Привет и поклон, Эленхильд!

       Вот тебе письмо второе - о правилах игры. Когда я допишу первое - не знаю.

       Помнишь ту весьма сумбурную статью Элхэ о смерти фэндома? Когда я ее читала и перечитывала, пытаясь уловить логику... хм... логики там не было. Зато сей плохо структурированный крик души навел меня на забавную мысль.
       Сама Элхэ, один из двух авторов самого новаторского апокрифа к Толкину, говорит о том, что существуют вещи, в подобных апокрифах недопустимые. Правда, никакого разумного объяснения сему факту она не приводит, а в соседних абзацах привычно ругает Канон, столь же непостижимый, как и Не-Свет с Не-тьмой...
       Однако ж, я с ней отчасти согласна. Профессор в голубых тонах, как у леди Эарнур, кажется несколько неуместным. Хотя мифическому Канону это реальности не добавляет.
       В свете вышеизложенного, а также с дальней мыслью об оправдании примул и маргариток, попробую порассуждать о природе этой уместности и неуместности, равно как и о том, что мне видится на месте злополучного Канона.
       Для меня "ардынские" апокрифы всегда разделялись на две большие группы. Подобно аспринским драконам, привязанным и непривязанным, околотолкиновское творчество подразделялось на "вписанное" и "невписанное". "Хроники деяний элдар и атани", бродячие сюжеты о безумии Маглора и о возрождении Финрода в разнообразных изложениях, брилевский Берен, повести Тук-Брендибэк, множество стихов, да и сама ЧКА во всех трех вариантах - "вписанные". (Хотя ЧКА попала в этот перечень весьма необычным способом). А вот "Отражение Х", "Лэйхоквента", опусы Перумова и Еськова, и ворох других прозаических текстов - "невписанные". (Пусть авторы не обижаются на меня за попадание в тот или иной список - разделение практически не имеет отношения к художественным достоинствам текста).
       "Привязанный" текст отличается тем, что мог бы существовать в виде текста в толкиновской Арде.
       Заметь, речь идет не о точности изложения событий, не о допустимости авторской позиции, и опять-таки, не о художественных достоинствах. Лишь о "совместимости" текста с другими текстами по некоторому хитрому критерию. И, без сомнения, мое разделение текстов весьма субъективно.
       Дальше я приведу, практически без доказательств, некую модель, которая кажется мне достаточно правдоподобной. Для доказательства мне не хватит ни времени, ни сил, ни, тем более, гуманитарных знаний. Что выросло, то выросло, не нравится - не ешь.
       Профессорская Арда изначально существует как корпус текстов, описывающих некую реальность. И, хотя Толкин имеет авторское право знать "самую заднюю" истину об описываемой им реальности, он с самого начала допускает наличие текстов, различных по достоверности, информативности, стилю и так далее. Существует совсем немного текстов с максимально возможной, "внутренней" для Арды, достоверностью - может быть, Айнулиндале (хотя, как мы говорили, Айнулиндале - метафора, со всеми оговорками, характерными для таких развернутых метафор), и Статут Финве и Мириэль.
       Почти все тексты об Арде создаются именно как "внутренние" тексты Арды, со свойственными историческим источникам поправками на менталитет, традицию, стилистические особенности, свойственные той или иной культуре и времени. "Внешних" по отношению к Арде текстов у Толкина почти нет (исключая письма. Но там, на мой взгляд, он высказывается не как создатель, а как исследователь Арды).
       Как следствие, корпус текстов, имеющих отношение к Арде, изначально "плюралистичен" в определенных пределах: события описываются в различных вариантах, с разной степенью детализации, а временами тексты расходятся даже в фактах. При этом все варианты описаний одного и того же события имеют право существовать одновременно! В самом деле, Лейтиан не отменяет и не перечеркивает сказку про принца котов. Ну и что, что Берен там нолдо, Тху - кот, а Даэрон - брат Лучиэнь. Ведь всякому ясно по стилю, что это сказка, и грамотный филолог или историк без труда объяснит, почему и как она могла возникнуть.
       Таким образом, Толкин предоставил полигон и задал правила филологической игры "Опиши Арду", в которую сам играл всю жизнь. Эта игра остается притягательной до сих пор, и в нее радостно включаются все новые и новые поколения апокрифистов.

       Теперь можно поговорить и о правилах игры. Мне кажется, что первыми, кто их угадал и применил в полной мере, оказались Ниэннах и Иллет. Благодаря тому, что они следовали этим правилам во всех трех книгах, все три варианта ЧКА сейчас "существуют" в качестве текстов Арды (третий - "Книга Борондира" из "Исповеди стража").
       Правил немного, и они достаточно просты, хотя для того, чтобы им следовать, нужно приложить изрядные усилия.
       Первое правило - бережное отношение к фактам. В Арде существуют факты достоверные и непреложные: резня в Алквалондэ была, Берен и Лучиэнь добыли Сильмарилл, остров Нуменор затонул. От них не отвертишься. Есть события и явления, изложенные в нескольких различных вариантах - здесь автор апокрифа имеет право выбирать. В принципе, апокрифист имеет право придумать свою собственную версию развития сюжета или описать события, нигде не упомянутые. Но при этом ему следует весьма четко свести концы с концами, позаботившись, в частности, об объяснении, почему общеизвестная версия события расходится с "локально подлинной". В частности, упоминающееся в ЧКА падение несчастного майа со скалы вполне допустимо - в "мифологичных" текстах Толкина есть подобный эпизод.
       Впрочем, с этим правилом справляются многие. Кажется, даже Еськов. Перумова на это не хватило - ну и сильмарилл с ним, с беднягой...
       Второе правило еще проще - у "ардынского" текста должен быть автор. Совершенно необязательно, чтобы он был четко и однозначно назван. Достаточно того, чтобы можно было строить небезосновательные предположения о его личности. В этом смысле эльфы, присутствующие на собраниях Валар, ничуть не хуже, чем Элендил, собственноручно записавший "Акаллабет". Но, безусловно, ни один обрывок текста на Арде не возник из воздуха - каждый был кем-то записан, у каждого события должен быть свидетель или "изобретатель" (если речь идет о мифах, мистификациях и художественных текстах). И, разумеется, автор этот не может существовать вне культурного контекста. Для автора или рассказчика, если текст записан с чужих слов, подразумеваются принадлежность к той или иной расе, эпохе, культуре, а также (в тех текстах, где это имеет значение), полу и возрасту. У автора есть биография, родственные связи, политические убеждения - их не обязательно прописывать, но полезно иметь ввиду.
       Необходимо учитывать, что "поток сознания героя", достаточно поздний литературный прием, подразумевает художественный текст и автора, осознающего свое авторство.
       Разумеется, от личности автора зависит и стиль изложения. В этом смысле меня заметно раздражали "Дневники Маэдроса" из первого издания ЧКА, по счастью, исчезнувшие из второго. Я не смогла придумать, кто и когда мог описать Маэдроса таким образом.
       Особую благодарность хочу выразить Иллет за изящный анализ авторства текстов "Черной книги", приведенный в "Исповеди стража". Он не только прояснил множество туманных для меня моментов, но еще лучше "вписал" ЧКА в Арду, позволяя говорить о датировке текстов.
       Кстати, немало приятных минут мне принесли раздумья о "внутренних" авторах "Верных" и "Карибэли". Но об этом - в другой раз.
       Правило третье мне кажется наиболее замечательным и самым сложным в исполнении. Пишу наугад, потому что настоящего доказательства построить не могу. Правило узнаваемости подразумевает, что всякий "ардынский" текст должен оставлять впечатление чего-то знакомого и достаточно древнего. Толкин достигает этого одним и тем же приемом, который следует взять на вооружение современным апокрифистам - он организует отсылки к тем или иным реалиям земной культуры. Это может быть отсылка к типичному сюжету (заколдованное сокровище, драконоборчество), стилистическое подражание мифу или хронике, упоминание исторических деталей. При этом Профессор не делает "винигрета" из культур - каждое "ардынское" сообщество имеет один-два исторических аналога, но не более. Разумеется, Толкин не слепо копирует прототип - ему достаточно некоторого сходства, которое оставляет у читателя чувство узнавания, а заодно дает ему возможность самостоятельно, по аналогии достраивать недостающие детали.
       Автор, пытающийся досочинить на Арде новую, самостоятельную культуру, просто обязан следовать правилу третьему, иначе изобретенная им реалия окажется тусклой и чужеродной по сравнению с народами, описанными Толкином.
       В ЧКА (что поделать, на данный момент это лучший из прозаических "вписанных" апокрифов) эльфов Тьмы делает реалистичной легкая "восточнинка". Не будь у эллери Ахэ подробно разработанных календарей, символики и очаровательных коротких нерифмованных стихов - кто бы в них поверил? Мне кажется, что библейские цитаты в книге играют (в том числе и) такую же роль.
       Кстати говоря, в неисполнении третьего правила кроется причина "невписанности" Еськова. Он отсылает читателя ко вполне узнаваемой культуре, но, увы, культуре вполне современной. Хорошо это или плохо, не знаю, но, по-моему, Гондор конца Третьей - начала Четвертой эпохи гораздо более архаичен, чем то, что описывается в "Последнем кольценосце". Нестыковочка вышла-с.

       Правила, кажется, закончились. Остаются мелкие, разрозненные комментарии.
       Об избыточности. "Один заявил, что терминология необходима для антуража, а другой - что она создает колорит." Родословные, календари, описания гербов и оружия, хроники и другие "нехудожественные" источники похоже, необязательны, но крайне полезны. По вышеупомянутой причине.
       О перекрестных ссылках в "ардынских" текстах. По-моему, они должны быть, хотя бы и неявные. Отсылка к текстам Профессора придает реалистичность апокрифу. А упоминание свежеиспеченного "первоисточника" или персонажа в текстах других авторов "привязывает" к Арде "первоисточник" или персонажа. Короче, "возьмемся за руки, друзья".
       О "бродячих сюжетах"... Ладно. Остальное - в другой раз. Напиши мне, о чем я забыла.
       Кончаю... Страшно перечесть.