Таращась на написанное, вынуждена предупредить: возможно, во всем виновато грамотное продвижение фильма. То есть демонстрация на закрытии ММКФ (если учесть, что открывал фестиваль "Билл-2", мало не кажется), граффити ("Выйти из сумрака!"), постеры на всех без исключениях автомагистралях, трейлеры-тизеры, попискивания Лукьяненко в сети, громыхания Эрнста на страницах серьезных аналитических еженедельных журналов, важные кивания рецензентов важных московских осветителей мира праздности, - все было на месте.
      После такой атаки начинаешь думать, что фильм будет под стать сугубо профессиональному маркетингу, - блокбастером. Первым российским блокбастером, после которого можно будет говорить о возрождении сугубо российского проката и киноиндустрии. Собственно, эти грядущие события Эрнст со продюсерами и пытались заклясть в триумфальных интервью.
      И что же вышло? А вот что:

Ночной позор
("Ночной дозор" реж. Т.Бекмамбетов)

      Сказать, что от текста Лукьяненко остались рожки да ножки - значит ничего не сказать. Лакмусовая бумажка здесь - открывающая фильм сцена с Городецким и ведьмой. Эта же сцена открывает у Лукьяненко "Дневной дозор" - и она, на мой взгляд, одна из лучших во всем цикле.
      Что сделал Бекмамбетов, ваявший окончательный вариант сценария? Ладно, он подставил своего положительного героя, сделав его убийцей-абортажником. Но он (слушайте внимательно!) заменил в деликатной ситуации приворота супруга ЖЕНЩИНУ НА МУЖЧИНУ. Нет, вы когда-нибудь слышали о мужике, который клюнул на объявление из серии "вечный приворот, пожизненная гарантия, потомственная ясновидящая" и поперся к бабке вертать домой загулявшую супругу? Нет, не слышали. Потому что мужики - они, в большинстве своем, в такую магию не веруют, и оттого, бедняжки, блаженны. Легче им живется на свете. На подобный шаг ("подойдешь - убью, сука") способна только отчаявшаяся разъяренная женщина. Каковую и живописал Лукьяненко.
      Подобной отфонарной заменой Бекмамбетов проявил невероятную нечувствительность к материалу под руками. Кроме того, Бекмамбетов снял все, чем Лукьяненко выделялся на фоне остальной килобайтной "фентази": сложные многоходовые, шахматные интриги Гесера и Завулона, которые Гэндальф в The Quest of Erebor называл "паутиной", - а также более или менее правдоподобную, энергетически затратную магию.
      От всего феерического лабиринта совершенно фаулзовских по сложности godgames, когда героя прогоняли через психологический кризис и тем подлинно инициировали, остался только слабый писк Городецкого к Завулону: "Ты это подстроил!" Ответная мноходовка Гесера, давшая "светлым" право на инициацию Светланы, канула в никуда. Если кто хочет уведеть подобный сюжет в добротном, триллерном и профессиональном исполнении, не побрезгуйте фильмом The Recruit (в русском переводе почему-то "Рекрут", хотя он, конечно, "Новобранец"), в котором, кстати, как раз фигурируют столь дорогие сердцу Лукьяненко спецслужбы.
      Магическое взаимодействие в фильме свелось к паре модно-мельтешащих драк, оставив без ответа главный вопрос: а что вообще умеет герой Хабенского? В чем его "инность", скажите пожалуйста?
      Что же явилось на место вычеркнутого? Сюжет про Анакина Скайокера из "Звездных войн" ("Родится великий темный" и т.д.), а с ним - совершенно несвойственные исходному тексту пафосность (у Лукьяненко героя как раз гонят через множественные "не могу" совести, чтобы маленько посбить с него пафосность) и мелодраматичность.
      Заемный сюжетный ход иллюстрирует еще одну трагичную ущербность фильма - он насквозь вторичен, причем и в визуальном плане тоже. Если вычесть образы, заимствованные из "Горца" (костюмное решение воинства Тьмы) и "Блэйда" (мясные туши как вампирский антураж), что останется на трубе? Ах, говорят рецензенты, там, мол, мир реальный, мир ретро, совок как вещный фон фантастических разворотов. Увы, но и тут "вампирская сага" смотрится как список с оригинала, который называется The Breed, -там уже по полной отработали ретро-стиль (печатные машинки, роговые очки, гимнастерки и хаки) как стильную подложку для вамп-жанра. Так что "Горсвет" со старым телефонным аппаратом и прочей хрустальной пепельницей считаться офигительно оригинальным вывертом никак не может.
      Мне действительно трудно понять, что можно ловить в этом фильме человеку, регулярно ходящему в кино. Еще труднее мне понять, какими вампирскими угрозами можно было выбить из критиков эвфемизм "фильм с драматической точки зрения малоубедителен". Это "Ван Хельсинг" малоубедителен с драматической точки зрения. А "Ночной дозор" с этой точки зрения вообще неубедителен. Бекмамбетов сделал из Егора сына Городецкого - это как поднять руки вверх перед задачей грамотно выстроить интригу. Почему в Москве погас свет, понятно - электростанция взорвалась. А почему он потом вот так вот вдруг появился - непонятно. Или ТЭЦ магически как-то так восстановилась, да? И где ритм, где хваленый ритм, который так обещал Эрнст в своих интервью?! Хабенский продвигается к своей мишени так долго, словно у него впереди три серии обещанного ОРТ сериала. Но самый "сильный" момент - это то, что сценаристы потеряли в середине фильма падающий на Москву лайнер. Сначала показывают, как самолетное брюхо сшибает антенны с крыш - а потом про таранящий жилфонд столицы самолет ни слуху ни духу. До самого финала, который ох как не скоро. Каково, а?!
      Впрочем, у фильма есть пара достоинств. На мой взгляд, это несколько действительно смешных гэгов и неплохая игра актеров - к сожалению, для нашей кинопродукции это еще не стартовый уровень, а достоинство.
      Но в целом впечатление остается удручающее. А ведь после "Бумера" и "Возвращения" (я отдаю себе отчет в том, что добротный коммерческий фильм отличается от претенциозно-артхаусного фестивального призераJ ) уже казалось, что можем, когда хотим. Оказалось - показалось.
      Впрочем, есть еще надежда на вполне себе метакинематографический момент в будущем. Я имею в виду заинтересованность Голливуда в римейке "Ночного дозора". Вполне возможно, у нас скоро будет новый матерал для анализа. Знаете, как уже сейчас можно иллюстрировать меру таланта режиссера тем, как Куарон на одном и том же материале обошел Коламбуса и разогнал "Гарри Поттера" до уровня приличного кино, так и римейк "Ночного дозора" покажет, чем настоящий добротно сбацанный блокбастер отличается от натужной попытки его сделать. А пока, видно, рано нам с Голливудом кое-чем меряться. Не выросло... экхм... еще.

      На фоне этого фильма проза Лукьяненко кажется чем-то выдающимся. Впрочем, в ней, на мой взгляд, действительно что-то есть, - а что есть, я сейчас попытаюсь озвучить.

Репортаж из лимба
(цикл "Ночной дозор" Сергея Лукьяненко)

      Самое обидное в том, что в "Дозорах" действительно есть что почитать. Формула художественного счастья здесь выводится из сцены, которой я уже признавалась в любви, - девушка Наталья на кухне у, так сказать, ведьмы vulgaris.
      Чернушное убожество постсоветского быта (штопаное пальтецо, несвежее бельецо, в подъезде нассано, да не кошкой) наконец-то оказывается в самом подходящем для себя календарике потусторонних будней каких-то магических спецназовцев. В самом деле, глядя в раздел объявлений любого журнала, не можешь не думать: неужели нет никого, кто организованно бы разгребал все эти авгиевы конюшни "астралов", "ясновидений", "приворотов" и "снятий порчи"? Тараканье копошение мерзотного коммунального бытия очень удачно рифмуется со жрущим эмоциональные помои синим мохом, удушливый архитектурный трэш "панелек" - с населенными вампирами подворотнями, а полнейшая разруха в головах потерявшихся граждан - с конспирологией, в которой вместо жидо-масонов фигурирует группа "иных" в черно-белых купальниках. Конечно, Лукьяненко тут отнюдь не пионер - царство мелкого беса на вонючих кухоньках давно осваивалось Мамлеевым. К тому же, сейчас в мистику наконец-то выбило Петрушевскую, так что грамотный замес инфернальности с повседневностью теперь можно иметь в куда более серьезном, по сравнению с Лукьяненко, стилистическом исполнении, - а самое главное, в гораздо более читабельном - это уже по сравнению с Мамлеевым - виде (я имею в виду роман "Номер один, или В садах других возможностей").
      Тем не менее, у лукьяненковской формулы симпатичности есть еще одно слагаемое - "другое краеведение" Москвы как места всякой силы. И хотя попадания у Лукьяненко вполне предсказуемые (высотка МГУ, Останкинская башня, вообще район ВДНХ с его придурковатой застройкой, - и конечно, метрополитен), Москва такого героя ждет давно, а вместе с Москвой на такое чтение давно настроены и читатели. Импонирует еще и то, что автор старается быть аккуратным при пересечении сюжетных границ и освоении психологических территорий: строя топографию деятельности и сети вовлеченностей своих героев, Лукьяненко тактично - а может, старательно, - держится подальше от всего, что связано с оформленными религиозными ландшафтами типа христианства (ему это, правда, не всегда удается, но об этом далее). Его герои - некрещеные (как Егор), атеисты (Городецкий), либо, по гениальному выражению Слаповского, "поверивающие в Бога" люди (будущий Инквизитор, ведьмы Дневного Дозора), - такие действительно подлежат всякой, но не христианской или какой-либо другой "юрисдикции".
      В пространстве, где действуют Лукьяненковские герои, происходит знакомая по мифам и прочим легендам хоть Древней Греции, хоть древней Ирландии драка между "темными" и "светлыми" - в полном соответствии с требованиями, предъявляемыми системой языческого мифа к своим участникам: "темно"-"светлый" дуализм текуч (чем так офигительно сиды отличаются от фоморов, а хтоническая ипостась Аполлона от "лучеметательной"?), его стороны вполне способны пойти на взаимовыгодное соглашение и сотрудничество (что стоит асам замириться с Хелем, а сидам с фоморами?), и шифрует он не "добро" и "зло", а, как наконец-то додумывается ГОродецкий в конце "Сумеречного дозора", мягких и жестоких пастырей. Человечеству в этой системе отводится роль стада-донора: оно поставляет адептов-Иных, а также служит для Иных всякого цвета подопытным кроликом и пищей. В полном же соответствии с системными требованиями языческого мифа имеет место дележка (мой герой - твой герой) и утилизация человеческого материала, - и в соответствии с теми же требованиями система немезидно-справедливо приводит делящих и делимых в одно и то же место - в Сумрак, где в конце концов угасают жизни Иных и неиных граждан. ОДним словом, репортаж "Дозоров" ведется из лимба с последующим возможным апгрейдом в иные, более глубокие области посмертного прозябания.
      Кстати, глядя на мир "Дозоров", понимаешь, почему конфликт толкиеновского Средиземья - не из языческой, а из христианской картины мира. Камень преткновения здесь - Договор между "темными" и "светлыми". Вы можете себе представить Гэндальфа, заключающего договор с орками: ребят, мы тут чутка над улучшением морали населения поработаем, а за это вы сюда потом наведаетесь, но всех подчистую не режьте, на развод оставьте? Не можете. А ведь в описаниях глобальной драки у Лукьяненко с Толкиеном много общего - в "Дозоре" один из героев даже озвучивает типично толкиеновскую мысль, что делающий правое дело не всегда оказывается чист, важно, что он сражается против тех, кто несет зло. Но вот ведь в чем дело, и вот где вся разница - толкиеновские герои с обслугой "инферно" хлеб не ломали. Поэтому Толкиен вполне в рамках христианской картины мира дает им право надеяться на свет в конце туннеля - а героям Лукьяненко, действующим во вполне языческом пространстве, вполне последовательно в такой надежде отказано. Из Аида, как известно, к свету не ведет ни один туннель.
      В результате у Лукьяненко выходит эдакий портрет расейского коллективного бессознания, давно заменившего коллективное сознание: охреневшего "богоносца", не верящего ни в бога ни в черта ни даже в коммунистическую партию, зато доверяющего бабкам, сглазам, гороскопам и приметам, ножом и вилкой едят магически разноцветные и в большинстве своем беспринципные личности, - с полного же согласия этого самого богоносца, упивающегося историями про магию, вампиров, моральный релятивизм и заговор личностей, едящих его ножом и вилкой. Ну чем не "русская идея" в литературной упаковке среднего качества?

      С моей точки зрения, у такой книги были все шансы стать культовой. Потому что вышла она в меру злая и в меру пессимистическая, абсолютно конвертируемая с конфессиональной точки зрения (то есть безо всякой религиозной атрибутики), с хорошими интригами и подкупающе реалистичной подложкой для "сверхъестественных" сюжетных вывертов. Кстати, это классический рецепт - по нему уже много лет работает Стивен Кинг, и заметьте - каждый раз выигрывает. Однако так не случилось. Что помешало?
      На мой взгляд, у "Дозоров" есть две больших проблемы.
      Первая. К сожалению, Лукьяненко не москвич - и это чувствуется. Столица ему не открылась - центр прощупан по самым туристским магистралям, не более того. Увы, но "другое краеведение" еще ждет своих настоящих следопытов.
      Кроме того, нелады с Москвой у Лукьяненко перетекают в сферу, для писателя запрещенную, - Лукьяненко оказывается со столицей в социальном, даже лучше сказать - классовом конфликте. Автор "Дозоров" перманентно обижен: на жилье бизнес-класса (понастроили тут роскошных квартир, а где деньги взяли? украли небось...), на "новых русских" (ну что это за реминисценции из анекдотов начала девяностых? такого социального типа больше нет!), которые это жилье населяют (кровопийцы!), ездют в иномарках - причем обитатели иномарок в представлении Лукьяненко почему-то все, как один, в малиновых пиджаках, бритые и бандитообразные - или на "навороченных девятках" (где был редактор, а?! ну объясните человеку, что это четырехколесное изделие российского автопрома в Москве двухтысячного года по определению не может быть "навороченным"), а еще ходют ужинать по ресторанам (опять же, где редактор?! объясните человеку, что "МАгараджа" по московским меркам - не "дорогой ресторан с длинной картой вин", а кабачок средней руки для среднего класса, а карты вин как таковой у него нет вообще, а то, где героиня высматривает себе коктейль, картой вин не называется). ОДним словом, полнейшая социальная дезориентация вкупе с тренированным классовым чутьем старого партайгеноссе. Ощущение остается такое же, как от советских произведений про "заграничную жизнь", в которых незнание энтой самой жизни накладывалась на разоблачительский антикапиталистический пафос.
      Вторая проблема "Дозоров" - это философические излияния. Их так много, что в них утонул "Дневной дозор" - бедная книжка вышла немыслимо заговоренной и нудной. Кроме того, Лукьяненко сам в них запутался, иначе с чего у него такие противоречия: то у него Свет и Тьма - изначальные силы мироздания, то "одинакова фигня"; то маги Книгу Судьбы переписывают, то судьбы, оказывается, не существует; а самое главное, если изначальных сил только две (свет и тьма), то что такое сумрак, который порождает зеркало?! Вообще, глядя на все это безобразие, я начинаю подозревать, что хотя свет, тьма и сумрак - очень понятные оптические метафоры, разложить их на внятную философию невозможно (свет и тьма куда ни шло, но вот сумрак...).
      Опять же, я давно начала подозревать еще одну вещь: Логос - его не обманешь, и когда автор пытается объехать Логос на кривой козе, текст начинает мстить противоречиями.
      Ибо главные трудности у Лукьяненко начинаются, когда речь заходит о морально-нравственных раскладах. Сначала автор изображает хороших ребят, то и дело оказывающихся в неоднозначных с моральной точки зрения ситуациях (ими манипулируют, они вынуждены идти на убийство людей, не сделавших лично им ничего плохого, они не могут помочь тем, кому хотели бы помочь), - и терзающихся муками совести вплоть до развоплощения, то есть сознательного ухода из жизни. Эти ребята колбасят других товарищей, видом и образом действий предельно напоминающих гадин. Далее оказывается, что хорошие парни, в принципе, не могут выполнить заявленную своим манифестом цель (поголовное "осветление" человечества), а могут лишь в меру сил ограждать его от отморозков, причем иногда ценой человеческих жертв.
      Как вы думаете, какие выводы делает рупорный герой Лукьяненко из такого расклада? Что гадины - они и есть гадины, потому что посвященного "левой руки", сделавшего своей целью удовлетворение личных эгоистических потребностей, даже могила не исправит, а вот белые маги (т.е. маги, работающие на благо общины) - они все ж таки маленько получше будут, хотя бы потому, что людей защищают? Думаете, Лукьяненко привел героя к этому банальному принципу, на котором, кстати, основано деление на белую и темную магию во всех традиционных системах, включая Каббалу и всякие эзотерические доктрины? Нет! Тысячу раз нет! Для Лукьяненко между теми и другими нет никакой разницы - потому что гадины, оказывается, не такие уж и плохие ребята. У них просто вот такой вот свой путь эволюции. Это, кстати, и называется моральный релятивизм: он вылезает не когда осознается недостаток света и благости у кого-то, кто за эту благость ратует, а когда заявляется, что мерзость может быть оправдана. Нет, что Гесер с сотоварищи не ангел, это из текста понятно. Но также понятно, что он не такая гадина, как Завулон с компанией. А самое главное, из текста остается совершенно непонятно, с какой такой этической точки зрения можно счесть добрым действие ведьмы, приносящей в жертву ребенка или вытравливающей плод у беременной женщины? С точки зрения ограничения рождаемости в Индии, что ли?
      Вот о чем я толкую, когда говорю про противоречия. Мне кажется, что вмазанные в текст декларации автора просто не поддерживаются тем, что он сам в этом тексте написал.
      Но самый швах начинается, когда Лукьяненко во всю эту потустороннюю шахматную партию впутывает Христа, причем провозглашает его "светлым волшебником". Вот это уж точно лишнее, потому что в картине оккультного побоища, нарисованной Лукьяненко, Христу места нет и не может быть: с христианской точки зрения, вся эта языческая система изначально порочна, и "темные" идут по шоссе в ад, а "светлые" - по шоссе в никуда, и хоть вреда от них и поменьше, все равно они ущербные благодетели. С христианской точки зрения, чтобы дать человечеству и самому себе хоть какую-то надежду на "осветление", нужно сойти с шоссе, прекратить завирально мечтать о социальных экспериментах по осчастливанию и прочих реморализациях волшебной силой, и выйти на совершенно другую территорию.
      Любопытно еще и другое: и путь лукьяненковских Светлых (накормим и социального осчастливим человечество), и их договор с Темными, и Инквизицию, как хранительницу тайны Договора и его защитницу, - все это уже изображали. Причем в русской классической литературе. Причем в очень известном тексте. Самое главное, Христос там тоже присутствовал - но совсем не так, как Лукьяненко его себе мыслит. Один русский религиозный философ, комментируя этот текст русской классической литературы, высказывался вот в таком духе:

"коренное зло истории заключается в неправильном соотношении в ней между целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации, и, конечно, никто не может определить, в каких размерах и до каких пор это может быть продолжаемо. Ею раздавлены уже всюду низшие классы, она готовится раздавить первобытные народности, и в воздухе носится иногда идея, что данное живущее поколение людей может быть пожертвовано для блага будущего, для неопределенного числа поколений грядущих. Что-то чудовищное совершается в истории, какой-то призрак охватил и извратил ее: для того, чего никто не видел, чего все ждут только, совершается нечто нестерпимое: человеческое существо, до сих пор вечное средство, бросается уже не единицами, но массами, целыми народами во имя какой-то общей далекой цели, которая еще не показалась ничему живому, о которой мы можем только гадать. И где конец этому, когда же появится человек как цель, которому принесено столько жертв, - это остается никому не известным."

      Бедному Василию Васильевичу Розанову, конечно, в страшном сне не могло присниться, что бросание в топку миллионов людей во имя общей далекой цели типа "блага будущего" будет в романе Лукьяненко не только провозглашено идеологией "светлых" и самым что ни на есть гуманизмом (правда, тут Лукьяненко не пионер, на этой же позиции стоят и Стругацкие с "Трудно быть богом", и вся традиция советского "гуманизма"), - но и путем "светлого волшебника" Христа.
      Пришел бы в некоторое недоумение и автор комментируемого Василием Васильевичем текста. Дело в том, что идею осчастливливания сбитого в накормленное и послушное стадо человечества в этом тексте озвучивает Великий Инквизитор - а Христос сидит перед ним в тюремной камере. Между тем Великий Инквизитор честно признается: "То, что имею сказать Тебе, все Тебе уже известно, я читаю это в глазах Твоих. И я ли скрою от Тебя тайну нашу? Может быть. Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: мы не с Тобой, а с Ним, вот наша тайна!.." Действительно, застраивание человечества на пути к светлой жизни подразумевает договор не с Христом, а с его антиподом.
      Не знаю, имел ли в виду писатель Лукьяненко то, что написал, но мечты Городецкого о величии РОссии, чуть было не купленном живодерским магическим экспериментом, освящение всего этого именем Иисуса, печальные размышления того же Городецкого о тяжком бремени "иного" человека, единственного знающего, в чем правда жизни, а также накрывающий все Сумрак как место всеобщего упокоения, - все это вызывает у меня очень прицельные ассоциации с уже цитированным известным текстом из русской классической литературы.
      Вот монолог Великого Инквизитора, который, на мой взгляд, вполне мог бы произнести Инквизитор из "Дозоров":

"О, мы убедим их, наконец, не гордиться, ибо Ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что смогли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь, как детскую игру, с детскими песнями, хорами, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех; они слабы и бессильны, они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать, как благодетелей, понесших на себе их грехи перед Богом. И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей, все судя по их послушанию, - и они будут нам покоряться с веселием и радостью. Самые мучительные тайны их совести, - все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного...
      И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будут тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла. Тихо умрут они, тихо угаснут во имя Твое, - и за гробом обрящут лишь смерть. Но мы сохраним секрет и для их же счастья будем манить их наградой небесною и вечною. Ибо если б и было что на том свете, то уж, конечно, не для таких, как они".

      Да, конечно, Инквизиция и Иные у Лукьяненко действуют тайно, за кадром, но программа, сдается мне, у них похожая. Вот в такой вот резонанс с "Братьями Карамазовыми" у меня попали "Дозоры".
      Ну, а если отвлечься от озвученных выше несообразностей, жаль, что хорошие задатки "Дозоров" не материализовались во что-то более существенное.

      На этом ваш сумчатый рецензент прощается с вами.

Всегда ваша
Серая Коала  

июль 2004