Рассказ об игре "Другой Берег"

Игра прошла и явилась для меня значительным опытом. Как в плане капитанства, так и в плане понимания образа Финрода.

Дорога до полигона выдалась долгой и утомительной. Назначив сбор в 11 часов на вокзале, я рассчитывал добраться до места часам к 4, вышло же иначе. Вовремя не проверенная информация о расписании электричек оказалась ошибочной, затем уже в Протвино довелось сделать изрядный крюк с тем, чтобы забрать из квартиры Таэри корону Верховного Короля нолдор. ("Заберите корону! Она находится в первом доме... по улице Дружбы." -) Корону мы с братом моим Ангарато забрали, примерили. Решили, что она нам определенно мала, и продолжили путь к полигону. Обстановка же на подступах к нему со времен Падения Артедайна изменилась кардинально. Вода в реке поднялась метра на полтора, и множество троп оказалось затоплено. Олостар самоотвережено пытался найти брод, но лучше, чем по грудь в воде, пройти было решительно нельзя. Таким образом обходными путями добрались мы часам к 7. Успев лишь поставить палатку, я, вместе с третьедомовской девушкой по имени Тамерика, пошел встречать последнюю автобусную стрелку. По дороге мы обсуждали образ Финрода. Я в частности излагал идеи, навеянные беседой с dration, за что ей искренняя благодарность. Идеи же следующего содержания:

Артафинде не является тем героическим персонажем, каким его подчас рисует сегодняшний фэндом. Он бы мог стать прекрасным королем в Амане, быть покровителем искусства и ремесел. Но талантов, столь ценимых во времена жесточайших войн, в нем не было. Нежелание идти на конфликт граничит в нем с конформизмом. Он готов сносить то, как Тингол отчитывает его, будто провинившегося ребенка. Показательно, как в следующий момент Ангрод с обидой в голосе заявляет, что Третий дом не несет отвественности за зло, причиненное их родичами. И обвиняет сынов Феанаро. И тот и другой правы по-своему. Финрод готов снести оскорбление и принять чужую вину, ради того, чтобы не вступать в спор на повышенных тонах. Чтобы не пришлось скрываться за именами тех, кто в данный момент не может сказать что-то в свою защиту. Ангрод же не желает мириться с тоном Элве и выкладывает все ровно так, как сам видит. Режет правду-матку, так сказать.

Финрод - в первую очередь мыслитель, исследователь, инголемо. Вечно стремящийся понять и принять окружающий мир. И потому он стал первейшим другом для атани. Но сколь показателен для его характера момент первой встречи с людьми. Когда он незаметно наблюдает за ними. Чтобы на его месте сделала леди Алтариэль или еще кто-то из князей нолдор? Наверняка явились бы, овеянные славой и сиянием Амана. Финрод же (внимание!) ждет, пока люди уснут и только тогда появляется на поляне и начинает играть на арфе. Вспомните, как слушает он людские легенды, которые рассказывает Андрет. Он, который знает правду о мире практически в первой инстанции (беседы с Манве...), не перебивает, но внимает со всей серьезностью. Хотя и является куда более авторитетным персонажем во многих вопросах.

Он мудр. Это можно утверждать наверняка. Желание учесть всевозможные последсвия своих слов и деяний, а также понимание судьбы нолдор в Белерианде не позволяют Финроду быть уверенным в своих решениях. А ведь быть уверенным чрезвычайно важно для предводителя немалого Третьего дома. Во время совета в Нарготронде он не решается повести свой народ на войну, считая, что верность-верностью, но погибать эльдар могут пойти за ним только добровольно. Это истинно благородно, но сколь неубедительно звучат слова в устах короля! И это ли не горе от ума?

Показателен и поединок с Сауроном. Наиболее интеллектуальный из всех, что можно было придумать. Меч - не стезя Финрода.
А еще я наконец понял, почему он смог разорвать цепи, лишь когда остался наедине с Береном в темнице. Это был момент, когда перед ним был человек, которому он обещал помощь. И человеку этому грозила смертельная опасность. И в этот момент все стало предельно просто. Он был УВЕРЕН, что должен сделать. Быть может первый раз в Смертных землях его не терзали сомнения. И это было похоже на просветление. И только тогда он нашел в себе силы на первый и последний истиино ГЕРОЙСКИЙ поступок.

И он вощел в историю, как любимейший, светлейший и благороднейший. Но не как доблеснейший! Он всегда был открыт для беседы. Всегда готов был выслушать и поддержать тех, кто мог в этом нуждаться. Но лидером военного времени он не был.

На этом я закончу отступление и продолжу рассказ о событиях игровых и около игровых.

Встречая стрелку, я обратил внимание на гопников, изнывающих от безделия вблизи карьера.

Они нам еще аукнутся.

Придя в лагерь, мы вместе с Третьим домом провели локальный вролинг и присоединились к нашим родичам.

Парад перед игрой случился около 12 часов и только для нолдор. Каждый имел возможность приметить сюжетных персонажей и сказать несколько слов напутсвия окружающим.

Игра должна была начаться в течение двух часов, но вышло порядком дольше. И я отвественно могу сказать, что старт игры практически с рассветом - это очень неудачный вариант. Другое дело, что вымотанные и сонные игроки могут очень адекватно сыграть вымотанных эльдар, шагающих последние мили по льдам.

Итак, о событиях собственно игры я стану писать от третьего лица, стараясь делать акценты на переживаниях персонажа.
Это наиболее важная часть действа для меня.

Заключительная часть перехода давалась Финарато тяжело. Он сам вызвался замыкать колонну нолдор, но силы были на исходе (с маленькой буквы, я имею в виду...). Кутаясь в плащ, он боролся с ветром, который, казалось, дул со всех сторон. Финдекано практически насильно отправил брата (не уверен, что слово кузен могло быть в ходу...) в середину шествия незадолго до очередного привала. Во время которого среди туч показался светоч, серебрящийся, словно капля росы Телпериона. Поднявшись на Западе, вселял он надежду на то, что не безразлична Стихиям судьба ушедших. Впрочем, вспоминали нолдор о былых днях неохотно, и память о бедах, оставленных позади, была еще ярка. Светочу дала имя леди Арэльдэ. И лишь много позже станет ясно, что прозрела она истину. И что словом Исиль нарекли серебряный диск еще ваньяр в Амане.

Тем временем на горизонте, вместо ледяных торосов, показалась твердая земля. Идти стало легче. И вместе с тем Финарато увидел смятение в лицах нолдор. Не знали они о том, как встретит их Эндорэ. И со многими говорил он, стремясь вселить надежду в уставшие сердца.

Камни сменили лед. И немало пришлось пройти путникам, прежде чем встретился им первый цветок другого берега. И был непохож он на все виденое в Амане. Не столь яркий и крупный. Но вместе с тем обладающий удивительным очарованием. Исполненный волей к жизни, он умел собраться в соцветие с себе подобными, становиться сильнее. Неужто и эльдар должно будет уподобиться этим цветам? Измениться...

Об этом вели речи Финарато с Артаресто и сестрой, когда впереди послышались грубые крики на незнакомом языке. По призыву Нолофинве всякий, кто умел обращаться с оружием, двинулся вперед. И вскоре звон стали смешался с криками сражающихся. Финарато не был в числе войнов. Он знал, что мысли дерущихся, даже в шутку, могут становиться почти видимымым. Те же, кто противостоял нолдор, казалось, были слеплены лишь из страха и ненависти. Причем страх перед противником мерк по сравнению со страхом перед их хозяивами, кем бы они ни были. Всех знаний, что Финарато получил от валар об Эа, не хватало, чтобы ответить на вопрос, с чьего попустительства могли явиться в мир такие существа. Он не мог ни понять, ни принять их бытие. Он был практически на грани паники, но в этот миг бой утих. И Финарато увидел, что нолдор одержали верх, но многие были ранены. Неразрешимые вопросы отошли вглубь сознание, Артафиндэ помогал переносить родичей. Говорил с ними, помогал сведующим в целительстве. Сильнее прочих был ранен Аракано, младший и любимый сын Нолофинвэ. И кто знает, как сложилась бы судьба его, если бы не квенди, что незамеченными приблизились к нолдор. Они были одеты в одежды неприметных тонов, говорили на языке родственном Квенья, но более лаконичном и от того - мало понятном для нолдор. Объясняясь жестами они предлагали помощь, и Нолофинве принял ее, отправив в поселение синдар (как они называли себя) большую часть пришедших с ним нолдор.

Лишь князья дома Финве, которые не были изранены или утомлены сверх меры, последовали за Аракано старшим для того, чтобы взглянуть в глаза тем, кто по мнению многих, обрек их на пусть через льды. Но не было среди нолдор Первого дома ни Феанаро Куруфинвэ, ни старшего его сына Майтимо. И из слов Макалаурэ узнали пришедшие, что Феанаро предстал перед Намо, а Руссандол томится в плену врага. Горько было слышать слова эти Финарато, и еще горше было узнать о сожжении кораблей. Ибо до последнего не верил Артафинде в предательство. Но сильнее печали взыграла тревога в его сердце. Видел он, как держит Нолофинвэ руку на эфесе меча и, как мрачны лица Феанарионов. И страшной была мысль о том, что ушел он вместе с родичами из Гаваней, залитых кровью квенди, с тем, чтобы обагрить ею берега Эндорэ. Но благоразумие взяло верх в том разговоре, и сыны Феанаро со своими верными нолдор оставили лагерь на берегу Митрим. Пропасть по-прежнему зияла меж нурквенди, и далеко было до мира. И потому радостным казалось для Финарато заключенное тогда перемирие.

Вместе с Нолофинвэ Финарато спешил к поселению синдар, чтобы родичи, нашедшие там приют, могли перебраться к месту, что должно было стать для них домом. По дороге делился он своими тревогами со старшим родичем. Нолофинве слушал и отвечал. И немало мудрости было в его словах. И отрадно становилось старшему Арафинвиону оттого, что среди пришедших в Смертные Земли есть нолдо столь сильный волей и разумом.

Непривычно было Финарато среди синдар. Многое казалось ему непонятным и странным. И вместе с тем явились они для него народом госпеприимным и высшей степени уютным. Язык, обычаи, песни, ремесла - все это чрезвычайно интересовало инголемо. И, спустя время, сокрушался он, что усталость не позволила ему тогда обстоятельно побеседовать с мориквенди. Потому, как другая возможность к разговору представилась Артафинде очень нескоро.

Семь раз успел обернуться Исил кругом небосвода к тому моменту, когда на Западе зардело первое утро.

Жизнь, пробуждаясь ото сна, пестрила красками вокруг Митрим. Птицы, травы, звери славили новую весну Арды.

Морготхини же в смятении попрятались во глубокие норы и до поры не тревожили лагерь у озера. И лишь неожиданное исчезновение князя Финдекано тревожило нолдор в то время. Впрочем, Финарато казалось, что тот лишь отправился оглядеть земли окрест и вскоре вернется. Лишь на половину был прав арафинвион, но об этом позже.

В первый раз ирчи напали в предутренние часы. Они были немногочисленны, но и дозоры не были значительны в то время. Некому было учить квенди премудростям ведения войны, а потому опыт давался им слишком высокой ценой. Услышав шум сражения, Финарато выбежал из шатра и поспешил на помощь оборонявщимся. Успев по дороге схватить стоявший у оружейной стойки клинок, он оказался прямо перед оскаленной сталью ватагой орков. Но был ли инголемо соперником в рукопашной тем, для кого война стала первоосновой жизни? Нет. И понимая это, отбросил Артафиндэ оружие в сторону и шагнул навстречу врагу. И в очах его мерцал былой свет Амана, как некогда во многочисленных куполах Тириона отражался свет дерев. И устрашились ирчи, и бежали в беспорядке, лишь шепотом вспоминая впоследствии о белых демонах из-за моря.

Позже Нолофинве говорил со старшим сыном Арафинве. И просил его руководить обороной лагеря, в свое отсуствие. Словно оборвалось что-то внутри Финарато. Хотел он упасть на колени и простонать: "Как руководит-то ею?.." Но лишь кивнул старшему родичу со словами: "Я сделаю все, что в моих силах."

Тень великой печали почудилась тогда Финарато в глазах Нолофинве. И вскоре старший из родичей Финве призвал нолдор следовать за ним на север. Надеялся он отыскать если и не сына своего Финдекано, то по крайней мере вести о нем в негостеприимных владениях Бауглира.

Неблизкой выдалась дорога. И чем дальше на север углублялись нолдор, тем гуще клубились черные тучи над их головами. Железные же ворота Ангамандо предстали перед эльфами в гнетущем безмолвии. И многие позже говаривали, что столь тяжела была тишина там, что и голоса орков показались бы отрадным звучанием. Но лишь трубы нолдор тонули в сером сумраке. Видя, что нет никакой возможности преодолеть стену, повернул Нолофинве свой отряд в обратную дорогу. И мрачен был он весь путь.

Не принесли они вестей о Финдекано в лагерь. Но нолофинвион и сам сумел добраться до туда.

Из самого сердца вражьих земель вернулся он вместе с другом своим и братом Майтимо. Изранен телом был сын Феанаро и измучен духом, но не могло это омрачить радости квенди. И казалось тогда Финарато, что не сбудутся вовек слова Намо о том, что всякое доброе дело окончится злом. Ибо злокозненный план Врага теперь обратился надеждой на скорое воссоединение народа нолдор.

Частыми стали тогда нападение на лагерь. Будто обозленный утерей пленника, Моргот стремился сломить дух квенди. Тяжелую рану получил Финарато в одном из боев. И на миг раскрылись перед ним Чертоги. Но понял он, что немало должно пройти времени прежде чем оборвется нить его судьбы в гобеленах Вайрэ. Узрел тогда нолдо, что суждено ему будет спуститься во тьму из которой нет возврата. И что нечего будет унаследовать его близким. Но умолчал об открывшемся Финарато. И лишь с братом своим Артаресто поделился тревогами. Потому как любил его сильнее прочих.

Время шло. Затягивались раны на теле Майтимо. Все меньше вражды оставалось меж теми, кому так часто доводилось плечом к плечу сражаться с общим врагом. Дозорные, что возвращались из северных земель говорили, что ирчи приходят из земель Бауглира не всякой дорогой, а лишь несколькими путями. И ясно стало, что крепости эльдар на этих путях станут хорошей защитой для всего Белерианда.

Тогда Финарато решил отправиться вдоль берегов Сириона, что нес свои воды меж плоскогорием Дортониона и Сумеречными горами, с тем, чтобы подыскать место для строительства сторожевой башни. И братья и сестра пошли с ним. Тогда же почувствовал он, что благость Ульмо особенно сильна в водах реки. И когда увидел Финарато остров в Ущелье Сириона, то сразу счел его самым лучшим местом для крепости. И заложив в основании камень, говорил, что не падут стены Минас Тирита, покуда дышит воздухом Эндорэ их хозяин. Не знал тогда Артафиндэ, какой насмешкой обернутся его слова.

Ангарато же устремил тогда свой взгляд на северные склоны Дортониона, и виделось ему опасным оставлять земли те без присмотра.

На Митрим же Майтимо перед всеми нолдор просил прощения за предательство в Арамане. И отказался от верховной власти, прося Нолофинве, как старшего из дома Финве, принять бремя правления нолдор. Не было Финарато в тот значимый час среди прочих. И только позже склонил он колено перед Финве Нолофинве. И одно лишь слово произнес тогда арафинвион: "Государь..."

Синдар же чтили короля своего Элу Тингола. В котором по рассказам узнали нолдор брата Олве Альквалондского. Славили мориквенди мудрость своего владыки и мудрость супруги его леди Мелиан. А еще пуще восхваляли красоту дочери их Лутиен. Менегрот же, город тысячи пещер, по их словам не мог сравниться ни с одним творением мастеров в Эндорэ. И было решено, что должно отправить посланца от нолдор в Дориат, землю Элве. И вызвался пойти Ангарато. Не было возражений тому, потому как Элве был близким родичем нолдор Третьего дома. Тогда спросил Ангарато, что отвечать ему, если Тингол спросит о брате своем и о времени, что предшествовало Исходу из Амана. И не было у Финарато единственного ответа, ибо не желал он порождать ложь и недосказанность. Но и портить отношение с Менегротом не хотел. И потому просил Ангарато довериться своему сердцу и поступать в соответвии с его велением.

В один день крик за пределами лагеря привлек внимание стражи. То был квендо. Был он измотан и измучен столь сильно, что походил на сухое дерево, пораженное некогда молнией. Одежды его были ветхи и перепачканы кровью, но в них угадывались черты излюбленные лесными эльфами. Тени клубились вокруг него, и страшным наваждением мерещился в этих тенях женский лик. Морок пропал вскоре, и долгое время целители не отходили от бывшего пленника. Финарато же стоял поодаль и мрачные мысли терзали его. На равне со многими нолдор ценил он гармонию и красоту окружающего мира, но сильнее прочих умел чувствовать искажение, привнесенное Врагом еще в часы Творения. И видел он, что не в силах искусство целителей исправить те раны, что поразили феа пленника. Тогда же же подумал Артафиндэ, что не случайно мог несчастный эльф покинуть подземелия Ангамандо. А если стоит за этим воля Врага, то новые беды не заставят нолдор себя ждать. Артаресто поддержал опасения брата, и было решено, что нужно со всей внимательностью отнестись к поступкам и словам эльфа. Однако сделать это нужно было так, чтобы не чувствовал тот и тени недоверия, ибо недоверие лишь больше могло погрузить его в пучину отчаяния и злобы.

Позже, когда эльф окреп, Финарато говорил с ним. Тяжело давался разговор, потому как память бывшего пленника укрыта была непроницаемым мраком. Немало прошло времени, прежде чем вспомнил он свое имя и земли, где жил когда-то. Спустя еще время, с удивлением понял Финарато, что многое известно Нарелину (Анж, пардон, если я путаю имя.) о судьбе нолдор. Все самые мрачные страницы истории нурквенди были старательно изложены пленному эльфу в темницах Железной Крепости. Исполнялось пророчество, и зло, свершенное нолдор, оборачивалось против них самих. Не стал арафинвион искать оправдания себе и молча принимал сказанное, ибо виновен был на равне со всеми. И лишь отвечал, что в устах Врага сама правда теряет многие присущие ей оттенки, становясь черной и ядовитой. И не одно лишь зло принесли нолдор в мир, но много прекрасного было создано ими. И если Нарелин пожелает, то может пользоваться гостеприимством лагеря на озере сколь угодно долго. Однако пожелал он уйти так скоро, как только хватит сил. На это Финарато отвечал, что свобода - есть дар Единого всем квенди...

Ушел Нарелин искать покоя в других землях. Финарато смотрел ему вслед, и в один миг почудилось ему призрачное лицо подле эльфа, что усмехалось, глядя на принца нолдор...

А в лагере случился затем пир. И ели нолдор печенье, запивая его деролингом. Славили государя и мастеров. Бранили Врага и... мастеров. И было это хорошо.

А закончу я рассказ словами, которыми Финарато приветсвовал эльдар в самом начале игры...

"И пусть для каждого горечь воспоминаний обернется бесценным опытом."

Верстка - Хэл.