О боги, владенья   свои окружившие 
        Столпами недвижными,  горами неприступными, 
        Что над брегом сокрытым   встают отвесно, 
        Над заливом Фэйри   на грани Мира! 
        О люди, веселья   былого не ведавшие, 
        Рыданья и битвы   древних миров, 
        И Моргота мощь   ныне забывшие! 
        Се! Внемлите песни,   что эльфы на арфах 
        Древле сложили    в землях нехоженых, 
        Что в чащах отзвуком   эха звучала, 
        В сердца непокорных   надежду вселяла. 
        Се песнь о победах   и пораженьях 
        Воителей гордых,   высоких нолдор, 
        О гномах горных,   в сраженьях твердых, 
        О смертных людях,   смелых сердцем. 
        Внемлите словам    воедино скованным 
        Певцами искусными   из пепла и пламени. 

Се было время, когда гроза собиралась над Белериандом. Но до поры зелены были травы и чисты реки, ибо Моргот был заперт на севере, в черной своей твердыне, и хранили от него земли Белерианда крепости в горных ущельях - Минас Тирит короля Фелагунда и Маглоровы Врата. Завесою Мелиан укрыт был Дориат, и никто не знал путей в Сокрытый Град Гондолин, в коем правил Тургон сын Финголфина. Тогда, предвидя разрушения войн, решил Финрод укрепить врата Нарготронда.

Но гроза грянула внезапно. Ибо Ангбанд двинул войска свои на крепости сынов Феанора, и Гортхаур, слуга его, вышел вперед и сотворил огненный ветер, и волною пламени смело все преграды на пути черного воинства. Как поется в древнем сказании:

        Все пали в бою -    врагов было много - 
        Смерчем смело их    в долины смерти. 

Однако же доблесть сынов Феанора была велика, и хотя крепость в Ущелье была взята, они затворились в Крепости Маглора и отбили атаку Моргота. С наступлением же зимы Дагор Браголлах кончилась.

В ту зиму созвал Эол Темный, что жил в Нан Эльмоте, эльфийских владык на свадьбу свою. А в жены брал он Аредель, сестру Тургона. И собрались владыки эльфов на празднество на торговом дворе, где никто не смел обнажать оружия для боя.

Весел был пир, но черными был он омрачен знаменьями, хотя немногие узрели их. Ибо клятву брачную принес Эол на мече своем, что звался Ангуирэль и выкован был из небесного железа. И выпал меч из ножен, и звон его заставил содрогнуться сердца. Тогда сказала Артанис, сестра Финрода, слова пророческие, но никто не услышал их.

В разгар же веселья послышался шум и грубые вопли, и громовой голос возвестил: "Дорогу Мелькору!" Ибо то сам владыка Ангбанда, приняв облик Эрухини, с балрогами своими и орками шел на торжище. Тут схватились эльфы за оружие, и увели всех, кто не мог сражаться, в Дориат. Эол же потребовал, чтобы Владыка Ангбанда не мешал веселью, и соблюдал вежество. Сие позабавило Моргота, и тогда Эол вызвал его на поединок. "Невместно мне сражаться с тобой, ничтожество, ибо я могущественней всех," - надменно ответствовал Моргот. - Уходите, и не мешайте МОЕМУ веселью". "Девяти валар не уступил мой народ, так неужели я уступлю тебе одному? " - воскликнул Финрод. И выставил Моргот своего бойца, орка, огромного ростом:

 

        Клинки обнажилилсь -    как кровь, они ало 
        Пылали в лучах    пламени ярого, 
        Со звоном сойдясь. 

И вот нанес Эол удар, какой не назвать честным - и сказали эльфы: "Нет победы в этой схватке". И ушли.

Так окончился год Дагор Браголлах, и крепости князей эльфийских были ныне отрезаны друг от друга, и Маглоровы Врата не были уже препятствием слугами Моргота, и те распространились по всему Белерианду.

 

        Немало сердец   отягчило предчувствие, 
        Многие смехом   тоску заглушали. 
        В песнях, в безмолвье,   со снегами, с метелями 
        Зима прошла;   в мир снова явился 
        Юный год   в незапятнанной зелени. 
        Листва была  все такой же зеленой, 
        Все так же солнце   златое сияло 
        И цветы распускались -   но в сердца увядшие 
        Весна не пришла,  и уже настигал их 
        Страх и ужас,   рока шаги 
        В чертогах звучали.   Донеслись вести 
        О том, что близится    воинство стальное; 
        Орки бесчисленные   к востоку от Нарога 
        Бродили и грабили   у самой границы, 
        Моргота мощь   вновь умножилась. 

В те годы Финрод, король Нарогарда, прослышал о странном народе, который пришел и поселился к востоку от Синих Гор. И отправился он на восток, дабы узнать о них больше. А надо сказать, что после Дагор Браголлах тяжко приходилось нолдор, и помышляли их князья о новых союзах. Не только Финрод, но и Маэдрос путешествовал на восток, и заключил сын Феанора союз с племенами марахов и ульфангов (так звались они по именам своих вождей). Были те племена воинственны, но впоследствии оказались неверными союзниками и перешли на сторону Черного.

К Финроду же пришли разведчики из племени халадинов, воины клана Рыси. Так сказали они: "Некогда пришли с запада неведомые враги и убили наших женщин. Мы поклялись отыскать убийц и отомстить." И заключили они союз с эльфами, и даже собирались поселиться в западном Белерианде, во владениях Финрода.

Так что отправился король Финрод на восток один, взяв в спутницы лишь Эленхильд, странствующую сказительницу, о которой поговаривали, что мать ее была из смертных.

Первым племенем на их пути было племя халадинов. Было в нем два клана - клан Халет, где власть была у женщин, и клан Рыси, мужчины-охотники. Владычица Халет приветливо встретила странников и созвала мудрых женщин и хранителей знаний своего народа, дабы услышали они речи пришельцев и сами увидели пришедших от заката. И узнали эльфы, что раньше них пришли к людям посланцы Ангбанда со льстивыми речами и щедрыми посулами. Хитрые вели те посланцы речи и порочили всяко эльфов, особенно же нолдор. Ибо, как поется в песнях:

 

        Се! Воспомнил Моргот   пророчество могучее, 
        Издревле сотканное,   что эльфы в страданье, 
        В разоренье и горе   братьями станут 
        Смертным людям,   смелым сердцами, 
        И что лишь предательство   друга близкого 
        Осилить способно   силу тайную, 
        Что крепко хранила   сынов Тириона, 
        От врагов укрывала   отпрыска Финголфина, 
        Тургона могучего,   и сынов Феанора, 
        Братьев, клятвой связанных,   и тайные, дальние 
        Скрывала убежища   в седых чащобах, 
        Престол Тингола   в Тысяче Пещер... 

И вот, слуги его, искусные во лжи, затмевали свет истины, а еще сулили людям могущество и власть, коль станут те служить Властелину Ангбанда. Потому дивились люди, видя Финрода и Эленхильд, ибо не похожи они были на огнеглазых чудовищ, пожирающих младенцев.

О многом говорили они - об обычаях разных племен, об истории мира, об истоках Зла, откуда пошла вражда между нолдор и Владыкой Ангбанда, о Сильмариллах, о славных деяниях и позорных, о жизни и смерти людей и эльфов.

И сказала Халет: "Не хотим мы войны ни с кем, особенно же между людьми. Но коли твой народ придет к нам с добром, мы станем друзьями".

От народа Халет пошли Финрод и Эленхильд в племя Мараха, но в то время затеяли марахи войну с гномами, и часть их предалась злу - они принесли пленного гнома в жертву. Гномы отомстили, и мало осталось людей того племени, и вождь их говорил уклончиво, не желая связать себя изъявлением дружбы.

В другое племя пришли Финрод и Эленхильд. Народ тот звался халоны, а иногда звали их племенем Дунланда. Вождь их, Глен Ахаргеллон, встретил странников неприветливо, и стал говорить об обидах, якобы нанесенным ему Финродом. Король удивился и попробовал рассеять наветы, но вождь был упрям и не желал слушать разумных слов. К тому же настало время священных обрядов халонов, и все племя собралось у святилища.

И удивились эльфы, ибо когда шаман в святилище вопрошал богов и духов, услышали они женский голос, говорящий такие слова: "Не угодны богам кровь и война. Пусть люди племени сеют хлеб и жнут его, пусть женщины рожают детей. Через год боги станут говорить с племенем". А шаман еще долго взывал к небесам и разжег огонь, но выйдя из святилища, сказал людям другое - что богам угоден вождь Глен Ахаргеллон, что племя благословлено и удача будет сопутствовать воинам. И эльфы не сдержали усмешки.

Тут пришел в пределы халонов Эол Темный с женой своей Арэдэлью и спутницей ее, по имени Элли. Финрод приветствовал его. Вождь же обратился к эльфам с речью, в которой обвинял их в святотатстве и смертельном оскорблении. И сказал тогда Финрод:

- Знай же, что у эльфов не только острые уши, но и острый слух. Сидя у стены святилища, мы слышали иные речи, чем те, которые сказал вам шаман.

И Эленхильд повторила то, что сказал женский голос. Вождь еще сильнее разгневался, и стал грозить им. Тогда Эленхильд сказала:

- О ваэл-башриш Глен Ахаргеллон! Знай же, что мы с тобой понимаем друг друга не потому, что говорим на одном языке - ибо мы не знаем наречия халонов, - а потому, что эльфы наделены способностью понимать всех живущих, и государь мой Финрод - более других. Вот и сейчас я говорю с тобой не столь словами, сколь сердцем. Может, шаман ваш просто не слышал того, что слышали мы? Может, мы не слышали того, что слышал он?

Вождь все же продолжал обвинять эльфов в злом умысле. И тогда сказал Эол Темный:

- Ты обвиняешь короля Финрода во лжи, но может статься, это шаман лжет, и тогда да будет он лишен благосклонности богов! Ибо мы знаем, кто праотец лжи, и владения его - на севере.

И другие обидные слова говорил Эол, и гордость халонов была оскорблена. Финрод же, увидев, как оборачивается дело, сказал:

- Прости Эолу его слова, вождь. Будь мудр и великодушен. Мы покинем земли твоего народа, ибо вижу - сейчас не время для бесед, и гроза готова разразиться. Но бойся тени, затмевающей сердца злым гневом!

Вождь ответил ему презрительными словами и угрозами, и тогда сказала Эленхильд:

- Запомни, вождь халонов, мы, эльфы, бессмертны. Когда уйдешь ты, и уйдет твой сын, и твой внук, мы придем снова - и, может статься, лучше поймем друг друга.

Эол же не удержался от резких слов. И воины халонов взялись за копья. Эол приготовился к бою, но Финрод стал убеждать его и халонов не проливать крови. И по большей части увещевания его были для Эола. Тот выслушал его и сказал:

- Знай, вождь, что отныне ты должен молиться денно и нощно за Финрода, короля Нарготронда, ибо сейчас он спас твою жизнь и жизни твоих воинов.

С тем эльфы покинули земли халонов, и вместе с Беором направились в его владения. Однако воины халонов шли следом за ними, горя местью Эолу.

И снова едва не пролилась кровь, но Финрод перемолвился словами с Эолом, и в тот же миг Эол взмахнул рукой, и три храбрейших воина, которые были к нему ближе всего, с дикими воплями бросились бежать, не в силах справиться с охватившим их ужасом. Эол же отступил в сторону и исчез. Финрод сказал слова заклятия, и стал невидим, и с ним - Арэдэль и Элли. Перед халонами остались лишь Эленхильд, да Беор, опирающийся на свой посох. В гневе и смятении халоны ушли.

Однако халоны не оставили мести, и вскоре настигли и убили Эола Темного, и Маэглин сын Эола поклялся мстить халонам, так что еще долго тлела вражда, и Глен Ахаргеллон и другие воины были убиты. Воистину, семена вражды приносят горькие плоды!

А Финрод и Эленхильд пришли к народу Беора и долго говорили с ними. И Беор решил послать в Нарготронд своих внуков, дабы там научились они искусствам эльфов.

И собрался Финрод возвращаться назад, на запад, где готова была разразиться война. Но, видать, не судьба была ему встретить гибель в сражении, в пылу битвы.

Ибо пришли к людям народа Беора посланцы Ангбанда, два человека на двух драконах, и стали звать его в черную твердыню, суля власть и богатство. Беор не спешил отвечать им, ибо узрел уже, какими путями движется тень. Эленхильд, чуя неладное, просила Финрода уйти незаметно - сама она не могла этого сделать, ибо не владела такими чарами, но Финрод отказался уйти один. Сделать же невидимыми их обоих он уже не мог, ибо чары эти лишь недавно творил он ради Эола. Посланцы же, увидев эльфов, стали приглашать в Ангбанд и их - мы, мол, доставим вас туда живыми и невредимыми, не бойтесь. Неравны были силы, ибо хоть и был меч Финрода закален особым образом и мог нанести дракону смертельные удары, но невозможно одному сражаться с четырьмя, у Эленхильд же не было иного оружия, кроме кинжала, подаренного ей Арэдэлью. Потому когда в разгар спора пришли туда гномы - сам Балин, государь Белегоста, и пять его воинов, в крепкой броне, с большими щитами, окованными железом, обратился к нему Финрод, прося помощи. Балин долго размышлял. И тогда воззвала к нему Эленхильд, прося защиты, ибо боялась она плена. Но гномы не пожелали вмешаться, и тогда Эленхильд воскликнула:

- Найдется ли у вас копье для меня, ибо тогда я хотя бы погибну не одна! А ты, сын Дарина, еще будешь слезно рыдать, вспоминая, как мы просили помощи твоей, а ты отказал!

Но копий у гномов не было.

Беор пытался уберечь гостей своих от плена или гибели, но что могли сделать копья и мечи людей с двумя чудовищами! И Финрод решил уйти от поселения беорингов, дабы они не пострадали, а там - положиться на судьбу и удачу.

Но удача оставила его, и едва он взялся за меч, как огнем своим сжег дракон ему правую руку, и король упал наземь, как мертвый. Эленхильд, увидев это, бросилась бежать, но воины погнались за ней, и дракон хвостом ударил ее по ногам, и она упала без сознания. И так доставили их в Ангбанд, и бросили наземь пред Морготом и военачальниками его. Моргот был доволен и наградил своих слуг, потом призвал Гортхаура, и тот исцелил пленников.

        Далее речь пойдет у нас о Финроде.
        В старинном сказании говорится: 
        Взяли живым    по веленью Моргота 
        Владыку гордого,    наземь повергли. 
        Увлекли его в темные    чертоги подземные, 
        В тайные пещеры,   темницы адовы, 
        К престолу Моргота    его швырнули. 
        Ярость душила   душу Моргота, 
        Замыслил он злое,   узревши Финрода, 
        Что скованным, несломленным    стоял средь демонов. 
        Воспомнил злобный,   что слабыми мнят 
        Эльфы людей,   и что только предательством 
        Можно осилить   силу тайную, 
        Что крепко хранит   Тириона сынов. 

        - Неужто это   сам Финрод бесстрашный,
        Стойкий как сталь,   стоит предо мною, 
        Взятый живым,   как трус побежденный? 
        Знаешь меня ты?   Знаешь, что ждет 
        В Ангбанд попавшего?   Пытка жестокая, 
        Бичи и когти    балрогов огненных. 

        - Знаю, о Моргот.   Зная, сражался,
        Ран не страшась.   Не страшусь я и ныне, - 
        Финрод ответил.   Ухмыльнулся Моргот: 

        - Страх ты почувствуешь,   пламя почуяв,
        И балрогов бичи,   боль беспощадную. 
        Но можешь уменьшить,   если желаешь, 
        Страданья, что вынесть    тебе суждено. 
        Узнай у пленных    из племени проклятого, 
        Что томятся в оковах,  как их сразить 
        Оружьем и пламенем,   врага уничтожить. 
        Прикинься их другом,   преданным в горе, 
        Войди в их души   и выведай мысли; 
        Открой мне всю правду   - и узы тройные 
        Велю с тебя снять   и на волю отправлю. 

        - Надеешься ты   напрасно, о Моргот, -
        Не стану орудьем   предательства подлого. 
        Ни клятв, ни обетов ты   не хранил вовеки - 
        Ищи в другом месте   себе предателей. 

        - Безумен ты, эльф,   моей мощи противясь.
        Стонать тебе в цепях,   пренебрегая 
        Моею милостью,   под ударами жгучими 
        Безжалостных балрогов.   Но богатство великое, 
        Сокровища, за сотни   столетий собранные, 
        Храню я, и немалой   награда будет - 
        Довольно злата,   чтоб Змея насытить. 

        - Зовешься ты мудрым    - как же не знаешь,
        Что на смертельного    смотришь врага, 
        Моргот проклятый?   Полно хвалиться 
        Тем, что похитил ты   у Трех Народов. 
        Презираю тебя   и твои повеленья. 

        - Храбр ты, смотрю я.  Хвастовство награжу, -
        Сказал Моргот с хохотом.   - Будь же по-твоему: 
        Но не прогневайся,  коль не понравятся 
        Тебе мои деянья.   Видеть ты их будешь, 
        Отвести не в силах   несчастье черное. 

        Вывели Финрода   к Тангородриму,
        Туда, где гора   разрывает тучи, 
        На пик высокий,   что над Хитлумом высится. 
        К скале высокой   его приковали 
        Нерушимыми узами,   оковами крепкими. 
        И Зла Властелин,   злобно смеясь, 
        Черною тучею,   чарами крепкими 
        Разум эльфа    и волю опутал, 
        В рабство его   обратить пытаясь. 
        И рек ему Моргот,  исполнившись злобы: 
        "Руки ты лишился -    раны такой никто не излечит, 
        Оружья тебе     не держать уже в битве, 
        Ни молота в кузне,   ни арфы в застолье. 
        Нет крепче цепей,   чем такое увечье. 
        Пусть нолдор    на помощь орлов призывают 
        И станет ценою    свободы твоей 
        Вторая рука.    Вот уж выкуп на славу! 
        А плена избегнешь -    от воли моей 
        Тебе не укрыться,    ты станешь рабом мне!" 

После приказал Моргот послать к сыновьям Феанора гонца с оскорбительным посланием, в коем приглашал он Маэдроса прийти полюбоваться на родича и обещал не чинить ему зла, а коль пожелают другие - пусть заплатят звонким золотом. И Маэдрос пришел. Увидев, что сотворил Моргот, исполнился он гнева и жалости, ибо эти двое братьев были дружны между собой, но ничем не мог теперь Маэдрос помочь Финроду. И даже перемолвится словом не дали им - едва шагнул Маэдрос к брату своему, как слуги Врага оттащили его прочь, и счастье их, что был Маэдрос безоружен. А слуги Врага осыпали эльфийских князей оскорблениями,

 

        И пламенем вспыхнула   ярость безумная 
        В сердце, израненном   горестью давней; 
        Гневом распалился   за слово обидное, 
        За муки брата.   Местью пылало 
        Сердце Маэдроса.   Сталью меча своего 
        Он поклялся    отмстить поруганье. 

Однако войско эльфов не могло сравниться с мощью Ангбанда, и ничего не могли поделать они, а союзники и друзья говорили: "Это не наша война".

Но пришли в Ангбанд посланцы владычицы Халет и просили за Финрода. И пришел Беор Старый - просить о нем. И стали говорить среди людей: "Вот, одною рукою щедро дары раздает Владыка Ангбанда, другою же - разит друзей наших. Недоброе учинил он над королем эльфов. Не потому ли так жестоко обошелся с ним, что тот говорил нам иное, чем его посланцы?"

Однако Моргот был неумолим и лишь посмеялся над просьбами людей. "Он посмел оскорбить моих собратьев-валар, - сказал он. - Так что я лишь вершу заслуженное возмездие".

        И насмехался он над эльфами: 
 
        "Воина столь доблестного   недостойна столь жалкая 
        Участь - за то он   несет наказанье, 
        Что верен был    друзьям неверным - 
        Не стремятся они   отмстить его муки 
        Иль свободу вернуть   своему сородичу; 
        В тени укрывшись,   от страха трясутся, 
        Бегут без оглядки,   забыв о союзнике - 
        Он же, несчастный,   томится в оковах, 
        Заточенью вечному    обреченный. 
        Пред волей моей     подобный тростинке, 
        Рабом моим станет    гордый властитель!" 
        Много несчастных   зрели Финрода, 
        Много слез пролили   о том, кто не плакал. 

Отчаянья полна была душа Финрода, ибо не видел он спасения. Мог он чарами разбить оковы - ждали внизу его острые камни, от страданий избавили бы смертью. Мог бы вынести тяжкие муки, ибо эльфы сильны. Но душа его не избегла б тени, не нашла бы пути в Чертоги Мандоса, в царстве теней, в рабстве у Моргота навечно осталась бы.

 

        Но не отворил он уст,   в молчанье сомкнутых, 
        Для мольбы иль жалоб. 
        Эленхильд же -    в темнице стенала 
        В кандалах тяжких,   в железных наручниках. 
        То ли спала она,   то ль без сознания, 
        В забытьи лежала,   тьмой опоенная; 
        Не слышала шепота;    надежды не ведала, 
        Ни отчаянья тяжкого   страшных снов - 
        Нету исхода   несчастным пленникам! 

О, кто не изведал неволи, не знает всей глубины отчаянья, сокрушающего сердца, но не знает он и крепости сердца своего, ибо сильным душам ведома надежда во тьме отчаяния, и как бы мала она ни была, не отвергают ее. Не была Эленхильд сильна ни духом, ни телом, и не видала Истинного Света, кроме как в короне Моргота. И в кромешной тьме возносила она молитвы к валар, о спасении от Тьмы умоляя их. Но нкакая сила не могла сравниться с мощью Моргота, и не было ей ответа. Внезапно встрепенулось ее сердце, и услышала она голос - не слухом, но сердцем, - и был то голос Финрода. Слов не разобрала она, лишь надежду, что приходит на краю отчаянья, и воспряла духом. Тогда вспыхнул перед мысленным взором ее свет, ясный и чистый - прекраснее света Сильмариллов, прозрачней лунных лучей, ярче сияния дня. И подумалось ей - вот таким был Свет Незапятнанный, которого нет более. И свет тот угас, и сердце сказало ей, что эльфийский король мертв.

 

        Молвила Эленхильд   слово прощальное: 
        "Ступай ныне, Финрод,   на пиршество долгое, 
        К горе белоснежной,   в чертоги безвременные, 
        Где боги пируют,   купола златые 
        Над морем сияют..."    Голос прервался, 
        Но высохли слезы   в глазах, обожженных 
        Пламенем боли,   что в сердце пылала. 
        Ум ее снова    помутился от горя, 
        Разум затмился   неистовым гневом. 
        "Моргот, будь проклят!   Мрачный владыка, 
        Месть моя будет   малой и слабой - 
        Лишь поношенье,   что сложено скальдом. 
        В песнях издревле   о том поется, 
        Что слово прочнее   стали холодной, 
        Но ведаю я,  что меня не избавит 
        Оно от судьбы,  от участи горестной, 
        Не даст мне свободы   и сил не прибавит, 
        Чтоб вырваться к свету  из мрака темницы!" 

И сказала тогда Эленхильд нид, песнь поношенья, против Владыки Ангбанда. Одно желание горело в душе ее - вырваться из мрака темницы. Но силы оставили ее, и она упала без чувств.

 

                Руки корявые 
                Жадно стяжали 
                Нолдор красу, 
                Феанора творенье. 
                Орков родитель, 
                С ужалившей Древа 
                Ложе делил ты, 
                Дары же зажилил. 


                Воеводитель, воссел ты на троне, 
                Чтоб править с престола покоем осады. 
                Ныне позор на тебя призываю! 
                Сим призываю я глемти и глиди, 
                к ним - боканахов и бананахов, 
                и демонов прочих, бледных и козловидных. 
                Да будешь ты проклят, Моргот! 
 

На рассвете же пришли стражи проведать пленницу, и увидели, что она мертва. Умерла же она от чумы, которую вызвал ее нид и ее жажда отмщения.

 

        Пред Мертвых Владыкой   предстала Эленхильд, 
        Законовластному   она поведала 
        Несчастья многие   нолдор отважных, 
        И вопросила    о жребии Финрода. 
        Было ей речено:   "Благ его жребий, 
        Ныне в сияньи   увенчан он славой, 
        Но не вернется   боле к живущим. 
        Судеб Владыка    отныне не властен 
        Над судьбою    Финрода Светлого. 
        Славу стяжал он    великой победой, 
        Противостал он    Моргота мощи, 
        В бездне обрел он    благую надежду".

И сказано было ей - вот, из рода смертных была твоя мать, но отец твой - эльф. Выбрать предстоит Эленхильд судьбу - с эльфами ли остаться в пределах Арды, дорогой ли людей уйти.

 

        Молвила Эленхильд:  "Мраком укрыты 
        Смертные Земли,   меркнут там звезды. 
        Кровью горячей   окрашены реки 
        Слезы текут,   волн морских солонее. 
        Исхода нету   Изгнанникам-нолдор, 
        Нету и смертным  Надежды светлой".

Эленхильд избрала судьбу эльфа. И изрек Владыка Судеб свой приговор - вернуться ей в Средиземье и говорить о Надежде для эльфов и смертных. "Иди и свидетельствуй," - рек Намо Мандос.

Се - свидетельство.

Маэдрос отправился в странствие на восток и там повстречал племя марахов. Были марахи народом немногочисленным, но воинственным, и Маэдрос почел за благо заключить с ними союз. Но того он не знал, что это племя предалось Тьме и приносило кровавые жертвы.

Гномы Белегоста объявили марахам кровную месть, ибо те убили гномских купцов. Когда гномы пришли к ним с войною, марахи укрылись в селении халадинов клана Рыси. С теми гномы не воевать не хотели, а потому собрались уходить. И тогда Магор, сын Мараха, схватил лук и выстрелил в спину царю Белегоста. Доспех гнома был крепок, и стрела не пронзила его, но гномы разъярились и началась битва. В ней пали почти все воины марахов, и лишь малая часть халадинов осталась в живых. Узнав, что убиты воины клана Рыси, гномы опечалились и погребли их с почетом.

Финрод решил построить тайные чертоги, подобные блистательному Менегроту. Поселение это назвали Нарготрондом, и часть эльфов из Минас-Тирита переселилась туда, хотя ворота не были еще готовы.

Сам же Финрод отправился на восток, как о том повествуется в "Повести о Финроде". И долго не было о нем вестей. тем временем Саурон хитростью проведал о Нарготронде, и послал войско разрушить его, пока не построены еще крепкие ворота. Невелико было войско эльфов, и пришлось им оставить Нарготронд. Тогда погиб Ородрет, и в Минас-Тирите, где вновь собрался весь народ Финрода, правил наместник Гельмир, отважный воитель.

А Саурон послел другое войско, дабы взять штурмом Минас-Тирит и открыть дорогу в Белерианд ордам орков. Минас-Тирит был могучей крепостью, и орки устрашились штурмовать белые стены. Они пронюхали, что есть подземный ход, ведущий в крепость, и решили пробраться по нему. И вот все орочье войско вошло в длинный подземный ход, и, выставив копья, укрывшись за щитами, шли они. Эльфы же, увидев это, встали у выхода и ждали их. А было в крепости воинов впятеро меньше, чем напавших. И когда все орки вошли в тоннель, Гельмир обрушил своды его, и все войско Саурона было там погребено. Прознав об этом, Саурон пришел в ярость и поклялся отомстить жестоко, а все эльфы радовались.

Халоны убили Эола Темного, ибо он оскорбил их гордость. От того убийства пошла долгая распря, ибо Маэглин, сын Эола, поклялся отомстить.

Балин, узбад Белегоста, собрал в подземных своих чертогах искусных певцов и музыкантов на празднество и состязание, дабы возрадовались сердца, омраченные бедствиями войны. Были там люди многих племен и эльфы из Оссирианда.

 

        В светлых чертогах   веселое празднество 
        Длилось, и смех   звенел под сводами. 
        То балладой печальной,  то напевом неистовым 
        Менестрели чудесные,   что песни могучие 
        Сплетали дивно,  сердца хранили 
        От черных предчувствий. 

Когда стало известно эльфам Белерианда, как погиб Финрод, исполнились они печали и гнева. Ибо вопрошали властителей менестрели: "Что ж сидели вы, сложа руки, когда родич ваш был пленен, а народ его сражался с врагами жестокими? Одна лишь Аредель отважилась отпеть его, а вы допустили, что и поныне нет ему достойного погребенья". А Балин, владыка Белегоста, рыдал и рвал бороду, и проклинал свою алчность. Ибо не стали гномы задерживаться, чтобы помочь Финроду из-за того, что спешили по торговым делам.

Тогда вновь собрались эльфийские воины. Так поется в древнем сказаньи:

 

        Так вновь в лесах    война пробудилась 
        С врагами эльфов.    Страшились недруги, 
        Пенье рогов   эльфов-охотников 
        Заслышав в дебрях   и долинах скалистых. 
        Сверкали клинки    и луки звенели, 
        Стрелы из теней    стремились, крылатые - 
        Не было пощады   исчадьям тьмы, 
        Даже в Ангбанде   орки дрожали. 
 

На полуострове, выдающемся в море, стояла подвластная Морготу крепость. Держали орки, коих звали вицингами по имени их предводителя. На них и пошли эльфы войною.

Однако к оркам пришел некий посланник из Ангбанда и принес снадобье, которое вызывало страшную болезнь. Многие эльфы ею заболели, но лекаря быстро распознали болезнь и исцелили всех. Вицингов победили, но победа эта далась дорогой ценой.

Лориэль, владычица эльфов Митрима, отправилась с малым отрядом на север, и вызвала на колдовской поединок Гортхаура Майя - ради отмщенья за гибель Финрода. Но Гортхаур был искусней в песнях, и Лориэль погибла.

Вскоре после того пришел в Митрим некий странник, прекрасный обликом. Назвался он мастером и знатоком преданий, и эльфы приняли его в своем поселении. Того не знали они, что пришел к ним сам Гортхаур, слуга Моргота. Он же оборотился волком и убил многих.

Во владениях Маглора собрались менестрели и сказители многих племен - эльфов, и гномов, и людей, и решили объединиться в братство, дабы сохранить и передать предания, и чтобы уберечь знания среди войн и гибели.

           Звенела арфа,
           Пламя пылало,    поленья сосновые 
           Трещали весело    посреди стана. 
           Радость зажглась   в сердцах товарищей 
           Средь темени черной    чащобы лесной. 
           И внезапно звонкая   песнь взлетела - 
           Деревья внимали,   вздымаясь над станом - 
           Песнь о разоренье    царства богов, 
           О страданьях нолдор    во льдах Хэлькараксэ, 
           О Битве-под-Звездами,   и сынов Феаноровых 
           Клятве нерушимой.   Воспряли сердцами: 
           "Пусть наши обеты   вотще не звучат! 
           Обет принесем мы,   как те семь вождей, 
           Что вечно пребудет,    подобно чистейшим 
           Снегам Таниквэтиль,   сияющим в небе!" 
           Струны пели   сталью и серебром, 
           Слова сплетались   в звенящие строки. 
           Изрекли они клятву,    что скрепляет навеки, 
           Пребывает вечно   верности залогом, 
           Братства, нерушимого    ни страхом, ни смертью. 
           "Славы достойное - славить, 
           О подвигах песни слагать, 
           Дурные дела порицать, 
           Правду от лжи отделять." 

То были темные времена. Так говорится в сказаньях:

        Час роковой   народа нолдор 
        Близок уж был,   и быстро множилась 
        Орков орда,   воинство адово. 
        По землям севера   Гламхот рассеялись, 
        Грабежом и пожаром   разоряли земли 
        Немногих, кто пред Морготом   не преклонился, 
        Иль вдоль границ    Дорломина бродили, 
        Мрачных тех чащ,  что зовутся Хитлумом. 
        Горы отрезали   смертных от эльфов. 
        Даже отважный   редко захаживал 
        Далеко на север,   и леса переполнились 
        Войсками Ангбанда,   волками и орками - 
        Враги бродили   вокруг Дориата; 
        Лишь волшебство   королевы Мелиан 
        Спасало от гибели    Сокрытый народ. 

И вот настал день битвы, и двинулись несметные полчища тесниною Сириона на крепость Минас Тирит. Балроги шли с воинством тем, и драконы, и волколаки. Сам Моргот покинул Ангбанд и вел войско. Эльфы же укрыли женщин и детей на острове Балар и изготовились к битве.

Когда враги разбили ворота, подошла подмога. Вышли на бой сыновья Феанора, и с ними пришли Тингол с воинами Дориата и дочь его, Лучиэнь. Чарами пыталась она остановить Моргота, но велика была его сила, и не устояла она, и пала без чувств.

Много славных подвигов было тогда свершено, и многие погибли. Ибо дракон спалил пламенем Маглора, и Тингола, и Эрэйниона, сына Фингона. Минас-Тирит был захвачен, и Саурон занял его. И стала крепость зваться Тол-ин-Гаурхот, Остров Оборотней.

Говорится в "Повести о падении Минас-Тирита", что уже когда крепость была захвачена, на башне оставался воин, именем Эранар, сведущий в чарах. И доколе оставались стрелы в его колчане и мог он поражать врагов огнем, не могли орки приблизиться к башне. Когда же был он сражен черною стрелой, слетел с небес орел и унес его в Гондолин, где исцелился он от ран. Потом испросил Эранар у короля Тургона позволения покинуть Сокрытый Град и вернуться к своему нарроду. И Тургон позволил ему это.

И назвали ту битву Нирнаэт Арноэдиад, Битвой Бессчетных Слез, ибо пали в ней многие эльфийские властители, и цвет эльдар увял. Опустошены были земли, и не было мира нигде во всем Белерианде.

А еще сказали сыновьям Феанора вестники из племени марахов, что-де халадины с орками торгуют и дружат, а одна из женщин их родила детей самому Гортхауру. Тогда пошли феаноринги войною на халадинов, и убили многих. То было недостойным деянием, ибо сами марахи и родичи их ульфанги предались Тьме, а халадины мало знали, ибо никто, кроме Финрода, не приходил к ним, чтобы поведать правду о Враге и деяниях его. Посему в неведении жили они. Феаноринги же не добавили им любви к эльфам.

И вот Хален-воительница искала мести, и пришла биться с феанорингами, но те обезоружили ее и отдали Эленхильд-сказительнице, которая, как говорится в "Повести о Финроде", вернулась из Чертогов Мертвых. Эленхильд же сказала Хален:

 

                Но зачем твой меч    сечет союзников, 
                Светлых эльфов    жизни лишая? 
                Иль ряды поредели   демонов-орков? 
                Иль недруги наши   духом пали, 
                Что отважным не с кем   воинам биться? 
                Иль недруги эльфов -   людям друзья? 
                Предашь ли ты клятвы,   что давали люди?" 
 

Хален вернулась к своему племени.

О ту пору решил Маэглин ради перемирия устроить встречу посланцев Ангбанда и эльфийских владык. И снова на торгу сошлись они.

Однако Маэдрос взял с собой туда больше воинов, чем было условлено, а с Морготом были балроги. И не только эльфы Дома Феанора окружили место переговоров, но и гномы, заключившие с ними союз. Тогда Моргот со своей свитой бежал, оставив прикрывать свое бегство одного балрога. Этого балрога убили копьями, которые сыны Феанора отковали из эолова меча, из звездного металла. Но балрог убил Келебримбора, сына Куруфина.

Тут собрались вместе предводители эльфов и гномов, и заключили они меж собой союз, который зовется Союзом Маэдроса. Так поется о той клятве в песне:

 

        Отродья мрака   разить мы будем, 
        Утолим их кровью   горечь изгнанья! 
        Жива наша доблесть,   и слава заслужена, 
        Что завоевали мы   в войнах и битвах! 
 

И двинулось войско к стенам Ангбанда. Гномы принесли с собой чудовищную свою катапульту, и ее снарядами разбили врата. Но едва ворвался туда передовой отряд гномов и нолдор народа Феанора, как рухнул обвал и перекрыл вход. Тогда созвали союзники искусных рудокопов, чтобы расчистить вход.

Первым ворвался во врата Ангбанда Балин, узбад Белегоста. Грозны были гномы в битве, и от боевого их клича содрогнулся на подземном своем троне сам Моргот. Когда же обрушился обвал и оказались они отрезаны от войска, не пали гномы духом, но с утроенной яростью бросились на врагов, и никто не мог устоять перед ними. И вот остались против них только один из балрогов и сам Властелин Ангбанда. Гномы тогда построили из того, что оказалось под рукой, катапульту, и стали стрелять по ним.

Снаружи разразилась страшная гроза и буря, и молнии рвали темное небо в лоскуты. Уже недолго было работать рудокопам, и, опасаясь, что много будет раненых и сраженных черным чародейством, призвали Маэдрос и Карантир эльфийских лекарей и магов. И те собрались, а были среди них Финдуилас, дочь Ородрета, и Артанис, сестра Финрода, Нарвен из Нарготронда, Раэна и Рингнар из Дориата, Энердиль, Алгалас из Оссирианда и иные.

Когда же открыли проход внутрь Ангбанда, первыми ринулись в бой феаноринги. И в этот миг Моргот покинул Ангбанд, а балрог взорвался, и пламя это выжгло все внутри Ангбанда. Эльфы уцелели, потому что не успели еще войти в ворота. Те же, которые уже были там, погибли. А Балин воззвал к Ауле, и волей создателя гномов были трое воинов Белегоста унесены прочь, сам же Балин заплатил за спасение их своею жизнью.

Так окончилась осада Ангбанда, и был владыка его изгнан, а Ангбанд разрушен. Но тем временем Гортхаур Майя вышел из Тол-ин-Гаурхот и занял Маглорову Крепость. А у войска Светлых Сил осталась одна дорога назад в Белерианд - через Маглоров Перевал. И едва оказались первые их ряды поблизости от захваченной врагом крепости, как вышли воины Гортхаура из врат ее и завязался бой.

Тогда собрались владеющие силой чар и воздвигли силой Стихий стену, которая разделила сражающихся и дала эльфам и гномам время построиться в боевые порядки. Но деяние это нелегко далось - и стоило оно жизни Раэне, и на грани гибели оказалась Алгалас.

Но битвы больше не было, и эльфы укрылись в лесах, а гномы в горах.

Хален-воительница из племени халадинов искала мести сынам Феанора, ибо

Время скорби то было и великого плача, ибо бесплодной оказалась великая победа, и одно лишь было утешением - что вернули эльфы Минас-Тирит, и снова взвилось на опаленной пламенем башне лазурное с золотом знамя Дома Финарфина.

Тем временем эльфийское воинство собралось у стен Гондолина, готовясь к новым битвам. Но взлетели в небо крылатые драконы, кои до поры таились в темных пещерах, и открыли, где стоит Сокрытый Град. И сам Моргот прилетел на драконе, и слуги его. Не было спасения от потоков пламени, изливавшихся с неба. Там погиб Тургон, и пали многие отважные воины нолдор.

Горе и плач в сердцах эльдар!

Говорили, что тогда владычица Мелиан пришла в Оссирианд и окружила его завесой, и много собралось в Оссирианде лишенных дома изганников. Эльфы же дома Финарфина под предводительством Эранара пришли к гномам и заключили с ними союз. К союзу тому присоединились эльфы Оссирианда, феаноринги, люди племен Халет и Беора, и, как говорили, даже гордые халоны. Тот союз был назван Последним, ибо Синие Горы были последним рубежом, и последней крепостью Белерианда.

В подземных чертогах собрались перед битвой эльфы, и гномы, и люди:

        Смех там звучал,   и возгласы радости 
        За столом раздавались;   мед лился рекою 
        И светлые вина   Дор-Виниона 
        В златые чаши;   столы ломились 
        От яств несметных;   на стенах пылало, 
        На колоннах каменных,   множество факелов. 
        Веселились эльфы;  менестрели звонко 
        Заводили песни   о Амане безгорестном, 
        О горе Вечноснежной,  гордо вознесшейся - 
        Мир оттуда   обозревают 
        Великие боги,  с берегов беспечальных. 
        Запел о Резне   один в Лебединой 
        Гавани, o черном   проклятье нолдор, 
        И все сидели   и слушали молча; 
        Другой о битвах пел,   о победах, 
        О пораженьях,  слезах и скорби. 
        Смерти в битве  никто не страшился - 
        Ни эльфы, ни гномы,   ни смертные люди. 

И вот настал час Последней Битвы. Реяли по ветру знамена многие: стяг черный, с молотом и наковальней, с семью звездами - знамя Балина, владыки Белегоста, багряное знамя - ногродской дружины, черно-алое - халадинских воителей, лазурное с золотом - Дома Финарфина, черное с серебряной звездою - Дома Феанора. На башнях встали искусные лучники, в доспехи воины облачились. Там же были искусные лекари, барды и менестрели эльфийские. А накануне вознес Балин мольбу Ауле, дабы поставить преграду черному чародейству Моргота, и исполнилось по просьбе его. Чесной битвы жаждали воины - мечи против мечей, стрелы против стрел.

Двинулось воинство Моргота к перевалу, к вратам Ногрода и Белегоста:

 
        Взвыл волколак;   приказ раздался, 
        Как скрежет железа.  Мечи и копья 
        К ветвям взметнулись   чащей густою, 
        Как дикие дебри   царства войны, 
        Бледные лезвия   рассекли сумрак. 
        Как на ветру    клинки качнулись, 
        Как один, склонились,   пока отряды 
        Выходили молча,   шаг отбивая, 
        Из леса мрачного,   из чащ донебесных. 

Поднял руку Моргот и произнес заклятье, но не рухнули стены, и не устрашились воины. Второе заклятье он произнес, и третье - но хранили валар союзников. Тогда помрачнел Моргот, ибо не привык сражаться без чародейства.

Тогда вышли на башню Ногрода эльфийские барды и вызвали на перебранку любого из Черного войска, кто сумеет сложить хоть три строки. И сказала Эленхильд: Воин слов, пора настала Песне светлого металла. Серебро звенящих струн Разобьет молчанье ночи, И волшебство древних рун Нам грядущее пророчит. Слово песни стрел быстрей, Крепкого клинка острей, Больно ранит, метко бьет. Как кузнец мечи кует, Так сказитель песнь слагает, Правит стих и закаляет. Бронзу рифм в горниле плавит - Песнь веселый пир восславит. Льется яростная медь - Боевую песню петь. Злата ясное блистанье - Мудрость древнего преданья. Серебро - звучанье струн И молчанье темных рун. Много минет полных лун С той поры, как мир был юн. Песни в прах развеет время, Но взойдет заклятья семя, Ветер пыль и прах взметнет. И сказитель песнь скует, Из осколков сложит снова Звуки царственного Слова. Бронзу - соснам, медь - горам, Злато - солнечным лесам, Снегу - серебра печаль. Ныне властвует лишь сталь! Стрелы строк теперь остри, Струн тетивы натяни, Слушай, как поет металл. Грозной битвы час настал!

И среди грома битвы песни менестрелей вселяли отвагу в сердца союзников - из Оссирианда, края певцов, были родом Эльфище и Алгалас.

Врата Белегоста были давно завалены, и с Ногродом соединялся он подземным ходом. Огромные тролли разбили ворота Ногрода, и ринулись туда орки - но встретила их стена щитов и могучая катапульта. Тогда ударили с башни Белегоста катапульты, и сильный урон нанесли они врагу. Поднялись в воздух огнедышащие драконы, и пламя их сквозь бойницы сожгло эльфийских лучников на башне Ногрода, как о том поется в песне, сложенной Эльрин (она тоже была там, и погибла в бою):

 

        Близится битва, лучник на башне, 
        Видишь, уже небосклон потемнел. 
        Будь ты трусливым, будь ты бесстрашным - 
        Страх и отвага сгорают в огне. 
 
        Взмахом крыльев вздымает ветер дракон. 
        Против него твои стрелы, лучник, бессильны. 
        Зубы его - как копья, дыханье - огонь, 
        А чешуя прочнее брони мифрильной. 
 
        Зарево встало в полнебосклона - 
        Это леса вековые горят. 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона -
        Злая заря.
 
        Нет нам спасенья, каждый из нас обречен, 
        Только предвидим мы, уходящие в небыль: 
        Сдохнет в руинах нашей башни дракон, 
        Сбитый стрелою меткого лучника с неба. 
 
        Ты не успеешь издать ни стона, 
        Факелом вспыхнешь на миг - и все... 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона 
        Гибель несет. 
 
        В небо взлетает серебряный голос певца, 
        Слышен он даже среди драконьего рева. 
        Что остается нам? Бой вести до конца 
        И уповать, что в огне не сгорает слово. 
 
        Здесь не останется пищи воронам - 
        Кости в золу обращает пламя. 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона, 
        Пламя дракона 
        Камень плавит. 
 
        Тучи пронзи стрелою горящей, 
        Не размыкая обугленных век. 
        Огненным ветром, лучник на башне, 
        Выжжена память в граните навек. 

Бросились орки и тролли, и предатели марахи и ульфанги на шиурм башни Белегоста, но не преуспели, ибо велика доблесть гномов. И вот, понял Моргот, что не взять ему перевала, не одолеть Последнего Союза. Тогда повелел он троллям обрушить склон и завалить перевал.

И вот - после битвы немного осталось у него орков, да и те уже не могли размножаться, как прежде, и не было балрогов, а дракон остался только один, не вошедший еще в силу, да несколько драконьих яиц. Союзники же дивились - неужто Моргот решил, что похоронил их в недрах гор? Ведь много среди них искусных рудокопов, и достаточно припасов в подземных кладовых... И наутро после битвы сложил Эльфище такую песнь:

                        Гномий легион 

                Есть имя у гор, у звезд, у рек и лесов.
                Дать имя всему - древний порядок таков. 
                Мы не нарушим сей непреложный закон - 
                Имя нам - гномий легион. 
 
                За пояс бороды, закатим рукава. 
                Не зря нас жалует добрая молва. 
                Являет миру рукотворный сон 
                За наковальней гномий легион. 
 
                Работа - работой, а война - войной. 
                Молоты на топоры мы меняем порой. 
                Марахи, забудьте про жизнь - ваш жребий решен. 
                Веди, узбад, наш гномий легион! 
 
                Орда под стенами наших крепостей, 
                Ей путь открыт дубинами троллей. 
                Но Враг не пройдет, хоть страшен он и силен - 
                Ворота держит гномий легион. 
 
                Моргот, заткни своих псов, им незачем выть! 
                Ногрод и Белегост будут вечно жить, 
                И чаша полна, и смех кругом, а не стон, 
                И пьет за здравие гномий легион!