"Не так уж все и плохо".
      С некоторых пор старая присказка не слишком помогала, но Маэрет повторяла ее - то ли по привычке, то ли потому, что на кухне действительно было хорошо. Сама она в последнее время почти не готовила, и, бывало, корила себя за лень и нерасторопность - но дом Эльвинг становился все более и более беспокойным, и требовал неустанного присмотра. Опять же - Маэрет спрашивала себя - может, зря она суетится? Хоть целыми днями распоряжайся - все равно не дело, когда дом без хозяина.
      Впрочем, хозяина, как и всех мужиков вообще - не важно, эльфов или людей - она не слишком жаловала, и первейшим их недостатком почитала привычку потакать любым своим прихотям, да еще и других заставлять. Вот и брат ее, Дирхаваль - занимается ровно тем, чем хочет, сочиняет историю рода Хадора - и даже не сомневался, когда подвернулась ему возможность сплавать на остров Балар - ведь это для дела!
      И лорд Эарендиль не задумался оставить не просто жену и малых детей - целый город! А красивые слова, сказанные им на прощанье - что ж, мужчины на это мастера, так и хочется поверить. А что больше всего нравится ему плавать по морям - это вроде бы и не важно.
      Прежней кухарки Маэрет лишилась недавно, но, как по заказу, появились новые, сразу две - и управлялись они - любо-дорого было смотреть. Расспросила их Маэрет сразу, как пришли - и так же сразу поняла, что первая, постарше, здесь и останется - и что самой ей больше всего хочется, чтоб эта Тинвен осталась. После поняла, в чем дело, и над собой посмеялась - всего лишь в говоре - таком же, какой был у матери, давным-давно. Вторая, помоложе, держалась скромно и незаметно, но видно было, что вскоре уйдет - своего угла захочет, не станет над собой терпеть указчика, даже самого снисходительного.
      Но уж горячее вино с пряностями Маэрет до сих пор никому не доверяла готовить - не оттого, что вина жалела, его-то как раз было в достатке - просто оттого, что любила запахи чужих стран, неизвестных растений, мест, в которых никогда не побывает - словно молодела, вдыхая их. И удержала-таки руку, не просыпала ни крошки, когда услыхала - слишком часто повторяющийся в последнее время звук рога. Все притихли и обернулись - считать, но рог пропел лишь единожды, и можно было вернуться к котелку с вином - еще один странник, попросивший убежища, всего лишь. Но этого, новоприбывшего - Маэрет выглянула, конечно, и увидела - сопровождал сам Маблунг, и не куда-нибудь - прямиком к госпоже Эльвинг. Это означало гостя не простого, которого требовалось принять, как полагается, а для этого получить распоряжения: только вино - или вино и ужин - или вино, ужин и ночлег? Да еще - Маэрет охнула, махнула рукой на бегу - дескать, доделаете без меня - еще дети: повадились забираться к ней в комнату и подглядывать, и если гость не приходился им по нраву - учинить могли всякое. Правда, до сих пор Маэрет удавалось поймать их до того, но сейчас, с вином этим...
      Так и было - близнецы удобно устроились под дверью, радостно тыча пальцами в сторону покоя, где их мать принимала обычно гостей - причем гостей долгожданных. Но этот - Маэрет тоже взглянула мимоходом - эльф не с Балара, а откуда бы еще взяться званым гостям?
      - Странненький! - уловила она, и подумала: точно - странный какой-то. Словечко, невесть где услышанное, понравилось детям необычайно. "Странненький!" - прыскал один. "Совсем странненький!" - подхватывал другой, и Маэрет заторопилась:
      - Давайте-ка, милые мои, к себе, к себе, нечего тут!
      Милые дети как-то слишком охотно и скоро исчезли за дверью, а Маэрет осталась ждать: вот выйдет гость, можно будет и ей войти.
      "Странненький" - повторила она. Эльф был - по их меркам - невысок, в теплом плаще и клобуке, отчего-то завязанном узлом на затылке. Он сидел на скамье, куда усаживали обычно гостей не простых, а важных - не меньше чем родню или послов - и видно было, что устал, и оттого, наверно, говорил размеренно и негромко - так что слов было не слыхать. Маэрет поглядела еще - и вдруг поняла, что в нем странного. Эльфов она - так ей самой казалось - знала неплохо, она и выросла среди эльфов или полукровок вроде госпожи, но все они (и госпожа - как ни горько это признать) будто всегда ждали чего-то. Жил в них вечный непокой - хоть одни давали ему волю, а другие скрывали. В людях Маэрет такого не замечала - и оттого не думала, что это просто печаль и память о потерях - вряд ли у людей потерь было меньше.
      Но в этом - знакомого беспокойства не было. Была грусть, так похожая на человеческую, усталость, даже боль - словно недавно он пережил что-то страшное - и только. Будто он принял и грусть, и усталость, и боль - и примирился с ними, ни на миг не утратив спокойствия. Тем временем гость поклонился и вышел - и кто-то из стражников повел его - Маэрет так и охнула - в сторону кухни. Влетела в палату - госпожа Эльвинг, что? Поить, кормить?
      Госпожа кивнула. Казалось, странный пришелец поделился с ней толикой своего покоя - лицо ее, и без того служившее для Маэрет источником постоянного восхищения, сейчас сияло особенно тепло.
      - Это дорогой гость, Маэрет - и жить он будет здесь - отведи ему покои получше. Это посланец самой леди Галадриэль! Хотя, - Эльвинг улыбнулась, - он-то говорит, что пришел от лорда Келеборна. Ну, все равно. Прошу, проследи, чтоб все было... - она прервалась на полуслове, снова улыбаясь чему-то, и Маэрет осторожно вышла, не желая спугнуть эту улыбку.
      И тут же наткнулась на близнецов, заливавшихся смехом:
      - Так и пошел! В этом своем!
      Эльф, не слишком спешивший почему-то к манящим кухонным запахам, оглянулся - Маэрет привычно задвинула детей за спину и выпрямилась.
      - Сударь мой эльф, мы сегодня уже отужинали - если ты пожелаешь, можешь поесть на кухне - или я принесу ужин прямо в комнату, как только приготовлю ее.
      Эльф оглядел ее - так внимательно и подробно, что будь Маэрет помоложе - непременно бы покраснела. Но в ее чине краснеть не подобало, да и некогда было - шипела на близнецов, которых гость, конечно, тоже заметил:
      - Я полагаю, почтенная...
      - Маэрет, - отрубила она.
      - Маэрет, - повторил он, - эти дети - в самом деле единственные прямые потомки короля моего Элу? Странно - мне казалось, будущих правителей должно воспитывать не так - и воспитатели... - он оглянулся и пожал плечами
      Маэрет вспыхнула - ах ты! Да он, верно, детей в жизни не видел, тем более таких... таких.... А туда же - указывать!
      Старательно скрывала всегда любовь и жалость - да и то, повода не было - так все с близнецами носились - и не гадала даже, что сорвется:
      - А кому воспитывать наследников Берена и Туора, как не людям, сударь мой эльф?!
      - Таурион, - эльф кивнул, - так они тоже эльфы лишь наполовину? Однако ж в вашей правительнице людская кровь почти не видна - странно, что она приближает к себе людей!
      - Что ж, сударь мой, придется мне еще раз огорчить тебя - у нас на кухне вообще эльфов нет! - Маэрет злорадно ухмыльнулась, - Разве годится, чтобы эльф вкушал еду, приготовленную людьми, а?
      Эльф склонил голову набок, не отводя взгляда, и Маэрет вдруг стало стыдно - что ж это, гость, а она на него кричит, куском попрекает - да и вид у нее, должно быть, не самый лучший, красная, злая... вот была бы юной девицей - небось он бы так с ней не говорил!
      - Кажется, я обидел тебя, любезная Маэрет, - сказал между тем эльф, - прости, я ничего обидного сказать не хотел - да и не подобает навязывать свои порядки, придя в гости. Прости. Может, меня извинит то, что я ожидал найти Дориат в цветении и покое, а короля моего Элу и королеву Мелиан - в незабываемом их величии - а нашел....
      - Ну да, нас нашел, - Маэрет сама себя не узнавала, будто кто-то тянул ее за язык, - а у нас с величием не слишком. Пойдем, сударь мой - не знаю, как там у тебя с кухнями - может, ты прежде воздухом питался, - а у нас все по-простому.
      И опять корила себя, увидев, как эльф бредет к кухне и с едва уловимым вздохом облегчения опускается на подставленную скамью. Тинвен подошла, взглянула:
      - Да ты же едва не падаешь! Вот, выпей-ка!
      - А ее не слушай, - встрял крутившийся тут же Ранфуин-дурачок, - она себе сегодня большую ворчалку отрастила, вот и ворчит!
      Маэрет в сердцах едва не отвесила ему подзатыльник, еле сдержалась. Недавно Ранфуин решил жениться, причем все равно, на ком, и подступал с неизменным предложением: "Выходи за меня замуж? Выходи, а? Все женятся - и эльфы, и люди, и собаки, и даже волки - и я жениться хочу!" ко всем женщинам, оказавшимся поблизости. Маэрет прогнала его - и он, должно быть, затаил обиду, хоть и дурачок. Еще ворчалку какую-то выдумал! Маэрет беспомощно оглянулась, а Ранфуин продолжал:
      - Ты с ней не говори сегодня, сегодня не она говорит, а ворчалка. Ты завтра с ней говори!
      Маэрет втянула голову в плечи - ну, сейчас ответит. Эльф подумал - и кивнул - без улыбки, как равному:
      - Ты прав, друг мой - ты позволишь называть тебя так? Иногда мы принимаем одно за другое - и не можем разобрать, отчего ворчим. Но ты видишь суть - жаль, не все это понимают.
      Ранфуин тут же примостился у ног эльфа, явно польщенный, и незамедлительно продолжил разговор:
      - А расскажи нам - ты же видел что-то страшное, когда сюда шел - ты видел страшное? Я не люблю страшное - но ты же не испугался? И я не испугаюсь.
      - Верно, видел - и до сих пор не знаю, страшное ли, - эльф отпил остывшего вина, и Тинвен, проворно забрав кружку, подлила горячего. - В лесу - не слишком далеко отсюда - прошлой ночью я встретил человека в черном, рядом с ним, точно домашняя собака, стоял волк. Он позвал меня - сказал "Иди сюда!", а я ответил: "Тебе надо - ты и иди" - и ушел. Они следовали за мной, а потом отстали.
      Маэрет слушала - и едва не разрывалась на части. Верилось - еще как! - что гость не испугался ни волка, ни человека в черном - но еще больше хотелось думать, что не зря она так на него напустилась - вот и твари эти его не тронули - все ли с ним ладно? Эльф между тем, обращаясь ко всем собравшимся - ко всем, кроме нее - говорил:
      - Нет, в лесу я не боюсь ничего. Разве можно бояться своего дома? Ни одна тварь до сих пор меня не трогала - я научился этому искусству у лорда моего Келеборна, и до сих пор оно не подводило меня.
      - Лес, - протянула Гилвен, - не знаю, как и проживу здесь без него...
      Тинвен молча подсунула гостю миску каши.
      Потом расскажу госпоже про волков, - решила вдруг Маэрет, - посижу пока...
      Но дверь отворилась, и вбежала Форвэль, которой, вообще-то, давно пора было спать - а за ней, как обычно, Дориэль:
      - Видишь, не спит опять. Может, дать ей теплого молока?
      Эльф умолк, разглядывая их - и молчал, пока не ушли. Так молчал, что Маэрет снова не выдержала:
      - Отчего ж ты не скажешь, что и эльфу негоже растить человеческое дитя?
      - Оттого, что я не знаю их, и, значит, судить не могу. Наследники государя Элу - другое дело - ведь это вся родня, что осталась у лорда моего Келеборна. Может, он и не спросит меня - но леди Галадриэль спросит непременно, и что я смогу принести ей, кроме вестей о гибели ее последнего брата и разрушении городов синдар и нолдор? Я должен хотя бы увериться, что потомки Лютиэн здоровы и благополучны.
      - Потомки Лютиэн, принявшей людской удел, и Берена - здоровы и благополучны, - отчеканила Маэрет - от ее добрых намерений опять ничего не осталось. - И я не привыкла, чтобы меня оскорбляли в моем собственном доме - да, в моем собственном! Потому что Гавани и есть мой дом!
      - Прости, - повторил терпеливо эльф. - Я всего лишь хочу объяснить: леди Галадриэль снились дурные сны, которые она полагала вещими - оттого я и отправился в путь - и, как ни горько мне было убедиться в том - сны ее действительно сбылись. Если я, по-твоему, говорю не так и не то - причиной тому усталость и горе, которое я должен еще избыть. Но, - глаза его вдруг опасно блеснули, - я никак не ждал, что самая большая неприятность поджидает меня за этими стенами!
      - Что ж, - Маэрет даже удивилась - так обидно ей стало, - сейчас эта неприятность проводит тебя в комнату - в мою собственную комнату, и ты сможешь отдохнуть. Надеюсь, дурных снов ты не увидишь, хотя - кто знает?
      Она решительно встала, эльф тоже поднялся, и, идя вслед за ней, проговорил:
      - Какая любезность! Должно быть, ты подложила под простыню достаточно колючек?
      - Я повесила на стену портрет моей прабабки, - едва не взвизгнула Маэрет. - Не знаю, сможешь ли ты уснуть под ее взглядом - вряд ли ей понравится, что меня безнаказанно оскорбляют!
      Из кухни они успели выйти, и последние слова услыхали все, кто собрался в большом зале после вечерней трапезы - и сама госпожа Эльвинг тоже. Все изумленно уставились на них, а ближайшая советница и подруга госпожи, Гвиллас, даже встала и подошла ближе:
      - Маэрет, что с тобой?
      - Ничего - наш почтенный гость всего лишь заметил, что мне не место при детях! Что потомков эльфийских королей не должны воспитывать люди!
      Гвиллас покачала головой:
      - Я уверена, наш гость не мог сказать такого. Разве он не знает, что в них течет половина человеческой крови - и Эльвинг по праву просила тебя быть рядом с ними - по праву, не меньшему, чем мое?
      Гвиллас, казалось, всегда очень мало интересовалась людской половиной дома - тем удивительнее была сейчас ее речь - а еще удивительнее - рука, успокаивающе опущенная на плечо Маэрет. Но ту было не удержать:
      - Нет бы задуматься, какой жизнью будут жить они - а если им сужден человеческий век? Кто научит их взрослеть и стареть? Эльфы?
      Она бы и еще нашла, что сказать, но звуки песни отвлекли ее - и она вспомнила, что госпожа Эльвинг звала сегодня всех, кто хочет прийти, чтобы развеять песней или рассказом тоску по ушедшим в море.
      - Лучше иди сюда, Маэрет, - окликнули ее от очага, - да расскажи нам что-нибудь!
      Среди собравшихся людей почти не было - только что вездесущий Ранфуин, да его старшая сестра Гвериль, вторая советница госпожи Эльвинг. Маэрет решилась - при сестре и дурачок не станет нести свои бредни, и этому... этому... неплохо бы показать, что она, Маэрет, здесь на своем месте - да и новость у нее была удивительная, такой не поделиться нельзя.
      И правда, рассказ об ушедшей неведомо куда Кориэль - вороньей дочке пришелся всем по нраву. Маэрет нарочно по сторонам не смотрела - не хотела знать, ушел ли докучливый гость, и лишь закончив рассказ, оглянулась: гость стоял, тяжело опираясь о стену и глядя на нее в упор, а заметив, что и она на него смотрит, проговорил:
      - Ты удивительно остра на язык, любезная Маэрет. Я не удивлюсь, если окажется, что ты и песни складываешь!
      - А если и так?
      - Если так - и спор наш затянулся - не отложить ли его до лучших времен и не повести ли языком песен? Я уверен, так будет лучше для всех!
      Маэрет подавилась очередной колкостью. Глупо было бы спрашивать, умеет ли эльф петь и складывать песни - они все умеют. Но не драться же с ним! Да и отказаться - не будет ли означать, что она струсила?
      - Согласна! - выпалила она, а эльф так же неторопливо продолжил:
      - Конечно, до незабвенного друга моего Даэрона мне далеко, но кое-чему я у него научился! - И, поклонившись, сел у очага.
      Маэрет стояла, как оплеванная. Ну и пусть сам ищет, где ее комната. А она после придет, проверит, все ли в порядке - и ушла в кухню.
      - Что-то ты не в себе сегодня, - ехидно проговорила Тинвен - старухе явно не терпелось поболтать. - И что ты так напустилась на него? Ничего он обидного не сказал.
      - Как это не сказал?!
      - А вот так! Что уж тебе показалось, не знаю, а вот мне показалось, - Тинвен ухмыльнулась, - что кое-кто здесь влюбился - да еще с первого взгляда!
      - Что?! - Маэрет аж подскочила. Ты что - думаешь - я в этого эльфа влюбилась?!
      Тинвен расхохоталась уже в голос:
      - Да ведь это не я, это ты сама сказала - тебе и лучше знать.
      Она еще раз выходила в зал в тот вечер - и слышала, как там же, у очага, он тоже рассказывает что-то - про лорда своего Келеборна, про говорящие деревья, про гибель и доблесть - но дослушать не хватило сил, и ушла.
      
      Наутро, проснись Маэрет в своей комнате, подумала бы, что все ей приснилось - и странный эльф, и перебранка их, и назначенное состязание, и слова Тинвен. Но, протирая глаза на кухне, почти с ужасом думала - что ж теперь делать? О чем говорить? Недолго, надо сказать, думала - день разгорался, дневные заботы подхватили и потащили за собой - некогда стало.
      Дети опять проявили недюжинную смекалку и сумели передвинуть к городским воротам тяжеленного каменного пуккола, сработанного еще одними недавним приобретением Гаваней - друаданкой Да-Тхун. Странного ее вида поначалу пугались, но после привыкли, а потом - и полюбили. Несмотря на непонятные речи и почти полное отсутствие одежды, Да-Тхун оказалась на диво разумна и рассудительна - правда, советам ее не всегда хотелось следовать. Со вчерашним эльфом они походили друг на друга чем-то неуловимым, и так же, как возле него, крутился возле нее Ранфуин, и сестра его, кажется, была рада этому. Так что захотелось Да-Тхун сделать каменного болвана - пусть себе делает, еще и посмотреть приходили. Но стоило ей увидеть, что пуккол исчез с привычного места - ее будто подменили, и на непроницаемом обычно лице появилось выражение крайнего беспокойства. Маэрет не любила непонятного - а тут этого непонятного вдруг оказалось выше крыши - и слова друаданки о беде и опасности, что им грозит - да не от волков и орков, а от кого-то еще, и тут же, в лад ей, россказни Ранфуина о том, что видел он над морем птицу с двумя сердцами, а в лесу - карликов во-о-от такого роста - на голову выше самого Ранфуина.
      В городе давно уже поговаривали про гномье войско, которое то ли видел кто-то, то ли слышал - и слова о карликах неплохо было бы донести до госпожи Эльвинг - а заодно и про человека с волком - но времени не было. Защитник города пуккол - в это Маэрет верила твердо - сам до ворот дойти не мог, а охотников помочь ему можно было пересчитать по пальцам. Двум.
      Близнецы почти не запирались - и, чтобы лишних разговоров и сплетен не плодить, Маэрет отвела их к матери. Правда, сколько потом ни рассказывала - мол, вспомнили близнецы, как водила она их на верфи, показывала, как лодки на воду спускают - вот они и устроили такие же катки, и пуккола на них перевезли - не помогло. Да-Тхун кивнула - понятно, если пукколу захотелось к воротам - он найдет, каким способом до них добраться.
      Ну и кухня, конечно - завтраки, и обеды, и ужины. В своей комнате почти не показывалась - и с эльфом не говорила ни разу - но сталкивалась часто - еще бы, в одном доме - и каждый раз огорчалась до слез: ну вот, опять все потная, красная, взъерошенная, в старой душегрейке, из которой мех лезет. И давала себе обещание - вот завтра точно надену новое платье, ходить буду плавно и неторопливо, говорить негромко - пусть он такой меня увидит. А потом махала рукой - хоть десяток новых платьев надень, а с эльфийскими девами, с которыми встречала его то здесь, то там, все равно не сравняться.
      
      Все чаще звучал рог у ворот - и не оттого, что новые странники просили убежища, а оттого, что орки и волки наведывались чаще обыкновенного - их отгоняли, делали, бывало, вылазки, одного даже пленным захватили, и Да-Тхун опять тревожилась - не надо эту погань в город тащить, а Ранфуин опять толковал про карликов и птицу с двумя сердцами.
      Но Маэрет не до того было.
      Брат вернулся наконец-то с Балара, счастливый - и тем, что оказался снова дома, и тем, что привез оттуда целый ворох эльфийских песен и баек - хорошо ему! Спросил, конечно, как здесь и что, и терпеливо выслушивал новости, и Маэрет не удержалась - рассказала ему про эльфа и состязание. Про состязание он мимо ушей пропустил, а вот с эльфом потребовал тотчас же - ну, после того как госпоже отчет даст - познакомить - как же, столько узнать можно про восточные земли, про леди Галадриэль (и лорда Келеборна - добавила про себя Маэрет).
      Не отказывать же брату - да еще сразу после возвращения - лицемерно уговаривала себя Маэрет, но и не искать же его нарочно - вот встретится, тогда и скажу. Встретились - почти сразу - в зале, где сегодня должно было состояться празднование дня рожденья близнецов. Маэрет пришлось покрутиться, и всей кухонной челяди тоже - но стол накрыли на славу, жаль только, не успели посмотреть на подарки, что счастливые, раскрасневшиеся близнецы гордо раскладывали, развешивали, а то и на себя надевали - как почти взрослую одежду, подаренную госпожой Эльвинг, как новые - первые в жизни - клинки, привешенные к новеньким же ремням.
      Как он дарил подарок, Маэрет не видела - заметила его уже после, когда - опять едва не в мыле, в панике - не успею! - суетилась у стола. Он стоял в стороне - отдельный, не такой, и смотрел на нее, а потом подошел:
      - У тебя много забот, Маэрет. Я ни разу - сколько следил - не видел тебя праздной, и не мог заговорить с тобой. Не хочешь ли прийти сегодня вечером - здесь, говорят, будут петь, а мы могли бы условиться о нашем состязании - ты не забыла о нем?
      Маэрет ушам не поверила, и, жалко покраснев, пробормотала:
      - Госпожа Эльвинг сказала, что сама день назначит - и тоже будет слушать.
      - А что же сегодня вечером?
      - Приду - надо же, чтобы всем вина и закусок хватило.
      Он покачал головой:
      - Не вина и закусок, а просто посидеть у огня. Я мог бы рассказать тебе о лесе - а ты бы в ответ рассказала о море. Я ходил на берег - не понимаю, чего там хорошего? А в лесах - не кричат эти ваши чайки, а поют соловьи; лесные реки тихо и плавно текут меж зеленых берегов, а уж рыба там! Вот это - он указал на блюдо, только что поставленное на стол - мы называем мальками и выпускаем - пусть подрастут!
      "Вот это" было тайной гордостью не только Маэрет, но и всей кухни, и не заступиться за долгие труды своих помощниц она не могла:
      - Это, если желаешь знать, больше и не вырастет - и мы нарочно наловили этой такой мелюзги, а потом тушили ее в масле и не пожалели железа на миски, где она хранится, эта рыба. Мы и в кузницу ходили - видишь, здесь запаяно сверху, и рыба не портится - такие припасы - для долгих плаваний в самый раз.
      Он смеялся:
      - Верю, любезная моя Маэрет, верю. Я всего лишь хотел рассмешить тебя - и вот, опять тебя рассердил. Прости.
      - Да нет, я же не за себя, - вдруг ответила она, - здесь другие постарались - я за них. Я хотела попросить тебя - не мог бы ты поговорить с моим братом? Он записывает все, что услышит и увидит - лучшего слушателя тебе не найти.
      - Я нашел, вообще-то, - сказал он, - но с братом твоим поговорю, а вечером все-таки буду ждать тебя.
      Остаток дня Маэрет не ходила - летала по дому. Что бы ни делала - потчевала ли гостей с самого Балара, разглядывала ли с близнецами подарки, ахая и восторгаясь, говорила ли с Гвиллас - все поглядывала в окно, на небо - скоро ли вечер?
      Да только не настал еще и вечер, как опять загудел рог, опять раздалось: "Лучники, на стену!", опять притихли все, ожидая волчьего или орочьего воя - но вместо "Пли!" прозвучало вдруг: "Открыть ворота!"
      Заплескались невиданные прежде в этих стенах стяги - с восьмиконечной звездой, и вошли - гости? Послы? Маэрет задумалась и про себя решила - вестники, только вести у них недобрые.
      От феаноровых сыновей - прошелестело рядом.
      Феаноровы сыновья! Маэрет глядела во все глаза. Еще одна страшная сказка ее детства, наравне с камнем-Сильмариллом, что носит ныне открыто госпожа Эльвинг. Вот и дождались - прознали про них на Амон Эреб, явились требовать.
      Гвиллас и Гвериль, советницы, были званы в покои госпожи, сам Маблунг, оставив укрепления, явился за ними следом. Маэрет первым делом кинулась искать детей - те успели уже наслушаться - не от нее, конечно - всякого, и замыслить могли тоже что угодно - особенно если б им показалось, что маму кто-то хочет обидеть. Но близнецы были у себя, и, кажется, сидели покуда тихо - можно было уйти к себе, подождать распоряжений.
      Негромко говорила госпожа, еще тише отвечали ей усаженные на низкую скамеечку посланцы - ни слова не разобрать. Расстались вроде бы без угроз и крика, вышли, оглядываться начали. Маэрет толкнула дверь:
      -Что с ними госпожа? Поить, кормить?
      - Вина налей, если пожелают. За стол не сажай.
      Маэрет вышла следом. Посланцы стояли у стола - поспешила наполнить для них кубки, еле успела - отодвинула-таки блюдо, заметили, конечно - ну и пусть!
      Снова поднялись стяги, прошествовали незваные гости к воротам, ушли.
      Маэрет подумала - и пошла искать Гвериль:
      -Что там было-то? Чего им надо?
      - Понятно, чего, - неспешно отвечала Гвериль, - того, что они в прошлый раз не получили. Да разве же можно отдать им Камень, кровью и трудами добытый! Если этим так уж невтерпеж - вспомнили бы, что еще два есть - вот пусть их и добывают! А мы этим Камнем живем! Еще хвалиться вздумали - вот, мол, мы такие, дракона чуть не зашибли! Да на того дракона одного смертного с мечом хватило!
      Маэрет слушала - а согласиться никак не могла. Стояли Гавани до всяких камней, случись что, и после выживут. А что этот камень может, если сложа руки сидеть?
      Конец шепоткам и пересудам положила госпожа Эльвинг - велела все собраться и объявила, что сыновья Феанора через своих послов в самом деле напомнили о клятве, коей они служат, а в обмен на камень посулили защиту и покровительство - в самих Гаванях воинов куда меньше. Шум поднялся неимоверный. Кто кричал, что нельзя отдавать, кто - что надо, да поскорее, и лишь госпожа смогла остановить крик, сказав: посланникам я объяснила, что не в силах решать одна, без мужа, который ныне в море - и буду ждать его возвращения, а потом дам ответ.
      Опять все загомонили, а госпожа продолжала: каждому из вас решать, что дальше делать.
      Тут уж Маэрет не удержалась:
      - А как же те, что решать пока не могут? Что с детьми-то будет?
      - Думаю я и об этом, - ответила госпожа. - Но пока дети останутся со мной - ждать возвращения отца.
      - Это ладно, - пробормотала Маэрет, - ее уже не слушали, - а как с другими детьми быть? Нельзя так.
      После схода нагнала ее Тинвен:
      - Смотрю, что-то ты задумала - не скажешь ли, может, я подсоблю?
      - Скажу. И тебе, и другим не побоюсь. Некогда дед мой так же приходил к князю Хурину, а моя мать - к халаду Брандиру - так же и я пойду к госпоже: плохо здесь будет, уходить надо! Бежать!
      Подошла Гвериль, и Гилвен, и еще люди:
      - Куда ж бежать? Некуда!
      Гвериль, как всегда, рассудила разумно:
      - Как некуда? В Бретиле, знаю, до сих пор люди живут свободно - да только доберемся ли туда - с детьми и стариками?
      - На юг надо уходить, - хмуро сказала Маэрет. - Больше некуда. Вдоль берега - сколько наши туда плавали, ни орков, ни волков не видали - пусто там, не любят твари воды, ни пресной, ни соленой.
      - Погоди, - прервал кто-то, - может, дело еще миром решится.
      Стали расходиться, и Маэрет вдруг увидела, что давно уже вечер - тот, что так ждала. Думала, ни песен, ни рассказов сегодня не будет - но госпожа сказала - отчего же нет? Тень, что легла на нас, надобно развеять!
      И звенели песни, эльфы пели - а когда замолкали, слушали рассказы о чудных землях на востоке, о лесах, где поют соловьи, да так, что спать по ночам невозможно.
      - И тогда мой лорд выходит на крыльцо, - повествовал он вдохновенно, - и...
      - Стреляет соловьев из рогатки! - радостно закончила Маэрет. - У близнецов она то и дело отбирала рогатки - снаряженные уже, изготовленные любовно и старательно.
      - Нет, зачем же губить живую тварь, - ответил он спокойно, - лорд мой не из таких, и все в лесу послушно ему. Так вот, он выходит и говорит соловьям: "Ша!" - и они смолкают! Разве не диво?!
      Ранфуин бегал и хвастался - женюсь! Взаправду женюсь! Оказалось - не врет - вернее, не сочиняет - врать-то он был не способен. Маэрет не поленилась сходить к Гвериль - расспросить, и рада была, что есть повод - разговоры с Гвериль не то что успокаивали - становились необходимыми. Действительно - нашлась-таки девица, не побоявшаяся Ранфуиновых чудачеств - Гилрин, внучка покойного Глирхуина, который и сам был не без странностей. Гвериль и рада была - забот у нее полон рот, а теперь найдется кому за братом присмотреть, и тревожилась - как они будут жить?
      За каждым взглядом, за каждым словом стояло теперь ожидание невесть чего - и словно торопясь, жили Гавани - праздники, пересуды, ссоры, быстро вспыхивающие и так же быстро стихающие, не гаснущий допоздна свет в покоях госпожи Эльвинг, встревоженные лица советников.
      А для Маэрет были вечера у очага, негромкий голос с привычным уже выговором, рассказы ни о чем - в основном, конечно, о лесах и чудесах лесных, или молчание бок о бок - повисшее в воздухе не кончающееся мгновение.
      - Теперь я знаю дорогу, - обмолвился он как-то, - и обернусь не более чем за год.
      - Обернусь?
      - Конечно. Я не могу остаться здесь - ты знаешь, я должен принести вести моему лорду, и я не могу остаться там - я вернусь.
      Маэрет ждала, не позволяя себе спрашивать - и дождалась:
      - К тебе. Ну, то есть - за тобой.
      Кажется, он и не ждал ответа , а ей сразу пришло на ум с десяток "невозможно", и главное из них - не может такого быть!
      Говорил он негромко, но не скрываясь - и, видя ее смятение, многие принялись ее уговаривать - поверить, и примеры нашли - да хоть госпожу Эльвинг, хоть мужа ее, и припомнили совсем схожее - из старых времен.
      - Да ведь то были князья да лорды, - отбивалась Маэрет, - а мы кто? И дети как же? И брат мой? - но и на это находились возражения: дети растут, скоро и опека ее не нужна будет, а брат - что ж, когда ему уплыть надо, разве он медлит?
      Так ничем разговор и не закончился - хотя про себя Маэрет знала уже - вернется он, и она пойдет за ним следом куда угодно.
      А на другой день опять появились в Гаванях стяги Феаноровых сыновей - и сами они пожаловали посольством - не старшие, а младшие двое, близнецы. Шли по городу медленно, то ли показывая себя , то ли присматриваясь - кажется, нашлись у них и знакомцы - Маэрет краем уха услыхала, а выяснять было некогда - бежала бегом - о своих близнецах позаботиться. И вовремя - те уже изладили и рогатки , и трубки, через которые сподручно камушками плеваться, и засели в засаде - как раз на дороге у посольства. Сгребла их в охапку, удивилась еще - тяжелые стали, не справиться - оттащила подальше - и к госпоже. Можно было и не ждать распоряжений - понятно было, что они пожаловали не гостями , и хорошо бы убрались скорее - но надеялась услышать хоть что-нибудь.
      Зря - у госпожи была привычка - чем хуже дела идут, тем тише она говорит - а сейчас почти что шептала.
      Маэрет еще раза два выбегала проверить - не сбежали ли юные герои - погеройствовать, и возвращалась, а разговор все длился.
      Наконец вышли. Маэрет подошла поближе - и едва не ахнула вслух: такие лица, как у близнецов этих рыжих, она уже видела - у отца, когда узнал про Дориат, и у матери - когда отец пропал.
      Чуть не заплакала - как же это? Ведь и отец ее не хотел, верно, бросаться в море - а сделать ничего не мог. И мать - хотела ли своих детей сиротами оставить? Впору кричать было - да отдайте вы им этот проклятый камень, не видите, что ли - не могут они! Не в их это воле!
      Да разве скажешь... Только что отойти да детей проверить - а детей-то и нет! Кинулась, успела - только начали примащиваться, до зубов вооружившись, в кустах.
      Послы ушли.
      Гвериль вышла из покоев - темнее тучи. Сказала, что госпожа дала тот же ответ - а послы обещали передать старшим братьям. Да только не отдаст госпожа камень, - проронила Гвериль, - и правильно. Что ж, родители ее и братья напрасно погибли?
      Вот, - подумала Маэрет, - братьев малолетних не пожалели тогда - и сейчас, похоже, не станут. Не выдержала - хоть и знала, что Эльвинг не до нее - попросила о разговоре, и госпожа согласилась. Маэрет опять завела свое - о детях - и опять госпожа сказала, что не о чем покуда беспокоиться, что послам сказано было - без мужа она решать не будет - и велела не суетиться без толку.
      - Вот, помнится, говорили мне о состязании - не пора ли устроить? Сколько можно грустить да вспоминать?
      Маэрет и не думала, что соберется столько - и эльфов, и людей - и испугалась. Но он, по другую на этот раз сторону очага, посмотрел и подмигнул - сейчас мы им покажем! - и ее будто подхватило: покажем!
      Не состязание это было, а признание; словами, хоть и своими, но намеренно составленными в лад, было много проще объяснить - и страх, и тревогу, и надежду. А в его словах был тот же покой, что она с первого раза увидела в нем, то же согласие с миром и с собою - и любовь, не знающая сомнений. И когда он договорил, Маэрет склонила голову, признавая поражение - а он склонил голову в ответ. Тогда он вытащил вырезанный из камня и оправленный в серебро алый кленовый лист - и протянул ей: вот, награда победителю, и пошел обратно, а она - позор-то какой! - так растерялась, что только взвизгнула:
      - А приколоть? - и под общий хохот он опустился на колено и осторожно приколол - слева, напротив сердца. Тогда и она достала подарок - подвешенный на кожаном шнурке кусок коры, на котором неведомый мастер нарисовал дерево - ствол его на середине раздваивался, а потом снова срастался - и надела ему на шею.
      Не зря он говорил, что учился у самого Дайрона - такова была сила его слов, что многие в тот вечер объявили о помолвке, а то и о скорой свадьбе.
      Маэрет не знала, что и думать - она не раз слышала, что эльфы не женятся и замуж не идут в лихие времена - может, и правда все еще обойдется?
      Но это были мысли вечерние, и обещание - уйти с ним - тоже было дано тем вечером, а утром все вернулось - и тревога за детей, и страх, и неотступное: что делать?
      Впрочем, что делать, было ясно - детей укрывать надо, и стариков, и иных, кто сражаться не мог. Сыновья Феанора в этих местах не бывали - разве смогут они прочесать все углы и закоулки, все пещеры на скалистом берегу, все тропы в пойме реки? С эльфами говорить не хотелось - и Маэрет снова пошла к Гвериль. А Гвериль сразу собрала сход, и на этом сходе Маэрет объявила, что, без дозволения госпожи, хочет она устроить укрытие. Тотчас посыпались советы, как и что лучше сделать - а Да-Тхун сказала, что поможет отыскать хорошее место, и особые слова скажет, чтобы никто со злым умыслом то место не нашел. Вызвались и припасы принести, и теплую одежду, а Гилвен сказала, что возьмет лук и стрелы - мало ли что. Словом, оставалось только ждать - а потом рассказать все-таки госпоже о сделанном.
      Собрали детей - строго-настрого наказали заучить, куда бежать и прятаться, сказали, кто младших ведет, кто ждет отставших - так было легче, и Маэрет твердо решила - хоть силой уведет близнецов. Надо будет - и без ведома Эльвинг.
      А все же совесть ее мучила - и у кого было спросить совета, как не у него? Кто еще был здесь свободен от уз, что накладывает долгая жизнь бок о бок - от забот, дружб, обид, сплетен, приязни и неприязни, живущих внутри этих стен? Никто не хотел уходить - люди собирались разве что детей спрятать, эльфы - говорили, что можно бы уплыть на Балар, если б не зимние бури - находились отчаянные, которым и бури были нипочем - стоял в гавани единственный корабль, готовый к плаванью.
      - Ты же все равно хотел уйти - отчего бы не уйти сейчас - и не взять с собой тех, кто не может сражаться?
      - Уходить? - он покачал головой. - Уйти я не могу - неужели я скажу моему лорду: на город, где правят ныне твои родичи, полагали напасть сыновья Феанора - но я предпочел уйти, и не могу сказать, что стало с наследниками Элу Тингола? Я остаюсь, конечно - пока все не разрешится. К тому же здесь - ты, а ты, похоже, не считаешь себя в числе тех, кто должен уйти?
      - С детьми - ушла бы, - ответила она без промедленья. - Но что ж мне делать - сказать ли госпоже Эльвинг о том, что мы замыслили и сделали, или не говорить?
      - Сказать, конечно, - кивнул он, - Госпожа, без сомнений, тоже думает о детях - и уж не меньше тебя. Другое дело, что она думает не только о них. А для тебя они - главное, так? Скажи ей, пока время есть.
      Маэрет промолвила только:
      - Есть время? Что с нами будет, не знаю - но чем позже ты уйдешь, тем позже вернешься - а я уже не молода - сколько же нам останется, если мы будем живы? Зачем я тебе - через двадцать лет?
      Он покачал головой - так что ей стало стыдно за собственную глупость и слабость.
      - Что бы ни сделало с тобой время - я вижу и буду видеть, какова ты на самом деле, а это главное. Ну, посмотри на меня! Веришь?
      И Маэрет, не лукавя, отозвалась - верю.
      
      Госпожа Эльвинг выслушала ее, то кивая согласно, то хмурясь - и сказала:
      - Ты рассудила правильно - и все, кто пожелает, могут пойти в твое убежище. Только детей своих я туда не отпущу - потому что сыновьям Феанора нужен камень, который я ношу - и мой род будет их целью - а на других я проклятья навлечь не хочу. Если суждено мне и детям сгинуть, как сгинули когда-то мои братья и отец с матерью - не желаю более никого подставлять под удар.
      - Ну уж, раньше меня им сгинуть не удастся, госпожа, - отрезала Маэрет, - и жаль, что ты не доверяешь мне - и не говоришь, что для них приготовила.
      - Кому мне и доверять, как не тебе, - Эльвинг взяла ее за руку и усадила рядом, - я думала просто, что ты и так знаешь - старый наш ухорон, где мы еще детьми играли - тот, под стеной.
      - Так это рядом совсем! - ахнула Маэрет. - Найдут!
      - Если знать не будут, то и не найдут - разве не помнишь? Да и не рано ли мы поверили в худшее, Маэрет? Может, уймут они свою жажду - хотя бы до возвращения мужа моего? Лучше скажи - почему ты до сих пор мне о себе не рассказала?
      - Да о чем говорить, госпожа? Он... Таурион обещал вернуться и забрать меня с собой - и сказал, что перед всем белым светом назовет меня своей женой - но разве может так быть?
      - Глупости! - Эльвинг даже вскочила и ногой топнула, на миг превратившись в прежнюю себя - счастливую, праздничную. - Может! Своею волей вас поженю - пусть только кто слово поперек скажет!
      - Спасибо тебе, - поклонилась Маэрет - и ушла.
      А про себя решила - проберусь потихоньку и уведу близнецов - в наше укрытие уведу!
      На всякий случай отыскала Да-Тхун и Гвериль, рассказала им - знала, что ни словом не выдадут. Просила Да-Тхун посмотреть тот ухорон, о котором Эльвинг сказала - и такие же слова нашептать, от злого умысла. Не вышло - Да-Тхун сразу заявила, что место плохое - и защиту она разве что от орков поставит - а другая здесь не получится.
      Вроде бы ждали, что нападут, вроде готовились - а все равно не поверили безнадежному зову рога, отчаянному - "Все сюда!" Маблунга, звону, крикам, ударам в ворота - тараном они бьют, что ли?
      Хорошо, не растерялись ее помощницы - схватили детей, и бегом на берег. Кажется, Маэрет еще кого-то уговаривала уходить, эльфы бежали тоже - к кораблю, наверно, а сама Маэрет бросилась к детям - и успела увидеть, как Гвиллас уводит их. Это ладно, - думала она, - сейчас госпожу бы найти - и там можно и Гвиллас уговорить, и перевести их, как собиралась. Искала, металась, кричала - без толку - говорили, что госпожа у ворот - да зачем же ей к воротам? И не пробиться было. Она еще раз оглянулась - и застыла в ужасе: страшным черным клином в ворота врывалось чужое войско. Кто-то еще сражался, кто-то собой закрывал убегающих женщин - и она тоже бежала, и понимала, что не успевает - защитников Гаваней смели, как огонь сметает солому. К счастью, до убежища можно было пробраться закоулками, но эти - чужие - были, кажется, везде, приходилось прятаться, медлить....
      Добежала на подгибающихся ногах, заглянула - и обмерла - ухорон Эльвинг был пуст.
      Дети! Выскочила на улицу - чужаки бежали мимо, к морю - оттуда слышались крики, звенели мечи - там еще сражались - но дети?!
      Не уберегла! Обезумев, бросилась на первого попавшегося - тот оттолкнул щитом, почти не заметив. Дети! Где?!
      По улице к дому, мимо живых и мертвых, мимо застывших в ужасе эльфов и людей - своих - с криком - с воем! - отдайте!
      Перед домом чужих было много - плескались принесенные флаги, кто-то отдавал команды, кто-то стоял, сидел, лежал - не важно. Кинулась - к тому, под флагами:
      - Где дети? Отдай!
      Двое сдвинули щиты, закрыли, кто-то оттолкнул, кто-то спросил - какие дети? - и вдруг знакомая рука легла на плечо, и он - он! жив! - повел-потащил куда-то, приговаривая:
      -Успокойся, радость моя, успокойся, не надо, пусть они забудут, пусть думают - нет никаких детей, пойдем....
      Маэрет трясло, ноги подкашивались - и далеко было не уйти - почти упала тут же, у стены, он опустился рядом, заслоняя, обнимая, прикрывая собой:
      - Ну, будет, будет, тише, не плачь, жива, ты жива - как же ты? Где ты была?
      - Дети! - выговорила она, - их там нет! Там пусто, их нет - где они?
      Кто-то вздохнул за спиной, Маэрет обернулась - вот, все здесь, кто спрятаться не успел - живы: Гвериль, Да-Тхун, другие.
      - Живы, - прошептала Да-Тхун, - они - живы.
      Они живы? Где ж они? И кто ж тогда - не?!
      Крик. Это с другой стороны - от тех - будто убивают кого? Несут на руках, опускают на землю - бережно, как живых, но эти - двое - не живы, и кто-то рыдает над ними, кто-то замирает скорбно, и Маэрет вдруг понимает - это те, близнецы - это они мертвы.
      Близнецы... Мертвы... Безумие опять подхватывает ее, бросает - туда, неважно - на мечи ли, на копья - где? Где они?!
      - Тише, тише, все будет хорошо, мы живы, и брат твой жив, и Ранфуин...
      - А кто - не?! - снова вырывается у нее, потому что она уже понимает - кто, и не может поверить, и - где же дети? Надо же бежать, искать, скорее!
      - Не надо, любовь моя, не надо, могут увидеть, пойти следом...
      Он прав, конечно, но сидеть и ждать чего-то - невозможно, невозможно слушать, как затихает где-то битва, как возвращаются, неся раненых и мертвых, чужаки - и отдельные слова, лица - как вспышки - свои. Ивретиль-лучник - жив, и кажется, не ранен - его хватают за рукав, спрашивают - молчит, потом роняет: "Всё" - и бредет куда-то, не видя - его не останавливают.
      Вдруг - опять крики - и среди чужих голосов голос Гвиллас.
      В голове разом прояснилось - и, осторожно отведя его руку, Маэрет встала.
      - Всё, - сказала, как только что Ивретиль, и пошла - и увидела: дети. Живы, смотрят испуганно, но храбрятся, вокруг толпа - и ведут - тащат к тому, главному, на которого кричала.
      Кинулась, растолкала всех, прижала к себе - все, не отдам.
      - Где мама, - выговорил старший, - мама?
      Голос над головой - усталый, почти неживой... убитый:
      - Правительница Гаваней бросилась в море. С камнем.
      Они смотрели, еще не понимая, не веря - рассматривали рыжие волосы, меч в левой руке, алый с черным наряд - и тут поняли:
      -Мама!
      Плакали, намертво вцепившись друг в друга, и она, обняв их, плакала вместе с ними, и шептала что-то, пока Элрос вдруг не выпрямился и не отер лица:
      - Мы теперь старшие в роду... взрослые... - и всхлипнул. - Мы теперь...
      - Да как же, - зачастила Маэрет, - а отец ваш? Жив, и вернется, и вы встретитесь...
      - Вот мамка-то порадуется, - раздалось из-за спины. Ранфуин! Что ж ты делаешь, дурень?
      Гвиллас стояла рядом, как страж - держалась, не плакала - но сейчас и ее лицо дрогнуло. А вокруг слышались голоса - знакомые, свои - и, подняв голову, Маэрет увидела - тех, кто прятался в ее убежище. Живы! Все... Дирхаваль? Где?
      - Здесь, сестрица, все со мной хорошо. Теперь можно и не расспрашивать - сам все видел, только не знаю, как правильно записать: госпожа Эльвинг бросилась в море и превратилась - в белую птицу или в пену морскую?
      Бросилась к нему, ощупывала, спрашивала - ранен? Куда?
      Брат только твердил - здоров, и не ранен, а что видел - то видел. Ну так и есть - решила - по голове ударили, не в себе... Больше не успела ничего - к ним - к детям - подходили. Тот, главный, однорукий, и с ним еще один - похожие друг на друга - братья, наверно. Те, что остались.
      Главным было, что детей - забирают. Остальное - зачем, почему - не важно. Привычно вышла вперед, близнецов - за спину:
      - Я иду с ними.
      - Любой, кто пожелает, может пойти с нами, и получит защиту и покровительство, - этот второй брат, темноволосый.
      - Я буду при них.
      Кивают.
      - Мы зовем - всех, - это рыжий.
      - Не отдадим! - крикнул кто-то сзади, - собой закроем!
      Они - оба - повернулись, и, повинуясь приказу, поднялись мечи, взметнулись копья - закрывайте!
      Расступились. Маэрет тщетно пыталась собраться с мыслями - но мир вокруг нее словно сложен был из обрывков: кружился, распадался на части, уходил из-под ног. Отчего-то до слез было жалко кухни - там сейчас лежали раненые, и лекари - чужие лекари! - разваливали заведенный годами уют. Элрос поднял голову:
      - А можно, мы возьмем?... Мы старшие теперь... хранители... - Она быстро кивнула - ну конечно же, вещи!
      Вернулись в дом - и, понятно, тотчас надо было браться за тяжеленный топор и еще что-то неподъемное. Хотела привычно одернуть, но посмотрела - и только вздохнула: пусть берут, что хотят - а она займется пока чистыми портками и рубашками - и теплое не забыть бы.
      Вошла Гвиллас, что-то сказала тихо, близнецы ответили. Маэрет была ей рада, хоть и тлела где-то обида: все-таки не доверили, не сказали....
      Их ждали. Свои - разделившись уже надвое: на уходящих и остающихся. Маэрет взглянула: Гвериль! Подбежала - обнялись, Гвериль говорила что-то - и, как всегда, от одного ее голоса становилось легче. Уходишь? С нами - почему?
      - Потом, - ответила Гвериль. За спиной у нее стоял Ранфуин и качал головой - и то верно - как он без сестры?
      Гилвен уходила тоже - но куда? Должно быть, в лес - у моря так и не прижилась. Эльфы - кого-то Маэрет знала, кого-то лишь видела.
      Прочие - оставались. Одни, в разрушенном городе, в начале зимы - без защиты, без надежды дождаться кораблей с Балара - у кого достанет сил не уйти в собственное горе? У кого хватит опыта - ведь даже домом управлять непросто, а здесь целый город! Гвиллас уходит, и Гвериль тоже. Гвиллас, должно быть, тоже думала об этом - и просила Ивретиля стать во главе разрушенных Гаваней - напрасно. Он, кажется, слышал не Гвиллас, а кого-то другого, невидимого и неощутимого для других.
      Маэрет потерянно огляделась - Дирхаваль, близнецы, те, кто уходит и те, кто остается....
      Он! У него свой долг, своя дорога - как и положено от века.
      Он поймал ее взгляд и кивнул:
      - Я останусь. Сколько нужно будет. Может быть - до весны, а потом - приду за тобой.
      - За мной? Куда?
      - На этот их Амон Эреб. Не могу же я бросить тебя там аж на целый год!
      - Иди спокойно, - сказала подошедшая Тинвен. - За братом твоим я присмотрю, а с прочим справимся вместе. Детей береги и сама тоже... держись!
      - Строиться! - загремело от бывших - наскоро вздетых на петли - ворот. - Выходим!
      Глаза опять защипало - Элрос решительно вскинул на плечо топор и шагнул вперед, Элронд за ним. Сейчас.
      Кажется, успели обняться. Кажется, что-то говорили друг другу.
      Их - уходящих - поставили в середине и как будто забыли. Передние уже выдвигались, а они все стояли, сбившись вместе, и Маэрет сказала то, что, верно, и другие понимали:
      - Сама - шага не сделаю!
      - Не хочешь сама? А ну пошла! - одна из них - женщина - схватила за руку и потянула - и Маэрет отбросила ее руку, едва не ударив. Женщину оттащили - кто-то из своих.
      - Пойдемте, пора.
      
      - Оглянитесь! - крикнула Тинвен. Оглянулись - вот они, все, кто остался. Вот он - стоит сбоку, как всегда, вместе со всеми и все-таки сам по себе, склонив голову набок.
      Прощай!
      Дорогу Маэрет почти не запомнила. Дети - все-таки дети! - разглядывали мечи и доспехи, перешептывались, утешали друг друга - вот вырастут, научатся так же и всем покажут, и сколько она не пыталась отнять у них тяжести - не отдавали ни в какую. Ладно - хватало и узла, что взяла в дорогу. Ночью похолодало - от моря ушли далеко, и Маэрет вдруг вспомнила, что себе-то она ничего не взяла - совсем ничего, даже плаща. Ну и ладно.
      Потом начался лес - страшный, глухой, с какими-то буреломами, западнями и ловушками, через которые надо было перебираться, а потом - они пришли. Амон Эреб.
      Не город, не селенье - временное пристанище, стан, где войско ожидало битвы - пусть ожидание длилось долго.
      Их разглядывали, потом засуетились вокруг, предлагали сесть, поили горячим - Маэрет глядела и только качала головой. Натворили - а теперь мечутся, дел и забот себе ищут - лишь бы не думать, что натворили. Недаром она отца вспоминала - тот, когда клятва - эта же клятва - его догнала, небось не пошел других убивать - себя убил. А эти - что ж, не догадались, если так теперь горюют? Сил не хватило?
      Больше всего хотелось спрятаться, остаться со своими - и вздохнула облегченно, когда детей провели в шатер, и ей, оказалось, там тоже места хватило. Гвиллас пошла с ними, остальным обещали подыскать жилье как можно скорее. Забились под крышу - в шатре было холодно, словно там давно не жил никто - и на миг показалось, что этим близнецам отдали жилье тех. Нет, оказалось - старших. Заходили - спрашивали, не нужно ли чего, принесли и свечи, и одеяла - кажется, готовы были в лепешку разбиться - почему? Вины за собой они как не видели, так и не видят, считая себя в своем праве. Что им чужие дети? Дети между тем устраивались, потом, собравшись вместе - вспоминали тех, кто жив и тех, кто погиб - и так и не вышли к костру, где вспоминали и славили - других.
      Когда дети уснули - Маэрет решилась выйти, проведать остальных. Ей указали, куда идти - и, проходя мимо шатров и походных очагов, она поняла вдруг - Амон Эреб! Здесь жил некогда ее отец, здесь могли оставаться до сих пор его родичи - и она сама говорила с лордом, которому дал он клятву! Это было как удар - Маэрет затрясло, даже в глазах потемнело - кто-то подхватил ее, и она не удивилась, увидев: тот, кого она только что вспоминала, лорд Маэдрос, старший из братьев.
      - Скажи, - начала она, и, увидев, что он готов слушать, продолжила - не помнишь ли ты Боргила, что служил тебе прежде?
      Глупо спросила, конечно - разве может эльф - не помнить?
      - Да, я отпустил его, - ответил лорд, - он хотел жениться, и обещал вернуться на службу по первому моему зову. А что?
      - И с тех пор не появлялся здесь?
      - Нет, больше я его не видел.
      - Это отец мой, - сказала Маэрет. - Когда он узнал, что разорен Дориат и понял, на какую службу его могут призвать - он сгинул в море. И моя мать следом за ним.
      Лорд впервые посмотрел на нее - не как на что-то при детях, и склонил голову:
      - Что бы ты ни попросила у меня - любая твоя просьба будет исполнена.
      - Благодарю, - вырвалось у Маэрет еле слышно - голос внезапно сел, хотя слез не было. - Для себя мне ничего не надо.
      Так и началась их жизнь на Амон Эреб. Родни она не нашла - вастаки, что оставались в крепости, ушли после битвы. Детям вскоре разрешено было ходить, где вздумается, а потом зашла речь и том, чтобы найти им наставников.
      Маэрет пыталась обжиться, завести хозяйство - хотя бы ради детей - но получалось плохо. Странная слабость все чаще охватывала ее, она пряталась, ждала, чтобы все прошло - и на время действительно отпускало. Говорить ни с кем не хотелось, близнецы приходили в шатер только на ночь - так много было охотников занимать и учить их, жаль только, что людей для этого не нашлось.
      Однажды она пересилила себя, и попросила о разговоре лорда Маглора - тот больше времени проводил с детьми, чем кто бы то ни было.
      - Им нужно учиться у людей, - говорила она, - не мечному бою и не книжной премудрости, а умению принимать дар Единого - смерть. Никто не знает, кем они вырастут - надо помочь им!
      - А ты? - удивился Маглор. - Ты и поможешь.
      Маэрет только вздохнула. Зима приближалась к середине, и сил у нее становилось тем меньше, чем меньше нуждались в ней. Хорошо, что есть Гвериль - она не бросит, если что.
      Приходили вести из Гаваней - там еще оставались раненые, которых нельзя было переправить на Амон Эреб. Она знала, что брат ее жив, что выжил Маблунг - какое счастье было узнать об этом!
      Что он - он все еще там.
      Они сидели в шатре вместе с Гвиллас, когда услышали крики. Выбежали - мало ли что - и замерли: над шатрами, над лесом, над всем миром всходила звезда, сияя знакомым, виденным не раз светом.
      - Взлетела! - выдохнула рядом Гвериль, и Маэрет повторила следом: жива! Живы! Прав был брат мой...
      Вскоре снова пришли вести - вернулся один из тех, кто отплыл некогда с лордом Гаваней. Все оказалось правдой - белая птица, в которую обернулась госпожа Эльвинг, Корабль, вознесенный в небо - и звезда, в которую превратился камень.
      Одного не могла понять Маэрет - отчего отец с матерью не пожелали вернуться к детям, а выбрали путь бессмертных?
      Да чего уж там, - махнула рукой, - главное, живы.
      Весна была совсем близко, и она сумела дождаться ее. Правда, более не дождалась уже ничего - вскоре даже вставать перестала, и эльфийские целители, спешно вызванные, ничем не могли помочь, потому что не могли отыскать причину болезни.
      Приходили близнецы, сидели рядом. Эльфы, люди - те, что пришли вместе с ней из Гаваней и те, что жили здесь.
      
      Говорят, что эльф в смешном плаще постучался как-то в ворота крепости Амон Эреб. Его спросили, чего он ищет здесь, он объяснил, и выслушал ответ, а потом молча повернулся и ушел на восток.



Верстка - Терн