- Хочется чего-то большого и светлого...
              - Возьми слона и покрась его в белый цвет.
                                   Популярная шутка.

Многие люди стосковались по высокому стилю, но боятся в этом признаться. Боятся потому, что нет ничего смешнее, чем возвышенное, над которым смеются. Высокие слова и благородная простота оставлены в удел мыльным операм. Умберто Эко утверждает, что современный образованный человек не может сказать современной образованной женщине "Люблю тебя безумно", потому что это будет похоже на фразу из романа популярной писательницы, а потому прозвучит пошло; он может только сказать: "По выражению имярек, люблю тебя безумно". Это конец. Потому что для следующего, еще более современного человека, даже эта надуманная фраза будет звучать пошло, и ему ничего не останется, как потащить свою возлюбленную в койку безо всяких объяснений. Людям нечем говорить о любви.

Многие критики утверждают, что во "ВК" хороши только сцены с хоббитами; а все гондорские и роханские сцены, взятые как бы из эпоса и рыцарских романов, "чужды" и "натянуты". По этой же причине многие считают "Сильм" второстепенным произведением. А по-моему, все эти сцены удовлетворяют страстное и тайное желание современного человека - тоску по высокому стилю. Герои Толкиена имеют право на высокий стиль, ибо они годятся в герои трагедии: это эльфы и короли Людей. Фразы, которые в устах мистера Джонсона (или мистера Торбинса) звучали бы напыщенно и высокопарно, вполне естественны в устах Феанора, Элронда или Арагорна. Герои Толкиена могут позволить себе говорить просто, пользоваться штампами и стертыми метафорами - они живут в начале времен, и ни одна метафора еще не успела стать стертой. Толкиен пишет так, словно не было сотен писателей, которые писали до него, он не оглядывается на то, что уже было сказано или написано. Даэрон "сдавил горло рукой" - это может быть либо театральный жест провинциального трагика, либо жест из начала времен; после Даэрона было много отвергнутых влюбленных, но он был первым, кто испытал на себе эту горечь утраты и муки ревности, и завидовал счастливому сопернику, томящемуся в черном каземате.