- У вас богатое воображение, - с удовольствием сказал Будах. - это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я с удовольствием позанимался бы с вами. А. и Б. Стругацкие, "Трудно быть богом" - Кабы длинные палочки были луки, а короткие - стрелы, я бы и прочел это письмо, - сказал честный Локсли. В.Скотт, "Айвенго" - Вот удивительный рыцарь из Лангедока по имени Хелот, который обучен грамоте... М. Симонс, "Меч и Радуга"

      Разумеется, Хелот был странствующим рыцарем. Ну что для нас эти слова? Мы воспринимаем их через призму "Дон Кихота" и "Янки из Коннектикута..." Или сэра Томаса Мэлори, добросовестного и унылого компилятора, умудрившегося даже в повести о любви Тристана и Изольды главным сделать однообразные рыцарские похождения - все эти сражения с заколдованными чудищами и поединки. Но кто же этот пиковой масти - галка галкой - рыцарь без коня, копья и оруженосца? Вот он появляется перед нами первый раз: злосчастный пленник некоего Хрунгнира Датчанина, давшего "страшную клятву извести тридцать девять рыцарей в память о своей несчастной супруге Лауре, которую изрубил в тридцать девять кусков сексуальный маньяк сэр Брюс Безжалостный".

      Что-то здесь не так, а? Какие в двенадцатом веке сексуальные маньяки? Уж не очередное ли это подражание Марку Твену, костюмированный балаган на манер "Дипломированного чародея"? Да нет. Просто "Сага о Хелоте из Лангедока" не что иное, как современный рыцарский роман. И так же, как в "Парсифале" Вольфрама фон Эшенбаха или в романе сэра Томаса Мэлори, действие его происходит в ином пространстве. Там были Логрия и таинственный лес Броселианд, мир рыцарей и волшебников, прекрасных дам и колдуний. А здесь - Европа средних веков, какой представляют ее любители исторических романов. А как говорят населяющие ее персонажи! "В натуре, экспедиция, поговорим как интеллигент с интеллигентом, боевой товарищ, правила гигиены" - неплохо для времен крестовых походов. Но уж если варить суп в Волшебном Котле, так отчего бы и современных словечек не подсыпать? И не только словечек, но и прямых цитат, и аллюзий. Что из этого принадлежит автору, а что - заслуга преводчика, у меня, честно говоря, нет охоты разбираться, ибо все это - к месту, в меру и стильно. Автор не скрывает современности своих персонажей, одетых в средневековые костюмы. Эта книга - маскарад, в котором участвуют цитаты и лозунги, вероучения и классические герои. Недаром в подзаголовке стоит слово "сага". Не лучше ли было бы последовать традиции и назвать это "роман"? О, нет! Там все смещено и сдвинуто с привычных мест, все показано через призму исторических романов. Это Средневековье, глядящее со страниц Вальтер Скотта и Райдера Хаггарда, Конан Дойля и других, ныне позабытых, романистов...

      ...Но вот мы выяснили, где происходит действие и как зовут главного героя. Но у всякого главного героя, особенно если он рыцарь, должна быть прекрасная дама. Еще должны быть мудрый наставник и верный друг. Ну и враг, конечно же. Да вот беда - прекрасная дама любит другого. А этот другой - лучший друг. И оба они, кажется, совсем не пара рыцарю, потому что один - беглый раб-сарацин, а другая - дочь рабыни. Мудрый наставник и вовсе святой, только вот не в ладах он с матерью нашей Святой Церковью, прячет богопротивные книжки по врачеванию. Правда, если уж вспоминать рыцарские романы, так ведь и в "Парсифале" есть отважный и благородный рыцарь-сарацин, и в "Смерти Артура" Мерлин отнюдь не христианин. А кто же враги?

      Благородный крестоносец Гарсеран де Наварра, отважный рабовладелец, скупой, трусливый и хвастливый? Он же просто дурак - вроде дона Сэра (это ежели кто Стругацких внимательно читал). Или Гай Гисборн, заклятый враг вольных стрелков, усмиряющий бунтующие по весне деревни? Но непредубежденному взору предстает уставший от вечной тайной войны человек, который нежно любит свою сводную сестру Дианору, дочь рабыни, и считает Робина Локсли единственным стоящим парнем. Не годится он во враги, верно? И уж если кто описывается без симпатии, кого не любят почти все персонажи романа - так это тюремщики и всякого рода стражники, наемники и солдатня, да еще те, кто совсем лишен совести - вроде жадных монахов из монастыря Святого Себастьяна.

      А кто друзья? Вот вольные стрелки, классические, можно сказать. Грабят богатых, помогают бедным, пытаются заставить окружающих уважать свою свободу. В смысле, их, окружающих, свободу.

      - Да ты настоящий холуй, - сказал он [Робин - К.Кинн] убежденно, - но я сделаю из тебя свободного человека.

      - Никого еще не удавалось загнать к свободе палками, - сказал Хелот, припомнив одного из античных авторов. И, как всегда, цитата пришлась некстати.

      Но все же странствующий рыцарь становится разбойником - на год. Такова цена выкупа за жизнь юного Греттира Датчанина, освободившего его из темницы, сына того самого Хрунгнира. И ни он сам, ни стрелки не замечают, как становятся нужны друг другу.

      А тот же Греттир, который еще слишком молод - ему всего-то пятнадцатый год, и даже оленя он зарезать не может. Он ищет что-то свое, и никто не может помочь в его поисках - ни Хелот, ни Гай Гисборн, ни призрак прабабушки Бьенпенсанты Злоязычной, именуемой иногда Добронравной. И от тоски по этому неведомому Греттир пьет в компании Гая, и попадает в совсем не героические приключения. Но меняется и он.

      ...Греттир был еще в том возрасте, когда люди поступают соответственно ожиданиям окружающих. И если от мальчика ждать одного только благородства, то он, скорее всего, проявит себя достойным потомком древних датских королей - не реальных, конечно, а из легенд.

      Хелот так и поступает. И оказывается прав.

      А когда он покидает лесных стрелков, и никто не знает куда же делся наш рыцарь, удивительные происходят вещи. В поисках его Греттир наведывается в лесную харчевню, к разбойникам. О чем же говорят гордый, смертельно оскорбленный стрелками рыцарь и разбойники? О Хелоте из Лангедока, которого они все - надо же! - полюбили, и без которого тоскливо. Такие вот друзья у нашего рыцаря. А сам рыцарь?

      Мне двадцать два или двадцать три года, я шляюсь по дорогам этой страны, на чужбине, потому что на родине мне нечего делать. Здесь, впрочем, тоже. Зачем я стараюсь понять людей? Все они либо трусливы, либо жестоки. Интересно, можно ли понять человека, который ни с того ни с сего подбил тебе глаз? Во всяком случае, это было бы по-христиански.

      С этого наш рыцарь начинает свой путь. Ему предстоит еще понять своих нежданных товарищей, подружиться с беглым рабом Алькасаром и безответно полюбить "светлого ангела" Дианору, побывать в чужой личине, да и еще много чего. Пережить обретения и потери.

      Полно, да рыцарь ли он? С мужичьем водится, заступается за кого попало, беглого раба привечает...

      Отец Тук потом ехидничал: "Рыбак рыбака видит издалека... А уж беглый беглого и подавно".

      - Да не беглый монах я! - ругался Хелот, выведенный из себя намеками отца Тука.

      - А кто ты, в таком случае? Кто ты, о юноша, проникнутый духом христианских добродетелей?

      - Я рыцарь.

      И, как всегда, святой отец ему не поверил.

      И что такое "рыцарь"? И какова цель его странствия?

      Зло. Зло гнет нас и ломает, как ему вздумается, оно превращает нас в диких зверей...

      Но не все склоняются перед злом. Зло подчиняет себе души людей, обращает их в рабство, но и ему не удается убить тягу к свободе. Хелоту доведется побывать узником и освободителем, да и все его странствие можно назвать поиском свободы.

      - Скажи-ка, приятель, этот чертов норманн тебе не объяснил, к кому ты попал?

      Алькасар покачал головой.

      - Это неважно, - сказал он. - Всем хозяевам я служил одинаково плохо.

      - Хозяев в лесу нет, - сообщил Робин. - Этот лес мой. И здесь все совершенно свободны... Время от времени приходится объяснять это шерифу и другим непонятливым господам.

      А этот рожденный в рабстве гордится тем, что он отмечен как строптивый: "Попытка к бегству и дерзкое поведение, понял?" Смертельно больной, он ухитряется бежать, чтобы умереть одному, на свободе. И остается непокорным до конца.

      И что такое свобода?

      - У вас в Лангедоке, - задумчиво казал юноша, - был такой поэт, сэр Александр Баллок. Прабабушка читала мне его замечательную канцону, написанную от лица пленного рыцаря. Сэр Александр утверждает, что человек в горе и унижении становится как бы ребенком...

      - Это очень верная мысль, - сказал Хелот, оторвавшись от вина. - Странно, что я не слышал стихов сэра Александра.

      - Скажите тогда, почему этот Алькасар не стал ребенком? Почему ни Гарсеран, ни вы не казались ему всемогущими?

      - Да, это очень верно, - повторил Хелот. - Но сэр Александр не довел свою мысль до конца. Я думаю, с человеком такое происходит лишь в том случае, если он не готовил себя заранее к горю и унижению. - Хелот помолчал немного, собираясь с мыслями. - Рыцарь, вероятно, мог и растеряться, оказавшись за решеткой. Я и сам вел себя не лучшим образом. Другое дело - мой Алькасар. Он беглый раб с большим опытом.

      - Но как можно готовиться к такой участи, как... - Греттир нервно глотнул. - Как соляные копи?

      Хелот криво улыбнулся.

      - Если ставить конечной целью не выжить, а остаться человеком, то можно продержаться где угодно, - сказал он без особой уверенности. - даже на соляных копях.

      - Вы хотите сказать... от всего отказаться? От человеческих привязанностей? От своего дома? От всего?

      - Ты так говоришь, Греттир, как будто это что-то ужасное. По-твоему, бездомность - это жизнь над вечной пропастью?

      - Не знаю... - Греттир будто наяву услышал голос Дианоры и ее песню: "Забудьте колокольный звон и из трубы дымок..."

      - Отец Сульпиций говорит, - добавил Хелот, - что по-настоящему одинокий человек спокоен и счастлив. Зачем ему дом? Зачем ему близкие? Он носит свою родину в себе.

      - А он что, действительно святой, этот отшельник?

      Хелот и сам не раз задавал себе этот вопрос. Он улыбнулся серьезному выражению, которое появилось в светлых глазах Греттира.

      - Да, - сказал Хелот.

      Только не получается у него остаться одному. То вольные стрелки, то Греттир, то упрямый мальчишка Тэм Гили, то драконенок Лохмор... Да и спасет ли одиночество от горя и бедствий?

Всюду беда и утраты. Что тебя ждет впереди? Ставь же свой парус косматый, Меть свои крепкие латы Знаком креста на груди.

      Он так и делает - и ноттингамскому рыцарству предстает тамплиер-крестоносец Хелот. Но ему безумно скучно с рыцарями, рассуждающими о добродетелях дам и лангедокской ереси. Они говорят, словно выскочили из-под пера сэра Томаса Мэлори, пряча за учтивыми речами совсем не рыцарские качества. И по-христиански ли это - ходить в крестовые походы?

      - Мне достоверно известно о том, что многие рыцари Храма предоставляют убежище альбигойцам и даже защищают их с оружием в руках. И уж ни у кого нет сомнений в том, что альбигойцы вступают в ваш орден и занимают там высокие должности. Более того! Я знаю, что в Лангедоке среди высокопоставленных тамплиеров больше альбигойцев, чем католиков.

      - Не знаю, - высокомерно сказал Хелот. - Я не принадлежу к числу высокопоставленных братьев, и семья моя издревле была католической. Не стану отрицать: великий магистр в обращении к папе указывал на то, что настоящие крестовые войны следует вести лишь против сарацинов...

      Еще одна легенда того века - тамплиеры. Таинственный Орден Храма, окутанный дымкой тайны, овеянный жестокой и трагической славой. Даже если и были храмовники такими, как вальтер-скоттовский Бриан де Буагильбер из "Айвенго" или великий магистр из "Ричарда Львиное Сердце", даже если и хотели они править незримо Европой и были надменны, жестоки и богохульны - все же страшный и кровавый конец Ордена Храма оставил прекрасную легенду. И в этой легенде тамплиеры защищали гонимых и помогали страждущим, хранили древние предания и даже причастны были к тайне Святого Грааля. И что такое земной Монсегюр, последний оплот альбигойцев, и небесный Монсальват, обитель Парсифаля и Лоэнгрина, Храм Святого Грааля, как не высокая мечта о свободе духа?

      А может, Хелот и впрямь тамплиер? Чего это он на стрелков так странно ругается? "Вы с ума сошли! В вас демоны вселились! Бегемот и этот... Бафо... не помню, в общем, они!" Это же тамплиеров обвиняли в поклонении демону Бафомету! Может, он воистину рыцарь Храма, того Храма, что "растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно"

      Он не воюет, наш рыцарь. Как и странный сеньер Трауменека, он может сказать:

И у нас говорят о Монфоре,
Но, если б они и позвали меня,
Я под их орифламму не встану...

      Это не по нему. Хелот пойдет своей дорогой, и дорога эта приведет его в мир Аррой, где высокие деревья. Там живут великаны и Первый Народ, тролли и алчные гномы, огнедышащие драконы и одушевленные валуны. Хелот и его спутник, малыш Тэм Гили, попадут из мира людей в мир, созданный беглым каторжником, магом Морганом Мэганом.

      Мы еще встретимся с ними и с обитателями мира Аррой, где высокие деревья, но - потом. Дорога уведет Хелота и оттуда, а куда - он и сам не знает. Свободен тот, кто ничем не связан, и Хелот "хотел бы странствовать налегке. ОДИН." Но снова все меняется, и разве обуза в странствии - верная и преданная душа? Верный Тэм Гили не оставит его.

      Так и не кончатся странствия Хелота из Лангедока. Странный он, и кого-то все время напоминает. Может, Дон Кихота? Только сражается он не с ветряными мельницами, а сам с собой да с тем, что зовем мы злом. А может, благородного дона Румату Эсторского, с его переводом на ируканский "Быть или не быть..."? Да нет, уж слишком оптимист наш Хелот. Нет в нем вселенской скорби полубога и осознания своей миссии. И язвительно-насмешливый святой Сульпиций мало похож на доброго отца Гаука. И отчаянный стрелок Робин Локсли совсем не яростный Арата. А великан Теленн Гвад напоминает, конечно, могучего барона Пампу, но больше в нем сходства с Портосом - из "Двадцати лет спустя". Правда, слишком уж схожи Кира и Дианора, Уно и Тэм Гили... Или я не права? Пусть не обманут вас легкий стиль и нарочитые отклонения от исторической правды. Все это - о нас с вами, о нашем мире, в котором зло гнет и ломает людей, и блаженство кратко, а отчаянье бездонно. Но странствует по миру рыцарь, и неважно, как его зовут - Галахад или Айвенго, Лоэнгрин или Торонгил, Румата или Максим...

      - Может быть, вы дьявол. Может быть, сын бога. Кто вас знает? А может быть, вы человек из могущественных заморских стран: говорят, есть такие... Я даже не пытаюсь заглянуть в пропасть, которая вас извергла. У меня кружится голова, и я чувствую, что впадаю в ересь.

      Но разве это ересь - искать свободы?

      - Кто вы на самом деле, Хелот из Лангедока?

      - Я рыцарь, - произнес он, и было видно, что говорит он чистую правду. - А почему вы спрашиваете?

      - Вы ни на кого не похожи. Колдун? Ясновидящий? Бродяга? Разбойник? Заговорщик? Может быть, вы еретик?

      - Я рыцарь из старой, обедневшей, но почтенной католической семьи, - повторил Хелот. - Все дело в том, что я именно тот, за кого себя выдаю, и совершенно не тот, за кого меня принимают...

      Просто странствующий рыцарь...

Высказать свое мнение и обсудить статью вы можете на специальном форуме