего: ни цвета, ни очертаний, ни тела, ни духа. И все-таки это не было полной "ничто": было нечто бесформенное, лишенное всякого вида." (Указ. соч., с.350). У Св. Августина материя - некая парадоксальная реальность: она и "есть" и "не есть", она одновременно "ничто" и "нечто". Чем не загадочная Пустота, которая как бы есть и не есть (пустое место - оно пробел, отсутствие? но язык говорит о нем с помощью пространственных категорий, значит, к нему приложим предикат существования), и которая перестает быть пустотой, когда в ней звучат отзвуки Музыки Творения?
       Я не настаиваю на гипотезе, но уж больно ладно выходит: Мелькор, от начала занятый материей; Видение Музыки, повисшее среди Пустоты, но не сделанное из нее (естественно, это же видение, а не творение в полном смысле слова), и наконец, тенденция "Черной книги" воображать "пустоту" с характеристиками "бесформенность" и "без-сущность" как нечто страшное и ужасное. Св. Августин поделился собственным опытом неумелого обращения с диалектикой, когда отсутствие формы виделось ему как примета чудовищности и злокозненности:
       "Я слышал раньше ее (первоматерии - прим. Twinkle) название, не понимая его сути, и рассказали мне о ней люди, ее тоже не понимавшие. Я мысленно представлял ее себе в бесчисленном разнообразии видов и, следовательно, не ее представлял. Душа моя кружилась среди беспорядочно перемешанных, отвратительных и страшных форм, но все-таки форм. Я называл бесформенным не то, что было лишено всякой формы, но имело такую, от которой, явись она воочию, отвратились бы, как от непривычной и нелепой, мои чувства, и я бы, по человеческой слабости, пришел в замешательство". (Указ соч., с.351)
       С моей точки зрения, вышеприведенный абзац описывает происхождение понятия ужасс-сной, сс-страшной и исказительной Пустоты в "Черной книге": авторы не справились с диалектикой, и породили чудовище разума.
       Но вернемся к нашим Сильмариллам.
       Творение реального мира, Эа, отделило область Бытия от области Пустоты. О миге Творения говорится:

       "Therefore I say: Ea! Let these things Be! And I will send forth into the Void the Flame Imperishable, and it shall be at the heart of the World, and the World shall Be; and those of you that will may go down into it" ("Потому я говорю: Эа! Да будут все эти вещи! И я пошлю в Пустоту Неугасимое Пламя, и оно станет сердцем Мира, и Мир станет; и те из вас, кто захочет, смогут спуститься в него");

       И еще:

       "Therefore Iluvatar gave to their vision Being, and set it amid the Void, and the Secret Fire was sent to burn at the heart of the World; and it was called Ea" ("Потому Илуватар дал их видению Бытие, и установил его среди Пустоты, и послал Тайное Пламя, чтобы оно горело в сердце Мира; а мир был назван Эа").

       Итак, устроенное было отделено от неустроенного, получившее форму от оставшегося бесформенным, существующее от не существующего согласно какой-либо сущности.
       И вот что любопытно: практически во всех контекстах "Сильмариллиона", следующих за словами Илуватара "Да будет!", Void будет четко ассоциироваться с тьмой, темнотой и ночью, а также с местом обитания Мелькора, о котором говорится, что он сошел в пустоту:

       "But in after years he rose like a shadow of Morgoth and a ghost of his malice, and walked behind him on the same ruinous path down into the Void" ("Но потом он поднялся как тень Моргота и призрак злобы, и сошел вслед за ним по тому же гибельному пути в Пустоту");

       "Now therefore the Valar were gathered upon Almaren, fearing no evil, and because of the light of Illuin they did not perceive the shadow in the north that was cast from afar by Melkor; for he was grown dark as the Night of the Void" ("И вот Валар собрались на Альмарене и не ждали никакого зла; но из-за света Иллуина они не заметили тени на севере. Тень же отбрасывал Мелькор, потому что он стал темен как Ночь Пустоты");

       "She cast her cloak before his eyes, and set upon him a dream, dark as the outer Void where once he walked alone" ("Она бросила свой плащ перед его глазами, и наслала на него сон, темный, как внешняя Пустота, в которой некогда он ходил в одиночестве");

       "But Morgoth himself the Valar thrust through the Door of Night beyond the Walls of the World, into the Timeless Void" ("Но самого Моргота Валар выбросили сквозь Врата Ночи за Стены Мира, в безвременную Пустоту");

       Итак, оказывается, что "пустота", вместе с "тьмой", противополагается понятиям, стоящим за метафорой "света".

       Чтобы окончательно разобраться в этих противопоставлениях, придется разобраться, в каких значениях употребляется в "Сильмариллионе" слово darkness (Darkness).
       Первый раз оно появляется, когда Валар смотрят на свою Музыку, воплощенную в видение, вернее, когда видение еще не созданного мира исчезает:

       "while the Ainur were yet gazing upon this vision, it was taken away and hidden from their sight; and it seemed to them that in that moment they perceived a new thing, Darkness, which they had not known before except in thought" ("Не успели Айнур оторвать глаз от видения, как оно исчезло и было скрыто от их зрения; и тогда им показалось, что в тот миг они увидели нечто новое, Тьму, которую они до того знали лишь в мыслях").

       Характерно также, что когда в "Сильмариллионе" снова заходит речь о видении Музыки, о нем говорится в следующих выражениях:

       "In this Music the World was begun; for Ilъvatar made visible the song of the Ainur, and they beheld it as a light in the darkness" ("Этой Музыкой начался мир, ибо Илуватар сделал видимой песнь Айнур, и они узрели ее как свет во тьме").

       Опять упоминается "тьма", и сотворенный мир (пусть только в видении сотворенный) называется "светом". Появление слова "тьма" там, где до этого хватало объема понятия "пустота", обозначает некий концептуальный сдвиг, подвижку в системе понятий, вызванную появлением нового термина. Этот термин - "бытие", "творение", а изменение в системе соответствует, на мой взгляд, библейскому отделению света от тьмы.
       Отделение света от тьмы, считает Св. Августин, разделило прежде всего состояние бесформенности ("меон") и состояние устроенности сотворенного мира. Отделение света от тьмы, по мысли святого, проводит также и некую границу в сознании сотворенных существ: они начинают осознавать "до" и "после" своего бытия, и начинают осмыслять свое первоначальное состояние через новую реальность - реальность бытия:
       "Счастливы существа, не знавшие другого состояния! (Св. Августин имеет в виду ангелов - прим. Twinkle). Они стали бы другими, если бы Дар Твой, паривший надо всем изменяющимся, сразу же, как только они были созданы, пока не прошло и мгновения, не поднял их на зов "да будет свет!" и стал свет". Мы различаем время, когда были тьмой, и то, когда стали светом. О них же сказано только, чем они были бы, не будучи озарены; сказано, словно бы об их первоначальной неустойчивости и темноте, дабы выяснить, почему стали они другими: обратившись к свету немеркнущему, стали они светом." (Указ. соч., с.392).
       Так и Валар в "Сильмариллионе", созерцая явившуюся на зов "да будет!" Арду, видят свет - бытие, а когда свет бытия убран от них вместе с видением, они, уже обладая новым знанием, по иному смотрят на неустроенность Пустоты - они замечают в ней ее "тьму", ее "безвидность". Валар знают тьму-меон в мыслях, потому что им известно, что было мгновение, когда они еще находились в состоянии "духовной материи", по выражению неоплатоников. И им кажется (именно кажется - it seemed to them), что они увидели тьму, потому что видение сотворенного, устроенного мира заставило их по-другому посмотреть на неустроенность и расплывчатость пустоты. Тем не менее, пустота еще не изменила своих первоначальных качеств, поэтому Валар все только кажется. К тому же "ничто" нельзя увидеть, оно не есть предмет видения или осмысления - у него нет свойств. Реальность вокруг Валар остается прежней - это void.
       Когда же мир был сотворен, Валар, что называется, почувствовали разницу между актуализированным бытием и его потенциальностью, увидели, чем наяву отличается свет от тьмы. Иными словами, не будь им явлен свет, они никогда бы не узнали, что такое тьма. Я понимаю, что такой пассаж звучит, словно я издеваюсь над "Черной книгой", но ничего не могу поделать - у Толкиена Валар впервые приблизились к ясному осознанию тьмы, которая есть близость к ничто, только созерцая свет, который есть бытие.
       Итак, сотворение мира раскололо нейтральную доселе реальность на область плюса и область минуса, на творение (которое хорошо весьма) и на неустойчивое "ничто" неорганизованной пустоты, которая теперь определяется через отсутствие в ней света - теперь она "тьма", как это явствует из контекстов употребления слова Void в "Сильмариллионе". С момента сотворения понятия "тьма" и "пустота" накладываются друг на друга. Естественно, в космогоническом мифе Толкиена "тьма" (или "пустота") не является синонимом зла - с христианской точки зрения, которую он разделяет, "бесформенный хаос" первоэлементов пусть парадоксально, но существует, и в меру своего существования благ. Это просто реальность за пределами Арды - или Эа, тут в текстах есть колебания, Толкиен так и не выбрал между ардоцентрической вселенной и вселенной, в которой в пустоте висят подобные Арде миры. Неважно, это реальность за пределами упорядоченного зовом "Да будет!" пространства.
       Тем не менее, именно во "внешней тьме" (именно так - in the outer darkness) и находит свое прибежище Мелькор во время первых войн с Валар, и именно туда его изгоняют после Войны Гнева. Как я уже говорила, "места обитания" Моргота обозначаются у Толкиена как с помощью слова Void, так и с помощью слова Darkness:

       "But Manwe put forth Morgoth and shut him beyond the World in the Void that is without; and he cannot himself return again into the World, present and visible, while the Lords of the West are still enthroned" ("Но Манве вывел Моргота и заключил его в Пустоте, которая вне мира; и он не может вернуться в Мир, и принять в нем видимую форму, пока Владыки Запада сидят на своих Престолах");

       "┘.but Melkor brooded in the outer darkness" ("┘но Мелькор замышлял недоброе во внешней тьме");

       "And Melkor knew of all that was done, for even then he had secret friends and spies among the Maiar whom he had converted to his cause; and far off in the darkness he was filled with hatred, being jealous of the work of his peers, whom he desired to make subject to himself" ("И Мелькор знал обо всем, что делалось, ибо среди Майар, которых он обратил себе на службу, у него было много тайных друзей и шпионов; и далеко во тьме он исполнился ненависти, ревнуя к делам других Валар, которых он хотел видеть не собратьями, но подданными").

       Об Унголиант говорится, что она, скорее всего пришла из этой внешней "тьмы"-"пустоты": "but some have said that in ages long before she descended from the darkness that lies about Arda" ("но некоторые говорят, что давным-давно она спустилась в Арду из тьмы, что лежит за пределами Арды").

       И вот здесь, говоря о "тьме внешней", уместно будет вспомнить о других значениях, связываемых со словом "тьма" в христанской традиции, - ведь "тьма" может обозначать не только нечто неустроенное.
       Так, Св. Августин приводит и другие возможные толкования библейского стиха "И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы". Приведу лишь одно: Св. Августин предлагает его также понимать как отделение падших духов от духов, пребывающих верными и в Божьей благодати: "На примере жалкого беспокойства падших духов, являющих мрак свой (они не одеты одеждой света Твоего), даешь Ты понять, сколь велики разумные создания Твои, которым покой и счастье можешь дать только Ты" (Указ., соч., с.390). "Тьма", таким образом, понимается как падение, грех, богооставленность.
       И сдается мне, что место, где Мелькор любил побродить один, и где находится после изгнания, не случайно называется "Ночью Пустоты", а также "внешней пустотой" и "внешней тьмой". Конечно, Толкиен не мог претендовать на бесконечную емкость библейского слога, где каждое слово хранит в себе бесконечность смыслов, заложенных в него Святым Духом. У Толкиена космогонический миф достаточно линеен в сюжетном-смысловом отношении, и внешняя темная пустота, в которую выкинули Мелькора - это все-таки "меон" за гранью мира. Однако у художественного текста есть, помимо линейного, выстраиваемого сюжетом смыслового пласта, еще и пласт аллюзивный - тот самый, что филологи многообразно называют "вертикальным контекстом", "подводным течением", "интерпретациями открытого текста" и т.д. Иными словами, это смысловой пласт, который выстраивается на основе ассоциаций с другими текстами и культурно-историческим контекстом в целом. И с моей точки зрения, "внешняя темная пустота", в которую был ввергнут Мелькор после изгнания, - это четкая и легко читающаяся аллюзия на евангельские строки: "А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю" (От Матфея, 8, 12). "Внешняя тьма" понималась прежде всего как лишенность благодати, богооставленность и отвержение от Бога. Бл. Иероним Стридонский пишет по этому поводу: "Тьма всегда бывает внутренняя, а не внешняя. Но так как изгоняемый от Господа вон (foras), как бы за ворота, за дверь, утрачивает свет, то поэтому тьма названа внешней" (Бл. Иероним Стридонский. "Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея". Учебно-информационный экуменический центр ап. Павла. С.61). Вот вам и "Врата Ночи", и "пустота извне", и "тьма внешняя" - место пребывания Моргота, злого духа, отвергнувшегося добра и гармонии.
       Не будем забывать, что "тьма" - это такой же архетип, как и "свет", т.е. слово с бесконечным количеством спрессованных смыслов. И как "свет" обычно связывается с чем-то хорошим, так "тьма" обычно ассоциируется с чем-то неясно враждебным, нехорошим и угрожающим. Если мы обратимся к тексту "Сильмариллиона", и вычтем те контексты, когда слово darkness употребляется для обозначения темноты физической (а также неясности для понимания и тайны, но я не буду анализировать эти контексты, а то мы все здесь погибнем), то увидим, что Толкиен активно пользуется отрицательным потенциалом образа тьмы, наделяя это слово множеством переносных значений и связывая его с характеристикой Моргота и зла: в этом смысле говорится об imaginations of darkness, "мыслях из тьмы" - the darkness of the counsels of Melkor, "темных мыслях Мелькора" - the darkness of the Enemy, "тьме Врага", а сам Моргот именуется the darkness in the north, "тьма на севере". О перешедших на сторону Моргота также говорится в "темных" словах: "of the Maiar many were drawn to his splendour in the days of his greatness, and remained in that allegiance down into his darkness" ("из Майар многих он привлек к себе в дни своего величия, и многие остались верными ему, сойдя вслед за ним во тьму"), и о следах Падения в человеке свидетельствует "темная" образность: "a darkness lay upon the hearts of Men (as the shadow of the Kinslaying and the Doom of Mandos lay upon the Noldor)" ("тьма лежала в сердцах людей, как тень Братоубийства и Пророчества Мандоса лежала на Нолдор"). "Темный" образный ряд наследует и Саурон: "For in the days of the sojourn of Sauron in that land the hearts of well nigh all its people had been turned towards darkness" ("Ибо в дни пребывания Саурона в тех землях сердца почти всех людей обратились к тьме").
       Впрочем, тьма духовная, понимаемая как закрытость добру и благу, может соответствовать и темноте физической. Так, о Мелькоре говорится: "He began with the desire of Light, but when he could not possess it for himself alone, he descended through fire and wrath into a great burning, down into Darkness. And darkness he used most in his evil works upon Arda, and filled it with fear for all living things" ("Он начал с желания Света, но когда он не смог присвоить его себе, он возгорелся огнем и гневом, и, так пламенея, сошел во Тьму. И тьму он часто использовал в своих злых делах в Арде, и исполнил ее страха, так что все живые существа стали бояться ее").
       Толкиен любит поиграть словами и их значениями, однако не отступает от выбранной концепции - в текстах я нигде не вижу самостоятельной тьмы, наделенной какими-то свойствами, отличными от свойств носителя этой самой тьмы. Тьма может пониматься как грех, совращенность ко злу, коварство, неисповедимое и непредставимое человеку, что вполне соответствует христианской традиции. Но не как самостоятельная сущность. В большинстве контекстов тьма Толкиена - это свойство, вернее, отсутствие такового, отсутствие добра и блага. Иногда мне кажется, что идеей тьмы как начала, в котором черпают свою силу Моргот с Сауроном, мы обязаны переводу "Властелина колец" Муравьева и Кистяковского, с его Завесой Тьмы, затемненными землями и т.д. Вариант, конечно, они нашли классный, и мне самой он нравится, но в английском оригинале то, что Моргот и Саурон делают с вещами и живыми существами, называется Shadow - тень. В текстах Толкиена это самый частотный (наряду с "тьмой") способ обозначить присутствие зла в мире. И есть в этом большая сермяжная правда: ничего нового Моргот в мир не привносит, он только над ним нависает, и не дает животворному свету питать его. А тьма, как известно, появляется там, куда падает тень, и, как тень, никакой самостоятельности не имеет. Так, о даре Илуватара людям, извращенном Морготом, Толкиен говорит: "But Melkor has cast his shadow upon it, and confounded it with darkness, and brought forth evil out of good, and fear out of hope" ("Но тень Мелькора упала на него, и сделала его неразличимым с тьмой, и так зло произошло из блага, и страх из надежды").
       Впрочем, если быть точным, то в "Сильмариллионе" есть несколько контекстов, в которых, как может показаться, darkness (и Darkness) выступают как некие действующие начала, овеществленные и активные метафоры. Это контексты, связанные с Унголиант.

       Вот первый из них:

       "A cloak of darkness she wove about them when Melkor and Ungoliant set forth; an Unlight, in which things seemed to be no more, and which eyes could not pierce, for it was void" ("Покров из тьмы она соткала вокруг себя и Мелькора, когда они пустились в путь; то был Несвет, в котором, казалось, вещи исчезали, и глаз не мог проникнуть его, ибо то была пустота").

       Унголиант - это случай зла исключительного, настолько близкого к абсолютному (которое есть абстракция, ибо его в прямом смысле не бывает), что это злое существо вынуждено поддерживать себя в бытии уже не за счет собственных сил - настолько они источены саморазрушительным злом, - а за счет высасывания сил и, шире, бытия, других существ. Гигантский паук-вампир, который, если не будет пить чужую жизнь, исчезнет с лица земли, - чем не метафора Великого Зла? Унголиант высасывает свет жизни, и то, чем она окружает себя в реальности - это даже не тьма-меон, а "несвет", или "Тьма темнее самой тьмы" (Darkness beyond dark), а слово void здесь, похоже, означает полнейшее ничто, ничто окончательное, небытие, пустоту совершенную. Глаз не может проникнуть этот несвет, потому что там нечего видеть: "But Manwe from his high seat looked out, and his eyes alone pierced through the night, until they saw a Darkness beyond dark which they could not penetrate" ("Но Манве со своего высокого престола кинул взгляд окрест, и лишь его глаза могли видеть в той ночи, и вот он увидел Тьму темнее тьмы, в которой не мог различить ничего").
       Похоже также, что именно такую тьму небытия призвали на свои головы Феанор с сыновьями, давая клятву: "And Maedhros answered: 'But how shall our voices reach to Ilъvatar beyond the Circles of the World? And by Iluvatar we swore in our madness, and called the Everlasting Darkness upon us, if we kept not our word. Who shall release us?'" ("И Маэдрос ответил: "Но как голосам нашим достигнуть Илуватара, что пребывает за Кругами Мира? Ибо Илуватаром мы клялись в час нашего безумия, и призвали Вековечную Тьму на себя, буде не сдержим слово. Кто освободит нас от такой клятвы?") Не случайно они клянутся Илуватаром, потому что окончательная власть над душами только у Единого, и только он может обречь душу небытию и погибели (если захочет, конечно).

       Второй контекст:

       "The Light failed; but the Darkness that followed was more than loss of light. In that hour was made a Darkness that seemed not lack but a thing with being of its own: for it was indeed made by malice out of Light, and it had power to pierce the eye, and to enter heart and mind, and strangle the very will" ("Свет угас; и Тьма, воцарившаяся следом, была не просто отсутствием света. В тот час создана была Тьма, которая казалась не просто недостатком в чем-либо, но существом, наделенным собственным бытием. Ибо воистину эта Тьма была сотворена из Света злобой, и была у нее власть проникать в глаза, в сердце и в разум, и удушать самую волю").

       И снова мы оказываемся перед метафорой зла, как отсутствия бытия в том месте, где ему полагается быть. Обратим внимание на то, что при описании наступившей после угашения Деревьев тьмы Толкиен исходит из определения: тьма есть отсутствие света. Тем не менее, тьма после гибели Деревьев была более чем отсутствие света и даже казалась самостоятельной сущностью. Почему? Потому что она была злокозненно сотворена из Света. Каким образом? Очень простым - Свет погасили. Так откуда же особо злостные свойства этой тьмы? Все дело в том, что свет Дерев Валинора - это не просто электрическая лампочка, которую выключишь и включишь без потерь для мироздания. Свет Дерев Валинора обладал свойствами чудесными и животворящими, и когда его злобно погасили, наступившая тьма была больше чем потеря света обыкновенного - это была катастрофа планетарного масштаба, потому что иссяк чудесный, а не обычный источник. Естественно, подобное гадство привело в тоску и смятение эльфийскую общественность, которая очень остро почувствовала отсутствие этой животворящей и питающей силы.
       А теперь я, обладающая силой филологического знания, хочу обратиться с увещанием ко всем, не желающим читать черные буковки на белом бумажном фоне и разбирать простые английские слова, которыми Толкиен выражал свои ясные и прозрачные для понимания мысли.
       Товарищи! В обоих контекстах вы увидите аглицкий глагол to seem, 'казаться'. Если перевести, получится: "в Несвете все вещи, казалось, исчезали"; "настала Тьма, которая казалась не отсутствием света, а наделенным своей жизнью существом". Так сделаем же немудрящие выводы:
           а) под покровом тьмы-Несвета, сотканным Унголиант, вещи, хоть и казалось, что исчезали, оставались на своих местах и никуда не девались, и этот Несвет по собственной инициативе никого не трогал и не пожирал;
           б) тьма по угашении Деревьев, хоть и казалась наделенным жизнью существом, таковым не являлась, а была отсутствием чудесного света, которое эльфы переживали как острое горе и отчаяние.

       Получается, что созданная Унголиант тьма (несвет, пустота) ее сопровождала, но носительницей зла и разрушения выступала не она, а Унголиант. Здесь можно спросить: если существо или вещь обращаются в ничто, в небытие, разве это небытие на месте существа - не зло? Да, конечно, ничто на месте уничтоженного бытия - это зло, и с этим нельзя не согласиться. Но в данном случае ничто - результат злого деяния, а не причина зла, и не его носитель.
       А носителями зла в мире Толкиена выступают не "тьма" и не "пустота", а Мелькор и его подручные. Для Толкиена борьба добра и зла - это борьба наделенных волей и разумом существ, а не материи и духа, и не каких-то других вечных и равноправных начал. Толкиен абсолютно категоричен в этом вопросе, о чем читаем в "Атрабет Финрод ах Андрет":

       "┘still many Men perceive the world only as a war between Light and Dark equipotent. But you will say: nay, that is Manwe and Melkor; Eru is above them" ("И все же люди видят мир как войну между Светом и Тьмою, началами, наделенными равною силой. Вы же говорите (вы - это эльфы, выступающие в "Атрабет" носителями истинного знания - прим. Twinkle): нет, то борются Манве и Мелькор, и Эру превыше их").

       Что ж, сделаем выводы.
       Сначала о слове Void:
       1) в разных контекстах слово void имеет разные значения: его можно понимать как предшествование оформленности бытия, неустроенную реальность за гранью вселенной, состояние лишенного благодати и полноценного бытия духа, отъятие жизни как результат злой деятельности;
       2) в зависимости от конкретного значения void может оцениваться как нечто положительное (по крайней мере, нейтральное) или отрицательное;
       3) Void Толкиена не является некоей самостоятельной сущностью, способной на какие-либо поступки;
       4) "пустота" (что бы под ней не подразумевалось) сама по себе не выступает причиной зла, причинитель и носитель зла известен и назван в каждом конкретном случае.

       Теперь по поводу Darkness:
       1) в зависимости от контекста слово darkness может получать различные осмысления: употребленное в переносном значении, оно может связываться с понятием неустроенности и обозначать реальность за пределами сотворенного мира (тогда оно синонимично слову void), со значениями неясности, непонятности, тайны, но также с идеями зла, враждебности, "аннигиляции" бытия, скверны и т.д.;
       2) положительная или отрицательная оценка стоящей за метафорой тьмы вещи зависит от этой вещи, сквозной отрицательной оценки в тексте нет (так, darkness за пределами Арды нейтральна);
       3) слово darkness нигде не обозначает наделенную собственным бытием сущность или самостоятельное начало;
       4) "тьма" (какую бы вещь это слово не обозначало) сама по себе не является причиной зла, у зла есть автор и изобретатель - Моргот.

       Если же мы обратимся к употреблению слов Свет, Тьма, Равновесие, Двойственность, Пустота в "Черной книге", то картина будет следующей.

       Сначала о "пустоте".

       Захотел Фа выйти на улицу, но кругом пустота. Захотел он даже с тоски своей великой священные книги читать - все равно пустота.
       Хоть петухом кричи.
       Все складно вроде выходит в мире, окромя того, что никакого мира-то и нет. Да и Творца, следовательно, нет.
       Месяца через три Коля Фа заглянул в клозет (карлика уже три дня не было). А теперь он опять сидел, молчаливый.
       "Ну вот и все, - подумал Коля. - Вот и все. А что все?"

       Цитирую издание 1995 года, первую версию:

       "Тогда создал он в Эа замкнутую сферу, и была в ней Пустота, что должна была стать преградой, отделяющей мир от Эа. Но силу для творения пришлось черпать извне, и изначально в сферу не-Эа проникло ее бытие. Ибо если есть в Сущем замкнутое не-Сущее, то это не-Сущее обретает сущность хотя бы потому, что существует внутри Сущего..."

       Скажу честно: я ничего не поняла. Зато у меня возникают следующие предположения:
       1) С моей точки зрения, Не-сущее существовать - по определению - не может, потому что если оно существует, то оно уже сущее.
       2) Что касается обретения сущности в силу существования, то, как я уже говорила, категории сущности и существования строго различаются чуть ли не с 13 века, и это азбука философии. Согласно этой азбуке, существование не предполагает наличие определенной сущности, и пример тому - материя, как в неоплатоническом, так и в аристотелевском понимании.
       3) Если все-таки предположить, что Не-Сущее в этом фрагменте - ничто, nihil, то ему опять таки нельзя приписывать ни существования, ни сущности. Потому что если это некая субстанция, существующая согласно определенной сущности (а это как раз с ней и происходит в результате, согласно утверждению авторов "Черной книги"), то это уже не Ничто, а некая новая форма бытия. Ничто - это нетость, отсутствие, и всякие предикаты бытия к нему не применимы.
       Так что авторам "Черной книги" нужно было разобраться, что к чему, и держаться какой-то одной концепции. Вообще-то, если есть ничто, а после творения все изменилось, и на месте ничто стало что-то (обладающее бытием) - это логично. Только вот с-страш-шная Пустота оказывается здесь третьим лишним - пустоты не стало после творения. Это не я, это авторы "Черной книги" сказали - обрело сущность и существование. Значит, уже не пустота.
       Вдоволь набродившись по логическому лабиринту, куда понятие черноардической пустоты заталкивает всякого, желающего понять, что это такое, я увидела второе издание "Черной книги". И снова я убедилась, что сами авторы так и не поняли, что именно они хотят сказать своей пустотой, не имеют ясного представления, что это такое, и, естественно, не могут ничего толком объяснить читателю. Потому что все несообразности, связанные с этим понятием, остались и приумножились. С одной стороны, Пустота описывается как Ничто:

       "Но о силе этой, именуемой к'айе, иначе Пустота, или Ничто, говорить здесь я не стану; многое способен понять и постичь человек, и о многом можно поведать словами, даже и об Изначальных, которые более всех живущих в Арте отличны от людей и которых потому до конца не постичь ни нам, ни Старшим; однако не достанет слов, чтобы описать Ничто, которое есть отсутствие и отрицание всего, лишенное чувств, желаний и мыслей, постижения и понимания, неспособное творить."

       С другой стороны, об этом якобы "ничто" говорится как об активной субстанции - оно кого-то касается, приходит в мир само по себе, всех изменяет. Получается, что это такое самостоятельное "ничто", особая такая сущность:

       "- Значит, зло - это Пустота и то, что идет от нее?
       - Сама по себе Пустота не может быть ни злом, ни добром; но она привносит в мир - в любой мир - искажение, нарушает гармонию того, с чем соприкасается. Потому для мира то, что искажено Пустотой, - уродливо и неприемлемо. Для мира это зло.
       - Значит, все-таки, орки - зло? И книга просто приписывает их создание не Мелькору, а некоей новой сущности - Пустоте?
       - В сущности этой ничего нового нет - если вспомнить рассказ о гибели Дерев Валинора."

       Но у меня в голове все-таки не укладывается, как это ничто может быть активным и быть "сущностью". В ничто можно обратиться - и исчезнуть. Но когда ничто начинает предпринимать действия по собственному разумению - это не ничто, это что-то другое, и тогда нужно уточнить терминологию.
       Что касается рассказа о гибели Дерев Валинора, то я уже о нем говорила, но повторю еще раз: Унголиант сопровождает не "сущность". Унголиант создает вокруг себя область разреженного бытия, если хотите, прореху в мироздании, в силу саморазрушительности своих намерений. Пустота и несвет вокруг нее - это следствие ее личной злобности и склонности ко злу. Она разрушает и поглощает бытие вокруг себя, а не прибегает к помощи чего-то отдельно от себя существующего, не вызывает в Арду какую-либо новую сущность, и вообще весь этот "несвет" является метафорой зла, понятого в строгих рамках христианской концепции.
       Итак, если попытаться обобщить достаточно нестройные и противоречивые выкладки "Черной книги", Пустота выступает как некая безличная искажающая и извращающая все сила. И вот тут может возникнуть желание сопоставить ее с христианским злом, которое понимается как отъятие бытия и его извращение. Однако подобное сходство - мнимое, и не только потому, что в "Черной книге" Пустота декларируется как сущность этически нейтральная ("сама по себе Пустота не может быть ни злом, ни добром"). Для христианского учения зло - не сущность, а последствия действий, и у него есть конкретный носитель, изобретатель и автор. Для христианского учения зло не безликое начало, а изобретение и modus vivendi дьявола, и в этом его коренное отличие от загадочной для меня Пустоты "Черной книги".
       Так что пусть авторы "Черной книги" извинят меня за категоричность высказывания, но я считаю, что прежде чем писать и публиковать что-то, нужно разобраться в собственных исходных понятиях.
       Впрочем, мотивы авторов "Черной книги" мне представляются достаточно ясными. Им нужно было объяснить присутствие зла в мире. Поскольку Учитель не мог ввести зло в мир, это должен был сделать кто-то другой. Например, Пустота. Что такое пустота? Это такая неописуемостная страсть. Но все-таки, что такое Пустота? Страсть - неописуемостная, ясно же сказано. И все тут.
       Правда, теория генезиса зла вышла несколько кривоватой. А почему - я к этому вернусь еще.

       Теперь о Двойственности.
       Что о ней сказано:

       "Нет ничего в мире, что не заключало бы в себе своей противоположности".

       "- Это двойственность мира, - отвечает Отступник. - Потери и обретения, радость и печаль... Как Жизнь несет в себе зародыш угасания, так Смерть таит в себе зерна Жизни; все имеет свое начало и свое завершение: но завершение пути не есть ли начало пути нового?"

       Ах-ах, за этой риторикой сразу вспоминается классический, кудреватый и затейный в своей китайской прелести "Сон в красном тереме", беседа Сянъюнь и Цуйлюй над золотым цилинем-единорогом:

       "- Значит, весь мир, с момента его сотворения и поныне, представляет собой определенное соотношение "инь" и "ян"? - спросила Цуйлюй.
       - Глупая! - рассмеялась Сянъюнь. - Какую-то чушь несешь! Что значит "определенное соотношение"? Силы "инь" и "ян" неразрывно связаны и являют собой единое целое: с исчезновением "ян" возникает "инь", с исчезновением "инь" появляется "ян". Но это не значит, что на месте "инь" появится какое-то другое "ян" или на месте "ян" - новое "инь".
       - Голова идет кругом от этой неразберихи! - вскричала Цуйлюй. - Если у "инь" и "ян" нет ни вида, ни формы, на что же они похожи? Растолкуйте мне, пожалуйста, барышня!
       - "Инь" и "ян" - невидимые жизнетворные силы, - принялась пояснять Сянъюнь, - но, образуя что-нибудь, они принимают форму. Небо, например, это "ян", а земля - "инь", вода - это "инь", огонь - "ян", солнце - "ян", луна - "инь".
       ┘- Допустим, все это так, - не унималась Цуйлюй. - Но неужели комары, блохи, москиты, цветы, травы, черепица, кирпич и все остальное тоже состоит из "инь" и "ян"?
       - А как же? Возьмем, например, древесный лист - в нем тоже есть "инь" и "ян"; верхняя сторона, образенная к солнцу, - это "ян", нижняя, обращенная к земле, - "инь"."

       Похоже, правда? Так и хочется увидеть за Двойственностью (Тьмой, Светом, Равновесием) рисунок черно-белого кружочка, разделенного волнистой линией, с вкраплениями черного и белого на противоположных сторонах. Похоже.
       Но не оно. Не "инь-ян" это, господа, не "инь-ян". Посмотрим внимательно на следующее высказывание Мелькора:

       "Двойственность. Потому во многих миpах существа, подобные этому - знак знания: оно равно может нести и жизнь, и смеpть. И так же опасно оно в неопытных pуках, ибо может обеpнуться злом."

       Получается, двойственность - еще и в том, что вещь содержит в себе возможность злого применения. Вещь - она и добрая и злая, как повернешь. В принципе, это признают и христиане, но с важной оговоркой: таковы последствия грехопадения. Это ненормально, чтоб так было, и жизнь христианина - каждодневный подвиг в борьбе с такой гадкой "двойственностью" в себе.
       По моему глубокому убеждению, нам китайцев не понять никогда, в силу разницы менталитетов. Но, насколько я знаю, у них добро и зло как стороны "инь-яна" не противопоставляются. Они вообще по-другому понимают добро и зло. И в той же философской системе, что и "инь-ян", есть понятия "праведности", "святости" и вообще "дао". В результате просветления человек от зла удаляется. Причем удаление от зла - результат не "опытности", а нравственного совершенствования.
       Что же мы видим в "Черной книге"? С тем, что зло и добро сосуществуют в мире, ничего поделать нельзя - настолько они переплетены и настолько относительны. Так уж мир устроен: можешь быть подателем целебного яда, а можешь - просто злобной гадюкой. Двойственность - ничего не попишешь. И самое главное, по-другому быть не может. Никакого дао, никакой возможности удалиться от совершения зла в "Черной книге" нет. То есть можно получить "опытность" - знания Тьмы, но даже самый знатный в этом деле специалист (Мелькор) - не праведник и способен на зло (кстати, сам это неоднократно и признает). Есть просто жизнь, в которой все ошибаются, без злых и добрых, правых и виноватых. Во всяком случае, это декларируют авторы.
       На деле было бы любопытно узнать: какая противоположность самому себе заключается в Мелькоре? Манве? Варде? Гортхауэре? И - самое интересное - в Пустоте (она ведь типа сущность)? С моей точки зрения, текст "Черной книги" не дает на это никаких намеков. А ведь если авторы декларируют дуализм как организующий принцип мироздания, это нужно распространять и на образность, и на персонажей. Или в "Черной книге" двойственность имеет местный характер?
       И вообще, зачем авторам такая "двойственность"? Зачем все эти китайские намеки, вырванные из китайского контекста, а потому и не китайские, и не европейские, и вообще не пойми какие?
       А затем же, зачем и пустота, - это необходимый шаг в апологии Мелькора, продиктованный необходимостью оправдать наличие зла в мире.
       Любопытно, что герой "Исповеди стража" воспринимает двойственность именно как возможность добра оборачиваться злом. Вспомним, что он пишет, прочитав описание заседания комитета злых Валар:

       "Ну, совсем люди. Политики. Не люблю политиков. Хотя сам им служу, увы... Вот она - двойственность мира. Провалиться мне на месте, в этом Книга ой как права..."

       Странно только, что Галдор вдруг резко забывает все, чему его учили в Университете (в который раз, кстати). А учить его должны были, что это - не двойственность. Это - искажение. Когда даже самые благие деяния оборачиваются ко злу - это искажение. Не от "пустоты" идущее, а от падения Моргота, который осквернил материю и увлек за собой массу других духов и людей.
       Принять сосуществование добра и зла в мире как некую данность, и даже сущность любой вещи, очень соблазнительно. Добро и зло действительно бывает трудно различить, и еще труднее отречься зла в повседневной жизни. Но неужели Галдор думает, что жизнь в духе - проста и немудряща? Если бы мы не платили за каждый шаг сомнениями, раскаянием, мучениями совести и страданиями, в христианстве не было бы спора между сторонниками созерцания (contemplatio) и действия, не полемизировали бы до драки иезуиты с францисканцами, не появились бы монастыри и пустыни (потому что уйдя из мира, легче избежать ошибок), не рождались бы в такой муке дела церковных Реформ, подобных кармелитской. Да и не было бы движения в жизни духа, она замерла бы. Но у нас есть Путь. И Истина. И Жизнь. И вполне реальная возможность подражать Господу Нашему Иисусу Христу (см. Фому Кемпийского "Подражание Христу"). А еще есть возможность действительно искать Его через ошибки, неизбежные в искаженном мире.

       Но вернемся к "китайским" извивам "Черной книги", и воззримся на Тьму и Свет и их Равновесие.
       В "Черной книге" говорится:

       "- Тьма - это земля, и Свет - зерно; земля без зерен бесплодна, но и зерно, павшее на камень, обречено на гибель. Они - половинки единого целого, неразделимые..."

       "И в притче, рассказанной Учителем, есть еще один оттенок смысла: всепорождающая Тьма - женское начало; Свет, как и Пламя Творения - мужское..."

       "Кто сможет пройти по грани между Светом и Тьмой, кто посмеет увидеть истину?"

       Получается, что истина - в постижении взаимодействия между Светом и Тьмой, которые в свою очередь являются некими жизнетворными началами. Похоже на "инь-ян", и даже на дао?
       Похоже. И опять - не оно.

       Начнем с Равновесия. Похоже, что во второй версии "Черной книги" этот термин не употребляется в философском значении, от него осталось только тесное взаимодействие двух начал. А вот в издании 1995 года сказаны очень интересные вещи: "Я сказал - Равновесие нарушено, не уничтожено. Пришли в мир те, кто может восстановить его."
       Насколько я понимаю, китайцы не воспринимают перетекание "инь" в "ян", исчезновение одного и появление на его месте другого как трагедию и катастрофу. И у них Свет и Тьма не враждуют.
       Здесь же Мелькор говорит о людях, и о том, что вражда с Валинором подточила Равновесие, и вообще Свет и Тьма рвутся по живому, и оттого всеобщее неустройство. Это совсем не китайский взгляд на мир.
       И у меня есть вопрос к первой версии "Черной Книги": если слова Мелькора нужно понимать так, что Равновесие нарушено в пользу Света, то где этот Свет? Вроде бы, ответ ясен - Равновесие нарушают сторонники Валинора и эльфы, которые вроде бы служат Свету. Но ведь в тексте "Черной книги" неоднократно сказано, что на самом деле в Валиноре нет истинного света, там есть только Не-Тьма! Поэтому повторяю вопрос: где Свет? И если в Арде нет настоящего света, зато так много служащих Тьме, то не значит ли это, что Равновесие нарушено как раз тем, что в Арде не представлен Свет?
       То же самое я могу спросить и у второй версии. Убрав скользкий вопрос с Равновесием, авторы вручили истинный Свет Мелькору (потому что не бывает Света без Тьмы). Но проблема-то осталась. Вот китайцы ясно говорят: невидимое животворное начало "ян" (как и "инь") принимает в мире видимые формы. Так покажите мне в тексте "Черной книги" формы, представляющие истинный Свет. Я там вижу только следующих путем Тьмы. Кроме звездного неба, есть ли какая-нибудь еще рекомендация к тому, где и как искать Свет?
       Ну ладно, оставим в покое образность и вернемся к философии. Поскольку истинный Свет - лишь во Тьме, стоит ли это понимать так, что для того чтобы найти Свет, нужно изучить Тьму? Тогда у меня снова вопрос: почему среди учеников Мелькора нет ни одного, кто бы потом принялся за изучение Света? Почему все, забывая о едином целом, которое составляют оба начала, выбирают Тьму и только Тьму?
       И еще вопрос: если Мелькор такой мудрый, и у него есть access к истинному Свету, то почему он никому об этом Свете не рассказывает? Ведь не рассказывает же, полистайте "Черную книгу", он только про Тьму наставляет и по пути Тьмы ведет. Так почему он сразу наставляет учеников в служении только одному из начал, поддерживающих мироздание?
       Нет, серьезно, вы только представьте себе китайский трактат, посвященный детальному рассмотрению "инь" в отрыве от "янь". Или китайский трактат о просветлении исключительно благодаря силе "инь". Сдается мне, такого быть не может, и Тьма и Свет "Черной книги" - это совсем не "инь" и "ян" китайской традиции.

       Какие выводы я могу сделать на основании текста самой "Черной книги"? Истина лежит на грани между Светом и Тьмой, то есть, как я понимаю, в постижении взаимодействия этих начал. Это значит, что Свет также нуждается в изучении, иначе не постигнешь истину. Ученики Мелькора изучают только Тьму. Это значит, что истины они не знают, потому что заняты постижением только одной ее стороны. Нет дао в "Черной книге", как нет золота в Серых горах.
       Впрочем, задавать все вопросы про истину на грани Света и Тьмы - действие ненужное и избыточное. В "Черной книге" ученики занимаются не постижением истины. Они учатся ремеслам и созерцают Учителя. Любят его. Не могут без него. При всех декларативных заявлениях авторов о местонахождении истины ответ, данный текстом, абсолютно очевиден. Истина - это Мелькор. Об этом не сказано прямо. Но как художественные средства указывают на место средоточия Добра в "Черной книге", так же они указывают на точку Истины. Учитель говорит притчами, как Иисус. Учитель говорит притчами о зерне и земле, как говорил Иисус. Учитель говорит о Пути, как Иисус. Учитель вообще часто цитирует Евангелие. Он, правда, не говорит "Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь", но это как-то подразумевается, особенно когда выясняется, что без него ученикам нет жизни в прямом смысле слова - все рыцари Аст Ахэ, Ахтэне и другие умирают после его ухода из Арды.
       И на самом деле, если мы внимательно прочитаем "Черную книгу", то выясним, что маршрут стяжания истины там очень прост: масса персонажей там старательно называет зло - Тьмой, полностью уравнивая эти понятия (чего не делает, например, Толкиен), потом те же или другие персонажи выясняют, что Тьма - это, оказывается, совсем не зло (понятное дело), и примыкают к Властелину Тьмы, которая не есть зло. При этом о главном вопросе - а что же есть зло, и как с ним бороться, как-то забывается, и в оборот берутся или неясные сущности типа Пустоты, или представления типа Двойственности.
       Тот же нехитрый трюк с подменой понятий применяется и при оправдании Мелькора - все почему-то забывают задаться вопросом: ну ладно, Мелькор властен над Тьмой, которая не есть зло, но разве это значит, что Мелькор добр и благостен? Ведь Тьма - она сама по себе тоже, наверно, двойственная, может злом обернуться в чьих-то руках. Например, в руках Мелькора.
       Вспомним, что у Толкиена нет ничего похожего на Тьму, Свет и Пустоту "Черной книги", а есть четко разграниченные добро и зло и их "совершатели" (причем единственный непогрешимый среди них - Илуватар). Учитывая это, я давно уже предложила представить полемику "Черной книги" с "Сильмариллионом" в отношении благости Мелькора следующим образом: назвать Мелькора Властелином Яблочного Повидла, Свет представить как великую силу Грушевого Повидла, и заявить, что обе названные сущности страшно враждуют с Вишневым Вареньем (т.е. Пустотой). Весь вопрос в том, что эта кулинарная бойня: 1) не имеет никакого отношения к концепции Толкиена; 2) никак не доказывает благость Мелькора; 3) несуразно и противоречиво описана, что заставляет заподозрить ее концептуальную невыверенность и неполноценность.
       И снова выходит, что все нагромождение Светов, Тьмов и Равновесий понадобилось вторам "Черной книги" для того, чтобы избежать прямого ответа на вопрос о зле в Арде и способах его исправления, а также, по возможности, сделать такой ответ невозможным и неоднозначным. На бытовом уровне это называется переводом стрелок. Сработало ли это? Еще как, давайте посмотрим на Галдора.
       Вот он пишет: "Мы привыкли равнять Зло и Тьму, а получается, что это нечто совершенно различное..."
       А я так и не поняла, кто привык это делать. Более того, как я уже показала, у Толкиена зло - это зло, а слово "тьма" имеет массу значений, и вообще за ним не стоит ничего похожего на Тьму "Черной книги", как ее понимает (или не понимает?) Галдор. А христианское Князь Тьмы - метафорическое обозначение, к философским категориям и богословию отношения не имеющее. Если кто и привык равнять тьму и зло, то это простецы - пахари и крестьяне, в университетах не обучавшиеся, - а ведь это не наш случай, не так ли? Галдор - он ведь имеет высшее образование, правда?
       Показательно и то, что Галдор вопринимает Равновесие между Светом и Тьмой как равновесие между Добром и Злом, хотя ничего такого "Черная книга" не утверждает: "Основное содержание сей Книги есть учение о мироздании с той точки зрения, что основным творцом является Мелькор, и что основой мира является Равновесие Добра и Зла". Вот знак того, что оппозиция концептуально неустойчива, неорганична нашему менталитету (китайскому, впрочем, тоже), и потому нуждается в переводе в более знакомые понятия.
       Но Галдор ошибается, потому что не знает элементарных философских принципов, которые пронизывают "Айнулиндале" и остальные повести. В который раз задаюсь вопросом - чему его в Университете учили? Или он просто плохо конспектировал на философии? Смотрите, что он пишет:

       "Нет, я все больше склоняюсь к тому, что в Замысле не было Добра и Зла, было нечто иное, нам непостижное, а Добро создано в противовес Злу. Вот вам и Равновесие получилось. Вот это, увы, похоже на истину."

       Если принять, что Галдор читал Толкиена (в смысле "Сильмариллион"), то откуда все это взялось? И откуда эта странная идея Равновесия между Добром и Злом? Давайте последуем старому китайскому рецепту и применим абстрактное к конкретному. Какое равновесие может быть со стихией разрушения? Когда Гондолин был стерт с лица земли, что уравновесило это событие? Страдания Мелькора? А что зло - стихия разрушения, Галдор должен был знать хотя бы из преданий, который говорили, что Моргот ослабел, потому что растрачивал силу во зло. По его мнению, Моргот находился в равновесии, умаляясь в собственной силе? Что у него, спрашивается, в обмен прирастало? Нос? Или объем проливаемых слез? И не надо говорить, что типа он человеком все больше становился, потому что в "Черной книге" Мелькор до конца повествования остается Валой при всем наборе "валариных" способностей, перечитайте эпизод Войны Гнева. Я понимаю, что Галдор не философ, но ведь он умеет мыслить логически? Или не умеет? Или это такой прием, чтобы показать, что персонаж озверел и запутался окончательно? Тогда нужен был какой-то противовес, чтобы хоть читатель "Исповеди Стража" не ушел с такой кашей в голове.
       Итак, получается, что Свет, Тьма, Пустота, Равновесие, Двойственность и пр. "Черной книги" не имеют отношения ни к христианству, ни к концепции Толкиена, и находятся между собой в крайне запутанных и не ясных самим авторам отношениях. Иными словами, мир, описанный в таких понятиях, - какой-то кривой, и навряд ли может существовать. Завалится этот глобус. Чуть ниже скажу, почему иначе быть не может.
       А сейчас предлагаю продолжить рассмотрение основных проблем мироздания, потому что возникает еще один вопрос. Как соотнести наличие Искажения и Промысел? Или, шире, как соотносятся Божественное Провидение и свобода воли?
       Или, как вопрошает Мелькор в "Черной книге": "Зачем Он дал нам возможность стать иными?", разумея прежде всего себя и свои┘ кхм┘ отличия от идеального облика Айну.

4. Промысел и свобода воли.

       Вася, оно и действительно, не раз пропадал: точнее, исчезал надолго. Никто не знал - куда он словно проваливался: искали, правда, по пивным, но он обычно сам внезапно появлялся. И продолжал свою странную жизнь.
       Катюшкин тогда уговаривал его:
       - Смирись!
       Но Вася почти никогда не смирялся.
       Так продолжалось довольно долго. Но однажды шли они летом в глубоком раздумье, Вася Куролесов и Витя Катюшкин, по тихой улице своего провинциального города.
       Впереди них шла баба, мощная такая, еще в соку, но просто телесное торжество. Вася возьми да и скажу своему другу Катюшкину:
       - А ты думаешь, Вить, слабо мне вскочить на эту бабу, как на лошадь, и чтоб она побежала со мной наверху? Я ведь в душе кавалерист.

Ю.Мамлеев. Бегун ("Черное зеркало").

       Эта проблема считается одной из самых сложных в теологии, и я ни в коем случае не претендую на ее суперкачественное освещение. Я лишь могу сослаться на конкретные богословские источники, из которых я и черпала свои знания.
       Как говаривали христианские богословы, "рассуждая о Боге, легче сказать, чем Он не является". Рассуждая о Божественном Провидении (Промысле, Замысле, Предопределении) гораздо легче сказать, какие представления с ним несовместимы. Так вот, было бы чрезвычайно наивно представлять себе всеобъемлющий, до конца так и не явленный, благой и человеколюбивый Божественный замысел о мире как ревностный жандармский надзор, тяготеющий над существами тяжким бременем. Или как некое подробное расписание жизни для всех и каждого, предусматривающее все мельчайшие события жизни вплоть до времени идти в сортир. И уж тем более не стоит его представлять себе как раз и навсегда составленный реестр наличествующих в мире вещей.
       Нет, Бог не ставит себе целью вести кого-либо за ручку, подбадривая нерадивых палкой и жестко контролируя каждое действие того или иного человека. Напротив, он наделил людей свободой воли и величайшими возможностями для развития и совершенствования.
       Есть ли у свободы воли ограничения? Безусловно, да. Рассуждая об этом предмете, я буду основываться на учении Св. Фомы Аквинского, Ангелического Доктора католической церкви. Итак, ограничение свободы воли налагается природой человека, т.е. тем, чем человек является сам в себе, отличаясь от прочих Божьих творений, заселяющих этот мир. Природа ограничивает свободу. Этому есть вполне здравомысленное, "бытовое" обоснование: несмотря на всю свою свободу человек не может движением воли поднять себя на воздух и полететь как птица, он не может стать великим музыкантом, если у него от природы нет музыкального слуха, и он не может при жизни пообщаться с Девой Марией, если та не решит предстать перед ним в чудесном видении.
       С теологической точки зрения ограничения на свободу воли выглядят так: первым ограничением свободы воли, налагаемым природой, является устремленность к благу и к блаженству. Вторым ограничением является тот факт, что природа всякого существа имеет определенную цель. Свободное действие регулируется и подчиняется неким правилам, цели, объективной и не избираемой.
       Что здесь понимается под целью? В конечном счете, Бог и является целью, к которой природа устремляется. Он является Целью потому, что ничто не есть благо, кроме как через причастность к высшему благу, коим Он является. На теологическом языке это называется Первопричиной, обосновывающей действование всех сотворенных существ. В то же время, у каждого существа, в том числе и у каждого человека, есть своя частная цель: "существо не может существовать для Бога, не существуя также для себя самого и своего блага, в огромном организме мироздания каждая часть существует прежде всего ради собственной цели и собственного действования" (Etienne Gilson. Le Thomisme. Introduction a la philosophie de Saint Thomas d'Aquin. Paris, 1947. P.248). Иными словами, у каждого из нас свое назначение, под которое нам отпущена определенная мера способностей и талантов, нужная миру, и гармонирующая с ним: "Дары различны, но Дух один и тот же; И служения различны, а Господь один и тот же; И действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу: Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; Иному чудотворения, иному пророчество, иному различени духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как ему угодно" (1-е Коринфянам, 12, 4-11).
       Итак, мы действуем, преследуя свое частное благо, в конечном счете замкнутое на Благо Абсолютное. Сотворенные существа взаимодействуют в мироздании, и это взаимодействие определяет причинно-следственные связи в сотворенном мире. На теологическом языке это называется вторичной причиной. Мир, таким образом, не нуждается в постоянном Божественном вмешательстве в свои дела, и Бог не выступает в роли кукловода, ежесекундно дергающего за ниточки. На самом деле, Бог так поступает не потому, что иначе не может - Он мог бы устроить вселенную как-то иначе, иным, невообразимым для нас способом. Но Он, как говаривал Св. Фома, действительно не испытывает необходимости во вторичной причине: "Бог действует через посредство сотворенного существа не по немощи, но по изобилию своей доброты. Действительно, лишь из бесконечной доброты своей он сообщает существу не только природу, благую саму по себе, но и честь быть причиною блага для других существ"(I, Q.47, a.1). Таким образом, существо, выступая в роли посредника, само может являться целью для другого существа: "Конечная цель всех существ есть Бог. Но этой цели могут быть подчинены другие, так, всякое существо может быть положено целью для другого существа, а именно всякое менее совершенное творение сопряжено так с более совершенным: материя с формой, элементы с составными телами, растения с животными, животные с человеком. Устройство же мира следует понимать следующим образом: одно сотворенное существо совершает действие над другим, сотворено по его подобию и сопряжено с ним как с целью" (ibidem).
       Итак, какова же частная цель каждого человека? Ответ - самореализация. Об этом притча Иисуса о мине, зарытой в землю: даденое Богом по природе следует приумножать духовно. "Каждой свободной личности - самореализацию!", таков лозунг христианской антропологии.
       Но разве не бывает природных способностей, употребленных во зло? Разве нельзя обратить свободу воли во зло?
       На этот вопрос ответом является наша собственная жизнь, и ответ этот, к сожалению, утвердительный. Возможность выбирать между добром и злом - основание свободы воли, и это, если можно так выразиться, плата за существование, трагический риск бытия. Бог направляет нас к добру и говорит с нами знаками своего присутствия в мироздании, как пишет Св. Бонавентура в своем "Путеводителе души к Богу". Бог говорит с нами через Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, наставляя в праведности и призывая к спасению, но в выбор не вмешивается. Поэтому, как писал Святой Апостол Павел, мы всегда должны помнить, что "все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает" (1-е Кор., 10, 23). Ради сохранения свободы воли Господь попускает зло. Современные томисты склонны считать, что выбор между добром и злом (т.е. исполнение морального закона) в христианской антропологии сопряжен более с идеями счастья и несчастья, а не с идеей награды и наказания. Счастье - в реализации заложенной в природу цели, несчастье - в нереализации.
       Если же обратиться к совсем традиционному богословию, то снова здесь возникнет идея зла как ущербности и умаления бытия. Получается, что человек, использующий во зло свободу воли, действует прежде всего себе во зло, занимается самым настоящим самоуничтожением. Не случайно в Писании понятие греха сопрягается с понятием смерти: "Ибо, когда мы жили по плоти, тогда страсти греховные, обнаруживаемые законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти" (К Римлянам, 7, 5). И еще сказано: "Потому что закон духа жизни в Иисусе Христе освободил меня от закона греха и смерти" (К Римлянам, 8, 2). Итак, творящий зло человек - как бы духовный самоубийца, себе (и другим) разрушитель. В этом грешник уподобляется дьяволу, изобретшему грех.
       Может ли Бог предопределить одних - к вечной жизни, т.е. к праведности, а других - ко греху и вечной погибели? Как вообще понимать роль Божественного Предопределения в человеческой судьбе?
       В посланиях Апостола Павла мы читаем страшные слова: "Итак, кого хочет, милует; кого хочет, ожесточает. Ты скажешь мне: "за что же еще обвиняет? ибо кто противостанет воле Его?" А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему: "зачем ты меня так сделал?" Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?" (К Римлянам, 9, 18-21).
       Следует ли понимать их так, что Бог от балды избирает приглянувшихся, а не приглянувшихся колбасит, и все это на том простом основании, что Он дал им душу? Не стоит. Хотя вот Нобелевский лауреат Жозе Сарамаго в своем "Евангелии от Иисуса" понимает Божественный Промысел именно так.
       А не стоит так понимать эти слова потому, что Иисус сказал: "Так нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих" (От Матфея, 18, 14). И у того же Апостола Павла сказано: "Ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем (т.е. в Сыне) обитала всякая полнота, И чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное" (К Колоссянам, 1, 19-20). И еще сказал Иисус: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею?" (От Матфея, 7, 7-10). А Бл. Иероним Стридонский, комментируя эти евангельские строки, замечает: "Если просящему дается и если ищущий находит, а стучащему открывают, то, следовательно, тот, которому не дается, который не находит, которому не открывают, является просившим, искавшим и стучавшим не так, как должно" (Бл. Иероним, указ. соч., с.53). Логично, правда?
       На самом деле в Послании к Римлянам апостол Павел жарко полемизирует со сторонниками иудейского закона, доказывая, что не Законом спасается человек, а единою верой, ибо всякий человек лжив и лишь Господь праведен. Отсюда и жесткость формулировок. А ключевой контекст к вопросу находится в том же Апостольском Послании: "Ибо, кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями; А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил" (К Римлянам, 8, 29-30). Таким образом, Бог в своем всеведении заранее знает, кто из людей склонится к праведности, а кто ко греху, но ни в коем случае не мешает праведнику стать таковым, а грешнику - обращать дары Божии в их противоположность.
       Как же проявляется действие Божественного Провидения в ходе человеческой истории? Прежде всего в том, что по христианским представлениям земная история линейна и движется к определенной цели. Эти столь очевидные для современного человека представления введены были в теологический и философский обиход Св. Августином в трактате "О граде Божием" (De civitate Dei). История человеков движется ко Второму Пришествию Господа Нашего Иисуса Христа, когда Он придет на землю судить живых и мертвых, и совершится воскресение во плоти, и грешники будут отделены от праведников, и праведники войдут в Царствие Небесное, а грешники ввергнуты будут в адский пламень, и там претерпят вторую смерть, т.е. гибель вечную для милосердия Бога. Кроме того, у истории могут быть точки, через которые она просто не может не пройти волею Божественного Провидения. Так, хотя обетование Иисуса людям дано было прежде веков, после грехопадения человека история покатилась к Пришествию Иисуса, а до того, как веки прекратятся, на землю придет Антихрист: "Не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа ни от слова, ни от послания, как бы нами (посланного), будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога" (2-е Фессалоникийцам, 2, 2-4). Бог также оставляет за собой право на сверхъестественные явления. Но в природном мире, в ordo naturalis, согласно учению Св. Фомы Аквинского, для произведения истории и движения человеческой судьбы достаточно вторичной причинности, т.е. взаимодействия наделенных свободной волей и частной целью существ.
       Получается, что Провидение само ведет себя к некоей благой Цели, так что концепция мира в христианстве динамична, и ключевое слово для нее - развитие. Именно идея стремления к цели, идея выполнения задачи придает движение мирозданию и обосновывает течение времени в нем. Творение к вечеру шестого дня обладало лишь первичным совершенством, совершенством в природе существ, его населяющих. Седьмой же день, в котором ныне пребывает мироздание, согласно Св. Фоме Аквинскому, вовсе не был днем, в который Бог почил от трудов, это время действия Бога над каждым из существ, которое он ведет к самореализации, к заложенной в нем цели (I, Q.73, a.1: "Является ли седьмой день днем завершения трудов Бога над творением?").
       В то же время, по милости Своей Бог стремится все устроить так, чтобы и последствия злых дел обращались во благо: "Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность" (К Римлянам, 11, 11).
       Что же мы видим в текстах Толкиена? Такую же картину. Для Арды есть предопределенное событие - приход детей Илуватара, обладающих свободой воли и возможностью избирать себе судьбу в рамках своей природы. Так, Эльфы наделены бессмертием в пределах Арды, Люди же способны уходить за ее пределы ради таинственного обетования, данного им Илуватаром (на этом я подробно остановлюсь ниже). Что же касается истории сотворенного мира, то она вовсе не уподоблена поезду, который тащится с полустанка на полустанок согласно пыльному листу предписанного злобным ментором расписания, а движима естественным законом (читай - причинно-следственными связями и судьбой, за чем приглядывает Вала Намо) и оберегаема Провидением Илуватара, который в каждую эпоху стремится подарить миру новую красоту: "for to none but himself has Iluvatar revealed all that he has in store, and in every age there come forth things that are new and have no foretelling, for they do not proceed from the past" ("ибо только Илуватару известно все, что приуготовлено для мира в грядущем, и в каждый век являются вещи новые и не предсказанные, ибо они не изводятся из прошлого"). Так что есть в истории и непредсказуемое, и доступное пониманию и предвидению. Каждое занятое в становлении и истории мира существо находится с ним в гармонии (если, конечно, оно не выберет путь саморазрушения, как Мелькор), и служит общему благу, что видно из слов, обращенных к Мелькору: "And thou, Melkor, wilt discover all the secret thoughts of thy mind, and wilt perceive that they are but a part of the whole and tributary to its glory" ("И ты, Мелькор, обнаружишь в сем мире все свои тайные помыслы, и увидишь, что они лишь часть от целого, и способствуют общей славе").
       Кроме того, в начале мира Валар, согласно мнению эльфийских философов, не увидели историю мира до конца: "┘the history was incomplete and the circles full-wrought when the vision was taken away. And some have said that the vision ceased ere the fulfilment of the Dominion of Men and the fading of the Firstborn; wherefore, though the Music is over all, the Valar have not seen as with sight the Later Ages or the ending of the World" ("┘история не завершилась и круги мира не исполнились, когда видение было убрано от глаз их. И некоторые говорили, что видение прекратилось до наступления времени Владычества Людей и увядания Перворожденных; вот почему, хотя Музыка исполнена целиком, Валар не видели как видят глазами Поздние времена или конец Мира"). И это было бы странно, если бы они увидели полностью "готовую" историю, потому что никто (возможно, кроме Илуватара) не знал, что Мелькор падет, и совратит за собой многих Майяр и людей, потому что действия Мелькора и остальных существ находились целиком и полностью в воле Мелькора и этих существ. Никто не знал, по какому сценарию пойдет история Арды, как никто не знает, каким бы был Толкиеновский (или наш) мир, если бы Денница не пал, и не обратился ко злу. Кроме того, Толкиен указывает, что Вселенная все еще находится в стадии становления, что полностью согласуется с учением цитированного мною выше Св. Фомы: "┘the immesurable vastness of the World, which still the Ainur are shaping┘" ("┘неизмеримую протяженность мира, которому и по сей день придают форму Айнур┘").
       Что же касается Искажения, то его следует понимать как отъятие у Арды первоначальной красоты и гармонии в результате падения Мелькора и его разрушительной деятельности. Причем если Илуватар и предвидел падение самого могущественного из Айнур, он никоим образом не "программировал" обязательное наличие зла в мире. Мелькор был создан свободным. Если он захотел использовать эту свободу во зло и злоупотребить Божественной добротой - что ж, у него была такая возможность. У него также была возможность оставаться благим. Но даже искаженная, изуродованная им Арда продолжает существовать, и насколько существует - пребывает с Эру.
       Исходя из всего выше сказано, становится понятно, что Божественный Промысел о мире - штука гибкая, и Бог (и Илуватар), с самого начала заложивший в нас свободу воли, в состоянии по всеведению своему предвидеть любые выкрутасы сотворенных существ и сделать так, чтобы история пришла к тому, к чему должна прийти - к Страшному Суду, а после него - к вечному блаженству для тех, кто таковое блаженство стяжал своей верой и Божественной благодатью.
       Вот почему нужно всегда помнить одну важную вещь: Божественный Замысел (Промысел, Предопределение, Провидение) никаким способом нельзя нарушить, исказить, испортить, порюхать и всячески изменить. Он всеобъемлющ и никому до конца не открыт. Исказить можно только нечто сотворенное, например, Арду, или человека, причем силами другого сотворенного существа, по законам той самой вторичной причинности. Другими словами, куда бы мы не пошли, мы всегда в картинке. Поэтому тот, кто не желает жить в согласии с идеей всеобщего блага (а это и есть сердце и цель Замысла), вредит своей уникальной индивидуальности. А тот, кто претендует на то, что находится вне Замысла и вовсе от Божественного Провидения избавлен, уподобляется маленьким детям, когда те грозятся родителям: "А я какать не буду!" Все нормально будут какать. А если кто-то желает подивить Господа волюнтаристским запором, то что ж, не он первый, не он последний, но, с христианской точки зрения, лозунг "Не какать ни в коем случае!" - неудачная программа жизни.
       Между тем, в "Черной книге Арды" Замысел понимается как раз и навсегда принятый подробный бизнес-план творения, за исполнением которого следит злобный менеджер. Он постоянно вмешивается в процесс и дает указания. Я, честно говоря, не понимаю, как в таком мире существа могут сохранять свободную волю, ведь она в основном проявляется как раз на уровне вторичной причины, т.е. когда существа взаимодействуют друг с другом, поступают по собственному разумению, а Бог в их дела не вмешивается. Кроме того, свобода воли предусматривает огромный набор возможностей как для достижения цели, так и для ее конкретизирования: самореализация, она, как все мы знаем, не является распределением на службу в какой-то конкретной компании. Самореализация - она позволяет перепробовать кучу всего, и даже позаблуждаться вдоволь, поискать и выбрать. На самом деле, я сильно подозреваю, что каждому конкретному человеку очень трудно исчерпать набор возможностей, предоставленных ему Богом, даже в столь плачевном состоянии склонности ко греху. Это надо быть очень неугомонным.
       И если она, т.е. свобода воли, в мире есть, то Ауле, к примеру, не может сказать: "Этого не было в Замысле", смастерив или сделав что-то, например, саламандру. Потому что если ему удалось сделать саламандру собственными силами, без вмешательства Эру, - то саламандра в Замысле была. Значит, Ауле, по Замыслу, такой, как он есть, способен создавать таких вот существ. Даже гномы были в Замысле, потому что всеведущий Бог предусматривал такую возможность, что Ауле неправильно оценит собственные силы, и придется его творчество благословлять. Всякий раз речь идет лишь о реализации конкретного сценария всеобъемлющего плана Провидения. Так что Ауле "Черной книги" либо притворяется разумным существом, и на самом деле он бессмысленный голем и кукла, либо у этого Ауле плохо с головой. Или с образованием. Опять же, не читал катехизиса. Хотя для авторов, конечно, дело не в Ауле и не в образовании - это все Эру, скажут они, мешает ему заниматься творчеством. Могущественный, но не благой. Тиран.
       Вот и Мелькор заявляет: "Я нарушил Его Замысел". Внутри концепции Толкиена на такие слова можно немедленно ответить: "Много на себя берете, молодой Вала. Кишка тонка". Однако у Мелькора, судя по его размышлениям о своей нелегкой судьбе, вообще очень плохо с пониманием свободы воли. Вот, например, его реплики:

       "Ты - это Я, сказал Он".

       "Я уходил и возвращался снова и снова, потому что не умел еще - без того, чтобы чувствовать себя Единым. Все мы, Изначальные, были Единым. Началом был - Он. Мы были единой плотью, которая не сможет жить, если разъять ее члены."

       Знаете, крутить хвост философии и заниматься доморощенными размышлениями о духовном по примеру поколений русской интеллигенции можно только до определенного предела. Дальше наступает беда. Если все обстоит так, как сказано Мелькором, то все Валар: 1) не являются индивидуальностями, в том числе и Мелькор, а значит, никакого личностного развития (типа научиться чему-нибудь) у них быть не может; 2) не наделены свободой воли, и всеми их движениями, как кукловод, управляет Единый. В том числе и мятежным Мелькором. Это же очевидно. Интересно, когда авторы "Черной книги" это писали, они о выводах задумывались? Потому что если Мелькор действительно способен чему-то учиться и быть отдельной от Эру личностью, то таковы же и другие Валар, и про обращенные к нему слова Илуватара Мелькор врет. Хотя нет, это все Эру врет, скажут авторы "Черной книги". Не дает Валар свободно развиваться и гипнотизирует их, добиваясь послушания.
       Кстати, о послушании. Почему не надо Эру слушаться? Потому что он превращает Арду в омут Безвременья и Предопределенности, через которую и определяется Замысел:

       "Арда должна стать домом для детей Единого - вечным, неизменным, совершенным домом: так предречено."
       "...мы судили Мелькора, и никто не сказал слова за него: изменяя мир, он изменял каждого из нас: камень, огонь, металл, Землю, живое, ветер, воды, Закон. Он был - Пламя, Изменение - и то, чему мы не знали имени: Время".

       Борондир говорит:

       "- Все это прекрасно, сударь мой, если бы это было так. Замысел - это то, что Илуватар показывает Айнур в Видении. Это Предопределение и преступать его никто не смеет."

       Насчет статичности и безвременья: что подобные взгляды не имеют отношения к христианству - я уже показала. Что такие представления никак не могут основываваться на текстах Толкиена - тоже. Валар была показана история мира, т.е. развертывание его судьбы во времени.
       Зачем же авторам "Черной книги" понадобилось вступать в явное противоречие с Толкиеном и выставлять Валинор статичным и неизменным? Все дело в том, что на Морготе висит еще одно обвинение, которое "Черной книге", выстраивающей образ доброго и хорошего Мелькора, нужно снять. Это обвинение в Искажении Арды. И вот тут выясняется, зачем "Черной книге" понадобился застывший в безвременьи Валинор - чтобы снова перевести стрелки и представить деятельность Мелькора как изменение, т.е. то, что миру нужно. Смотрите, что он говорит Нолдор:

       "- Не искажение, Финдарато Арафинвион: изменение. Когда ты гранишь драгоценный камень, ты изменяешь его, но он от этого становится только прекраснее: разве это зло?"

       Дальше - больше. Одно из главных следствий Искажения - это искажение действия естественного закона, управляющего гармонией души и тела, фэа и роа. Поскольку материя отравлена Мелькором, в смертных землях они в разладе. А "Черная книга" представляет этот процесс как естественный и связанный с действием не Искажения, а Времени:

       "Время властно над всем, что есть живого в мире; властно будет оно и над вами. Здесь твои фэа и роа поддерживают друг друга, здесь они в единении покоя, здесь их хранит кокон неизменной Вечности: там фэа будет медленно сжигать роа, пока от тела твоего не оставалось лишь любящее воспоминание обитавшего в нем духа. И ты, зная это, согласен променять омут Вечности на реку Времени?"

       Так что безвременье и валинорская "вечность" - это понятия, введенные ради апологии Мелькора, подобно двойственности, пустоте и пр.

       Теперь о Предопределенности (или Предопределении).
       Предопределенность в "Черной книге" - такая же странная, как и Пустота. Христианское предопределение, которое от предвидения, согласуется со свободой воли, но только благодаря тому, что в христианстве Бог - это такое крутейшее существо, которое может одновременно держать в разуме мириады вариантов одной и той же судьбы, и от начала мира устроить так, чтобы она была согласована с мириадами других судеб таким образом, чтобы все шло к одной общей цели, вектор истории сохранялся, а сам Бог бы в это хозяйство не вмешивался, кроме самых особых случаев. Иными словами, Бог настолько всезнающ, что человеку это вообразить невозможно. То есть свобода воли и промысел совпадают в точке, где параллельные пересекаются, как говоривал один известный культуролог.
       Но, с одной стороны, в "Черной книге" такого всемогущего персонажа нет, Эру там - чуть помогущественнее Валар, демиург так себе. И если это так, и все окрики Эру насчет нарушения замысла и абсолютного послушания - только от злости, а на самом деле он не может нарушение замысла пресечь, а послушание обеспечить без гипноза и террора, и про свое всемогущество врет, - то Предопределенность тоже обман. Ведь Предопределенность - она тем и характеризуется, что ее нарушить нельзя. Фатум неотвратим. А если предопределенный замысел можно нарушить, если предопределенность можно поменять на что-то другое - то это никакая не Предопределенность. Это просто тиранический запрет, который каждый Вала может нарушить, проявив соответствующее желание, натворить себе разумных существ, да еще и отправить эльфов, при соответствующей заявке, путями людей, гномов или созданных кем-нибудь гипотетических цирипопиков. А цирипопиков - путями эльфов. А чё? Сразу вспоминается пассаж о двойственности: "В двойственности своей будет этот мир непредсказуем". Воистину, такой мир был бы непредсказуем: камни стали бы мычать, коровы - вдруг пожирать волков, а змеи ни с того ни с сего и время от времени скакали бы по небу. Сразу вспоминается один товарищ, о котором богословы говорили, что хочет все вещи мира со своих мест посшибать и перевернуть.
       С другой стороны, если Предопределенность - не обман, а реально есть, то она накладывает на свободу воли такие ограничения, что практически сводят ее, свободу то есть, на нет. Если можно сделать таких-то и таких-то существ, но вот саламандру - никак нельзя, то это не свобода воли. То же самое можно сказать о понимании роли Сильмарилла в "Черной книге" (во второй версии он понимается как воплощение этой самой Предопрделенности). Если эльф, как Феанор до роковых событий, не проклятый и не связанный словом, не может изменить свою судьбу - это не свобода воли. Потому что рок, как последствие деяний (клятва, убийство, проклятие), и рок, который нависает ни с того ни с сего, по решению нечеловеческих сущностей, - это разные вещи.
       Но в то же самое время свобода воли в "Черной книге" - есть, и замысел с предопределением можно изменить.
       И еще - предопределение противопоставляется Свету и Тьме: "Говорил о Замысле, о предначертанном и предопределенном, и о свободе - о Свете и Тьме... " Слушайте, так значит, замысел Эру вообще не родня мирозданию, которое из Света и Тьмы состоит? Я начинаю теряться┘ Причем здесь Эру тогда? Может, он вовсе ничего не творил? Если довести идею "Черной книги" о конца, так и получится. Вот только входило ли это в планы авторов? Похоже, что нет, и что речь идет об очередном философском ляпсусе.
       Да, и еще: люди - свободны, а эльфы нет - у них в судьбе предопределенность. В чем же предопределенность эльфов?

       "От начала ах'къалли (это эльфы - Twinkle) не в силах покинуть мир. Для них Арта - ларец, от которого выбошен ключ: души их остаются в мире до его конца. Арта подобна Смертным-файар: пройдут тысячи тысяч лет, и ардэ, плоть мира, погибнет. Что будет с душами, заключенными в пределах мира? Смерть для файар - продолжение пути; они могут остаться в Арте - или уйти в иные миры, начать все заново... Они вольны выбирать. Не скованы предопределением.
       - Значит, смеpть - это благо?
       - Нет - если нить жизни прервана до срока. Да - если Свободный сам выбирает Обновление. Смерть - это Исцеление для Старших и Обновление для Смертных."

       Получается, что она заключена в самой природе эльфов - жить до гибели Арты, с возможностью возродиться в ней снова, без возможности уйти в иные миры. Что же до заявленной возможности людей остаться в Арде - это не из Толкиена, это авторы "Черной книги" сказали. В любом случае, речь идет о разной природе разных существ, эльфов и людей, наделенных разными типами судьбы, но одинаковой свободой воли. И давайте зададимся логическим вопросом: если эльфы не могут уйти из Арды, и в этом их предопределенность, а люди, например, не могут жить тысячелетиями - то это тоже предопределенность? С логической точки зрения, да. Тогда в чем разница между предопредленностью эльфов и свободой людей?
       Скажу честно: я не понимаю этой философии и не готова признать за ней статус таковой. Скажите, кто-нибудь понял, что такое Предопределенность в "Черной книге"? Я - нет. Еще одно странное понятие, типа Пустоты.
       А зачем оно вообще, кривое такое? - спросите вы. Я сейчас объясню.
       Это понятие появляется: 1) когда речь идет о воле Эру; 2) когда речь идет о судьбе эльфов, которые этой воле послушны; 3) когда речь идет о творчестве Валар и эльфов (в основном Валиноре), которое все неизменное, застывшее, вне времени, и сугубо согласовано с предопределенным замыслом; 4) когда нужно оправдать похищение Сильмариллов и объяснить удачу Лютиэн и Берена.
       Соответственно, свободен: 1) Мелькор, который волю Эру первым и нарушил; 2) люди, которых Мелькор типа создал и отправил далеко за грань мира; 3) эльфы Тьмы, которые отреклись от своей природы, данной Эру, и перешли под руку Мелькора; 4) четверо Майар (Забытые Боги), которые также перешли под руку Мелькора, отрекшись от своих Валар.
       Итак, в "Черной книге" все 1) разрешенное, особенно Илуватаром; 2) совершенное по велению своей природы и в рамках ее ограничений (как у эльфов); 3) совершенное по велению долга послушания, - проявления не свободы воли, а предопределенности. Свобода воли "Черной книги" - это мятеж или необратимое изменение природы существа, т.е. ее разрушение. А предопределенность - это жизнь в согласии с волей Эру. Для эльфов смерть как у людей - исцеление. Наверное, от заразы Эру, все творения которого заранее объявляются рабами и безвольными куклами. Особенно это видно в издании 1995 года (потом формулировки были смягчены в сторону большей туманности):

       "Но Мелькор смотрел на Людей и видел, что они - воплощение его замысла, странные и свободные, непохожие ни на Айнур ни на Перворожденных. И дары, непонятные Айнур, были даны им: свобода и право выбора. Могут они изменять не только свою судьбу, но и судьбы Мира, и воля их неподвластна ни Могучим Арды, ни даже Единому. И умирая, уходят они на неведомые пути, за грань Арды, потому Гостями и Странниками называют их."

       Теперь посмотрим на два эпизода с Сильмариллом. Сначала Мелькор их крадет - пардон, забирает, - у Феанора, чтобы вынести Предопределение из Валинора и тем открыть эльфам путь в Средиземье. Замечу, что если бы предопределение Сильмариллов заключалось в том, чтобы держать Валинор закрытым изнутри, их никто бы оттуда не вынес. Далее: подвиг Берена и Лютиэн тоже никак сюжетно не обойдешь. Зато можно его представить не как подвиг, а как работу того же самого неясного Предопределения, с которым на этот раз Мелькор не совладал. Почему совладал в первый раз, и не совладал во второй - неясно. Что делать Сильмариллу в Средиземье, раз ему предопределен Валинор - неясно. Предопределение в "Черной книге" - оно что дышло, куда авторы захотят - туда и поворотится.
       Так что опять мы имеем дело с термином-ширмой, единственное назначение которого - не объяснить и не описать мир, а заткнуть зияющую дыру в обосновании праведности Мелькора. Представить его мятеж как благое деяние. И опять выходит, что у этого термина проблемы со смысловым наполнением, опять все недодумано, недопонято, недосчитано и вообще ясному пониманию не поддается.
       Но раз уж мы затронули тему свободы и посмертной судьбы, надо выяснить: каков же Божественный замысел о посмертии человека? В чем смысл Дара Илуватара? И что это за иная свобода, которую он даровал людям?

5. Надежда на лучшее.

       Мало того, что мира и Творца для Коли не стало, для него вообще ничего не стало, что ни придумай или во что ни проникай.
       И вот он, как леший, один. Да и не один, ибо какой он один?! Запел тогда Коля Фа и пел так три дня и три ночи.
       И вдруг вместо пустотной картины мира этого, которая внезапно провалилась, увиделось ему то, что никаким словом нельзя было выразить, но что убило его, покончив даже с пустотой и с его собственным существованием.
       Теперь не было и единственной реальности - карлика, сидевшего на толчке.
       И Коля Фа ушел туда, где его не стало.

Ю.Мамлеев. Коля Фа ("Черное зеркало").

       Как известно, наши прародители пали. Совершили грех, тень первородного греха покрыла все человечество, и с нею в мир вошла смерть: "Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили" (К Римлянам, 5, 12). Трудно сказать, говорится в Писании о смерти физической, или о смерти для вечной жизни в благодати. Скорее всего, о том и другом. В любом случае, мы не узнаем до последнего часа мира, какова была подлинная природа вселенской катастрофы, что произошла грехом Адама и Евы и описывается в Писании "яблочной" символикой. Мы не узнаем до времени, какой была бы земля, и какими способностями обладал бы человек, не нарушь первые люди Божественную заповедь. Зато мы знаем, что Христос, Сын Божий, пришел на эту землю и искупил Своей кровью этот грех, и победил как смерть физическую, так и смерть духовную, вернув нам утраченную некогда благодать и надежду на жизнь вечную: "Зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем" (К Римлянам, 6, 9-11).
       Что понимается под жизнью вечной? Конечно, не наша земная, в которой мы лишь странники, а наш истинный дом, небесная отчизна, которая именуется Царствием Небесным в Евангелиях: "Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; Только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог, и дал нам залог Духа" (2-е Коринфянам, 5, 1-5). На суд, где каждому придется "получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое" (5, 10), мы явимся воскресшими, причем воскресшими во плоти, как воскрес Иисус. Те, кто будут признаны достойными, войдут в Царствие Небесное во плоти, и обретут там жизнь вечную, и этот новый мир будет прекраснее всего, что мы можем помыслить: "И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я Иоанн увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их; И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло" (Откровение, 21, 1-4).
       Что мы видим в текстах Толкиена? Читаем в "Сильмариллионе": "Therefore he willed that the hearts of Men should find no rest therein; but they should have a virtue to shape their life, amid the powers and chances of the world, beyond the Music of the Ainur, which is as fate to all things else; and of their operation everything should be, in form and deed, completed, and the world fulfilled unto the last and smallest". "It is one with this gift of freedom that the children of Men dwell only a short space in the world alive, and are not bound to it, and depart soon whither the Elves know not. ┘the sons of Men die indeed, and leave the world; wherefore they are called the Guests, or the Strangers. Death is their fate, the gift of Iluvatar, which as Time wears even the Powers shall envy" ("И такова была воля его, что сердца людей не найдут покоя в ней (в Арде - Twinkle), но будет у них способность свершать свой жизненный путь среди опасностей и могуществ мира не подчиняясь Музыке Айнур, которая для других существ - закон судьбы; и от деятельности их всякое создание, малое и великое, в форме и деянии, завершится, и мир исполнится в своей судьбе").
       Сначала об "особой свободе" Людей. Здесь не случайно сказано, что Люди могут действовать так, как даже Музыка Айнур не в силах была предусмотреть, но не сказано, что люди не в воле Эру. Возможно, речь идет о том, что награда (и воздаяние) людей ждут их не в Арде, и судить их деяния предназначено не столько Намо, сколько самому Эру. Для всех же остальных существ, в том числе и для эльфов, жизнь, как известно, заканчивается и начинается в пределах Арды, и их судьбы неразлучны с судьбой Арды: эльфы живы, пока существует Арда, а после конца мира об их судьбе ничего неизвестно. Известно лишь, что их существование, как оно имеет место быть, прекратится вместе с нынешней Ардой. Это одна сторона вопроса.
       В то же время, в тексте намекается на некую особую миссию Людей - "реализовать", завершить Арду, для чего им и дадена возможность совершать некие непредсказуемые для Валар вещи (что, кстати, оговаривается ранее как прерогатива Илуватара).
       Попытка развить тезис об особой миссии Людей (или об их особых отношениях с Творцом) привела Толкиена к созданию "Атрабет Финрод ах Андрет", где ему пришлось снова затронуть проблему смерти и посмертия человеков. И вот тут обнаружилось, что христианство - астрономическое тело огромной массы, и что Толкиен, начиная рассуждать о смерти, особой судьбе и посмертной награде, непременно попадает в его орбиту. Иными словами, когда Толкиен сказал "А", ему пришлось сказать много "Б", причем чрезвычайно нам знакомых.
       Оказалось таки, что смерть Людей в ее нынешнем виде результат происков врага, причем таких, что повлекли за собой падение рода человеческого и гнев Эру. Оказалось также, что люди изначально были сотворены для "вечной жизни": "we knew that in our beginning we had been born never to die. And by that, my lord, we meant: born to life everlasting, without any shadow of any end" ("мы знали, что от начала были рождены, чтобы никогда не умирать. Я хочу сказать, господин мой, что мы были рождены для жизни вечной, безо всякой тени смерти"). Причем, похоже, они были рождены для вечной жизни не в физическом смысле, на что очень логично указывает Финрод: Люди по природе своей Гости в Арде, а если это так, то как может душа, по своей изначальной природе устремленная за пределы Арды, к неведомому Благу, быть в гармонии с телом, которое создано из материи Арды и посему принуждено в Арде остаться? Рассуждая об этом противоречии, они с Андрет добрались до идеи, что, наверно, речь идет о каком-то другом предназначении и вечной жизни в несколько другом понимании, причем свершение этого предназначения не только излечит Арду от Искажения, но и сделает совершенно иной. Потому что после окончания земной жизни душа может увлечь за собой тело только при каких-то очень особенных обстоятельствах: "And what can this mean unless it be that the fea shall have the power to uplift the hroa┘ into an endurance everlasting beyond Ea, and beyond Time? Thus would Arda, or part thereof, be healed not only of the taint of Melkor, but realeased even from the limits that were set for it in the "Vision of Eru" of which the Valar speak" ("И что же это может значить, если не то, что что у фэа будет сила восставить роа и преобразить его для вечности, что была до Эа и пребывает вне Времени? И так Арда, или же часть ее, не только исцелятся от искажения Мелькора, но и освободятся из пределов, положенных "Видением Эру", о котором говорят Валар") (M.R., p.318).
       А уж от идеи воскресения во плоти оказалось совсем недалеко до идеи истинного, нерукотворного дома, к которому и стремятся Люди в своем странствии, дома, который "просвечивает" сквозь наш мир, дома, который напоминает о себе vestigia, следами и знаками своих совершенств: "Is it, then, a vision of what was designed to be when Arda was complete - of living things and even the very lands and seas of Arda made eternal and indestructible, for ever beautiful and new - with which the fear of Men compare what they see here? Or is there somewhere else a world of which all things which we see, all things that either Elves or Men know, are only tokens or reminders?" ("Тогда с чем же фэар Людей сравнивают то, что они видят здесь? Возможно, им доступно видение Арды завершенной, такой, какой она была замыслена: живые существа и самые земли и моря, преображенные для вечности и нетления, навсегда прекрасные и всегда новые? А может, все знакомые Людям и Эльфам вещи суть знаки и напоминания о некоем другом мире?") Такой мир и такой дом действительно существуют, вернее, будут существовать, и миссия людей как раз и заключается в том, чтобы стяжать такой дом, избавив от смерти себя, и Арду, и всех остальных в Арде, потому что дом этот будет новой землей и новым небом, где не будет смерти, и все раны исцелятся, все труды будут завершены, и каждое существо достигнет своей цели и совершенства: "This then, I propound, was the errand of Men, not the followers, but the heirs and fulfillers of all: to heal the Marring of Arda, already foreshadowed before their devising; and to do more, as agents of the magnificence of Eru: to enlarge the Music and surpass the Vision of the World! (...) I was thinking that by the Second Children of Iluvatar we might have been delivered from death┘ And then suddenly I beheld as a vision Arda Remade; and there the Eldar completed but not ended could abide in the present for ever, and there walk, maybe, with the Children of Men, their deliverers┘" ("Так вот каково, как я понимаю теперь, было предназначение Людей. Им было суждено стать не последователями, а наследниками и свершителями: они должны были исцелить Искажение Арды - ибо возможность его существовала еще до их создания; и совершить несравненно большее - стать посланцами величия Эру, то есть ввести новые темы в Музыку и превзойти Видение Мира! (...) Я думал, что через Вторых Детей Илуватара мы могли быть избавлены от смерти┘ И вдруг явилось мне видение Арды Обновленной, где судьба Элдар исполнилась бы, но не завершилась смертью, и где мы могли бы пребывать в настоящем, обновленном вечностью, и не разлучаться с Детьми Людей, своими спасителями┘" - M.R., p.318-319).
       Однако поскольку Люди пали, исполнение их предназначения возможно лишь благодаря некоему не укладывающемуся в головы мудрецов действию Эру - Единый должен сойти в Арду. "Вся мудрость против них", говорит Андрет, разумея сторонников такой точки зрения. "Они говорят, что сам Единый войдет в мир и исцелит Людей и Арду от искажения" (M.R., p.321). Андрет и Финрод, конечно, не знают, как и когда это произойдет, но мы-то знаем. Их надежда еще не стала тем, что эльфы называют амдир - ожидание лучшего, основанное хоть на нетвердом, но знании. Для них есть лишь эстель - "доверие", доверие к Творцу, все действия которого - лишь на благо его созданиям. Мы же имеем некоторое знание, однако и нам не дано знать наверняка. "Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении" (К Римлянам, 8, 24-25).
       Так что вышло, что свобода людей совершать нечто, превосходящее Музыку Айнур, и их миссия завершить Арду осуществляются как соучастие в замысле Творца вернуть Арде совершенство - через явление в Людях новой благодати и новой надежды в лице Искупителя.
       Безусловно, Толкиен не ставил себе задачей вопроизвести в "ардических" декорациях христианские догматы. Более того, он опасался, что его тексты могут быть восприняты как "пародия на христианство" (M.R., p.356). Но так уж вышло, что менталитет западного человека сформировала христианская культура: мы мыслим бытие как существование вслед за Фомой Аквинским, историю как линейный процесс вслед за Августином, а человека как личность вслед за Отцами и Учителями Церкви. Куда от этого деваться? Никуда.
       И снова оказывается, что свобода в посмертии, о которой ведет речь Мелькор в "Черной книге", - это совсем не та свобода, которую подразумевает Толкиен (и христианство). Согласно "Черной книге" свободные люди и свободные эльфы Тьмы уходят за грань мира в Эа, и там бесконечно странствуют по иным мирам:

       "- Перед звездами Эа и... Артой... отныне... - он смотрит ей в глаза, и взгляд у него горький, тревожный, - и навеки, ибо нет конца Дороге... имя твое - Элхэ. Да будет так."

       О сущности обещанной Мелькором свободы после смерти я скажу ниже, когда буду говорить о гордыне, и в последней главе.

       А теперь я беру короткий тайм-аут, чтобы посмеяться над собой. В самом деле, зачем я занимаюсь дурацким ликбезом? Люди с теологическим образованием уже наморщили носы на многажды пережеванные аксиомы, а техническая интеллигенция угорела от философизмов. Гуманитариям подобные экзерзисы - это "станки, станки, станки" из известного анекдота, каждый день таким занимаемся, надоело.
       И самый главный вопрос: почему я оказываюсь в положении человека, вынужденного объяснять прописные истины авторам "Черной книги"? Ведь они наверняка имеют высшее образование и знают, что прежде чем спорить с каким-либо произведением, нужно разобраться с его концепцией. Между тем я вижу, что авторы "Черной книги" явно не разобрались, из каких представлений исходит Толкиен. Но книгу, которая полемизирует с "Сильмариллионом", отталкивается от него и обвиняет его - написали. Так почему все тексты, которые я здесь нацитировала, не прочитали Н.Васильева и Н.Некрасова? Почему не удосужились разобраться, чем дышал и о чем думал старый оксфордский профессор? А ведь Толкиен ни от кого не скрывался, он массу комментариев и периферийных текстов после себя оставил, и все это его сын Кристофер издал. И ведь христианская литература издается большими тиражами, а "Исповедь" Св. Августина обязательно входит в программы по истории зарубежной литературы. Неужели трудно было догадаться, что произведения заслуженного деятеля британской филологии не поверяются полномасштабной бредятиной и псевдоглубокомысленной смурью современной фэнтези?

       Ну ладно, вернемся к нашим Сильмариллам.

       Кукушкин почувствовал, что могилы стали шевелиться. Особенно сильного шевеления не было, но все-таки. Нервы-то не железные. Кукушкин упрямо уговаривал себя, что в его могилах завелись зверьки. Вдруг по ночам начало светлеть. Светлело обычно из какой-нибудь одной могилы.

Ю.Мамлеев. Живое кладбище ("Черное зеркало").

       Итак, при анализе концепции мира "Черной книги" выясняется, что она не имеет никакого отношения к концепции мира Толкиена.
       Не случайно говорю, что не имеет отношения к концепции Толкиена, потому что она имеет отношение к миру Толкиена.
       И давайте не будем заявлять, что типа в "Черной книге" описан некий параллельный Средиземью мир. Знаете, как в фильме "Догма" сообщается, что "компания уважает благородных утконосов", так и я сообщаю, что ничего не имею против тех, кто типа миры видит. Но не надо заниматься демагогией в данном случае: все в курсе, что "Черная книга" выросла из чтения "Сильмариллиона" и любви к Мелькору, о чем заявляли и сами авторы. Полемика велась и ведется с книгой Толкиена, а не с демиургом какого-то параллельного мира. Кроме того, чтобы претендовать на описание самостоятельного мира, его еще нужно описать нормально. А у авторов "Черной книги" с основными понятиями, характеризующими мироустройство, сильно неладно. Я не представляю себе, как может существовать то, что у них описано, со всем этим нестройным набором Пустот, Светов, Тьмов и прочих Равновесий с Предопределенностями.
       Так что Арта "Черной книги" - это Арда Толкиена. И персонаж, который описывается в "Черной книге", - тот же самый, что и в "Сильмариллионе". А концептуальные различия вызваны тем, что все полутеории и еретические умоизложения наверчены с единственной целью - оправдать Мелькора. То есть Моргота. То есть дьявола. И это не мир другой, а другой взгляд на тот же мир. Знаете, бывает "Апология Сократа", а бывает "Апология Сатаны", каковой и является "Черная книга Арды".
       Что касается внутренних концептуальных нестроений, то мне даже интересно, сумеет ли кто-нибудь додумать "Арту", исходя из уже напечатанного текста. Вот мы с подругой даже заключили пари по этому поводу, и на спор концепцию "Черной книги" достроили. А потом посидели, кофейку выпили, и свое достройство разбацали в пух и прах. Так что всем защитникам "единства Арты" предлагаю помнить, что мы с подругой уже находимся на более высоком уровне сего интеллектуального quest'а.
       Да, и еще не надо говорить, что типа некоторые вещи могут оставаться непроясненными, потому что неизъяснимы. Христианское богословие две тысячи лет работает с понятием неизъяснимости основного объекта, и ничего, сумело создать логически стройные системы. О Св. Фоме Аквинском рассказывают, что когда в конце жизни ему явился Христос и сказал: "Ты хорошо писал обо мне, Фома. Чего ты хочешь?", Святой ответил: "Тебя лишь, Господи". И ему было дано мистическое откровение. Св. Фома прожил после этого еще полтора года, и несмотря на то, что сохранял ясный ум и трезвую память, не написал более ни строчки. Когда его секретарь начинал задавать вопросы, мол, почто труды забросили, Св. Фома отвечал: "Все это солома, сынок". Так вот, Фома Аквинский всю жизнь был истинным рыцарем разума, и защищал истины веры под знаменем, на котором писалось fides quaerens intellectum, "вера, желающая понять". И лишь когда настало время, он сложил свой меч у ног Иисуса. Так что про невыразимость заговаривать не надо. Это лишнее.
       Впрочем, согласно мнению одного известного культуролога, логически стройная апология Сатаны - дело пропащее. Ничего не выйдет. "Прямое, честное изложение идеи - черта скорее благородная", и дьяволу не присущая. Известный культуролог писал о Достоевском, и потому имена викариев Сатаны у него предельно конкретны: "Свидригайлов и Смердяков на что-то намекают, запутывают, сбивают с толку - словом, ведут себя так, как их учил Отец Лжи. Неудобно ведь прямо сказать, подобно черту в песне А. Галича: "И ты можешь лгать, и можешь блудить, и друзей продавать гуртом┘" Действительно, истинная идеология дьявола чрезвычайно непривлекательна, поэтому викарии Сатаны очень неловко чувствуют себя на поле идеологии. Желающие оспорить утверждение пусть заключают пари с культурологом.
       Здесь, правда, может возникнуть вопрос: а чё это вы, сударыня, так упорно называете Мелькора "Черной книги" Сатаной? Может, они просто тезки и однофамильцы? У Толкиена - понятное дело, дьявол. Но вдруг в "Черной книге" просто акценты поменяли, и там Мелькор - благой типа творец, а Эру - как раз злобный Сатана? А вдруг Мелькор "Черной книги" - типа настоящий Иисус?
       Отвечаю. Не настоящий он, а обезьяна Бога, как говаривали великие богословы. И его истинная сущность дьявола, который есть mendax и homicida, лжец и человекоубийца, просвечивает за всеми благостными покровами, наброшенными на него "Черной книгой". Об этом - следующая глава.


* Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, перевод мой. Я прошу прощения у читателей за некоторую его педальность и буквализм. Я в курсе, что существует несколько русских переводов "Сильмариллиона", и то, что я предлагаю в статье свои варианты, ни в коем случае не является проявлением моего недоверия к существующим переводам. Все дело в том, что, на мой взгляд, для целей статьи необходим именно подстрочный перевод - пусть его буквальность повредит литературности, но зато он будет точнее передавать смыслы английского текста. Будь моя воля, я бы вообще не давала русские варианты - филологический анализ может иметь место только при условии работы с оригинальным текстом, а любой перевод, какой бы замечательный он ни был, будет с оригиналом расходиться.


Обсуждение

 


Новости | Кабинет | Каминный зал | Эсгарот | Палантир | Онтомолвище | Архивы | Пончик | Подшивка | Форум | Гостевая книга | Карта сайта | Кто есть кто | Поиск | Одинокая Башня | Кольцо | In Memoriam

Na pervuyu stranicy Отзывы Архивов


Хранители Архивов