Когда искатель призрачных высот
в тоске от многоногих ситуаций
вотще изобретает колесо,
он счастлив быть,
а вовсе не казаться.
Вот так же нам предвечный
Бог знаком - не маска,
но реальность на пределе.
В бидонах красных
с красным молоком он суть являет
во все дни недели.
Мир,
что велик в скольженье облаков,
как ножки циркуля,
съезжаясь полюсами,
сгоняет в точку
пять материков,
и точка та звенит перед глазами,
и пухнет смыслом,
и вот-вот взорвет
себя, как протоэмбрион Вселенной.
Кораблик негасимый
поплывет,
чтоб без следа разбиться
о колени
Мессии,
Бога,
тайны мировой,
об книгу
с беспредметными листами
там,
где навис Сатурн над головой
и пахнет адской скверной и котами.
Но прежде чем погибнуть,
опочить
в визжанье скреп
и головокруженье,
он радость душ
воспламенит в ночи,
в победу превративши пораженье,
а непорочной Девы житие
взметнется,
как акафист над пучиной,
и высветит в загадочной земле
и Аннабель,
и смысл ее кончины.
Мы спим,
как в бочках старое вино.
Мы Мидасу подвластны с колыбели.
Но это имя -
как оно должно
склоняться:
Аннабель или Аннабели?
Не странно ли,
как средь земных утрат,
в юдоли той,
где курица не птица,
где Александр выше,
чем Сократ,
и дротику
сиринга подчинится,
не странно ли,
что здесь,
где мрак и тлен,
и Каину вполне подвластен Авель,
здесь
Аннабель
не в прахе,
не в золе -
и здесь не существует,
Постум, правил...
А кто рассказчик?
Кто ее любил
так верно,
что и зависть серафимов
к нему неслась?
Кто он?
Каков он был?
Такой, как Данте?
Или как Любимов?
Его душа избегла и тенет,
и адских мук,
Любовь его хранила.
Кто он тякой?
А, впрочем, смысла нет
и на него растрачивать чернила.
Вернемся к Аннабель.
Она жила
в приморском королевстве.
На Востоке?
На Западе?
На Юге?
Нет числа
сомненьям,
что рождает ум высокий.
Лишь имя - ключ.
Ведь время - канонир
веками в память бьет
прямой наводкой.
Забыто все.
Лишь имена одни
переживают этот срок короткий.
О Аннабель!
Лишь мягкие снега
с тобой сравнятся!
Кроткую пугливость
так смять легко!
До счастья - два шага
И Ли -
как смуглость эллинской оливы.
АНтоним.
АНАЛОГИЯ.
АНтей.
АНизотропный поиск в неизбежность.
Предел АНАгогических путей.
АНАтом, низвергающийся в бездну.
КорАН для всех безумцев и святых,
наследье и залог для доли царской.
ПозНАнье истин,
сложных и простых...
И все же АН -
частица отрицанья.
Так Аннабель,
как Инь,
несет с собой
в сцепленье
собственную противоположность,
как протестант,
идя с иконой в бой,
сам надевает на себя колодки.
(Знал Авраам,
но кто для нас Авраам.
Знал Исаак,
но что для нас Иаков!)
Разделим лучше имя пополам,
сочтем число и смысл заветных знаков.
Вот Анна, как сияние звезды,
И Бель - красавица без состраданья,
Любовь сгорает
превращаясь в дым,
а дыму и глупец не платит дани.
Ведь здесь заключена ее судьба
ТАНАтос мрачнай крыльями трепещет,
пред КоБЕЛем открыты лишь гроба,
а жизнь и счастье -
сломанные вещи.
Жизнь после смерти
есть сплошной пробел.
Хоронят, чтоб покойного унизить.
И только Агнец
с жалобным БЕ-БЕ
гнусавит отходную ЛИтанию.
Так точно схоронили и ее.
НАБЕЛен саван - наволочки вроде.
Сородич знатный расскулил нытье.
А где же раньше
этот был сородич?
И только имя
плакало года,
никем не удостоено ответом:
случилось ЛИ? возможно ЛИ?
когда?
и было ЛИ?
Что вспоминать об этом...
О Анна,
Бель надежда санс мерци
о, что за ветер прилетел?
Откуда?
Зачем гадать?
Я у врача спросил,
и он ответил:
то была простуда.
А все, что дальше, -
хвост событий и
след на воде
кильватерной колонны,
останки незалеченной Любви,
кидающейся в ересь и уклоны.
То признано марксизмом издавна -
Движенье мира неостановимо,
Е на каждый шаг вперед -
своя цена...
При чем же здесь,
простите,
серафимы?
Слова - слова-слова...
Последний путь
надежду обесценившей отваги.
"Ах, день прошедший завтра не вернуть!".
Но есть
и посегодня саркофаги.
Казалось,
разум страсти нипочем.
Но исполины глохнут от досады,
и жизнь
дорогой смерти
бьет ключом,
заленясь,
как химический осадок,
и мысль,
землей рожденная,
ведет
нас к состоянью,
близкому к похмелью:
с любым из нас случится
в свой черед
все то же,
что случилось с Аннабелью.


23 декабря, 1987.

Небо зимнее тучами скручено,
придавивши закатами сны.
В нем шатается бледный, измученный,
неприкаянный серпик луны.


Лунатично хватаясь за выступы,
залезая ползком на холмы,
ночь вершины погасшие, лысые
загоняет ухватами тьмы.


Завывающим воплем прошвырнуты,
извиваясь, ползут в никуда
из туннелей кромешных вырванные
зверомордые поезда.


Незамеченной тенью разорванный,
извергая волнами туман,
хлещет пахнущий рыбой и ворванью,
льды корежащий океан.


Словно терпкой опоена теменью
и туманом ослеплена,
спотыкаясь, плетется к безвременью
в мраке всхрапывающая страна.

Влюбленная монахиня грустна
и, губ не осушив от поцелуя
с самой собою, жертвует, тоскуя,
земле бесценной влаги семена.


В плывущем рое праздничных светил
ничем не отличается подруга
ее ночей. С назначенного круга
вращения им не дано сойти.


Так пусть же остаются неизменны,
пока сияет Солнце во Вселенной
и не сошла на Землю темнота,
маразмы Марксов, Цезарей, тщета,
молитвы Рабиновичей смиренных
и Розенблюмов пылкая мечта.

Стихотворения С.Кошелева были напечатаны в газете "Старый мiръ" (литературно-философское приложение к газете "Челябинский университет"), N 1(6) март, 1991 г.
Из семейного архива О.Неве.