Отчет Ханны (Туганн, мать Аэрин).

Боюсь, что чисто персонажного отчета у меня не получится, и написанное от имени персонажа будет перемежаться написанным от имени игрока.

Итак, "Нарн и хин Хурин".
Любимейшая глава Сильма, потом - "Неоконченных сказаний".
И, конечно, Аэрин - то чувство узнавания, которое появилось от трех, кажется, строчек, прочитанных все в том же Сильме, до сих пор удивляет. И когда Раиса год назад в одном из писем сообщила, что тоже неравнодушна к Аэрин, и что будет игра - я устоять не могла. Как известно, последним толчком послужило желание моего сына поехать и посмотреть, "как это бывает", но не сомневаюсь, не будь этого толчка - появился бы другой. Тем более что разговоры о семье и судьбе Аэрин начались значительно раньше, чем возник образ ее матери - Туганн.
Здесь я еще раз хочу сказать спасибо Раисе - не только за ее огромный организаторский талант, которым я, как начисто лишенная, не могу не восхищаться, но и за благородство, с которым она, зная мою сдвинутость, дважды предлагала мне играть саму Аэрин. Я очень рада, что, несмотря на все проблемы, все распределилось именно так, как распределилось - Раиса, конечно, и была "той самой" Аэрин.

Далее - Туганн.
Опять же спасибо Раисе - то есть словарику синдарина, лежащему у нее на сайте, при помощи которого я сконструировала это имя, вполне значащее, кстати. Шла я от собственных габаритов, и "большая и толстая" показалось мне вполне подходящим прозвищем. Понятно, что повторять характер Аэрин не хотелось, и, чтобы подчеркнуть отличие, я сделала Туганн халадинкой - что могло бы объяснить ее бойкость и активность. Большую, чем у Аэрин, пластичность психики, пожалуй, на халадинское происхождение списать трудновато - это должно было стать просто чертой характера. Цель ее - выжить, но слишком велико любопытство и жизнелюбие, чтобы ограничиться просто выживанием - это кого-то притягивает, кого-то отталкивает, но, кажется, равнодушным не оставляет почти никого.

Ну а теперь - попробую перейти непосредственно к игре. После парада, на котором было так много знакомых - и лично, и по именам - мы возвращались в Дор-Ломин, и сама жизнь подкинула нам такую завязку, о которой можно было только мечтать - Нариэль (Ирина) нашла на тропе оброненный кем-то кинжал и, ничего не подозревая, передала его Радтхе (Илиэн). Та подхватила идею на лету - и началось. "Все смешалось в доме Бродды". Добавила накала чаша, которую мы передавали по кругу - и я горько ругала себя, что не догадалась отдать ее Морвен.

Бедная Нариэль сидела у позорного столба, наказанная за то, что пыталась порчу на госпожу навести - а кинжал тот как бы не белые демоны обронили? - и Туганн, проходя с кухни на свою половину (да, пряники стащила, чтобы после Аэрин отдать, а уж как та ими распорядится - ее дело) не удержалась, украдкой кинула бедняжке один. (Отсюда, надо заметить, и началась для Туганн игра - и поступок этот определил все, что она потом делала и говорила ). Последовало дознание, Хайиннар, кажется, заметила, что сиротка, которой назначено было три дня сидеть голодом, что-то в рукаве прячет - и Туганн хотела уже вступиться. Оказалось, что и Аэрин пожалела несчастную, бросив кусок - плети достались ей. Так и пошло - Аэрин прикрывала мать собой, та пыталась заступаться за дочь, но, видно, Бродда отучил ее - по обычаю муж жену учит плеткой, и третий не лезь. Туганн обреталась большей частью на кухне, и туда, к огню, стягивались рано или поздно почти все, кроме разве Хайиннар.
Приходила Радтха, невеста Великого волка, чтобы получить свою долю шпилек и уколов от Туганн - но все-таки ходила. Страх ее был виден ясно, с этим страхом, с раз навсегда затверженными словами о великой чести, ей было некуда податься. А болтливая Туганн, хоть и язвила, что от волка только волчата и родятся, все же не отказывала Радтхе в разговоре, охотно вспоминала прошлое, сказки рассказывала, хоть и "поучительные". Бродда приходил, требовал еды и питья для себя и друга Лоргана, и побыстрее - и как он произносил это "друг"! Туганн его не боялась, как ни странно - весь мир для нее кое-как делился на своих и чужих, причем по ее собственным, слабо объяснимым правилам, и Бродда, несмотря на плеть, на потачки Хайиннар, на прижитую от служанки дочь - был свой.
Кажется, и она была для него своей - по крайней мере, что бы ни говорила Туганн, сходило ей с рук. Конечно, пока разговор не заходил о "белых демонах" или о "колдунье Морвен". Разговоры о прежней кочевой жизни вастаков, воспоминания самой Туганн, даже издевки, даже сплетни о Хайиннар - Бродда принимал. Смех его - а смеялся Бродда много и охотно - был ли настоящим? Туганн чудилась в нем попытка спрятаться от забот, которые это сборище баб обрушивало на него.
Конечно, приходила и Аэрин - просто, чтобы увидеть мать, сказать пару слов. В эти минуты понимала Туганн, как одиноки и слабы они - две странницы во мраке. И, давно махнувшая рукой на отлучки дочери, молча шла в кладовую, совала той украденную еду, убеждая себя - все равно ведь у нас брали - отчего бы и не вернуть?
Был где-то и Индор, внук. Его отсутствие сразу и радовало - слишком часто осведомлялась о нем Радтха, слишком часто заговаривала Хайиннар с мужем о наследнике и наследстве - и пугало: как он там, в лесу, совсем один?
Нариэль-сиротка, наказание которой закончилось раньше объявленного срока, кажется, не сидела ни минуты. Видно, и здесь Туганн знала, что ничем помочь не может - только если лишним куском, да отослать с глаз долой - отдыхать.
Словом, обычная - двадцать с лишним лет своим чередом идущая - жизнь, и мы, почти смирившиеся, почти сдавшиеся. Впрочем, кто сдавался, а кто боролся, неизвестно. Скорее, Аэрин, всеми своими силами пытающаяся сохранить не тело, но дух дома Хадора в доме Бродды. Аэрин, которая упорно и последовательно называла "бреднями" все разговоры о великом волке, Аэрин, которая велела вернуть мягкую подушку, прихваченную для нее Туганн в главном зале, Аэрин, которая не отказывала в разговоре даже рабу-доносчику, Аэрин, которая в ответ на сплетни о Хайиннар, что захаживает к Лоргану в отсутствие мужа, лишь укоряла: "Матушка, как можно?" Что ж, Туганн доставалась забота о теле - а это тоже чего-то стоило.
Ненадежен был этот мир, и первым ударом в его основание стал приход Ворона. От черного властелина и прежде приходили посланцы, но ни один из них не был так внимателен к дому Бродды. Казалось, он видит и знает всех и каждого. Аэрин и Туганн не хотели становиться на колени перед ним, но приспешник его, отзывавшийся на кличку "Пес", заставил. Покуда Ворон грозил карами Севера и повелевал ловить в лесах белых демонов и убивать всех, кто помогает им, Туганн, по своему всегдашнему любопытству, рассматривала его из-под низко надвинутого платка - какую еще напасть судьба послала? Лицо вестника Севера до глаз было скрыто черной повязкой, лоб прикрыт черным же клобуком, видны были одни глаза. Сначала Туганн лишь удивилась - отчего они не красны и не черны, как у вастаков, а имеют цвет пасмурного неба? Скрыты были и руки Ворона, и на плечах лежал черный плащ - а все-таки не оставляла Туганн мысль, что и глаза эти, и голос с приметным выговором она слыхала раньше. Может, и больше бы вспомнила, но когда парнишку того приволокли - все позабыла разом. Помнила только шепот Аэрин за плечом: " Да возможно ли это, матушка?! Похож-то как!" Обе - и мать и дочь - глазам не верили, и счастливы были, что видят воочию и живым сына Хуора и Риан. А уж как Морвен рада будет! Оставив Туора Лоргану - тот отвечал за пленника головой - Ворон ушел, и Туганн тотчас выложила свои домыслы дочке - та только отмахнулась, были у нее заботы поважнее - и Туор, и эльфы, которых, как после узнала Туганн, прятала Морвен, и Хайиннар, всерьез решившая извести соперницу. Хайиннар наглела чем дальше, тем больше, и объяснить это Туганн могла лишь явным благоволением, которое Ворон оказал дочери ее Радтхе. Волк, Ворон, а выгоду свою Хайиннар не упускала. Рвалась в дом Морвен неизвестно зачем, подучивала малых детей прятаться и подслушивать, вела долгие беседы с Лорганом - Туганн не замедлила рассказать об этом и Бродде, но тот поначалу опять расхохотался.
Да и Радтха опять по пятам ходила, подслушивала, а потом предложила Туганн, что вернет браслет, некогда отобранный - если та скажет, о чем речь. Туганн согласилась охотно, нагородила с три короба - и про глаза, и про голос, и тут же, сама не зная как, сказала то, что только здесь же, в разговоре поняла - человек он, этот Ворон! Просто человек! Радтха браслет принесла, но не ушла, дальше велела говорить - о прежних временах, о других краях. А Туганн и рада - кажется, Ворон сказал, что нет земель, свободных от власти Севера, но она-то помнила, что есть! Слушала ли ее Нариэль, ничего, кроме рабства, не знавшая, Туганн не поняла, но надеялась, что слушала. А Радтха рассказала, что скоро уже будет пир, а после того пира - свадьба ее с волком.
В тот вечер Туганн и Аэрин случилось ненадолго остаться вдвоем, и Туганн пела дочери старые песни, и слушала ее рассказы о доме Морвен - и на все свои обиды, мол живут себе, чужой хлеб едят и горя не знают, получала ласковые, но твердые увещевания - "Она же в праве своем. И кто ей поможет, если не мы?"
Но и эта тишина была недолгой - хотя звуки лютни, что приблизились с дороги , ничего плохого не обещали. Незнакомец вошел в дом, назвался немым менестрелем, и на насмешки Радтхи и Бранхи объяснил, что играть он играет, а поет лишь в своем сердце. В самом деле, голос его был тих и надтреснут. Гостя усадили у очага, поднесли питье, и долго он играл, а Радтха пела, и даже Хайиннар, кажется, пела - а петь она была мастерица. Радтха и Туганн пыталась заставить петь, но не хотелось те слова, что лишь Аэрин недавно слышала, перед вастаками открывать. Голос не слушался, и отговорилась Туганн старостью и болезнями.
Бродда с Лорганом в те дни все рыскали по лесам, искали белых демонов - перед Вороном старались выслужиться. Да вернулись с пустыми руками, злые, и гостя принялись допрашивать - из каких мест, что видел, с кем говорил. Менестрель отвечал, что пришел издалека, а откуда - и не помнит. Может быть, Бродда ради обычаев, запрещавших гостя трогать, и отстал бы, да на беду пожаловал Ворон. Тому законы никакие не писаны, кроме закона черного Властелина - приказал он бить странника плетьми, а когда тот так и не сказал ни слова - горло ему велел перерезать и бросить оркам на съедение. Бродда, кажется, шептал:"Гостя?" - да кто его слушал?
Туганн рядом сидела - и успела отойти в сторону, и Аэрин оттащила, и смотреть ей не давала, а сама смотрела - и все на Ворона. Вот он прошел, повернулся резко, рукой взмахнул - и Туганн вспомнила. Вот так же - и подумать страшно, когда это было! - махал рукой матери сосед их, по имени Бранд, уходя со всеми вместе на битву. И как все же, он не вернулся, а мать скончалась через год у самой Туганн на руках, и хоронила ее Туганн - больше некому было, они из беженцев были, Бранд с матерью, прибились где-то к тем, кого Эмельдир привела.
А Ворон, как нарочно, повернулся и на нее взглянул - еле успела глаза опустить - что бы он прочитал в них?
Страшно стало Туганн, до того страшно - что едва запомнила она эту ночь. Привели Туора , били, пытались поставить на колени, волосы его, что золотом отливали в свете костра, вскоре слиплись от пота и крови - но Ворона, наказавшего пленника не убивать, кажется, уже не было - и Туганн не выдержала, выкрикнула, что одежда на мальчике не людскими руками сшита - эльфийскими, а если эльфы ему одежду шили, то уж глаза да уши закрывать и боль не чувствовать - тем более научить могли. Кто знает, что отвлекло тогда Лоргана и Бродду - но мучить пленника они бросили, заперли в погреб, и Аэрин тотчас принялась прикидывать, как бы ему помочь.

Туганн и на другой день не знала, как со своими страхами совладать, и оттого суетилась и болтала больше обычного. А уж если начинала она болтать, то остановиться могла с трудом - если это других не касалось.

Ворон уже с утра появился - но не пугал на этот раз, а с шаманами говорил. Старик Ахтанар - откуда силы взялись - кланяться ему не стал, от волка своего не отрекся и Северу служить не клялся. Ворон заметил, что стар стал шаман, пора бы и поменять - и Бранху на его место поставить. Бранха и рада была - до того дело дошло, что сама, своими руками, пленника убила, которого Ворон с собой притащил. Хвалил ее Ворон, предрекал, что станет Бранха великой и славной шаманкой, и долго ее помнить будут. С тем и ушел.

Аэрин, улучив минуту, опять ушла к Морвен. Бродда с Лорганом опять по лесам бродили, так что на долю Туганн оставалась все та же кухня да разговоры. Радтху она еще прежде уговорила отпустить Нариэль - чтоб та училась вязать и кружево плести, а теперь и сама Радтха, посмотрев на работу Туганн, взялась расспрашивать, что да как. Недолго разговор вокруг ниток да крючков крутился - Радтха начала проезжаться по обычаям дома Хадора - слыханное ли дело, чтобы девица сама себе мужа выбирала?! А когда Туганн возразила, Радтха потребовала, чтоб рассказали ей, как это - по любви замуж, и еще того больше - что такое любовь? Неведомо как разговор опять перешел на Ворона - и Туганн, не долго думая, сказала, кого узнала в нем. Просила она Радтху тайну покуда сохранить - но на это не приходилось надеяться. Туганн и сама не знала, зачем рассказывает. Не все ли ей едино, кому вастаки сапоги лижут - Волку ли, Ворону. Вот предателя наказать, да Бродду с Лорганом уесть - смотрите, мол, под кем ходите - это да.
Аэрин вернулась и сказала, что праздник сегодня у Морвен - Ниэнор в возраст вошла, и что званы они обе - Морвен знак подаст. Туганн идти не хотела - и Морвен не жаловала, и не думала, что двоим сразу улизнуть удастся. Хайиннар все рядом кружила, то одна, то с Бранхой, когда ту старый шаман не призывал - шаманскому делу учиться. Не испугался шаман - все повторял, что вастаки от старой веры отрекаются, погибель сулил отступникам. Туганн его малость побаивалась - бубен этот, завыванья - а все ж пересилила себя и подошла: пусть и он про Ворона правду узнает. Все шаманство со старика вдруг слетело, и сказал он ей непонятное - что от слов ее теперь судьба всего дома Хадора зависит, и велел молчать. Да с молчаньем-то у Туганн всегда плохо выходило. И чем больше тьма наползала на злосчастное семейство Бродды, тем больше ей болтать хотелось. А тьмы хватало в то время.
Бродда с Лорганом с "охоты" своей вернулись с добычей, да не какой-нибудь - "демона белого" поймали, эльфийскую деву. Вдвоем едва скрутили, приволокли, от взгляда огненного отворачиваясь, лицо платком завязали, чтоб не смотрела. Хайиннар прибежала - довольная, кричит - посылайте за господином Вороном, вот как его задание выполнили. И над пленницей глумится - мол, у демонов не разберешь, кто баба, кто мужик - а, может, они все одинаковые? За Вороном, кажется, послали, пленницу - уж больно страшна - заперли в погреб.
Едва а суматохе этой услыхала Туганн птичий крик - от Морвен весть. Не успели даже съестного прихватить - понадеялись, что не заметят. Как не хотела Туганн порога переступать - если б не боялась, что хватятся их и искать начнут, так бы и осталась за дверью. А вошла - и поняла, как все эти годы не права была: во главе стола сидела владычица Дор-Ломина в простом венце, и в глазах ее была не гордыня и презренье, но истинное величие и свет эльфийский, от которого она получила свое прозванье. И дом ее был - как очаг среди зимы, как свет в темной ночи. Аэрин ахнула: "Матушка, а подарка-то у нас нет!" - и Туганн, не раздумывая, сняла с себя оберег, что некогда ей муж вырезал, и подала Ниэнор с поклоном. Когда же сели за стол - и все были за тем столом равны - а Морвен пожелала дочери мужа найти, сильного как отец ее, и красивого, как старший брат, Туганн заплакала, не стыдясь. И была счастлива, как давно уже не бывала.
Да только за воротами дома Морвен все та же тьма ждала.

Туганн ушла первой - посмотреть, что в доме делается. А в доме Бродды чем дальше, тем больше все путалось. Сам Бродда остановил ее, желая поговорить. Туганн не сомневалась, что пересказали ему уже про Ворона, но Бродда начал выспрашивать об эльфах, говоря, что один бы против белого демона не вышел, и Туганн не удержалась, опять съязвила о нарушенных клятвах, да об ударах в спину, да о предательстве, за которое награда не наградой стала, а наказаньем. И опять стерпел Бродда, даже его обычное: "Молчи, женщина!" было сказано больше по привычке. Дошло и до разговора о Вороне. Выслушал Бродда и расхохотался, притворился, что не верит. Но Лоргану не велел говорить.
А Туганн все металась, чувствуя, как нависает над ними что-то страшное. Даже к старому шаману ходила, просила - не может ли он вызвать дух матери господина Ворона, чтобы вывести того на чистую воду? Аэрин упрекала ее: "Матушка, да как ты можешь - ведь глупости это!", а старый шаман, рассердившись, прошипел: "Я говорил тебе, чтоб молчала о Вороне, а ты разболтала. Теперь ничто не защищает народ твой, и ты в том виною!". Туганн отвечала: "Виновата - так отвечу! А Ворона разоблачить и тебе бы, наверно, понравилось!". Велел шаман ей написать имена Ворона-Бранда и его матери на полоске бересты, и ему принести, а он посмотрит, что можно сделать. Но ничего Туганн не успела - послышались вдалеке крики, шум погони, вой орков, и явился-таки Ворон во главе Черного отряда - пленных приволокли, беглецов, что в лесах и горах прятались - и людей, и эльфов. Объявил, что сбежал кто-то важный из плена, имя беглеца назвал и велел искать без устали. Бродда с Лорганом, как всегда, на колени перед ним пали, Северу в верности клялись, пока Ворон их ругал за нерасторопность, по всему дому расхаживал, совался везде и куражился. Туганн с Аэрин спрятались в кухне и смотрели, как над пленными издевались и мучали, а некоторых и убили. И вдруг выкрикнул Ворон: "Да знаете ли, кто я такой?!" Туганн поняла, что нет у нее сил терпеть, шепнула дочери: "А вот и посмотрим сейчас, кто ты такой!", и, не слыша испуганного голоса Аэрин за спиной, выскочила из кухни и сорвала с лица Ворона черную повязку. Бранд - а это он был - вскрикнул страшно: "Кто видел лицо мое, повинен смерти!" - и приказал Бродде: "Убей ее!". Не раздумывая, ударил Бродда, и Туганн упала.
Как случилось, что не смертельна оказалась рана, кто руку Бродды отвел - неведомо, да только рассказали после Туганн, что Аэрин бросилась к ней, упала рядом, плача, и услыхала, что сердце еще бьется. Стала просить - отдать ей тело матери, похоронить по обычаю, и Ворон позволил. Аэрин с Нарой отнесли Туганн в спальню, и Бродда помог им, а когда помогал, шепнул, чтобы спрятали ее подальше от злых глаз - хоть бы и в доме Морвен. Аэрин кровь остановила, перевязала рану, Туганн в себя пришла и попросила пить. Тем временем Ворон продолжал вершить суд и расправу. Пленников раздал Лоргану и Бродде, демона белого Бранхе подарил, и продолжал грозить и запугивать.
Не получилось скрыть, как Аэрин и Нариэль-сиротка хлопочут, заподозрила их Хайиннар, подглядела, что Туганн не убита, но лишь ранена, и злобно оскалясь, сказала, что сейчас Ворону расскажет. Как ни слаба была Туганн, а в такое поверить не могла - чтобы жена на собственного мужа доносила! Но Хайиннар и вправду не постеснялась - подошла и выкрикнула, что Туганн жива . Ворон приказал привести ее, и Туганн, опираясь на руку дочери, вышла - уверенная, что второй-то раз не выкрутится. И тут случилось непонятное - Туганн ему в глаза посмотрела и произнесла беззвучно: "Бранд!" - и он, взгляд отводя, сказал: "Глаза твои тебя обманывают, Туганн. Прежней осталась лишь оболочка, а то, что внутри, давно стало другим!". И отвернулся, бросив: "Пусть живет!". К Бродде отвернулся, и приказал сечь, как раба, и обещал, что еще один проступок - и не жить ему.
Аэрин помогла матери вернуться и лечь, и Туганн опять лишилась сознания, а когда очнулась, увидела, что сидит с нею рядом эльф, самый настоящий, и узнала одного из тех, кого Ворон приволок. Эльф водил ладонями над ее раной, и боль утихала, а силы возвращались, и Туганн смогла приподняться и сесть, и поблагодарить своего спасителя. Даже имени спросить не успела - Аэрин вбежала: "Беги, господин, пока они там меж собой ругаются! Беги!" Поклонился эльф, поднялся, и, хоть ослаб он - сказались битва и целение - скрылся из вида.
К счастью, Ворон ушел, когда побег этот еще не открылся. Да и не до пленных было Бродде - в бессильной злобе он рычал и бил кулаком в стену, а после позвал к себе Аэрин, чтоб та его раны лечила.
Тогда-то и Туганн смогла встать и в самом деле отправиться в дом Морвен - в первый раз одна. Ее стали расспрашивать, что за шум был, и она рассказала. Не ждала Туганн, что ей поверят, но поверили с первого слова и восхищались ее смелостью. И никто не понял, что не смелость вела ее, а один лишь страх.

И еще об одном не сказала Туганн ни слова - о внуке своем Индоре. Хоть и знала, что не обидят здесь ни ее саму, ни внука, а все же смолчала - трудно о самом важном говорить с теми, кого это не слишком касается. Вернулся к тому времени Индор из лесу, где прятался, да попал как раз к выбору наследника. Шаман объявил, что устроит испытания - кто их достойно вынесет, тому и наследником быть. А Ворон повелел назначенного наследника по достижении пятнадцати зим отправить на Север. Аэрин и Туганн голову сломали - что же делать? На Север Индора отправить - такого и в страшном сне не представить. А если наследником сын Хайиннар станет - будет за него хозяйкой сама Хайиннар, сживет она Индора со свету. Бродда клялся, что ни одного сына Ворону не отдаст. А не станет Бродды - где те клятвы? Он это и сам понимал, и оттого велел спрятать Индора, и не говорить никому. Тем временем шаман велел обоим Броддиным сыновьям отправляться в лес и добыть зверя, какой им повстречается первым. Только Индор не на зверя пошел охотиться. Была служанка в доме Морвен, по имени Гилвен, сын ее некогда оскорбил самого Лоргана и с тех пор бродяжничал да прятался, изредка мать навещая. Как-то Аэрин застала его - и Асгон этот на нее накинулся с упреками, назвал предательницей, говорил, что изменила она дому Хадора. А когда Аэрин в ответ смолчала, упросил ее хотя бы Индора с ним отпустить, обещал провести не куда-нибудь, а в Бретиль. Страшно было Аэрин, но она согласье дала . Ушел Индор. А Авер, сын Хайиннар, с охоты вернулся, добыл зверя, и был объявлен наследником Бродды. Осталось только обряды шаманские исполнить над ним - так у вастаков велит закон.

Отсидевшись в доме Морвен, вернулась Туганн домой. И новый переполох застала - шаманы поссорились! Старый Ахтанар с дочерью своей, Бранхой! Проклинали друг друга, бубен шаманский порвали. Теперь старик, сказали ей, в доме своем лежит, голоса лишившись, а Бранху Хайиннар увела - не в себе Бранха, то смеется невпопад, то в припадках колотится.
Только хотели Аэрин и Туганн старика навестить - как он один там, не есть и не пьет - как появился сам Ахтанар, живой и невредимый, а с ним - раб Лоргана, тот самый, что был Хадором прозван, и которого другие рабы терпеть не могли за наушничество и верность своему господину . Отчего они вместе пришли, Туганн не знала, и только собралась спросить, как повалился злосчастный раб на землю. Шаман сказал только, что болен раб - а Лорган потребовал, чтоб лечили . Туганн, может быть, и побрезговала бы - но Аэрин тотчас раба велела перенести на ее половину, и кто-то (должно быть, та же Аэрин) попросил разрешения, чтобы раба лечил Туор. Туганн не знала, как удалось этого добиться, но Туор пришел, попросил принести травы, и, выбрав нужную, заварил ее и дал рабу напиться. Отвара нужно было много, Нариэль и Туганн то и дело выбегали на кухню, и вернувшись на который-то раз - Туора на застали. Рабу стало лучше, и он побрел к своему господину, который милостиво позволил ему сегодня - отдыхать.
И тут хватились Туора! И Лорган, который головой за него Ворону отвечал, и Бродда принялись всех допрашивать, но сколько ни злобствовали, ничего не добились - все здесь, все на глазах были, никто беглецу, кажется, и помочь-то не мог. Бросились, конечно ловить и догонять - не поймали. И даже Асгон, что наконец-то им попался и был поспешно в погреб посажен - вины их отменить не мог. Туганн, правда, время нашла, чтобы к Морвен сходить, рассказать старой Гилвен про сына ее, что был заперт в погребе. Удалось ему воды и съестного передать, а больше пока ничего. Притих Лорган , притих и Бродда - хотя его страх то и дело прорывался . Тогда он, кажется, и говорил с Туганн последний раз - она удивилась даже, что зла на него совсем не держит. И опять говорил он - о степи далекой, о кочевой вольной жизни. О сыне своем Брогане говорил - которого Туганн Индором звала. Недолго оставался Индор в свободных землях, не смог покинуть мать и отца. И выбрать между ними покуда не смог. Вернулся - и тоже с добычей. Только добычей его стал не зверь - одолел Индор в бою незнакомого человека, обратил в бегство и отнял оружие. Шаман старый объявил, что прошел он испытание.
Сама Туганн Индора видела мало - отчего-то, повзрослев, внук бабку обходил стороной. Только один раз и поговорили - и рассказала ему Туганн о настоящем хозяине Дор-Ломина - Хурине, что самому Черному властелину не подчинился и за то муку терпит.
А Бродда и Аэрин с сыном говорили много. Жалела Туганн, что не слыхала, о чем велась та беседа - на кухню позвали. К пиру, о котором так долго толковала Радтха, надо было готовить особые кушанья , и чтоб руки рабов к ним не притронулись - а советы Туганн все же понадобились. А уж как бедную Нариэль загоняли! Туганн только плюнула - да уж, сама Радтха готовит - покрикивает и пальцем показывает. Опять Туганн не удержалась - обозвала Радтху белоручкой, а стряпне ее посулила место на помойной куче. Радтха обиделась и в самом деле взялась за работу. Помогали ей и мать, и Бранха, и Туганн было отдохнуть собралась, как прибежала Аэрин, плача: "Матушка, Морвен ушла, и Ниэнор с ней! Убежали они - Лорган к ним приходил, сватался к Ниэнор, потом грозил, что силой возьмет!"
"А остальные?" - только и спросила Туганн. Ответила Аэрин, что старики остались, не захотели мешать госпоже. И ожили все старые обиды, что, казалось, умерли навек. Кинулась Туганн в дом Морвен, стала расспрашивать стариков, и недобрых слов для Морвен не пожалела. Старики только кивали, но в один голос твердили, что нельзя было иначе, не становиться же им обузой. Как ни объясняла Туганн, что лишь Морвен была дому защитой, а теперь остались они беззащитными да беспомощными, все они хранили верность госпоже своей. Кое-как уговорила их Туганн пока спрятаться, и прийти позже, во время пира, в дом Бродды - подкормиться и переночевать, а там, может, и остаться. И то не все согласились: Тирвен-целительница да старый Гетрон хоть и слушали, но на своем стояли - здесь мы останемся ждать госпожу, а если суждено будет, здесь и умрем.
Верно Туганн рассудила - Лорган опять явился за Ниэнор, и, узнав, что сбежала она, разгневался, а больше того испугался - перед Вороном и за это ответ держать. Бродда проще рассудил. Сбежала - и сбежала, не будет теперь колдовать да белых демонов привечать, опять же и Аэрин отлучаться некуда стало. А пока дом и разграбить можно. Корила себя Туганн, что сразу их не убедила бежать - поздно. Может, кто и убежал, но Туганн слышала, как страшно кричала Гилвен, как проклинала вастаков. А Аэрин, что рядом с ней стояла, обнимая сына, спросила: "Ну что, теперь ты выбрал?". И ответил Индор: "Выбрал". Вскоре явились и Бродда с Лорганом, все исцарапанные, и Туганн не пожалела для них похвал - вот герои, со стариками справились!
Темнело уже, когда стали съезжаться на пир гости - вастацкие вожди из разных краев. Бродда приказал всем домочадцам быть на пиру - даже Индору. Стол был - Туганн давно такого богатого не видела, хоть и не верила она, что Радтха приготовила что-то путное. А все же за целый день у нее ни крошки во рту не было, и у Нариэль тоже - сидели они вдвоем, прислушивались, что там на пиру творится. А Туганн еще старалась брошенных слуг Морвен не пропустить, и гадала, как бы накормить их - для пира, как она ни противилась, припасы истратили на месяц вперед.
От голода, от страха и беспокойства ворчала Туганн не переставая, поминала добрым словом и пир, и вастаков, и пьянство их, и песни, что поют они, напившись.
Сначала, правда, все шло по заведенному порядку - провожали Радтху к ее волку. Песни пели, подарки друг другу дарили, говорили речи. Бродда наследника объявил - сына Хайиннар, и тут же сказал об обручении его с Лоргановой дочкой. Индора тоже не забыли - сказали, что прошел он испытание. Только молчал Индор, как каменный, изредка на мать взглядывал - и молчал.
Пришло время Радтхе уходить - и провожать ее отправились шаман старый с Бранхой, и сама Хайиннар. После этого веселье пошло - только держись! Бродда с Лорганом состязались, кто первый под стол упадет, песни орали, выкрикивали здравицы Северу и Волку.
А Бродда, расслышав, верно, что Туганн за дверью говорит, приказал и ей миску варева отнести - да побольше, чтоб на троих хватило: "Все равно ведь себе не оставит - рабам отнесет!" Приходила дочь Лоргана, просила Индора с ней отпустить - Индор отказался, не хотел оставлять мать одну.
Только пристроились Туганн и Нариэль поесть - шум какой-то раздался, крики. Вастаки поглядеть было собрались, да поленились - слишком пьяны были. А Туганн на крики кинулась - и увидела, что подрались Асгон с рабом Лоргана, Хадором. Как Асгон из погреба вылез, и давно ли - она не знала, но испугалась, что вастаки на крик все-таки подойдут, разнимать стала. Асгон, что злосчастного Хадора уже едва не придушил, и на нее пытался прикрикнуть - не на ту напал. Стыдила его Туганн, о матери напоминала - и вырвала-таки клятву, что не будет от Хадора убивать. С тем и ушла.
А здесь пришли и слуги Морвен - не все, лишь Садор хромой да Гилвен. Сказали, что убежали они, не знают, куда прочие делись. Усадила их Туганн в пустой кухне, накормила. Время спустя и Тирвен с Гетроном подошли. Туганн опять вернулась к дверям зала - добыть еды на их долю. Тем временем вастаки так напились, что едва на ногах стояли. Бродда уже и песню любимую затянул, про степь да степь кругом, Лорган, по нужде выйдя, с трудом обратно дополз - ох, и поточила Туганн язык, на них глядя! Все же и съестного прихватила - и, войдя с добытым на кухню, увидела, что у очага, тихо беседуя с хромым Садором, сидит незнакомец. Туганн еще больше испугалась: совсем недавно был по приказу Ворона убит прохожий, что рассказывал о каком-то Черном мече, что орков бьет без счета. Как бы и этого не убили! Очаг почти догорел, и разглядела Туганн лишь темные волосы да широкие плечи - пришелец был молод.
"Поешь, странник", - сказала Туганн, но он, проблагодарив ее, отказался. Только выйдя, поняла Туганн, что говорил незнакомец не по-вастакски - по-старому.
Вернулась к дверям зала - и увидела, что Нариэль ушла куда-то. Заглянула в зал - Аэрин с Индором так жалко было, что должны они видеть это непотребство. Только стала прикидывать, как бы их выручить, как сзади, от кухни, раздался голос. Не голос - рык: "Значит, мне нельзя ходить по палате Бродды, а не то изобьют?"
И вбежал в зал тот самый незнакомец, что сидел прежде у очага - Туганн узнала его сперва по волосам, а после по лицу - ибо так он походил на Морвен, что мог быть только ее сыном .
Туганн, не выдержав, кинулась к дочери и внуку, но не успела - пришелец уже гневно говорил с Броддой, называя себя родичем Аэрин и требуя ответа - где Морвен и Ниэнор? Туганн увидела страх Аэрин - и был это страх за самого Турина, и все-таки смогла протиснуться и встать рядом с нею. Кругом стояли вастаки, хмель из них повыветрился, и Туганн понимала, что Аэрин при них не скажет ни слова - не ради себя, так ради Индора.

Хотел Бродда свой нрав проявить, вскочил - и только: никто не заметил, как Турин оказался с ним рядом, а острие Черного меча уперлось Бродде в горло. И вновь потребовал Турин ответа - где мать его и сестра? - и Аэрин ответила, что ушли они в Дориат, к нему самому. "Но если ты и вправду Турин", - добавила она, - "боюсь, все пошло вкривь и вкось".
Пробормотал что-то Турин, кажется: "Не первым умру я здесь!" - Туганн не расслышала, пыталась Индора за дверь вытолкать, но тот упирался.
И вдруг схватил Турин Бродду - и швырнул его через стол. Бродда упал и лежал неподвижно, вастаки с криками бросились на Турина - но тут подоспели рабы и началась драка. Туганн и не помнила, как им удалось выбраться и Индора с собой увести - они недалеко они ушли. Турин вышел следом, отирая кровь - чужую, а Туганн, заглянув в зал, увидела лишь мертвых вастаков да старого Садора, что лежал у порога. "Что с ним?" - спросил кто-то, и она, склонившись, сказала: "Мертв". Садор, однако, открыл глаза, прохрипел: "Прощай!" - и это было последнее его слово.
И выпрямилась тут Аэрин, словно и не было всех этих лет, и велела Турину уходить и искупить все, что он учинил здесь - хотя бы Морвен утешить. Тут впервые Турин на нее взглянул без гнева и позвал с собой. Туганн уже шептала: "Иди, иди. И Индора возьми", И чуть не заплакала, когда Аэрин отказалась, а Турин в ответ обозвал ее трусихой, что собак боится. Позвал с собой всех, кто уйти захочет, поклонился Аэрин в пояс и ушел. И как ни уговаривали Индора тоже с ним уйти - ничего не вышло, ни у Туганн, ни у самой Аэрин. Оглянулись они на дом свой мертвый, на погибших сородичей, и молча взяла Аэрин факел, что укреплен был у ворот, и поднесла его к стене. Тут рука ее дрогнула, и Туганн, подойдя, помогла ей. А дерево старое было, сухое, и запылало так, что Туганн подумала - и оно погибнуть хотело. Высоко поднялось пламя - Туганн только Индора отталкивала, чтоб не подходил близко. И вдруг голоса послышались, крики, вой - это, на беду, вернулись Хайиннар с Бранхой. Кинулась Хайиннар в горящий дом - к Бродде, а Бранха да Лорганова дочка с ней - к Лоргану. Лоргана, кажется, вытащили, но Туганн смотреть некогда было - вырвалась из огня Хайиннар, бросилась к Аэрин, крича, что это она, злодейка, дом подожгла и мужа убила.
Высоко поднялось пламя - видел ли его Турин, о том Туганн не знала. А вот Ворон пожар увидал - и какою силой так скоро появился, неведомо. Туганн на Хайиннар кинулась, не дала той до Аэрин добраться, хотела обратно в огонь затолкнуть - хоть бы и вместе с собою. Знала же, что Хайиннар нож с собой носит - но боли не чувствовала, только ноги вдруг подкосились, и упала Туганн на землю.
Лучше бы сознания ей лишиться - но не дала судьба такой милости, и видела Туганн, как допрашивают Аэрин, как кричит Хайиннар, как израненный, но живой Лорган рассказывает перед Вороном кается и к ногам его припадает. А после - удар мечом - и упавшее наземь тело. Смотрела - и шевельнуться не могла. Лишь когда стали Индора сечь, требуя, чтобы сказал свое имя, а тот отвечал по-детски звонко: "Индор, сын Аэрин" - поднялась старая Туганн, палку чью-то подхватила (Садора, верно?) и встала перед Вороном и его подручными: "Я виновата - я его учила! Меня и наказывайте!" И сказал Ворон: "Нет, тебя вместо него мы наказывать не станем" - и кивнул помощнику своему, Псу. Взлетел меч, отражая пламя, тени сосен метнулись - и не стало Туганн.

Да , получилось длинновато и сбивчиво.
Но все-таки - хочу сказать всем огромное спасибо!
Хочется поблагодарить всех до единого - так невероятно это было, так хороши были все.
Очень хотелось бы встретиться еще.
Надо сказать, что Туганн до сих пор выскакивает, и к месту , и не к месту - а, может, она и существовала где-то во мне?

Верстка - Хэл.