Меня проберет до костей звезды отточенный свет,
Потом осенний рассвет - холодный, пустой, безбрежный,
И колкая мысль: да, мир искажен и возврата нет,
И Лютиэн умерла, но у нас еще есть надежда.
Кеменкири


Игра должна приносить удовольствие. А когда о том, что едешь, ты узнаешь за несколько недель до назначенной даты, поскольку поехать туда внезапно просит твой друг; когда срочно нужно заканчивать и сдавать работу, так что времени на то, чтобы перечитать что-нибудь к игре и продумать характер персонажа, которого ты собираешься играть, нет; когда за стуки до игры ты ожесточенно перегрызаешь нитку, склонившись, словно Золушка в ночи, над игровыми платьем и туникой; когда последние бумаги к игре распечатываешь ровно за пятнадцать минут до того, как выходить из дома и ехать на вокзал... Позвольте, а где же удовольствие?

Удовольствие начинается еще в поезде. Вечером - общение с хорошими людьми (как то Дуглас, Анна, Эйхи, Кариссима, Джеффри, Тинкас), утром - хорошие же пейзажи за окном. Никогда не подозревала, что в окрестностях Саратова так красиво. Низкие холмы чередуются с долинами, и я смотрю в окно так, будто и не езжу поездом каждые две-три недели. Ездить-то езжу, но как-то позабылось, что за окном могут быть не только елки. И палки.

По прибытии нас всех встречают Тас и Хэлка, и, чтобы пересесть на нужную электричку, нужно всего лишь повернуться и перейти к другой стороне перрона. Очень удобно! В электричке нам неожиданно (во всяком случае, для меня) раздают подобие бейджиков с игровыми именами. Снова таки очень удобно. Знать, как зовут человека, конечно же, очень хорошо, но в ближайшие сутки важнее, как его будут звать на игре.

Недаром чуть ли не половину времени в поезде мы с мужем провели, пытаясь выучить наизусть, кого как зовут в команде "людского" Дортониона - правители должны знать свой народ. :) Как зовут сестру Ранхи? Чей воспитанник Хаталдир? Как зовут трех детей вдовы Ривет? У нее четверо. - Четвертый не родной, а воспитанник! - Как зовут воспитанника? - А еще у нее дочка. - Кто сын моего отца, мне не брат? Темп все нарастает и нарастает, вопросы идут по кругу уже в который раз, и, наконец, это начинает напоминать окружающим допрос в гестапо. Зато мы теперь не путаем Ладвен и Лаэдет.

От электрички идти до нужного места совсем недолго, минут пятнадцать. Дорожки раздваиваются, Тол-Сирион - налево, Дортонион - направо. А на большой поляне уже стоит несколько палаток заехавших ранее и гордо пламенеет алым спортивным костюмом Раиса. Рядом с ней еще кто-то в красном, в глазах рябит. Как оказывается, это Хамул, будущий Берен. Когда через некоторое время он снимает свой ярко-красный прикид, кто-то облегченно вздыхает и говорит "ну наконец-то, а то прямо страшно". Смысл этой фразы доходит до меня уже только после игры, когда я узнаю, что Хамул, побывши Береном, сыграл Балрога.

Раиса хватает нас за руки и начинает таскать по поляне, представляя народу. Народ тоже должен знать правителей, причем в лицо. :) "Очень приятно, царь". Для меня главное - познакомиться с Нион, которая играет Эмельдир, потому что именно рядом с женой брата мужа (невесткой?) мне предстоит провести большую часть игры. Я привезла по просьбе Нион поварешку и жажду подключиться к готовке. Так что вплоть до следующего утра и конца игры Эмельдир - шеф-повар, а я - поваренок.

Посередине той части поляны, которая отведена под игровой лагерь, высится дивное сооружение, как оказалось, уже прозванное "чумом Бреголаса". Видимо, уж если народ Беора что-то строил, то с размахом, поэтому очаг (как, это всего лишь очаг?..) вышел более чем внушительным, Церетели позавидовал бы. Но строительные работы продолжаются. Втроем начальственная семейка (Бреголас, я, то есть Эрегвен, и Эмельдир) сооружает себе "дом правителя". В результате две стены у дома - голубые, одна - серебристая, а с изнанки - зеленая (в жизни - тент от палатки), и еще одна, она же вход - коричневая с золотой каймой (в жизни - плащ Кариссимы). Не настолько пестро, чтобы походить на цыганскую кибитку, но и не соскучишься. При постройке были проявлены чудеса инженерной мысли, и остается только надеяться, что в темноте никто не споткнется об одну из веревочек, держащих стены - "дерни за веревочку, дитя мое, стенка и...". Поскольку стол и скамьи для общественных пиршеств все еще в работе, Бреголас остается без трона - на который он, впрочем, все равно не рассчитывал. Зато в доме есть длинное бревно, которое вполне может заменить скамью. Вскоре мы перемещаемся на другой фронт работ, а в нашем доме собираются желающие послушать "Правду Беора". Кариссима, ее составлявшая, зачитывает отрывки вслух. Из-за задернутого плаща (то есть закрытой двери) регулярно раздается хихиканье. Изба-читальня.

Тем временем Дортонион продолжает строиться. Как ни посмотрю на Джеффри, будущего Горлима, он копает, как ни посмотрю на Така, будущего Ангрима, отца Горлима - он строгает и забивает. К на редкость трудолюбивой семье время от времени присоединяются и другие.

Запасливая Раиса достает скатерти и весьма антуражную посуду, и мы с Эмельдир накрываем на только что законченный стол. Для трезвенников, которых у нас в команде двое, припасен сок, для остальных - красное вино. Вино мы наливаем в красивую флягу, а вот в чем подавать сок - непонятно. В конце концов, мы останавливаемся на деревянной плошке, которой за пиром, которым начнется игра, предстоит сыграть роль круговой чаши. Главное - незаметно сделать так, чтобы к трезвенникам попал именно сок, а не вино...

Правителю Бреголасу поручено продумать церемонию совершеннолетия воспитанника "халадинского семейства", Хаталдира. Мы отходим подальше от остальных и начинаем проговаривать вслух возможные варианты, пытаясь избавиться от излишней архаичности, которая так и норовит проявиться. С трудом заставляем себя не именовать Хаталдира "сим отроком", ограничиваясь "этим юношей". В конце концов, церемонии от силы лет сто.

За этим занятием нас застает Раиса, сама же и давшая поручение. "Не заучивайте наизусть!" Как же, как же... Лучше повторить раз десять, зато потом не страдать от неудачных попыток импровизаций на публике. И потом, за сто лет церемония все-таки должна была устояться. Я продолжаю подбрасывать идеи и подавать реплики от имени всего народа Беора. Народу полагается говорить "да-да!" и "достоин-достоин!". А если вдруг кто-то скажет "нет-нет"? "Достоин ли этот юноша говорить в суде и совете?" "Да!", - пищу я, изображая народ. Кажется, пришло время известить о готовящемся самого виновника торжества. Мы отводим в сторонку его (вообще-то ее, Анну, но для нас это уже Хаталдир) вместе с опекуном, Джулианом-Радруином, и вкратце описываем основные моменты церемонии. Главное, ничего потом не забыть и не напутать.

Близится время парада, во всяком случае, время, указанное в пред-игровых документах. Но и так всем ясно, что никакого парада в шесть не будет, потому что этого не может быть никогда. Я даже успеваю полежать под очень красивым дубом неподалеку от нашей поляны, которое юное поколение в лице моей внучки по игре, Морвен (ей всего двенадцать, так что все ее трагедии еще в достаточно далеком будущем), облюбовало для сидения. Если вдуматься, то, не будь моего персонажа, не было бы Барагунда, не было бы Риан, не было бы Туора, не было бы Эарендила, а уж не было бы его... вообще бы ничего не было. Есть чем гордиться. :)

Но к семи мы все-таки начинаем готовиться. Будущего орка Грахора, любезничавшего с одной нашей вдовушкой, Раиса грозно изгоняет из лагеря - и правильно, оркам в человеческом лагере сейчас уже делать нечего, и я с удовольствием наблюдаю Раису Суровую. Мы потихоньку переодеваемся, причем я прихожу к выводу, что джинсы под платьем не такое уж излишество, как мне казалось раньше - все-таки август, а впереди ночь. Народ всячески прихорашивается. Хириль, ученице Андрет, дочери Эмельдир, и, соответственно, моей племяннице, заплетают очень красивую косу, а сама Раиса-Андрет уже надевает свой седой парик. Когда она присаживается за столик у своего дома, опираясь на клюку, зрелище получается величественное и грозное. Даже страшно подойти - а вдруг огреет клюкой?

Поскольку до парада время еще есть, а делать уже особо нечего, мы устраиваем фото-сессию - и по отдельности, и все вместе. Групповая фотография народа Беора: "Скажите "Бе-е-еор!" И впоследствии на этой фотографии все получаются весьма жизнерадостными. Завтра была война, но мы пока об этом еще не знаем... А над лесом поднимается радуга, самая красивая радуга, которую я когда-либо видела. Огромная, яркая, на полнеба. "Знак Манве", - говорит кто-то.

Через час, когда мы уже собираемся идти на парад, начинает накрапывать дождь. Я в ужасе думаю о том, как же играть во время дождя (а действительно, как играть?), жалею, что мы так и не сделали крышу над домом правителя, хоть и собирались, и клятвенно обещаю себе обзавестись на будущее непромокаемым плащом. Делать нечего, нужно идти. Подобрав повыше подол светлого платья (все равно на мне еще и джинсы, к тому же под темным плащом ничего не видно - так и хочется процитировать "задрав штаны, бежать за..."), подхватываю под одну руку супруга, а под другую - супругу брата супруга, и мы бредем во главе организованной толпы народа Беора. Августовские сумерки, быстро темнеет, к тому же небо затянуто тучами. Ориентируемся по светящимся в темноте значкам на деревьях, показывающих направление - "чего только не придумают эти эльфы!" Фонарик, которым пользовались ночью во время готовки, мы с Эмельдир тоже уговариваемся называть "подарком эльфов", а точнее, "подарком государя Финрода".

По дороге, спотыкаясь и цепляясь друг за друга, мы уже начинаем частично входить в роль, беседуя о том, как правильно сделала Андрет, что не пошла с нами - ведь она уже старая, тяжело бы ей было по буеракам скакать. Мои скромные мечты побывать на таком пред-игровом параде, когда всех видно, снова не осуществились - уже почти совсем стемнело, и, когда представляют сыновей Феанора, их приходится даже подсвечивать фонариком. Парад не затягивается, представляют только тех персонажей, которых всем неплохо бы знать в лицо, несколько напутственных слов главмастера Тас, и мы отправляемся обратно. Дождь перестал. Интересно, мы играем или еще нет?

Наверное, играем. В Дортонионе нас встречает Андрет. "Я зажгла твой очаг, Эмельдир. Кто же сделает это, когда меня не станет?" Мы с Эмельдир начинаем заниматься хозяйством, а правитель Бреголас созывает народ Дортониона на праздничный пир. Еще до игры было решено, что он будет в честь сколько-то-там-летия прихода на эти земли. Перед тем, как мы садимся за стол, халадинка Ранха, супруга Радруина, представляет нам свою младшую сестру, которая приехала из леса Бретиль погостить. Мы приветствуем Халет и садимся за стол. Первым говорит правитель Бреголас, затем все по очереди, принимая круговую чашу. Поскольку правитель трезвенник, чаша с соком. После того, как чашу принимает второй трезвенник, Радруин, мы с Эмельдир и Бреголасом пытаемся, не привлекая внимания, подменить ее на сосуд с вином, но не получается, так что сок продолжает путь по кругу.

А после пира начинаются трудовые будни. Эмельдир, как пчелка, хлопочет у очага, я пытаюсь ей помогать. До конца игры наша с ней бурная деятельность была так или иначе связана с готовкой. То чай, то еда, то снова чай, то собрать еды на заставу. Зато при деле. :) Остальное же распадается на отдельные картинки, и уже не всегда точно можно сказать, что за чем следовало...

Приходит время отметить совершеннолетие Хаталдира. Радруин подводит его к Бреголасу, посылают за эльфом Рингвиром - дружинником Третьего дома. Народ Беора собирается, правитель Бреголас начинает произносить установленную формулу... и тут у очага что-то происходит и вспыхивает скандал. Очень вовремя. Кажется, без вдовы Ривет не обошлось. Но остальные пытаются не обращать внимания, и вот уже Рингвир проверяет умение Хаталдира владеть мечом. Нам показалось, или Хаталдир действовал более живо, чем было уговорено перед игрой, и третий, последний удар, нанесенный Рингвиру, был неожиданно сильным? Как бы там ни было, но Хаталдир явно достоит носить оружие. У народа Беора теперь на одного взрослого воина больше.

Эмельдир и я посылаем еду нашим воинам на заставу. Отправляем Эйлинель, но не идти же девушке одной? В сопровождающие даем ухаживающего за ней Горлима. Хоть его отец, Ангрим, и против этого брака, почему бы не дать молодым людям, которые, по всему видно, нежно относятся друг к другу, побыть вдвоем?

Через некоторое время они возвращаются, и Горлим встревожено говорит, что никого они там не застали - пусто, тихо, и даже костер не горит. Бреголас успокаивает и его, и нас - значит, отошли, а костер затушили - все-таки зима, дрова нужно экономить.

Потом Горлим благодарит меня за то, что его отправили сопровождать Эйлинель. Для своих лет он сдержан и серьезен. Не у многих хватает выдержки в его возрасте так спокойно относиться к тому, что за невестой пытается ухаживать "первый парень на деревне". (Кира, игравший его соперника, Гилдора, очень колоритен - для полноты образа ему не хватало гвоздики или розы за ухом и гармошки).

А у вдовы Ривет, кажется, пропали дети, двое из четверых - Индор, старший сын, и Форвег, воспитанник. Вроде бы услышали какие-то звуки в лесу и пошли посмотреть. Разрешения, конечно, не спрашивали. Правда, с ними Гилдор, а он уже совершеннолетний, да и Форвег уже достаточно взрослый, но разве же так можно? Ривет мечется, ее все успокаивают - они не могли уйти дальше заставы, там бы их не пропустили, а вокруг вроде бы все спокойно. Как оказалось, успокаивают не напрасно - дети сами возвращаются. Местные сплетницы, в том числе и я, вздыхают - воспитывать надо лучше, да и следить за ними. С другой стороны - ну, влетит им, да разве этим остановишь, если снова надумают?

А Морвен, дочь моего старшего сына Белегунда, растет девочкой серьезной и вдумчивой - сейчас она в гостях у Андрет, интересуется старыми преданиями. Когда ее оставляют одну и она сидит, углубившись при свете свечи в какую-то старинную рукопись, я тихонько подхожу к ней и роюсь в своей сумке. Да где же он... а, вот. Я достаю браслет и вручаю его Морвен - браслет передается в нашем роду от женщины к женщине вместе с поверьем, что та, кто будет его носить, обязательно удачно выйдет замуж. Раньше его носила моя дочь Белет, но она уже давно замужем, так что теперь настал черед Морвен. Кто же сомневается, конечно, у Морвен будет замечательный муж, будут дети, и они будут очень счастливы...

Мы вместе с Эмельдир и Бреголасом устраиваемся у очага, вскоре к нас присоединяется и Андрет. Эмельдир вспоминает, как Берен был маленьким - теперь, как и мои сыновья, он уже воин, пропадающий большую часть времени на заставе вместе с отцом, я рассказываю, как шлепала полотенцем Белегунда и Барагунда, когда те начинали слишком уж шалить, обсуждаем, кто чем болел. Вспоминаем, как я училась ездить на лошади - Эмельдир весело рассказывает, как я, сев на лошадь в первый раз, ухитрилась перелететь ей через голову.

А незадолго до этого мы с Бреголасом, отчаянно пытаясь не вспоминать ни один из вариантов легенды о Берене и Лютиэн ("стать в угол и не думать о белом медведе"), обсуждаем, какую же невесту выберет Берен. Уже и пора, но никто в селении ему не приглянулся. Наверное, будет это девушка не из наших мест...

К нам приходят две девы из эльфов, Айриэн и Айвен, интересующиеся людскими сказаниями, и спрашивают, есть ли у нас Мудрые. Я направляю Айриэн прямо к Андрет, еще не зная, что это начало "паломничества к Андрет" - не раз и не два в селение явятся эльфы, взыскующие ее мудрости. Наверняка в доме у Андрет сейчас рассказываются разные истории и сказки, хорошо бы пойти послушать... но хозяйство не пускает.

Чтобы передохнуть от беготни, Эмельдир и я отходим от очага, в темноту, поближе к нашему дубу, и смотрим на небо. Оно и в самом деле необычное - выглядит так, как будто кто-то стер ровно половину облаков, а другую половину забыл. Мы любуемся звездами на чисто вытертой половине и так увлекаемся разговорами, что едва не пропускаем момент, когда в селении появляется государь Финрод.

Впору хвататься за голову. Так хотели тщательно подготовиться к его приходу, накрыть на стол как следует, и в тот единственный раз, когда мы ненадолго оставили хозяйство на самотек, он и приходит! Приходит в первую очередь к Бреголасу, чтобы поговорить с ним, и они уходят в дом правителя. Мы же с Эмельдир мечемся от стола к очагу, я нахожу и расставляю новые свечи. Она предлагает пойти и отнести свечи Бреголасу и Финроду - свечной фонарик у входа там почти погас, и в доме кромешная темень. Со словами "ну что ж вы тут, как сычи, сидите" Эмельдир ставит на землю около них свою свечу, я - свою, и мы снова оставляем короля эльфов и правителя людей беседовать о важных делах.

Но вскоре они присоединяются к нам, сходится и все селение, чтобы отпраздновать визит государя Финрода (ах, какой же все-таки у нас был Финрод! Настоящий). Я подношу Финроду чашу с вином, которая снова идет по кругу. Общая беседа потихоньку, но все-таки завязывается. Ранха и Халет поют две замечательные халадинские песни, и я автоматически отмечаю в уме, что нужно будет потом попросить слова. А затем неожиданно поет Андрет - вроде бы и слышала я эту песню раньше, но теперь, здесь звучит она совсем по-другому...

После пира Финрод уходит к Андрет, и вытащить его оттуда затем оказывается крайне сложно. За ним присылают гонцов, поскольку его присутствие требуется на совете эльфийских лордов, Финрод же просит обождать. "Государь Финрод слушает сказки Андрет!" Конечно, не только сказки, но и их тоже. :)

Наконец Финрод уходит, а к нам с Эмельдир подходит Хириль. Губы у нее почему-то дрожат: "Я больше не ученица Андрет". Что же это,- мелькает мысль,- не может быть, чтобы Андрет ее прогнала. Оказывается, Андрет объявила, что научила Хириль уже всему, чему могла, и теперь та сама стала Мудрой. Даже не знаю, что сначала сделать - поздравить или же утешить. Эмельдир успокаивает дочь, а я отхожу к мужу.

Несколько раз за ночь, когда ничего особого не происходит и я начинаю скучать, пытаюсь, подольстившись, выведать у него, как у человека, знающего весь сюжет игры, даже не то, что именно будет, а будет ли что-нибудь вообще и как скоро. Но мои попытки отсекаются мягкой, но непреклонной улыбкой. :)

Пора отправлять смену на заставу. Идти должны Ангрим и Гилдор, но у Ангрима снова прихватило ногу, он прихрамывает. Послать вместо него сына, Горлима? Но все знают, что Гилдор ухаживает за Эйлинель, которую Горлим считает невестой, и отношения у них не из лучших. Бреголас обращается ко мне за советом. Вспомнив свой разговор с Горлимом и то, как достойно он себя держит, не ищет с Гилдором ссоры, я советую все-таки отправить их вместе - не нужно смешивать дела любви и дела войны, а там, глядишь, они и общий язык найдут.

Через какое-то время мы с Эмельдир снова отправляем еду на заставу. Спросив у Бреголаса, можно ли нам послать Ранху, отдаем узелок ей. (Как оказывается потом, по сюжету Ранха должна была идти на заставу позже, поэтому в результате ей пришлось сходить на заставу дважды). Мы с Эмельдир пытаемся найти ей кого-нибудь в провожатые. Спрашиваем разрешения у правителя послать одного - нельзя (он в ближайшее время понадобится Бреголасу по каким-то его важным делам). Второго - тоже нельзя, третьего.. да-да, третьего тоже нельзя. (Бреголас мучился, но поделать ничего не мог - в игре его отговорки выглядели странновато, но сюжет требовал свое). В результате с Ранхой отправился кто-то из женщин... А что делать? :)

К нам снова приходят эльфы, и, немного побеседовав с ними и угостив, мы направляем их к Андрет. Еще один гость - Млатен-Подорожник, племянник Эмельдир, решивший навестить родичей. Он еще подросток, и мы удивляемся, как же он добрался сюда издалека. Млатен говорит, что шел не один, конечно же, а с провожатыми, и мы успокаиваемся. Эмельдир радостно увлекает его за собой, чтобы порасспросить о семье.

Все так тихо, мирно и спокойно, и вдруг нате вам - дети пропали! Млатен и Артад, старший сын вдовы Ривет. Пришелец сманил его за собой, к эльфам. Вот негодник! Вдову Ривет, хоть она и ворчит все время и честит эльфов, обычно не к месту, да еще порой им прямо в лицо, так что приходится ее одергивать, все-таки жаль. Это уже второй побег за такое короткое время. Хоть за ногу привязывай! Ривет присаживается на скамью рядом со мной и тихо шепчет, что после игры убьет мастеров (по сюжету дети должны были сбежать только один раз, вот сейчас, а первый побег был по их собственной инициативе). Тут же выясняется, что Млатен действительно путешествовал с провожатыми, но шел он с ними не от самого своего селения - в каждом селении, на каждой заставе, которую он проходил, он просил, чтобы его проводили, так что всякий раз подросток приходил в новое место с кем-то из взрослых и не вызывал подозрений. Зато подозрения теперь возникают у нас - а вдруг он совсем не тот, за кого себя выдает?.. На поиски детей отправляются гостившие у нас эльфы и халадинка Халет - выросшая в Бретиле, она чувствует себя в лесу очень уверенно.

Детей действительно находят. Млатена мы отправляем в дом правителя - пусть посидит там в темноте и одиночестве и подумает о своем поведении. Когда мне понадобилось что-то там отыскать (у "подарка государя Финрода" к тому времени уже кто-то разбил лампочку), я даже не замечаю Млатена, настолько там темно, и соображаю, что он все еще там сидит (как Буратино в чулане), только когда нечаянно его задеваю. Артад, свернувшись в клубочек, дремлет у очага. Оба упорно молчат о том, что же они все-таки делали.

Ранха снова идет на заставу. Вместе с ней должны вернуться Горлим и Гилдор. Что-то долго их нет... Мы начинаем волноваться. Где-то вдали мелькают огни, постепенно приближаясь к нам. Внезапно становится страшно, хотя вроде бы и не из-за чего. Наконец появляется Горлим, а вместе с ним - эльф Морлас, как и Рингвир, дружинник Третьего дома.

Но как это понимать? Морлас ведет Горлима, словно пойманного преступника. "Знаете, что это такое?" - спрашивает Морлас, подойдя и протягивая на ладони нечто, напоминающее застежку от плаща. Это... фибула? "Нет, - мрачно произносит Морлас, - это орочье орудие пытки". Все отшатываются. Морлас рассказывает, что оркам удалось каким-то образом проникнуть через заставу, произошла схватка - а, поскольку обходных путей не существует, значит, их кто-то пропустил. Предмет же этот он обнаружил у Горлима. Подошедший Гилдор, раненый в схватке с орками, подтверждает - они видел, как Горлим что-то рассматривал, а, когда он поинтересовался, что там, Горлим быстро это спрятал. Горлим упрямо отвечает, что нашел эту вещь, валявшейся у тропы. Даже если он и не предатель, утверждает Морлас, орки прошли из-за его халатности. Горлим же отрицает вину - да, он нашел этот предмет, да, он его рассматривал, но за все время дежурства он ни разу орков не видел.

Наверное, никто по-настоящему не верит, что Горлим виновен, но... орки каким-то образом прошли. Такие вещи решаются в суде, и правитель Бреголас созывает всех, чтобы совершить правосудие согласно "Правде Беора". Морлас и Гилдор снова повторяют свое обвинение, Горлим стоит на своем. Слова против слов? Но орудие пытки, которым орки прокалывают ладони? Но взявшиеся непонятно откуда орки? С другой стороны - это же Горлим, наш Горлим, он бы не совершил такого. И потом, он сражался сейчас с орками наравне со всеми... Ангрим едва сдерживается - ни он, ни Эйлинель ни на минуту не могут усомниться в честности сына одного и жениха другой.

И вдруг Андрет приводит бывших беглецов, Артада и Млатена. Ей они рассказали то, о чем умалчивали раньше - теперь же подростки оказываются важными свидетелями. Затаившись в лесу, они видели, как отряд орков прошел у самой скалы, в густых зарослях. Морлас немедленно отправляется, чтобы проверить их слова. "Ветер и дожди сыграли с нами злую шутку", - говорит он, вернувшись. Место, которое раньше считалось непроходимым, перестало быть таким - а, значит, Горлим действительно невиновен! Морлас просит у него прощения, признаваясь, что если он и не верил особо в то, что Горлим может быть предателем, то был почти уверен в том, что тот был виноват по крайней мере в невнимательности.

Гилдор тоже просит прощения и заявляет, что, согласно "Правде Беора", тот, кто обвинил другого в чем-либо, а человек оказывается невиновен, должен отдать соответствующую виру. А в этом случае вира - жизнь. И Гилдор замахивается мечом, намереваясь вонзить его себе в грудь. (Поскольку Кира-Гилдор был ранен по игре и очень хотел спать по жизни, жесты у него были замедленными, так что сцена получилась классическая - рука, сжимающая оружие, медленно-медленно отводится, так что времени перехватить ее более чем достаточно). Горлим успевает его остановить. Примирение к всеобщей радости. Незаметно рассветает.

Ангрим, убедившись, наконец, в том, что Эйлинель будет Горлиму хорошей женой, дает согласие на свадьбу. Празднуется помолвка - поскольку все уже порядком устали, проходит она тихо и незаметно. Если бы тетушка Эйлинель, Ладвен, вместе с Ангримом не благословляли молодую пару возле скамьи, на которой я сидела, узнала бы я помолвке не сразу. :) Мы поздравляем Горлима и Эйлинель - скоро они собираются отпраздновать и свадьбу - а тем временем становится уже совсем светло.

Кажется, теперь я понимаю, почему игра проводится ночью - все выглядит куда таинственней, чем днем, ночь, как флер, скрывает недостатки и помогает поверить, что ты вовсе не на лесной поляне, а где-то там...

Кажется, я вышла из роли. Ну какой Дортонион, какая Первая эпоха в шесть утра? Пасмурное утро, сонный лес, усталые люди. Хочется только одного - чтобы скорее пришел гонец и известил о начавшейся войне, всех мужчин призвали бы к оружию, а потом мне бы сообщили о смерти супруга. Отыграть горе, подождать, пока скончается Андрет, оплакать и ее, а потом - все, в палатку. Если вдуматься, звучит довольно цинично, но это же игра, это же "не по-настоящему", правда? По-настоящему я устала и хочу спать.

Еще до игры Раиса поставила меня в известность, что нужно будет отыграть две сцены - проводы супруга на войну и оплакивание его гибели. Вспомнив "Театр" Моэма и поняв, что не могу лить слезы по заказу, я решила остановиться на наиболее сдержанном, но от того не менее трагическом варианте - попрощаться с супругом, сказав ему какую-нибудь одну, и только одну - но зато трогательную - фразу, а потом изобразить оцепенение от горя. Недаром в "Сильмариллионе" говорилось, что народ Беора был скуп на проявления эмоций.

Однако человек, как известно, только предполагает, а располагает... не он. И когда через несколько минут гонец все-таки является и начинается та самая, обещанная "на завтра" война, к глазам совершенно неожиданно подступают слезы. Они упорно не желают отступать, чтобы я ни делала - вручала правителю Бреголасу боевые перчатки, прощалась с ним и с остальными, делала что-то по хозяйству (сесть и погрустить мне никто не дал, что и правильно - это было бы совсем не ко времени). В чем дело? Может, в том, что Ард-Галена, как выкрикнул гонец, больше нет, а вместо него - море огня? В том, что я сказала "возвращайся", но знала, что не вернется?

С соседней поляны доносятся крики и бряцанье. Приходится делать вид, что ничего не замечаешь. Поле битвы "на самом деле" далеко отсюда, поэтому ни криков балрога (а кричат ли балроги?), не пронизывающих воплей летучей твари (родственницы Турингветиль?) мы слышать не можем. На мгновение появляется искушение подкрасться поближе и глянуть на происходящее хотя бы краешком глаза - уж слишком соблазнительно близко все это происходит, но... нельзя. К тому же вот уже прислали гонцов за лекарем. Хириль уходит, а мы все так же упорно стараемся занять себя. Не сидеть, не сидеть без дела - Эмельдир не дает никому расслабиться. Вдруг придется уходить?

Но вот возвращается Хириль. Она тихо, как мне кажется, даже неслышно, подходит к нам и так же тихо произносит: "Правитель Бреголас погиб". Ну и где же мое северное, северное и оттого такое холодное мужество? Где характер Дома Беора, который не позволяет показывать свои чувства? Где же то окаменелое горе, которое я собиралась сыграть?

Я рыдаю. Сперва не думается ни о чем, а от пришедших вскоре мыслей делается только хуже. "Ты уходил, а я даже не помахала тебе на прощание, потому что у меня были заняты руки". Я рыдаю, закрывая лицо руками, а вокруг стоят друзья, которые не могут ни помочь, ни утешить. Андрет опускается рядом на скамью и прижимает меня к себе. "Плачь, Эрегвен, плачь". А я и сама не могу остановиться. "У тебя есть дети, - говорят мне, - тебе есть ради чего жить". Я рыдаю - потому что утрата слишком тяжела. Я рыдаю, потому что тебя больше нет.

Мне приносят меч, с которым Бреголас сражался и пал, и, чуть утихнувшие было, слезы возвращаются. Я баюкаю меч на руках, нежно его поглаживая. Будь он острым, изранила бы пальцы, а так только судорожно прижимаю к себе. Все, что осталось.

А битва все еще идет, и снова зовут лекаря или хоть кого-нибудь - кажется, помощь кому-то понадобилась уже "по жизни". Не пойду. Смотреть на павших и среди них - на того, по ком плачу, я не в состоянии.

И вдруг передо мной появляется... нет, не призрак павшего на поле битвы супруга, а он сам. Да зачем же он явился, мы же договаривались, что после гибели он тихо уйдет в палатку, а я спокойно (спокойно?!..) доиграю! "Уйди отсюда, - в слезах и сердцах восклицаю я. - Не видишь разве, я тебя оплакиваю! Не мешай мне!" И тут мне становится невыносимо стыдно. Оказывается, это его ранили "по жизни" и теперь нужно как можно скорее принять меры. Я, спотыкаясь, бегу в нашу палатку - с посланным лекарем они разминулись - а потом обрабатываю царапину, имеющую шанс превратиться в "шрам, который украшает мужчину". Кажется, мне немножко легче, и я наконец понимаю, что на самом деле - вот он, живой и почти здоровый, а значит, можно не так сильно убиваться. Кажется, я сама готова пойти и убить любого орка (а может, даже нескольких), пусть только попробуют явиться. (Явились бы - прибила. Поварешкой).

Правитель Бреголас остается в своем доме - в виде тела, покоящегося на сырой (потому что утренней) земле, а я возвращаюсь обратно, все еще всхлипывая.

Мы уходим из Дортониона, Эмельдир ведет нас. Она говорит, чтобы я собирала вещи, а я, совершенно неожиданно для себя, отвечаю, что кроме этого меча, у меня больше ничего и нет. Уже после игры мне вспоминается эпизод из "Унесенных ветром", где едва живая Мелани (как удобно, кстати, это имя переделывается в Мелиан...) не хочет покидать уже пылающую Атланту, не забрав с собой сабли своего погибшего брата. Неуместная сентиментальность. А оказывается, что такая память действительно дорога, и сама по себе, и "как" - причем дороже прочего.

Но тут у Андрет прихватывает сердце, и она уходит к себе вместе с Хириль. Мы же, собравшись, медленно покидаем Дортонион - и доходим до ближайших палаток. Неподалеку от дома Андрет мелькает некто в белом платье и, кажется, венке. Судя по всему, это торопится куда-то по делу то самое предсмертное видение Андрет, о котором нас предупредили до игры. Эмельдир поручает мне отвлечь народ и не подпускать никого к дому Андрет - видимо, чтобы не помешать отыгрывать видение, но все и так уже устали, так что туда никто и не смотрит. Вскоре является Хириль с вестью о том, что Андрет умерла. А у меня даже не осталось сил, чтобы ее оплакать...

Нас совсем мало, дортонионцев, пришедших проститься с Андрет. Хириль, Эмельдир, я, Эйлинель, Радруин и Хаталдир. "Иных уж нет". Эмельдир берет в руки чашу с вином, и каждый из нас прощается с Андрет, одновременно прощаясь и со своей ролью. "Я пью за своего мужа и за тебя, Андрет".

Теперь можно выдохнуть и пойти за поварешкой, чтобы прибить орка, от ру... от лапы которого пал мой муж. Он беззащитно (игра-то кончилась) сидит у нашего очага и беззащитно же ест что-то из котелка. Нет, такого я прибить не могу. Вот если бы он был в боевом запале... Жаль, поварешка так и не стала боевой. А теперь - спать.

Так вот что такое катарсис, так вот что значит очиститься через страдание, так вот что значит вжиться в роль,- думала я, проснувшись в своей палатке через два часа... Если это и есть ролевые игры, ну их! Не поеду больше! Ни за что! До следующего года. :)


Верстка - Терн