В "Возвращении государя" Фродо Торбинс завершает свой путь, владычество Саурона навсегда низвергнуто, и подходят к концу Третья Эпоха и трилогия Дж. Р. Р. Толкиена "Властелин колец". Трудно назвать другую книгу, о которой мне приходилось бы вести столь яростные споры. Кажется, что нет человека, который относился бы к ней равнодушно: или люди, как и я, считают ее шедевром своего жанра или просто не выносят ее, и я должен признать, что среди самых недоброжелательных из них встречаются те, к чьему мнению о литературе я испытываю глубокое уважение. Некоторые из них могли быть разочарованы первыми сорока страницами первой главы первого тома, в которых повседневная жизнь хоббитов описывается в духе легкой комедии, не являющейся сильной стороной Толкиена. И все же в большинстве случаев корни неприятия много глубже. Могу лишь предположить, что некоторые принципиально не принимают героических приключений и вымышленных миров, подобное, с их точки зрения, не может быть ничем, кроме развлекательного "эскапистского" чтива. То, что такой человек, как мистер Толкиен, английский филолог, преподающий в Оксфорде, оказался способен потратить столько сил на низкопробный по определению жанр, их просто шокирует.

     Сложность создания законченной картины мира заключается в пропасти между субъективной реальностью, собственным жизненным опытом человека и объективной реальностью, его восприятием жизни других людей и окружающего его мира. Жизнь, как я убедился на собственном опыте, это по большому счету бесконечная череда выборов между альтернативами, относящимися к сиюминутным или долговременным целям; можно сказать, что решение, принятое мной, не столь важно для меня, как конфликт мотиваций, искушений и колебаний, в которых оно было рождено. Более того, мое субъективное восприятие времени отражает не циклическое движение вокруг меня, но неповторимую историю необратимых моментов, созданных моими решениями.

     Воплощением подобного опыта будет мог бы стать поход-испытание, в котором достижение цели сопряжено с преодолением более или менее опасных препятствий. Но, глядя на моих ближних, я понимаю нелепость такого подхода. Например, я вижу, что лишь богачи и праздные люди могут позволить себе путешествия, тогда как все остальные вынуждены работать большую часть своей жизни.

     Обе крайности, разумеется, искажают картину. Есть средневековые сказания о героических поисках, вполне заслуживающие критики Эриха Ауэрбаха, данной в книге "Мимесис":

     "Мир рыцарских подвигов - это мир приключений. Он не только состоит из практически непрерывной серии приключений, еще точнее, он не содержит ничего, кроме атрибутов приключения... Кроме подвигов ради славы и ради любви, ничего не происходит в куртуазном мире - и даже эти поступки принадлежат к особому виду: это не ситуации или чувства, которые могут на время исчезнуть, они неразрывно связаны с личностью идеального рыцаря, они часть его сути, так что он ни на минуту не может оказаться без приключения на руках и ни на минуту без любовной интриги... Его подвиги - это схватки с оружием в руках, а не война, потому что они должны быть деяниями, совершенными случайно, что не вписывается ни в одну политически обоснованную канву".

     И еще есть современные "триллеры", в которых соотнесение героев и злодев с современными политическими реалиями угнетающе очевидно. С другой стороны - натуралистические романы, в которых персонажи всего лишь марионетки Судьбы, или скорее автора, с какого-то таинственного уровня свободы управляющего механизмами Судьбы.

     Если, в чем я убежден, мистер Толкиен преуспел больше, чем любой другой автор до него в этом жанре, в использовании традиционных элементов героического поиска, опасного путешествия, волшебного объекта, конфликта между Добром и Злом, удовлетворяя в то же самое время наше чувство исторической и социальной достоверности, то должно быть возможным показать, как он добился этого успеха. Начнём с того, что ни один из его предшественников, насколько мне известно, не создавал столь детально проработанного вымышленного мира и его истории. К тому времени, как читатель заканчивает трилогию, включая приложения к последней части, он знает о толкиеновском Средиземье, его географии, флоре и фауне, его обитателях, их языках, истории и культуре столько же, сколько за пределами своих собственных интересов он знает о реальном мире.

     Мир мистера Толкиена может не быть похожим на наш: в нём, например, живут бессмертные (если их не убить) эльфы, существа, знакомые с добром и злом, но не павшие. Мир отравлен существованием Саурона - воплощения абсолютного зла - и созданий подобных чудовищной паучихе Шелоб, или орков, испорченных настолько, что они находятся за чертой искупления. Но это не просто фантазия, а мир, управляемый законами логики, и ощущение достоверности описанного никогда не покидает читателя.

     Даже Кольцо Всевластья, абсолютное психологическое и физическое оружие, совращающее любого, кто осмелится его использовать - это совершенно правдоподобная гипотеза, из которой следует гражданский долг уничтожить его, чем логически мотивирован квест Фродо.

     Преподносить конфликт между Добром и Злом как войну, в которой, в конечном итоге, победит правая сторона - занятие щекотливое. Наш исторический опыт говорит нам, что физическое могущество и, в большой степени, сила разума морально нейтральны и реально эффективны: в войнах побеждает сильнейшая сторона, справедливо это или нет. В то же время большинство из нас верит в то, что сущность Добра - это любовь и свобода, и поэтому оно не может навязать себя силой без того, чтобы перестать быть добром.

     Сражения, например, Апокалипсиса и "Потеряного рая" тяжелы для восприятия из-за соединения двух несовместимых воплощений Бога: Бога Любви, создающего свободных существ, которые могут отвергнуть его любовь и Бога Всемогущего, которому никто не может противостоять. Мистер Толкиен уступает в сравнении с таким великим писателем как Мильтон, но, в данном случае, он добился успеха там, где Мильтон потерпел неудачу. Как читатели помнят из предыдущих частей, ситуация в Войне за Кольцо следующая: Случай или Провидение отдало Кольцо в руки приверженцев Добра - Элронда, Гэндальфа, Арагорна. Используя его, они могли бы уничтожить Саурона, воплощение зла, но ценой этому станет превращение в его преемника. Если Саурон получит Кольцо, победа его будет немедленной и необратимой, но даже и без него могущество Саурона больше, чем все, что его враги могут противопоставить ему, и потому, если Фродо не удастся уничтожить Кольцо, победа Саурона неизбежна.

     Зло, таким образом, владеет всеми преимуществами, кроме одного - ему не хватает воображения. Добро может представить себе возможность обращения ко злу - отсюда отказ Гэндальфа и Арагорна использовать кольцо, но Зло, избрав отрицание, не может более представить ничего, кроме самого себя. Саурон не может вообразить никаких иных побуждений, кроме жажды власти и боится появления соперника. Когда он узнает, что его враги завладели кольцом, мысль о том, что они могут попытаться уничтожить его, ни разу не приходит ему в голову, и глаз его обращается к Гондору, игнорируя Мордор и Роковую Гору.

     Далее его поклонение власти сопровождается, как это и должно быть, злобой и тягой к жестокости: узнав о попытке Сарумана захватить кольцо для себя, Саурон настолько охвачен гневом, что на два решающих дня он оставляет без внимания донесение о лазутчиках на ступенях Кирит-Унгол, и когда Пиппин по глупости заглядывает в палантир Ортханка, Саурон получает шанс узнать о походе. Его желание захватить Пиппина и вызнать у него правду под пыткой приводит к тому, что он упускает свою драгоценную возможность.

     Требования к мастерству писателя в эпосе таком развернутом, как "Властелин колец", коллосальны и продолжают возрастать с развитием событий - сражения должны становиться более грандиозными, ситуации более критическими, приключения более захватывающими, но я могу сказать только, что мистер Толкиен доказал, что соответствует им. В приложениях перед читателями промелькнут дразнящие воображение описания Второй и Первой эпохи. Эти легенды, как я понимаю, уже написаны, и я надеюсь, что когда издатели выпустят "Властелин колец" в мягком переплете, они не станут держать в ожидании растущую армию поклонников мистера Толкиена слишком долго.

"Нью Йорк Таймс", 22 янв. 1954 г.