Представьте себе на минутку, что вы никогда не читали Библии и не знакомы с евангельским сюжетом. Нет-нет, эта статья не о христианстве! Просто вообразите, что не знаете, кто такой Иисус Христос, что вам ничего не говорят имена Понтия Пилата и Иуды, а Иерусалим для вас - только точка на политической карте.
     А теперь попытайтесь мысленно "перечитать" "Мастера и Маргариту". Не правда ли, значительная часть романа стала непонятной, просто повисла в воздухе?
     Сходное чувство вызовет роман Стругацких "Отягощенные злом", а "Евангелие от Иисуса" просто окажется скучной книгой о непонятном древнем еврее (правда, мне оно и сейчас кажется таким).
     Авторы этих (и многих других) произведений, вовсе не желали ставить в неловкое положение не слишком просвещенных своих читателей: они просто были убеждены, что сюжет Евангелия известен всем - хотя бы на уровне пословиц, поговорок и дайджестов Библии. И такое предположение не слишком далеко от истины, по крайней мере, для читателей, говорящих на одном из европейских языков.
     Разумеется, к числу сюжетов, практически не нуждающихся в пересказе, относится не только Евангелие. "Герой должен быть один" Олди точно так же базируется легендах о Геракле, известных нам со школьной скамьи, а "Тезея" довольно сложно прочесть, не зная соответствующего мифа. Пожалуй, трилогия Мэри Стюарт о Мерлине находится в таких же отношениях с легендой о Мерлине (хотя Стюарт на всякий случай приводит ее краткий вариант в последнем томе).
     Если вам мало примеров - ищите сами. Основной принцип - автор использует некоторый сюжет (назовем его базовым), и существенную часть произведения составляет именно интерпретация базового сюжета, причем сам базовый сюжет в произведении не пересказывается: автор предполагает, что читатель с ним знаком.
     Ввиду отсутствия подходящего термина (мне он, по крайней мере, не встречался), назову такие произведения сателлитами базового текста.
     Отношение сателлита к базовому тексту есть нечто большее, чем богатый набор аллюзий. Прочитать "Имя розы", не вспоминая Шерлока Холмса, возможно, равно как и "Янки при дворе короля Артура" легко обходится без Мэллори. Сателлит без знания базового сюжета или текста либо не читается вовсе, либо выглядит странно, невнятно, чуть ли не убого. Знаменитая замена имени Кота Камышового (заменяем Галадриэль на Галю и Келеборна на Колю, читаем то, что получилось), иногда применимая к сиквелу, лишает сателлит большей части его достоинств.
     Сателлит отличается и от сиквела (продолжения). Если сиквел отвечает на нетерпеливый вопрос читателя "Что было дальше?", то сателлит посвящен тому "Как это могло выглядеть?", или даже "Что там произошло на самом деле?". Если для продолжений характерно следовать если не стилю, то хотя бы жанру оригинала, то в сателлите, напротив, как правило, меняется и стиль, и жанр.
     Автор сателлита пользуется готовой сюжетной канвой, и вышивает по этой канве. Он может вводит второстепенных (по отношению к базовому тексту) персонажей и дополнительные сюжетные линии - для сателлита они могут быть главными. Сателлит, как правило, не выходит за хронологические рамки базового текста. Сателлит интерпретирует базовый текст - уточняет, конкретизирует, спорит...
     На сателлите нет печати вторичности в плохом смысле - он может оказаться вполне самостоятельным и "серьезным" произведением. Вопрос о том, где сателлиту искать своего читателя, сводится к вопросу, насколько широко известен базовый текст.
     Дневники графини де ла Фэр, стихи о Гамлете или Маргарите (что королеве Марго, что подруге булгаковского Мастера), роман о докторе Фаусте и, пожалуй, даже мемуары вурдалака Альфреда из НИИЧАВО не вызовут недоумения у покупателей в книжном магазине. А вот романтической поэме о принцах Амбера придется искать читателей среди поклонников Желязны.
     Да, господа мои хорошие, я все время говорила о фэнской литературе.
     Остается только добавить, что Толкин уже вошел в школьные программы. А после появления на экранах "Властелина колец" Толкин прочно займет положенное ему место в общеевропейском культурном контексте. Следующее поколение советских людей сможет без словаря прочитать и поэму о Гондоре, и ЧКА. Авторы, трепещите - граница пройдет не между "фэнской" и "нефэнской" литературой, а между литературой и макулатурой.
     PS. Сергей Qковлев утверждает, что копирайт на использование термина "сателлит" именно в этом значении принадлежит Мише Дагаеву. Не помню, но верю.

Мой бедный друг, тусовочный поэт,
Ужель так тяжек твой грешок невинный?
Мол, ты поешь не кудри Магдалины,
Не Фауста угрюмый кабинет.

Ужель за то подвержен ты сомненью,
Что уравнял Изольду с Лучиэнью?
Не в том ли, друг, великая вина,
Что Морготом зовется Сатана?

Твой миф седыми мхами не оброс,
Развалин Нарготронда не откроет
Безумец, что искал руины Трои...
Но "рыть или не рыть" - не тот вопрос,

Что мифу запретит существованье.
Ему - твоя любовь, твое дыханье,
Твои стихи. Не вижу в том угрозы
Старинным мифам, бедный мой поэт.
И все же роза остается розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет.